ПРОЛОГ
Абаллистер шагал по Озерной улице Кэррадуна; тощее, кожа да кости, тело колдуна плотно облегал черный плащ, защищая хозяина от хлестких ударов холодного ветра, прилетевшего от озера Импреск. Маг находился в Кэррадуне меньше дня, но уже знал о страшных событиях в «Чешуе дракона». Кэддерли, сын, которого он оставил, сын-возмездие, очевидно, спасся от банды наёмников, которых Абаллистер послал убить его.
При этой мысли Абаллистер хмыкнул – с губ, иссушенных многократным повторением разрушительных заклинаний, сорвался свистящий звук. Кэддерли спасся? Абаллистер погрузился в размышления, словно сама эта мысль показалась ему нелепой. Кэддерли не просто спасся. Вместе со своими друзьями молодой жрец уничтожил весь личный состав Ночных Масок – больше двадцати профессиональных убийц, а также Бойго Рата, второго после Абаллистера в строгой иерархии Замка Тринити.
Жители Кэррадуна только и судачили о подвигах юного жреца из Библиотеки Назиданий. Уже начались перешептывания, что Кэддерли, возможно, единственная надежда людей в эти темные времена.
Кэддерли перестал быть для Абаллистера незначительной проблемой.
Колдун не тешил себя отеческой гордостью за деяния сына. У него были собственные планы на этот край: намерения покорить его, внушенные ему аватарой богини зла Талоны. Еще прошлой весной этот проект казался легкоосуществимым – конечно, с восемью тысячами воинов Замка Тринити, не считая колдунов и жрецов Талоны. Но затем Кэддерли неожиданно остановил Барджина, могущественного жреца, проникшего в самое сердце края – в Библиотеку Назиданий. Потом Кэддерли привел эльфов леса Шилмиста, что на западе, к ошеломляющей победе над войском гоблинов и великанов, загнав значительное число союзников Замка Тринити в их горные норы.
Даже Ночные Маски, возможно самая грозная банда убийц в центральных Королевствах, не смогли остановить Кэддерли. Теперь же быстро надвигалась зима, уже выпал первый снег, так что со вторжением Замка Тринити в Кэррадун придется подождать.
Дневной свет уже тускнел, когда Абаллистер повернул на юг по бульвару, минуя низкие деревянные строения стоящего на берегу озера города. Войдя в распахнутые ворота кладбища, он метнул простенькое заклинание, определяя местонахождение ничем не примечательной могилы Бойго Рата. В ожидании того времени, когда ночь полностью окутает землю, маг нарисовал на смешанном с грязью кладбищенском снегу вокруг захоронения несколько защитных рун и поплотнее завернулся в плащ, ежась от пронизывающего холода.
И когда огни города погасли, а на улицах воцарилась тишина, колдун начал читать заклинание, взывая к потустороннему миру. Несколько минут Абаллистер приспосабливал свои разум к сумеречной зоне между уровнями, намереваясь встретить дух, к которому обращался, на полпути. А закончился призыв просто:
– Бойго Рат!
Ветер словно сконцентрировался вокруг морщинистого колдуна, лепя из полуночной дымки кружащиеся узоры, стягивая с могилы саван тумана.
Внезапно покров разорвался, и перед Абаллистером предстало видение. Хотя в призраке и не было ничего материального, он очень напоминал молодого Бойго – такого, каким его помнил маг: прямые сальные пряди зачесаны на одну сторону, открывая ухо, глаза пытливо и подозрительно мечутся по сторонам. Однако наблюдалось и одно различие, заставившее Абаллистера содрогнуться уже не от мороза. В центре груди Бойго зияла огромная рана. Даже в темноте колдун видел в этом провале ребра, легкие и даже позвоночник привидения.
– Топор, – пояснил угрюмый, срывающийся голос Бойго. Бестелесная рука погрузилась в рану, на лице призрака полыхнула мерзкая ухмылка.
– Хочешь пощупать?
Абаллистер сотни раз имел дело с призываемыми духами и знал, что не ощутит раны, даже если захочет, знал, что перед ним всего лишь видение, последний физический образ тела Бойго. Дух не может причинить вред колдуну, не может даже прикоснуться к нему, а благодаря связующей силе магических заклятий Абаллистера правдиво ответит на ряд вопросов чародея. И все же Абаллистер невольно вздрогнул и из предосторожности сделал шаг назад, испытывая отвращение от одной лишь мысли о том, чтобы приложить руку к этой ране.
– Кэддерли и его друзья убили тебя, – начал темный маг.
– Да, – ответил Бойго, хотя слова Абаллистера были утверждением, а не вопросом.
Колдун безмолвно выругал себя за проявленную глупость. Ему позволено строго определенное число вопросов, прежде чем чары рассеются и дух получит свободу. Он напомнил себе, что надо следить за своими словами и за тем, как строить предложения, чтобы их нельзя было принять за вопросы.
– Я знаю, что Кэддерли и его друзья убили тебя, и знаю, что они уничтожили отряд наемников, – провозгласил он.
Призрак, кажется, улыбнулся – Абаллистер не был уверен, не искушает ли его умное и хитрое существо на растрату очередного вопроса. Колдун хотел направить разговор по намеченному им руслу, однако перед злым магом маячила слишком соблазнительная наживка.
– Все ли… – медленно начал он, пытаясь отыскать самый быстрый путь определения участи банды убийц. И замолчал, мудро решив провести эту часть беседы как можно более эффективно – то есть конкретизировать вопрос до предела. – Кто из наемников остался жив?
– Только один, – покорно ответил Бойго. – Предатель-дуплосед по имени Вандер.
И снова неминуемая приманка.
– Предатель? – повторил Абаллистер. – Что, этот Вандер примкнул к нашим врагам?
– Да… и да.
Проклятие. Одни осложнения. Кажется, эти осложнения возникают всегда, когда в дело замешан его создающий неприятности сынок.
– Они отправились в Библиотеку?
– Да.
– Они собираются пойти на Замок Тринити?
Дух, начавший бледнеть и расплываться, не ответил, и Абаллистер понял, что, совершил ошибку, спросив привидение о том, что требовало предположения, а не однозначного ответа.
– Ты не отпущен! – вскричал колдун, отчаянно пытаясь удержать нематериальное создание.
Руки его, невольно взметнувшись, дотянулись к исчезающему образу Бойго, несмотря нетвердую уверенность мага в том, что ему не за что будет ухватиться.
Абаллистер стоял один на кладбище. Он понимал, что дух Бойго вернется к нему, когда отыщет точный ответ на поставленный вопрос. Но когда это произойдет? И какой еще ущерб нанесет ему Кэддерли со своими приятелями, прежде чем Абаллистер обретет информацию, необходимую ему для того, чтобы покончить с беспокойным отрядом?
– Эй, ты! – рявкнули с бульвара, а за криком последовало клацанье подкованных сапог по булыжникам. – Кто это бродит по кладбищу после полуночи? Стой, где стоишь!
Едва ли Абаллистер придал значение тому, что в ворота ворвались два городских стражника, заметили его и заторопились к магу. Колдун думал о Бойго, о мертвом Барджине, когда-то самом могущественном клирике Замка Тринити, и о мертвом Рагноре, главном бойце Замка. А больше всего Абаллистер думал о Кэддерли, первопричине всех его бед.
Стражники почти схватили Абаллистера, когда он начал читать заклинание. Он вскинул руки к ночному небу, широко разведя их, и финальный возглас – последняя выпущенная на волю руна разметала людей по сторонам, когда Абаллистер в одно мгновение отправил свое материальное тело назад, в личные покои в Замке Тринити.
Ошеломленные солдаты с трудом поднялись с сырой земли, недоверчиво переглянулись и сломя голову кинулись обратно к воротам, убежденные, что будет куда лучше, если они оба притворятся, что на этом зловещем кладбище совершенно ничего не случилось.
Кэддерли сидел на плоской крыше двухэтажного корпуса Библиотеки Назиданий, следя за тем, как сияющие лучи солнца, словно пальцы, тянутся через равнины к горам на востоке. Другие лучи срывались с высоких пиков, окружающих наблюдательный пункт Кэддерли, присоединяясь к прыгающим в траве солнечным зайчикам. Горные ручьи блестели серебром, осень окрасила листву коричневым и желтым, красным и ослепительно оранжевым – деревья казались объятыми пламенем.
Персиваль, белая белка, прыгал вдоль водосточного желоба – вот он заметил молодого жреца, и Кэддерли едва не расхохотался, заметив, с каким пылом зверек возжелал присоединиться к нему, – юноша знал, что страсть эта вызвана вечно бурчащим животиком белки. Он сунул руку в мешочек на своем поясе и, достав горстку орешков, разбросал их перед Персивалем.
Все выглядело таким естественным, таким будничным. Персиваль со счастливым видом прыгал среди раскиданного любимого лакомства, солнце продолжало взбираться по небосводу, побеждая прохладу поздней осени даже здесь, высоко в горах Снежных Хлопьев.
Однако Кэддерли видел не только то, что лежит на поверхности. Он понимал, что ни Библиотека Назиданий, ни он сам не может чувствовать себя в безопасности. Кэддерли путешествовал, он был в эльфийском лесу Шилмиста, в городе Кэррадуне, он сражался, познавая на собственном опыте реальности жестокого мира – и то, что жрецы Библиотеки, мужчины и женщины, с которых он брал пример всю свою жизнь, не так уж мудры и могущественны, как он когда-то верил.
Мысли сидящего на припекаемой солнцем крыше Кэддерли занимало одно: что-то не то происходит в его ордене Денира и в ордене жрецов Огма, братском ордене хозяев Библиотеки. Кэддерли казалось, что внешняя, обрядовая сторона обретает куда большую важность, чем это необходимо, что жрецов Библиотеки парализуют груды бесполезных пергаментов, когда требуются решительные действия.
Кэддерли знал, что эти гниющие корни проникли глубоко, очень глубоко. Он вспоминал о Безымянном, внушающем жалость прокаженном, которого встретил по дороге из Кэррадуна. Безымянный пришел в Библиотеку за помощью и обнаружил, что жрецы Денира и Огма гораздо больше озабочены тем, что их попытка исцелить немощного провалилась, чем горькими последствиями недуга больного.
Да, решил Кэддерли, что-то в его любимой Библиотеке не так. Он откинулся, ложась на серую, слегка покатую крышу, и небрежно кинул еще один орешек прожорливому бельчонку.
НЕ ВРЕМЯ ЧУВСТВОВАТЬ ВИНУ
Дух, парящий в серой пустоте своего зловонного заброшенного уровня, услышал зов издалека. Унылые звуки не сливались в определенные слова, и все же дух различил в них свое имя.
«Призрак…» – это зовут его, извлекая из дряни вязкого внутреннего ада. «Призрак», – манил печальный напев. Проклятый негодяй взглянул на кишащие вокруг него рычащие тени грязных душ – все, что осталось от подлых грешников. Он тоже был безъязыкой тенью, пытаемым, терпящим кару за безнравственно прожитую жизнь.
Но теперь его призывают, избавляют от мук этой знакомой мелодией.
Знакомой?
Тонкая нить, последняя жилка сознания Призрака натянулась, силясь лучше припомнить то, что было до этого омерзительного пустого существования. Призрак думал о солнце, о тенях, об убийстве…
Геаруфу! Злобный Призрак понял. Геаруфу, магический артефакт, который он носил не один десяток лет, взывает к нему, выводит из самого адского пекла!
– Кэддерли! Кэддерли! – завопил Вайсеро Билаго, живущий в Библиотеке Назиданий алхимик, увидев у своих дверей молодого жреца и Данику. – Мальчик мой, как здорово, что ты вернулся к нам!
Тощий человечек, пританцовывая, заскакал по своей лаборатории, петляя меж столов, уставленных мензурками и склянками, капающими змеевиками и стопами толстенных фолиантов. Он врезался в Кэддерли, едва тот шагнул в комнату, порывисто обнял пошатнувшегося юношу и со всего маху хлопнул его по спине.
Поверх плеча Билаго Кэддерли взглянул на Данику и беспомощно приподнял брови. В ответ кареглазая девушка подмигнула ему и широко улыбнулась, продемонстрировав ровные перламутровые зубки.
– Мы слышали, что на тебя охотились какие-то убийцы, мальчик мой, – объяснил Билаго, отстраняя от себя Кэддерли и изучая его так, словно ожидал увидеть торчащий из груди молодого жреца кинжал. – Я боялся, что ты никогда не вернешься.
Алхимик еще раз стиснул Кэддерли в объятиях, видимо поражаясь, каким сильным и крепким стал юноша за то короткое время, что он отсутствовал в Библиотеке. Точно заботливая тетушка, алхимик пригладил курчавые волосы Кэддерли, отводя вечно взъерошенные непокорные пряди от лица молодого человека.
– Со мной все в порядке, – спокойно ответил Кэддерли. – Здесь дом Денира, а я – его последователь. Как я мог не вернуться?
Его сдержанное высказывание охладило возбуждение алхимика – как и ясный взгляд серых глаз Кэддерли. Билаго принялся было выпаливать ответ, но остановился на полуслове и просто кивнул.
– Ах, и леди Даника тут. – Алхимик с искренней улыбкой прикоснулся к соломенного цвета копне волос девушки. Однако улыбка Билаго испарилась почти немедленно, он уронил руки, и взгляд человечка уперся в пол. – Мы слышали о наставнике Эйвери, – тихо проговорил он, качая головой; лицо алхимика затуманила грусть.
Упоминание о дородном Эйвери Скелле, приемном отце Кэддерли, сильно укололо юного жреца. Он хотел объяснить бедняге Билаго, что дух наставника теперь живет с их богом. Но как? Билаго не поймет: тот, кто не прошел через мир духов, кто не был свидетелем божественной силы, кто не ощущал ее – не поймет. В свете неведения других все, что мог бы сказать Кэддерли, звучало бы нелепым клише, обычными успокаивающими словами, которые произносят и слушают, не задумываясь, не веря в них.
– До меня дошло, что ты хотел поговорить со мной? – вместо объяснений сказал Кэддерли, повышая тон, чтобы превратить вопрос в утверждение и таким образом переменить тему.
– Да, – негромко ответил Билаго. Его голова наконец перестала качаться, а глаза расширились, встретившись со спокойным взглядом молодого жреца. – О да! – воскликнул он, словно только что вспомнив о подобном факте. – Ну конечно, конечно хотел!
Очевидно смущенный, худой человечек протанцевал обратно к небольшому шкафчику. Перебирая связку ключей на громадном кольце, он все время бормотал что-то себе под нос.
– Ты стал героем, – заметила Даника, наблюдая за действиями алхимика.
Кэддерли не мог ничего возразить девушке. Никогда прежде Вайсеро Билаго не переполняла такая радость при виде молодого жреца. Кэддерли всегда был требовательным покупателем, чьи запросы частенько выходили за границы талантов Билаго. Однажды из-за рискованной задачки, которую Кэддерли задал алхимику, лавочку алхимика разнесло взрывом.
Впрочем, это было давно, еще до боя в Шилмисте, до подвигов Кэддерли в Кэррадуне, городе на восточном побережье озера Импреск.
До того, как Кэддерли стал героем.
Герой.
«Забавно, неужели это я?» – подумал юный жрец.
В Кэррадуне он сделал не больше, чем Даника или даже братья-дворфы, Айвен и Пайкел. И он, в отличие от своих выносливых друзей, бежал от битвы в Шилмисте, бежал, потому что не мог вынести ее ужасов.
Он снова посмотрел на Данику, и взгляд ее карих глаз успокоил его, как это получалось только у нее. Как же она красива, в который раз восхитился Кэддерли: хрупкая на вид, как новорожденный олененок, с взъерошенными волосами, свободно падающими на узкие плечи. Прекрасна и дика, решил он, а в этих особенных, миндалевидных ясных глазах ярко сияет огромная внутренняя сила.
Билаго вернулся и снова встал перед ним, заметно, нервничая и пряча руки за спиной.
– Ты оставил это тут, когда пришел из эльфийского леса, – объяснил он, протягивая левую руку. Пальцы алхимика сжимали кожаный пояс с чехлом, предназначенным для небольшого арбалета.
– Я не представлял, зачем он может мне понадобиться в мирном Кэррадуне, – легко ответил Кэддерли и взял пояс, чтобы сразу надеть его.
Даника с любопытством взглянула на молодого жреца. Арбалет стал для Кэддерли символом насилия – и символом отвращения Кэддерли к насилию для тех, кто хорошо знал юношу. При виде того, как он нарочито небрежно пристраивает на место пояс с оружием, сердце Даники сжалось.
Кэддерли почувствовал и взгляд женщины, и ее замешательство, заставив себя принять их, думая, что в будущем ему наверняка придется разрушить еще много представлений о себе. Ведь Кэддерли видит опасности, нависшие над Библиотекой Назиданий, так, как не видят их остальные.
– Я заметил, что ты почти израсходовал запас арбалетных стрел, – запинаясь, пробормотал Билаго. – То есть… я хочу сказать… это бесплатно. – Из-за спины алхимика показалась вторая рука, держащая патронташ, наполненный специальными болтами для крошечного арбалета. – Я посчитал, что в долгу у тебя, – мы все в долгу у тебя, Кэддерли.
Кэддерли счел это утверждение абсурдным и едва не расхохотался, но из уважения сдержался и принял этот весьма дорогой подарок алхимика с серьезным и одобрительным кивком. Болты действительно были особые, полые – в отверстие как раз входил пузырек, наполненный летучей взрывной жидкостью – активированным маслом.
– Благодарю за подарок, – сказал молодой жрец. – Будь уверен, что ты помог Библиотеке в непрекращающейся битве со злом Замка Тринити.
Билаго, кажется, польстило это замечание. Склонив голову еще раз, он с воодушевлением ответил на рукопожатие Кэддерли. И когда юноша и Даника выходили в коридор, алхимик так и стоял на том же месте с улыбкой до ушей.
Кэддерли по-прежнему ощущал беспокойство Даники и видел замешательство в ее лице. Молодой жрец прищурился и ответил на невысказанный вопрос девушки:
– Я выбросил из головы мысль о вине, потому что для нее во мне нет места, – вот и все объяснение, которое он предложил. – Не сейчас, когда еще столько предстоит сделать. Но я не забыл о Барджине и о том роковом дне в катакомбах.
Даника смотрела куда-то в глубину коридора, но взяла Кэддерли под руку, показывая, что верит ему – и в него.
Она направлялись к комнате Даники в южном крыле здания, когда перед ними возникла хорошо сложенная, определенно женская фигура. Ощутив слишком сильный запах экзотических духов, Даника еще крепче стиснула ладонь Кэддерли.
– Приветствую тебя, бравый Кэддерли, – промурлыкала пышнотелая жрица в малиновом платье. – Ты даже не представляешь, как я рада твоему возвращению.
Даника так сжала руку Кэддерли, что почти перекрыла доступ крови к пальцам. Он почувствовал, как мурашки начали покалывать кожу. Юноша знал, что его щеки сейчас пылают багрово-алым, соперничая с нарядом жрицы Хистры. Разумом он осознавал, что это самый скромный наряд, который когда-либо надевала сладострастная жрица богини любви Сьюн, но по меркам жреца Денира платье это никак нельзя было назвать пристойным. Треугольный вырез декольте был так глубок, что Кэддерли чувствовал, что, если привстать на цыпочки, можно увидеть пупок Хистры, и, хотя одеяние и было длинным, разрез доходил до середины бедра, открывая точеную ножку жрицы, которую она, как обычно, соблазнительно выставила на всеобщее обозрение.
Хистра ничуть не огорчилась, видя, как смутился Кэддерли, а Даника нахмурилась. Она согнула ногу в колене, и округлое бедро полностью выскользнуло из легких складок платья.
Кэддерли словно со стороны услышал, как сглатывает слюну, не осознавая, что с глупым видом таращится на бесстыжее представление, пока маленькие ноготки Даники не вонзились глубоко в его предплечье.
– Заглядывай в гости, милый молодой Кэддерли, – проворковала Хистра, одарив презрительным взглядом женщину рядом со жрецом. – Конечно, когда тебя не будут держать на такой крепкой привязи.
Хистра медленной, дразнящей походкой вплыла в свою комнату, и тихий щелчок закрывшейся двери заглушил повторный глоток Кэддерли.
– Я… – выдавил он, взглянув, наконец, в глаза Даники.
Даника рассмеялась и потащила его дальше по коридору.
– Не бойся, – сказала она более чем снисходительным тоном. – Я понимаю твои отношения со жрицей Сьюн. Действительно, она достойна жалости.
Слова девушки поставили Кэддерли в туник. Если Даника говорит правду, то что означают тонкие ручейки крови, уже побежавшие вниз по его мускулистой руке?
– Я совершенно не ревную тебя к Хистре, – продолжила Даника. – Я доверяю тебе всем сердцем.
Но перед самой дверью своей комнаты она резко остановилась и вплотную придвинулась к Кэддерли, одной рукой обвив его талию, а другой медленно обрисовывая контур лица юноши.
– Я доверяю тебе, – повторила Даника. – Кроме того, – добавила пылкая-воительница совсем другим, твердым тоном, поворачивая в комнату, – если между тобой и этой тупой раскрашенной дубиной с трепещущей – слишком трепещущей – плотью когда-нибудь произойдет что-нибудь романтическое, ее нос окажется где-нибудь за ее ухом, это я гарантирую.
И Даника исчезла в комнате, чтобы взять книгу записей, которую они с Кэддерли подготовили для встречи с деканом Тобикусом. Молодой жрец остался в коридоре, размышляя о только что услышанных словах Даники, и посмеивался про себя, представив последствия своего флирта с Хистрой. Даника была на целый фут ниже его и на сотню фунтов легче. Она двигалась с грацией танцовщицы – и дралась с яростью искусанного пчелами медведя.
Однако молодой жрец не беспокоился. Хистра всю свою жизнь посвятила тому, чтобы выглядеть привлекательной, и не делала секрета из своего влечения к Кэддерли. Но шансов у нее не было: ни одна женщина в мире не смогла бы разорвать узы, связывающие Кэддерли с Даникой.
Почерневшая, обугленная рука показалась из-под только что вывернутого кома земли, отчаянно пытаясь схватить чистый воздух. Вторая, такая же обожженная, да еще и сломанная под неестественным углом где-то между запястьем и локтем, последовала за ней, цепляясь за грязь, вытаскивая из природной темницы обезображенное тело. Наконец, создание отыскало опору, и из неглубокой могилы поднялась безволосая голова, чтобы снова взглянуть на мир живых.
Черная башка ворочалась на шее, туго обтянутой съежившейся кожей, озирая окрестности. На миг грязное существо удивилось произошедшему. Как его могли похоронить?
Невдалеке, ниже по невысокому холму, существо заметило свет зажженных в вечерних сумерках ламп маленького фермерского дома. Рядом виднелось еще одно строение – амбар.
Амбар!
Часть сознания, когда-то принадлежавшего человеку, известному как Призрак, помнила этот сарай. Призрак видел, как тело, его тело, сжег в этом самом амбаре проклятый Кэддерли! Злобный труп втянул в себя немного воздуха – нельзя же это действие назвать дыханием, если его производит немертвая тварь, – и выволок из дыры черное, сморщенное туловище. Напев далекой, странно знакомой мелодии продолжал звучать где-то в глубине пробуждающегося сознания.
Пошатываясь, Призрак скорее побежал вприпрыжку, чем пошел к деревянному зданию, и с каждым шагом воспоминания о том ужасном роковом дне становились все яснее.
Призрак воспользовался Геаруфу, могущественным устройством, управляющим магической энергией мира духов, чтобы похитить тело дуплоседа Вандера, невольного соучастника. Прикинувшись Вандером, да еще и обретя силу великана, Призрак раздавил собственное тело и швырнул его в амбар.
А потом Кэддерли сжег его.
Безобразный монстр взглянул на обтянутые ломкой кожей кости рук, на выпирающие ребра – на пустую оболочку, каким-то образом ожившую.
Кэддерли сжег его тело, это тело!
Ничем не замутненная ненависть наполнила проклятое создание. Призрак хотел убить Кэддерли, убить любого, кто дорог молодому жрецу… просто убить любого.
Призрак уже стоял у самого амбара. Мысли о Кэддерли отлетели прочь, обратившись в ничто, сменившись не сконцентрированным ни на ком гневом. Дверь находилась чуть в стороне, но существо понимало, что не нуждается больше в дверях: тому, чем он стал, не помеха обычные доски, преграждающие сейчас путь. Ссохшаяся фигура качнулась, заколебалась, утратила всякую материальность, и Призрак шагнул сквозь стену.
Он услышал лошадиное ржание еще до того, как вновь полностью вернулся на земной уровень, а потом и увидел несчастное животное с дикими глазами и лоснящейся от пота шкурой. Зрелище понравилось немертвому; волна нового ощущения, ощущения радости, омыла Призрака, когда он почуял ужас лошади. Чудовище легкой походкой подошло к животному и встало перед ним, вывесив из голодного рта спекшийся язык. Кожа сгорела, поэтому кончик языка болтался гораздо ниже обугленного подбородка Призрака. Лошадь не издала ни звука, слишком испуганная, чтобы пошевелиться или хотя бы вдохнуть.
Присвистнув от злобного предвкушения, Призрак опустил смертельно холодные руки на морду животного.
Лошадь тут же околела.
Немертвое существо удовлетворенно зашипело, но, хотя убийство и возбудило Призрака, он не чувствовал, что насытился. Его голод требовал большего, этот голод не победить смертью простого животного. Призрак пересек амбар и, снова пройдя сквозь стену, угодил прямо в пятно света, падающего из окна фермы. Там, внутри, за занавеской, в комнате двигалась смутно различимая фигура – фигура человека.
Призрак замер у передней двери, колеблясь, то ли ему шагнуть напрямик, то ли сорвать дверь с петель, то ли просто постучать и дождаться, когда овца сама подойдет к волку. Однако решить существо не успело – взгляд его упал на небольшое оконце сбоку от двери, и оно в первый раз увидело в стекле собственное отражение.
Пустые глазницы источали красноватое свечение. Нос полностью исчез, на его месте зияла черная, дыра, окаймленная обугленными лоскутьями горелой кожи.
Крохотная часть сознания Призрака, еще помнящая жизнь, при виде этого жуткого отражения потеряла контроль над трупом. Неземной вой монстра взбесил напуганных до безумия животных фермы, расколов спокойствие тихой осенней ночи почище иной свирепой бури. В доме, как раз за дверью, зашаркали, но разъяренный монстр этого даже не услышал. С силой, выходящей за рамки возможностей любого смертного, он погрузил костлявые руки в дерево, в самый центр створки, и рванул в стороны, раздирая доски, словно тонкий листок пергамента.
Там стоял человек в форме городского стражника Кэррадуна, лицо его искажал запредельный ужас, рот застыл в безмолвном крике, глаза выкатились так, что казалось, вот-вот выпадут из орбит.
Призрак ворвался в проделанную брешь и навалился на бедолагу. От прикосновений чудовища человеческая кожа изменялась, старилась; волосы из угольно-черных превращались в белоснежные и выпадали целыми прядями. Наконец, к стражнику вернулся голос, и он завопил, беспомощно молотя руками. А Призрак рвал его, вгрызаясь в горло, пока рожденный крик не захлебнулся в кровавом бульканье.
Монстр услышал шаги и перевел взгляд с убитого на стоящего у дверей маленькой кухни второго человека.
– Ради богов, – прошептал мужчина, попятился, затем ринулся в дальнюю комнату и захлопнул дверь.
Одной рукой Призрак приподнял мертвеца и через проделанное в стене отверстие вышвырнул его на улицу – труп пролетел половину двора. А чудовище заскользило по полу, смакуя вкус убийства, все еще желая большего. Снова по телу немертвого пробежала рябь, и он очутился по ту сторону закрытой двери.
Второй мужчина, тоже городской стражник, стоял перед ужасным созданием, лихорадочно размахивая коротким мечом. Но оружие, не причиняя вреда, скользнуло в бесплотную дымку, которой обернулся монстр. Человек попытался бежать, но Призрак обогнал его, просачиваясь сквозь мебель, о которую спотыкался стражник, ввинтился в стену и встретил объятую ужасом жертву сразу за распахнувшейся дверью.
Пытка длилась долго, очень долго, а затем беспомощный, потерявший во время падения с крыльца меч человек, шатаясь, побрел в ночь, из последних сил стремясь к Кэррадуну, не переставая завывать.
Конечно, Призрак мог в любое мгновение материализоваться и разорвать человека в клочья, но существо каким-то образом чувствовало, что наслаждается этим ощущением, ароматом ужаса, куда больше, чем обычным убийством. Призрак черпал силу в чужом страхе, словно питаясь эмоциями и воплями истязуемых.
Но теперь все кончилось, мужчина скрылся, а второй давно уже мертв – с ним позабавиться не получится.
И Призрак снова взвыл – крошечный обломок человеческого сознания увидел, кем он стал, увидел, что сделал негодяй Кэддерли. Не многое помнил Призрак из своей прошлой жизни, только то, что он был одним из самых высокооплачиваемых убийц мира живых, профессиональным наемником, истинным мастером своего дела, художником смерти.
Теперь же он – немертвый, настоящий призрак, пустая оживленная оболочка энергии зла.
После века владения Геаруфу Призрак особенным образом стал относиться к смертным. Дважды злодей пользовался силой магического двеомера, чтобы сменить тело, уничтожить предыдущее и забрать новое, сделав его своим. А теперь дух Призрака, по крайней мере, частица его вернулась на этот уровень. Шутка судьбы – Призрак восстал из мертвых.
Но как? Призрак не многое помнил о своем существовании по ту сторону смерти, но чувствовал. что оно не было приятным, отнюдь.
Образы рычащих теней окружили его, черные когти раздирали воздух перед мысленным взором. Что извлекло его из могилы, что заставило дух снова ступить на землю? Тварь изучила свои пальцы на руках и на ногах, ища восстанавливающее кольцо, которое когда-то носил Призрак. И вдруг существо отчетливо вспомнило, что кольцо украл Кэддерли.
В ветре ощущался зов, тихий, но неодолимый. И знакомый. Призрак повернул горящий взор к далеким горам и снова услышал напев.
Геаруфу.
Зловещий дух понял все, вспомнив, как услышал мелодию там, в месте вечной кары. Геаруфу призвало его назад. Сила Геаруфу позволяет ему бродить по земле. В этот миг, миг замешательства, существо не могло решить, хорошо это или нет. Тварь снова изучила свои морщинистые отвратительные руки и торс, размышляя, сумеют ли они вынести дневной свет. Какое будущее ждет Призрака в его нынешнем состоянии? Какие надежды может питать не-мертвое создание?
Безмолвный зов зазвучал снова.
Геаруфу!
Магический талисман хочет, чтобы Призрак вернулся, – и с помощью его силы дух монстра наверняка заполучит новую, живую форму.