4

СЛУЖИТЬ ДВУМ ГОСПОДАМ

Аграфан Тяжелый Молот, советник-дворф, беспокойно ерзал на месте: толпа возбужденных людей вокруг него все прибывала.

— Возможно, вам следовало предоставить ему аудиенцию, — сказала Шаудра Звездноясная, хранительница мирабарского скипетра.

Когда говорила Шаудра, ее глаза блестели; женщина привычно встряхнула головой, заструились длинные темные волосы. Немало горожанок судачило о волосах Шаудры, ибо хоть она и прожила более тридцати лет в суровом, ветреном климате Мирабара, волосы ее сохраняли блеск, точно у юной девушки. Хранительница скипетра была очень привлекательна — высокая, грациозная, с обманчиво нежными чертами лица. Обманчивыми, ибо, несмотря на исключительную женственность, Шаудра Звездноясная обладала стойкостью и непреклонностью, превосходящими мужчин Мирабара.

В ответ на эти слова маркграф Мирабарский — толстяк, что сидел на заваленном подушками троне, сморщился и с негодованием замахал руками.

— У меня были и будут более неотложные занятия, чем рассматривать просьбы незваных гостей, — заявил маркграф, не сводя с Аргафана взгляда. — Даже если гость — сам король Мифрил Халла. К тому же разве только мне одному, а не тебе вменено в обязанность вести торговые переговоры?

— У нас нет сведений о том, что король Бренор прибыл сюда с подобными намерениями, — возразила Шаудра, отчего вновь всплеснул пухлыми руками маркграф Эластул. Затем он покачал головой и оглядел своих «молотов», ближайших приближенных — все как один изборожденные шрамами воины.

— Возможно, с Бренором следовало встретиться ей, — заметил Джафар, старший воин, и притронулся к плечу маркграфа. — У Шаудры есть в запасе пара приемов, что заставят смягчиться даже дворфа!

В ответ на слова Джафара трое остальных воинов-советников и маркграф усмехнулись. Шаудра Звездноясная прищурила голубые глаза и приняла негодующую позу, скрестив руки на груди.

Сидящий в стороне Аграфан вновь заерзал. Он знал, что Шаудра умела владеть собой и что она, как все обитатели Мирабара, допущенные к Эластулу, привыкла к вольностям в отношении протокола, что зачастую допускали грубияны — «молоты», да и сам маркграф. Титул достался ему по наследству… в отличие от выборных титулов членов Совета и хранительницы скипетра.

— Он просил о встрече с вами, маркграф, а не со мной и не с Советом, — коротко напомнила Шудра, тем самым прекратив ухмылки мужчин.

— И как мне прикажете поступать с подобными Бренору Боевому Топору? — поинтересовался Эластул. — Отужинать вместе? Удовлетворить его просьбу и сообщить, что вскоре его величие и слава рухнут?

Шаудра расстроено оглянулась на Аграфана, и дворф прочистил горло, чтобы привлечь к себе внимание:

— Вам не следует недооценивать Бренора, — заметил Аграфан. — Его парням удается неплохо справляться со своими делами.

— Рухнут, — повторил Эластул, поудобней откидываясь назад. — Гандалуг, эта белая ворона, мертв, да перемолотят камни кости его, а Бренор вступает во владение королевством в период упадка.

Шаудра вновь оглянулась на Аграфана, на сей раз недоверчиво улыбаясь: оба знали, что последует за словами правителя.

— Свыше двух дюжин алхимиков и мастеров металла! — похвалился Эластул. — Я плачу им неплохо, и вскоре они покажут, на что способны!

Аграфан потупил взгляд, чтобы Эластул не заметил недоверчивого выражения на его лице, пересказывая последние обещания тех, кого правитель нанял в надежде улучшить качество металла, что добывался в мирабарских шахтах. Еще несколько лет тому назад, с первого же дня своего прибытия, мастера металла пообещали прочность и гибкость, превосходящую все, произведенное кем-либо ранее. Напыщенные и, как думалось Аграфану, пустые обещания.

Вот уже более столетия Аграфан не работал в шахтах — с тех пор, как стал проповедовать учение Думатойна, но будучи жрецом бога дворфов, именуемого так же Хранителем Подгорных Тайн, Аграфан ни на йоту не сомневался, что обещания нанятых мастеров металла и алхимиков в число подобных тайн не входили. Аграфан полагал, что если способ улучшить свойства металла не был одним из секретов Думатойна, то этого способа попросту не существовало.

Нанятые мастера неплохо справлялись со своей работой. А работа их, по разумению Аграфана, заключалась в том, чтобы поддерживать любопытство и заинтересованность маркграфа, чтобы золото лилось рекой. Впрочем, лишь золото и лилось. Мирабар мог похвастаться количеством дворфов, вполовину меньшим, чем то, что имелось у Мифрил Халла, не более двух тысяч, из которых несколько сотен сражалось под стягами Алебарды, очищая шахты от чудищ. Тысяча же, что трудилась в забоях, едва успевала ежегодно добывать то количество, что позволяли Совет Сверкающих Камней и наличие рудных жил. На полной опасностей глубине велась некоторая разведка. Но кроме опасностей, на глубине имелись и богатые залежи.

Мирабар просто не мог пойти на то, чтобы из-за поиска лучших жил уменьшить добычу ныне доступной руды, а потому маркграф попал под влияние самозваных умельцев (среди которых не было ни единого дворфа), которые похвалялись превосходным знанием металлов. К тому же, думал Аграфан, коль скоро подобные способы улучшить металл действительно существовали, то отчего их не применяли в прежних столетиях? Почему все эти мастера металла и алхимики не затмили дворфов Мифрил Халла, дворфов всего мира, и не стали поставлять гораздо лучший металл? Они сулили оружие, доспехи и прочие металлические вещи, способные превзойти любое изделие народа Бренора, но если для них открыты подобные тайны, если подобные тайны действительно существуют, то почему до сих пор так и не создано волшебного оружия?

— Даже если вашим мастерам удастся выполнить обещанное, нам по-прежнему будет далеко до того, чтобы рухнуло царство короля Бренора, — ответила Шаудра Звездноясная, и Аграфан порадовался, что та осмелилась заговорить первой. — Они производят товара больше, чем мы, — и разница превосходит соотношение трех к двум.

Маркграф замахал на нее руками:

— Все равно, мне нечего было сказать королю Бренору. Зачем он пришел сюда? Кто его приглашал? Его не звали… — Маркграф прервал речь долгим, презрительным фырканьем.

— Возможно, нам не следовало впускать его в город, — заметила Шаудра.

Аграфан поднял взгляд на Эластула, верно истолковав зловещий блеск в глазах маркграфа, что предназначался Шаудре. Когда пришло известие о том, что у ворот Мирабара стоит король Бренор, то именно Эластул позволил впустить Бренора и его спутников в город. Ни один из членов совета, и даже хранительница скипетра не знали о гостях, пока дворфы из клана Боевого Топора не выкатили свои повозки на улицы Мирабара.

— Да, возможно, моей верой в преданность подданных злоупотребили, — вслух размышлял маркграф, и Аграфан знал, что резкие слова предназначены прежде всего ему, а не Шаудре. — Я полагал, что король Бренор столкнется с затруднениями большими, чем пренебрежение со стороны городского правителя. Я полагал, что жители Мирабара окажутся достаточно рассудительными, чтобы не утруждать себя общением с нашими гостями.

Аграфан огляделся, дабы удостовериться: говоря подобное, маркграф смотрел именно на него. В конце концов, ни один из людей не снизошел до торговли с Кланом Боевого Топора — лишь дворфы, Аграфан же был наиболее уважаемым дворфом города, всеми почитаемым старейшиной и выразителем интересов тех двух тысяч, что населяли Мирабар.

— Говорил ли ты с Верховным Молотобойцем?

— И что, вы полагаете, мне следовало ему сказать? — спросил Аграфан.

Хотя советник считался среди правивших людей всеми уважаемым старейшиной, сами мирабарские дворфы далеко не всегда считали его таковым.

— Хочу, чтобы ты напомнил Верховному Молотобойцу, в чем состоит его долг, — ответил маркграф. — Или в чем он должен заключаться.

Усилием воли Аграфан заставил себя сохранять внешнее спокойствие, чтобы скрыть внезапную бурю, разразившуюся в душе. Преданность Торгара Делзума Молотобойца была неоспорима. Закаленный в боях ветеран служил маркграфу, и тому маркграфу, что правил до нынешнего маркграфа, и маркграфу, что правил до маркграфа, что правил до нынешнего маркграфа — служил в течение всей истории города гораздо дольше, чем хватило бы памяти у любого человека, и намного дольше, чем могли бы помнить покойные родители покойных родителей любого из населявших город людей. Торгар в первых рядах выходил на бой против чудовищ, гораздо более страшных, чем смог бы себе вообразить любой из «молотов» маркграфа, этих отборных советчиков, получивших свой пост якобы за достойное боевое прошлое. Когда сто семнадцать лет назад Мирабар осадили полчища орков, Торгар отстоял восточную стену с горсткой других дворфов, пока толпа воинов Мирабара отражала неприятельский обманный маневр на западной стене. Покрытый шрамами от ран, увенчанный лаврами побед, Торгар Делзум Молотобоец заслужил положение начальника алебардщиков.

Но даже Аграфану казалось, что речи маркграфа содержат некую долю истины. Аграфан полагал, что дело не в преданности, а скорее, в благоразумии. Торгар со своими парнями недооценил те последствия, которые могла повлечь за собой торговля с соперничающим Мифрил Халлом, или общение с собратьями, что последовало за торговлей.

С тем Аграфан и Шаудра и оставили рассерженного правителя, бок о бок пройдя по галереям дворца и выйдя на бледный свет позднего дня. Дул холодный ветер, напоминая им, что в Мирабаре не за горами наступление зимы.

— Станешь ли ты говорить с Торгаром с большей обходительностью, нежели маркграф Эластул? — спросила Шаудра у дворфа, не скрывая озадаченной улыбки.

Поскольку Шаудра была хранительницей скипетра, в ее обязанности входило и подписание торговых соглашений. Взлет Мифрил Халла ударил и по ней — или, по крайней мере, по ее работе. Однако Шаудра Звездноясная отнеслась к переменам спокойнее, чем большинство обитателей города — включая многих дворфов. Она полагала, что лишь увеличив производство и найдя лучшую руду для изготовления лучшей продукции, можно одолеть Мифрил Халл. Она считала, что возвышение города, соперничающего в торговле, заставит Мирабар стать сильнее.

— Я передам Торгару и его парням, что смогу, но ты его знаешь, и тебе известно, что немногим хватит духу его поучать.

— Он предан Мирабару, — заявила Шаудра, но хотя Аграфан и кивнул, на лице его проступило сомнение.

Шаудра Звездноясная заметила взгляд Аграфана, остановилась и положила руку на плечо дворфу, чтобы и тот остановился.

— Предан ли он городу… или же своему народу? — спросила она. — Считает ли он своим истинным правителем маркграфа или же короля Бренора из Мифрил Халла?

— Деточка, Торгар достойно сражался за каждого маркграфа с тех пор, когда твои родители еще даже не родились, — напомнил Аграфан.

Шаудра кивнула, однако вряд ли ее переубедили эти слова — как и Аграфана.

— Не следовало торговать и пить с чужими дворфами, — заметила Шаудра, резко запахнула плащ и пошла вперед.

— Искушение велико. Удачная торговля, хорошая выпивка, интересные истории. Ты действительно думаешь, что моему народу не хотелось бы услышать повесть о битве в Долине Хранителя? Ты думаешь, что твоему собственному миру пошло бы на пользу, если бы Мифрил Халл завоевали проклятые дроу?

— Ну, быть может, если бы темные эльфы успели перед отступлением изрядно навредить… — ответила Шаудра.

Аграфан бросил на нее хмурый взгляд, но тотчас же успокоился, ибо Шаудра озорно заулыбалась, едва договорив.

— Ба! — фыркнул Аграфан.

— Значит, ты полагаешь, Мирабар в долгу перед Мифрил Халлом за то, что темных эльфов разбили под его стенами? — спросила Шаудра.

Аграфан приостановился, задумавшись. После лишь пожал плечами, не желая вдаваться в дальнейшие пояснения.

Шаудра вновь усмехнулась и покачала головой: вероятно, сердцем дворф готов дать один ответ, но рассудок, преданность маркграфу Эластулу и Мирабару, подсказывают иное. Тут уж не до смеха. Немалую тревогу внушило хранительнице скипетра то, что Аграфан, один из самых влиятельных членов Совета Сверкающих Камней, недвусмысленно проявлял смешанные чувства по отношению к Мифрил Халлу. Аграфан был одним из самых влиятельных противников Мифрил Халла, и речи его нередко выражали мнение буйных недоброжелателей Клана Боевого Топора. Некогда Аграфан составил план, по которому следовало пробраться в соседнее королевство да подбросить на склады Мифрил Халла уголь, горящий при более низкой температуре, чтобы ухудшить у соседей качество плавки и литья.

Аграфан Тяжелый Молот неоднократно разражался во время заседаний Совета яростными речами в адрес дворфов из Клана Боевого Топора, но переговорив с советником с глазу на глаз Шаудра уяснила, какой разлад царил у дворфа и у его соплеменников в душе.

— Скажи мне, Аграфан, кто был тот прославленный темный эльф, что сопровождал караван Бренора?

— Дзирт До'Урден? О да, он пришел вместе с остальными, но его не впустили в город.

Шаудра с любопытством посмотрела на дворфа. Дзирт добился немалой известности на Севере, даже прежде, чем обратил оружие против своих соплеменников, что атаковали Мифрил Халл. По всем меркам можно было считать его героем.

— «Алебарда» ни за что не позволит топтать наши улицы проклятому темному эльфу, какое бы имя он ни носил, — непреклонно заявил Аграфан. — Однако же тот пришел. Торгар и прочие видели его, видели вместе с той человеческой девчонкой, да вместе с тем человеческим парнем, которых Бренор называет своими детьми, — они стояли в стороне и видели, как все происходило.

— Был ли он красив столь же, как в рассказах? — полюбопытствовала Шаудра.

Еще более хмурый взгляд бросил на нее Аграфан, и тяжесть взора сменилась недоумением.

— Он же дроу, ты, глупая!

Шаудра Звездноясная лишь засмеялась, и Аграфан покачал косматой головой.

И здесь они завершили свой путь, ибо достигли Нижнеградской площади меж трех зданий, в одном из которых, большом, разделенном на множество комнат, и жила Шаудра. В центре треугольного по форме участка открывался лестничный спуск, и вел он к комнате, что охранялась в Мирабаре надежней всего, к главному переходу в Нижнеград — настоящий, по мнению Аграфана и его соплеменников, город, где велась настоящая работа.

Распрощавшись с дворфом, Шаудра зашла в дом. Долго, долго стоял Аграфан у самого спуска, чувствуя сильнейшее волнение, прежде чем спустился туда, где обитало более двух тысяч мирабарских дворфов. Его почетный долг состоял в том, чтобы спуститься и донести до остальных послание маркграфа, но Аграфан знал своих сородичей достаточно хорошо и понимал: речи его породят среди дворфов кипучее негодование и разлад. Самые противоречивые чувства испытывали дворфы к Мифрил Халлу. Немало мирабарских дворфов даже призывали к тому, чтобы задерживать имущество любого каравана, что движется от владений Клана Боевого Топора на запад, в полной мере осознавая при этом, что подобные действия неизбежно породят войну между двумя городами. Иные вполголоса говорили о том, что предки их во времена предшественников короля Бренора обитали в Мифрил Халле, и что жилось им неплохо — не хуже, чем может мечтаться любому дворфу.

Аграфан хмыкнул себе под нос (он называл это «дворфский вздох») и спустился вниз, глухо ступая по лестнице, пробираясь к подъемнику через толпу людей-стражников. Он отослал служителя прочь взмахом руки и ухватился за прочные канаты, опустившись на сотни футов вниз в столь же усиленно охраняемую комнату, выходы из которой закрывали обитые железом двери и кованые навесные решетки. Вся охрана в этой комнате состояла из дворфов, некоторые из которых были храбрейшими бойцами во всей Алебарде.

— Идите, и донесите мои речи до всех наших сородичей во всех шахтах, — приказал Аграфан. — И до тех, кто работает выше, на стенах. Встретимся после заката во Всеогненной Палате, и пусть там будет каждый из моих парней Каждый!

Стражники открыли выход перед Аграфаном, и он вышел, опустив голову и бормоча себе под нос, гадая, как выйти из наисложнейшего положения наилучшим способом.

Ибо хотя воспитанностью он и превосходил прочих (об этом свидетельствовало и то высокое положение, что занимал он в Совете, где преобладали люди), но оставался дворфом и учтивость всегда давалась ему нелегко.

Никогда Всеогненная Палата, где собиралось множество дворфов, не знала порядка и тишины, но в ту ночь, когда пришли почти что все две тысячи дворфов, населявшие город, да к тому же пришли для обсуждения столь противоречивого вопроса, в чертогах воцарился полнейший беспорядок

— Так значит, теперь ты станешь меня учить, чьи рассказы я вправе слушать, а чьи — нет? — рассерженно громыхал Торгар Молотобоец, обращаясь к Аграфану. — Всего-то немного хорошего эля и немного рассказов, которые еще лучше!

Немало дворфов, что вместе с Торгаром вели торговлю с пришельцами из Долины Ледяного Ветра, а позднее посетили празднество, устроенное Кланом Боевого Топора, выразили одобрение громкими криками. Несколько дворфов потрясали в воздухе прекрасными образчиками резьбы по кости, которые они приобрели у торговцев — изумительными по красоте и недорогими изделиями.

— Я перепродам это в Несме по цене в десять раз дороже, чем заплатил! — горячился какой-то рыжий бородач Дворф запрыгнул на темную ограду, выставляя на всеобщее обозрение зажатую в руке костяную статуэтку, что изображала прекрасно сложенную варварскую женщину. — Так ты, значит, говоришь, жрец, что мне нельзя торговать с выгодой?

Ничуть не удивленный выпадом Аграфан медленно отстранился назад:

— Я пришел сюда с тем, чтобы донести до вас речи маркграфа Эластула. Он напоминает — и притом непреклонно — всем: дворфы из Клана Боевого Топора — не друзья Мирабару! Они перебивают нашу торговлю…

— Разве здесь найдется хоть один, кто скажет: мы зажили лучше с тех пор, как был отвоеван Мифрил Халл? — перебил жреца еще один дворф. — Вот даже ты, толстяк Бычий Хлыст, — ведь даже у тебя кошелек в этом году не полнится, разве нет?

Страстную речь заглушили одобрительные выкрики многих дворфов.

— Мы жили лучше, а монет у нас было побольше, пока не вернулся проклятый Клан Боевого Топора! Да кто их звал!..

— Ба! Ты говоришь как глупец, — резанул правду-матку Торгар.

— Сказал дворф, который заглядывает к другим советникам, чтобы одолжить монет! Тебе сейчас ссудить денег, Торгар? Тебя накормят рассказы короля Бренора?

Торгар вскарабкался на возвышение в северной части палат и встал рядом с Аграфаном Он выдержал долгую паузу, переводя взгляд из стороны в сторону, призывая ко всеобщему вниманию:

— Я слышу здесь простые и понятные речи завистников, — очень спокойно произнес он. — Вы говорите о. Клане Боевого Топора так, будто они объявили нам войну, хотя они всего лишь открыли шахты, что всегда находились там, у них во владении, еще когда Мирабара и в помине не было. У них есть право на отчизну и на то, чтобы там работать. Сейчас мы сидим здесь и строим им козни, а мне кажется, что нам следует строить планы своей победы!

— Они у нас торговлю уводят! — прокричал кто-то в толпе. — Об этом ты не забыл?

— Они нас превосходят, — точно и быстро поправил крикуна Торгар. — У них лучше шахты, лучше металлы, и они делают себе лучшее имя, дохлый орк, дергар, и вонючий темный эльф вас побери! Несправедливо бранить короля Бренора и его парней за то, что они работают старательно, а сражаются еще лучше!

Немало одобрительных и осуждающих выкриков послышалось в каждом углу совещательных палат. И тут и там вспыхнуло несколько кулачных боев.

Стоя на возвышении, Торгар и Аграфан мерили друг друга тяжелыми взглядами, и хотя лишь несколько дней тому назад ни один из них не мог в полной мере постичь мыслей другого, ныне их взаимопонимание крепло, точно зарождающийся кристалл.

И тогда донесся крик из толпы:

— Эй, ты, святоша, так значит, ты заодно с людьми, а не со своими братьями-дворфами?

Торгар и Аграфан тотчас же обернулись, и немало дворфов последовало их примеру. Стихла большая совещательная палата, прекратили потасовку дворфы, и многие так и не успели завершить начатого удара, ибо самая суть выражалась в сказанных словах, простых и недвусмысленных.

Для Торгара настал миг смятения чувств и самоуглубленного изучения. Неужели и впрямь настал час выбора между королем дворфов из Мифрил Халла и разнородным мирабарским поселением?

Для Аграфана, влиятельного члена Совета Сверкающих Камней, выбор был ясен, ибо если иные из его сородичей склонны видеть вещи в подобном свете — что ж, так тому и быть. Лишь Мирабару хранил верность Аграфан, никакому иному городу больше, но взглянув на стоящего напротив дворфа, советник понял, что высказывания маркграфа о Торгаре Делзуне Молотобойце, которые Аграфан поначалу полагал оскорбительными, были не лишены оснований.

Впрочем, мгновение спустя вера Аграфана в город отчасти пошатнулась, ибо распахнулись широкие двери Всеогненной Палаты, и внутрь ворвались бойцы Алебарды, клином разрезая толпу дворфов и занимая углы, так что вскоре вся треугольная площадка оказалась оцеплена. И вошел маркграф, при нем было несколько наиболее непреклонных советников и хранительница скипетра.

— Не такого поведения люди Мирабара ожидают от своих соотечествеников-дворфов, — осуждающе заметил Эластул.

Тихим и спокойным напоминанием о том, что у города достаточно врагов и без подобных междоусобиц ему и следовало ограничиться.

— Предположим, что Торгар Молотобоец и те, кто вместе с ним приблизились к повозкам Клана Боевого Топора, повредились рассудком, и притом — серьезно. Берегитесь, господин Молотобоец, как бы вам не утратить влияния внутри Алебарды, — грубо угрожал Эластул. — Что же до прочих, опоенных элем и обманутых этим типом, этой самозваной легендой, Бренором Боевым Топором, то вам не следует забывать, в чем состоит ваш долг, а также о той угрозе, которую для нашего города представляет Клан Боевого Топора.

Медленно, точно на шарнирах, повернул Эластул голову, осматривая собравшихся и пытаясь подчинить их непреклонным взором. Но то были дворфы, и немногие смирились, а из тех, кто подчинился маркграфу, еще меньше закивало.

Многие из недовольных выпрямились и приосанились, и смотря с возвышения на Торгара, Аграфан гадал: уж не собирается ли тот прямо здесь и сейчас сорвать регалии военачальника Алебарды да швырнуть их прямо к стопам Эластула?

— Повелеваю вам разойтись! — проревел маркграф Эластул. — Займитесь работой, займитесь своей жизнью!

И тогда дворфы разошлись, и маркграф удалился со свитой и с солдатами-людьми, осталась лишь Шаудра Звездноясная, чтобы перемолвиться с Аграфаном несколькими словами.

— Ну разве то были не речи истинного правителя? — проворчал Торгар, проходя мимо Аграфана, и сплюнул жрецу под ноги.

— То злопыхатели убедили маркграфа войти сюда подобным образом, — предположил Аграфан, лишь только они с Шаудрой остались вдвоем.

— На это его сподвигло большинство членов Совета, подобных тебе, — пояснила Шаудра. — Они испугались, что приезд короля Бренора окажет на наших горожан неподобающее воздействие.