Мы путешествовали сушей и морем, от Глубоководья на юг, оставляя за спиной милю,за милей и все больше увеличивая расстояние между нами и другом, покинутым там.

Другом…

Много раз в эти долгие трудные дни каждый из нас про себя раздумывал над значением этого слова и ответственностью, связанной с этим понятием. Мы оставили Вульфгара одного в дикой, необжитой местности у Хребта Мира и теперь не знали, все ли с ним в порядке да и жив ли он еще. Разве настоящий друг может так вот бросить другого? Разве настоящий друг отпустит другого идти в одиночестве по дороге, полной неожиданностей и опасностей?

Я часто размышляю над значением слова «друг»-. Кажется, что дружба — понятие предельно ясное, но при этом оно сопряжено со столькими сложностями. Надо ли мне было останавливать Вульфгара, даже если я был согласен с тем, что ему надо самому пройти свой путь? Или я должен был пойти с ним? Или же нам всем вчетвером следовало идти за ним, тайком оберегая его?

Думаю, нет, хоть и должен признать, что не знаю наверняка. Грань между дружбой и навязчивой опекой чрезвычайно тонка, и если ее преступить, исход может быть плачевным. Иногда родитель, желающий стать своему ребенку истинным другом, отказывается от своей родительской власти, и если сам он, возможно, будет и неплохо себя чувствовать, отказавшись от руководящей роли, ребенок может страдать оттого, что его больше не направляют. И, что еще хуже, он может лишиться чувства защищенности, которую должен обеспечивать старший. А друг, принимающий на себя обязанности родителя или покровителя, забывает о самой важной составляющей дружбы — уважении.

Уважение — краеугольный камень дружеских отношений, а оно, в свою очередь, невозможно без доверия.

Поэтому мы вчетвером молимся за Вульфгара и надеемся, что наши пути снова пересекутся. Но мы не отступаем от своего понимания дружбы, доверия и уважения, хотя часто оглядываемся через плечо и думаем о его судьбе. И соглашаемся идти разными дорогами, хотя без большого желания.

Конечно, испытания, выпавшие Вульфгару, в каком-то смысле разделил и я, но сейчас больше всего изменениям может подвергнуться не моя дружба с варваром — по крайней мере с моей стороны, потому что я предоставляю ему самому решать, насколько глубок и прочен наш союз, — а мои отношения с Кэтти-бри. Наша любовь для нас обоих — не тайна, равно как и для всех, кто видит нас (и я опасаюсь, что возникшее между нами чувство могло сыграть не последнюю роль в том, что Вульфгар принял свое решение), но природа этой любви остается загадкой и для меня, и для Кэтти-бри. Во многом мы стали почти как брат и сестра, мы близки больше, чем я мог бы надеяться сблизиться с кем-либо родным мне по крови. В течение нескольких лет мы могли рассчитывать только на помощь друг друга и теперь совершенно уверены: что бы ни случилось, другой всегда подставит свое плечо. Я бы отдал за нее жизнь, как и она — за меня, без всяких сомнений и колебаний. Воистину, ни с кем другим — ни с Бренором, ни с Вульфгаром, ни с Реджисом, ни даже с Закнафейном — я не хотел бы провести свою жизнь. Никто лучше, чем она, не может, глядя вместе со мной на восходящее солнце, понять те чувства, что будит во мне это зрелище. Нет никого, кто, сражаясь бок о бок со мной, мог бы лучше дополнять меня в бою. Никто лучше ее не поймет, что у меня в мыслях и на сердце, и мне не нужно будет даже говорить об этом вслух.

Но что это означает?

Бесспорно, я чувствую к ней физическое влечение. В ней непостижимо сочетаются невинность и женское коварство. Несмотря на то что эта женщина преисполнена доброты, сочувствия и сострадания, в ней есть нечто, что заставляет врагов трепетать от страха, а возможного возлюбленного — от предвкушения близости. Думаю, она испытывает по отношению ко мне схожие чувства, но при этом мы осознаем, какая опасность таится в этой неизведанной области, опасность более грозная, чем любой из врагов, с которыми нам приходилось сталкиваться. Я дроу, я молод, и передо мной еще взойдут и угаснут несколько веков. Она — человек, и, хотя она тоже еще молода, ей осталось жить лишь несколько десятков лет. Жизнь Кэтти-бри и так непроста оттого, что спутник ее странствий — темный эльф. А насколько сложнее она будет, если мы станем чем-то большим? И как отнесется мир к нашим детям, если когда-нибудь они у нас будут? Примет ли их хоть один народ?

Однако я знаю, что чувствую, когда гляжу на нее, и надеюсь, что понимаю и ее чувства. Все это кажется таким ясным, в то же время, увы, таким сложным.

Дзирт До'Урден

Глава 13. Тайное оружие

— Вы нашли бродягу? — спросил Джарлакс у Рай'ги Бондалека.

Киммуриэль Облодра стоял рядом с главарем наемников, и тому, кто не знал, на что способен его разум, этот безоружный дроу без доспехов мог бы показаться беззащитным.

— Он сейчас вместе с дворфом, женщиной и хафлингом, — ответил Рай'ги. — Иногда к ним присоединяется огромная черная кошка.

— Гвенвивар, — понимающе кивнул Джарлакс. — Когда-то она принадлежала Мазою Ган'етту. Отличная вещь.

— Но самый сильный магический предмет у них — не она, — сообщил Рай'ги. — Есть еще кое-что, в мешке на поясе у отступника. Оно излучает такую силу, что не сравнится с мощью всех их волшебных безделушек, вместе взятых. Даже на таком расстоянии, через волшебный экран, оно манило меня, словно принуждая забрать его от нынешнего ничего не стоящего владельца.

— Что же это может быть? — оживился наемник. Рай'ги покачал головой, взметнув гривой белых волос.

— Ничего подобного я прежде не видел, — признал он.

— Такова магия, — вмешался Киммуриэль. — Неведомая и неуправляемая.

Рай'ги метнул в него гневный взгляд. Но Джарлакс, которому хотелось пользоваться и волшебством, и псионическими силами, лишь примирительно улыбнулся.

— Разузнай побольше и о них, и об этом предмете, — велел он жрецу. — Если он нас зовет, то, быть может, разумно будет ответить на его зов. Далеко ли они, и как скоро можно до них добраться?

— Очень далеко, — ответил Рай'ги. — И очень скоро. Они отправились в длительное путешествие, но на каждом шагу сталкиваются то с великанами, то с гоблинами.

— Похоже, этот магический предмет не слишком разборчив и всем подряд предлагает стать его новым хозяином, — саркастически заметил Киммуриэль.

— Они сели на корабль, — продолжал Рай'ги, пропуская замечание мимо ушей. — Похоже, они вышли из большого города Глубоководье, это далеко, на Побережье Мечей.

— Но плывут на юг? — с надеждой спросил Джарлакс

— По-видимому, — ответил Рай'ги. — Но это не имеет значения. Ведь есть магия и псионические силы, разумеется, — добавил он с почтительным полупоклоном в сторону Киммуриэля. — Воспользовавшись ими, можно оказаться рядом с отступником так же легко, как если бы он был в соседней комнате.

— Тогда продолжай следить за ним, — сказал Джарлакс.

— Но разве мы не должны отправиться сегодня вечером в гильдию? — уточнил Рай'ги.

— Твое присутствие будет необязательно, — ответил наемник. — Этой ночью состоится встреча только мелких гильдий.

— Но даже мелкие гильдии достаточно дальновидны, чтобы нанять чародея, — заметил жрец.

— Чародей в этой гильдии — приятель Энтрери, — со смехом сказал Джарлакс, так что можно было подумать, что и беспокоиться тут не о чем. — А в другой гильдии — всего лишь хафлинга, не слишком искушенные в волшебстве. Наверное, ты понадобишься завтра. А сегодня ночью продолжай наблюдать за Дзиртом До'Урденом. В конце концов, это может оказаться самым важным козырем.

— Имеешь в виду неизвестный волшебный предмет? — спросил Киммуриэль.

— Имею в виду, что Энтрери не хватает воодушевления, — ответил Джарлакс.

Жрец недоуменно развел руками:

— Мы предлагаем ему власть и богатство, о каких он и мечтать не мог. А он идет к своему собственному счастью так, как если бы ему предстояло встретиться один на один с самой Паучьей Королевой.

— Он не сможет наслаждаться ни властью, ни богатством, пока не разрешит внутренних противоречий, — объяснил Джарлакс, самым большим даром которого было умение проникать в тайные мысли как друзей, так и врагов, причем не прибегая к каким-то сверхъестественным способностям, лишь благодаря опыту и проницательности. — Но не надо опасаться его нынешнего равнодушия. Я достаточно хорошо знаю Артемиса Энтрери и могу утверждать, что он будет на высоте вне зависимости от того, заинтересован он лично или нет. Среди людей нет никого опаснее и изворотливей его.

— Жаль, что у него такая светлая кожа, — вставил Киммуриэль.

Джарлакс лишь усмехнулся. Он-то отлично понимал, что, если бы Артемис Энтрери был рожден дроу в Мензоберранзане, он стал бы одним из величайших боевых наставников, а может, вознесся бы и еще выше. Вероятно, он мог бы стать соперником Джарлакса.

— Поговорим в благословенной тьме туннелей, когда огонь Нарбондель вознесется на самую вершину, — обратился он к Рай'ги. — Мне нужно знать больше.

— Успеха тебе с делами гильдий, — ответил Рай'ги и, откланявшись, вышел.

Джарлакс повернулся к Киммуриэлю и кивнул. Пришло время отправляться на охоту.

Все другие народы считали хафлингов с ангельскими личиками большеглазыми. Но глаза четырех коротышек, сидевших вместе с Двавел в комнате, расширились совсем уж невероятно, когда прямо перед ними отворились магические врата (а ведь все меры предосторожности против всяческих сверхъестественных вторжений были предприняты) и оттуда вышел Артемис Энтрери. Зрелище он собой являл впечатляющее: на нем был черный плащ на подкладке и черная шляпа болеро с черной лентой по тулье.

Энтрери сразу встал скрестив руки на груди, как научил его Киммуриэль, стараясь справиться с волнами дурноты, одолевавшей его всякий раз при таких вот псионических переносах.

За ним, в темном пространстве за вратами, освещаемом только слабым светом из комнаты Двавел, различимы были несколько темных фигур. Когда какой-то из солдат Двавел сделал шаг, чтобы помешать нежданному гостю, один из темных силуэтов сделал едва уловимое движение, и хафлинг, даже не пискнув, упал на пол.

— Он только спит, не беспокойтесь, — сразу объяснил Энтрери, не желая устраивать побоища с остальными, как один потянувшимися за оружием. — Верьте, я пришел сюда не затем, чтобы драться с вами, но если вы на меня нападете, то умрете в мгновение ока.

— У нас есть входная дверь, — сухо заметила Двавел, которая, кажется, была единственной, кто не испугался.

— Я не хотел, чтобы кто-то видел, как я вхожу в твое заведение, — ответил убийца, уже справившийся с головокружением. — Ради твоей же безопасности.

— А как ты сюда попал? — спросила она. — Ты проник сверхъестественным путем и неожиданно, и при этом не сработала ни одна из охранных мер — а я заплатила за них немало, можешь поверить.

— Тебя это не должно беспокоить, — ответил Энтрери. — Пусть об этом беспокоятся мои враги. Знай же, что я вернулся в Калимпорт не затем, чтобы шнырять переулками и подчиняться приказам других. Я много путешествовал по Королевствам и то, что узнал, привез с собой.

— Так, значит, Артемис Энтрери вернулся как завоеватель, — произнесла Двавел. Ее солдаты готовы были броситься на него, но она их сдерживала. Сразиться с Энтрери сейчас стоило бы им слишком дорого, и Двавел это хорошо понимала.

— Возможно, — не стал отпираться убийца. — Посмотрим, как пойдут дела.

— Если ты надеешься убедить меня предоставить тебе силы моей гильдии, понадобится нечто более весомое, чем показательная телепортация, — невозмутимо заявила женщина. — В такой войне сделать неправильный выбор — значит подписать себе смертный приговор.

— А я и не хочу склонять тебя к выбору, — возразил Энтрери.

Двавел недоверчиво посмотрела на него, потом взглянула на своих приближенных. На их лицах ясно читалось недоумение.

— Тогда к чему было трудиться приходить сюда? — спросила она.

— Чтобы сообщить, что война вот-вот начнется, — ответил Энтрери. — Я ведь перед тобой в долгу.

— И вероятно, ты хочешь, чтобы я получше открыла уши и докладывала тебе, как идет битва, — лукаво улыбаясь, предположила женщина-хафлинг.

— Это как тебе угодно, — ответил он. — Когда все будет кончено и город окажется в моих руках, я не забуду того, что ты для меня уже сделала.

— А если проиграешь? Энтрери рассмеялся.

— Тогда берегись. И ради твоего же благоденствия, Двавел Тиггервиллис, сохраняй нейтралитет. Я тебе обязан и считаю, что наша дружба выгодна обоим, но, если я узнаю, что ты предала меня словом или делом, твой дом будет лежать в руинах. — Сказав это, он вежливо поклонился, прикоснувшись пальцами к краю болеро, и снова скрылся в межуровневых вратах.

Комнату Двавел заполнили черные сферы. Хафлинги беспомощно тыкались в разные стороны, пока один из них не обнаружил выход и не позвал туда остальных.

Тьма в конце концов рассеялась, и маленькие человечки обнаружили, что их спящий товарищ преспокойно храпит, а осмотрев его, нашли в плече крошечный дротик.

— У Энтрери сильные друзья, — заметил один из хафлингов.

Двавел задумчиво кивнула. Сейчас она от души порадовалась, что с самого начала помогала отверженному наемному убийце. Мудрая Двавел Тиггервиллис очень не хотела бы иметь в числе врагов такого человека.

— Ох, ты все время подвергаешь мою жизнь опасности, — преувеличенно жалобно вздохнул Ла Валль, когда в его комнате словно бы ниоткуда неожиданно появился Энтрери. — Ты молодец — я имею в виду, как ты улизнул от Кадрана Гордеона, — продолжал чародей, не дождавшись ответа от наемного убийцы и пытаясь изо всех сил изобразить непринужденность. Разве Энтрери уже дважды не проникал в его покои? Но на этот раз — и убийца безошибочно прочел это на лице мага — Ла Валль действительно был поражен. Бодо необычайно усилил охрану дворца гильдии — как против обычных, так и против магических вторжений. Хоть Ла Валль и уважал мастерство Энтрери, он все же не ожидал, что тот проникнет внутрь с такой легкостью.

— Это было не так уж сложно, уверяю тебя, — очень спокойно произнес убийца, стараясь, чтобы его слова не прозвучали как похвальба. — Я много путешествовал по миру и под ним и познакомился с силами, совершенно неведомыми в Калимпорте Они позволяют мне добиваться того, что я хочу.

Ла Валль расположился в старом уютном кресле, облокотившись одной рукой на истертый подлокотник и подперев ладонью подбородок. Что же такого было в этом человеке, спрашивал он себя, что над всеми западнями он только смеялся. Чародей обвел взглядом свою комнату, все резные статуэтки, фигурки чудищ, экзотических птиц, целую коллекцию превосходных посохов, одни из которых были волшебными, другие — нет, три черепа, скалившиеся с его стола, и хрустальный шар, стоявший на маленьком столике поодаль. В них заключалось его могущество, с помощью этих вещей, скопленных за целую жизнь, он мог убить или по крайней мере защититься от любого человека, вставшего на его пути.

За исключением одного. Что же было в нем такого особенного? То, как он держался? То, как он двигался? Или просто ощущение власти, окутывавшее его настолько плотно, что казалось почти осязаемым, как его плащ и черная шляпа болеро?

— Ступай приведи Квентина Бодо, — приказал Энтрери.

— Он не захочет, чтобы его в это втягивали.

— Никуда не денется, — возразил Энтрери. — Он должен сделать выбор.

— Между тобой и?… — вопросительно поднял брови Ла Валль.

— Остальными, — спокойно ответил Энтрери. Чародей склонил голову набок.

— Ты собираешься воевать против всего Калимпорта?

— Против той части Калимпорта, которая будет против меня, — вновь с непоколебимым спокойствием ответил убийца.

Ла Валль не знал, что и подумать. Он привык верить Энтрери — никогда еще маг не встречал человека, более изворотливого и более уверенного в себе, — но сейчас было похоже, что убийца хватил через край. Нельзя же всерьез считать, что можно в одиночку восстать против всего города. Хотя бы против Басадони, не говоря уж об остальных.

И тем не менее…

— Может, привести также и Челси Ангуэйна? — спросил чародей, вставая и направляясь к двери.

— Челси я уже показал всю тщету сопротивления, — ответил Энтрери.

Ла Валль резко остановился и взглянул на убийцу так, словно тот его предал.

— Я знал, что ты будешь заодно со мной, ведь ты знаешь и любишь меня, как брата, — пояснил Энтрери. — Однако образ мыслей лейтенанта оставался для меня загадкой. Его нужно было убедить или убрать с дороги.

Ла Валль смотрел на него, ожидая окончательного слова.

— И я его убедил, — бросил Энтрери, удобно развалясь в кресле Ла Валля. — Вполне. И поэтому приведи мне Бодо, — продолжил он, когда маг снова пошел к двери.

Ла Валль вопросительно взглянул на него.

— Он сделает правильный выбор, — заверил его убийца.

— А разве у него есть выбор?

— Само собой, нет, — улыбнулся Энтрери.

Ла Валль застал Бодо в его личных покоях, и когда сообщил ему, что Артемис Энтрери пришел снова, глава гильдии побелел как полотно и затрясся так, что Ла Валль испугался, как бы он тут же не упал замертво.

— Значит, ты уже разговаривал с Челси? — спросил Ла Валль.

— Дни зла настали, — ответил Бодо и вышел в коридор, двигаясь так, как будто ему с трудом давался каждый шаг.

— Дни зла? — шепотом повторил Ла Валль. Что же такое должно было произойти, чтобы глава гильдии убийц сетовал на это? Идя за Бодо, маг решил, что к притязаниям Энтрери, наверное, следует отнестись более серьезно. А еще он обратил внимание, что Бодо не велел никому из солдат сопровождать его.

У двери в комнаты Ла Валля Бодо остановился, пропуская хозяина вперед. Энтрери сидел в кабинете, в той же самой позе, в какой чародей оставил его. Если бы Бодо вместо переговоров решил напасть на него, то, казалось, легко застал бы врасплох. Энтрери словно знал, что Бодо не осмелится ни на что.

— Чего ты от меня хочешь? — прямо спросил Бодо, опередив Ла Валля, который пытался найти слова, чтобы вывести всех из неловкого положения.

— Я решил начать с Басадони, — спокойно ответствовал Энтрери. — В конечном счете это они затеяли войну. Так что тебе надо выяснить местонахождение всех их солдат, фронтов и разузнать планы их действий.

— А я предлагаю следующее: я никому не скажу, что ты был здесь, и прикажу солдатам не вмешиваться, — возразил Бодо.

— Твои солдаты и не смогут вмешаться, — осадил его Энтрери, и его черные глаза гневно вспыхнули.

Ла Валль изумленно смотрел, с каким трудом Бодо подавляет дрожь.

— Мы и впредь не станем, — согласился глава гильдии.

— Я уже сказал, на каких условиях тебе сохранят жизнь, — сказал Энтрери таким ледяным голосом, что Ла Валль с готовностью поверил, что и сам Бодо, и вся гильдия будут уничтожены той же ночью, если Бодо не согласится. — Твое слово?

— Я должен подумать…

— Сию же минуту!

Бодо метнул на Ла Валля гневный взгляд, как будто это маг был виноват в том, что Артемис Энтрери появился в его жизни, но Ла Валль, взволнованный не меньше своего хозяина, разделял его чувства.

— Ты хочешь, чтобы я пошел против самых могущественных пашей города, — сказал Бодо, силясь собрать остатки храбрости.

— Выбирай, — предложил Энтрери.

Повисла долгая мучительная пауза.

— Я выясню, что смогут разузнать мои подчиненные, — пообещал Бодо.

— Что ж, весьма разумно, — сказал убийца. — А теперь оставь нас. Я хочу переговорить с Ла Валлем.

Бодо, радуясь, что его отпустили, быстро повернулся и, бросив еще один злой взгляд на мага, быстро вышел.

— Я пока еще не понимаю, что за штучки ты привез с собой из путешествий, — обратился Ла Валль к Энтрери.

— Я был в Мензоберранзане, — ответил тот. — Городе дроу. — Маг выпучил глаза и открыл рот. — И я принес с собой нечто большее, чем фокусы.

— Ты заодно…

— Ты — единственный, кому я это сказал, — заявил Энтрери. — Так что должен понимать, к чему обязывает тебя мое доверие. Я бы не относился к этому легкомысленно.

— А Челси Ангуэйн? — спросил Ла Валль. — Ты сказал, что убедил его.

— Один мой друг занялся его разумом и внушил ему такие страшные картины, что бедняга просто не смог сопротивляться, — сказал Энтрери. — Челси не знает всей правды, ему известно лишь, что противодействие означает жуткий конец. Когда он докладывал об этом Бодо, его ужас был неподдельным.

— А какое же место отводится в твоих грандиозных планах мне? — спросил чародей, стараясь, чтобы вопрос не прозвучал саркастически. — Если Бодо тебя подведет, что станется с Ла Валлем?

— Я покажу тебе, как выйти из игры, если понадобится, — пообещал Энтрери, подходя к столу. — На это можешь рассчитывать. — Он взял кинжальчик, которым маг срезал печати со свитков или надрезал палец, когда требовалась капля крови для его волхований

Ла Валль понял, что Энтрери не милосерден, он просто практичен. Если кара не коснется чародея в случае неудачи Бодо, то лишь потому, что он будет в дальнейшем нужен Энтрери.

— Тебя поразило, что глава гильдии так легко уступил, — невозмутимо говорил убийца. — Ему пришлось выбирать между тем, что моя затея провалится и Басадони победят и тогда начнут мстить моим союзникам… и между тем, чтобы умереть сегодня же ночью, причем страшной смертью, поверь мне.

Ла Валль заставил себя принять бесстрастный вид, стараясь казаться отстраненным.

— У тебя много работы, полагаю, — произнес Энтрери и неуловимым движением метнул кинжальчик мимо мага в наружную стену. — Позволь откланяться.

Услышав условный сигнал, Киммуриэль Облодра погрузился в созерцание и создал новый межуровневый проход, чтобы убийца мог покинуть дворец.

Глядя, как раскрылись врата, Ла Валль, на миг поддавшись острейшему любопытству, хотел броситься туда вслед за Энтрери и раскрыть его великую тайну.

Однако здравый смысл одержал верх над любопытством.

И в следующую минуту маг остался один, чему был очень рад.

— Я не понимаю, — изрек Рай'ги Бондалек, когда Энтрери снова оказался с ним, Джарлаксом и Киммуриэлем в туннелях под городом, в которых обосновались дроу. Тут он вспомнил, что говорить нужно медленнее, потому что Энтрери, хоть и хорошо знал язык дроу, все же плохо понимал беглую речь, а жрец решил не утруждать себя изучением человеческого языка. Он не желал даже тратить силы на специальные заклинания, благодаря которым они все могли бы понимать друг друга, на каком бы языке ни разговаривали. Бондалек упорно продолжал пользоваться языком дроу, несмотря на то что Энтрери присоединился к ним, и это было вызвано желанием держать человека в напряжении. — Из того, что ты говорил раньше, следовало, что хафлинги гораздо более подходят для того задания, которое ты возложил на Квентина Бодо.

— Я не сомневаюсь в преданности Двавел, — ответил Энтрери на калимпортском наречии, пристально глядя при этом на Рай'ги.

Жрец непонимающе взглянул на Джарлакса, и наемник, посмеиваясь над мелочностью своих помощников, извлек из-под плаща шар, подержал его на весу и произнес какое-то слово. Теперь они стали понимать друг друга.

— Я имею в виду, в ее верности себе и своему благополучию, — уточнил Энтрери, по-прежнему пользуясь человеческим языком, хотя Рай'ги услышал его слова как бы произнесенными на языке дроу. — Она не представляет угрозы.

— А жалкий Квентин Бодо и этот маг, его прислужник, представляют? — удивился Рай'ги, и Энтрери тоже услышал его слова на родном языке.

— Не надо недооценивать силы гильдии Бодо, — предостерег Энтрери. — Они отлично вымуштрованы, и у них глаза повсюду.

— Так что ты заблаговременно заручился его преданностью, чтобы потом он не мог отговориться тем, что ничего не знал, — одобрил Джарлакс.

— А теперь что? — спросил Киммуриэль.

— Обезвредим гильдию Басадони, — стал излагать свой план убийца. — Потом они станут основой нашего могущества, а Двавел и Бодо будут следить, чтобы остальные не объединились против нас.

— А потом? — не отставал Облодра.

Энтрери улыбнулся и бросил на Джарлакса проницательный взгляд, отчего наемник сразу понял: убийца догадался, что Киммуриэль задает эти вопросы по приказу Джарлакса.