Утром, выйдя из палатки, Гера увидел Толстого Макса. Тот сидел перед палаткой. Гера подумал, что сейчас Макс рассчитается за вчерашнее - он же в два раза сильнее, ему легче легкого навешать Гусельникову крепких оплеух. Но Толстый Макс отодвинулся и, вскинув голову, с опаской сказал: «Но, но!» Он боялся! Швидько боялся Гусельникова.
      И Гера, проходя мимо, показал ему кулак.
      - Гусь! - закричал издали Серега Кульков. - А я видел восход солнца. Красотища!
      - Как? - удивился Семен, тоже только что появившийся из своей палатки. - Ты не спал всю ночь?
      - Всю напролет! - весело похвастался Кулек-Малек.
      - Да как же ты теперь выдержишь? - воскликнул Семен. - Ведь нам сегодня через перевал.
      - Выдержу! - уверил Серега. Да, сегодня - перевал.
      Вот и наступил день, когда они пройдут через самую высокую точку своего маршрута на Кавказском хребте.
      Какой он, этот перевал? Гера представлял его высоченным пиком, на который надо карабкаться чуть ли не ползком. И, конечно, ни за что не заберешься, если не поддержит дружеская рука, как на эмблеме, придуманной Коноплевой.
      Туристов, как и обычно после ночевок, провожали в путь все жители Принавислы - Арут, его жена, мать-старушка и ребятишки. На прощание все постояли у могилы проводника. Швидько сфотографировал ребят вместе с Маркарьянами. А Гера сказал Мувриковой:
      - Запиши подробно, что рассказывал Арут, потом тоже в альбом впишем.
      Она ответила:
      - Давно сделано. Не забывай про свои стойки. Ядовитая все-таки девчонка, ничего не скажешь! Когда вышли из Принавислы и ступили на тропу, путь преградила речка, не знающая отдыха ни днем ни ночью. Через сотню метров она изогнулась и опять легла под ноги. Так, пока шли по лесу, речка то отклонялась в сторону, то опять показывала очередной брод.
      - Сто тысяч бродиков, - пошутил Серега.
      - Эх, все равно! - шутливо повторяли ребята полюбившиеся слова учительницы и шлепали прямо по воде. Летели холодные брызги, темнела взбаламученная река. Но вода быстро уносила мелкую, потревоженную ногами со дна гальку, и не успевал замыкающий в цепочке Семен дойти до ближайших прибрежных кустов, как речка за его спиной бежала по-прежнему чистая и прозрачная. Наконец она исчезла, и Лидия Егоровна остановила отряд.
      - Сейчас, - сказала она, - начнется перевал.
      Они стояли в густом лесу. Огромные буки росли со всех сторон. А на небольшой вытоптанной площадке чернело заброшенное кострище. Тут стоял вкопанный в землю столбик. На срезе его была выжжена цифра «96». И чуть пониже огромным гвоздем приколочена мохнатая звериная шкура.
      - Что это? - заинтересовались ребята. - Медвежья шкура?
      - Нет, шкура енотовидной собаки, - объяснила учительница. - Водятся такие в Кавказских горах.
      Ребята, конечно, начали щупать шерсть - жесткая, грубая…
      - А зачем она здесь? - спросила Абрикосова.
      - Так ведь столбик-то путеводный, - ответила учительница. - Видите: тропа раздваивается. Влево пойдешь - на Новоматвеевку, вправо - на Карабчанку.
      Гера подумал, что они влево пойдут немедленно. Но Лидия Егоровна подошла к столбу и вытащила из расщелины листки, сложенные, как записки. Их оставили здесь туристы, которые проходили раньше. Лидия Егоровна прочитала:
      - «Идем отлично! Настроение бодрое. Шлем всем привет. Туристы Кореновска». «Привет от ленинградцев!»- было в другой записке. И еще: «От горьковчан». «От ростовских туристов».
      Записки скопились со времени последнего дождя. Одна, с расплывшимися буквами, была оставлена туристской группой 28-й краснодарской школы - прошли, должно быть, в самый дождь, потому что написали: «Держимся стойко! Не пугают нас переходы через реку, перевал, плохая погода и здешняя грязюка. До моря дойдем обязательно. Желаем вам того же». И на обороте этой записки уже другим почерком: «Привет от сибиряков. Желаем хорошей погоды. До встречи у моря, друзья!»
      До встречи у моря… Гера слушал, как Лидия Егоровна читает записки, и ему казалось, что с ним говорят те, кто побывал здесь. Со всех концов - с севера, с Волги, из Сибири, с Урала - приезжают люди, чтобы пройти через Кавказский хребет. И словно эстафету передают они друг другу у этого столбика в глухом лесу. Идут, разделенные лесами, бродами, временем, сегодня одни, через день или через месяц другие, а на этом месте будто сходятся все вместе, как дружная семья, и, присев на сухие, давно поваленные деревья, обмениваются словами привета:
      - До встречи у моря!
      Оставили, конечно, записку и наши туристы. Сочиняли коллективно, писала Альбина - получилось даже стихами:
      Горячий привет мы шлем
      Всем, кто храбро идет!
      Осилим любой подъем.
      Туристский отряд «Вперед».
      Подъем начался сразу от столбика «96». Тропа полезла вверх, извиваясь в зеленой траве. Идти стало трудно. Немного погодя Лидия Егоровна сделала привал. Сбросили рюкзаки, повалились на них.
      - Вот это да! - воскликнул Дроздик. - Долго еще так будет?
      Вожатая засмеялась:
      - Уже выдохся? Это же только начало.
      - Пошли, пошли, - завопил Кулек-Малек. - «Осилим любой подъем!» - повторил он строчку из оставленной у столбика записки и вскинул мешок на плечи.
      Минут двадцать снова взбирались на очень крутую гору. Со всех уже лил пот. Хорошо еще, что кроны деревьев здесь сплелись плотно и защищали от солнца.
      - Теперь-то уж, наверное, подъемник закончился, - выразил надежду Толстый Макс, когда опять присели отдохнуть.
      - А это и есть перевал? - спросила Абрикосова.
      - Перевал дальше, - ответила учительница. - Вперед!
      В высоченном буковом лесу было тихо, только с высоты, от самых верхушек доносился ровный рокот, будто текла где-то поблизости речка, хотя на самом деле никакой речки уже не было - она давно осталась внизу. Стволы старых деревьев с черными крапинками стояли неподвижно, а между ними - то тут то там - росли тонкие деревца с нежными листочками. Сквозь зеленую дымку их прозрачной одежды лес просматривался далеко вперед, и от этого казался голым, раздетым, да и земля почти голая, нет на ней травы, только прошлогодние сухие листья.
      Сзади Геры пыхтел, как паровоз, наступая на пятки, Кулек-Малек. Вдруг он споткнулся и налетел на Геру. Гера обернулся и увидел: Серега идет с закрытыми глазами. «Он же не спал всю ночь! - мелькнула мысль. - Храбрился, храбрился, а ему труднее всех!»
      И Гера протянул руку к геологическому рюкзаку: «Давай!»
      Малек отшатнулся:
      - Ты чего?
      - Давай! - повторил Гера и дернул за лямку. Серега остановился, устало опустил плечи. Рюкзак съехал на землю. Гера подхватил его. Весил Серегин рюкзачок чуть не вдвое тяжелее, чем Герин. «Камнями набит», - подумал Гера и, прикрепив его спереди, зашагал с двойной ношей.
      Рядом шел Дроздик. Он упирался обеими руками в колени. Может, так легче?
      А болтливая Райка молчит - не до разговорчиков…
      Когда Лидия Егоровна объявила очередной привал, Гера лег, вдыхая сыровато-сладкий запах земли. Вот так бы лежать и лежать, не двигаясь, только слушать размеренный шелест листьев.
      Дежурные раздали порцию сухого НЗ, но Гера зажевал хлеб с салом без всякой охоты. И вдруг заметил, что лежит на остром сучке. А ведь секунду назад ничего не замечал. И ребята кругом заговорили, начали шутить, тс ткать друг друга. Значит, тоже отдышались!
      Муврикова даже запела:
      Когда крутой подъем,
      Мы песен не поем,
      Нам труден каждый шаг!
      За- а-ачем я взял рюкзак?
      - Эх, водички бы газированной! - размечтался Дроздик.
      - Лимонадчику со льдом, - поддержал Швидько.
      - Все будет, как спустимся с перевала, - пообещала Лидия Егоровна. - Кому сколько лимонаду - заказывайте: стакан, бутылка, две?
      - Ох, долго еще, - застонали девочки.
      - Вот и не будем терять времени, - поднялась учительница. - Подожди, подожди, ты это что же? - удивилась она, увидев, что Гера набрасывает на себя второй рюкзак. - За кого несешь?
      - Да вон, - кивком показал Гера на Серегу, который, прислонившись к стволу дерева, клевал носом.
      - Подожди, - опять сказала Лидия Егоровна Гере, - тебе же одному тяжело.
      - Справлюсь! - храбро заявил Гера. - А он всю ночь не спал.
      - Ну, ты - молодец, - похвалила Лидия Егоровна. - По правде сказать, начиная поход, я подумала, что придется тебе помогать, а ты сам… Молодец! - повторила она и крикнула: - Максы, ко мне! - К ней подскочили Швидько и Дроздик. - Будете нести этот рюкзак вместе с Гусельниковым.
      - Лидия Егоровна, - запротестовал Гера. - Да я сам…
      - Сказано - по очереди? Вперед!
      … Лес по- прежнему стоял невозмутимо-спокойный, а тропинка тянулась вверх. Сколько же она может так карабкаться? Вот вместо буков появились дубы с резной листвой. Стволы их были у земли иссиня-черные, под толстым слоем застарелого мха. А тропа прыгнула на острый гребень горы и повела по узкой вершине, изогнутой, как сабля. С обеих сторон от этого гребня-сабли почти отвесно падали вниз склоны.
      И вдруг все оборвалось: горы, лес, темный сумрак густой дубравы. Сразу посветлело. Тропа вышла на широкий луг, весь в ярких цветах, и засияло голубое небо. Оно сливалось с лугом у далекого чистого горизонта.
      - Ура! - закричали ребята и, сбрасывая рюкзаки, помчались по цветущему лугу. Гера побежал вместе со всеми, радуясь открывшемуся простору над головой и предчувствуя что-то необыкновенное. Ведь этот цветущий луг - вершина горы, на которую они наконец взобрались. А что же там, за лугом, уходящим вдаль, в бескрайнее, облитое солнечным светом небо?
      Гера бежал во весь дух по высокой сочной траве, а метелки и венчики цветов хлестали его по ногам, и в лицо бил ветер, и казалось, летишь навстречу небу.
      Внезапно все остановились. Остановился и Гера и, глядя вперед, не. в силах был сказать ни слова: перед ними во всей сверкающей голубизне лежало, разливаясь до самого горизонта, долгожданное Черное море!

      Море сияло под солнцем за зеленой полосой побережья, а вправо и влево от отряда туристов, как спины неведомых гигантских животных, сбившихся в тесном стаде, уходили вершины гор - бесчисленные, темно-зеленые, синие, а еще дальше - мутно-сизые и белесые. Кавказский хребет…
      В разные стороны текут отсюда реки - в кубанские просторы и к Черному морю.
      - «Кавказ подо мною…» - продекламировала Муврикова.
      И все смотрели на горы, как победители завоеванной высоты. Дошли! Доползли! Дотопали! Прямо у ног туристов, стоящих на вершине луга, начинался спуск на другую сторону Кавказского хребта. Луг полого уходил вниз, но путь ему преграждал лес, через который предстояло еще пройти туристам, спускаясь с перевала в долину. А в долине, прорезанной речушкой, виднелось селение - спичечные коробки домиков в зелени - Новоматвеевка!
      Со стороны моря летел ветер. Влажный и упругий, он дул непрерывно. И, наверное, он дул так всегда, недаром и слизал с высоты все деревья. Чувствуя себя здесь, на голом месте, на этой седловине между увалов, безраздельным хозяином, вольным буяном, он набросился сейчас на ребят с особенной силой, с удалым присвистом. И девочки боролись с ним, придерживая прически и платья, а мальчишки наперекор ветру что-то кричали, что - невозможно было разобрать, потому что ветер подхватывал голоса и уносил за Кавказский хребет, туда, откуда только что пришли туристы.
      - Красота, - сказала Лидия Егоровна, наклоняясь к Гере. - Вот взглянешь с высоты и хочется идти еще и еще, шагать и шагать без устали, верно?
      Гера кивнул. Ему и в самом деле казалось сейчас, что он может пройти теперь хоть сколько, взбираясь на любую гору, будь она втрое, вчетверо, вдесятеро выше!
      - Смотрите! - показала вдруг Муврикова.
      Из леса, который был внизу, в конце луга, появилась цепочка туристов. Впереди шел рыжеволосый парень в синей майке. За ним шагали девушки и парни, тоже в синих спортивных костюмах. Они поднимались к вершине, на которой стояли наши ребята, и двигались весело, быстро, будто им было легко идти оттого, что в спину подгонял упорный ветер. Лидия Егоровна сказала:
      - Приготовиться к встрече!
      Семен с Серегой выстроили отряд. И когда незнакомые парни и девушки подошли ближе, навстречу им дружно грянуло:
      - От школьников-туристов физкульт-привет! Подошедшие остановились и тоже дружно ответили:
      - Физкульт-привет от туристов Карабчанки!
      - Физкульт-привет! Физкульт-привет! - гремело над перевалом традиционное спортивное приветствие. Его подхватывал ветер и уносил вдаль, а туристы обоих отрядов, поломав строй, начали знакомиться. Оказывается, старшеклассники из Карабчанки решили сделать поход к своим друзьям в Красногорийское и выбрали маршрут через этот перевал. Так сказал их командир, скуластый рыжеволосый парень.
      - А мы, наоборот, только что из Красногорийского, - сказала Муврикова. - Привет там от нас передайте.
      - Привет всем красногорийцам, - поддержали Раю девочки.
      - Обязательно передадим, - пообещали карабчанцы. Кто-то из них запел, все подхватили слова песни:
      Краюха хлеба в рюкзаке!
      Краюха неба вдалеке!
      А рядом песня!
      Без нее нельзя!
      Карабчанцы удалялись, оглядывались, махали руками. Семен скомандовал: «Становись!» И городские туристы тоже тронулись в дальнейший путь - вниз, по тропке, на которой только что стояли карабчанцы.
      - «Краюха неба вдалеке», - пропел Кулек-Малек и первый ринулся под гору, но не удержался и с размаху врезался в колючий куст.
      - - На салазки садись! - крикнул Швидько. А Альбина предупредила:
      - Осторожнее спускайтесь. Это нелегко.
      - Да ну! - не поверил Гера. Вот подниматься действительно было нелегко, а спускаться… И он тоже припустил вперед, но сразу почувствовал: в самом деле, спускаться не легче. Колени подгибались, рюкзак тянул вперед, приходилось откидываться назад, от этого ломило в ногах. Если же дать полную свободу ногам и помчаться, как сделал Серега, то того и жди - наткнешься на дерево или свалишься в пропасть. «Тормози!» - то и дело слышались шутки. А кто-то всерьез начал мечтать: «Эх, подъемчик бы!»
      Вот тебе и горный перевал! Никак не угодит туристам…
      В долине, едва спустились в нее, оказались на берегу речки.
      Здесь и заснул Кулек-Малек! Присели ненадолго отдохнуть, а он лег и заснул. Стали будить, тормошить - не просыпается. Семен взял Малька на руки и донес до воды. Ребята умыли его, Серега фыркал, отбивался, а глаза не открывал. Все-таки разбудили! Он пошел дальше с отрядом, будто пьяный, качаясь. Рюкзак его, конечно, несли другие.
      Гера тоже устал, но когда вошли в Новоматвеевку, подтянулся. Из окон, из калиток смотрели люди. И хотелось казаться бодрым туристом, которому нипочем ни тяжелый рюкзак, ни перевал, ни горячее солнце над головой.
      Моря еще не видно, но оно дышало уже где-то рядом, за домиками, раскиданными вдоль шоссе. Навстречу попадались курортники с мокрыми полотенцами. Легкий ветерок нес с собой прохладу. Ребята торопливо шагали по проулочку и даже не задержались около киоска с газированной водой. Какой уж там лимонад, если вот оно, море, вот! Прыгай с обрыва на песок и - в воду!
      - Ныряй, - раздалась шутливая команда Семена. И Гера побежал по берегу, на ходу сбрасывая кеды.
      Он барахтался в соленых брызгах, зажмурившись, а когда открыл глаза, то увидел горы. До половины укрытый зеленью, маячил Хазаровский перевал, светлея огромной лысиной луга, на котором под струей напористого ветра недавно стояли, приветствуя друг друга, туристы. Вот и позади Кавказ!
      Даже не верилось, что и он, Гера, был там!…

      Лидия Егоровна объявила:
      - Жить будем на острове.
      - На необитаемом? - спросил Серега. Учительница улыбалась:
      - Почти.
      Тогда Кулек-Малек завопил во все горло:
      - За мной, робинзоны!
      Остров, к которому они пришли, и вправду был почти необитаемым. Здешняя речушка, впадая в море, у самого устья растекалась на два рукава. И образовался у моря большой зеленый остров, покрытый сочной травой и даже деревьями-ивами и грабами. Но не было на нем никаких построек. Кругом люди - в поселке, в санаториях, - а здесь безлюдный уголок. Только еще с моста Гера заметил: по кромке прибрежных кустов на острове, вдоль берега речки, выстроились палатки. И около палаток - костры.
      - Вот тебе и робинзоны, - разочарованно протянул Кулек-Малек. - Опоздали мы.
      Швидько сострил:
      - Это пираты заняли остров! Приготовиться к бою!
      Но сражаться ни с кем не пришлось. Обитатели острова гостеприимно встретили вновь прибывших: «Селитесь, места много!» Оказывается, вся эта зеленая земля отдана туристам, тем, кто спускается с гор, и тем, кто держит свой путь по побережью. Останавливаются они здесь, разбивают палаточные городки, живут и идут дальше. А на их месте появляются новые.
      Принялись ставить палатки и наши герои. Гере казалось, что на это уже не хватит сил. Лечь бы на траву, как это сделал у речки Серега, и заснуть! Но такой у туристов закон: пришел на место - думай о ночлеге, таскай для костра дрова и, пока не приготовил все, что полагается, об отдыхе не мечтай.
      - Шевелись! - торопил Семен. - Гусельников, руби колышки.
      Даже крохотный топорик оттягивает руку, словно тяжеловесный колун. Но Дроздик вдруг закричал: «Стой, Гусь, не надо рубить, смотри!» - На траве не далеко от Геры лежали аккуратно сложенные колышки. Они появились здесь, как по сказанному велению. Только никакой сказки не было - просто кто-то заботливо их приготовил.
      - Ура! - подпрыгнул Гера и показал Семену. Семен небрежно кивнул - ничего удивительного для него в этом не было. Колышки лежали и в других местах, там, где стояли раньше палатки. И над кострищем высились вбитые рогульки - вешай ведра и вари! И чистота наведена кругом идеальная, приходи и живи! Будто знали те, кто покинул поляну вчера или сегодня утром, что появятся здесь туристы с гор, очень усталые. И сделали они все, чтобы помочь незнакомым друзьям по тропе. Такой уж у туристов тоже закон!
      … Утром остров зашумел, как густо населенный город. Вдоль кустов, по берегу речки, белела цепочка палаток. Лишь в самом дальнем конце острова палаток не было. Гере захотелось посмотреть, что там в незаселенном краю. Он пошел туда. Ветки грабов спускались низко к воде, почти касались ее. На другой стороне речки прятались в зелени домики Новоматвеевки. В медленно текущей к морю воде ходили косяки рыбешек.
      За кустами, у омута, сидел с удочками старик в брезентовой фуражке и в плаще с капюшоном. Впалые щеки старика были покрыты жесткой щетиной, но держался рыбак молодцевато - шустро вскидывая то одну, то другую руку, вытаскивая удочки. Когда Гера подошел близко, старик оглянулся, но ничего не сказал, только кашлянул. Может быть, он подумал, что мальчишка будет ему мешать. Но Гера стоял тихо, ждал, когда рыбак поймает хоть одну рыбешку.
      Клевало плохо, и рыбак больше не вытаскивал удочки, поплавки лежали на воде, не шелохнувшись, будто заснули.
      - Плохо нынче ловится, - сказал старичок и улыбнулся. Глаза у него были бесцветные, но чистые, прозрачные, как две капельки воды, просвеченные солнцем. Лицо в морщинках. - Может, кефалька подойдет, - продолжал рассуждать вслух рыбак. - Она хитрючая, кефалька-то. Вокруг крючка бродит, а не берет. А если новый соперник появится, сразу хватает, другим не дает.
      - Вы на что ловите? - спросил Гера.
      - Каждая рыба свою приманку знает. Теперь еще искусственную придумали. Из тюбика, как паста, выдавливается. Да не пахнет. А рыбе запах подавай. Ты турист?
      - Турист.
      - Ну, ну. Кому что. Мне с грузом на хребте уже не ходить. А в свое время немало потопано. Издалека прибыли?
      - Из города. Через Хазаровский, - похвалился Гера. Он думал, что старик удивится и снова похвалит, но тот лишь кивнул.
      - Отовсюду приходят. Только с островом вы не шутите.
      - А что?
      - Заливает. Как туча в торах прольется, вода сюда по ущелью катится. Река разбухает и на остров шастает. Не прозевайте, а то зараз в море смоет.
      - Не смоет, - заверил Гера.
      - Ну, ну… Погода, видать, к тому идет. Чуешь, над горами-то? - Гера посмотрел на горы, но ничего не заметил. Голубело чистое небо, только над вершиной Хазаровского перевала застыло белое облачко. Старик рыбак показал на него: - Подбирается, чуешь? - Он сказал о нем с усмешкой, как о хитром зверьке, и замолчал, уставившись на поплавки.
      Гера постоял еще немного, потом вернулся к палаткам.
      Море лежало перед ним синей лентой, а висячий мост вкривь и вкось разлиновывал эту синюю ленту своими тонкими тросами. Но вблизи море было не только синим. Оно было разноцветным, словно раскрашенное огромными мазками, - темно-фиолетовое вдали, сизое - поближе, блестящее, будто подсвеченное из глубины, изумрудное у самого берега. Все эти краски переливались и меняли оттенки.
      Лидия Егоровна разрешила вволю купаться, но предупредила, чтобы не пережаривались на солнце. Все чувствовали себя прекрасно. Только опять не повезло Сереге. Он выволок на берег матрац: решил поплавать. А Толстый Макс кинулся помогать, стал вынимать зубами резиновую пробку и… откусил ее! Серега закричал па Швидько:
      - Ты что - голодный? - Все вокруг засмеялись, а Кулек-Малек чуть не заплакал.
      Толстый Макс только сопел. Сейчас-то у него получилось случайно - можно сказать, тоже не повезло.
      Альбина между тем познакомилась с соседями-туристами и договорилась с ними: вечером зажгут общий костер, покажут друг другу художественную самодеятельность. Девочки начали репетировать. Максим Дроздик сзывал рыболовов на очередной промысел. Дежурные суетились у ведер. Словом, в палаточном городке на острове туристская жизнь входила в свою колею.
      А Гера не находил себе места почему Лидия Егоровна не объявляет, когда все пойдут в Новоматвеевку, чтобы поскорее выяснить про Степана Бондаря?
      - Слушай, Серега, - сказал Гера. - Надо же идти. Кулек-Малек, обняв коленки, сидел перед палаткой и глядел в землю. Он все еще переживал неудачу с матрацем.
      - Куда идти? - спросил он.
      - А искать Степана Бондаря.
      Серега махнул рукой в сторону девчоночьей палатки:
      - Пусть Райка.
      Муврикова с Гутей выпускали стенгазету.
      - Послушай, летописец, - обратился к ней Гера, заглянув в палатку. - А когда Бондаря искать будем?
      - Потерпи, узнаем. И про однополчанина Гузана и про твоего Бондаря, - ответила Райка с улыбкой и взглянула на Гутю. - Ну, что у нас там дальше? - Она не сказала Гере «иди», но всем своим видом дала понять, что он лишний.
      Он ушел. Ему не понравилось, как Муврикова с ним разговаривала. Улыбалась. «Про твоего Бондаря». Как будто не ее дело. Да еще советик дала: «Терпи». А сколько можно «терпеть»? Прошагал Гусельников десятки километров, через горы к морю вышел, а еще ничего не раскрыл. Хорошо узнавать про однополчанина - пойдут в сельсовет и выяснят, где он живет. А как быть Гере? Конечно, Новоматвеевка рядом, вот она, за речкой, и, может, живет в ней человек, который знает что-либо новое про Бондаря, но где его искать, этого знающего человека?
      Время- то идет, а все медлят, медлят…
      После обеда Лидия Егоровна объявила, чтобы все готовились к вечернему концерту. Тут уж и Муврикова заволновалась:
      - Лидия Егоровна, а когда к однополчанину Гузана пойдем?
      А Гера не выдержал:
      - Да что там про однополчанина говорить! Про Бондаря надо узнавать. О нем же ничего не известно. И вдруг не успеем?
      Учительница додумала и подозвала вожатую. Подошел и Семен. В общем, получился внеплановый походный совет юных путешественников: решали, где искать человека, который знает про Бондаря.
      - А я придумала, - сказала Гутя. - Спросим тоже в сельсовете. Какие живут в Новоматвеевке партизаны с гражданской войны.
      - Хорошо, - согласилась учительница. - Можно с этого начать. Семен, завтра утром пойдешь с желающими в сельсовет.

      Не трудно понять, как Гера ждал утра! Он еле досидел вечером у огромного костра дружбы, который разожгли сообща с соседями. И еле дослушал объединенный концерт. К костру подтянулись все туристы-островитяне. Выступали, пели, играли на гитарах. Гере особенно понравились «туристские матрешки». Три парня с рюкзаками за спиной повязались платочками и, пританцовывая, пронзительными голосами спели частушки. У них был припев:
      Спуск - подъем, спуск - подъем,
      А мы идем, идем, идем.
      А в одной частушке говорилось про какую-то Зину.
      Дух у Зины захватило,
      Подыматься нету силы,
      Но Зинуха молодцом:
      Где не шла, ползла ползком.
      - Это они сами сочинили, - пояснила Муврикова.
      - Не мешало бы и нам про себя сочинить, - заметила учительница.
      - А что? И сочиним, - тряхнула Райка «хвостом». - К новому костру дружбы будет готово! - Она сказала о новом костре дружбы потому, что этот, первый, всем понравился, решили через несколько дней провести такой же. Конечно, и Гере костер понравился, но все-таки он раньше других ребят ушел в палатку.
      Кругом шумели, укладывались, ожидая отбоя, а он уже лежал смирно. Скорее заснешь - скорее настанет утро.
      Желающих идти в сельсовет набралось много - чуть не весь отряд. А в сельсовете Семен обратился к черноволосой девушке-секретарю. «Мы туристы, спустились с гор, нам нужно выяснить кое-какие вопросы», - так он сказал, а девушка смотрела на него с любопытством, будто не верила, что они «с гор». Потому что стоял Семен перед ней в тщательно отглаженных брюках, словно были они только что из-под утюга. Гера еще в лагере заметил: ухитрился чемпион пронести свою одежду в рюкзаке так аккуратно, что «не подумаешь, будто неделю жил в палатке. Да и все ребята были в белоснежных рубашках с красными галстуками на груди. Такой тоже у туристов закон - где бы ни шагал, через какие дебри ни продрался, а в населенном пункте принарядись, как на праздник!
      - Какие же вопросы вы хотели выяснить? - поинтересовалась девушка-секретарь.
      - Во-первых, нам надо узнать, где живет один человек, - начала Райка. - Он однополчанин Героя Советского Союза Гузана. Вместе с ним под Ленинградом воевал.
      - Майор Ливанов? - сразу догадалась секретарь. - Жил такой у нас. Да только весной уехал.
      - Куда? - вырвалось у ребят.
      Выяснилось, что майор Ливанов уехал в Подмосковье и нового его адреса в сельсовете нет.
      - Можно узнать, если надо, - добавила секретарь.
      - Надо, очень надо, - подтвердила Муврикова. - Мы хоть письмо ему напишем.
      - Так я вам сообщу, как узнать, - пообещала девушка и спросила: - А какой вопрос «во-вторых»? Вперед высунулся Гера:
      - Еще - про партизан с гражданской войны. Были они в вашем селении?
      - Про гражданскую войну вам лучше поговорить с Валентиной Федоровной, - ответила секретарь и открыла дверь, на которой была табличка «Председатель сельсовета В. Ф. Худякова». - Валентина Федоровна, к вам пионеры из города.
      Председатель сельсовета В. Ф. Худякова оказалась молодой, красивой, с большой косой, закрученной сзади узлом. Она стояла посередине комнаты и сказала ребятам: «Садитесь, товарищи». А в комнате был еще один человек - он стоял перед Валентиной Федоровной, громоздкий, неуклюжий, небрежно одетый, даже какой-то вроде помятый. Вот про него можно было подумать, что он спустился с тор и живет в палатке, да еще и спит в одежде. Когда ребята вошли, этот дядька хмуро покосился на них: помешали ему разговаривать с председателем сельсовета. Но Валентина Федоровна сказала ему:
      - Значит, вот так я вам советую - не обижать старушку.
      - Да я не обижаю, - забасил дядька. - У меня ведь по закону. Где граница участка? По ее малиннику. Вот я и борюсь за свое. Мне чужого не надо.
      - Да неужели из-за тридцати сантиметров вы будете судиться? Или у вас земли не хватает?
      - Хватает не хватает, товарищ Худякова, это параграф другой. А вы, как представитель власти, помогите в моем законном требовании.
      - Да лучше бы вы помогли бабушке перенести малинник. Ей одной не справиться. Тогда бы она вам сама отдала этот несчастный клочок земли.
      - Нехорошие слова употребляете, товарищ Худякова, - укорил дядька. - «Несчастный клочок». Это же наша родная землица. Сколько бы ее ни было, а наша. За нее люди кровь в войну проливали. А чужой малинник, еще раз скажу, мне ни к чему. Пусть куда хочет, туда и девает.
      - Ничего вы так и не поняли из нашего разговора, - вздохнула Валентина Федоровна. - Очень жаль.