Но тренеры вновь не распознали в игре этих спортсменов зачатки принципиально новой тактической идеи. Тем не менее если бы дуэт Стрельцова и Иванова принял участие в шведском чемпионате мира по футболу, то в матче с бразильцами могла бы возникнуть поистине парадоксальная ситуация: латиноамериканцы, которые привезли в Европу футбольный сюрприз, столкнулись бы… с подобием своей тактической новинки. И как ни сильны были бразильцы, исход поединка предугадать было бы трудно, потому что «сдвоенный центр» Стрельцов – Иванов обладал колоссальной атакующей мощью, что, безусловно, связало бы действия диспетчера Диди.

Но, как известно, судьба распорядилась так, что буквально накануне шведского чемпионата Эдуард Стрельцов был дисквалифицирован, и советская сборная, подобно всем остальным командам – участницам мирового первенства, оказалась безоружной перед тактической новинкой бразильцев.

Старший тренер футбольной сборной СССР того периода Гавриил Дмитриевич Качалин и сегодня считает: если бы мы вовремя распознали в «сдвоенном центре» основу бразильской тактики, то стали бы родоначальниками новой системы игры. Качалин говорит: – Лишь после чемпионата хватились: да ведь у нас это тоже было! Да ведь и мы практически так играли при Боброве – Федотове и Стрельцове – Иванове!

Вся эта история вновь напоминает о том, что в футболе на свой лад постоянно дебатируется старый как мир вопрос, который в просторечье звучит слегка иронически: что родилось раньше – яйцо или курица? Действительно, что следует делать: искать игроков, способных воплотить идею тренера, или же лепить тактические модели из уже имеющегося «материала»?

И подобно тому как нет и не может быть односложного категоричного ответа на вопрос о первичности яйца или курицы, в футболе тоже невозможны однозначные рецепты. Этой непредсказуемостью, непредписанностью и неподвластностью формулам извечно привлекателен футбол.

Но зато одно в футболе совершенно ясно: каким бы путем ни рождалась новая тактика этой игры, первыми ее осваивают яркие, незаурядные игроки. «Звезды», без которых небосвод футбола был бы тусклым.

К таким игрокам безусловно принадлежал Всеволод Бобров, быстро вписавшийся в игру знаменитой армейской пятерки нападения. Ни в одном другом футбольном клубе не было столь слитного и мощного атакующего ансамбля, как в знаменитой «команде лейтенантов» – в ЦДКА образца 1945—1952 годов. И потому федотовско-бобровская пятерка вполне заслуживает того, чтобы войти в историю.

На левом краю у армейцев играл Владимир Демин. Он начинал в детских и юношеских командах московского «Спартака» и однажды во время игры с динамовцами Одессы отлично забил пенальти, обеспечившее москвичам победу. В том же матче у Володи выскочили из гетр футбольные щитки, на что никто из игроков, в том числе сам Демин, не обратил внимания. Но когда довольные выигрышем спартаковцы пришли в раздевалку, вдруг раздался голос Николая Петровича Старостина, возглавлявшего общество «Спартак»:

– Демин, ты больше в основном составе играть не будешь, ты еще не умеешь по-настоящему, по-спортивному аккуратно одеваться[5].

Это был предметный урок воспитания для всей спартаковской молодежи.

Владимир Демин отличался большой скоростью бега, необходимой крайнему нападающему, и отличным дриблингом. Его удар по точности и по силе уступал ударам товарищей из «великолепной пятерки», и Володя не считался опасным бомбардиром. Однако он умел делать прекрасные передачи в штрафную площадку, «выкладывая» мяч прямо на ногу Боброву или Федотову. Мягкий характером, очень добрый, отзывчивый, верный и благородный товарищ, готовый, как гласит пословица, отдать другу последнюю рубашку, Демин славился среди друзей одной «слабостью» – особой любовью к популярности. Когда команда ЦДКА в фирменном автобусе отправлялась на очередной календарный матч, проходивший на стадионе «Динамо», Владимир Демин неизменно просил остановить автобус около станции метро и выходил из него, ссылаясь на то, что ему, мол, надо передать входной билет на игру кому-то из знакомых. Но все армейцы отлично знали, в чем дело: Володя любил не спеша пройтись со своим чемоданчиком через толпу болельщиков к служебному входу, чтобы «произвести эффект». Кругом восторженно восклицали: «Демин пошел! Демин идет! Смотри, Дема!» Володя ловил на себе сотни взглядов, и это ему нравилось.

Впоследствии, уже расставшись со спортом, Владимир Демин заболел туберкулезом. С помощью Всеволода Боброва его устроили на лечение в очень хороший туберкулезный санаторий, находившийся в подмосковном городе Пушкино, – именно там лечился от туберкулеза в 1920 году отец Всеволода Михаил Андреевич Бобров. Но, к сожалению, Владимир Демин продолжал относиться к советам врачей беспечно, небрежно, очень часто нарушал режим и это кончилось трагически – Демин умер.

Правым крайним в команде ЦДКА играл Алексей Гринин, обладавший хорошим ударом, особенно с правой ноги, что позволяло ему делать сильные прострельные передачи с фланга, на которые выходили Бобров, Федотов и Николаев. Прямой, резковатый – и на поле и в жизни, Гринин после ухода из спорта Григория Федотова стал капитаном армейцев, получив новое прозвище «дважды капитан», которое учитывало его воинское звание. Впоследствии Гринин стал тренером детских команд в Центральном спортивном клубе Армии, где продолжает работать по сей день.

Великим тружеником на футбольном поле был полусредний Валентин Николаев, мотор команды. Он начал играть в футбол и в русский хоккей в детских и юношеских коллективах на стадионе «Локомотив» близ Казанского вокзала. Его ставили полузащитником, инсайдом, однако Валентин неизменно уговаривал тренеров «назначить» его центром нападения. Он любил забивать голы, и это у него очень здорово получалось.

Когда Николаев учился в десятом классе, его пригласили в команду мастеров «Локомотива». Но парень отказался, решив полностью сосредоточиться на учебе. Однако большой футбол, конечно, не ушел от Николаева – уже в 1940 году, в возрасте девятнадцати лет, он был принят в команду ЦДКА, причем сразу в основной состав. В первой же своей календарной игре на первенство страны с донецким «Стахановцем» Николаев забил единственный гол, решивший исход встречи в пользу армейцев.

В 1941 году он стал мастером спорта.

Валентину Николаеву по-своему очень не повезло в футбольной жизни. Прирожденный центр нападения, активный «забивала», он попал в команду, где в центре играл Григорий Федотов, и, естественно, не мог претендовать на то, чтобы занять столь привлекавшее его место на острие армейских атак. Но зато Николаев стал, по сути дела, учеником Григория Ивановича. Очень часто Федотов на тренировках учил Валентина комбинационной игре, мастерству создания острых ситуаций за счет искусных пасов. При этом Федотов наставлял собственным показом, а в понимании тонкостей футбольной игры Григорию Ивановичу не было равных.

Возможно, именно поэтому в своей идее «сдвоенного центра» Борис Андреевич Аркадьев особую роль отвел Валентину Николаеву, которого поэт Евгений Евтушенко в последствии очень удачно назвал «перпетуум мобиле» армейской команды. Позиция Николаева была несколько сзади, он стал связующим звеном между линиями нападения и защиты, постоянно снабжал точными пасами Федотова и Боброва. Однако с Николаева не снималась обязанность и забивать голы, что он делал с успехом. На счету этого инсайда 106 мячей, хотя в игре Николаева был трехгодичный перерыв (годы войны), а расстался со спортом этот футболист довольно рано – в 31 год. Между тем отменное здоровье и строгое соблюдение спортивного режима вполне позволяли ему играть до 35 лет, а то и до 38, как играл Николай Дементьев из московского «Динамо».

Да, при том что футбольная слава Валентина Николаева была очень велика, спортивная судьба этого незаурядного игрока сложилась все же, можно сказать, неудачно. Он так и остался необычайно трудолюбивым и добросовестным «футбольным чернорабочим», которому, говоря языком бразильских инчос, всю жизнь приходилось «таскать на плечах пианино для других музыкантов». Зато удивительная работоспособность Николаева цементировала оборонительную и атакующую линии армейцев.

Впоследствии Валентин Николаев окончил Военную академию бронетанковых войск, где учился вместе со своими товарищами футболистами Юрием Нырковым и Анатолием Башашкиным, много лет служил в воинских частях, а затем дважды был старшим тренером своей родной команды ЦСКА. Именно в те периоды, когда клуб возглавлял Николаев, армейцы добивались наибольших успехов, а в 1970 году после девятнадцатилетнего перерыва стали чемпионами страны. Полковник в отставке Валентин Николаев на протяжении многих лет руководит советской молодежной сборной командой по футболу.

О безвременно умершем Григории Ивановиче Федотове, «профессоре» футбола, сказано и написано немало. В одной из своих статей Андрей Петрович Старостин назвал его «жемчужиной советского футбола». Рабочий паренек из подмосковного города Глухово, ныне Ногинска, токарь столичного завода «Серп и молот», Федотов отличался редкостным умением мгновенно решать самые трудные тактические задачи и неизменно оказывался в той точке поля, куда по игровой ситуации партнерам выгоднее всего было послать мяч. Он бил с обеих ног, отлично играл головой и поражал болельщиков тем, как безропотно сносил грубость защитников, «охотившихся» за ним: собьют в очередной раз Федотова, он тут же поднимется, потрет ушибленное место – и снова играет. А между тем на каждый матч Григорий Иванович выходил обтянутый бандажами, наколенниками и бинтами, чтобы снова не «выскочило» плечо, чтобы не подвел коленный сустав.

Видимо, следует подчеркнуть, что Григорий Иванович был человеком особой скромности, непритязательности, даже застенчивости, никогда не кичился своими великими футбольными заслугами, да и вообще в повседневной жизни вовсе не отличался такой сообразительностью и хваткой, как в игре (в футбольной среде известно немало случаев, когда все бывает наоборот). И в этой связи любопытно привести одну забавную историю, произошедшую с Федотовым. Она весьма красноречиво свидетельствует о том, сколь нерасторопным был Григорий Иванович вне пределов футбольного поля.

В 1946 году некоторые лучшие армейские футболисты купили легковые автомобили. Машину купил и Григорий Иванович. А вскоре футболист Дмитрий Петров повез Федотова в район Минского шоссе, чтобы обучить Григория Ивановича вождению автомобиля.

Однако первый же выезд закончился поистине трагикомически. Едва Федотов сел за руль, включил скорость и дал газ, как на пути машины откуда ни возьмись появился… большой бородатый козел. Вместо того чтобы остановиться, Григорий Иванович принялся отчаянно бибикать. Он не учел ни козлиного упрямства, ни того, что в эпоху лишь начинавшейся широкой автомобилизации домашние животные еще были недостаточно знакомы с правилами дорожного движения и менее пугливы. В результате Федотов все-таки наехал на дурацкого козла, заплатил за ущерб какой-то осерчавшей, с воплями выбежавшей на дорогу бабусе, плюнул в сердцах и продал машину.

Но возможно, еще более примечательно то, что примерно в то же самое время аналогичный случай произошел и в автомобильном кружке, где обучали вождению машин советских физиков-ядерщиков. Правда, там обошлось без наездов на домашних животных, однако инструктор автодела, естественно понятия не имевший о профессии своих подопечных, сказал на общем собрании кружка: «Вообще-то вы ребята толковые. Только вот этот… как его… Арцимович – туповат». Речь шла о Льве Александровиче Арцимовиче, академике, одном из самых знаменитых советских физиков, «звезде» мировой науки[6].

Таким образом, можно сделать вывод о том, что наиболее выдающиеся виртуозы своего дела не всегда являются мастерами на все руки, если речь идет о повседневных, житейских вопросах.

Григорий Иванович Федотов, как и подобает истинно великому спортсмену, не только без чувства зависти или скрытого недоброжелательства принял в команде талантливого новичка Всеволода Боброва, способного составить конкуренцию ему, Федотову, но, наоборот, первым оценил футбольный дар Боброва и своим авторитетным словом поддержал армейского дебютанта. А Всеволод, со своей стороны, всегда испытывал чувство огромной благодарности и признательности к «профессору футбола» за добрые напутствия и теплое отношение.

В 1952 году, рассказывая о спортивных событиях 1946 года, Григорий Иванович Федотов такими словами характеризовал нового товарища по команде: «…Бобров, завоевавший к тому времени репутацию наиболее опасного игрока».

И верно, Всеволод Бобров, можно сказать, моментально стал грозой вратарей № 1. Его называли талантом из талантов, он отличался особой «игровой сообразительностью» – именно так Б. А. Аркадьев сформулировал умение игрока очень быстро, мгновенно и правильно оценивать обстановку на поле и находить самые разумные решения. Как футболист Бобров вполне отвечал тренерскому идеалу, за исключением, пожалуй, лишь одного качества – он не славился громадным «объемом работы» на поле. Он всегда находился в зоне удара, откуда можно было поразить ворота, а покидал эту зону только для того, чтобы освободиться от своего защитника-опекуна. В пылу борьбы он порой не видел «открывавшихся» партнеров и предпочитал всю игру брать на себя. Но в отличие от других игроков такого плана, которые нередко попадали в своего рода «мышеловку» и теряли мяч, Бобров справлялся и с двумя защитниками – выручало редкостное индивидуальное мастерство. Иногда казалось, что он действует на поле неторопливо, медлительно. Но в самый последний момент следовал взрыв – молниеносный рывок и завершающий удар, удар очень точный.

Нередко приходится слышать, как Всеволода Боброва сравнивают с Пеле. Однако это неточное сравнение. По манере, по стилю игры к Пеле гораздо ближе стоит Григорий Федотов – тот же широкий диапазон действий, постоянное взаимодействие с партнерами, диспетчерские функции и одновременно способность своевременно оказаться в голевой позиции. Всеволод Бобров был игроком совершенно иного плана, и сравнивать его с Пеле просто-напросто нельзя, как невозможно и бессмысленно сопоставлять, скажем, автомобиль и дирижабль. Пеле занимал «стартовую» позицию в середине поля, а Бобров «работал» на сравнительно небольшом пространстве, почти все время маячил перед воротами противника, терзая защитников своими прорывами, – когда мяч пасовали Боброву, это уже само по себе вызывало панику у обороны и голкиперов.

Всеволод Бобров олицетворял собой главный смысл игры любого нападающего – забить гол! Ради этого он выходил на поле, именно это удавалось ему лучше всего. Он рассуждал так: неважно, сколько я пробегал в матче – двадцать километров или один километр, главное, что я не должен уйти с поля без гола, а если не удастся забить мяч, то моя цель – непрестанно держать ворота противника под обстрелом. Бобров не признавал тех форвардов, которые без конца перемещались по полю, играя в одно касание, а по воротам били очень редко. Все голкиперы знали: как только Всеволод получил мяч, сразу создается опасность для ворот. Между тем, по мнению спортивных психологов, именно удары по воротам являются кульминационными моментами игры и целью всех предшествующих коллективных действий команды. Отсюда – и особая популярность Боброва, очень часто с неповторимым блеском завершавшего атаки.

О «моментах», которые он создавал у ворот противника, можно было бы написать отдельную книгу. Собственно говоря, она и написана самим Всеволодом Михайловичем, называется книга «Самый интересный матч». Но в этой связи небезынтересно напомнить, что во время каждого 90-минутного матча игрок высокого международного класса соприкасается с мячом 60—65 раз, причем время владения мячом у самых сильных нападающих в среднем составляет… всего 165 секунд! Таким образом, «чистое время» с мячом в ногах за всю футбольную жизнь Боброва исчисляется всего лишь несколькими часами. А между тем эти два-три часа «чистого времени» запомнились десяткам миллионов людей и стали основой бесчисленных изустных рассказов и книг.

Обладая мощнейшим ударом, Бобров считал, что форварду нет необходимости громить ворота пушечными выстрелами, и отдавал предпочтение не силе, а точности. В этом проявлялось заметное отличие Боброва от многих других игроков, которые умели точно бить по воротам лишь на тренировках, в спокойных, не отягощенных нервным напряжением условиях, а в футбольном «бою», сопряженном с плотной, массированной обороной, в условиях скоростной атаки, не столько били по воротам, сколько «лупили» в сторону ворот, иногда удачно.

Безусловно, в последовавшие за сороковыми-пятидесятыми годами десятилетия акцент в тренировке футболистов значительно сместился в сторону общефизической подготовки, что было бы очень неплохо, если бы не достигалось за счет утери искусства метко бить по воротам. Не случайно результативность советских нападающих в семидесятых годах была такова, что они занимали в мире… двадцать шестое место среди тридцати стран, чьи внутренние чемпионаты подверглись статистической обработке.

И в этой связи бобровско-федотовские традиции частых и умелых ударов по воротам приобретают особое значение.

Великолепный спринтер и дриблер, Бобров обладал непревзойденным «чувством мяча». Как опытный баскетболист, ударяя мячом о площадку, не смотрит на него, а оглядывается по сторонам, оценивая игровую ситуацию, так и у Боброва мяч всегда находился «под полным контролем стопы», что, естественно, гораздо сложнее, особенно при дриблинге, сопряженном с финтами.

И конечно, Всеволод Бобров очень часто использовал свой знаменитый неудержимый рывок, которого как огня боялись защитники, пытавшиеся «своевременно», еще до старта сбить Всеволода с ног. О том, как «охотились» за ним опекуны, какие тяжелейшие травмы наносили они Боброву, речь впереди. Но следует особо подчеркнуть, что искусство, мастерство ведущих игроков мира в том и заключается, чтобы вопреки бдительной опеке все-таки обмануть защитников, выбрать удачную позицию и забить гол.

Всеволод Бобров этим искусством владел блестяще.

Но он действительно не любил черновой работы на поле, это правда.

Однако необходимо тщательно разобраться, было ли это недостатком, присущим Всеволоду Боброву, как считают некоторые, или же являлось следствием атакующего стиля его игры. Ответ на этот вопрос чрезвычайно важен, потому что он носит общий характер и имеет отношение не только к Боброву. Спортивные игры знают слишком много случаев, когда «исправление недостатков» того или иного игрока оборачивалось тем, что вместе с недостатками исчезали и достоинства.

Этот важный вопрос беспокоит специалистов во всем мире. Английский футбольный обозреватель Глэнвилл писал по этому поводу: «Существует опасение, что тренеры могут сосредоточить свое внимание на слабостях футболистов и постараются исправить эти недостатки, вместо того чтобы преимущественно обратить внимание на их сильные стороны. Если, например, какой-нибудь футболист прекрасно играет головой, но слабо владеет ударом правой ноги, то едва ли удастся сколько-нибудь значительно исправить его игру правой ногой, в то время как постоянная тренировка игры головой может привести его к еще большему совершенствованию этого приема».

Очень точно сформулировал для себя эту проблему брат Бориса Андреевича Аркадьева – Виталий Андреевич, выдающийся советский тренep по фехтованию, вырастивший несколько десятков чемпионов мира и олимпийских игр. Точка зрения В. А. Аркадьева такова: спортсмену-середнячку, которому по всем показателям можно выставить «четверку» (по пятибалльной системе), он предпочитает такого атлета, у которого самое сильное качество заслуживает оценки «отлично», а самое слабое развито посредственно, «на тройку».

Сам Всеволод Бобров был твердо убежден, что, постоянно находясь на острие атаки, он приносит пользу своей команде. И это соответствовало истине. Выносливый, необычайно работоспособный, Валентин Николаев без конца снабжал Всеволода мячами, и голевые моменты у ворот противника возникали один за другим. Но надо иметь в виду, что и Николаеву было очень легко играть с Бобровым, который прекрасно «читал» футбол и всегда занимал самую выгодную позицию. К тому же Демин й Гринин пласированными, прямолинейными ударами тоже частенько слали мяч с флангов во вратарскую площадку, на «пятачок», туда, откуда можно забить, – в твердой уверенности, что Бобров своевременно выйдет на передачу.

Товарищи по команде играли на Боброва, и он не подводил их. А победа – одна на всех!

Было бы глубоким заблуждением считать, что нежелание Всеволода Боброва «оттягиваться», чтобы помочь своей команде в обороне, диктовалось такими свойствами его характера, как, скажем, леность. Рабочий паренек из Сестрорецка, человек по натуре очень деятельный, он всю жизнь оставался мастеровым с золотыми руками, обожал возиться с автомобильными моторами, самостоятельно делал в квартире ремонты. Да а вообще, о какой лености Боброва можно говорить, если он чуть ли не самым последним уходил с тренировок, надолго сверх тренировочной нормы задерживаясь на поле, чтобы «постучать» по воротам.

Да, Бобров все время находился в атаке не потому, что не любил выполнять оборонительные функции, а потому, что хотел принести своей команде как можно больше пользы. В этом, кстати, убеждают случаи, регулярно происходившие во время матчей самых принципиальных соперников – команд ЦДКА и московского «Динамо».

Динамовцы постоянно наступали на пятки армейцам. Они очень остро атаковали, причем форвардам активно помогал правый полузащитник Всеволод Блинков, забивавший много голов. В поединках с ЦДКА Блинкову всегда поручали опекать Боброва, и два Всеволода прекрасно знали друг друга, поскольку точно такая же ситуация возникала и в русском хоккее. Но характер игры Блинкова несколько отличался от манеры действий других полузащитников того времени: как уже говорилось, наряду с персональной опекой Блинков порой подключался в нападение, что придавало особую мощь динамовским атакам. И однажды тренер армейцев Борис Андреевич Аркадьев перед очередной встречей с давними соперниками сказал Боброву: – Всеволод! – Аркадьев произносил имя Боброва с ударением на последнем слоге. – В этой игре надо почаще оттягиваться, чтобы прикрыть Блинкова.

Но Бобров сердито ответил: – Зачем же я буду оттягиваться?! Инициативу отдавать? Пусть он меня караулит и в нападение не ходит.

Аркадьев предпочел не настаивать, потому что в словах Боброва необычайно сжато и кратко была сформулирована очень важная тактическая установка: действительно, активный, постоянно угрожающий чужим воротам форвард, даже не участвуя непосредственно в обороне, существенно облегчает игру своих товарищей, сковывая действия одного, а то и «полутора» игроков соперника.

И все поединки с московским «Динамо» – а было их немало – полностью, стопроцентно подтвердили точку зрения Всеволода Боброва. Хотя бывали отдельные случаи, когда Всеволод Блинков все-таки пытался участвовать в атаке (в одном из матчей Бобров даже сказал ему: «Да хватит тебе бегать! Надоело мне за тобой таскаться!»), но он всегда делал это осторожно, с оглядкой, что позволяло Николаеву или Демину с легкостью нейтрализовать его атакующий пыл. Сам Блинков утверждает, что в его жизни не было более интересного и более трудного подопечного, чем Бобров, включая английских форвардов, с которыми динамовскому полузащитнику пришлось иметь дело в 1945 году. И в целом, как считает Блинков, в матчах с ЦДКА он почти совсем «выключался» из атак, бдительно опекая армейского нападающего. Цель, которую преследовал Аркадьев, советуя Боброву «оттягиваться», была достигнута, но совершенно иными, чисто бобровскими средствами.

Такая тактика была для Боброва делом принципа, это было его кредо, которое он отстаивал всегда и везде – в футболе и в хоккее. Он считал, что выполнение оборонительных функций может отнять у форварда силы, необходимые для стремительного завершающего рывка. И действительно, например, Валентин Николаев, сновавший повсюду как челнок, принимавший мяч почти в центре поля и «тащивший» его к штрафной площадке соперников, тратил на это очень много усилий, что, конечно же, снижало его мощь в завершающей стадии атаки. А Бобров предпочитал придерживаться принципа высоковольтного «аккумулятора»: он «заряжался» в те минуты, когда его товарищи оборонялись, и выплескивал всю свою колоссальную энергию в момент атаки, становясь неудержимым.

По сути дела, Бобров интуитивно почувствовал и широко использовал ту же манеру, что и бразильцы, которые прославились своим искусством смены темпа, сочетая несколько замедленный ритм игры с мгновенными вспышками максимальной скорости и атакующего порыва. Овладевший тайной аритмичного футбола, Всеволод Бобров мог бы повторить слова Пеле, однажды воскликнувшего: «Футбол – великая игра, когда вы имеете право двигаться туда, куда вас влечет собственная фантазия или куда направляет интеллект».

Один из наиболее авторитетных советских футбольных специалистов тренер сборной команды СССР конца пятидесятых годов Гавриил Дмитриевич Качалин так говорит о Всеволоде Боброве: – Хотя Бобров играл в то время, когда на наших футбольных полях было немало талантов, он занимал одно из ведущих мест среди всех. А по части самоотдачи Бобров – пример из примеров. Я не видел ни одной игры, где он не действовал бы активно, с полной отдачей. Не было такого! И если он где-то простаивал, то лишь потому, что мяча поблизости не было. А когда мяч был у его команды, он всегда искал самую ударную, голевую позицию. Всегда предлагал Партнерам самое острое, самое активное, интересное продолжение наступательных действий.

Кстати, весьма символично, что упреки по поводу «простаивания» на поле нередко раздавались и в адрес другого выдающегося советского футболиста, тоже отличавшегося непревзойденным умением забивать голы, – в адрес Эдуарда Стрельцова. Но подобно Боброву, Стрельцов приносил огромную пользу своей команде, и о таком форварде мечтал каждый тренер. В конце концов, как отлично сказал однажды футболист английской команды «Сток-Сити» Джимми Макинрой, «игрок делает хорошо то, что он любит делать».

В этой же связи небезынтересно вспомнить историю появления в «футбольном свете» такого классного нападающего, как форвард киевского «Динамо» Анатолий Бышовец. Заслуженный тренер СССР Николай Фоминых, руководивший футбольной школой «Юного динамовца», где вырос Бышовец, рассказывал по этому поводу следующее: «Что и говорить, поначалу намучились мы с Толей Бышовцем. Его одаренность не вызывала сомнений, а упрямое тяготение к индивидуальной игре раздражало. Сначала мы старались всячески ограничить его, заставляли играть в пае, только в пас… А он гнул свое. Одно время казалось, что этот упрямец никогда не станет настоящим футболистом, и я с трудом сдерживался, чтобы не отчислить его. Останавливало лишь то, что он в самом деле часто забивал голы. Я подумал, что, может быть, все-таки на его стороне правда, может быть, не стоит ломать характер футболиста в угоду распространенным взглядам. Оставили его в покое. Спустя некоторое время он вернулся из Италии, где выступал в составе молодежной сборной страны, с призом лучшего центрального нападающего Европы».

Если же подвести итог, то следует сказать, что вопрос о нежелании Всеволода Боброва «оттягиваться» в оборону относится не к области тактики – тактика Боброва приносила команде прекрасные результаты, – а к сфере нравственности и этики. Играя на Боброва, его товарищи играли на свою команду. И Боброва можно было бы упрекать лишь в том случае, если бы он мнил себя «звездой», стремясь забрать себе все лавры, добытые коллективными усилиями. Однако этого не было и в помине, о чем прекрасно свидетельствует громкая слава всей армейской пятерки нападения. И вспоминая замечательную атакующую игру Всеволода Боброва, нет нужды сетовать на то, что он мало «оттягивался», не любил отнимать у соперников мяч на своей половине поля.

Но зато необходимо всегда помнить и говорить о тех футболистах, о тех хоккеистах, которые играли рядом с Бобровым и без которых он не смог бы стать лидером атак.

Это будет настоящей спортивной справедливостью.

Сам Всеволод Михайлович никогда не забывал, что своей редкостной игровой результативностью обязан товарищам по команде. С громадным, подавляющим большинством из них Всеволод сохранял теплые, дружеские отношения, он не задирал перед ними нос и не кичился забитыми голами или шайбами. Правда, было несколько случаев, когда в раздевалке после матчей Бобров, распаленный, а вернее раскаленный, острым поединком, принимался корить какого-нибудь партнера за то, что, находясь в отличной позиции, не получил от него паса. А однажды сгоряча даже запустил в кого-то бутсой. Однако пыл спадал, страсти успокаивались, и Всеволод вновь превращался в того добродушного, покладистого, отзывчивого и далекого от зазнайства человека, каким все его знали, причем он всегда был способен самокритично извиниться за резкое слово.

А если во время игры он слишком увлекался индивидуальной обводкой, то наставления тренеров весьма быстро приводили Всеволода в чувство, и все становилось на привычные места. Так, в частности, произошло в Уэльсе во время английского турне московских динамовцев в матче с командой «Кардифф-Сити», который советские футболисты выиграли с разгромным счетом 10:1.

Именно потому, что встреча проходила с подавляющим преимуществом динамовцев, Всеволод Бобров, видимо, решил «блеснуть», увлекся и чрезмерно взял игру на себя, оставляя без мяча партнеров, находившихся в более выгодных положениях. Однако тренер Михаил Иосифович Якушин справедливо рассудил, что динамовцам нужна не просто победа, а победа красивая, которая продемонстрировала бы коллективный стиль советского футбола. И в перерыве между таймами осадил Боброва: – Сева, так играть нельзя, надо играть в пас. Рядом открываются Карцев, Соловьев, Бесков – надо с ними играть.

В азарте молодой форвард вскипел: – Сам знаю, как играть. Чего меня учить!

– Тихо, тихо… – Михаил Иосифович, сам прекрасный футболист и хоккеист, отлично понимал, какие страсти бушуют в игроках во время матчей, а потому предпочитал настаивать на своем не диктатом, не громким голосом, а спокойствием и веселой, хитрой – чисто якушинской шуткой.