– Басаргин предпочел быть серьезным. – Джабраил Алхазуров желает не просто усилить составом чеченский рэкет в России. У него свои конкретные планы, в которых он хочет использовать амнистию как прикрытие. Что мы должны предпринять? Основная задача естественна. Необходимо отыскать Алхазурова, поскольку сам он амнистии не подлежит... Или хотя бы его следы. Проконтролировать все его связи, взять под пристальное наблюдение весь район, где он имеет влияние. Отыскать тех, кто с ним был наиболее тесно связан. Работы, я понимаю, на целую правоохранительную систему. И потому действовать нам придется в открытую со всеми возможными заинтересованными структурами.
– Да, я уже подготовил материал для Астахова, – сообщил Доктор Смерть, хорошо понимающий, с кем предстоит сотрудничать в первую очередь.
Генерал Астахов из штаба «Альфы» давно уже сотрудничал с интерполовцами и в обмене информацией, и в оперативной деятельности. И инициатива Доктора выглядела естественной.
– Позвони ему предварительно, – посоветовал Басаргин.
– Зачем? – не понял Доктор.
– Я подозреваю, что из НЦБ материал тоже перешлют, если еще не переслали. Ни к чему дублировать.
Доктор Смерть пожал плечами, словно горы пошевелил, по памяти набрал номер и тут же включил на аппарате спикерфон, чтобы разговор был слышен всем. Генерал ответил сразу, через определитель сообразив, кто звонит:
– Слушаю вас внимательно, Виктор Юрьевич.
– Вечер добрый, Владимир Васильевич. Давно не виделись... Собираюсь вот вам переправить некое послание из Лиона... Должно вас, кажется, заинтересовать...
– Если это касается Омара Рахматуллы, то можете не стараться, нам уже переслали из НЦБ. Они сработали оперативнее вас.
– Рад не стараться, товарищ генерал. – Доктор Смерть ответил почти по-уставному, и это вызвало общую улыбку.
– С Рахматуллой все ясно, только добраться до него мы пока возможности не имеем в отличие от ваших коллег в Лионе, которые почему-то не торопят события. Что касается второго человека... Я как раз отправляю фотографии второго человека в поиск по картотеке.
Доктор Смерть обрадовался возможности быть полезным.
– А в этом, товарищ генерал, можете не стараться вы. Мы второго уже опознали. Это один из сподвижников Басаева, некий Джабраил Алхазуров, то ли пианист, то ли гармонист, не знаю точно, но что террорист, ручаюсь...
– Известное имя... Тогда я сразу запрашиваю досье на него. Вам тоже хотелось бы заглянуть в это досье? Полагаю, ваш звонок вызван именно этой просьбой?
– Вы очень проницательны, товарищ генерал, – быстро сориентировался Доктор Смерть, хотя раньше запрашивать досье в «Альфе» вроде бы никто не собирался.
– Я перешлю сразу же, как только сам посмотрю. Или, если не возражаете, сам завезу... Прямо к вам в офис.
– Конечно, поговорим, обсудим, – согласился Доктор, словно генерал просил его о важном разговоре.
Отключив телефон, Доктор осмотрел всех.
– У генерала сегодня хорошее настроение, – сообщил удовлетворенно.
Это было действительно странным. Обычно из «Альфы» сведения удавалось получить только тогда, когда генерал был уверен, что он в ответ получит сведения троекратно более важные. А тут предложил сам, и, более того, сам же вызвался приехать, несмотря на свою традиционную занятость.
– У генерала сегодня отвратительное настроение, – не согласился Басаргин.
– Почему? – не понял Тобако.
– Ты, Андрей Вадимович, распечатку разговора внимательно читал?
– Могу повторить с небольшими искажениями.
– Что за диск они просматривали? Помнишь?
– Выступление председателя антитеррористического комитета...
– Выступление директора ФСБ, который еще и председателем по совместительству является. Следовательно, он выступает в данной ситуации одним из авторов, по крайней мере публичным инициатором очередной амнистии боевикам. И, активно включаясь в разработку по данному делу, генерал Астахов будет выставлять себя противником инициативы своего высшего командования. То есть выступит против инициативы директора. А ему этого очень не хочется, поскольку генерал еще не торопится на пенсию. До того не хочется, что он готов всю работу и всю ответственность свалить на нас... Понимаешь?
– Не мальчик, сам службу помню... – Тобако задумался. – И даже понимаю теперь, почему Лион выслал сообщение не только нам, но и в НЦБ. Чтобы НЦБ доложило текст и в «Альфу», и в свой антитеррористический центр. Только никак не пойму, хорошо это для нас или плохо?
– И не хорошо, и не плохо, потому что нам помогать будут, но молча и только информацией. Хотя в последний момент, когда возникнет реальная угроза, естественно, включатся со всех сторон, чтобы урожай собрать. А вот все предурожайные работы придется выполнять нам... Прополка, окучивание, поливка, что там еще...
– Асфальтирование, – добавил Сохно. – Вспашем, посеем и заасфальтируем... Короче, мне лично ситуация видится так, что, пока нам не оформили документы, требуется срочно переодеваться в приличную боевую одежку, в Чечню стремительно лететь и за ноги трясти всех возможных осведомителей...
– Я согласен с Толей, – серьезно сказал полковник Согрин. – Хотя для него это, кажется, только возможность переодеться, а в действительности, без тщательного опроса осведомителей мы ничего добиться не сможем... Отсюда мы никак не определим местонахождение Алхазурова, даже если будем на всех вокзалах и дорогах хватать за ноги всех лиц кавказской внешности, кто ростом приближается к ста девяносто...
– Не получится... Мочилов командировку зарежет... – вздохнул Кордебалет. – Он вчера жаловался, что за семь месяцев израсходовал полтора годовых командировочных фонда. Его, кажется, за это основательно взгрели... Фонды есть фонды... Не пустит...
– У нас, кстати, командировочный фонд не лимитирован, – сообщил Басаргин. – Командировку можем профинансировать мы. Пригласите сюда Мочилова. Прямо сейчас. При генерале с ним будет легче договориться.
– Может быть, – согласился Согрин и не стал пользоваться стационарным аппаратом, а просто вытащил трубку своего спутникового телефона. Игорь Алексеевич знал, что на звонок с этой трубки Мочилов ответит сразу, даже если спит с женой...
3
После расставания с Джабраилом Юрка Шкурник начал глазом косить сильнее, что случалось с ним в моменты особого возбуждения, и не поспешил покинуть место встречи, задумавшись надолго. Нехорошие чувства бродили в душе у Шкурника. Да, Джабраил расплатился сполна, больше чем вдвое сократив численность отряда Табиба, и Табиб даже пересчитывать деньги не стал, потому что это не единичные шкуры крупного рогатого скота – денег много, а сбиться легко. Да и верить Джабраилу можно, он не слывет обманщиком. Но больно задело Табиба другое. Рассчитываясь, Джабраил вытаскивал пачки из своего вещмешка по одной. И не смотрел, что за пачка. Значит, во всех пачках были стодолларовые купюры. Но, насколько смог Шкурник определить, в вещмешке осталось по крайней мере в два раза больше, нежели Джабраил передал ему. Может быть, даже и в три раза, хотя зависть всегда имеет способность увеличивать чужие капиталы.
Проявить свою реакцию Юрка сразу не решился. Да и не сработала эта реакция. Он всегда был не слишком быстр на решения, если дело не касалось необходимости выстрелить первым. Тогда что-то в голове щелкало, и он стрелял. В другой обстановке скоростные умственные процессы Шкурнику всегда давались с трудом, и он любил подумать, прежде чем что-то сделать. Только когда Джабраил удалился и какие-то страхующие фигуры присоединились к нему в темноте, Юрка Шкурник понял, что он упустил возможность сразу разбогатеть настолько, что мог бы позволить себе уже сегодня убраться из Чечни подальше и навсегда. Бросил бы всех, взял бы с собой только пару самых верных, самых надежных людей, которые за него готовы головы положить, и убрался – в Турцию, в Эмираты, в Пакистан, в Малайзию, даже в Южную Америку... Везде чеченцы уже есть. Лишь бы подальше. Там с этими деньгами прожить можно спокойно и себя не утруждая. Только свидетелей оставлять нельзя, потому что кара настигает того, кто свидетелей оставляет...
Но сейчас не вернуть ситуацию – Джабраил ушел и деньги унес. И теперь уже до этих денег добраться трудно.
Нет... Не так все-таки вопрос надо ставить... Трудно или невозможно? Это необходимо сразу определить, чтобы не ломать зря колья о чужие головы и свою не подставлять. Скорее всего, возможно... А что касается трудностей, то их Табиб не боялся.
Он поднял голову и протяжно завыл волком. Юрка Шкурник с детства умел здорово волку подражать – пугал взрослых в своем селе, заставлял их с ружьями на улицу выбегать, и даже собак в заблуждение вводил – заставлял выть и беситься от ярости. А теперь этот звук стал основным сигналом в его отряде. Теперь все посты соберутся к нему. Нечего уже стоять по окраинам поляны и страховать, когда Джабраил ушел.
Но решение Табиб уже принял...
* * *
Боевики собирались медленно и подходили вразнобой. Оно и понятно. Посты были расположены на разном удалении от центра, иначе нельзя было проконтролировать все подходы одновременно. А когда все собрались – восемь человек, – Юрка ткнул пальцем в одного и во второго, в тех, с кем и думал бы уйти за границу, потому что в их верности не общему делу, а себе лично не сомневался.
– Паленый и Беслан – остаетесь со мной. Остальные – на базу. Ждете меня двое... Нет, трое, пожалуй, суток... Да, трое суток. Если не вернусь, переходите в верхнее ущелье. Ждете там.
Он опять косил глазом сильно, и потому никто не мог понять, что Табиб решение принял...
* * *
Принятие решения еще не означало начало действия. Это – как приказ, зачитанный с листа бумаги, но не начавшийся исполняться. Всегда стоит все предварительно обдумать, прежде чем попробовать ногой опасную тропу. Тропа проходит над крутым склоном ущелья, и по неосторожности очень легко «загреметь» с верхотурья вместе со всеми своими решениями. Падать не больно, только страшно. Приземляться больно. И обидно, потому что тогда уже все твои предыдущие старания, вся твоя предыдущая жизнь ничего стоить не будут. Поэтому следует много раз подумать, прежде чем ступить на тропу. То есть думать стоит не о том, ступать или нет. Решение принято! Думать необходимо о том, как не оступиться.
Сразу за поляной, если идти не в сторону Гудермеса, а вправо, будет небольшой, но глубокий и извилистый овраг, практически не просматривающийся ни с одной точки. Юрка Шкурник от мыслей ли своих, еще ли отчего почувствовал легкий озноб и повел своих помощников в этот овраг, где ручей бежит только по весне, а сейчас почти сухо, и можно костерок развести, и протянуть к языкам пламени руки, чтобы озноб убрать. При ознобе ему всегда плохо думается. А костерок обычно помогает, снимает напряжение, дает покой душе и неторопливую ясность голове. Большой костер помогает лучше, но разводить большой костер поблизости от большого города неразумно. Отблески пламени сразу заметят и быстро здесь же «накроют»...
Пламя принялось легко, стремительно, заиграло неверными язычками, принесло тепло, не дающее дыма, и только здесь, подстелив бушлат на камень, выбранный местом для сидения, Шкурник понял окончательно, что он сделал, еще не вникая мыслями в суть происходящего. А сделал он одно серьезное дело: он просто предал шестерых своих товарищей. Тех, кого отправил на базу. Наверняка менты начнут допрашивать сдавшихся боевиков, и те укажут месторасположение базы. Более того, чтобы сама сдача выглядела правдоподобной, Джабраил сам прикажет им указать это место. Пусть и не сам, пусть через своего «лиса» Ахмата Хамкоева, но прикажет. И шестеро бойцов Табиба попадут в жесткое полное окружение, из которого выбраться будет невозможно. Сдаваться они, конечно, не будут, не из тех... Груз за спиной слишком тяжел, чтобы с этим грузом сдаваться... Каждый, пожалуй, на пожизненное заключение потянет. Потому и будут до конца драться, как осатанелые волки, не прося пощады. И еще пару ментов обязательно положат, а то, глядишь, и побольше... Могут и каждый по паре «положить»... Не сдадутся, и не скажут, естественно, где находится их командир. Да они и не знают, где он будет к утру, потому что и он сам этого не знает...
А где он будет находиться – покажет утро. Только до утра следует многое сделать. В первую очередь найти Джабраила и присмотреться к нему и к его делам как следует. Только вот как найти его? Он наверняка не гуляет по улицам под ручку с начальником гудермесской милиции. Тогда где он может прятаться? Самое верное место, насколько может предположить Шкурник, это дом капитана милиции Ахмата Хамкоева. Это, конечно, не наверняка. Но этот дом – последнее место, где Джабраила будут искать. А теперь, после того как Ахмат приведет или привел, наверное, уже десять человек в свой горотдел, в его доме искать точно не будут...
И вообще, чтобы искать человека, необходимо знать, что человек, даже самый известный, в городе находится. А Джабраил не настолько глуп, чтобы вывешивать на заборах афиши о своих концертах... Здесь же, в Гудермесе, в подвале дома дальних родственников одного из своих близких людей, несколько лет назад зимовал, ни о чем не заботясь, сам Масхадов. И никто его не искал, потому что у Масхадова хватило ума не проводить в ту зиму митинги в свою поддержку. Федералы даже предположить не могли, что опальный президент у них под носом...
– Паленый, ты же умный, два класса закончил, скажи-ка мне, где может прятаться Джабраил?
Рыжебородый Али по прозвищу Паленый – из-за бороды прозвище и получивший – плечами пожал. Равнодушно, словно очень устал думать над вопросом, который командира волнует, и уже отчаялся решить его.
– Не знаю...
– А ты, Беслан, что думаешь?
Беслан бросил под ноги охапку хвороста, которую только что принес. Ногой хворост пошевелил, потом в носу поковырял. Этот процесс помогает ему соображать лучше.
– У Ахмата. Он женат на сестре жены Ахмата. У него и будет прятаться. У Ахмата дом большой, заблудиться можно.
– Молодец. Вот ты и в школе не учился, а думаешь, как я. Ты был в доме Ахмата?
– Нет. Мне рассказывали... Большой дом... И показали со стороны... Не с улицы, а с огородов... Там развалины стоят. Дома наших людей... И дом самого Джабраила там же... Их пока никто не восстанавливает... Только разворовывают...
– Ой, молодец... А я там давно не был, ничего этого не знаю... Проведешь нас?
– Проведу, – Беслан не проявил сомнения. Он вообще-то осторожный. Если говорит так уверенно, значит, проведет, и особой опасности там нет.
– Тогда хвороста больше не надо, – решил Юрка Шкурник, видя, что Беслан собирается опять в кусты отправиться. – Что собрали, прогорит, и пойдем потихоньку...
* * *
Вышли неторопливо, давая горожанам уснуть и собакам во дворах успокоиться. Собаки, как все хорошо знали, особенно беспокойны вечером, с приходом темноты, и в самом начале ночи. Потом уже активность теряют и не всегда обращают внимание на звуки, которые не из их двора доносятся. Двор – это зона охраны. А остальное уже может их не касаться... Да и хозяева порой ругаются, когда им приходится среди ночи на крыльцо выходить и убедиться в ложности тревоги.
Тем не менее собаки присутствие посторонних почуяли и время от времени гавкали отрывисто, сами прислушиваясь к крадущимся шагам. И потому обжитой участок города постарались проскочить быстрее. Так и достигли разваленного квартала. И едва успели перескочить через сломанный наполовину забор, как услышали шум двигателя машины. Милицейский патрульный «уазик» проехал мимо медленно, словно кто-то пристально вглядывался из темных окон в темноту ночи. Юрке Шкурнику казалось, что именно его ищут.
Но машина проехала дальше, даже не притормозив у разваленных заборов. И почти сразу за машиной проехал БТР с российским флагом, нарисованным на борту. Флаг этот отчетливо было видно при свете вышедшей окончательно из-за облаков луны.
– Куда дальше? – спросил Шкурник, едва шум двигателя БТРа стал стихать за поворотом.
– Вот, дом Джабраила, – показал Беслан. – Мы у него в саду. Хочешь яблочко?
– Хочу стрелять «под яблочко», – шепотом ответил Юрка Шкурник и поднял автомат.
Беслан с Али повернули головы. Где-то в доме отчетливо слышались какие-то непонятные звуки. Шкурник щелкнул предохранителем автомата, опуская его в положение автоматического огня. Щелчок прозвучал в ночи явственно и громко.
Звуки в доме прекратились...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Полковник Мочилов приехал в офис антитеррористического подсектора Интерпола даже первым, так торопился опередить генерала Астахова и узнать, о чем пойдет речь, чтобы самому подготовиться и принять какую-то определенную линию поведения. Впрочем, о чем речь пойдет, ему уже сообщили по телефону, и Мочилов прихватил с собой диск с базой данных на боевиков, обосновавшихся в районе Гудермеса. Именно там базировался отряд Джабраила Алхазурова, когда такой существовал. И заодно взял из картотеки ГРУ данные на самого Джабраила, хотя полковник Согрин его об этом и не просил. Мало ли, сгодится...
Юрий Петрович уже знал, что его вчерашние подчиненные, да и, по сути дела, даже сегодняшние, поскольку приказ об отставке еще подписан не был, уже определились с местом будущей службы, которую Юрий Петрович, как человек сугубо военный, не хотел называть просто и буднично – работой. И даже знал, что получать они будут в абсолютных числах точно такую же зарплату, только уже числа эти будут соотноситься не с рублями, а с евро. И даже слегка завидовал такому пенсионному повышению, сам будучи не против через несколько лет присоединиться к коллективу, с которым давно знаком. Более того, горел желанием помочь потенциальным новым членам этого коллектива и показать, что спецназовцы стоят много не только благодаря личностным качествам, что тоже немаловажно, но и благодаря своим связям со Службой и возможности получать дополнительную информацию тогда, когда добыть ее другим путем возможным не представляется.
Поскольку вызвал Мочилова полковник Согрин, сам Игорь Алексеевич и протянул Мочилову уже подготовленный для него материал.
– Ознакомься, Юрий Петрович. Хотя нового ты здесь не увидишь, тем не менее есть смысл уже начинать оперативную разработку.
Юрий Петрович, слегка стесняясь, достал очки. Он не любил на людях пользоваться очками, однако текст был набран мелко, и читать его без очков он не мог – возрастная дальнозоркость, которой никто избежать не может. Как раз, когда последний лист текста был осилен и лег на подлокотник кресла, раздался звонок в дверь, и «маленький капитан», с первых дней своей работы здесь добровольно взявший на себя роль привратника, пошел открывать, не забыв перед выходом предупредить:
– Встать! Генералитет пожаловали.
Владимир Васильевич Астахов бывал в офисе интерполовцев неоднократно и очень ценил традиционный для офиса японский чай, который заваривала жена Басаргина – Александра, художник, работающий в стиле японской живописи по шелку. И сейчас, почти одновременно с генералом, Александра принесла поднос с чаем – несколько маленьких персональных чайников, и совсем миниатюрная чашка к каждому. И блюдечки с фруктами, поскольку японский чай не пьется по-русски с сахаром или с вареньем, и даже не пьется по-английски со сливками.
– Прошу прощения, посуды на всех не хватает, поэтому чай пьем в две очереди, но не торопясь. Чай суеты не любит... Начнем, естественно, с тех, кто пьет не каждый день...
Александра начала разносить чайники, чашечки и блюдечки с фруктами по персоналиям. Она сама была непосредственной участницей нескольких операций, проводимых Интерполом, и потому разговаривать при ней, как знали все, можно было без стеснения.
Начал генерал Астахов:
– Предварительно вот что... Я должен объяснить то, что мне объяснять очень не хочется, или вы сами понимаете, почему на первоначальном этапе я очень надеюсь на вашу активность? Я достаточно прозрачно высказался?
– Можете не объяснять, – сказал Басаргин. – Мы понятливые. Может быть, более понятливые, чем ваше руководство.
– Прекрасно. Я вижу, что вы все поняли. В таком случае могу сразу передать вам оперативные данные сегодняшнего вечера. Несколько часов назад капитан милиции гудермесского райотдела Ахмат Хамкоев привел на «сдачу» по амнистии десять боевиков. То есть амнистия начала работать. Впрочем, несколько случаев «сдачи» произошли и в других районах, но не такие массовые. Почему я обращаю ваше внимание конкретно на этот случай...
– Почему? – переспросил Сохно, любящий показать, что его не смущает генеральский высокий чин и он при любом генерале чувствует себя не менее непосредственно, чем при молодом лейтенанте из соседнего батальона.
– Капитан Ахмат Хамкоев сам когда-то входил в отряд Джабраила Алхазурова, но это было еще до того, как тот сблизился с Шамилем Басаевым. С приходом к власти в Чечне Ахмада Кадырова Хамкоев перешел на сторону последнего и пошел служить в милицию. Но, по нашим данным, сохранил с Джабраилом Алхазуровым хорошие отношения и даже неоднократно встречался с ним. Более того, их жены являются сводными сестрами, и это тоже, наверное, как-то сближает Алхазурова с Хамкоевым. И дом Хамкоева стоит через забор от бывшего дома Алхазурова, сейчас наполовину разрушенного и не восстановленного. Только вход в дом с другой улицы. Но в заборе имеется калитка, и есть возможность через нее проходить. Помимо всего прочего, ближайшим другом нашего капитана милиции является Завгат Валеев, еще один бывший боевик из отряда Джабраила Алхазурова. По национальности татарин, но живущий в Чечне с детства. Кажется, у него мать была чеченкой, но это неважно, важно то, что он сам себя больше чувствует чеченом, чем татарином. Чем занимается Завгат Валеев – вообще непонятно. И дело даже не в этом. Капитан милиции Хамкоев привел в городской отдел внутренних дел десять боевиков из отряда полевого командира, который сам себя называет Табибом.
– Юрка Шкурник, или Косой Шкурник, – показал свое знание чеченских условий подполковник Сохно, – личность известная и подлая...
– Правильно, – подтвердил генерал. – Так его зовут все остальные. И этот Косой Шкурник, согласно нашим данным, не слишком ладил с Джабраилом Алхазуровым и его людьми, хотя до прямых столкновений между отрядами, действующими в одном районе, дело не доходило. И совершенно непонятно, почему боевики, решившие сдаться, пришли не прямо в горотдел, предварительно как-то связавшись с властями, а сначала обратились к этому капитану, а потом, совершенно неожиданно для дежурного по отделу, прямо заявились туда в сопровождении Хамкоева. Не так все происходит обычно. Александр Игоревич, вы у нас аналитик, – обратился генерал к Басаргину. – Как вы эту ситуацию можете рассмотреть?
– Пока никак рассмотреть не могу, – пожал плечами Басаргин, – поскольку вижу ситуацию только с ваших слов и воспринимаю ее вместе с вашими выводами. Однако, сопоставляя ваши данные с текстом полученного нами сообщения из Лиона, считаю вполне правомерным сопоставление двух моментов, поскольку все это происходит в ареале влияния Джабраила Алхазурова. Мы обязаны ждать со стороны Джабраила какого-то действия, соотносимого с амнистией. И это действие, что мы имеем в настоящий момент, вполне может быть инициировано им. Хотя процентов двадцать в данной ситуации я все же оставил бы на совпадение, и не упускал из поля внимания все другие случаи, в том числе и происходящие в других районах республики. Что касается плохих отношений между Джабраилом Алхазуровым и Косым Юркой Шкурником, то эти отношения вполне могут быть отрегулированы приказом из-за рубежа или прямой оплатой услуг Шкурника. Одно другому, кстати, не мешает. Что на это спецназ скажет? – Басаргин посмотрел на полковника Согрина, но вместо Игоря Алексеевича ответил полковник Мочилов.
– Я взял с собой все последние данные по обстановке вокруг Гудермеса. По нашим данным, Джабраил Алхазуров покинул пределы России четыре месяца назад. Поговаривали, что он вернулся к занятиям музыкой, но, поскольку он в международном розыске не значится, у нас нет данных о том, где он мог «засветиться». За время отсутствия Алхазурова в России в обсуждаемом районе было произведено три относительно крупных террористических акта. Все три весьма похожи по исполнению и по эффективности. На пути следования военной колонны выставлялось взрывное устройство фугасного типа. После взрыва следовал кратковременный обстрел колонны и скоротечное отступление засады, больше похожее на бегство. Причем боевики рассеивались до того, как удавалось организовать преследование. Почему мы не рассматриваем возможность активности со стороны отряда Юрки Шкурника. У Юрки Шкурника нет в наличии минера. Даже простого, неумелого. А во всех трех террористических актах действовал высококлассный специалист. Однако мы имеем данные, что в отряде Джабраила Алхазурова, даже когда он разделился и сам Алхазуров ушел в окружение Басаева, был высококлассный минер, имени которого мы, к сожалению, не знаем. Исходя из всего вышеизложенного мы имеем право сделать вывод, что во всех трех случаях действовали остатки отряда Алхазурова. Вернее, я так предполагаю, не остатки отряда, а глубоко законспирированные боевики, официально давно вернувшиеся к мирной жизни.
– Может быть, и так, – согласился генерал Астахов.
– Что касается Юрки Шкурника и сдачи значительной части его отряда, – добавил полковник Согрин, – то здесь у меня возникают весьма серьезные сомнения. И все, кто знает мстительный характер Шкурника, со мной согласятся. Шкурник не позволит своим боевикам сдаться. И они, покинув Табиба, должны знать, что подлежат уничтожению вместе со своими семьями. Я помню такой случай во время амнистии двухлетней давности... Тогда ушли два человека... Их через неделю вместе с женами и детьми сожгли заживо дома. Это был поучительный урок, и тогда желающих повторить «подвиг» не нашлось. Боюсь, что и сейчас те два случая не забыты, и такая массовая сдача не выглядит лично для меня естественной.
– Но ведь может быть, что Шкурник вообще остался в одиночестве? – предположил Тобако. – Сколько человек у него в отряде?
– По крайней мере еще столько же, – ответил Юрий Петрович. – И таких, кому сдаваться – все равно что строевым шагом под барабанный бой добровольно взойти на плаху... Они не подлежат амнистии... Но и склонности к суициду не имеют...
– Я запросил все данные на десять сдавшихся боевиков Юрки Шкурника, – сообщил генерал Астахов. – Думаю, завтра утром или по крайней мере до обеда данные будут у меня. Но я в этой ситуации оказался человеком со связанными руками и не могу откомандировать своих сотрудников туда, где радостно рапортуют военная прокуратура и сотрудники чеченского МВД. Официально, естественно, сотрудники Интерпола в ситуацию тоже ввязаться не могут. Но вот неофициально...
– Неофициально неофициальные сотрудники, – выдал Доктор Смерть сложную для понимания формулировку. – Я бы назвал такой выход...
– Поясните, Виктор Юрьевич, – попросил генерал. – Я, кажется, слишком глуп, чтобы понять такое.
– Я бы объяснил, если бы сам понял, – проворчал Доктор. – Приблизительно это значит, что группа полковника Согрина официально еще не оформлена в состав нашего бюро. Их и следует отправить с официальной миссией в качестве неофициальных сотрудников Интерпола, имеющих официальную «крышу» спецназа ГРУ... Понятно я объясняю то, что сам не понимаю? Совсем запутался.
– Принцип принят, – усмехнулся полковник Мочилов. – Вопрос в том, что наше руководство может иметь собственные возражения, не касающиеся существа вопроса.
– Если это касается командировочного фонда... – начал Басаргин.
– Это касается именно командировочного фонда, – мрачно согласился полковник.
– Тогда, я думаю, мы сможем решить этот вопрос, отправив офицеров в качестве волонтеров
. Но они должны при этом иметь при себе соответствующие командировочные документы спецназа ГРУ, чтобы не показывать наше официальное присутствие в районе. Этот вопрос решить возможно?
– С документами, думается, проблем не возникнет, – согласился Юрий Петрович. – Если Интерпол профинансирует поездку целого батальона спецназа, мы можем подготовить документы и на батальон. Только выпишите гарантийное письмо, и мое командование, думаю, не возразит.
– Но отправить их следует немедленно.
– Можно даже с нашим самолетом, – предложил генерал Астахов. – У нас ночью самолет в Ханкалу вылетает. Сотрудники отправляются на ротацию, и три места, думаю, всегда найдутся.
– Значит, вопрос решен! – возликовал Сохно. – Бросаю пить чай и бегу переодеваться...
– Как мало нужно человеку для счастья, – пробасил Доктор Смерть...
2
– Отдыхай, ты сегодня хорошо поработал. И сны будешь видеть сладкие, с большущими майорскими погонами. Они покажутся тебе легкими и сияющими, – Джабраил намеренно зевнул, словно желал показать, что и сам устал и не прочь бы поспать.
– Утром я рано уйду, тебя будить не буду. – Ахмата вроде бы тяготило общество Джабраила, и он с удовольствием воспользовался предложением. Но не забыл при расставании улыбнуться с привычной своей миной добродушия, которую сам Джабраил давно уже научился прекрасно читать, будто она словами по круглым щекам выписана.
Когда Ахмат ушел и скрип половиц стих в другом конце дома, сам Джабраил долго еще не ложился спать, хотя на дворе встала уже прочная ночь, сначала темная, окутывающая, хотя и ветреная, но вскоре незаметно перешедшая в прозрачную и тихую лунную, в которую романтиков на прогулки тянет.
Он по-прежнему сидел за столом, правда, уже не раскрывал перед собой нотную тетрадь и не «играл» без инструмента, перебегая пальцами по белой скатерти. Но глаза держал по-прежнему закрытыми. С закрытыми глазами всегда лучше работает воображение. О чем думал Джабраил? Он сам понимал, что думать, и думать сосредоточенно, ему следовало бы о большом предстоящем деле, которое он начал. Но об этом сейчас не думалось совсем, хотя Джабраил и пытался заставить себя. Мысль, однако, принуждению не поддавалась и, привычно легкомысленная, меняла направление, уходила за окно, через сад с почти полностью опавшими листьями, через калитку в заборе, в соседний сад.
