"Возможно, в их вареве ртуть…"

      Его разум поглощал сцены, которые проносились перед ним так же, как умирающий от жажды в пустыне поглощает неожиданно найденную воду. И они, действительно, были похожи на воду… такие прохладные, спокойные… и обычные.
      Сцены из жизни, о которой он всегда мечтал. Его семья, его близкие и друзья… он знал, что они все здесь, хотя узнавал только маму.
      Так должно было быть. Тепло и любовь, смех и покой. Ему всегда хотелось, чтобы было так. Он мечтал, чтобы так было. Молился, чтобы так стало. Светлые, добрые улыбки. Смешные беседы (хотя ему никак не удавалось расслышать хотя бы слово). Дружеские похлопывания по плечу.
      Он попытался присмотреться внимательнее. Может быть, на этот раз он узнает их лица? Может быть, на этот раз среди друзей будет еще один?
      Он видел, как улыбается ему мама, она больше не была рабыней. Ее ждала веселая и радостная жизнь.
      Мама шла к нему, лицо ее сияло от гордости за него. Она улыбнулась…
      …чуть шире.
      На мгновение он подумал, что воспринимает все слишком сильно, но улыбка исказилась…
      …трансформировалась…
      Он вдруг испугался.
      Движения фигур стали медленными и затрудненными, налились тяжестью.
      Нет, не тяжестью, обжигающим теплом. В лицо ударило пламя, он задохнулся от жара.
      Сквозь зыбкую пелену горячего воздуха лица казались странными, перекошенными, как от боли.
      Он хотел окликнуть маму, спросить, чем может помочь… и с ужасом обнаружил, что не в силах издать ни единого звука. Он не мог даже дышать, обожженные легкие слиплись в горячий комок боли.
      Фигуры застыли, стали прозрачными, как стекло.
      Из глаз матери крупными каплями, словно слезы, потекла кровь.
      Он протянул руки, но от его прикосновения стекло треснуло. Он слышал, как с тихим звоном опадают на пол мелкие прозрачные чешуйки.
      Он закричал: "Не надо!" И от звука его голоса все рассыпалось в мелкое блестящее крошево…
      Он обнаружил, что лежит в изнеможении на койке: дыхание сбито, и, похоже, восстановить его удастся не скоро, глаза широко раскрыты, лоб мокрый от холодного пота.
      Сон. Всего лишь сон.
      Пришлось повторить себе эти слова несколько раз, как заклинание. Это - всего лишь сон.
      Или нет?
      В конце концов, он же умел видеть то, что еще только произойдет.
      Из рубки донесся знакомый голос. Учитель звал его.
      Надо было стряхнуть с себя дремоту, сконцентрироваться на происходящем и пойти к учителю. Ага, легче сказать, чем сделать…
      Потому что он опять видел маму - как ее тело рассыпается осколками…
      Может, рассказать все учителю? Но поможет ли он? Сумеет ли? Мысль растворилась. Нет, это все личные глупости - учителю не до того. Во-первых, скажет он, твое обучение не закончено, падаван. Во-вторых - нам нужно уладить пограничный конфликт, ведь для этого мы и улетели с Корусканта. Расслабься, перестань городить чушь, сфокусируйся на насущных делах…
      Нет бы просто сказать: "Наблюдай за мной и запоминай, что увидишь. И всегда помни: реальность определяется только твоим восприятием. Держись возле меня, и все будет хорошо".
      Как хотелось услышать именно эти слова. Нет, конечно, не только эти. Еще он хотел бы узнать…
      А еще он хотел бы поскорее вернуться на Корускант. Ему так нужно поговорить с тем, кто не будет отмахиваться от него и говорить:
      "Не сейчас".
      Надо переговорить с канцлером Палпатином, получить одобрение и совет. Все эти десять лет канцлер внимательно следит за его успехами, как и обещал. И распорядился, чтобы в любое время пропускали к нему его юного друга. Так и сказал: моего друга. А еще он сказал, что когда-нибудь его юный друг станет сильнее любого джедая.
      Вот он, ответ. Только самый сильный сумеет сохранить хрупкие фигуры в целости. Наверное.
      – Эй! - опять услышал он голос учителя. - Анакин, иди сюда!

      От всего остального мира двор водосборной фермы был отделен не только изгородью, по которой пропущен электрический ток, но и невысоким песчаным валом, на котором и установлена преграда для незваных ночных гостей. Здесь, поставив ногу на гребень насыпи, стояла женщина Усталое лицо, на котором ранние морщины постепенно стирали красоту, было запрокинуто к черному небу и ярким россыпям звезд. В густых волосах женщины давно уже серебра было больше, чем тьмы, хотя, если судить по фигуре и движениям, ей было едва за сорок.
      Песок медленно отдавал дневной жар, но температура скоро начнет падать. Вдалеке тоскливо прокричал ночной зверь; его плач болезненным эхом отозвался в груди женщины. Если бы она была местным жителем, наверное, она смогла бы определить, кому принадлежит голос.
      Женщина ежилась, но не спешила уходить в дом.
      Сегодня ночью…
      Сегодняшней особенной ночью…
      Ее милому мальчику, ее Ани, исполнялось двадцать лет. Она считала каждый год, хотя вот уже - подумать только! - десять лет не видела сына. Должно быть, он изменился. Наверное, при встрече она его не узнает. Женщина всю жизнь прожила в небольшом городке на скучной планете и даже представить не могла, какие чудеса находил ее сын среди звезд на планетах, совсем не похожих на серый, тусклый, засыпанный сухим песком Татуин. Но все равно радовалась за мальчика.
      Она улыбнулась, даже не предполагая, каким красивым в это мгновение стало ее лицо. Давно, десять лет назад, Ани ухитрялся довести до белого каления всех окружающих, начиная от нее и соседей и заканчивая клиентами и хозяином, барахольщиком-тойдарианцем Уотто. И только тем, что в самый ответственный момент начинал разглядывать небеса, напрочь забывая обо всем. А сейчас она сама смотрит в небо, не зная, что хочет там увидеть. Несмотря на плохую еду, плохое обращение, несмотря на вечные жалобы и нотации Уотто, она вспоминает те дни с радостью: они были вместе. Она и ее Ани.
      – Заходи-ка в дом, мам, - раздался за ее спиной негромкий голос.
      Женщина вздрогнула, под ногой осыпался сухой песок. Но оглянулась она с улыбкой. Ей хотелось посмотреть, как к ней через двор идет ее пасынок. Сильный и широкоплечий мальчик примерно одних с Ани лет. Порой ей казалось, что они очень похожи, хотя волосы Оуэна были темные, жесткие и торчали, точно иголки, в разные стороны, а на скуластом простодушном лице отражались все мысли и чувства.
      Женщина подождала, когда мальчик подойдет к ней, протянула руку и взъерошила ему волосы. Оуэн быстро и смущенно чмокнул ее в щеку.
      – Ну что, сегодня ночью корабли не летают?
      В вопросе не было и намека на издевку, он был задан самым добродушным тоном. Оуэн знал, почему мачеха вышла сегодня из дома, как всегда выходила в тихие звездные ночи.
      Женщина с улыбкой погладила юношу по щеке. Она любила его, как собственного сына, и он тоже был добр к ней. И он понимал, почему у нее тяжело на сердце. Оуэн принял ее боль без ревности и осуждения. И всегда оказывался рядом, когда требовалась даже малая, но поддержка.
      – Нет, сегодня они не летают, - сказала женщина и вновь запрокинула лицо к звездному небу. - Должно быть, Анакин занят. Спасает Галактику от пиратов или каких-то других злодеев. Знаешь, ведь ему постоянно приходится заниматься этим. - Женщина улыбнулась.
      – Ну, значит, сегодня мы будем спать спокойно, - отозвался Оуэн.
      Женщина засмеялась. Хорошо, когда мальчики умеют ценить и поддерживать шутку. Но в глубине души она твердо знала, что Анакин всегда был особенным. Ее сын никогда не укладывался в нормы - даже для джедая. Он всегда был выше… не физически. Нет. В памяти он оставался улыбающимся маленьким мальчиком с волосами цвета песка и глазами, из которых только сон мог прогнать любопытство. Но он всегда умел делать странные вещи, и делал их так хорошо, что мать пугалась. В конце концов, не каждому в девять лет дано победить лучших гонщиков на страшной трассе, где выживают далеко не все…
      Рыцарь, который увел Анакина с собой, сказал, что ее мальчик умеет "видеть" то, чего еще не случилось.
      – Мне пришлось отпустить его, - еле слышно проговорила женщина. - Как я могла удержать его, если жизнь здесь означала рабство?
      – Я знаю, - успокоил ее Оуэн.
      – Даже если бы мы не были рабами, я все равно не сумела бы удержать его, - женщина оглянулась на пасынка, между ее бровями пролегла глубокая складка. - Ани так много должен отдать Галактике. Его нельзя было запирать на Татуине. Он принадлежит звездам, он должен летать среди них и спасать планеты. Он появился на свет, чтобы быть джедаем.
      – Вот поэтому я и буду спокойно спать, - повторил со смешком Оуэн.
      Женщина удивленно взглянула на пасынка; тот ухмылялся во весь рот.
      – Ах ты, негодник! Ты меня дразнишь! - она дала ему легкий подзатыльник.
      Оуэн, не обижаясь, пожал плечами.
      Лицо женщины вновь стало серьезным.
      – Он хотел улететь, - сказала она прежним тоном.
      Пасынок уже слышал эти слова, а сама себе она повторяла их каждую ночь уже десять лет подряд.
      – Он мечтал летать среди звезд, побывать на каждой планете, все увидеть и посмотреть. Он родился рабом, но… так жить он не мог! Нет! Только не мой Ани.
      Женщина помолчала.
      – Только не мой Ани, - твердо повторила она.
      Она смотрела в ночную тьму, словно ждала, что сын ей ответит. Из пустыни с барханов прилетел холодный ветер.
      – Ты все сделала правильно, мама. Будь я на месте Анакина, я был бы только благодарен. Я бы все понял. Разве можно любить кого-то больше, чем любишь ты, мам?
      Женщина благодарно провела кончиками пальцев по сухой, шероховатой щеке пасынка. Она даже сумела улыбнуться ему.
      – Пойдем в дом, мам, - Оуэн взял ее за руку. - Здесь становится небезопасно.
      Женщина не стала спорить, позволила увести себя. Но посреди двора вдруг остановилась. Оуэн оглянулся. Взгляд мачехи стал беспокойным.
      – Там опасно, - сказала она, вновь обшаривая взглядом темное небо. - А если он ранен? Или убит?
      – Лучше умереть в погоне за своими мечтами, чем всю жизнь прожить без надежды, - романтически-рассудительно произнес Оуэн.
      Улыбка вернулась на лицо женщины, вновь сделав ее красивой. В прагматизме Оуэн Ларс мог поспорить даже с собственным отцом. А при случае даже победить. Оуэн не на долю кредитки не верил в собственные слова, он говорил так только ради нее. И женщина оценила "жертву" пасынка.
      Больше она не останавливалась. Ее ждал скромный дом Клигга Ларса, ее мужа, отца Оуэна. Но на каждом шагу она твердила, что сделала для сына единственную верную вещь. Они были рабами, и если бы тот рыцарь не предложил Ани свободу, рабами они и остались бы до конца своей жизни. Как мог Анакин жить на Татуине, если рыцарь - джедай пообещал ему исполнение всех его снов?
      Разумеется, в то время она и понятия не имела, что в один прекрасный день повстречает на рынке в Мос Айсли фермера Клигга Ларса и что Клигг полюбит настолько, что выкупит ее у Уотто, освободит, а затем - уже свободной женщине - предложит стать хозяйкой своего дома Разрешила бы она Анакину улететь, если бы знала об этом?
      Была бы ее жизнь сейчас лучше, если бы Анакин был вместе с ней?
      Женщина грустно улыбалась своим мыслям. Нет, ответила она сама себе. Даже если бы знающий будущее Анакин рассказал ей о грядущих переменах, она все равно отпустила бы его в дорогу. Не ради себя, ради Анакина. Его место не здесь.
      Тропа ее жизни плела хитроумный узор… Нет, она все сделала правильно
      Вот только пустота, десять лет назад поселившаяся в ее сердце, не спешит исчезать.

      – Давайте я помогу, - стеснительно предложила Беру, заглядывая на кухню, где Шми готовила ужин.
      Шми не слышала, как она пришла, и вздрогнула, услышав голос Клигг и Оуэн вышли еще раз проверить ограду ночь обещала песчаную бурю, и если ветер сорвет провода, ферма останется без защиты Шми улыбнулась гостье, та ответила радостной улыбкой, даже ямочки заиграли на круглых щеках.
      Шми протянула Беру нож. Скоро девочка станет членом их небольшой семьи, пусть привыкает Шми радовалась этому событию. Оуэн еще ни словом не обмолвился о женитьбе, но они с Беру так смотрели друг на друга, что даже посторонний понял бы. свадьба - лишь вопрос времени. А поскольку Шми была не совсем посторонней и прекрасно успела узнать характер своего пасынка, то ей было ясно не так уж много понадобится этого времени. Оуэн был очень похож на землю, по которой ходил. Спокойный, основательный, неторопливый, но как только он поймет, что ему нужно, он добудет желаемое без длительных раздумий.
      А Оуэну была нужна Беру. Тем более что девочка была влюблена в пасынка Шми столь же сильно, как и он в нее. И наблюдая, как Беру методично и ловко орудует ножом, нарезая овощи, Шми думала, что круглощекая крепышка с уложенными вокруг головы русыми косами станет прекрасной женой для фермера. Беру выросла на ферме и не привыкла бегать от работы. И у нее умелые руки, добавила про себя Шми.
      И ей не так уж много нужно для счастья. Бесхитростная Беру ничего не требовала от жизни. Ее существование было простым и ровным, как и у всех фермеров в их краю. И когда кто-нибудь заезжал навестить соседей и рассказать новости, обычно это означало, что неподалеку опять видели тускенских разбойников или что обещают особо разрушительную бурю. Новости выслушивали, неодобрительно покачивая головами, и соглашались, что нынче совсем не так, как вчера.
      Шми поначалу забавляли подобные вещи; ей снисходительно прощали, ведь она городская. Потом она привыкла, тем более что и менять в жизни почти ничего не пришлось. Клигг тоже не любил перемен. Он вел точно такую же жизнь, какой жили до него несколько поколений семьи Ларсов. Оуэн ничем не отличался от отца. Правда, Беру выросла в Мос Айсли, но она привыкнет к ферме.
      Да, Оуэн женится на ней, и все будет хорошо. Шми опять улыбнулась, представляя, каким веселым и счастливым станет тот день.
      Голоса и шаги отвлекли ее. Оказывается, вернулись не только мужчины. Судя по шарканью металлических ног по земляному полу внутреннего дворика, пришел и дроид.
      – Хозяйка Шми! - возвестил он, вручая ей оранжево-зеленые плоды, за которыми она посылала его часа два назад. - Вот два тангарута. Я принес бы еще, но мне сказали, и весьма невежливо, между прочим, что я должен поторапливаться.
      Беру прыснула в кулак. Шми строго посмотрела на мужа. Тот лишь плечами пожал.
      – Надо было оставить его на улице, пусть пропесочится как следует, - сказал он. - Правда, ветер будет сильный и какой-нибудь из камней обязательно что-нибудь ему повредит…
      – Прошу прощения, мастер Клигг! - запротестовал робот. - Я лишь хотел сказать…
      – Мы все понимаем, что ты хотел сказать, Ц-ЗПО, - поспешила заверить его Шми.
      Она даже положила ладонь ему на плечо, но быстро отдернула руку, решив, что довольно глупо успокаивать дружеским жестом ходячий набор чипов и сервомоторов. Хотя для Шми Скайвокер Ларс робот-секретарь был чем-то большим, чем сочетанием гидравлики и экзоскелета. Анакин непременно закончил бы работу, если бы не ушел с тем рыцарем… Оставалось ведь совсем немного, всего лишь собрать корпус. Шми долго никому не давала прикоснуться к роботу. Ей нравилось фантазировать, что Анакин вот-вот вернется и все доделает сам. Но после свадьбы по движению души Шми сама нарядила Ц-ЗПО в металлический корпус. Робот-секретарь прослезился бы, если бы умел. А Шми решила: пусть так и будет, она - там, где ей место, а Анакин - там, где место ему.
      Соседи, конечно, удивились нелепой причуде. О роботе-секретаре со знанием какого-то совершенно невероятного количества языков на ферме у Ларсов судачили, наверное, целый год. Клигг не раз флегматично обещал отправить робота на переплавку или продать тайком от хозяйки йавам, но дальше угроз дело не заходило. Хозяину просто нравилось дразнить надоедливого андроида. А для Шми Ц-ЗПО был напоминанием о сыне.
      – С другой стороны, - продолжал Клигг Ларс, вытряхивая мелкий песок из одежды и волос, - может быть, придут тускены и утащат его. Ты же не боишься тускенов, Ц-ЗПО, верно?
      – Мои программы не предусматривают такое чувство, как страх, - с достоинством откликнулся робот.
      Наверное, если бы он не трясся всем телом и не заикался, он бы сумел убедить в этом неподготовленную аудиторию. Беру опять захихикала, даже Оуэн улыбнулся.
      – Хватит! - вступилась за Ц-ЗПО Шми. - Ах ты, бедняжка! Ну, не стой столбом, мне понадобится и твоя помощь. А ты, - проходя мимо мужа, она попыталась посмотреть на него суровее, чем в предыдущий раз, но не выдержала и игриво хлопнула по широкому плечу, - ты просто ужасно ведешь себя по отношению к несчастному дроиду.
      – Что ж, - Клигг столь же неудачно попробовал изобразить злодея и, зверски (по его мнению) прищурившись, оглядел кухню. - Если, мне нельзя повеселиться с жестянкой, придется поискать кого-нибудь другого.
      Грозный взгляд остановился на Беру. Девочка смущенно ойкнула.
      – Клигг!
      – Что? Если она собирается жить здесь, пусть привыкает защищаться.
      – Папа!!!
      – Ой, только не набрасывайтесь на доброго старого Клигга, - вдруг подала голос Беру, а Шми подумала, случайно или все-таки специально ударение девочка поставила на слове "старый". - Хорошей же женой я буду, если не сумею переспорить его!
      – Ага! - возрадовался старший Ларс. - Вызов!
      – Было бы кого вызывать, если спросите у меня! - парировала Беру.
      Шутливая перепалка разгорелась с такой силой, что не будь вода так ценна для них, Шми давно принесла бы ведро и вылила на головы мужа и будущей невестки. Да и Оуэну не мешало бы остудиться. А то заладил однообразно: "Папа, папа…"
      К словесной дуэли Шми не прислушивалась. Ей нравилось наблюдать за Беру. Да, девочка превосходно подходит для жизни на водосборной ферме. Какой характер! Грубоватый Клигг - боец хоть куда, но Беру, когда позволяет ситуация, даст многим фермерам сто очков вперед. Шми начала накрывать на стол, улыбаясь, когда до ее ушей долетало особо колкое замечание будущей невестки.
      Она так увлеклась, что не заметила, когда по комнате принялись летать не только язвительные высказывания. И перезрелый фрукт застал ее врасплох.
      Разумеется, остальные расхохотались.
      А когда Шми развернулась, чтобы отчитать шутников, все трое уже давились смехом. Вот только Беру пыталась скрыть смущение. Похоже, именно она запустила импровизированным снарядом в Клигга, но взяла мимо цели.
      – Послушная девочка, - с удовольствием заметил Клигг, восторженно булькая. - Всегда знает, когда остановиться.
      Шми аккуратно собрала с себя в плошку оранжевую мякоть, а потом выплеснула содержимое плошки на мужа.
      Клигг задумчиво помолчал. И потянулся за вторым тангарутом.
      Битва была короткой, но яростной, и, несмотря на то что угроз в воздухе летало больше, чем настоящих снарядов, комнате все-таки потребовалась уборка. Дети вызвались не только помочь, а даже все сделать сами, но Шми прогнала их.
      – Займитесь лучше собой, - сказала она. - Клигг начал, ему и убирать. Идите, идите, я позову, когда ужин окажется на столе, а не на стенах.
      Старший Ларс засмеялся.
      – А в следующий раз ляжешь спать голодным, - Шми пригрозила ему ложкой. - И в одиночестве!
      – Во как! - Клигг в знак примирения поднял руки. - Да никогда!
      Ложка указала на дверь, за которую Оуэн и Беру поспешили ретироваться.
      – Хорошая будет жена, - сказала Шми вслух то, что думала весь вечер.
      Клигг сгреб ее в охапку, прижал к себе
      – Мы, Ларсы, всегда любим самых лучших женщин.
      Шми знала, что если сейчас повернет голову, то увидит, как муж улыбается. И знала, что улыбнется в ответ. Так она и поступила. Да, она находится именно там, где ей самое место. Честная хорошая работа, удовлетворение от нее и достаточно свободного времени, чтобы немного повеселиться. Шми всегда мечтала именно о такой жизни. Пыль дальних дорог - не для нее.
      Она негромко вздохнула.
      – Опять думаешь о своем парне, - сказал Клигг Ларс. Он не спрашивал, он знал.
      – Все хорошо, - пробормотала Шми в ответ, стараясь разогнать темное облачко, заслонившее солнце. - Я знаю: с ним все хорошо. Он в безопасности.
      – Но когда мы начинаем веселиться, ты хочешь, чтобы он был здесь.
      Шми удалось улыбнуться.
      – Да, - согласилась она. - И не только тогда. Я хотела, чтобы Анакин был здесь с того самого момента, когда мы впервые увидели друг друга.
      – Пять лет назад, - вставил Клигг.
      – Ты бы ему понравился. И ты, и Оуэн…
      – Думаешь, Анакин с Оуэном сумели бы подружиться? - с сомнением спросил Клигг, но тут же сам отмахнулся от собственных слов. - Ба! Конечно же. Подружились бы!
      – Ты даже ни разу не видел Ани, - проворчала Шми.
      – Парни стали бы друзьями в наилучшем виде, - уверенно заявил муж. - Как может быть иначе? С такой-то матерью…
      Шми поцеловала его. Сначала - в знак благодарности, потом - совсем по-другому. Но думала она теперь об Оуэне, о расцветающих отношениях между ним и милой Беру. Шми любила их обоих.
      Но вместо того чтобы успокоить, мысль о пасынке встревожила ее. Часто Шми спрашивала себя, а не из-за Оуэна она столь охотно и быстро согласилась выйти замуж за Ларса? Она погладила мужа по широким плечам. Шми любила его. Она наконец-то кого-то любила, не порывисто и страстно, как когда-то, то давнее чувство казалось теперь почти нереальным. Ровное спокойное чувство радовало ее, хотя сначала казалось, что это - лишь благодарность за избавление от рабского ошейника. Но все-таки, какую роль сыграл в ее решении Оуэн? Вопрос мучил ее все эти годы. Может быть, нужно было заполнить ту пустоту в сердце? Анакин ушел - гораздо раньше, чем могла предположить Шми, и у нее осталось так много чувств, которые нужно было кому-то отдать. А Оуэн у была нужна мама…
      Интересно, а на самом деле смогли бы мальчики подружиться? Они такие разные… Когда подойдет время, Оуэн примет у отца ферму, а Клигг передаст ему все дела, как когда-то сделал отец Клигга, а еще раньше - дед, как заведено в семье Ларсов из поколения в поколение. Оуэн, сметливый и добродетельный наследник этой земли, едва ли когда променяет гордость и удовольствие фермерской жизни на, может быть, более тяжелую, зато яркую жизнь.
      А Анакин…
      Шми чуть было не рассмеялась, представив, как ее нетерпеливый сын, чья голова забита мечтами о дальних странствиях и подвигах, возится с влагоуловителями. Кончилось бы все тем, что Клигг постоянно бы злился и ругался: точно так же, как тойдарианец Уотто. Анакин умеет вывести из себя всех обстоятельных и солидных, а его жаждущую приключений душу не приручишь никаким чувством ответственности перед поколениями фермеров, гнувших здесь спину. Гоняться на болидах, летать среди звезд, искать на свою голову подвигов - вот это как раз по нему. И как раз то, что выводит Клигга из себя.
      Воображение нарисовало раскрасневшегося супруга, в гневе разыскивающего, куда подевался Анакин, который в очередной раз замечтался, глядя на небо. Шми тихонько хихикнула.
      Клигг покрепче обнял ее, не догадываясь о причинах смеха.
      Шми, наконец-то, было хорошо. Она - там, где должна быть. А Анакин - там, где должен быть он.
 

***

 
      Она больше не носила пышных и неудобных одежд, которые когда-то были признаком ее высокого положения. И больше не было нужды надевать тяжелые головные уборы, от которых ныли плечи и шея. И можно было не проводить томительных часов в кресле, пока горничные укладывали волосы особо затейливым образом и накладывали на лицо ритуальный грим. Достаточно было простого белого платья и двух обычных косичек. Но, странное дело, порой ей казалось, что без всей этой брони она уязвима и беззащитна. Но - один взгляд в зеркало, и бывшей королеве вновь было легко.
      А когда жизнь становилась совсем уж в тягость, можно было прилететь домой и повидаться с родными. Сейчас она сидела на нагретой солнцем скамье возле женщины, которая была очень похожа на саму Падме, только чуть-чуть постарше и, может быть, чуть-чуть больше женщиной. Платье соседки было еще проще, а волосы не так тщательно причесаны. Но это не мешало ей быть красивой. И если Падме Наберрие сияла всей красотой юности, то от Солы (так звали вторую) веяло силой и уверенностью зрелости.
      – Ты уже закончила переговоры с королевой Джамиллей? - поинтересовалась Сола, и по ее тону каждому стало бы ясно, что лично она невысокого мнения об этих встречах.
      Падме бросила косой взгляд на соседку и снова стала смотреть за возней Риоо и Пухи, маленьких дочерей Солы.
      – Всего одна встреча, - проговорила она. - Королева должна была передать некоторую информацию.
      – О проекте создания армии, - добавила Сола.
      Падме не стала подтверждать очевидное. Уже несколько лет военный проект был притчей во языцех и темой для жарких дебатов в Сенате. А она-то, наивная, считала, что то давнее выступление перед сенаторами - еще в статусе королевы - было самым трудным.
      – В Республике так шумят и галдят, что едва ли сенатор Амидала сумеет все уладить, - пренебрежительно заметила Сола.
      Падме опять повернулась к сестре, удивленная нотой сарказма.
      – Разве не это занимает твое время?
      – Я пытаюсь этим заняться, - поправила Падме.
      – Вы все пытаетесь этим заниматься.
      – Ты что хочешь сказать? - Падме в затруднении нахмурила брови - В конце концов, я же сенатор.
      – Сначала королева, потом сенатор, и кто знает, сколько постов впереди, - Сола сорвала цветок и бросила им в детей.
      Некоторое время она наблюдала, как Риоо таскает Пуху за волосы, потом прикрикнула на дочерей.
      – Ты так говоришь, будто тебе противно, - сказала Падме. - Как будто говоришь о… о скверных вещах.
      – О великих вещах, - со смешком поправила ее Сола. - Если все делать во благо.
      – Ну, а этим что ты хочешь сказать?
      Сола пожала плечами, как будто не была уверена, стоило ли вообще заводить разговор.
      – По-моему, ты сама себя убедила, что незаменима. Что без тебя ничего не должно происходить.
      – Сол!
      – Но это так, - настаивала сестра. - Ты отдаешь, отдаешь, отдаешь, отдаешь… Никогда не возникал соблазн взять? Хотя бы немножко?
      Падме неуверенно улыбнулась:
      – Что взять-то?
      Сола не отрывала взгляда от дочерей.
      – Посмотри на них, - предложила она. - Я вижу, как блестят твои глаза, когда ты смотришь на моих детей. Я знаю, как ты их любишь.
      – Конечно, люблю!
      – А своих собственных не хочешь завести? - вопрос проскользнул как бы между прочим. - Собственную семью? Мне кажется, пора.
      Падме выпрямилась.
      – Я… - она замолчала и попробовала еще раз. - Я… я… знаешь, я сейчас работаю над одним важным делом. Правда, очень-очень важным.
      – А после того, как ты сделаешь свое очень-очень важное дело, отыщешь другое, на этот раз очень-очень-очень важное, так? И так же пламенно будешь верить в него. Дело будет касаться Республики и правительства, но вряд ли будет касаться тебя.
      – Как ты можешь?!
      – Я говорю правду, и ты это знаешь. Когда ты сможешь сделать что-нибудь для себя?
      – Я делаю!
      – Ты знаешь, о чем я.
      Падме с вымученной улыбкой покачала головой. Смотреть на Риоо и Пуху было веселее и легче, чем задумываться над словами старшей сестры.
      – Разве жизнь определяется только детьми? - спросила она.
      – Вовсе нет, - отмахнулась Сола. - Только все не так. Точнее, не совсем так. Я говорю в широком смысле, сестренка. Ты все свое время тратишь на чужие проблемы, на диспуты, на неурядицы целых планет, обсуждаешь, действительно ли некая торговая гильдия честно ведет дела в той пли иной системе. Ты все силы тратишь на то, чтобы сделать жизнь других лучше.
      – Да что в этом плохого?
      – А как же твоя жизнь? - голос Солы вдруг стал серьезным. - А как же сама Падме? Никогда не хотела сделать лучше собственную жизнь? Помощь другим приносит тебе удовольствие, это я знаю. Это видно. Ну, а все же ты сама? Ты таешь, что такое любовь, сестричка? А как продолжается мир в детях? Приходила ли тебе хоть однажды мысль об этом? Не пробовала ли ты приостановиться и подумать: что хорошего ты принесешь миру своим незнанием, непониманием, бедностью чувств? Вдруг жизнь твоя недостаточно полна?
      Падме хотела резко ответить, что ее жизнь и без того полнее некуда, но прикусила язык. Она смотрела, как ее племянницы возятся на заднем дворе, как они чуть ли не на атомы разбирают бедолагу астродроида, и думала, что слова сестры странным и непонятным образом породили беспокойство, разрушающее спокойствие и уверенность ее личного предназначения.
      И впервые за много дней Падме думала не об ответственности и не о голосовании, а слова "Проект создания армии" не могли заглушить хохота девочек.
 

***

 
      – Слишком близко, - сумрачно сказал Оуэн отцу, пока они обходили ограду фермы.
      Надо было проверить, не повредил ли ее недавний ураган. Оуэн подумал, что мать наверняка сказала бы по-другому. Шми предпочла бы сказать так: "не нашалил ли…" Оуэн любил мачеху, но иногда ее манера говорить смущала его. Он чувствовал себя деревенским увальнем рядом с городской красавицей. Молодой человек солидно покачал головой. Все Ларсы сумасшедшие. Отец привел в дом женщину из города, и он сам, Оуэн, собирается предложить Беру стать хозяйкой в их будущем доме.
      Его мысли прервал громкий дикий рев. Уже во второй раз, и теперь - гораздо ближе.
      Оуэн озадаченно посмотрел на отца. Оба они знали, что банты не разгуливают в их краях сами по себе. Травы в окрестностях одинокой водосборной фермы немного, пастись негде. Но их рев трудно перепутать, да и с кем тут их путать, на пустынной планете? Значит, это не стадо диких бант, а в таком случае… Молодой человек поежился.
      – Почему так близко к фермам? - спросил он.
      – Мы давно ничего не делали, - откликнулся отец. - Если дать дикому зверю бегать на свободе, он со временем забывает урок.
      Оуэн скептически наморщил нос и получил от отца подзатыльник.
      – Тускенам постоянно приходится давать уроки хорошего поведения, - сказал Клигг Ларс. - Собираешь народ, выслеживаешь и убиваешь. Те, кто убежит, хорошо запомнит, где находятся границы. Тускены, они точно дикие звери, часто просят твердой руки.