После прогулки по морозному воздуху открытые пальцы рук у подполковника слегка подмерзли и в тепле покалывают. Он пошевелил ими, разгоняя кровь и возвращая привычную упругую гибкость – дома балуется, десятикопеечные монеты тремя пальцами гнет. Кому ни предлагал – никто так не может. Но замерзшими пальцами монету не согнуть. Надо в дополнение к этим перчаткам для небоевой обстановки обзавестись обычными, только размером побольше. Впрочем, может быть, и не надо. Если быстро завершат операцию по захвату Меченого, то вскоре уже отправятся домой.
      Разин дождался, когда Ростовцев опорожнит, а потом и ополоснет командирскую кружку. Ростовцев человек аккуратный. Порядок любит даже в чужом хозяйстве.
      Капитанский чай подполковник не пьет. Жидковат для его натуры. И, ожидая окончания капитанского чаепития, не снял кипящий, армейского образца пятилитровый чайник с электроплитки, позволив ему продолжить истеричное гудение мятыми алюминиевыми боками. И только потом положил прямо в кружку стабильные две чайные ложки чая и залил кипятком. Сахар Разин традиционно презирает. Не сынок маменькин. Как обычно, поставил кружку на блюдечко посреди стола. И новый пар, поднимаясь клубами, показал близкую к минусовой температуру штабного помещения. Печка-буржуйка на группу выделена всего одна. Ее приладили на подобранный где-то металлический лист под окном за стеной – труба выходит в форточку в комнате, которую назвали казармой, невзирая на то, что казарма не имеет ни одной кровати. Матрацы, правда, есть. Без постельного белья. Спят на бушлатах. Рука вместо подушки. И так – уже третью неделю. Обычная командировка.
      Офицеры группы привыкли спать урывками. Любая надобность – они в готовности. На зов собрались сразу. Даже Парамоша не сел на корточки и не прислонился к стене. И глаза держит открытыми. За сорок минут в лежачем положении он успел почти выспаться. Это маршевая норма.
      Дверь в казарму осталась открытой. Оттуда потекло сонливое тепло. Обдало командира привычным необжитым бытом и другими характерными армейскими запахами.
      – Австрияки выезжают немедленно? – с образцовой мрачностью поинтересовался майор Паутов причиной подъема и прикрыл тяжелой ладонью рот. Зевнул почти вежливо. – Идем в преследование?
      Подполковник отцепил от пояса кобуру «стечкина». Положил пистолет на стол поверх карты. Жест, показывающий отсутствие оперативной необходимости в спешке.
      – Ага... – понял Паутов. – Значит, не идем в преследование...
      – Австрияки взяли паузу до утра. На раздумья. Я просил определиться до шести. Они решили, что вставать рано для здоровья вредно. Назначили мне свидание на семь ноль-ноль. Думаю, на реальное время, они уже согласны.
      – Долго уговаривал? – поинтересовался Паутов.
      – Я красноречиво сказал несколько слов. Господин Кеслер понятливый.
      – Сильно не бил?
      На это подполковник не нашел нужным ответить. Хотя за собой знает черту характера: нужно было бы для дела, и кулаком приложиться не постеснялся бы. Невзирая на национальность и социальное положение. Даже на политическое.
      Повернулся через плечо:
      – Толя, докладывай...
      Капитан Ростовцев шагнул к столу с картой, как к университетской кафедре.
      – Поскольку вы неразумно доверили мне роль дежурного, мне ничего не оставалось делать, как сидеть и раздумывать о предстоящей операции. И потому я пришел к плачевному выводу, что вы в жестокости своей душевной собираетесь заморить голодом несчастных заложников, угодивших в лапы злобного лесного волка Батухана Дзагоева.
      – Ага... Я тоже об этом думал... – сказал Паутов.
      – И я, – добавил Парамоша. – Не «расколятся» они и не сдадут базу. Резона им нет...
      – Не ври, ты спал, – майор Парамоше поверить не захотел.
      – Я и во сне думать умею. И даже слышу во сне, как вы, товарищ майор, храпите...
      – Не ври...
      – Так это ж я во сне... – Парамоша расплылся в довольной улыбке. Они с Паутовым часто посылают друг другу словесные уколы и радуются каждой удачной, к месту произнесенной фразе.
      – Отставить! – спокойно приказал Разин.
      Храпеть во сне для спецназовца – смертный грех, хуже предательства. Тренировки по отучению от храпа основываются на жестком включении контроля со стороны подсознания. Храп – это профнепригодность!
      – Ближе к делу. Шутки спрячьте до утра. Толя, продолжай...
      – Первое, следует перепутать его подготовленные планы. Действия «по обстановке» у боевиков, как правило, получаются немного хуже. Если командир договорится с австрияками, мы сдвинем место расположения амбулатории на окраину села. Там есть достаточно подходящая площадка. Нас устраивает по всем параметрам. И рядом с дорогой. Это – оправдание: удобно.
      – Я договорюсь. Как обосновать необходимость?
      – Если располагать палатки амбулатории в центре Асамгов, в перестрелке будут жертвы среди мирных жителей.
      – Резонно, – Разин слушает не моргая. – Лекари это поймут. Обоснование для нас?
      – Первое. Меченый может прикрыться мирными жителями и уйдет через их сады. Путаница, неразбериха. Мы можем его потерять, – теперь уже, включившись в доклад, Ростовцев говорит так, как обычно говорит сам командир – рублеными короткими фразами. Такая речь в группе стала почти узаконенной формой делового общения, а совсем не подражанием. При неделовом общении речь другая. У каждого своя. – Нам же необходимо заставить его уходить только единственной тропой. Где его будут «провожать». Второе. Исходя из первого, нам важна сторона подхода! Желательно увидеть, откуда он прибудет. Необходимо выяснить хотя бы направление. Карта саму тропу определит. И тогда мы можем перекрыть ему дорогу.
      – Какими силами? – Майор Паутов вдумывается в сказанное. Он не противоречит. Он размышляет по ходу доклада. – Если привлечем посторонних, это станет заметно. Ни солдатам, ни ментам я не верю. Не умеют работать. Выдадут себя на сутки раньше появления на месте. Бестолочи. Кроме того, зачем? Тогда просто: действовать сразу на поражение – и задача будет выполнена. В плане ликвидации. О спасении заложников пусть думают, как им и положено, поисковики. И не надо огород городить...
      – Согласен, – Разин опять подтягивает перчатки. Пальцы уже согрелись, и кисть хочет чувствовать свою силу. – Смысла в блокировке не вижу. Продолжай, Толя...
      – О блокировке я сказал как о возможном варианте. На непредвиденный случай, который может случайно случиться. Классика – «случайный случай случайно случился»... Пока этот вариант оставим. Но в голове его держать будем. Рассматриваем само появление Батухана. Следует исходить из сил, которые может реально выставить Меченый...
      – Следует исходить... У него до пятнадцати боевиков.
      – Хотя бы пару человек он обязан оставить на базе. Рядом с заложниками.
      – Почему именно пару? Они там что, дрова колоть собрались или сексом заниматься? Будем брать худший для нас вариант. Меченый оставляет на базе одного человека, – предложил Парамоша. – Так нам сподручнее ориентироваться. Меньше их будет – нам легче. А будет больше, чем ждали, возни больше, чем «очень хочется»...
      Ростовцев согласно закивал.
      – Пусть так. Приходит четырнадцать человек. Рассчитывают, что с лекарями прибыло четыре мента. На сопротивление не надеются. Местные менты правила знают и сдают оружие сразу. За это их только пинают, но не расстреливают.
      – Не так все просто, – не согласился майор. – Боевики не подойдут всей толпой. Расставят посты. Хотя бы с двух сторон дороги. Дзагоев не глуп. И осторожность соблюдает. Мало ли – какой-то БТР залетный...
      – Правильно, – согласен и Разин. – Остается двенадцать человек. – Я бы на месте Батухана выставил пару снайперов на удобных точках. Прикрытие никогда не помешает. Парамоша, мотай на ус...
      Парамоша в группе один из снайперов. Старший пары. Второй снайпер – лейтенант Паша Сокольников, молчит как всегда. Слушает. Многие его за немого принимают и пожимают плечами – как может немтырь служить в спецназе? Но Паша отвечает только тогда, когда его прямо спрашивают, и при этом спрашивают о деле, а не болтают, как обычно бывает с Парамошей. Тем не менее пара у них сработанная .
      – Меченый так и сделает. Значит, десять боевиков против четырех ментов. Им почти не страшно...
      – Чего им бояться. Менты должны быть под прицелом снайперов. Любая активность наказуема. И будут под прицелом, если Парамоша с Пашей не обеспечат им безопасность. Они Парамошу очень попросят. Потому что ментами, как Парамоша после моей подсказки догадается, будем мы, – майор Паутов не простил своего приснившегося храпа старшему лейтенанту. И отвечает по-своему.
      Ростовцев выслушал дополнения.
      – Я продолжаю... Задача – уничтожить или захватить основную часть отряда боевиков. Самого Меченого и еще одного выпустить.
      – Зачем двоих? – Парамоша не понял. – Двое уйдут, это для них возможность создать новый отряд... Один уйдет – это позор. Сбежал, бросил товарищей... За таким человеком никто не пойдет! Пусть Меченый погуляет... Где гарантия, что мы его сможем провести до конца?
      – За двумя следить легче. Провожать их вплоть до пещеры с заложниками.
      Парамоша опять не успокоился.
      – И вообще Меченого лучше на месте положить. От греха подальше. Отпустить двух рядовых членов банды.
      Ростовцев отрицательно покачал головой:
      – По слухам, Дзагоев готовится уходить за границу надолго. Естественно, уходить он собирается не с пустыми руками. Я не думаю, что Батухан всем показал, где прячет деньги. Другие не знают его тайника. Они не пойдут в пещеру. Просто в горах спрячутся. Или даже разбредутся в разные стороны. Меченый же пойдет в пещеру. И от себя второго не отпустит.
      – Все верно, – согласился Разин. – Продолжай...
      – Наша раскладка сил. Четыре человека в милицейской форме. Два снайпера на подстраховке. Это против десяти боевиков. Плюс – неожиданный поворот ситуации. Должны справиться.
      – Справимся, – подполковник категоричен.
      – С удовольствием... – мрачно добавляет Паутов.
      – Три человека контролируют тропы и определяют направление, откуда банда придет. Во время разборки трое соединяются в отряд и выходят на тропу, где отслеживают передвижение Дзагоева. Вернее, не отслеживают, а идут с опережением, потому что направление к тому времени мы уже определим. Я предполагаю вот эту сторону, – показал капитан на карту.
      – Почему?
      – Там самые малонаселенные места. Меньше вероятности для случайного взгляда. К тому же склон горы лесистый. Не просматривается с вертолета. Меченый это должен иметь в виду.
      – Принимается.
      – Там три тропы. Пока четверо «ментов» и снайперы разбираются с основной группой, трое разведчиков концентрируются на нужном направлении и производят предварительный осмотр троп. Поиск следов. В направлении, которое я предполагаю, три тропы. Можно успеть осмотреть и выделить единственную. Дальше – движение на опережение. И постоянная связь с командиром.
      – Прокол! – Майор Паутов поднял палец, как поднимал его раньше командир. – Выпустили пару постовых на дороге.
      – Нет. Мы с командиром это обсуждали. Постовых доверим своим снайперам. Посты не могут быть далеко. Их следует снять аккуратно, не подпуская к основному театру. И до того как все начнется.
      Майор согласно кивнул.
      – Принято? – спросил подполковник общее мнение.
      – Принято, – за всех ответил Парамоша.
      – Теперь дополнения. Слушаю всех...

      Шерхан любит брата.
      И случись что, всегда готов прийти на помощь ему, старшему и более сильному. По-своему сильному. Сам Шерхан имеет силу власти и хитрость, знает, когда следует воспользоваться коварством. Батухан имеет силу оружия и отвагу, но тоже умеет делать засады. Что в данном случае сильнее – неизвестно. Но случись что-то, Шерхан всегда готов прийти на помощь. Всегда. Ему нравится так думать. От этого он сам себе кажется лучше и сильнее.
      Брат наконец-то отпустил его плечи из своих загрубевших рук. Шерхан сел за стол сбоку, между братом и мамой, как и полагается младшему, хотя в этом доме хозяин он, и сейчас старший брат сидит на его обычном месте в торце стола. Дом мамы и дом брата в Асамгах. Наверное, уже совсем дом разграбили. Батухан неподалеку обитает. Всегда вернуться может. Впрочем, если не посмели открыто, то потихоньку, ночами, наверняка все тащат. Такое время и такой народ...
      Пауза в разговоре затянулась.
      – Мои где? – спросил наконец Шерхан, хотя знал, что его жена Батухана недолюбливает и всегда говорит открыто о том, что старший брат не только свою жизнь погубил, но и младшему жить мешает. Самому Батухану говорит в лицо. Не любят они друг друга. Но отвечать женщине брат считает ниже своего достоинства. Ее это еще больше оскорбляет. Бату, когда приходит, не видит ее, Гульчахра, когда он приходит, не выходит из комнаты.
      – У себя, – сказала мама. – Я не велела им выходить, – и мягко оправдалась: – Мало ли что скажут дети... Шрам Бату где-то вспомнят... Могут заподозрить. Это повредит тебе.
      Батухан громко и горько усмехнулся:
      – Успокойтесь... Я, брат, больше вредить тебе не буду. И спать ты будешь спокойнее, и совещание тебе проводить не помешаю. Даже помочь могу. Если конкуренты донимать будут... В Турции связь устойчивая, не то что у нас... Я буду тебе позванивать. Редко. Чтобы никто не подумал о тебе плохо. И ты мне звони. Я понимаю, что такое работа во власти. Когда тебя со всех сторон шакалы окружают, плачут и плачут , и съесть пытаются. Позвони, я приму меры оттуда. Скажу кому следует, шакалов усмирят.
      – Ты не собираешься возвращаться?
      Против желания в голосе Шерхана прозвучала неприкрытая надежда. Он сам почувствовал это. И Батухан почувствовал. И опять усмехнулся. Горько. С затаенной обидой, которую человек старается в себе подавить, внутрь загнать, чтобы не слышать голос разума. Но он хорошо, слишком хорошо помнит детство брата, помнит себя в то время, уже почти взрослого. Он тоже любит брата и прощает ему естественное чувство самосохранения. Мама уже рассказала о политических амбициях Шерхана. Много раз рассказывала. О великих планах. Сам по характеру откровенный лидер, Бату брата одобрил.
      К власти следует стремиться, если ты сильный мужчина. За власть следует бороться. Разные есть пути. Какой предпочтет младший брат – это его дело.
      – На что ты можешь претендовать в правительстве? – вместо ответа на вопрос задал Батухан свой.
      – Я ни на что не претендую в правительстве. Премьера Москва ставит. Чтобы президента контролировать. Мне это неинтересно. Мое время придет чуть позже.
      – Шер, ты хочешь стать президентом?
      – Нынешний президент нужен только сейчас. Он не только служитель Аллаха, он еще и воин. Жесткая рука. Но положение стабилизируется...
      – Оно никогда не стабилизируется.
      – Это я знаю. Оно не стабилизируется полностью. Но все же стабилизируется до определенного уровня.
      – Пусть так. Пусть наступит стабилизация. Определенная...
      – И тогда нужен будет не воин, а строитель.
      – То есть Шерхан Дзагоев.
      – Да.
      – И у тебя есть для этого силы?
      – Я собираю для этого силы. Я собираю мнения. И отношение людей. Репутацию. Это очень важно.
      Бату задумался на несколько секунд.