Два других орка запнулись, но, воспользовавшись своим упавшим соплеменником в качестве опоры, ухитрились сохранить неустойчивое равновесие и просто влетели в бок прилавка. Топор Айвена тюкнул одного в висок, но второму удалось парировать удар дубинки Пайкела. Впрочем, вскоре его раздавили в лепешку его же товарищи, увидевшие, что чужаков теснят, и ринувшиеся вперед всем скопом.
– Мы не продержимся! – крикнула Шейли.
– Бери на себя лучников, – отозвался Айвен, фыркая и отдуваясь при каждом слове, поскольку он яростно махал топором, удерживая наседающую толпу на расстоянии. – Я и мой брат управимся с этим сбродом!
Шейли беспомощно взглянула на свой почти пустой колчан. Когда в проходе показался вражеский солдат, рука ее метнулась к короткому мечу, но эльфийка понимала, что у нее нет времени, чтобы расходовать его на рукопашную. Сокрушаясь о трате стрел, она, тем не менее, застрелила человека, надеясь, что его внезапная смерть заставит остальных призадуматься, прежде чем соваться сюда же.
Вдруг стойка заходила ходуном – на нее обрушился огр и Шейли испугалась, что прилавок сломается или ее саму расплющит о стену, когда эти неудержимые монстры надавят посильнее.
Дальнейшие ее действия были рождены ужасом – эльфийка повернулась лицом к стойке и выпустила стрелу в морду огра. Чудовище упало, и прилавок перестал дергаться. Впрочем, все еще не уверенная в его устойчивости, эльфийка вскарабкалась на висящую на задней стене полку и заняла позицию, позволяющую лучше видеть поле боя.
Вот человек оперся руками о прилавок и закинул на него одну ногу, намереваясь взобраться на столешницу. Он полагал, что дворфы слишком заняты, чтобы остановить его, но ошибался – топор Айвена тут же перерубил ему хребет, хотя, отвлекшись, дворф получил сильнейший удар в бедро. Лицо Айвена сморщилось от боли, но он лишь зарычал, плюнул на рану и жестоко рубанул нападающего гоблина, расколов вдоль поднятое копье врага и задранное вверх лицо монстра.
Впрочем, насладиться убийством Айвену не дали, поскольку напор мечей и пик, грубо заостренных жердей и зазубренных кинжалов не ослабевал. Дворф скакал и приседал, уклонялся и парировал, то и дело ухитряясь наносить внушительные удары.
Стрела появилась внезапно, она до половины засела в рыжей бороде Айвена, и волны раскатившейся по телу боли сказали дворфу, что пострадал и его подбородок.
– Я же велел тебе взять на себя лучников! – сердито рявкнул он на Шейли, но гнев его сразу иссяк, когда он взглянул в ту сторону, откуда прилетела стрела, и увидел лежащего на полу мертвого вражеского стрелка с торчащей изо лба эльфийской стрелой.
– Ладно, – проворчал смутившийся дворф.
И подпрыгнул, пропуская под собой низко скользнувший меч, на лету опустив ногу и прижав сапогом оружие к столешнице. Другой ногой Айвен лягнул и раздробил челюсть противника, отбросив того обратно в толпу. Однако его место тут же заняли двое других, и на дворфа опять жестоко насели.
Дела Пайкела шли немногим лучше. На счету дворфа было трое убитых, но он уже весь перемазался в крови, частично в собственной, причем одна рана оказалась действительно серьезной. Он неустанно работал дубинкой, пытаясь забыть о слабеющих мышцах рук и об очевидной безнадежности всего происходящего.
Пайкел отразил выпад копья слева, но вражеский меч скользнул между руками и дубиной дворфа, проткнул что-то под рукавом и глубоко погрузился в предплечье Пайкела.
– Оу! – взвизгнул зеленобородый дворф, прижав раненую руку к боку.
Но боль Пайкела мгновенно сменилась потрясением, когда из рукава на прилавок выпала верхняя половинка его прирученной змеи.
– О-о-о-о! – завыл Пайкел, неистово затопав короткими ногами. – О-о-о-о!
Владелец меча стоял прямо перед ним, было так просто ударить его дубиной, но Пайкел поймал лезвие свободной рукой и отшвырнул его в сторону, глубоко порезав защищенную лишь мозолями ладонь. Другая рука дворфа метнулась вперед, и конец дубинки врезался в лицо противника. Пайкел перехватил оружие обеими руками и ударил трижды, размозжив ненавистную морду убийцы.
Затем разъяренный дворф врезал гоблину слева, пытавшемуся, пользуясь моментом, взобраться на стойку в нескольких футах от него. Тяжелая дубина взлетала вверх и падала вниз, отбивая оружие и ломая кости. Вверх и вниз, с неодолимой свирепостью; никакие доспехи не спасали врагов от напора ревущего дворфа.
– О-о-о-о!
Огр растолкал людей и орков, чтобы пробиться к прилавку, и вспрыгнул на него – храбро, но безрассудно; Пайкел раздробил ему коленную чашечку, крутанулся вокруг своей оси и ударил уже упавшего монстра прямо в грудь, сбросив его в толпу. Неуклюже кувыркающийся огр сбил с ног и подмял под себя немало соратников, а неистовый дворф продолжал скакать по стойке.
– О-о-о-о!
Человек с мечом сделал выпад в сторону Айвена, но Пайкел раздавил его локоть о край прилавка, прежде чем меч дотянулся до дворфа.
– Эй, он мой! – запротестовал Айвен, но Пайкел его не слышал: он продолжал выть и драться.
Следующий его замах сломал чью-то шею, но этого противника дворф подпустил слишком близко – он успел задеть Айвена, и тот спиной вперед полетел со стойки.
Пайкел даже не заметил, что остался один. Он видел лишь мертвую змейку, с которой так подружился. Он бегал взад и вперед по всему прилавку, бешено молотя конечностями, не испытывая боли от множества ран, число которых беспрестанно увеличивалось, а чувствуя лишь сладкий вкус мести, продолжая бить и крушить внезапно подавшуюся назад толпу.
– Нам нужна поддержка на переднем крае! – сердито взревел Айвен, когда Шейли помогла ему подняться на ноги.
– А стрелы? – Эльфийка показала пустой колчан и последнюю стрелу, уже брошенную на тетиву.
Айвен поднял руки и выдернул стрелу из собственного лица.
– Вот еще, – мрачно предложил он. И неожиданно странно передернулся, завел руку за спину и извлек из-под лопатки еще одно длинное древко.
Глаза-Шейли расширились – она смотрела поверх плеча дворфа на стол, который враги развернули так, что отверстие сбоку прилавка теперь находилось на линии прицела. Она немедленно вскинула лук и выстрелила, всего лишь расщепив дерево стола-заграждения, но вынудив неприятельского лучника нырнуть в укрытие.
– Я достану тебе стрелы! – рявкнул Айвен, разворачиваясь и озирая сцену побоища.
А затем он кинулся навстречу противнику. Лучник приподнял голову, прицелился, но нервы его не выдержали – когда ревущий дворф подбежал ближе, стрела взлетела слишком высоко, не причинив никому вреда.
Айвен упрямо мчался только вперед, игнорируя вопли врагов, тычущих в него пальцами – и не только. Он пригнул голову и на полной скорости врезался в тяжелый стол, перевернув его так, что тот снова стал на ножки, и сам взмыл на него.
Трое обескураженных лучников, прятавшихся позади стола, изумленно поглядели вверх. Они не осознавали, насколько уязвимы стали теперь, когда их барьер оказался у них над головой, пока свистнувшая стрела не убила одного из них.
Две пары глаз метнулись обратно к Шейли; оба солдата с облегчением увидели рванувшегося наперерез гоблина, прервавшего полет следующей эльфийской стрелы ценой собственной жизни.
Айвен перегнулся через край стола и кувыркнулся вниз, врезав плашмя топором по голове одному из оставшихся лучников. Второй солдат поторопился выхватить кинжал прежде, чем дворф выпрямится и снова вскинет топор. Но Айвен бросил оружие, мгновенно вскочил на ноги и хлопнул своими крепкими ручищами по ушам врага, стиснув ладонями его голову.
Кинжал воткнулся дворфу в плечо, но Айвен, зарычав, рванул вверх, и лицо человека вжалось в низ столешницы. А дворф, продолжая давить, уперся ногами в пол, а плечами в стол и резко, изо всех сил дернулся. Когда стол взлетел вверх на фут, Айвен низко пригнулся, но рук не опустил, удерживая голову врага повыше.
– Можно поспорить, кому хуже, – пробормотал дворф, когда упавший стол треснул, а лицевые кости человека захрустели.
Солдат сидел неловко, скрестив под собой ноги, по-прежнему зажмурившись, но Айвен все равно ударил его в сплющившееся лицо, отбрасывая с дороги, а потом, подхватив свой топор и ближайший колчан, рванулся из-под стола обратно к стойке. Арбалетный болт воткнулся ему в икру, и дворф споткнулся, но через мгновение он уже снова бежал, закусив толстую нижнюю губу, чтобы превозмочь жгучую боль.
Шейли пришлось развернуться, чтобы послать третью, и последнюю, стрелу в рожу орка, протиснувшегося за прилавок с дальней стороны стойки, обогнув свирепствующего Пайкела. А когда эльфийка снова оглянулась на зеленобородого дворфа, то оказалась лицом к лицу с очередным гоблином. В отчаянии, не успевая дотянуться до меча, Шейли хлестнула луком наотмашь, пытаясь отогнать чудовище.
– Тебе смерть, – пообещал гоблин, но Шейли покачала головой, даже улыбнулась, увидев топор, взмывший над головой монстра за его спиной.
Гоблин рухнул, и Айвен тут же взгромоздился на него.
– Вот тебе стрелы! – крикнул он, кидая Шейли три почти полных колчана.
Времени выслушать ответ у него не было – дворф уже повернулся и взмахнул обоюдоострым топором, отбивая брошенное в него копье.
Шейли тоже развернулась, на ходу бросая стрелу на тетиву, и выстрелила, раз, другой, третий – враги напирали с трех сторон.
– Мертвая змея! – снова и снова кричал Айвен, подстегивая ярость своего брата. – Мертвая змея!
– О-о-о-о! – завывал Пайкел, и еще один враг валился бездыханным.
Но Шейли знала, что им, чтобы выстоять, потребуется нечто большее, чем неистовство Пайкела, большее, чем четыре десятка стрел, принесенных Айвеном. Ее руки привычно двигались, метко посылая стрелы во врагов, но на каждое освободившееся после выстрела место вставал новый противник.
– Бонадьюс! – крикнула Даника, направляясь к стене, и прыгнула в кружащийся туман.
И, сильно ударившись о камень, упала, оглушенная, обратно в комнату.
Девушка немедленно сделала сальто, чувствуя себя преданной и уязвимой. Дориген избавилась от Кэддерли, а в руках эта опасная женщина по-прежнему держала волшебную палочку. Даника кувыркнулась еще раз и встала на ноги там, где их с все еще сидящей женщиной разделяло пространство в полкомнаты.
– Пароль был «Бонадьюс», – обвинила колдунью Даника.
– Только те, кого перечислил Абаллистер, могут входить в его личные покои, даже с этим словом, – спокойно объяснила Дориген. – Он хотел видеть Кэддерли. Очевидно, ты в список не включена.
Рука Даники неожиданно дернулась, и один из ее кинжалов полетел в Дориген. Посыпались искры, и клинок, наткнувшись на магический щит, упал к ногам женщины, которая сразу направила волшебный жезл на Данику; предупреждая воительницу:
– Не двигайся.
– Предательство, – выдохнула Даника, но Дориген, отрицательно, качала головой при каждом звуке, срывающемся с губ девушки.
– Ты полагаешь, что сможешь убить меня этой палочкой? – спросила Даника и закружилась; равновесие никогда не подводило ее, и ноги готовы были перенести хозяйку куда угодно одним точно рассчитанным движением.
– Я не желаю пробовать. – Голос Дориген звучал с неподдельной искренностью.
– Одно заклинание, Дориген, – прорычала Даника. – Или один-единственный взмах твоей палки. И все.
– Я не желаю пробовать, – повторила старшая женщина тверже и, подчеркивая свои намерения, бросила палочку на стол.
Даника выпрямилась, совершенно сбитая с толку.
– Я не лгу тебе, – объяснила Дориген. – И я не обманула Кэддерли, заставив его пойти куда-то, где ему не место.
Значит, Дориген действительно верит, что все было предопределено свыше. Даника не чувствовала той же уверенности, что ее противница. Она верила в силу личности, в выбор личности, а не в какой-то предначертанный судьбой путь.
– Абаллистер наверняка накажет меня за то, что я впустила туда молодого жреца, – продолжила Дориген, невзирая на сомнение, омрачившее лицо Даники. – Он надеялся, что я убью Кэддерли или, по крайней мере, истощу его магическую мощь.
Она хихикнула и отвела взгляд, а Даника осознала, что сейчас можно вспрыгнуть на стол и придушить ведьму – та не успеет среагировать. Но Даника не двинулась с места, ее удержала нота искренности в голосе колдуньи.
– Абаллистер думал, что злобный дух, олицетворение Геаруфу, покончит с угрозой Замку Тринити, – продолжила Дориген.
– Тот призрак, которого вы послали по нашим следам, – догадалась Даника.
– Не совсем так. – Дориген оставалась, спокойна. – Изначально Абаллистер послал Ночных Масок в Кэррадун убить Кэддерли, но возвращение духа действительно чистая случайность – удачное стечение обстоятельств для Абаллистера. Он не знал, что Кэддерли сумеет уничтожить духа, – продолжила колдунья, снова загадочно хихикнув. – Он думал, что та гроза наверняка погубит вас всех, и так бы и случилось, да только вот Абаллистер не подозревал, что вы были уже далеко от Ночного Зарева. А как бы он испугался, если бы узнал, что Кэддерли погубил даже старика Файрена – после того, как закончил манипулировать змеем.
Даника даже пошатнулась от изумления, глаза ее широко распахнулись.
– Да, я наблюдала за битвой, – объяснила Дориген, – но я не сказала об этом Абаллистеру. Я хотела, чтобы столь скорое прибытие Кэддерли в Замок Тринити стало для него настоящим сюрпризом.
– Это раскаяние? – спросила Даника.
Дориген опустила взгляд и медленно покачала головой, пробежав скрюченными пальцами по черным с серебром волосам.
– Полагаю, скорее уж прагматизм, – ответила она, снова взглянув на Данику. – Абаллистер сделал много ошибок. Я не знаю, одержит ли он победу над Кэддерли, или верх возьмете вы, ты и твои друзья. Но даже если выиграем мы, как мы можем надеяться завоевать край, когда наша армия разбита?
Даника обнаружила, что верит словам женщины, и это встревожило ее еще больше, заставив предположить, что Дориген как-то околдовала ее.
– То, как ты изменилась, не оправдывает всего, что ты натворила за последние месяцы, – мрачно заметила девушка.
– Нет, – немедленно согласилась Дориген. – Но я не сказала бы, что я изменилась. Посмотрим, кто победит здесь. – Она показала на кружащийся в стене туман. – И увидим, куда завела нас судьба.
Даника с сомнением качнула головой.
– Ты все еще не понимаешь, не так ли? – резко спросила Дориген, и проворная воительница сразу приняла угрожающую стойку.
– О чем это ты? – прошипела Даника.
Ответ Дориген заставил Данику покачнуться. Это было так неожиданно, что она не смогла даже пролепетать возражение.
– Они отец и сын!
Из троих загнанных в ловушку друзей, дерущихся в трапезной, Айвен преуспевал больше всех. Крепыш дворф и его могучий топор воздвигли непреодолимый барьер перед тем уютным местечком, в котором он обосновался. Люди и монстры наседали на него по двое зараз, но сломить яростную защиту у них не хватало силенок. И хотя Айвен был серьезно ранен, он во весь голос орал дворфскую боевую песню. Он сконцентрировался до предела, не позволяя себе чувствовать боль, не позволяя пострадавшим конечностям ослабеть.
Непрекращающийся напор врагов мешал Айвену добраться до своего брата или до Шейли, которые очень нуждались в поддержке. Лучшее, что мог делать сейчас рыжебородый дворф. – это то и дело кричать: «Мертвая змея!», распаляя, ярость Пайкела.
Шейли застрелила первого человека, пытавшегося взобраться на стойку, в следующего, бугбера, сделала четыре выстрела подряд, и лохматое чудовище шлепнулось на пол мертвым. Затем эльфийка, пустив стрелу между ног Пайкела, свалила орка, а потом повернулась к очередному врагу, гоблину, вспрыгнувшему на прилавок.
Она попала ему в грудь, так что он с размаху уселся на столешницу, а следующий выстрел погасил свет в глазах монстра.
Гоблины позади этой жертвы оказались, однако, сообразительнее, чем обычно. Используя истекающее кровью тело в качестве щита, сотоварищ убитого вскарабкался на стойку. Шейли все равно достала его, стрела вонзилась точно в глаз гоблина, выглянувший из-за плеча погибшего, но энергичный прорыв еще двух чудовищ открыл следующему гоблину путь к отважной лучнице.
Не успевая натянуть тетиву, Шейли выхватила меч. Одной рукой она хлестала наотмашь луком, отражая лобовое нападение копьеносца, а другую, с мечом, ухитрилась развернуть так, что несущийся на нее на полной скорости гоблин сам, не сумев затормозить, наткнулся на клинок.
Шейли дернулась, отталкивая от себя мертвую тварь, и рывком освободила лезвие, острые края которого пламенели эльфийскими чарами. Времени вскинуть лук у нее уже не было, и она понимала, что вряд ли ей снова выпадет шанс воспользоваться им в этой битве. Эльфийка бросила ставшее бесполезным оружие на пол и кинулась вперед, встретив нового противника прежде, чем он успел спрыгнуть со стойки.
Гоблин как раз находился в состоянии неустойчивого равновесия, только собравшись покинуть прилавок, и меч Шейли ударил раз, не давая гоблину защититься, а затем второй. Быстрее, чем неприятель оправился, Шейли резко ткнула клинком, проделав дыру в горле чудовища. Воспользовавшись плечами убитого как подкидным мостиком, она взлетела на прилавок одновременно с новым вражеским солдатом: Человек не ожидал броска и, отпрянув, повалился на напирающую толпу, предоставив Шейли возможность разобраться со следующим на очереди орком.
Убить его не составило труда, но, когда эльфийка нагнулась для нового удара, кто-то ткнул в нее копьем поверх плеча орка.
Шейли мгновенно выпрямилась, пытаясь восстановить мутящееся от мучительной боли зрение. Она увидела наконечник, торчащий из своего бедра, увидела человека, держащего другой конец оружия. Если он сейчас повернет копье…
Шейли мечом ударила по древку, как раз под самым погруженным в ее тело наконечником. Отлично заточенная эльфийская сталь рассекла дерево, но от страшного толчка Шейли едва не провалилась в черноту беспамятства. Удержалась она благодаря чистому упрямству, заставив меч работать в привычном ритме атаки, держа врагов на расстоянии, пока не схлынули волны головокружения.
– О-о-о-о!
Дубинка Пайкела плясала и кувыркалась перед тупой мордой огра. Монстр взмахнул рукой, пытаясь схватить странное оружие, но дубинка исчезла, взлетев высоко над головой дворфа.
– Э? – глупо спросил огр.
Дубинка обрушилась на его череп.
Огр тряхнул головой, шумно зашлепав толстыми губами. Он поглядел вверх, ища то, что его стукнуло, задирая морду все выше, и выше, и выше, пока равновесие не нарушилось, – и огр повалился назад, похоронив под собой троих не столь рослых сотоварищей.
Пайкел, уже скачущий на другом конце прилавка, даже не видел падения противника. На стойку взобрался человек, и дворф шлепнулся на живот, дубина его скользнула низко-низко, сбивая солдата с ног.
Меч распорол бедро Пайкела, но со своего места он ясно видел лежащую на стойке бедную мертвую змейку. Дубинка ударила сбоку, отбросив голову владельца меча с такой силой, что сломала ему шею.
– О-о-о-о!
Пайкел мгновенно вскочил, бурля свежей яростью. Он помчался обратно, прикрывая потенциальную брешь, затем рванулся назад, чтобы ударить по макушке взбирающегося гоблина. Чудовище пошатнулось и сползло вниз, зацепившись подбородком за край стойки.
Не лучшая позиция, когда на тебя опускается суковатое оружие Пайкела.
Но сколько еще продержится дворф? Пайкел, несмотря на весь свой гнев, не мог отрицать, что движения его начали замедляться; что напор врагов не прекращается, что на место каждого убитого им и его соратниками солдата встают двое других. А друзья его ранены, они оба в крови и ослабли.
На другой стороне зала, у двери, в воздух вдруг взмыл человек – он пролетел над стоящим перед ним огром, беспомощно размахивая руками и ногами. Любопытный Пайкел, чуть только представилась такая возможность, оглянулся – как раз вовремя, чтобы увидеть гигантский меч, пронзивший насквозь грудь огра. С невероятной силой напавший на огра дернул вверх засевший в плоти врага меч, так что клинок рассек ребра, ключицу и вышел возле шеи мертвого чудовища. Огромная рука пихнула убитого в плечо; тело, кувыркаясь, покатилось в сторону.
И перед глазами дворфа предстал Вандер, – Вандер! – спешащий на подмогу, яростными взмахами меча валя врагов по двое.
– Оо-ой! – завопил Пайкел, тыча коротким пальцем в сторону двери.
Шейли тоже заметила дуплоседа, и это зрелище вдохнуло в нее надежду и силу. Сцепившись на прилавке с орком, она ударила свободной левой рукой, сворачивая монстру челюсть. Затем, сделав ложный выпад мечом, эльфийка нанесла второй удар, а за ним и третий.
Орк покачнулся, неустойчиво балансируя на краю стойки. Он кое-как отразил удар меча, но взлетевшая нога девушки угодила врагу в грудь и отбросила его назад.
– Вандер идет! – закричала эльфийка, чтобы и Айвен узнал радостную новость, и ринулась вдоль передней кромки столешницы, низко пригнувшись и выставив меч, отгоняя возможных нападающих.
– Чертово кольцо! – гаркнул Айвен в лицо стоящего перед ним человека, говоря о магическом восстанавливающем перстне, который носил Вандер, перстне, который когда-то уже (как, очевидно, и сейчас) вернул дуплоседа из мира мёртвых.
Дикий хохот Айвена привел его противника в замешательство, и, когда дворф занес над плечом топор, ошеломленный солдат вскинул меч слишком поздно.
А Айвен разжал руки, запустив топор в лицо человека, точно метательный молот. Тот упал, оглушенный, а дворф ловко поймал свое оружие, снова подбросил его, перехватил поудобней обеими руками у самого конца рукояти и ударил наотмашь, разрубив человеку плечо.
Посреди комнаты один из солдат ткнул дуплоседа копьем в ногу, не причинив серьезного вреда. Вандер развернулся и пнул наглеца – тяжелый сапог впечатался человеку в живот, под ребра, подбросив его вверх футов на пятнадцать. А Вандер уже обернулся, вложил все силы в следующий удар и рассек пополам гоблина.
Ближайшим компаньонам незадачливого гоблина показалось, что это уже слишком. Воя от ужаса, они бросились прочь из комнаты.
Вандера же ждало слишком много других противников, чтобы заниматься преследованием гоблинов. Вот на него кинулся огр, обрушив дубину на ребра дуплоседа. Вандер не дрогнул, лишь улыбнулся криво, показывая напавшему, что с ним все в порядке.
– Э?
– И чего это они вечно говорят так? – удивился дуплосед, и его меч снес голову пораженного огра с плеч.
Друзьям, обороняющим стойку, шагающий Вандер напоминал корабль, рассекающий штормовые волны, от которого во все стороны летят брызги в виде гоблинов, орков и людей и который оставляет за собой пенный след из крови и мертвых тел. Меньше чем через минуту Вандер уже добрался до прилавка, разрезав вражеские силы надвое. Пайкел спрыгнул к нему, и вместе они расширили открытое пространство, чтобы и Айвен мог присоединиться к ним.
К тому времени, как троица добралась до Шейли, эльфийка уже сидела на стойке, тяжело привалившись к колонне, поскольку ее оставшиеся противники с криками убегали из трапезной.
Вандер подхватил на руки раненую, баюкая ее, как ребенка.
– Надо уходить отсюда, – пробасил он.
– Они вернутся, – согласился Айвен.
Они посмотрели на Пайкела, но тот ничего не ответил, поскольку в данный момент осторожно, почти благоговейно извлекал из порванного рукава нижнюю половинку разрубленной змеи, бормоча тихое «оо-ой», сопровождая этим стоном каждый выскользнувший дюйм мертвого тельца.
МОЛНИЯ ЗА МОЛНИЮ, ОГОНЬ ЗА ОГОНЬ
Кэддерли не понимал, где находится. Эта роскошная, вся в коврах и подушках комната никоим образом не походила на грубые каменные подземелья Замка Тринити. На стенах висели прекрасные гобелены, расшитые золотым орнаментом; все они изображали Талону и ее символы. Лепной потолок украшали виньетки из какого-то экзотического дерева, неизвестного Кэддерли. Спинки и сиденья каждого из десяти кресел в этой огромной комнате были вырезаны в форме слезы, и ценностью эти кресла наверняка могли бы сравниться с горой сокровищ дракона, ибо по их ножкам и подлокотникам бежали сверкающие ряды самоцветов; шелковая обивка глянцево поблескивала, отражая сияние драгоценных камней. Картина в целом напоминала Кэддерли какой-то султанский дворец где-нибудь в далеком Калимпорте или личные покои одного из властелинов Глубоководья.
Пока он не обратился к сути вещей, Песнь Денира пришла в мысли юноши без его сознательной просьбы, словно бог сам напомнил ему, что это не обычная комната и хозяин ее не обычен. Кэддерли осознал, что попал в иное измерение, созданное магией, сплетенное до самых мельчайших деталей из магической энергии.
Присмотревшись повнимательнее к ближайшему креслу, вслушиваясь в звенящую в мыслях Песнь, Кэддерли определил, что и драгоценности являются сгустками энергии, и гладкий шелк – растянутое магическое поле. Кэддерли вспомнил, как в башне колдуна Белизариуса он бился с иллюзорным минотавром в иллюзорном лабиринте. Тогда молодой жрец вывернул создание Белизариуса наизнанку, сунул руку в глотку минотавру и вырвал мнимое сердце чудовища.
Теперь, в незнакомой и, несомненно, опасной обстановке, Кэддерли требовалась уверенность в своих силах. Он снова сконцентрировался на кресле, ухватился за магическое поле его спинки и преобразовал его, растянув и сплющив.
– Столик здесь смотрится лучше, – заявил он, рассчитывая, что хозяин, Абаллистер, слышит каждое его слово.
Действительно, кресло превратилось в полированный стол на толстых резных ножках, покрытых узорами из глаз, свечей и свитков, символов Денира, Которому поклонялся Кэддерли, и братского бога Огма.
Юноша оглядел единственный выход из главной комнаты, широкий проход, поддерживаемый скульптурными арками, расположенный в стене, противоположной той, через которую он вошёл сюда. Молодой жрец слегка переместил Песнь Денира, разыскивая невидимые предметы или карманы иных измерений внутри этого кармана, но не нашел ни следа Абаллистера.
Кэддерли подошел к созданному им столу и ощутил твердую гладкую поверхность под ладонями. И улыбнулся вдохновению – божественному вдохновению, решил он, – снизошедшему на него. Призвав свою магию и потянувшись к ближайшему гобелену, он начал ткать его по-новому. Юноша отлично помнил дивный гобелен в главном зале Библиотеки Назиданий и творил точную его копию. Кресло рядом с ним стало письменным столом, на него опустилась чернильница, покрытая рунами Денира. Второй гобелен превратился в свиток Огма со словами священной молитвы, заменивший злобный лик Талоны и ее отравленный кинжал.
Кэддерли чувствовал силу, наполняющую его творения, чувствовал, что эта работа приближает его к его богу, источнику этой силы. Чем больше он менял комнату, чем больше это место напоминало храм Библиотеки Назиданий, тем крепче становилась уверенность молодого жреца, тем выше он воспарял. С каждым созданным образом культа Денира священная Песнь громче звучала в мыслях и сердце Кэддерли.
И вдруг Абаллистер – это должен был быть Абаллистер – возник в пустом проеме под резной аркой.
– Я тут кое-что… улучшил, – сообщил Кэддерли раздраженному колдуну, широко разведя руки.
Эта бравада, возможно, и скрыла от врага, как сильно он нервничает, но сам-то Кэддерли знал, что от страха ладони у него похолодели и стали влажными.
Абаллистер резко хлопнул в ладоши и выкрикнул слово силы, которое Кэддерли не узнал. И новое священное убранство комнаты мгновенно исчезло – все стало в точности как прежде.
Что-то в движении мага, во внезапной вспышке гнева этого контролирующего себя человека задело в Кэддерли какую-то знакомую струну, родив в глубине сознания тревожную ноту.
– Я не одобряю символы ложных богов и не терплю их в своих личных покоях, – холодно произнес колдун.
Кэддерли кивнул и натянул на лицо беззаботную улыбку: спорить тут действительно было не о чем.
Колдун подошел к стене, полы темного балахона непостижимым образом летели за ним, хотя никакого ветра здесь и быть не могло, а пустой взгляд старика не отрывался от юного жреца.
Кэддерли повернулся вслед за колдуном, следя за каждым движением этого опасного человека, а Песнь Денира продолжала звучать в его голове. Несколько защитных заклинаний уже выстроились в ряд, готовые освободиться по первому знаку Кэддерли.
– Ты причинил мне массу неудобств, – сказал Абаллистер свистящим голосом (если много лет подряд ты только и делаешь, что произносишь мощные заклинания, неудивительно, что и голос садится, и горло постоянно саднит). – Но принес и большую пользу.
Кэддерли сосредоточился на тоне колдуна, а не на отдельных словах. Что-то неуловимое продолжало преследовать его, что-то далекое-далекое, что-то из прошлого, и еще в сознании отчего-то всплывали воспоминания о Кэррадуне.
– Видишь ли, я мог пропустить все веселье, – продолжил Абаллистер. – Я мог сидеть тут, в покое и уюте, позволив своему войску прижать народ края к ногтю – к моему ногтю. Я бы наслаждался властью – я так люблю интриги, – но завоевание тоже может быть… приятным. Ты не согласен?
– Мне не по вкусу пища, за которую заплатили другие, – ответил Кэддерли.
– Но ты ее ел, и с удовольствием! – немедленно заявил колдун.
– Нет!
Маг усмехнулся:
– Ты так гордишься своими свершениями, приведшими тебя к моему порогу. Но ты убивал, Кэддерли. Убивал людей. Станешь ли ты отрицать, что испытывал при этом восхитительный трепет, ощущая свою силу?
Какой абсурд. Мысль об убийстве, о самом акте убийства не вызывала в Кэддерли ничего, кроме отвращения. И все же, если бы колдун заговорил с ним так несколько недель назад, когда груз вины за смерть Барджина тяжестью висел на плечах Кэддерли, эти слова потрясли бы юношу, раздавили бы его. Но теперь уже нет. Кэддерли принял путь, предназначенный ему судьбой, принял роль, доверенную ему. Его душа больше не скорбела о мертвом Барджине, не оплакивала она и других погибших.