Может же такое случиться!
      Какая- то маленькая записка на пожелтевшем от времени клочке бумаги, выставленная в музее под стеклом, перевернула все Геркины планы на лето.
      Ребята в классе готовились идти в туристский поход, но Гера Гусельников никуда не собирался. Какой поход, если мама против.
      - С рюкзаком по горам? - ужаснулась она еще месяц назад, когда Гера пришел из школы с сообщением, что их пятый «А» вместе с Лидией Егоровной собирается совершить летом переход через Кавказские горы к Черному морю. - Нет, нет, и не думай.
      Мама безумно боится мышей, высоты и сквозняков. А высоких гор на Кавказе, как вы сами понимаете, - уйма, мыши там тоже есть, даже летучие, и сквозняки-ветры по ущельям разгуливают свободно, как хозяева по собственной квартире. Одним словом, о походе Гера больше не заикался. И не стал к нему готовиться.
      Серега Кульков это заметил и посоветовал:
      - Ты тренируйся, Гусь. Развивай мускулатуру. Если хорошо разовьешься, получше многих зашагаешь.
      Он, конечно, не подозревал, что Гере о походе и думать запрещает мама. У самого-то Сереги как раз наоборот: родители радуются, что их сын увлекается туризмом. Оба они - геологи, часто бывают в экспедициях, два раза даже брали с собой сына, так что к палаточной жизни он, можно сказать, привык с пеленок и считает себя опытным путешественником. Да и все это признают, недаром Лидия Егоровна сделала Кулькова ответственным за подготовку к будущему походу. Вот он и пристает ко всем с советами - что надевать, что брать. Поэтому и Геру начал агитировать, но Герка его советом не воспользовался - тренироваться все равно не стал, про поход до сегодняшнего дня не думал.
      И вдруг все перевернулось!
      Лидия Егоровна сказала:
      - Сегодня пойдем в музей.
      Гера воспринял это без всякого интереса. Бывал он в краеведческом музее и раньше. Ну, можно еще разочек взглянуть на огромное чучело кавказского зубра, полюбоваться картиной, как высадились когда-то казаки на кубанскую землю, или постоять перед макетом морского парохода, который занимает почти целую комнату. Музей большой, есть на что посмотреть.
      Только Лидия Егоровна сразу повела в зал, где висят портреты героев Великой Отечественной войны.
      Когда фашисты хотели завоевать нашу страну, они лезли на Кавказский хребет. Но наши солдаты и офицеры, защитники Кавказа, их туда не пустили. По дорогам Великой Отечественной войны и собирался пройти летом туристский отряд пятого класса «А». Лидия Егоровна сказала, что ребята сами наметят точный маршрут, когда посмотрят, где и какие герои сражались.
      Героев было много - про них подробно рассказывала девушка-экскурсовод с пышной прической-колоколом.
      А Райка Муврикова записывала.
      Муврикова самая активная в классе. Она председатель совета отряда и круглая отличница. Поэтому всегда важничает. Брови у нее черные-пречерные, глаза синие, а волосы тоже черные - впереди мелкими колечками вьются, сзади конским хвостом болтаются. В туристский поход Муврикова вызвалась идти первая, заявила, что будет вести походный дневник, вот и слушала девушку-экскурсовода с тетрадкой в руках.
      Но Герка- то в поход и не собирался! А тут еще подвернулся Толстый Макс, Максим Швидько, Геркин сосед по парте. Толстым Максом его зовут потому, что в. классе есть другой Макс -Максим Дроздик, высокий и тощий. Так вот, Толстый Макс подскочил и зашептал, косясь выпуклыми глазами на учительницу:
      - Давай пушку смотреть!
      И Гера, не колеблясь, согласился. В зале, где показано все про гражданскую войну, стоит на колесах настоящая пушка. Из нее красные палили в восемнадцатом году, когда отбивали от города целого генерала Деникина. Хранится тут и сабля Кочубея. И еще простреленная бурка казака-партизана. В общем, тоже есть на что посмотреть.
      Гера и Швидько бродили по пустынному залу, когда вдруг Гера увидел эту самую записку.
      Или нет! Сначала он увидел на стене карту Черноморского побережья. Синяя вода, зеленые горы, а на юрах в разных местах натыканы красные флажки. И сверху надпись: «Схема расположения красно-зеленых партизанских отрядов в 1919 году». Сбоку табличка. Из нее Гера узнал, что в девятнадцатом году, когда генерал Деникин захватил эти места, в горах организовались партизанские отряды. Руководили ими большевики-подпольщики. Тут же висели портреты некоторых подпольщиков - молодые парни и пожилые мужчины с усами.
      Гера посмотрел на них, но знакомых не нашел. Жили то они больше чем полвека назад! Полвека. Далекая старина, как на уроках истории у Лидии Егоровны. Наверное, вообще уже все давно умерли…
      Гера хотел отойти от схемы и от портретов, но тут-то и увидел записку. Она лежала маленькая и неприметная на столике под стеклянным колпаком. На помятом, истертом листке-четвертушке карандашом было крупными буквами написано:
      «… еле иди на хутор Алюк. Степан Бондарь знает, где спрятано».
      А чуть пониже - цифры: 6. 7. 19.
      И все! Больше на бумажке ничего не было. Табличка на столике сообщала коротко: «Партизанская записка». И тоже больше ничего.
      Ясно: это был конец записки! Начиналась она на другой стороне. Кто-то кому-то давал указание и, видимо, добавлял: «а после иди…». И не поставил подписи, только дату. Цифры, конечно, дата: 6 июля 1919 года.
      - Макс, Макс! - заволновался Гера. - Смотри!
      Но Швидько мельком взглянул на измятый листок и равнодушно оказал: Ну и что?
      - Как что? А кто писал?
      - Партизан, - ответил Швидько. - Тут же сказано партизанская».
      - А кому написано?
      - Да что ты пристал: кто? кому? Сам-то знаешь?
      - А если узнать?… Кто этот… Степан Бондарь?
      - Какой Бондарь?
      - Ну, который знает, где спрятано! В записке-то написано: «Степан Бондарь знает, где спрятано».
      Толстого Макса и это не взволновало.
      - Мало ли что тогда было, - сказал он, махнув рукой, и отошел к стенке, на которой висел флаг Таманской армии.
      Флаг таманцев - это, конечно, тоже вещь! Но Гера остался около записки. Чем она его привлекла? Он и сам не мог сказать.
      Только скорее всего виновата в этом бабушка.
      Герина бабушка работает в архиве. Сидит целыми днями за столом с разными бумагами-папками и роется в старых документах. Мама иногда спрашивает у нее:
      - Не надоело еще копаться?
      Бабушка отвечает:
      - Да ты что! Это же интересно!
      Что там интересного - Гера тоже не понимал.
      Вот читать книжки из серии ЖЗЛ действительно интересно. Таких книг про жизнь разных замечательных людей у бабушки в шкафу двести, а то и больше. И Гера глотает про все подряд. Кулек-Малек читает только о путешественниках, а Гера и про ученых, и про художников, про врачей, писателей. Бабушка разрешает брать любую книжку, но всегда наставляет:
      - История, Герман, учит понимать человека. Когда держишь в руках исторический документ, он словно переносит тебя в далекие времена и оживляет перед тобой героев.
      До сих пор Гера не держал в руках никаких исторических документов. Поэтому, наверное, и не понимал, что в них интересного. Но сейчас, когда он увидел настоящую партизанскую записку, она словно и вправду перенесла его в далекие времена, в которые не было на свете ни его, ни его родителей и даже бабушку!
      Гера еще раз внимательно прочитал записку, потом снова посмотрел на портреты партизан, висящие над столиком. Под каждым портретом стояла фамилия. Только Степана Бондаря нигде не было. Но ведь тут мог быть автор записки! Или тот, кому она писалась. Правда, неизвестно, как их звали. А может, как раз этот усатый писал, а вон тот, молодой, выполнял задание? Летел на быстром коне и отыскивал Степана Бондаря. И выяснял, где спрятано.
      А что спрятано? Тоже неизвестно. Значит - тайна?
      Неужели никто за это время ее не разгадал? А если Гера разгадает! А что? Пойдет туда, где воевали красно-зеленые в гражданскую войну, и - разведает. Ведь место-то указано: хутор Алюк.
      Да, да, так он и сделает! Обязательно теперь пойдет с ребятами в туристский поход, но предложит такой маршрут, чтобы на их пути оказался хутор Алюк, где жил в гражданскую войну герой-партизан Степан Бондарь.

      Только вот ведь как бывает: решишь что-нибудь сделать - и в мыслях получается замечательно! А начнешь осуществлять свой замысел - не тут-то было. Летят замечательные идеи кувырком.
      Гера еще в музее начал звать всех в зал гражданской войны. Но ребята остались глухи к его призывам. Они стояли перед портретом Героя Советского Союза Андрея Гузана. Этот Андрей Гузан повторил на фронте подвиг Александра Матросова: бросился во время атаки на амбразуру фашистского дзота и заставил замолчать вражеский пулемет. Так рассказывала девушка-экскурсовод. С портрета смотрел ясноглазый веселый солдат в пилотке. Ясно, что оторвать, ребят от этого героя было немыслимо.
      А тут еще выяснилось, что Гузан родом с Кавказа, из какого-то села Красногорийского. Сразу раздались голоса:
      - Вот и пойдем в поход через Красногорийское!
      - Да нет! - крикнул тогда Гера. - В хутор Алюк пойдемте!
      Райка Муврикова возмутилась:
      - Гусельников, какой еще Алюк ты выдумываешь? Ну вот - все кричат, так ничего, а он рот раскрыл - уже выдумываешь!
      Выходя из музея, Гера хотел заговорить о записке с Серегой Кульковым, но Кулек-Малек прервал его на полуслове:
      - А как ты считаешь, Гузан туризмом занимался?
      «Ладно, - подумал Гера, - сейчас и ему не до записки, поговорим завтра».
      Но назавтра в школе произошли такие события, которые испортили Гере все дело.
      Началось с того, что Серега Кульков подошел перед уроком физкультуры. Ребята убежали в спортивный зал переодеваться, а Гера еще сидел за своей партой.
      - Ты что же это, Гусь, опять от физкультуры отлыниваешь? - спросил Кулек-Малек и по привычке прищурил левый глаз, отчего лицо его скривилось, будто он раздавил зубами клюкву. Маленький, щупленький, он стоял боком, выдвинув вперед плечо, словно приготовился к бою. Гера встал, чтобы уйти, но Серега ухватил за руку: - Отвечай! Будешь тренироваться?
      Для него даже урок физкультуры - тренировка: хочет, чтоб все к походу закалились. А Геру от физкультуры врачи освобождали по состоянию здоровья. И теперь самому не хочется заниматься - все равно ни прыгать не может, ни на снарядах вертеться. Видик - когда в трусах и майке - прямо карикатура. Недаром Толстый Макс остроумничает: «Гусь, побрякай косточками!» И все смеются. Только не будешь же про все это объяснять Сереге.
      - Понимаешь, Кулек, тапочек у меня нет, забыл…
      - Ах, забыл? - Кулек-Малек бросился к своей парте и вытащил коричневые тапочки. - На!
      Оказывается, прихватил из дому лишнюю пару. Ну что ты на это скажешь? Пришлось спускаться в спортзал.
      Виталий Павлович устроил разминочку и подвел мальчиков к «козлу». Все перепрыгивали удачно, а Гера долго примеривался, но когда разбежался и прыгнул, то съехал с «козла» спиной и распластался на полу - вытер пыль щекой… Ребята засмеялись. Даже девочки в дальнем углу у брусьев. Особенно Муврикова. Гера заметил: запрокинула голову, а «лошадиный хвост» ее так и трясся, так и трясся. А Толстый Макс подбежал и сделал вид, будто помогает Гере встать. А сам обхватил обеими руками за плечи и, приподняв, опустил два раза, пристукивая одновременно каблуком:
      - Бряк, бряк! Целы в мешке косточки? Виталий Павлович рассердился на него:
      - Перестань, Швидько! - И спросил у Геры: - Не ушибся?
      - Нет, - ответил Гера, отворачиваясь.
      - А ну, давай еще.
      - Нет, - повторил Гера и отошел на свое место. Он уже с ненавистью смотрел и на «козла», и на то место, где лежал сейчас при общем смехе.
      А девчонки в своем углу, одна за другой, плавно раскачиваясь, упирались в перекладины руками и взлетали над брусьями. Красиво взлетела и Муврикова. Только попробовала бы она через «козла» прыгнуть. На этих-то палках каждый дурак сумеет. Так Гера подумал, и, словно подслушав его мысли, - ему на погибель! - Виталий Павлович перевел мальчиков на брусья. «Докажу сейчас!» - стиснул Гера зубы, хотя спроси у него, кому и что он собирался доказывать, наверное, не ответил бы.
      - Следующий! - раздался голос учителя.
      Гера смело подошел к брусьям, встал как полагается, подпрыгнул, ухватившись за перекладины. Он очень долго раскачивался, но его ноги почему-то не слушались, не хотели подниматься. Кое-кто из ребят опять захихикал. Наверное, и вправду смешно выглядел Гусельников, качаясь так - вареной сарделькой. Тогда он поднатужился, рванулся воем корпусом, но… руки согнулись в локте, одна соскользнула, и, больно ударившись плечом о перекладину, он свалился на помост. Вот уж действительно, как настоящий мешок! Доказал.
      Смеха на этот раз он не услышал. Только увидел, как растянулись ребячьи рты до ушей. И девочки у шведской стенки шевелились веселые, но немые, как в телевизоре без звука. Гера ринулся из зала и был уже на пороге, когда снова загудел за спиной прибой голосов и вырвался из хохота выкрик учителя: «Гусельников!» Но Гера не оглянулся. Он мчался по лестнице на второй этаж, в свой класс. Тут сидела Гутька Коноплева, тихая, малоприметная девочка. У нее рыжие ресницы и маленькие смешные косички.
      - Ты что? - спросила она, увидев Геру.
      Он ничего не ответил, плюхнулся на парту, со злобой начал стаскивать тапочки. Не хотел ведь идти на физкультуру, так угораздило Серегу - позаботился!
      В дверь заглянул Дроздик:
      - Гусь, Виталий Павлович кличет.
      - Катись ты! - закричал Гера и швырнул в него тапочками.
      Дроздик исчез.
      А Коноплева молча подобрала тапочки и положила их на парту около Гусельникова.
      Но он не удостоил ее даже взглядом.

      С физкультуры ребята пришли притихшие. Швидько, садясь рядом, буркнул:
      - Распек за тебя Виталий. А из-за чего, спрашивается? Посмеяться нельзя?
      Серега же, проходя мимо, взял свои тапочки и вздохнул:
      - Говорил - тренируйся.
      Тоже мне - посочувствовал! Гера и ему ничего не ответил. Не прошла у него обида. И когда кончились уроки, вышел из класса один-одинешенек.
      На улице было жарко. Южная погода, она такая: в феврале и то солнце припекает, в марте или в апреле кругом зелень и цветы, а сейчас уже май - можно сказать, настоящее лето! Гера любил бродить но цветущему городу, про который говорят, что это город-сад. Действительно, куда ни поверни - сады, скверы, вишневые деревья или высоченная, с ажурными листьями белая акация. Тополя понатыканы, как свечки. Идешь по такой улице, как в зеленом туннеле. И ни о чем можно не думать.
      Только все равно думал сейчас Гера - думал о том, как позорно свалился два раза на физкультуре. И вдруг увидел впереди Муврикову!
      Райка шла в красной кофточке и была не одна. Сбоку от нее - в желтой кофточке - вышагивала Файка Абрикосова Низенькая, коротко подстриженная, словно нарочно взлохмаченная, она была ужасной модницей и кривлякой. От Мувриковой она не отходила ни па шаг. В классе сидят в разных углах, но на переменах, на улице и вообще повсюду их можно увидеть смеете. Файка во всем добровольно подчиняется Мувриковой.
      Вот и сейчас она кивала и поддакивала, а Райка без передышки говорила. Гера не слышал ее голоса, но видел, как мотался черный «лошадиный хвост».
      И нестерпимо захотелось подбежать и дернуть за этот «хвост»! Или - стукнуть Муврикову по спине. В конце концов, какое она имела право так говорить: «Что ты, Гусельников, выдумываешь?» Или: «Ха-ха-ха! Гусельников свалился с брусьев». Сама взлетела, а над ним смеется! Ну так получай!
      И уже не видя перед собой ничего, кроме красной мувриковской спины, Гусельников ринулся вперед.
      Ему не удалось подбежать незаметно. Абрикосова оглянулась, истошно закричала и припустила прочь. А Райка не растерялась: размахнулась и сама ударила Геру портфелем по голове. Он все-таки уцепился за ее «хвост». Тут вернулась Абрикосова и тоже вцепилась в Геру. Теперь приходилось обороняться с двух сторон. Он вертелся вьюном, но каждый посланный им удар возвращался на его голову дуплетом. И досталось бы ему, наверное, порядком, не прозвучи неожиданно над головой голос:
      - Это еще что?
      Сражение вмиг прекратилось, все его участники замерли с поднятыми кулаками и сумками. На тротуаре стоял высокий курчавый парень и улыбался. Гера, как взглянул на него, так сразу узнал: Семен Кипреев! Знаменитый в их школе девятиклассник, капитан туристской школьной команды, «чемпион среди туристов», так его называют. Гера часто видел его на своей улице, потому что живут они близко друг от друга. И как же мечтал Герка Гусельников познакомиться с этим Семеном! Даже ходил нарочно мимо его дома. Только Семен Кипреев не обращал внимания на какого-то пятиклашку.
      А сейчас около него была… Гутька Коноплева. Та самая тихоня с рыжими ресницами, которую никто в пятом «А» не замечает. Но именно она, оказывается, уже знакома с Кипреем! И разглядывала Геру удивленными глазами, будто впервые его увидела.
      Райка и Файка, конечно, обрадовались старшекласснику и подняли неимоверный гвалт, удерживая Гусельникова за курточку, будто в плен забрали.
      - Все ясно, - сказал он и положил на Герино плечо руку. Девочки вмиг отстранились - поближе к Гуте. - Значит, договорились с тобой, - сказал Семен Кипреев Коноплевой. - Завтра принесу.
      Гутька сказала чуть слышно: «Хорошо», и девочки пошли все вместе.
      А Гера остался с Семеном. Не произнеся больше ни слова, Кипреев продолжал улыбаться. Гера попытался сбросить его тяжелую руку, но пальцы Семена сжались еще крепче.
      Так- так-так… Что же он теперь сделает? Побьет? Не очень-то. Кругом народ. Стоит закричать, и длинноногому обидчику самому достанется: не приставай к маленьким. Но бить, как видно, Семен не собирался. Только улыбался ехидно. И, не отпуская Геру, молча двинулся по улице. Под мышкой -портфель с блестящими застежками-молниями. Остроносые ботинки начищены. Туристский значок блестит. Порядочный франт, должно быть. Или - как говорит Толстый Макс: пижон. Семен - пижон. В рифму.
      Гера невольно улыбнулся.
      - Радуешься? - мгновенно отметил Семен. - Правильно.
      - Что - правильно? - не понял Гера.
      - Так ловко ты с ними разделался. Это, брат, не фунт изюму: один на двоих. А с тремя справишься?
      «Издевается», - подумал Гера.
      Семен остановился - дошли до его дома. Крошечный домишко под черепичной крышей выглядывал из-за густых алычовых веток. Гере дальше шагать - до угловой пятиэтажки.
      - Ну что ж, - вздохнул Семен, словно ему было жаль расставаться, - топай. Только зря ты, - добавил он, глядя в упор большими серыми глазами. - Ребят не можешь лупить, так на девчонках вымещаешь, да? - И, сняв с плеча руку, повернулся к своей калитке.
      А Гера так и пристыл к тротуару. Глядел в спину Кипреева и не двигался. Попал-таки этот турист-чемпион в точку, попал! Так же оно и есть: боится Гусельников лезть к мальчишкам. Кулек-Малек больше всех виноват - навязался со своими тапочками. Или Толстый Макс - «бряк, бряк»! Но ни того ни другого Герка не тронул, а нашел на ком вымещать - Муврикова, видите ли, во всем виновата. Эх, Гусь, Гусь!
      - Что с тобой? - забеспокоилась мама, едва сын переступил порог. - Заболел? - Она потрогала лоб, пробормотала: «Жар!» - и побежала в комнату за градусником, цокая по паркету каблуками. Она всегда ходит в туфлях на высоких каблуках. Даже дома.
      Градусник, конечно, показал нормальную температуру. Мама успокоилась и ушла в кухню, где у нее что-то фыркало на сковороде. Гера уткнулся носом в аквариум с золотыми рыбками. Температуры у него не было, но уши горели. Будто Семен их надрал. Да уж лучше бы и вправду надрал!
      «Как тебе не стыдно», - такие слова Гера часто слышал и от учительницы, и дома, и от девчонок. Да и кто из мальчишек не слышит их, скажите по совести? В конце концов привыкаешь к ним, как к чириканью воробьев над дверями балкона.
      А вот сейчас длинноногий Семен не сказал этих слов. Но Гере было по-настоящему стыдно. Со стороны посмотреть: такой симпатичный мальчик - в аккуратной курточке, учится на четверки, папа с мамой хвалят, и серию ЖЗЛ чуть не всю прочитал… А сам? Мало того что слабак, еще и трус! На девчонках вымещает!
      - Нет, с тобой все-таки что-то случилось, - опять встревоженно сказала мама, появляясь в дверях.
      - Да ничего. Ну… есть хочу!
      Маму этим только и отвлекать - сразу засуетилась, усадила за стол на кухне, стала угощать оладушками со сметаной. Давясь оладьями (есть-то вовсе не хотелось!), Гера все же был доволен - мама больше ни о чем не расспрашивала. Ну а с Семеном… Конечно, не о таком знакомстве со знаменитым туристом мечтал Герка. Но что поделаешь? Можно с ним совсем больше не встречаться. На улице обходить стороной, а в школе их классы на разных этажах. Да и какое дело девятикласснику до Гусельникова из пятого «А»? Ну, поймал один раз - и все! Не каждый же день Гера дерется с девчонками.
      Так сам себя уговаривал Гера Гусельников, и вроде бы легче стало у него на душе. Да только не знал он, что эта случайная встреча с Семеном повлияет теперь на дальнейшие события в его жизни.
      И сказалось это уже через несколько дней, когда пятый «А», а вернее - будущий туристский отряд со звучным именем «Вперед!», утверждал свой походный маршрут.

      - Ребята, - сказала Муврикова, стоя за преподавательским столиком, - сейчас мы решим, куда пойдем в поход. Слово предоставляется вожатой Альбине.
      Рая села, а вожатая Альбина, наоборот, встала.
      Альбина - тоже ученица, из девятого класса. Она с длинными косами и строгая. Все время покрикивает, хочет казаться взрослой. Девочки ее слушаются, а мальчишки - не очень. Она сердится и зовет на помощь Лидию Егоровну. Лидия Егоровна и сейчас в классе - сидит за последней партой, но в разговор не вмешивается, слушает, как идет совет юных путешественников.
      «Совет юных путешественников»! - такое название придумал Кулек-Малек. Швидько возражал, он заявил, что сокращенно получается «СЮП», вроде какой-то «СУП». Но Муврикова сказала, не обязательно все сокращать, можно просто говорить: совет юных путешественников.
      Так вот, Альбина встала и начала объяснять, что туристский отряд должен пройти по дорогам славы отцов и дедов, а поэтому есть предложение двигаться через горы к морю по такой дороге, чтобы зайти в село Красногорийское, где жил и учился в школе Герой Советского Союза Андрей Гузан. Правда, Андрей Гузан воевал не на Кавказе, он совершил свой подвиг под Ленинградом. Но он наш земляк.
      - Сейчас Кульков покажет наш маршрут, - сказала вожатая.
      Кулек- Малек вышел к доске и повесил большой лист, на котором была начерчена карта-схема туристского маршрута. Кружок сверху -город, в котором они живут. Вниз от этого кружка протянута красная пунктирная линия. Она приводит к морю, которое раскрашено внизу синей краской. А на пунктирной линии нанизаны кружочки поменьше - это разные селения, которые встретятся на пути. Около кружочков надписи. Разобрать их с мест ребята не могли. Серега, который сам чертил схему, прочитал: «Чистый Ключ», «Великолепное». «Красногорийское», «Принависла». Горная тропа вела через Хазаровский перевал. А в самом низу, на берегу моря - Новоматвеевка.
      - Вот так и пойдем, - сказал Серега.
      Альбина добавила:
      - Пешком идти семьдесят километров.
      - Ого! - воскликнул Толстый Макс. - Ноги оттопаешь.
      - Если страшно, можешь не ходить, - оборвала его Муврикова.
      - Ладно уж, - буркнул Швидько, - сказать нельзя.
      Альбина спросила:
      - Все согласны?
      И тогда Гера крикнул:
      - Нет! Я не согласен.
      Он все время ждал удобного случая, чтобы предложить свой маршрут. Сделалось тихо. Вожатая спросила:
      - Почему же ты не согласен? Гера встал:
      - А потому, что я предлагаю идти через хутор Алюк.
      - Какой еще хутор? - удивилась Альбина. Все посмотрели на Геру тоже удивленно.
      - Хутор Алюк, - повторил он. - Это хутор, в котором были красно-зеленые в гражданскую войну. И там жил Степан Бондарь. Про него в записке сказано.
      - В какой записке? - спросила Альбина уже нетерпеливо, и в глазах ее мелькнула усмешка. Должно быть, Гусельников казался ей сейчас просто забавным путаником.
      - В партизанской, - опять повторил Гера. - Которая выставлена в музее, в зале, где гражданская война.
      - Да что ты про гражданскую! - воскликнула Муврикова. - Мы же все решили про Андрея Гузана выяснить.
      - А если я хочу про Степана Бондаря? - упрямо сказал Гера.
      - Нет, это просто глупость! - рассердилась Муврикова. - Герой Советского Союза и какой-то Бондарь.
      - А вдруг он тоже герой? - спросил из угла Максим Дроздик.
      - Да кто он такой, кто, этот Бондарь? - всполошилась Файка Абрикосова.
      - Тише! - застучала карандашом по столу вожатая. - В конце концов, говорите по очереди. Ну, что ты хочешь сказать, Коноплева?
      Все снова притихли, потому что Гутя Коноплева встала и начала едва слышно:
      - Я не понимаю, из-за чего спорят. Герой или не герой? На любой туристской тропе, где и никакого героя нет, все равно интересно.
      - Да что она говорит! - всплеснула руками Муврикова. - По-твоему, выходит, вообще неважно, куда пойдем и зачем пойдем? Без всякой цели топать?
      - Почему без цели? - ответила Гутя. - Природу изучать. Лес и горы. Разве это не цель? Зачем же у нас тогда Кульков геолог, а я ботаник?
      - Мы героям не помеха, - солидно изрек Серега. - И я хоть геолог, а про Андрея Гузана хочу знать все подробности.
      - А я про Степана Бондаря! - вскинул руку Швидько, будто проголосовал. Он засмеялся при этом, и стало неясно - или он в самом деле загорелся желанием, как Гера, раскрыть тайну партизанской записки, или просто озорничает.
      Как бы там ни было - все опять зашумели, и никто не соглашался с Коноплевой. Гера тоже считал, что с природой она подзагнула. Без героев нельзя. Вопрос лишь о том, кого выбрать. И он вытянул вверх обе руки, чтобы еще раз объяснить свое предложение.
      Но Муврикова, пошептавшись с вожатой, сказала:
      - Хватит! Сейчас постановим: кто за то, чтобы идти в поход по данному маршруту?
      - Подожди, Рая. - С последней парты поднялась Лидия Егоровна. - Все-таки разберемся с Гериным предложением. Он кто же такой, этот Степан Бондарь? - Учительница вышла на середину класса, и Гера понял, что она ждет от него ответа.
      - Бондарь - партизан. Он знал, где спрятано.
      - Что спрятано?
      - Не знаю. Так сказано в записке,
      - А кто записку писал?
      - Не знаю.
      - А что за хутор, в который ты советуешь идти?
      - Алюк.
      - Он где находится?
      - Не знаю. Муврикова засмеялась:
      - Да он сам ничего не знает! И потом - что мы время зря теряем? Гусельников и в поход-то не собирается.
      - Как не собирается? - удивилась Лидия Егоровна.
      Конечно, Серега Кульков, как главный ответственный за подготовку к походу, мог бы сейчас поддержать Геру. Но он не умел врать.
      - Верно, - сказал он тихо. - Гусельников с нами не собирается.
      - Да пойду я, пойду теперь! - закричал Гера в отчаянье.
      Но тут его прервала вожатая.
      - А теперь еще мы и сами посмотрим - брать тебя или не брать, - сказала она. - В поход-то пойдут самые достойные, так, Лидия Егоровна? А можно ли назвать достойным того, кто на улице избивает девочек?
      Вот это - удар! Удар под ложечку! Этого Герка не ожидал.
      - Что ты говоришь? - изумилась учительница. - Да неужели Гера Гусельников…
      - Да, да! - затрясла головой Альбина. - Именно Гусельников.
      - Как же так, Гера? - Лидия Егоровна подошла ближе. - Ничего не понимаю…
      А Гера только опустил голову. Не будешь же все при всех объяснять! И пока он молчал, Муврикова сказала:
      - Значит, решаем про маршрут-то! - И первая подняла руку.
      Все проголосовали за маршрут, схему которого Кулек-Малек повесил на доске. Только, видно, Сереге стало жалко Геру и он сказал:
      - А пусть Гусельников тоже с нами идет.
      Вожатая пожала плечами:
      - Это будет зависеть от него. Надеюсь, он не станет больше воевать с девочками.
      Вот ехидина! Мало того что провалила Геркино предложение, так еще лишний раз подковыривает!
      Но не больно-то ему теперь и нужен поход! Век не собирался и еще сто лет не пойдет!

      Так и полетела кувырком замечательная идея.
      А спрашивается: почему?
      Напал на девчонок.
      А почему?
      Смеялись на физкультуре.
      А почему смеялись?
      Да очень уж весело Гусельников плюхнулся со снарядов.
      Значит, не на кого и пенять, да?
      Так раздумывал Гера, уже не слушая, о чем говорят на совете юных путешественников. Но тут его поразила мысль: а откуда вожатая Альбина узнала? Ну, про него и про девчонок? Ведь если б не это ее неожиданное заявление, ребята еще могли бы принять его предложение! Значит, тот, кто выдал его вожатой, и есть самый главнейший Геркин враг.
      Да, конечно, с походом все покончено, и пускай топают, куда хотят. Но остается вопрос: кто его выдал? Девчонки?
      Едва кончился совет юных путешественников, Гера подлетел к Абрикосовой. Он ткнул ее указательным пальцем в грудь - словно приставил пистолет, - и потребовал:
      - Сознавайся! Ты сказала?
      Файка испуганно затрясла лохматой головой:
      - Не я, не я.
      - А кто? - Он опять грозно ткнул пальцем. - Райка?
      - И не она. Не мы.
      - Кто же?
      - Не знаю.
      - Смотри! - На всякий случай Герка ткнул «пистолетом» третий раз и помчался за Гутей: он видел, как она только что вышла из класса.
      Он выскочил в коридор на третьей скорости, думая, что придется догонять Гутьку у лестницы, но за дверью налетел на нее, чуть не сбил с ног. Она сама ждала его.
      - Гера, - начала она, - скажи, а где эта записка в музее лежит?
      - Брось заговаривать зубы! - выкрикнул он. - Лучше сознавайся: ты выдала меня вожатой?
      У нее сделались большие глаза:
      - Ты что?
      - Значит, не ты? - Он посмотрел на нее в упор. - Ну, хорошо. - Почему-то он ей поверил.
      Но кто же? Он побежал прочь. На улице у школы ждал Швидько.
      - Хи-хи, - тоненько засмеялся он. - А ловко ты вчера девчонок.
      Гера насторожился:
      - Откуда знаешь, ловко или неловко?
      - Так вожатая же сказала.
      - Ах да! - Герка вздохнул. - Но вот кто ей сказал, кто?
      Швидько помолчал.
      - А ты на кого думаешь?
      - Думал на девчонок.
      - Они и есть! - подхватил Швидько. - Точненько, они, кто же еще.
      - А вот и не они! Швидько опять помолчал.
      - А кто еще тебя видел? Видел кто-нибудь, как ты налетел с портфелем?
      Гера опять насторожился. Уж очень Толстый Макс точно все представляет: «налетел с портфелем», «ловко»…
      - Может, ты и видел? - прищурился Гера одним глазом, как Кулек-Малек.
      - Да я разве там был? - заволновался Швидько. - Я же там не был. Ты меня видел?
      Что верно, то верно - Толстого Макса Гера не видел.
      - Но кто же, кто? - недоумевал Гера. И в этот миг увидел Семена.
      А рядом с ним шла вожатая… Они шли медленно, можно сказать, прогуливались. Семен что-то рассказывал, вожатая смеялась. И как только Герка взглянул на Семена, у него так и стрельнуло в самое сердце: «Он!»
      Швидько удивился:
      - Что - он? - Но тоже сообразил: - А-а-а, точненько, он и есть, кто же еще!
      - Ну, все! - сказал Гера зловещим тоном, не спуская глаз со школьной знаменитости. Он еще не знал, что сделает, но захотелось сделать такое, чтобы надолго помнилось этому жалобщику. А то поймал, выстыдил да еще и выдал! И с таким человеком Герман Гусельников мечтал когда-то познакомиться! Позор! Вот тебе и турист-чемпион!
      - А ты гляди-ка, как идут-то! - зашептал Макс, хихикая. - Любезничают. Жених и невеста из кислого теста. - Он вынул из кармана кусочек мела и подбросил на ладони. - Слушай, а давай распишем про них… Дескать, Семка плюс Альбинка, а?
      Гера поморщился. Придумать бы что-нибудь похлеще. Но похлеще пока ничего не придумывалось, и, схватив подброшенный Толстым Максом мел, Гера побежал… Макс кинулся следом.
      Через пять минут оба они были у цели - домишко под черепичной крышей, в алычовых зарослях… Прохожих поблизости нет. Кто-то шел на другом углу, совсем невидимый за деревьями. И Гера подпрыгнул к Семеновой калитке.
      «Семен+Альбина» - написать такое было делом одной секунды. Озираясь, как настоящий преступник, подкрался Швидько.
      - Сердце рисуй, сердце, - зашептал он.
      Гера нарисовал сердце и проткнул его стрелой. Рука дрожала. Стрела получилась кривая, сердце неровное. Поправлять было некогда. Швидько выхватил мел, подрисовал капли крови, которые вытекали из раненого сердца.
      Пригнувшись, ребята пустились наутек. Собственное Геркино сердце стучало так, что отдавалось в пятках.
      Зато он ликовал: все-таки отомстил! Пусть теперь знает длинноногий пижон, жалобщик Кипрей-репей, пусть знает!

      И все- таки радости не было.
      Расставшись с Толстым Максом, Гера уныло поплелся домой. Дома он долго слонялся из угла в угол, не находил себе места, ничем не мог заняться.
      Он не понимал - отчего? То ли от дурацкой надписи на Семеновой калитке, то ли из-за вожатой. Выставила Гусельникова перед ребятами самым распоследним человеком.
      До вечера Гера так и промотался, будто неприкаянный. А вечером пришла бабушка. И Гера понял: не в вожатой дело! И ни в чем другом. А только в записке. Не дает ему покоя партизанская записка из музея, нет, не дает!
      Бабушка пришла к ужину, когда сидели за столом. Мама внушала Гере, что он должен съесть еще один бутерброд с сыром. А он не хотел.
      - Оставь его, пусть пьет рыбий жир, - сказал папа, разворачивая газету. У папы не хватает терпения воспитывать. И когда он начинает грозить рыбьим жиром, это значит, ему уже надоело уговаривать. Мама обычно возражает:
      - Тебе легко отмахиваться, а Герман ничего не ест, совсем тощий. - Так она сказала и сейчас и еще добавила: - Ты вообще ничего не замечаешь, уткнулся в газету.
      В этот миг и пришла бабушка.
      Если на нее посмотреть - так и не скажешь, что бабушка. Морщин мало, и ходит тоже всегда на высоких каблуках. С ее приходом становится шумно - она громко смеется, рассказывает всякие занятные истории. Вот и сейчас мама поставила на стол еще одну чашку е блюдцем, папа встал, пододвигая бабушке стул, а она сразу объявила, потирая руки, будто с холода, хотя за окном стоял теплый вечер:
      - Можете меня поздравить, еду на курорт.
      - Ты же собиралась в командировку, - удивилась мама.
      - А я и туда и сюда: сначала в Москву, потом к морю. Думала - позже, а предложили сразу. И у меня уже командировочно-курортное настроение.
      - Отлично, - сказал папа, глядя в газету, и вдруг воскликнул: - Ого! Доисторическую пещеру открыли.
      Он прочитал, как группа альпинистов, забравшись на горы, наткнулась на вход в пещеру. Пещера расположена над глубокой пропастью, войти в нее невозможно, альпинисты подтягивают друг друга на веревках. А пещера оказалась доисторическая - в ней нашли на стенках древние рисунки. И едва папа кончил читать, бабушка мечтательно сказала:
      - Эх, хорошо быть путешественником! Даже песенка такая есть, слышали:
      Если попаду я в санаторий,
      Что на Черноморском берегу,
      Вы меня держите на запоре,
      А не то к туристам убегу!
      Гера засмеялся: здорово! Песенка ему понравилась. А мама испуганно возразила:
      - Молчи про туристов-то! Да и ты тоже, - сделала она выговор папе. - Соблазняешь какими-то пещерами.
      Он поспешно согласился:
      - Конечно, в пещерах нет ничего интересного. Темно и сыро.
      - Ну, не скажи, - заспорила бабушка, не учитывая, что у родителей начался «воспитательный» разговор для Геры. - Пещеры бывают сказочно красивы. А потом - это своеобразный памятник истории. И даже не столь далекой. Например, в одной из наших пещер на Кавказе во время Великой Отечественной войны был устроен штаб партизан.
      - В Отечественную? - переспросил Гера. - А в гражданскую?
      Он спросил так потому, что в этот момент подумал про записку.
      - И в гражданскую бывало, - подтвердила бабушка.
      - А ты слышала, бабушка, про партизан на хуторе Алюк? - опять спросил Гера.
      - Алюк? Конечно. Там погиб большой отряд.
      - Погиб отряд? - срывающимся голосом повторил Гера.
      - Да. У них в пещере были спрятаны боеприпасы.
      - Там есть пещеры?
      - Да. Где-то поблизости. Сталактитовая.
      - И у них в пещере тоже был штаб?
      - Этого я не знаю. Но можно выяснить.
      - Мама! - не на шутку заволновалась Герина мама, обращаясь к бабушке. - Ну, зачем и ты разжигаешь в ребенке нездоровый интерес?
      - А я тебя не понимаю, - вдруг заспорил папа. - У нас ни о чем нельзя говорить. Ну, чего ты боишься? Надеюсь, сын не пойдет искать хутор Алюк, выслушав эту историю?
      Произнося эти слова, папа даже не подозревал, как далек он от истины! Ведь на самом-то деле сын был уже готов хоть сию секунду бежать на хутор Алюк, чтобы искать эту самую сталактитовую пещеру, которая «где-то поблизости». Разговор с бабушкой всколыхнул все беспокойные мысли о партизанской записке. И даже прибавил новые. Пещера… Боеприпасы… Погиб отряд…
      - Рассказывай, бабушка, рассказывай. Почему они погибли?
      - Их выдали, - ответила бабушка. - Каратели налетели неожиданно. Спаслось всего трое. Один из них написал воспоминания, они хранятся у нас в архиве.
      - А среди них был Степан Бондарь?
      - Кто?
      - Ну, партизан, которого так звали.
      - Не помню. Ты откуда о нем знаешь?
      - Да в музее записка есть. И в ней написано.
      - В музее? - Бабушка посмотрела на внука одобрительно. - Вот это правильно. Заинтересовался, значит? Молодец. Вот что, дружок. Завтра придешь ко мне в архив. Я достану из хранилища эти воспоминания, сядем с тобой и внимательно еще раз прочитаем. Хорошо?
      Еще бы не хорошо!
      - Конечно, бабушка!
      Гера сразу почувствовал, как у него исправилось настроение.

      «Я попал в Алюкский отряд к ночи. Связные довели меня до сторожевого поста, который наблюдал за передвижением белых по дороге. Партизанский пост стоял на возвышении. Здесь была и партизанская продовольственная база - тайком от белых население подвозило продукты, а партизаны уносили в горы.
      Мы тоже нагрузились продуктами и пошли по щели в глубь гор. Шли по руслу речки около четырех часов. Лагерь Алюкского отряда был расположен в пяти верстах от хутора, на склоне горы, спускающейся к речке.
      Первая ночь в лесу прошла для меня беспокойно. Несмотря на усталость, я долго не мог заснуть. В обманчивом, мигающем свете костров мерещились подкрадывающиеся фигуры. Пугал даже треск сучьев под ногами бродивших поблизости животных. Один раз я разбудил соседа, но он прислушался и успокоил: это бродят шакалы.
      А к утру поднялась тревога, выстрелы. Все вскочили. Но выяснилось, что часовой стрелял по оленю.
      Дисциплина в отряде была неважная. Это-то и погубило наш отряд. Группа партизан решила переночевать в селении. Командир Василий их не отпускал. Но они все-таки ушли самовольно. И попали там в облаву. Ночевали на чердаке, а белые их выследили и захватили в плен.
      Когда командиру сообщили об этом, он сказал: «Если попал к белым этот тип, то он не выдержит пыток». Командир назвал имя человека, но я не запомнил.
      Он нас действительно выдал.
      Мы были застигнуты врасплох под утро, когда меньше всего ожидали нападения. Казаки окружили лагерь. Поднялась паника. Партизаны хватали оружие, висевшее в шалашах. Командир Василий, отстреливаясь, крикнул: «В горы!» Но основная часть отряда была уже отрезана.
      Я и еще несколько человек побежали за Василием. Впереди нас оказалась полянка. Ее нужно пересечь, а с высотки бьет пулемет. Сзади - казаки. Патронов - два-три. Одно из двух: или последний патрон в себя, или прорываться. Решили прорываться.
      Над головой свистели пули. Василий упал. Я подскочил к нему. Мертв…
      Втроем углубились в лес, затаились в густых зарослях.
      Через некоторое время мимо нас на расстоянии двадцати шагов между деревьями прошел казак. За ним - второй. Белые прочесывали лес. Они спустились к речке - к месту нашего лагеря. Потом все стихло.
      Наутро мы осмотрели местность. На склоне горы - серые пятна. Когда подошли, то увидели - это трупы в белье. Все исколоты штыками. Избиты, замучены, расстреляны. Все, кто попал к белым в руки…
      Спускаясь к речке, постоянно натыкались на убитых товарищей, с которыми еще вчера говорили и шутили… Жуткая картина. Погибло более ста человек. Нас осталось трое.
      В лагере был полный разгром. Белые вымещали злобу не только на партизанах, но и на вещах. Продукты смешаны с грязью. Котлы вдребезги разбиты, одежда сожжена, шалаши раскиданы.
      Мы долго лежали под повалившимися деревьями, у самой воды, не в силах двигаться.
      Только на пятые сутки, голодные и оборванные, добрались через горы до моря, к нашим друзьям.
      Партизан Алюкского отряда
      Дмитрий Арефьев».
      - Видишь, какая трагедия произошла недалеко от хутора Алюк, - сказала бабушка.
      - Да, - сказал Гера и долго молчал. Потом сказал: - А про Степана Бондаря здесь ничего нет.
      - Тут вообще мало названо людей, - сказала бабушка. - Автор воспоминаний Дмитрий Арефьев да командир Василий. Но командир Василий убит, а Дмитрий Арефьев умер. Воспоминания он писал еще тридцать лет назад.
      Гера опять задумался. Где же теперь узнать про Степана Бондаря? А вдруг он еще живой? Или - его родные? Только где их искать?
      - Бабушка, ты когда вернешься с курорта?
      - Не скоро. А что?
      - Пошли бы мы вместе с тобой в поход. И чтобы обязательно через хутор Алюк.
      - Пригласи ребят.
      - Да я уже приглашал. Они выбрали совсем другой маршрут. Хотят все узнать про Гузана.
      - Значит, плохо убеждал. -
      - Что я мог? Говорил: пойдемте. И все. Толком-то сам ничего не знаю. В записке не сказано.
      - Так это на одной ее стороне. А на обороте читал?
      - На обороте? - Гера даже рот раскрыл, глядя на бабушку.
      Как он сразу не догадался! У записки-то две стороны. И, может, на другой все разъясняется. Но ведь она - под стеклом.
      - А мне ее покажут, бабушка?
      - Конечно, скажи - интересуешься.
      - Пойдем со мной.
      - Э нет, дружок. Добивайся сам. Не привыкай, чтоб подносили на блюдечке. Действуй самостоятельно.
      Самостоятельно… Гера простился с бабушкой и вышел на шумную улицу, а бабушкины слова продолжали звучать для него: «Действуй самостоятельно!»
      Они звучали сейчас, как боевой приказ. И это было понятно: он же хотел разведать о боевых партизанских делах.
      Он немедленно направился к старинному трехэтажному зданию музея - с каменными завитушками над окнами - и храбро ступил на мраморное крыльцо. И уже открыл стеклянную дверь, но подумал: «Самостоятельно-то самостоятельно, а все же лучше с кем-нибудь из ребят. Хотя бы вдвоем. Вроде как делегация от класса».
      Кому же можно довериться? Пожалуй, самый подходящий- Толстый Макс. Один раз они вместе уже разглядывали записку. А когда обсуждали маршрут, Толстый Макс поддержал Геру. Гера это запомнил. Кроме того, их связывала теперь общая тайна - месть жалобщику Семену. И сидят за одной партой. Да и живут близко…
      Короче, Герка помчался за Максимом Швидько.

      Толстый Макс сидел без рубашки на балконе своего третьего этажа и загорал.
      - Эге-ге! - крикнул Гера снизу. - Спускайся, дело есть.
      - Чего еще? - Макс свесился через перила, что-то жуя.
      Он вышел из подъезда в серых брюках и коричневой рубашке навыпуск, что-то еще дожевывая. Гера вспомнил, что сам давно не ел - ведь сразу после уроков пошел к бабушке.
      - Что у тебя? - кивнул он в надежде на то, что Швидько поделится.
      Но не тут-то было. Толстый Макс и в школе никого не угощал, хотя на каждой перемене ел что-нибудь вкусное. И сейчас он тоже молча вынул из кармана конфетину в блестящей обертке, развернул и отправил в рот. У Герки потекли слюнки.
      - Ладно, - сказал он, стараясь не глядеть на Макса. - Слушай, какое дело.
      Но, выслушав Геру, Швидько разочарованно помычал.
      - Да ну, еще топать куда-то в такую жару. - Он поглядел на небо, с которого действительно вовсю шпарило солнце.
      - Недалеко же тут, - начал агитировать Гера. - Рядом музей. И тень всю дорогу, если под деревьями шагать.
      - Да ну, - опять затянул Швидько и вдруг бодро спросил: - А мороженое купишь?
      Гера торопливо ответил, будто готовился сам предложить, да еще не успел:
      - Спрашиваешь! Швидько оживился:
      - Ну тогда пошли. Только учти: пломбир в шоколаде. Я другого не ем.
      Он еще торговался, этот пучеглазый толстяк!
      - Ладно, - уверил Гера. - В шоколаде.
      И вот они снова в том зале, где выставлена огромная пушка и висит сабля Кочубея. А в углу, на столике под стеклом…
      Можете представить, с каким волнением приближался Гера к этому столику с партизанской запиской! Он словно боялся, что взглянет сейчас, а записки уже нет. Но она была на месте.
      - Видишь? - шепотом спросил Гера.
      Толстый Макс оглянулся на дверь, около которой сидела на стуле дежурная, седая женщина в черном платье, и потрогал руками стеклянную крышку. Крышка не открывалась.
      - Как же быть? - зашептал и Швидько.
      Гера глубоко вздохнул, словно готовился прыгать в холодную воду.
      - Сейчас. - Он подошел к дежурной: - Скажите, пожалуйста…
      - Что, мальчик?
      - Мы пионеры, - заговорил он. - Идем в поход. Нам хочется знать, что в этой записке. С другой стороны. Откройте, пожалуйста.
      - Нельзя, - сказала дежурная. - Смотрите, что выставлено.
      - Но нам очень надо, - вмешался Толстый Макс.
      - Мало ли что вам надо, - неумолимо отрезала дежурная. - Многие захотят с другой стороны или с третьей, так всем и показывай? Не положено. И не морочьте мне голову. - Она отвернулась.
      - Мы не морочим, - пробормотал Гера.
      Вот и весь сказ. А бабушка говорила: объясни, разрешат. Ей бы, конечно, разрешили. А на мальчишек - ноль внимания.
      - Ну вот, видишь, ничего не вышло, - зашептал сбоку Швидько. - Только все равно это не считается, я с тобой ходил, гони теперь пломбир.
      Его больше ничто на свете не интересовало. А Герка с тоской смотрел на пожелтевший листок, который словно поддразнивал: «Ну, прочитай меня на обороте, прочитай».
      - Пошли, - потянул Толстый Макс за рукав. - Что зря-то торчать?
      Но нет! Не для того Гера сюда явился! Не помогла строгая дежурная, так есть другие музейные работники. И он решительно направился в коридор, где видел дверь с надписью «Директор музея». И он поговорил бы с директором, да только… В коридоре встретилась девушка-экскурсовод, та самая, с колоколом-прической, которая объясняла им про Андрея Гузана. Сейчас она шла с группой взрослых. В руках у нее, как и тогда, была указка.
      - Выход здесь, товарищи, - сказала она. - Осмотр окончен. До свиданья.
      - До свидания, спасибо, - отвечали ей посетители, направляясь к выходу. А девушка повернула назад.
      - Подождите минуточку, - остановил ее Гера вежливо.
      Она взглянула на него, потом на Макса, и в глазах у нее сверкнул веселый огонек. Может, ей показалось забавным, что Швидько такой толстый, а Гера, наоборот, как спичка? Или она была от природы смешливая? Только, увидев в ее глазах этот озорной огонек, Гера почему-то сразу понял: она поможет! И он рассказал ей все: что они с Максом из того класса, которому она объясняла про Андрея Гузана, и что их интересует партизанская записка, и что они хотят ее прочитать с другой стороны.
      - Так, понятно, - сказала девушка-экскурсовод. - Подождите. - И куда-то ушла.
      - Ой, мальчики, а вы что здесь делаете? - вдруг послышался за спиной писклявый голос.
      Гера оглянулся и увидел Гутьку Коноплеву. Она вышла из зала, в котором показывается природа Кавказа - цветы, деревья, чучела разных животных и птиц. В руках Коноплева держала книжку, на обложке ее Гера разглядел раскрашенную картинку - тоже птицы.
      И надо же такому случиться! Каким это ветром занесло сюда Гутьку? Гера растерялся. А Швидько, наоборот, вызывающе спросил:
      - А ты что здесь делаешь? Она охотно ответила:
      - Да вот смотрела, какие птицы в горах водятся.
      - А зачем тебе птицы, ты же ботаник? - Гера уже пришел в себя и тоже решил быть невозмутимым.
      - Так когда пойдем в поход, интересно. Увидишь живую и знаешь, как ее называть.
      - М-м, - промычал Гера и взглянул на Гутьку с любопытством: ишь ты, как готовится к походу!
      - А вы что же? - опять спросила она.
      - А мы, - начал Швидько, но не успел ответить - появилась девушка-экскурсовод.
      - Пошли, ребята. - И посмотрела на Гутю: - Девочка тоже с вами?
      - Да, я тоже с ними, - неожиданно быстро пискнула Гутька и даже забежала впереди Геры.
      Вот ведь какая навязчивая!
      - Записка, которая вас интересует, - сказала девушка-экскурсовод, отпирая столик, - написана в тысяча девятьсот девятнадцатом году.
      - Да, - подтвердил Гера. - Шестого июля. А кто ее писал?
      - Это не установлено. Ее нашли в архиве подпольного комитета большевиков, который был в нашем городе в период деникинщины. Может быть, кто-нибудь из подпольщиков и писал. Видите, какая она старенькая, - сказала девушка, осторожно взяв записку. - Ну вот, смотрите, что тут у нее на обороте. - И она повернула листок.
      Гера так и впился в него глазами. На листке почти ничего не было. Слабо-слабо - время-то стерло карандаш! - различался какой-то рисунок. Три дерева рядышком, под средним из них - крестик. Потом стрелка и цифра «150».
      А у самого краешка начиналась записка. Всего четыре слова. Да и то последнее, четвертое, не уместилось и было перенесено на другую сторону листка:
      «Не задерживаясь в Принави-…»

      - Изучили? - улыбаясь, спросила девушка и положила записку на место так же, как она лежала: «… сле, иди на хутор Алюк. Степан Бондарь знает, где спрятано».
      Значит, «сле» это не «по-СЛЕ», а «в Принави-СЛЕ»!
      - Принависла! - сразу догадалась и Гутя. - А в нашем маршруте тоже есть Принависла. Это она, да?
      - Принависла - такое место в горах, - сказала девушка. - Если идти в горы от Чистого Ключа.
      - Значит, она, - подтвердила Гутя. - А записка - та, про которую ты говорил? - повернулась она к Гере.
      Гера вспомнил, как в коридоре школы Коноплева тоже спрашивала у него про эту записку. Уже тогда интересовалась. Но объясняться с Гутькой сейчас не хотелось - Гера и сам еще во всем этом не разобрался. Поэтому он промолчал.
      А на улице, едва захлопнулась музейная стеклянная дверь, Толстый Макс потребовал:
      - Пломбир!
      - А ты хочешь? - спросил Гера у Коноплевой и, раньше чем она ответила, объявил таким тоном, словно дарил полцарства: - Всех угощаю!
      Пломбир ели, в сквере, стоя под старым платаном. Швидько свою порцию проглотил, как удав, и жадными глазами следил, за Гутей - волновался, что у нее течет. Она торопливо лизала, но все равно у нее текло. Может, оттого, что ей было неудобно лизать: скрючившись, она прижимала одной рукой к боку книжку про птиц. Наконец она тоже справилась с пломбиром и, бросив скомканную бумажку в урну, сказала: «Спасибо».
      Гера покосился на нее: смотрите, какая воспитанная! И вдруг сообразил: надо же ее предупредить.
      - Ты вот что, Коноплева. Про все это помалкивай.
      - Про что про это?
      - Ну, про все. Никакой записки нет, и ничего ты не видела. Поняла?
      - Не поняла, - замотала она головой. - Почему я не видела? И почему - помалкивай?
      Ну вот, и свяжись с девчонкой! С первого шага начинаются осложнения. Гера рассердился:
      - Потому что кончается на «у»!
      Как ни странно, но этот «аргумент» убедил Коноплеву.
      - Хорошо, - согласилась она. - Буду помалкивать.
      - И ты тоже! - повернулся Гера к Швидько.
      - Да я могила! - Толстый Макс стукнул пухлой рукой по груди и подмигнул: - А пломбирчик бы… повторить не мешало, а?
      - Нет, нет, - сразу отказалась Гутя, словно испугалась, что Гусельников разорится на таком щедром угощении.
      Но Гера и не думал разоряться.
      - Хватит с тебя, - сказал он Швидько, - а то лопнешь. - И, не добавив больше ни слова, пошел прочь.
      Хотелось остаться одному, чтобы во всем разобраться. Когда же он дошел до бабушкиного архива, у него уже было принято решение. Твердое и бесповоротное.
      - Бабушка, - сказал он. - Я иду с ребятами в поход.
      - В хутор Алюк?
      - Нет. Куда и они.
      - А что же сказано в записке?
      Гера объяснил.
      - Ну, правильно, - согласилась бабушка. - Если от Принавислы до хутора недалеко, вы сможете и в него заглянуть.
      На это Гера ничего не ответил. Он еще не знал, как все там будет. Ведь от ребят он свои планы решил утаить. Сейчас важно было одно: пойти в поход! Но бабушка спросила:
      - А мама знает?
      Мама еще не знала. И как ей скажешь?
      Да и как убедишь вожатую Альбину, что пионер Гусельников достоин пойти вместе со всеми в поход? Конечно, тут может посодействовать Кулек-Малек. Он всегда всем сочувствует. Но ему придется доказать, что Герка не шутит. То есть надо будет и тренироваться, и закаляться.
      Словом, столько навалилось на Геру забот, что он невольно нахмурился.
      - Ну, ничего, - успокоила бабушка. Она, конечно, вообразила, что он скис из-за мамы. - Жалко, уезжаю. Но что-нибудь придумаем.

      Перед отъездом бабушка пришла попрощаться. Она долго сидела с родителями, потом о чем-то говорила с мамой на кухне. Уходя, она опять шепнула внуку:
      - Что-нибудь придумаем.
      Гера понял: значит, пока с мамой ничего не прояснилось.
      А ведь в школе он уже объявил, что в поход пойдет. Кулек-Малек обрадовался:
      - Чудесно! - И сразу приказал: - Делай схему.
      Дело в том, что совет юных путешественников постановил: каждый, кто идет в горы, должен иметь собственную схему маршрута. У Сереги эта самодельная карта, разрисованная цветными карандашами, была давно готова. Он принес ее, и Гера срисовал себе. Получилось не так красиво, но все равно красная пунктирная тропка, извиваясь, пересекала синие ниточки горных рек, а на месте будущих стоянок-ночевок белели, палатки, и море внизу чертежа накатывалось на галечный берег пенными волнами.
      Кулек- Малек похвалил Геру за схему. И даже Альбина. И Лидия Егоровна. В общем, все ребята увидели, что Гусельников собирается в поход всерьез.
      Но ему лично маршрутная карта еще не нравилась. На ней не было главного: хутора Алюк.
      Только где его поставить? Где он находится? «Близко от Принавислы». А где именно? В каком от нее направлении?
      Большая Советская Энциклопедия, которую Гера раскрыл в библиотеке, ничего не сообщала. Слово «Алюк» в ней вообще не упоминалось. Не внесла ясности и карта «Северный Кавказ». На ней стояли названия крупных городов и станиц, а хутор Алюк отсутствовал. Не помог и географический атлас для седьмого класса. Не встречалась Принависла ни на карте края, ни на туристской схеме Черноморского побережья. С туристской схемой Гера знакомился на улице, у киоска Союзпечати. Шел мимо, увидел карту на витрине и принялся ее изучать.
      За этим занятием его застала Гутя Коноплева. Ну просто удивительно, как ее всегда «наносит» на Герму попутным ветром. Подошла она незаметно и тихо спросила:
      - И здесь нет?
      Гера вздрогнул от неожиданности.
      - Чего нет? - сердито переспросил он.
      - Алюка, - ответила Гутя.
      Еще лучше! Она даже знает, что он ищет!
      - Ты не сердись, - добавила она, улыбнувшись, словно еще и читала Герины мысли. - Я же про записку знаю и про Алюк тоже. Вот мне и интересно. И если хочешь, я могу тебе карту с Алюком достать.
      - Где?
      - У Семена.
      - У какого Семена?
      Ну, у Кипреева, из девятого класса. Я как раз ему книжку отношу. - Она показала книжку с птицами на обложке, ту самую, с которой была в музее.
      - Мне Семен ее дал. У него много разных про Кавказ. Пошли?
      Вот так так… Идти к Семену, открывать собственными руками калитку, на которой до сих пор виднелись следы его, Гериной, надписи? Нет, это было невозможно. Но и отказаться от Гутькиной помощи невозможно.
      - Ты вот что, - сказал он. - Возьми сама. А про меня пока ни гу-гу, поняла?
      - Почему?
      - Потому что оканчивается на «у»! - повторил он неотразимый для Коноплевой довод и этим опять мгновенно убедил ее.
      - Ладно, - кивнула она.
      Все- таки загадочные существа -девчонки!
      Вместе добрались они до Семеновой улицы. Гера остался на углу, а Гутя вошла в калитку. Когда же наконец она снова появилась на улице, в руках у нее был какой-то листок, она размахивала им. Гера бросился навстречу. Листок оказался картой Черноморского района. На ней стояли все населенные пункты, дороги и даже тропинки. Была и Принависла. И от нее прямо на юг тянулась змейкой речка Алюк. А на берегу этой речки - кружочек: хутор Алюк. Чуть подальше от хутора - крестик. Сталактитовая пещера! Есть! Гера, восхищенный, посмотрел на Гутьку. И ее глаза радостно блестели.
      - Перерисовывай, - сказала она.
      Гера, запрятав карту в свой портфель, помчался домой, не чуя ног…
      Через полчаса на его схеме-маршруте были помечены и речка Алюк, и хутор с таким же названием, и пещера. Хутор стоял от Принавислы в шести километрах.
      Гера смотрел на пунктирную линию, которой связал Принавислу с хутором, и представлял себе, как пойдет по этой торной тропке, по лесу, по берегу речки, пока не доберется до самого крестика - до пещеры…
      Только рано он размечтался!

       -Ребята, - сказала Лидия Егоровна. - В ближайшее воскресенье мы идем в тренировочный поход. Это будет наша репетиция. Посмотрим, кто из вас выдержит с рюкзаком за спиной.
      Все обрадовались, а Гера спросил:
      - А если нет рюкзака?
      - Получи на складе, - ответила учительница. После уроков Гера побежал с Серегой на склад и взял для себя рюкзак. У Сереги дома есть геологический, новенький. А Герин выглядел невзрачно - потертый, даже прорванный в одном месте.
      - Зато заслуженный, - утешил Кулек-Малек. - Прокаленный солнцем. - Он помог нацепить его Гере на спину; приладил по росту лямки и заявил: - Отлично. Иди домой, набивай вещами.
      Но вот дома-то и случилось. Мама заохала:
      - Что? Такой мешок? И на плечи? Сойти с ума! Нет, нет, ни в коем случае!
      - Да не делай ты из нашего сына неженку, - сказал отец. - Трясешься, будто он фарфоровый.
      - Фарфоровый или хрустальный, но он мой сын! И никаких походов. Даже тренировочных! Не разрешаю.
      И не разрешила. Выходит, не помогли бабушкины переговоры.
      Так и просидел Гера воскресенье дома. Валялся на диване, бродил из угла в угол, а перед глазами - ребята: идут по лесу… По полю. Цепочкой. И у каждого за спиной рюкзак. Его же - заслуженный, потертый, с дыркой - мама запрятала куда-то, и не сыщешь. Вот и собрался. Гусельников! Начертил схему с тропкой на Алюк.
      … Он вытащил чертеж из портфеля, чтобы хоть полюбоваться на него еще разок. И в этот миг раздался звонок. Прямо с рюкзаком за плечами ввалился в комнату красный, веселый, шумный Кулек-Малек.
      - Гусь, ты что же? - закричал он с порога. - Почему не ходил?
      Гера взглянул на маму.
      - Не мог он, - ответила она. И ушла на кухню.
      Гера боялся, что Серега начнет расспрашивать, почему да отчего не мог, а отвечать просто стыдно: всех пустили, а у него такая мама… Но Серега больше не расспрашивал, а, сбросив свой геологический, начал сам рассказывать: были они у речки, разжигали костер, кипятили чай, купались. Гера слушал, замирая от зависти. А Кулек-Малек под конец посочувствовал:
      - Да-а, не вовремя ты заболел.
      - Да, не вовремя, - кивнул Гера и покраснел. Пришлось-таки соврать.
      Серега собрался уходить, но увидел на Герином столе схему маршрута.
      - Постой, постой, а это что? - вгляделся он в хутор Алюк и в крестик-пещеру.
      - Да так, - ответил Гера уклончиво, отбирая у Сереги чертеж. - Нашел на одной карте и пометил.
      - Лишнее! - строго сказал Серега, прищуривая левый глаз. - В туристской схеме не должно быть ничего лишнего. Убери.
      Лишнее или не лишнее - это еще как посмотреть. Кому лишнее, а для Геры - самое что ни на есть нужное! Только, может, и все его планы - лишние? Останутся они вот так, из-за мамы, на одной бумаге!
      Конечно, в школе об этих его сомнениях никто не подозревал. Наоборот, его как раз назначили костровым. На очередном совете юных путешественников распределили походные «должности». И летописец Муврикова уже отправила письмо в Красногорийское, в школу, где учился Андрей Гузан. А хозяйственник Швидько подсчитывал, сколько потребуется взять с собой продуктов. И ботаник Коноплева рассказала про ядовитое растение «борщевик». Короче говоря, все были заняты своими делами. Только Гера Гусельников не знал, делать ли ему что-нибудь, как будущему костровому?
      Но в это- то время вожатая Альбина и пригласила к ним на беседу Семена Кипреева.

      Чемпион среди туристов, капитан лучшей школьной туристской команды пришел разодетый, наутюженный, важный. Хотя, может быть, он и не важничал, а так казалось Гере. Толстый Макс шепнул, что Семен занял со своей командой первое место на городском туристском слете. Это означало, что теперь они поедут на краевой слет туристов-школьников, где будут соревноваться с лучшими командами со всего края. Это кого угодно могло обрадовать. Гера и посчитал, что Кипрей «задрал нос». И ему не понравилось, как этот чемпион разговаривал с ними, начинающими туристами. Он не рассказывал, а хвастался, и не учил свертывать палатку, а приказывал, и не советовал, а распекал. И даже начал стыдить за то, что они до сих пор не придумала своей эмблемы.
      - Как же так, ребята! Каждый уважающий себя отряд имеет свою эмблему. Это - как герб. Например, палатка на фоне гор. Или рюкзак на фоне компаса.
      - А можно ботинок? - спросил Кулек-Малек.
      - Какой ботинок? - удивилась Альбина.
      - Обыкновенный. - Кулек-Малек принялся развивать свою идею. - Главное для туриста - что? Главное - ходить. Вот и нарисуем большой ботинок. Можно на фоне гор. Кед на фоне гор. Чем плохо?
      Против такой эмблемы категорически восстала Муврикова.
      - Да что ты выдумываешь? Кед! Лучше палатка, а на палатке гитара, потому что без музыки и песен нет туризма.
      - Туризма нет без рыбной ловли, - заявил Дроздик. - На палатке должна быть удочка.
      - Ну уж нет! - вскочила Коноплева. - Я предлагаю так: мальчик и девочка лезут в гору, и мальчик протягивает девочке руку, потому что главное для туристов - выручка в пути!
      Все что- нибудь предлагали, а Гера помалкивал. Он все же чувствовал себя не в своей тарелке. Ведь когда Кипреев вошел в класс, то, едва увидев Геру, прежде всего воскликнул:
      - А-а-а, старый знакомый! - Больше он ничего не добавил и потом даже не смотрел на Геру. Но Гере-то все равно казалось, будто Семен знает, кто сделал надпись на калитке, и лишь прикидывается, что не знает, а захочет, так при всех тут же, В классе, и объявит - ему же не впервые выдавать!
      И вспомнилось еще, как цепко держал турист-чемпион за плечо, когда поймал на улице: «Девчонок бьешь?» Вот Гера и сидел тихонечко, как мышонок, лишь бы Семен его не затронул. Но Семен вдруг спросил как нарочно:
      - Да, ребята, а кто же у вас костровой?
      Ребята, конечно, закричали: «Гусельников!» И Семен повернулся к Гере:
      - Значит, ты? А ну скажи, товарищ костровой, сколько знаешь способов разжигать костер?
      - Много, - ответил Гера - он отродясь ни о каких способах не слыхивал.
      Кипреева такой ответ не удовлетворил:
      - А какие именно? Сколько?
      Нет, вы подумайте! Экзамен учинил. Это он нарочно - видит, что растерялся человек, и пристает.
      - Не знаешь? - продолжал Семен, и в голосе его почудилось Гере нескрываемое злорадство. - Способов, к твоему сведению, - шесть, а какие - узнай сам. Да еще подумай, как лучше сделать костровые стойки, чтоб ведра было удобнее навешивать. - Он опять и поучал, и хвастался.
      Гера не выдержал и крикнул:
      - Ничего я не буду навешивать! Семен рассмеялся:
      - Как же это? Тебе поручили под личную ответственность. Или сам будешь за стойку - стоять и держать?
      И все ребята засмеялись.
      А Швидько сбоку зашептал, подливая масла в огонь:
      - Гляди, как жених-то тебя высмеивает.
      - Ладно, - пробормотал Гера. - Пусть высмеивает, дождется!
      Он грозился, а чем - сам не знал. Ребята начали разучивать песню - «про кружку», - может, знаете, есть такая шутливая:
      Прошли от дома мы до лагерного сбора,
      Судьба свела нас за пылающим костром…
      А припев подхватывается с присвистом:
      Эх, подружка,
      Моя большая кружка,
      Полулитровая моя!
      Все так и присвистывали - задорно, весело, - один Гера по-прежнему помалкивал и, хмурый, косился на девятиклассника. «Личная ответственность!» «Стойка»…
      И когда Кулек-Малек позвал к себе, чтобы учиться прыгать с шестом - «через пропасти-то надо уметь перелетать!» - Гера не пошел к нему. И когда Муврикова получила из Красногорийского ответ от директора школы и все наперебой читали-обсуждали - чуть не до дыр затерли! - Гера тоже ни разу не взял это письмо в руки. На уроки ходил - занятия близились к концу, и по всем предметам учителя устраивали контрольные, выставляли отметки, и учился Гера ничего, - но сразу убегал домой, забирался с ногами на диван и читал какую-нибудь книжку из серии ЖЗЛ. Теперь ему почему-то все чаще попадались про путешественников.
      Семена больше не видел, сам же обходил его дом за два квартала.
      Наконец школьный врач объявила, что всем будущим туристам надо пройти медосмотр. Ребята по очереди бегали в его кабинет. Гера не пошел. Кулек-Малек влетел в класс разъяренный:
      - Тебе что, Гусь, особое приглашение? Все уже проверились, а ты…
      - Не буду я, - сказал Гера.
      - То есть как?
      И тут Гера во всем признался приятелю: дескать, безнадежное дело, мама в однодневный и то не пустила, и не болел он тогда, а просто не пустила - и все!
      - Ты все же проверься, - посоветовал Серега, правда, не очень уверенно. - А там видно будет.
      - Что видно-то?
      - Ну мало ли. Придумаем что-нибудь.
      Он сказал, как бабушка. Будто подслушал. Но если уж она ничего не придумала… Гера усмехнулся:
      - Поди, ты придумаешь? Кулек-Малек пожал плечами.
      - Ладно, сейчас мое дело, чтоб все проверились.
      - Под твою личную ответственность! - вспомнил Гера слова Семена Кипреева.
      Но к врачу он все-таки пошел. Врач, глядя на Геркин скелет и обстукивая его ребра со всех сторон, покачала головой:
      - Худоба! Ты не ешь, что ли, совсем? - Записала в свою тетрадку и добавила: - Такому в первую очередь в поход надо. Я не просто разрешаю, а требую, чтоб шел, ясно?
      Серега подтолкнул Геру локтем: «Видишь?» Но Гере не стало веселее. Врач не мама. Попробуй ее убеди. Нет, не верил он, что все хорошо кончится. И вдруг…
      Шел он на другой день в школу и встретил Лидию Егоровну.
      - Твоя мама сейчас дома? - спросила учительница.
      - Дома, - ответил он.
      - Вот хорошо. Ну, беги.
      Когда Гера в раздевалке сообщил об этой встрече Сереге, тот с умным видом изрек:
      - K твоей матери шла. - Как будто об этом трудно было догадаться. Только зачем она шла? А Кулек-Малек добавил: - О тебе говорить. Я же ей сказал про тебя. Да еще она от бабушки письмо получила.
      - От какой бабушки?
      - Ну от твоей. Муврикова видела. Бабушка просит Лидию Егоровну взять тебя под личную ответственность.
      - Как? - Гера чуть не подпрыгнул. - Меня? Под личную?
      - Ну да. Раз случай такой… Особенный.
      Гера бросился домой - до уроков еще успеет!
      Лидии Егоровны у них уже не было. А мама… Мама стояла перед зеркалом в белой туристской панаме с широкими мохнатыми полями и… примеряла рюкзак. Увидев сына, она сняла рюкзак и протянула ему:
      - А ну-ка посмотри, не давят лямки?
      Гера, ни слова не говоря, накинул рюкзак на плечи. Мама подтянула ремни.
      А вечером, едва пришел папа, она объявила ему, что согласна отпустить сына в поход, потому что учительница берет его под свою личную ответственность.
      - Прекрасно, - обрадовался папа.
      Ну а как обрадовался Гера - нечего вам и объяснять. Даже запел во все горло:
      Зовут в поход моря и горы,
      Шумят зеленые леса!
      А когда лег спать, долго не мог уснуть. Молодец, бабушка! Все-таки придумала - написать письмо.
      И выходит еще - это просто замечательная штука иногда, личная-то ответственность!

      Но все в жизни часто неожиданно меняется: радость - горе, опять радость и опять горе…
      Нет, с походом теперь обстояло благополучно. Они идут. И Гера идет. Мама сама укладывала рюкзак. Затолкала в него полотенце и майку, две рубашки, три пары носков, курточку, фуфайку - словно Гера собирался на Северный полюс. Папа говорил: столько не надо. Но она сердилась:
      - Ведь далеко пойдут. И пешком. А вдруг - ветер? Дождь? Я знаю, что делаю.
      Она накладывала и накладывала, еще и продукты - сахар, соль, колбаса, сухари, даже масло сливочное в баночке. Но когда затолкали все в рюкзак, он распух и лежал пузатый, Гера не мог его поднять. Мама всплеснула руками и начала выкладывать вещи обратно, оставляя самое необходимое. И все равно получилось много. Но теперь уж Гера подбросил рюкзак на плечо и бодро протопал по комнате, высоко поднимая ноги, как солдат на параде.
      - Хорошо, - сказала мама, видно оценив это по-своему. - Так тебе под силу.
      За обедом она сказала папе, что сама проводит сына до школы, чтобы сдать на руки учительнице. Она так и заявила: «сдать», словно Гера сам был багаж.
      После обеда прибежал Серега. Он поинтересовался, готов ли Гусельников. И тоже приподнял рюкзак, потряс, ощупал со всех сторон и сказал: «Продукты надо переложить, а то банка с маслом будет стукать по спине и набьет хребтину». Потом позвал:
      - Пошли к Дроздику, узнаем, как у него.
      Он, видно, заботился обо всех.
      Они помчались к Дроздику.
      И вот когда Гера шел уже от Дроздика обратно домой, напевая туристскую песенку. «С грозою спорь, не бойся грома, шагай, товарищ, веселей!» - именно в этот миг увидел он Семена Кипреева.
      Поравнявшись с Герой, Семен улыбнулся:
      - Ну, как дела, костровой! - И шутливо ткнул Геру в бок.
      А Гера неожиданно для себя ответил:
      - Как сажа бела, чемпион!
      Семен удивился:
      - Занятно! - И пошел дальше.
      Тут Герку и подхлестнуло. Словно кто-то толкнул его в спину! Ведь по улице от него уходил человек, из-за которого Гера пережил немало трудных минут, но который теперь уже ничем не мог помешать Гере радоваться и веселиться, потому что ничего в Гериной жизни не зависело от этого человека. Пятый класс окончен, с походом решилось! И таким свободным от всех на свете, таким сильным, не зависимым ни от кого, а тем более от этого кучерявого туриста-чемпиона, почувствовал себя Герка Гусельников, что закричал во все горло с полным ликованием:
      - Эге-ге, Кипрей! А это ведь я нарисовал на калитке-то, на твоей-то калитке. «С грозою спорь, не бойся грома». Понял? Я, я, я!
      Громко выкрикивая эти слова, он побежал, оставив Семена на тротуаре застывшим от изумления, и радовался тому, как здорово «всадил» чемпиону!
      - Стой, Герка, куда скачешь? - послышался знакомый голос с другой стороны улицы - там стоял Толстый Макс. - В школу торопишься, новость-то слышал?
      - Какую еще новость?
      - А как же! Нам сейчас Лидия Егоровна объявила: в поход-то с нами, кроме вожатой, знаешь, кто идет? Кипреев. Да, да, этот самый… Что с тобой, Гусь? Что с тобой?
      Герка застыл, как статуя.
      Ну разве не судьба это? Угораздило же его только секунду назад все выложить Семену!…

      На школьном дворе волнуются папы, мамы и бабушки. Голубой автобус с белыми занавесками и надписью «Осторожно, дети!» уже стоит у ворот. Туго набитые рюкзаки - грудой у скамеек. Лидия Егоровна с вожатой распределяют по рюкзакам продукты. Гере достались две банки со сгущенным молоком. Мама помогала их засовывать.
      Она все время ахала. Когда вышли из дома и она понесла Герин рюкзак, то заахала - он показался ей тяжелым. Когда увидела автобус, почему-то тоже заахала. А когда Гера получил эти дополнительные банки, сказала:
      - Ах, теперь все! Ты надорвешься.
      Но Геру не волновали ни банки, ни рюкзак. Подумаешь, проблема - сунуть в автобус! Гораздо интереснее были разговоры с ребятами. Толстый Макс, например, уверял, что в горных речках водятся крабы. А тощий Дроздик, как рыбак, хвастался, что отряд каждый день будет есть уху.
      Прибежал Кулек-Малек с двумя булками, начал совать их Дроздику, тот отказывался: «Некуда уже». Его мешок и вправду был набит до отказа. И Серега заинтересовался:
      - А что у тебя в нем?
      - Рыболовные снасти.
      - Да сколько же они занимают места? - прищурил левый глаз отрядный командир. - Целый мешок, что ли?
      - А я не опрашиваю, чем твой мешок набит! - нашелся Дроздик.
      У Сереги его геологический тоже лежал пузатый, как раздувшаяся жаба.
      - А я секрета не делаю, - заявил Серега. - У меня надувной матрац. На нем и спать можно, и по реке плавать. Как в лодке.
      - Ага! - воскликнул Дроздик. - У тебя матрац для себя, а мои снасти для всех. Вот выкинь матрац да и бери сам булки!
      - Как это выкинь? - возмутился Кулек-Малек. - Да знаешь ли ты, что в походы берут спальные мешки? А я вместо спального взял матрац. Так что нечего спорить, и хлеб надо куда-то! - Он завертел булками, как гантелями.
      Гера сказал:
      - Ладно уж, давай одну. Вторую все-таки взял Дроздик.
      Кулек- Малек побежал распоряжаться дальше. Он выделялся среди всех. Одет как заправский турист -серые брючки с кармашками сзади, на голове белая панама, вроде сомбреро. На ногах новенькие синие кеды. А когда он натянет спортивный костюм, который сейчас у него лежал в рюкзаке вместе с матрацем, ну тогда уже совсем картиночка!
      Гере хотелось быть похожим на Серегу. Он даже настоял, чтобы мама купила ему такой же синий спортивный костюм и кеды. Но на Гере костюм висит, как на гвозде, сморщенный и некрасивый. Правда, еще неизвестно, какой вид в походной одежде будет у остальных. Сейчас-то все нарядные - в белых рубашечках, с красными галстуками. У многих на голове панамы. Только Толстый Макс в старой соломенной шляпе, пожелтевшей от времени и с черной лентой.
      Да, все было бы замечательно, если бы не… Семен Кипреев. Он помогал Альбине и учительнице что-то укладывать и не обращал на Гусельникова никакого внимания. Но Гера следил за ним настороженными глазами: неизвестно, что можно от него ждать.
      - Отряд, становись! - раздался наконец голос командира Сереги Кулькова.
      Все пришло в движение. Родители столпились в сторонке. Директор школы призвал начинающих туристов с честью одолеть Кавказский хребет, как подобает учебникам школы, которая завоевала право послать свою команду на краевой слет. Кипреев и Альбина тоже стояли в строю. Гера услышал, как Семен кому-то сказал: «Не подкачаем!» От имени отряда ответила Рая Муврикова. Она заверила, что их отряд не уронит чести следопытов-краеведов, которые идут по дорогам боевой славы своих отцов и дедов.
      Лидия Егоровна сказала Швидько:
      - Максим, что же зеваешь? Фотографируй!
      Толстый Макс выскочил с аппаратом и стал беспрерывно щелкать. Все с шумом и гамом полезли в автобус, затаскивая не только рюкзаки, но и туго свернутые палатки, ведра, длинные палки. Гера тащил железные стойки для костра - в самую последнюю минуту Альбина заявила, что на его обязанности, как кострового, будет забота об этих стойках: «Хочешь - сам неси, хочешь - поручи кому-нибудь, но чтоб они не потерялись!» Гера затолкал их под сиденье.
      Все махали родителям, окружившим машину. Со всех сторон неслись слова прощания, советы беречься, не простужаться, писать письма и слушаться учительницу. Машина просигналила и тронулась.
      - Ура! Полный вперед! - закричал Толстый Макс, высовываясь в окно.
      И помчался навстречу утренний город, щедро облитые солнцем улицы, люди на тротуарах. Гера смотрел из окна автобуса, и ему казалось странным, почему прохожие спокойно идут по своим делам, а не останавливаются, не глядят на их автобус, не волнуются. Ведь происходит знаменательное событие: у пятого «А» начался многодневный туристский поход по дорогам славы отцов!
      Кто- то запел: «Зовут в поход моря и торы…» Сразу подхватили все: «Шумят зеленые леса!» И повезли песню за собой, а хвост ее вырвался из окна и несся за автобусом, как невидимый флаг.
      Потом автобус свернул с шоссе, большой многолюдный город остался позади, а впереди показались зеленые поля. Гера смотрел, как все дальше отступает город, затуманиваясь в мареве солнечного дня, только телевизионная мачта выделялась четко, иглой упираясь в безоблачное небо.
      На бугре тряхнуло, Файка Абрикосова взвизгнула, кто-то засмеялся, песня оборвалась. И все, будто сговорившись, полезли в мешочки за лакомствами - начали угощать друг друга конфетами и печеньем.
      Муврикова, жуя, заговорила звонким голосом, подражая бывалому экскурсоводу:
      - Товарищи туристы, обратите свой взор налево. Вы видите крупный рогатый скот. Поверните головы направо, товарищи туристы, перед вами сарай…
      - В котором живет артистка Муврикова! - сострил Швидько.
      - Поверните головы, товарищи, - невозмутимо продолжала дурачиться Райка, но тут с завыванием стремительно пронесся мимо встречный самосвал.
      Абрикосова опять взвизгнула.
      Швидько начал ее передразнивать - повизгивать и мычать. И Лидия Егоровна сказала:
      - Лучше пойте.
      Снова запели, но уже не так дружно, потому что сделалось жарко, солнце раскалило автобус. Все сняли панамы. Один Швидько остался в своей соломенной шляпе.
      А мимо окон мелькали телеграфные столбы. На провисших проводах сидели, покачиваясь, птицы. Подступил к дороге редкий лесок. Проскочила вся в садах станица. Сразу за ней поднялись вдали горы.
      Автобус побежал к ним, точно ему прибавили прыти. Или это так показалось?
      Уж очень Гере хотелось к этим горам!

      - Доехали! - объявил шофер и вышел из кабины, хлопнув дверцей.
      После двухчасового тарахтенья мотора ребят окружила непривычная тишина. Автобус остановился на зеленой улочке. Только что проехали центр поселка с магазинами. Там было людно, шумно, а здесь никого не видать. В солнечном зное дремлют прикрытые высокими тополями домики, у многих окна закрыты ставнями.
      А вокруг - горы. Они обступили поселок со всех сторон, сжали его тесным кольцом.
      Лидия Егоровна ходила узнать про ночлег. Одну ночь предстоит провести здесь, а завтра с утра - дальше. И уже без машины, своим, туристским ходом…
      Ребята присели в тени палисадника. Гера увидел, что Толстый Макс пьет воду из фляжки. Герина фляжка давно опустела - выпили сообща в автобусе. Гере тоже захотелось глотнуть, он попросил: «Дай». Но Швидько остался верен себе.
      - Ишь ты! - ухмыльнулся он, встряхивая фляжку. - У меня мало, а в походе, сам знаешь, вода на вес золота.
      - Так ты же у меня пил? - удивился Гера.
      - Ну и что? А теперь вот побережем… - Он похлопал ладошкой по фляжке.
      - Ну, ты! - аж задохнулся Гера от возмущения, но не успел закончить, Муврикова издали закричала:
      - Ребята! Кто пить хочет? Колонка за углом.
      Все с радостными возгласами побежали туда наперегонки, помчался и Швидько. Гера увидел, как Толстый Макс хотел оттеснить от крана Гутьку Коноплеву, но Гера подставил плечо, и толстяк с разгона, смешно согнувшись в три погибели, чуть не пробуравив головой землю, протопал метра три в сторону по самой грязи. Получил, жадюга? Будешь еще воду жалеть!
      Гера напился вдосталь и увидел: рядом стоит какой-то старичок прохожий, сам белый, седой и весь в белом - брюки, ботинки, рубашка.
      - В поход идете? - прошепелявил он, улыбаясь. - Ну, идите, идите, от нашего Чистого Ключа многие идут. Счастливого вам пути. - И пошел тихонечко, осторожно переступая.
      От такого неожиданного доброго напутствия совсем незнакомого человека Гере сделалось весело. Он почему-то подумал, что и вправду все у него будет счастливо и своей цели, ради которой пошел с ребятами, обязательно достигнет!
      А вскоре пришла учительница и сообщила, что отряду на ночь предоставлен класс в школе. Туда перенесли вещи, начали готовиться к обеду. Решили в первую очередь съесть все прихваченное из дому - мамы и бабушки надавали уйму всякой снеди.
      Альбина и девочки подмели пол. На середине класса расстелили целлофановые скатерти. Через минуту они были завалены горами огурцов, вареной картошки, яйцами, колбасой, сыром. Закраснела редиска. А хлеб - и черный, и белый, булочки с изюмом, ну на любой вкус! А печенье? Россыпью и в пачках. А конфеты? И даже - черешня! Глаза разбегались.
      Стол готовили девочки с Альбиной и, конечно, Швидько. Он же отрядный хозяйственник - его прямая обязанность заботиться о питании туристов. Только позаботился он прежде всего о себе: оказался около черешни. Ее было мало - ведь еще не сезон! - и она так аппетитно поблескивала крутобокими желтыми шариками. Гера есть не хотел, всю дорогу жевал конфеты и печенье. Но вот чего ему хотелось - это попробовать черешни. Ну хоть несколько ягодок. Да не тут-то было! Швидько улегся рядом, и не успели все глазом моргнуть - ягодки исчезли. А Толстый Макс еще и «запасец» сделал: полные кулаки набрал. Жует, давится, смотреть противно! Будто сроду черешни не ел.
      Гера встал и отошел к окну.
      Вожатая объявила, что сейчас пойдут осматривать Чистый Ключ.
      - Надеюсь, вам не надо говорить, как должны вести себя туристы? - спросила Лидия Егоровна, когда все построились.
      А Кулек- Малек скомандовал: «Шагом марш!»: На Кавказе много разных Ключей. Это и по названиям видно: Горячий Ключ, Голубой Ключ, станция Ключевая. Текут роднички по ущельям, вырываются из-под земли, пенятся, пропадают под корнями деревьев, снова просачиваются на поверхность. И немало среди них целебных. Вот более ста лет существует и курорт Чистый Ключ.
      Обо всем этом рассказала Лидия Егоровна, пока ходили по курорту. И пили воду из целебного источника. И щупали руками холодный шершавый каменный столб, будто вросший в землю, - памятник основателю здешнего селения. Он поставлен более двухсот лет назад.
      Но что такое два века или даже десять веков по сравнению с миллионом лет? А наверное, уже миллион лет - не меньше - стоит гора Гребешок. Так названа голая отвесная скала, которая задумала, видно перегородить реку. Да не хватило у нее силы сделать это, и застыла она на полпути к другому берегу, одинокая, вечно омываемая бирюзовой водой. Самый верх этой горы-стены причудливо источен ветром и дождями. Он похож на петушиный гребень, только седой от старости, весь в трещинах-морщинах. Сквозь щели на нем растет трава, даже кусты. А внизу - вода. Что и говорить - красивое место!
      Лидия Егоровна провела ребят на вершину Гребешка. Поднялись по Адову ущелью. Так называется очень узкий проход между скалами, которые нависают прямо над головой. Идешь, а плечи касаются стенок, все время задеваешь, так тесно. А ступеньки высечены в горе. И очень темно здесь, глухо, сыро. Когда вышли из этого ущелья, то оказались в лесу. Прошли немного по лесу и очутились у обрыва. Отсюда и увидели Гребешок сверху.
      Рядом с Герой остановился Серега. Он подмигнул и, укрываясь за деревьями от учительницы, шагнул на Гребешок по тропинке. Наверное, немало храбрецов уже ступало на эту узкую тропинку, которая вьется по самому верху Гребешка! Гера тоже оглянулся на Лидию Егоровну и шагнул следом за Серегой. Или он трус, как Абрикосова?
      Справа и слева вдоль тропинки росли на скале кусты, за их листвой ничего не было видно. Вдруг они расступились, и Гера оказался совсем один на узком гребне бугристой скалы. Впереди Кулек-Малек. Гера шагнул еще и встал рядом с Серегой. Теперь под его ногами с двух сторон была пропасть, даже захотелось ухватиться рукой за Серегу. Но Гера не ухватился. Он стоял, не шевелясь, и смотрел на долину внизу, где текла река. Вот так же, наверное, было и миллион лет назад, только белых санаториев не было, а эта скала высилась, и на ней стоял доисторический человек! Или нет… шестьдесят лет назад на ней стоял красный партизан. Был здесь у красно-зеленых наблюдательный пункт. Отсюда же далеко видно. И дозорный сообщал командиру, когда замечал постороннего. А командир отдавал приказ: «Двинуть отряд на хутор Алюк!» «Есть двинуть на хутор Алюк!» - отвечал красный партизан Степан Бондарь. - Я знаю, где спрятано».
      - Гусельников! Кульков! Это что же такое? Вам кто разрешил? А ну сию минуту назад! - Сердитый голос учительницы вернул Герку в действительность. Ребята, окружившие Лидию Егоровну, смотрели на Гусельникова и Кулькова с испугом.
      - Вы что - решили без головы остаться? - спросил Семен.
      - Домой! - приказала Лидия Егоровна.
      Когда вернулись в школу, она выстроила отряд во дворе. Она сделала это без помощи командира Кулькова. Командир на этот раз стоял вместе со всеми. А учительница сказала:
      - Мне очень неприятно начинать поход с выговора. Я надеялась, что вы сами понимаете. Но некоторые из вас… Кульков и Гусельников, выйдите из строя! Я просто не нахожу слов! - Она помолчала, будто и вправду не находила слов, потом добавила: - Читай, Альбина.
      Вожатая развернула тетрадку. Было уже темно, Семен подсвечивал ей карманным фонариком. Строгим четким голосом, как диктор по радио, Альбина прочитала:
      - Приказ номер один по экспедиционному отряду «Вперед!»
      Это был короткий приказ, но «выразительный», как оценила Муврикова. Лидия Егоровна поздравила всех участников экспедиции с началом похода и высказала уверенность, что они проведут его успешно. Но, к сожалению, отмечала она, первый день показал: не все поняли, как надо вести себя настоящим туристам. За нарушение дисциплины командиру отряда Кулькову и костровому Гусельникову объявляется перед строем выговор.
      В вечерней тишине слова приказа падали, как тяжелые камни. Гера не видел ребячьих лиц, но чувствовал: все смотрят и осуждают его с Кульковым. А Семен Кипреев прямо-таки, наверное, хохочет тихонько от радости - вот как опозорился ты, Герман Гусельников! И когда Альбина кончила читать, а Лидия Егоровна поставила провинившихся в строй и распустила отряд, все побежали с кружками за чаем в дальний угол школьного двора, где в красноватом отсвете костра маячили черные фигуры поваров. А Гера не захотел никакого чая. И не побежал к костру. Он пришел в класс в улегся.
      Вскоре стали возвращаться ребята, класс наполнился разноголосым гулом. Пришел и молча лег рядом Кулек-Малек. Как видно, и ему было тошно.
      В разных концах темной комнаты шептались, прыскали от смеха. Лидия Егоровна сказала: «Отбой!» И все замолчали.
      Гера лежал с открытыми глазами, смотрел на звездное небо, висящее далеко за большим квадратным окном. Сбоку ворочался и тяжело вздыхал Серега. Гера подтолкнул его локтем. Серега ждал этого, как сигнала. Он сразу повернулся к Гере лицом и прошептал:
      - Эх, невезучий я.
      - Как это?
      - А так. Всегда что-нибудь со мной бывает.
      - Да ну…
      - Вот увидишь. Еще что-нибудь случится.
      - Кто там шепчется? - прозвучал голос вожатой. - Спать!
      Гера с Серегой затихли.
      Герка, конечно, понимал Кулька-Малька. Мечтал человек отличиться в походе, хотел быть самым примерным туристом, лучше всех готовился, и одет как полагается, и рюкзака такого ни у кого нет и надувного матраца. А вот поди же ты, что получилось!
      Только причем здесь «везение» или «невезение»? Полезли куда не следовало, вот и все. Да мало ли что иногда хочется сделать? Не делай чего не велят, и будет тебе сплошное везение.
      - Нет, увидишь, увидишь! - опять убежденно зашептал Серега. - Со мной еще что-нибудь будет, честное слово, будет!
      До чего же расстроился человек!
      Хотя, если откровенно сознаться, Гере сейчас тоже обидно. Крути, не крути, а плохо и для него начался поход…

      Впрочем, по-настоящему-то поход еще не начинался. Ведь все, что было до сих пор, - только экскурсия: на автобусе да по курорту - без вещей. А самый поход начался на следующее утро, когда после завтрака выстроились с рюкзаками на плечах. В руки пришлось взять дополнительный груз - кому досталось ведро, кому палатка. Гере Альбина опять сунула две железные стойки для костра:
      - Не забывай свое хозяйство, Гусельников.
      Эх, знать бы раньше, что у кострового такое железное хозяйство, отвертелся бы как-нибудь. А теперь… А теперь Лидия Егоровна сказала:
      - Пошли, друзья! - И зашагала впереди - в широкополой шляпе, в желтой кофточке и синих спортивных шароварах, в синих кедах, с палкой в руке. На глазах - черные очки.
      Ребята двинулись за ней цепочкой, тоже одетые по-походному. Сначала - самые маленькие, те, что послабее, а с ними Альбина, а сзади более сильные. Замыкал походную цепочку Семен. В таком порядке протопали по безлюдному в ранний час Чистому Ключу к речке и перешли ее вброд.
      Первый брод на их пути! Лидия Егоровна выбрала мелкое место и осторожно пошла по камешкам, но поскользнулась и ступила в воду.
      - Эх, все равно! - засмеялась она и, махнув рукой, пошла прямо по воде.
      - Эх, все равно! - сказали Муврикова и Абрикосова, подражая учительнице, и нарочно зашагали напрямик, сильно брызгая.
      И Гера тоже. Ногам стало приятно, прохладно, а когда вышли на берег, в кедах забулькало. Не обращая внимания на это бульканье, двинулись дальше. Но Лидия Егоровна объявила:
      - Стойте! Проверьте, не мешает ли что-нибудь. Может, плохо уложены вещи или надо подтянуть ремни. Приготовимся к большому переходу. Теперь зашагаем, как полагается: привалы через сорок минут.
      Все засуетились, проверяя рюкзаки. У Геры был полный порядок, он просто посидел на рюкзаке.
      - Вперед! - раздался голос Лидии Егоровны. Вперед. Сколько раз услышит такую команду Гера в пути! Сейчас и для него, и для всех ребят этот боевой туристский девиз прозвучал, как призыв начать настоящий поход. Чистый Ключ с его санаториями остался за спиной. Отряд двинулся между горами. Справа возвышалась скалистая стена. Слева, за высокими тополями, текла речка, а на другом ее берегу тоже высилась гора.
      Дорога шла на подъем. Да и солнце уже отчаянно припекало. Гера взмок, в плечо врезалась лямка, костровые стойки оттягивали руку.
      А скала справа вдруг отступила в сторону, открылось большое поле, и впереди на горизонте появились синие горы. Далеко, далеко. Кажется, шагай целый месяц и все равно до них не дойдешь. Отряд растянулся - передовые уже за поворотом дороги, Альбина с девочками где-то посередке, а Гера совсем сзади, около Семена. Попить, что ли?
      Достигнув поворота, Гера увидел, что все столпились у столбика. С одной стороны дощечки на этом столбике была написана цифра «1», с другой «14».
      - Не может быть! - заволновалась Муврикова, тряся своим «конским хвостом». - Шли-шли, и всего один километр. Неправильный указатель!
      - Не верь километровым столбам! - улыбнулся Семен. Он стоял, не снимая рюкзака, а все, как и Гера, сейчас же скинули их на землю.
      - Да-а, - протянул Швидько. - Туризм - лучший вид отдыха. «Идет пешком турист-ишак, а на плечах верхом рюкзак».
      - Ишаки мы и есть, - согласилась Файка Абрикосова, растрепанная больше, чем обычно.
      Гера воспользовался тем, что стоят, и присел, поправил вещи - банка сгущенки торчала ребром, он повернул ее и сунул руку в мешочек с сухарями. У каждого из дому взяты сухари. «Это наш НЗ», - сказала Лидия Егоровна. Но Гере захотелось погрызть сейчас.
      - Дай мне, - сразу запросил Толстый Макс.
      Гера не стал жадничать. Но тут раздалось:
      - Вперед! - Лидия Егоровна уже шла.
      Только не успели сделать и десяти шагов, сзади послышалось:
      - Стойте!
      - Что еще там? - Гера оглянулся.
      - У Кулькова рюкзак оторвался, - сообщил кто-то.
      Семен и Серега сидели на корточках перед геологическим рюкзаком на порыжевшей от солнца придорожной пыльной траве. Сразу вспомнилось, как ночью Кулек-Малек встревоженно хныкал и нашептывал: «Вот увидишь, увидишь, со мной что-нибудь еще будет!» И надо же - лучше других собирался и рюкзачок взял новенький, а вот не выдержал геологический.
      - Готово, пошли, - скомандовал Семен.
      И снова потянулась пустынная дорога - белая, горячая от зноя. Ребятам не встретилась ни одна машина. Ни одна их не обогнала.
      Но вот впереди загрохотало - навстречу медленно полз грузовик с прицепом, доверху заваленный толстыми бревнами. Лесовоз протащился мимо ребят, отступивших на обочину, обдал их пылью и въедливым запахом отработанного газа.
      Пока Гера ждал, когда лесовоз пройдет, костровые стойки совсем оттянули руки. Ох уж эти стойки! И вообще - вещи в руках. Был бы один рюкзак за спиной - еще полбеды. К нему привыкаешь: висит и висит. Но хуже нет, когда что-нибудь несешь. Болтается, стукает по коленкам.
      Гера едва доплелся до первого привала.
      Ребята уже лежали под деревьями. Только Швидько сидел, обхватив руками ноги, надвинув низко на брови твердую, как корзина, шляпу с черной лентой.
      Абрикосова добиралась сзади с Семеном - он нес ее рюкзак.
      Лидия Егоровна распорядилась выдать по нескольку кусков сахара.
      - Для подкрепления духа! - сострил Толстый Макс. Гера быстро съел свой сахар, и захотелось пить. Во фляжке было пусто.
      Отдохнувшие ребята повеселели. Посыпались шутки:
      - Меняю кусок сахара на глоток холодной воды.
      - Кто посеял фляжку?
      - Если с водой, то я.
      - Лидия Егоровна, а мы уже в горах? - допытывалась Гутя Коноплева.
      - А что? Уже устала?
      - Нет.
      Гера промолчал. Зачем обманывать? Он устал. Да еще как! Прошли совсем ничего, и даже привал Лидия Егоровна сделала раньше, чем надо. А что же будет дальше?
      - Вперед!
      Ох! Гера с трудом взвалил на себя мешок.
      - Сто-ой! Что там еще?
      Опять у Кулькова! Опрокинул ведро, а в ведре - бидон с маслом. Масло от солнца растаяло и потекло. Девочки бросились обтирать ведро травой и тряпками. И все ругали Серегу на чем стоит свет - рюкзаки за плечами, а тут задержка. Да уж действительно - не везет Сереге! То одно, то другое. Будто заколдованный.
      - Вперед, туристы!
      А впереди - новый столбик. Но что это? «2»?
      Нет, Муврикова права - тут какая-то путаница! Столбы врут. Идешь, идешь, а километры не прибавляются. Безусловно - столбы расставлены неправильно, слишком далеко друг от друга.
      Гера принялся отсчитывать шаги: два шага - как раз метр. Теперь он сам проверит, сколько до следующего столба! Но девчонки запели песню про черного кота и сбили со счета. А следующего столба и не видать. Может, его вообще забыли поставить?
      Дорога выпрямилась, повела по раскаленному бугру у подножия каменной стены, покрытой чахлым кустарником. Это уже и вправду какое-то сплошное мучение - жара, тени нет, воды нет и столбов тоже нет. Туризм, чтоб его!…
      Но идут и идут ребята. О нем-то даже спорит Серега Кульков с Максимом Дроздиком. Еще хватает силы - рот открывать.
      И вдруг - «ура!» Увидели очередной столбик, побежали к нему, бренча ведрами. Есть еще силы - бегать?… Неужели один Герка так безнадежно выдохся? Ему было уже ни до гор, ни до леса. Свирепое солнце жгло над головой. Под ногами на твердой белой земле острые камни. Да еще эти стойки в руках - будьте неладны! Уже синяки на коленях…
      А что, если их оставить здесь? На время. До привала. А когда все будут отдыхать, Гера быстренько вернется сюда без рюкзака и налегке дотащит в два счета. Место приметное. Правильно! Не раздумывая долго, Гера бросил стойки в траву под куст. Сразу сделалось легко. И вроде даже прохладнее. Ноги сами зашагали быстрее, глаза снова стали замечать все вокруг - лес, горы, небо… И деревья, которые растут сбоку, где-то в пропасти - перед Герой только верхушками качают, будто приветствуют.
      Скоро привал. Разлягутся ребята на траве, и вдруг Лидия Егоровна спросит: «А где же твои стойки, Гера?» «Да принесу сейчас», - ответит он. «Ты бросил их?» - удивится учительница. «Не бросил, а так… Тут недалеко». «Интересно, - скажет Альбина. - Это что-то новое в туристской практике - километр вперед, полкилометра назад». А Толстый Макс наверняка сострит: «Гусь изобрел оригинальный метод. Поделись опытом, хочу оставить свой рюкзачок». «А я ведро», - пискнет разлохмаченная Абрикосова. И все ребята будут смотреть насмешливыми глазами.
      Нет, стоп, Гусельников!
      - Ты что остановился? - Рядом Семен. Он опять несет два рюкзака - кроме своего, еще чей-то. - Что у тебя?
      - Ничего, - сбрасывая свой мешок на землю, крикнул Гера. Он кинулся назад, к кусту, под которым оставил стойки. Схватил их и вернулся. Семен все еще стоял, ждал его.
      Наверное, он обо всем догадался. Ну и ладно! Пусть рассказывает, как сплоховал Гусельников, пусть!
      - А ну-ка! - Семен забрал у Геры стойки и, помолчав, сказал: - У спортсменов бывает такой момент - критическое дыхание. Бежишь и кажется - выдохся. Подмывает сойти с дорожки. А пересилил себя и смотришь: добрался до финиша. Так и у туристов - учти. Вообще-то дальше легче пойдет.
      - Почему это легче? Горы-то выше.
      - Горы выше, а идти легче. Втянемся.
      - И я втянусь?
      - А ты что? Хуже других, что ли?
      Гера помолчал и потянулся за стойками к Семену.
      - Давай их!
      Семен посмотрел внимательно и ничего не сказал - отдал Гере стойки.
      … Снова бьет солнце жгучими лучами в спину. Короткая тень падает на дорогу перед Герой. Он наступает на нее, а она уходит из-под ног. Не спеша, размеренно, твердо ступая, Гера идет и идет вперед.
      Дорога сзади уползает белой змеей за поворот, горы уже сомкнулись сплошным кольцом. Впереди же синеют, как прежде. И хорошо видно теперь, как далеко продвинулся отряд, проник в глубь Кавказских гор по склону пышнозеленой долины, все ближе к неведомому Хазаровскому перевалу, за которым Черное море!
      Эх, в море бы сейчас - прохладиться!
      А вот и столб. Но почему на нем цифра «5»? А когда же был четвертый? Неужели не заметили?
      - Ура! Дошли! - закричал Максим Дроздик.
      В долине, среди зелени полей и садов, были раскиданы маленькие домики.
      - Это Великолепное, - сказала Лидия Егоровна.
      - Километра три еще будет, - уточнил Семен.
      - Что нам три километра? - храбро сказал Кулек-Малек.
      И Гера подтвердил:
      - Вперед и только вперед!

      Пыля и гудя, ребят нагнала машина.
      - Лидия Егоровна, - встрепенулась Файка. - Поехали, а?
      - Да ты что? - запротестовал Кулек-Малек. - Ты туристка или пассажирка?
      Грузовик прокатил мимо. Но глядя, как он быстро удаляется вместе с хвостом желтой пыли, которую ветер отбрасывал в сторону на каменистую кручу, Гера опять ощутил страшную усталость. И когда сзади снова зарокотал мотор и подкатил, громыхая, еще один порожний грузовик, Гера поднял руку. Он сделал это, даже не подумав. Грузовик заскрежетал тормозами и остановился.
      Семен вскочил на подножку. Гера услышал одну фразу: «Двух или трех, очень устали». Водитель, молодой парень, лицо которого лоснилось от жары, будто смазанное жиром, открыл дверцу:
      - Сади всех!
      - Сюда! - завопила Файка-модница и - откуда у нее силы взялись! - первая полезла в кузов.
      И все, кто был поблизости, стали взбираться. Посыпались рюкзаки. Муврикова начала умолять шофера:
      - Заберем и тех, что вперед ушли, заберем, да? - Впереди была группа с вожатой и Лидией Егоровной.
      Их догнали и тоже взяли. Лидия Егоровна села в кабину.
      Ветер ударил в лица, затеребил волосы, панамы, красные галстуки. Кулек-Малек нацепил галстук на палку и поднял над мчащейся машиной, над головами ребят, будто отрядный вымпел. А мимо неслись деревья, дорога, горы, весь зеленый мир вокруг. Стремительно надвигалось Великолепное, замелькали аккуратные домики. Но дорога сделала крутой поворот. Великолепное осталось сзади. «Почему? Куда едем?» - послышались голоса. Кулек-Малек догадался:
      - Прямо до Красногорийского.
      Да, Лидия Егоровна решила ехать до Красногорийского.
      Пусть туристская совесть никого не гложет: ребята молодцы, для начала похода они отлично прошли семь километров, первые, самые трудные туристские километры. А топать по дороге неинтересно. Впереди же у них настоящие тропы и длинный путь, на котором расстояние между Великолепным и Красногорийским -только крохотный кусочек. Так Лидия Егоровна объяснила потом свое решение. Никто не возражал. Все были рады. И правда - что значат какие-то пять километров, если впереди шестьдесят! Там уже не поймаешь машину.
      Так что - ура! Даешь и да здравствует современная техника!
      Не успели и песню спеть, как въехали в Красногорийское. Вот что значит транспорт!
      Домики в зелени, длинные огороды, малолюдные улочки - чистеньким, тихим и сонным в этот июньский знойный полдень предстало перед ребятами Красногорийское. Водитель остановил машину. Его поблагодарили, выгрузились, распрощались. Он покатил дальше. А ребята стояли около рюкзаков, сваленных прямо у дороги. И первое, что увидели, - была гора. Она возвышалась крутобоким зеленым горбом, закрывая полнеба. Домики, будто сбежавшись к ее подножию, укрывались под деревьями. Герке стало казаться, что гора сама распласталась перед ними и прикрыла всех, кто здесь поселился, зеленым плащом своим ласково оберегая. Хорошо жить в такой красоте!
      - А где школа, Лидия Егоровна? А когда в музей пойдем? А если прямо сейчас?
      До чего же нетерпеливые краеведы Муврикова, Файка и Серега Кульков. Учительнице пришлось умерять их пыл:
      - Сначала разбить лагерь надо, на ночлег устроиться.
      - А потом пойдем, да? И в классе, где сидел Гузан будем, да?
      Ох, сколько же разговоров об этом.
      Но Гера от них - в стороне.
      У него тут интерес свой… Особый.

      Лагерь разбили за рекой, на поляне, окруженной ясенями. Палатки поставили в ряд. Гера попал в палатку с Серегой Кульковым и двумя Максами.
      Только не так просто, оказывается, натянуть туристскую палатку! Кулек-Малек строго покрикивал на своих помощников, а в конце концов и сам запутался. Помог Семен. Он уже поставил палатку девочкам. Под его руководством сделали все, что надо - крыша натянулась гладкая, как киноэкран.
      - Живите! - хлопнул по ней рукой Семен и пошел к следующей четверке туристов.
      Гера забрался в зеленоватую сумрачность палатки и улегся на прохладное брезентовое дно. Он захватил местечко рядом с Кульком-Мальком. Балуясь, они помяли друг друга, но тут же выскочили наружу - прохлаждаться некогда: у туристов на стоянке всегда уйма дел. И уже доносился голос Альбины:
      - Ребята, за дровами, быстрее!
      А Лидия Егоровна объявила:
      - Пока будет готовиться обед, несколько человек с Семеном сходят в поселок за продуктами.
      - И я пойду, и я! - обрадованно закричал Гера.
      - Хорошо, и ты. Зачем же кричать? - удивилась учительница.
      Кричать, конечно, было ни к чему. Но ведь она не знала, как Гере надо попасть в поселок! Чтобы осуществить намеченный план, он должен получить новые сведения. А без разведки их разве добудешь?
      Только Семен возразил:
      - Нет, Гусельников должен подготовить место для костра - он же костровой.
      - Да я потом, - сказал Гера. - Успею.
      - Когда же успеешь? - вмешалась и Альбина. - Обед уже варить надо.
      И пришлось Гере расчищать место для костра. А это тоже не просто. Земля сухая, твердая, железный штырь не входит, звенит и пружинит. У Геры даже руки заболели, а штырь не укреплялся, вешать на него железное коромысло с ведрами было опасно. Кое-как сделал. И все время волновался: уйдет Семен с ребятами за продуктами! А они бы уже давно ушли, да спасло Герку непредвиденное: пропал главный хозяйственник - Толстый Макс. Ребята, которые собирали дрова, сказали, что он был с ними. Стали аукать. Швидько нигде не было. Лидия Егоровна забеспокоилась. Вдруг Дроздик закричал: «Да вот он!» Все сбежались и увидели: Толстый: Макс сидит на дереве, смотрит, как суетятся ребята, и ухмыляется.
      - Сойди сейчас же, - сказала Лидия Егоровна. Он слез, что-то жуя. Карманы у него были набиты дикими яблочками - кислицей.
      - Ты слышал, как тебя искали? - спросила Лидия Егоровна.
      Швидько хихикнул:
      - Так я же здесь был, никуда не делся.
      - Он еще издевается! - возмутилась Альбина. - Хозяйственник называется.
      - Иди к костру, Максим, - сказала учительница.
      - А у костра костровой, - сказал Швидько.
      Он еще спорил! Да хотел опять схитрить: Герку оставить, а сам - в поселок. Только ничего из этого не вышло - пришлось отойти к костру.
      А Гера все-таки пошел с Семеном и ребятами в поселок. И тут ему сразу повезло. Пока покупали в магазинчике продукты, Гера вышел на крыльцо и увидел Гутю - она тоже с ними пошла за молоком, в руках у нее было пустое ведро. А рядом с Гутей стояла какая-то девчушка, лет десяти, белобрысая, в светлом платье, босая. Девчушка тыкала пальцем в невзрачное растение с острыми листьями и что-то объясняла Гуте. Гера прислушался.
      - Это называется колючка, - говорила белобрысая. - После дождя сюда, в ямочки, наливается вода. Как постоит три дня, можно голову мыть. Волосы лучше растут. Я всегда мою.
      Гера фыркнул: моет, а у самой не растут - короткие, как перья. Девчонка услышала фырканье, замолчала, насупилась. Гутя сказала:
      - Что ты фыркаешь? Она про разные растения иного знает, вот я у нее и спрашиваю.
      «Может, она и про то знает, что мне нужно?» - подумал Гера. И спросил у девчонки:
      - А партизаны у вас есть?
      - Конечно, - ответила белобрысая. - Тебе каких?
      - Как «каких»? - не понял Гера.
      - Ну, с Отечественной или с гражданской?
      - Мне с гражданской, - ответил Гера и посмотрел на Гутю. А Гутя посмотрела на него. И кивнула - вроде поняла, зачем ему это нужно.
      - С гражданской у нас один дедушка Кондрат остался, - ответила девчонка. - С Отечественной много, а дедушка еще с гражданской. Он у нас в школе выступал, рядом живет. Хочешь отведу?
      Гера опять посмотрел на Гутю. Она опять вроде одобрила - кивнула.
      Дедушку Кондрата - сухонького, лысого старика - застали во дворе. Он сидел на табурете, подложив на колени, тряпицу, и перебирал семена, круглые, как горошины.
      - Здравствуйте, дедушка, - сказала белобрысая. - Вот городские пионеры-туристы. Хотят поговорить с вами.
      Дед смахнул семена в руку. Гера заметил: жилистая рука у деда - черная, а со стороны ладошки совсем белая. Будто с одной стороны загорела. Глядя подслеповатыми глазами, дед пожевал впалым ртом и проворчал:
      - Говорить, говорить… Не наговорились еще.
      - Вы партизан? - спросил Гера.
      - Было, - кивнул дед.
      - Расскажите, как вы беляка связали, - напомнила белобрысая.
      Дед опять кивнул:
      - И это было. Связали, в штаб приволокли.
      - А как вокзал брали? Глаза старика оживились.
      - Удачный налет был. Врасплох захватили. На вокзале народ, а мы в караульное. Понька Рудой: «Не шевелись!» Беляки и опешили. Стали мы оружие выносить. Их начальник бросился, а Понька выстрелил. Караульный свалился, публика в панику. Мы трофей на себя и восвояси. Казаки с криком трусят: «Зеленые, зеленые». А мы в горы.
      - А расскажите, дедушка… - не унималась белобрысая. Она, должно быть, наизусть знала все дедовы воспоминания и рассказы. Но Геру интересовало совсем другое.
      И он спросил:
      - А Степана Бондаря вы знали?
      - Кого? - напряг слух дед Кондрат.
      - Степана Бондаря.
      - Бондарев? Знаю, знаю.
      - Да не Бондарев, а Бондарь! Степан Бондарь. Дед подумал, опять пожевал губами.
      - Был такой, был, - закивал он.
      - Видели вы его?
      - Да нет, видать не видал. Его все знали, да мало кто видел.
      - Почему это?
      - Хоронился, должно. Бондарь-то… Засекреченный был. Но он все знал.
      - Знал, где спрятано, да?
      - Что спрятано?
      - Ну, знал, где спрятано, - повторил Гера.
      - Не пойму, про что толкуешь. Бондарь, он про то знал, когда нашим отрядам в бой. Как новый приказ по отряду, так знай - Бондарь привез.
      - Откуда привез?
      - Из центра, должно. У нас центр-то в Левой щели был.
      - А где эта Левая щель?
      - Туда - за горами.
      - В Новоматвеевке?
      - Да нет, подале будет. А Бондарь в Новоматвеевке бывал, это уж точно.
      - Пошли, - шепнула белобрысая. - Устал дедушка. Потом договорите.
      Гера вышел на улицу, все время оглядываясь на старика. То, что он услышал, было поразительно: Степан Бондарь бывал везде, в Алюке, Новоматвеевке и Левой щели. Привозил приказы, все о нем слышали, но мало кто видел. Значит, не простой он партизан?
      Так кто же он?…

       -Где вы пропали? - Семен стоял на крыльце магазина, у его ног лежали наполненные продуктами рюкзаки.
      Вокруг толпились ребята. Не только свои, но и местные мальчишки и девчонки в выцветших рубашках и платьицах. Тоже, как на подбор, белобрысые. Все оживленно разговаривали. Видно, уже перезнакомились друг с другом.
      Говорливостью отличался бойкий худощавый паренек, до того черный от загара, что Гера подумал: «Ну и негр!» Когда Гера с Гутей подошли, он выступил вперед и важно представился, протянув руку:
      - Василий Топчиев.
      Муврикова улыбалась. Наверное, так важно-солидно Василий Топчиев знакомился со всеми.
      - А мы уже все сделали, - похвалился Дроздик. Оказывается, они не только купили продукты, но и узнали, где школа и где живет директор Олег Захарович, сходили к нему и договорились, что после обеда всем отрядом придут в гости, в школьный музей.
      - А ты, - начал стыдить Гутю Кулек-Малек, - даже молока еще не нашла! Разведчица.
      - Что напал, найдем еще. Не таскаться же с полным ведром по всему поселку, - заступился Гера.
      - Верно, - согласился Семен. - Сейчас купим.
      Молока купили и все двинулись по направлению к лагерю. Белобрысая девчонка тоже пошла, и Гера, таща тяжелый рюкзак с консервами, обеспокоенно поглядывал на Гутину знакомую: как бы она не выболтала случайно о его разговоре с дедом Кондратом. Но девчонка молчала, потому что говорил, не переставая, один Вася Топчиев. Он рассказывал, как нынче весной поймал в здешней речке огромную щуку. А Максим Дроздик, шагая, конечно, рядом с ним, интересовался подробностями - рыбак рыбака видит издалека!
      Когда пришли в лагерь, Лидия Егоровна разрешила искупаться. Гера подумал: придется барахтаться в луже, речушка-то маленькая - вброд переходили, едва ноги замочили. Но красногорийцы знали глубокое место. Вася Топчиев прыгнул в омуток, и все ныряли - головой, столбиком и растопырив руки. Только Гера не прыгал: не умеет плавать. И тут опять не повезло Сереге. Надо же! Напоролся на камень. Вожатая даже заметила:
      - Ну что у тебя, Кульков, вечно какая-нибудь история!
      Грустный Кулек-Малек добрался до палатки, прихрамывая. Позвали санитара - Фаю Абрикосову. Она явилась, но при виде крови на Серегиной ноге стала ахать и отказалась лечить. Вот тебе и санитар!
      Гера подошел к костру. В задымленных ведрах клокотал красный суп, дышала паром желтая каша. Хозяйничал здесь Толстый Макс. Он раскраснелся, колени и руки его были в золе. Лидия Егоровна не пустила его купаться, и он был злой на весь мир.
      - Вот что, Гусь, - сказал он, подкладывая в огонь хворостину. - Будешь теперь все за меня делать.
      - Как это? - не понял Гера.
      - А так. Дежурить, когда мне не захочется. И вообще. Что не понравится мне, за меня сделаешь. А не то - скажу. И про записку, и про калитку, понял?
      Гера растерялся. Вот так-так! Вот тебе и «могила». А Толстый Макс и вправду такой! - не сморгнет, выдаст!
      - Ладно, только молчи! - Гера был согласен на любые условия, лишь бы не открылась его тайна. А то разве не обидно? Столько преодолел препятствий, оставлены за спиной трудные километры, недалеко уже и до Принавислы! И вдруг все пойдет насмарку? Неужели зря рисовал пунктирную тропку на хутор Алюк и к сталактитовым пещерам?
      Гера забрался в палатку и тихонько улегся рядом с Серегой. Серега сидел, скрючившись, рассматривая ногу, и причитал:
      - Бедный я, бедный, надо же было этому несчастному камню попасть под мою ноженьку, ай-ай-ай!
      - Да хватит ныть! - не выдержал Гера. - Думаешь, один ты бедный на свете? - Ему нестерпимо хотелось открыться Сереге. У обоих неприятности. К тому же Серега видел на Гериной схеме хутор Алюк и дорожку к нему. Пусть уж знает все до конца. Но едва Гера раскрыл рот, чтобы поделиться с Серегой тайной, как в палатку просунулась голова Коноплевой:
      - Мальчики, обедать.
      Гера взглянул на Коноплеву и осекся: нет! И так уж слишком много людей знают про записку да про Бондаря. И он ничего не сказал Сереге, а пока обедали, все время настороженно поглядывал то на Толстого Макса то на Гутьку.

      Только зря он так думал о Коноплевой. Она его выдавать не собиралась. И даже совсем наоборот. Она его выручила.
      Как это произошло? А вот так.
      После обеда всем отрядом пошли в Красногорийское - посмотреть школьный музей. Директор школы Олегу Захарович - невысокого роста, с бородкой клинышком, в очках и в серой шляпе с дырочками («Для вентиляции», - хихикнул Толстый Макс) - встретил гостей у входа. Директора окружали красногорийские ребята, среди них был, конечно, и Топчиев.
      В этой школе до войны учился Андрей Гузан. Сейчас в классе, где он сидел, висит его портрет. И класс называется «класс Гузана». А в музее много документов - школьный дневник, тетрадки, сочинения, письма с фронта и самое главное - комсомольский билет сержанта Гузана, простреленный вражеской пулей, залитый кровью… Гера смотрел, не отрывая глаз. Много уже знал он о Гузане, часто говорили о его подвиге ребята, но, глядя сейчас на этот комсомольский билет, будто услышал, как из дали военных лет, сквозь грохот артиллерийской канонады и треск пулемета донесся звонкий голос: «За Родину!» И метнулась на фашистский дзот фигура бесстрашного сержанта с автоматом в руках, захлебнулся вражеский пулемет.
      Нет, не погиб Гузан тридцать лет назад. Он стоял сейчас перед Герой Гусельниковым - молодой, плечистый, веселый, бесстрашный, - такой, каким был тогда. И правильно решили ребята: побывать здесь, где он жил, прошагать по земле, по которой он шагал, посмотреть на горы, на которые он смотрел.
      Но ведь так же храбро еще шесть десятков лет тому назад, в девятнадцатом году, воевал Степан Бондарь! Он так же звал на бой с врагами: «За революцию! За Советскую власть!».
      - Олег Захарович, - Гера оттеснил Абрикосову, - скажите, а в гражданскую войну здесь были партизаны?
      - Были, - ответил Олег Захарович. - В этом самом доме размещался их партизанский штаб.
      - В этом? - обрадовался Гера. Вот здорово! Значит, вполне возможно, что в комнате, где учился Гузан, за тридцать лет до него заседал со своим штабом Степан Бондарь! И у Геры невольно вырвалось: - И Бондарь здесь бывал?
      - Какой Бондарь?
      Гера хотел уже ответить, но не успел. Муврикова, хмыкнув, сказала:
      - Опять Гусельников с гражданской войной вылез! И учительница спросила:
      - Тебя по-прежнему интересуют красно-зеленые? Геркин взгляд упал на Гутю. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, приложив палец к губам, как бы предостерегая: «Молчи, молчи, а то дознаются!» И он забормотал еле слышно:
      - Да я просто так, я ничего…
      Олег Захарович пожал плечами:
      - Если про здешнего партизана речь, то я не слышал.
      И вдруг запищала белобрысая девчонка:
      - Олег Захарович, а вот наш дедушка Кондрат…
      Но Гутя не дала ей закончить:
      - Пошли, Лена, пошли!
      - Погоди, куда ты меня тянешь?
      - Пошли, пошли, - не отставала Коноплева и, можно сказать, силой выволокла девчушку из комнаты.
      Олег Захарович продолжал рассказывать о Гузане. Красногорийский ученик совершил подвиг далеко отсюда, под Ленинградом, но и здесь, в горах, шли упорные бои с фашистами. Через Красногорийское проходила линия франта - на одной окраине были немцы, на другой укрепились наши.
      - А вы сами воевали, Олег Захарович? - спросил Дроздик.
      - Да, я был в десантных войсках. Меня вместе с товарищами забрасывали в тыл к немцам.
      - Расскажите, - запросили ребята. Муврикова даже тетрадку раскрыла - приготовилась записывать. И Гера с уважением взглянул на Олега Захаровича - вот ведь не подумаешь: невысокий, в очках, ничего героического по виду, а десантник! Только рассказывать сейчас о себе он не стал, пообещал это сделать при следующей встрече.
      Когда Гера вышел на улицу, то только тут вздохнул с облегчением. Пока теснились в комнате, он боялся, что взрослые снова начнут выспрашивать у него о Степане Бондаре. А на улице можно держаться подальше. И он шел в сторонке, рядом с Серегой, мысленно ругая себя за то, что чуть все не погубил, и спасибо говорил Гутьке - она же удержала его от глупой болтовни, выручила! И теперь уж все - все! - ни одна живая душа теперь не услышит от Гер К и о Степане Бондаре. Надо только завтра поговорить еще с Кондратом. Без этого не обойтись. Ясно, что Бондарь мог бывать в Красногорийском, мог, хотя никто здесь об этом не догадывается. А Гера все, выяснит у деда, потом побывает где надо, а уже после этого напишет сюда письмо: «Дорогие красногорийские ребята и директор Олег Захарович! Вы, конечно, не помните, что среди городских туристов находился я, а я узнал новость, очень важную для истории вообще и для вашего поселка в частности…» Короче, так или примерно так напишет он, чтобы не пропало важное открытие.
      Только опять перед Герой возникло препятствие… Когда пришли в лагерь, Лидия Егоровна, выстроив отряд, сказала вожатой:
      - Альбина, зачитай приказ номер два.
      Семен опять освещал листок карманным фонариком, как в Чистом Ключе, потому что опять было уже темно. Небо хмурилось, покрылось тучами, от реки повеяло сыростью. Ветер шевелил у ребят галстуки, а у Альбины в руках листок с приказом. Приказ гласил, что турист Максим Швидько с должности отрядного хозяйственника снимается. А вместо него назначен Максим Дроздик. И вдруг Гера услышал свою фамилию:
      - Завтра по кухне дежурят Абрикосова и Гусельников.
      Вот тебе раз! Значит, весь день будешь привязан к костру. А как же свидание с дедом?
      - Назначаю ночных дежурных, - продолжала читать Альбина. - Смена у костра через каждые два часа.
      И Гера крикнул:
      - Я тоже ночью хочу!
      - Придет время, подежуришь и ночью, - ответила Альбина.
      - А я сегодня хочу!
      - Да хватит тебе, Гусельников, - захныкали девочки в строю. - Дождь уже, холодно. - Действительно начал накрапывать дождь.
      - Да что ты споришь, - сказал и Кулек-Малек. - Мы по алфавиту назначаем. - Он крикнул: - Разойдись! - И все разбежались.
      У ведер с киселем выстроилась очередь. Летучими светлячками замелькали внутри палаток карманные фонарики. Снова пролетел над поляной ветер, глухо зашелестели почерневшие в темноте кусты. Гера юркнул в палатку за миской и наткнулся на Серегу.
      - А я завтра на Красную гору полезу, - похвастался он. - Договорился со здешними ребятами.
      Гере стало досадно - ему не удалось освободиться от завтрашнего дежурства, и Серега же помешал - выдумал поваров по алфавиту назначать! А сам пойдет, куда хочет.
      - Как же ты полезешь, хромой-то?
      - А я уже могу. - Кулек, выбравшись из палатки, попрыгал на больной ноге.
      - А зачем? - спросил Гера, тоже выбираясь из палатки.
      - Геологический образец брать.
      - Да у них каменюк в музее полно. Попроси - и дадут.
      - К твоему сведению, уже предлагали, да я не взял. Геолог должен сам отколоть. Для него самое главное - из какого пласта и при каком обнажении.
      - Да бери, бери, - сказал Гера. - Все это чепуха!
      - А что не чепуха, что? - вдруг прищурился Серега. - Не днем дежурить, а ночью, да? Делать тебе нечего!
      - Нет, есть что делать, есть! - заспорил Гера и сразу замолчал. Спорить и то нельзя, а то догадаются. Пусть уж лучше и Кулек-Малек считает, что у Герки Гусельникова нет ничего серьезного, а так, одни капризы.
      Получив кисель и горячий чай, Гера нехотя поплелся в палатку. И тут услышал шепот:
      - Гусь! - Из-за куста высунулась Коноплева, тоже с миской в руках. - Послушай, - зашептала она, озираясь.
      - Ленки больше не бойся, я с нее клятву взяла, молчать будет. И у дедушки все выспросит. Завтра ты дежурный по кухне, так я сама в поселок схожу, у нее узнаю, может, он еще про Бондаря помнит, верно? Т-с-с, идут! - Она оглянулась и исчезла в темноте.
      От неожиданности Гера не двигался целую минуту. Потом обрадовался - вот так тихоня! Сообразила, что надо делать. Союзница!
      - Ура! - завопил он, вваливаясь в палатку. Кулек-Малек надувал матрац.
      - Зачем же, в темноте? - спросил Гера и зажег фонарик. Он уже не сердился на Серегу.
      По брезенту снаружи все сильнее плясал дождь. Сидеть в тесной палатке, поджав ноги кренделем, было уютно. Только опять не повезло Сереге. Максы завозились, и Толстый вышиб у Дроздика кружку с киселем. Кисель разлился по Серегиному матрацу. Стали смахивать, но еще хуже размазали. Кулек-Малек выпачкался и вылез обмываться под дождь в одних трусиках. Когда он влез обратно, мокрый и дрожащий, то сразу уткнулся в стенку. С другого бока от Геры уже сопел Швидько.
      А Гера никак не мог заснуть. Приглушенно доносились от костра голоса ночных дежурных. Лагерь затихал. Поскребывал по палатке дождик, шелестел понизу, словно шептался с травой. И на сердце у Геры становилось почему-то тревожно. Союзница-то у него теперь есть, это - да. А вот что их ждет дальше?

      - Вставай, Герка! - Кто-то теребил за ногу. Дождь по брезенту стучал дробно. Гера выглянул.
      Начинало светать. Перед палаткой стоял съежившийся Кулек-Малек - в чужом черном плаще, в швидьковской шляпе-корзине, надвинутой на самые уши. В руках он держал незажженный фонарик.
      Сплошной пеленой были затянуты деревья, поляна, небо. Костер едва дымился. Около него, завернувшись в одеяло, сидела Рая Муврикова. Она подбрасывала ветки, но они плохо горели. И все, вокруг было мокрое, скользкое - край палатки, трава, Герины кеды, которые он забыл на ночь спрятать.
      - Пять часов, - объяснил Кулек-Малек. - Начинайте готовить завтрак.
      Да, пора было браться за дежурство. Абрикосову тоже разбудили, она вышла заспанная, в теплой фуфайке, сразу захныкала.
      - Что за погода, весь бок мокрый, палатка протекает…
      - Ладно, разбирайтесь сами тут, - солидно сказал Серега и пошел в палатку.
      Сейчас он удобно разлегся на своем резиновом матраце. Гера вспомнил, что всю ночь вертелся из-за этого Серегиного удобства и только к утру заснул крепко, когда Кулек-Малек ушел дежурить.
      - А ты что не уходишь? - спросила Абрикосова у Мувриковой.
      - Все равно уже не заснуть, - ответила Райка. - Подъем скоро.
      Она так и ходила с красным одеялом на голове - как под балдахином.
      Под моросящим дождем костер не хотел разгораться, дрова дымили. Гера рубил ветки, с тоской поглядывая на палатки. Хорошо ребятам, спят себе, последние сны досматривают. Кто-нибудь, может, и проснулся уже, но разве догадается помочь Герке с Абрикосовой. Только ведь и он сам - не вылез бы в такую рань под дождик… Нет, не вылез бы… И вдруг!
      - А ну, дай! - Перед Герой вырос Семен Кипреев, в синем спортивном костюме. Потянулся за топором. Тюк-тюк! Задористо, четко заговорил топорик в руках девятиклассника. Полетели желтые щепки.
      Вышла Лидия Егоровна - в шерстяной кофточке. Взглянула на небо. Абрикосова сразу заныла:
      - Как тут завтрак сготовишь, все мокрое…
      - Туристам дождик не помеха, - сказала Лидия Егоровна. - Будет вам и каша, будет вам и чай.
      - Да не спала я, весь бок мокрый, - продолжала ныть Файка.
      - Отставить скулеж! - приказал Семен. - За дело принимайся. Или еще помощников звать? Не справляетесь?
      - Справимся, - ответил за себя и за Файку Гера.
      И действительно - в этот миг вспыхнул костер, пламя поднялось длинным красным языком. Неизвестно уж, каким из шести способов удалось его оживить Семену.
      - За водой, Гусельников, - позвал Семен.
      Они взяли мокрые ведра и по скользкой глинистой дороге направились к речке. Вокруг все хлюпало, с деревьев капало. Вода в реке была бурная, потемневшая, но теплая. Семен разулся и, зайдя поглубже, черпал воду, подавая Гере ведра. Гера промочил ноги. А мама предупреждала: «Только ноги не промочи». Но тут Гера вспомнил задорное восклицание Лидии Егоровны, когда переходили брод в Чистом Ключе: «А-а-а, все равно!» И тоже сказал: «А-а-а, все равно!» И зашагал по воде прямо в кедах. Семен засмеялся. И еще засмеялся Дроздик. Не испугавшись дождя, он вышел к речке - рыбачить. За ним тянулись другие, заядлые рыбаки.
      По лагерю уже бродили нахохлившиеся девчонки. Да и вся поляна казалась нахохлившейся, неуютной, совсем не такой, какой была вчера, в сухую погоду, при солнце. Но Лидия Егоровна бодро сказала:
      - На зарядку становись!
      Прыгая, ребята разогрелись и помчались умываться к речке. А тут подоспел и завтрак. Швидько острил, что подгорела не только каша, но и чай, но это была неправда - все просили добавку и на все лады хвалили поваров.
      И Гера вдруг заметил, что дождя нет! Вот-вот появится солнце. Настроение поднялось. Да, настоящим туристам и непогода не помеха. И вообще ничто не помеха. Надо только не хныкать, а делать все, что требуется, и тогда походная жизнь будет идти на славу.

      День промелькнул незаметно, в хлопотах по лагерю и в ожидании гостей-красногорийцев.
      Гера был занят на кухне. Обед приготовить не шутка, да еще на двадцать шесть человек! Одной картошки нужно почистить чуть не воз. А сколько вымыть посуды! А потом следить, чтобы вода не выкипела и чтобы в ведра не налетел мусор. Конечно, дымком все равно припахивает - без этого не бывает на костре обеда, да и чаю дымок придает особый вкус. Но вот плохо! Распалишь костер сверх нормы - и подгорит каша. Тут уж жди нареканий и от девочек, и от вожатой, и от мальчишек - есть такие: вечно нос суют, куда не просят, подбегают к костру и спрашивают: «А что готовите? А что на второе? А дайте попробовать!» Особенно - Толстый Макс. Чем он занимается весь день, Гера так и не понял. У всех было дело. Семен с группой ребят опять ушел в поселок. С ними и Кулек-Малек. И Гутя. Малек даже не вернулся к обеду - отпросился у Лидии Егоровны на Красную гору. А Гутя сумела встретиться с белобрысой Леной - только ничего путного не узнала: дедушка Кондрат про Степана Бондаря нового не рассказал. Но Гутя сказала Лене, чтобы та записала дедушкин рассказ в тетрадку, для музея, как ценное воспоминание. Гера за это похвалил Коноплеву: «Правильно придумала». И она разулыбалась, обрадовалась! Она и рассказывала-то все Гусельникову так, будто отчитывалась перед командиром о выполнении боевого задания!
      Рыбаки пришли с речки расстроенные - на семь человек поймали пять рыбешек, крошечных, невзрачных и без чешуи, потому что держал их в руках каждый кому не лень. Дроздик пытался объяснить, что утром не было клева, и что красногорийские ребята тоже ничего не поймали, и что самый клев начинается сейчас. Не Лидия Егоровна поняла, куда он клонит, и сказала:
      - Нет, придется этот клев пропустить. - И послала всех рыбаков оборудовать спортивную площадку.
      Вскоре поляна приняла обжитой вид. На каждой палатке висел порядковый номер, а на доске объявлений - стенная газета «Мы в походе!». Над палаткой, где жила с девочками Лидия Егоровна, как над штабом, развевался красный вымпел с отрядной эмблемой.
      Перед приходом гостей надо было собрать дрова для вечернего праздничного костра. Вот тут-то Швидько, который неизвестно чем занимался весь день, подошел к Гере:
      - Гусь, шагай вместо меня за дровами.
      - Я же дежурный.
      - Ничего, я за тебя посижу. - И он сел на бревно. У поваров как раз был перерыв - Толстый Макс точно рассчитал, когда ему «сменить» Геру. Ну а Герка, конечно, не стал спорить и пошел в лес собирать сучья. Что ему еще оставалось делать?…
      Дорога вела через кустарник, поднималась в гору, ребята разбрелись по склону, выискивая хворост. На пригорке стояла Гутя. Гера подошел к ней.
      - Гляди, как красиво, - сказала она. Впереди была долина, покрытая густым лесом. И в самом деле очень красивая. Гутя вдруг удивилась: - Ты же дежурный!
      - Походить захотелось, - соврал Гера и покраснел. - С Толстым Максом поменялись, - добавил он, чтобы хоть капельку походило на правду.
      Дров поблизости не было. Гутя пошла дальше, свернув на узенькую тропку среди высокой травы. В траве было душно, как в теплице, и так же, как в теплице, пахло землей. Порхали над цветами бабочки, трещали синие стрекозы. Все кругом звенело, трепетало под солнцем. И как спокойные стражи, стояли над этой поляной огромные деревья. Веселая тропинка вилась между их серыми стволами и обрывалась у оврага. А на другой стороне оврага пышной зеленой стеной вздымались кусты с мелкими, будто кружевными, листочками, и из этих кустов торчали голые засохшие деревья, черные, искареженные. Гутя засмеялась;
      - Гляди, как седые старики!
      Гера посмотрел и поразился: как похоже.
      Он потащил сухую ветку из травянистых джунглей на дорогу. Скоро набралась огромная куча. Гутя тоже носила сушняк. Только она часто отвлекалась:
      - Ой, гляди, муравей муравья волочит! - Она садилась на корточки и рассматривала муравья. Или нюхала цветок и совала под нос Гере:- Свежими огурцами пахнет! - А один раз закричала: - Борщевик, борщевик! Осторожнее!
      На толстой высокой дудке огромным зонтом раскрылся белый цветок. Листья - как у лопуха: мясистые, широкие, с глубокими прорезями. Так вот он какой, этот страшный борщевик! Стоит коснуться его листьев, после дождя или рано утром, когда роса, и откроются на коже долго незаживающие раны. Недаром Альбина предупреждала перед походом: «Берегитесь борщевика!» Гера его до сих пор не встречал. Да и сейчас, наверное, прошел бы мимо, если б не Гутя. И как она успевает все разглядеть! Словно все интересное само ей лезет в глаза!
      И змею первая увидела - она! Они несли ворох веток, когда Гутя вдруг остановилась - будто застыла, глядя в одну точку. Большущая черная гадюка, свившись толстым кольцом, грелась на солнце. Ее блестящая кожа лоснилась, будто масляная. Нет, Гутя не испугалась. С Абрикосовой непременно сделался бы припадок, это факт. А Гутя молча передала Гере палку, потому что он все-таки мальчишка и должен защищать и ее, и себя. И когда он взял из Гутиных рук палку, то почувствовал себя действительно очень сильным. Он шагнул к гадюке, ударил по ней и придавил палкой. Змея заворочалась, подняла голову, зашипела и начала вытягивать упругое тело из-под палки. Гера придавил крепче, но гадюка извивалась все сильнее и сильнее. Гера крикнул: «Бей!» Гутя схватила другую палку и ударила. Но змея вывернулась и с шуршанием поползла в кусты. Гера бросился за ней и еще раз стукнул. Змея нырнула в густую траву.
      - Эх, упустили, - выдохнул он и взглянул на Гутю. Гутя тяжело дышала, как после быстрого бега, и Гера понял, что она все-таки испугалась. Но не убежала. И вдруг сказала:
      - А вот и хорошо, что упустили. Пусть живет. Гере сделалось весело, и он тоже оказал:
      - Пусть живет. - И оба они рассмеялись.
      Ох, сколько потом было разговоров об этой змее? Гутя беспрерывно рассказывала, как Гусельников храбро бросился на гадюку, и все, девочки ахали, а мальчишки завидовали. И зачем кривить душой? Гере было приятно. Он, конечно, не хвастался. Он только улыбался. Или вернее сказать: он даже улыбаться-то не хотел, рот невольно растягивался до ушей. Толстый Макс даже съязвил:
      - Смотри, рот раздерешь.
      Только, по-моему, ничего в этом нет дурного - можно же человеку и улыбаться без всякого стеснения, если по-настоящему радостно.
      А Гере было радостно. И не потому, что хвалили. Просто в этот день ему все очень нравилось. И когда пришли красногорийцы с Олегом Захаровичем и еще с двумя взрослыми - мужчиной и женщиной, Генку радовало, что в лагере гости. А когда Серега Кульков вытащил из рюкзака тяжеленный камень, отколотый им собственноручно от горы Красной, и Гера рассматривал его, то радовался за Серегу: добыл-таки геолог замечательный, образец! Потом началась футбольная встреча, и Гере нравилось, как играют ребята, и как свистят-визжат болельщики, и как судит Семен.
      Костер и тот пылал необыкновенно: взлетал гигантским столбом к небу, а в вышине сыпались из него искры, будто выдувал ветер из огненного снопа золотые зерна, тающие на лету в черном небе.
      Олег Захарович рассказывал о себе, о десантниках и снова об Андрее Гузане. А взрослые, которых он привел с собой, оказались друзьями Гузана. Мужчина - Павел Иванович - жил с героем на одной улице. В детстве они вместе, с Андрюшкой - так запросто он назвал героя - ловили рыбу: Гузан был азартным рыбаком.
      - Ага! - сразу обрадовался Дроздик, будто это сообщение роднило и его с героем.
      А женщина - ее звали тетей Фисой - училась с Гузаном в школе, только в разных классах, но они часто ходили вместе в походы к морю. Гузан очень увлекался туризмом.
      - Ага! - подпрыгнул уже Серега Кульков и. победно взглянул на Дроздика.
      Они словно соревновались, кому из них Гузан ближе.
      - А давайте, Лидия Егоровна, - предложила Абрикосова, - назовем наш экспедиционный отряд именем Гузана!
      - Почему же только экспедиционный? - возразила Муврикова. - Свой пионерский отряд так назовем.
      - Нет, - заявил Серега. - Предложим своей школьной дружине. Дружина имени Гузана!
      - Но для этого нам нужно много поработать, - сказала учительница, - побольше узнать интересного о герое, собрать фронтовые фотографии, документы.
      - Кое-что из документов о Гузане мы вам дадим, - сказал Олег Захарович.
      - Фотографии переснимем и пришлем, - вставил Вася Топчиев.
      - Жалко, о военной жизни у нас мало сведений, - заметил Павел Иванович.
      - А в Новоматвеевке его однополчанин живет, - вспомнил Топчиев. - Мы к нему ездили прошлым летом.
      - И у него фото есть, - добавила одна из красногорийских девочек. - Он показывал нам альбом.
      - Где он живет? - сразу заинтересовалась Райка, приготовившись записывать адрес.
      - В сельсовете узнаете, - сказал Олег Захарович. - Да там и еще, кажется, кто-то есть. С Гузаном и с вами учился, да? - обратился он к тете Фисе.
      Она нахмурилась:
      - Чертков, что ли? Да, верно, учились…
      - А у него какой адрес? - снова нацелилась карандашом Райка.
      - Не то шесть, не то восемь на Приморской, - ответила тетя Фиса. - Только незачем идти к нему, ничего он не знает, мало с нами учился. А вот однополчанин очень интересный человек, майор Ливанов.
      - Сходим, сходим, - заверила Муврикова.
      - Планы-то чудесные, - улыбнулась Лидия Егоровна. - Только бы выполнить.
      Мечта туриста всем ясна, -
      запел вдруг Олег Захарович, -
      Протопать все пути-дороги…
      И потому во время сна, -
      подхватили ребята, -
      Турист растит большие ноги!
      Пели эту песню дружно, потому что была она не о ком-нибудь, а о них самих, о туристах, которым «море по колено», и про то, как турист всегда «рубать готов, хоть будет сварено полено»!
      За спинами у ребят притаилась черная ночь, притих лес, кусты и деревья, опоясывающие лагерь, розовели в отсвете костра, а высокие звезды над головой словно замерли и перестали мерцать, прислушиваясь к голосам пионеров с Земли.
      Гера смотрел на костер, на звезды и тоже пел.
      Думал ли он, что ему на всю жизнь запомнится эта ночь, и одетые зеленью улочки Красногорийского, и деревянная школа с музеем, и все живущие здесь люди, все, с кем удалось познакомиться, - белоголовая Лена, загорелый дочерна Вася Топчиев, директор школы - герой десантник, друзья Гузана… И уж, конечно, надолго сохранится в памяти солнечная поляна с легкими стрекозами, где увидели они с Гутей сегодня днем страшную змею - веселая поляна, которая лежит сейчас в темноте за стеной настороженного леса, тоже притихшая и таинственная…

      А утром Геру разбудила кукушка. Она куковала близко, почти над ухом. Гера загадал, сколько ему жить. Но, перевалив за сто, бросил считать. Предсказательница продолжала свое «ку-ку». Тогда он загадал, сколько километров шагать сегодня до домика лесника. Выходило больше пятидесяти, а это была самая настоящая неправда. Кукушка же не, умолкала.
      И Гера понял, что она просто считает, сколько впереди у туристов интересного.
      Солнце, едва выкатившись из-за горы, осветило всю поляну. От мокрых палаток пошел пар. Листья на деревьях заблестели от росы. Ребята еще спали. Швидько храпел - он ночью дежурил.
      Вскоре раздался голос Лидии Егоровны: «Подъем!» И Гера нетерпеливо начал всех расталкивать:
      - Вставайте!
      Сразу после завтрака лагерь свернули. Поляна осиротела. Ее стало даже, немного жалко - за эти два дня она сделалась привычной, обжитой. Но разве мало хороших мест впереди?
      И вот - рюкзаки за плечами, ведра, палатки и палки в руках, отряд выстроен в полном походном снаряжении, а голос Лидии Егоровны призывает:
      - Вперед!
      И потянулась под ногами белая каменистая дорожка. Уперлось в затылок жгучее солнце. Неужели будет так же трудно, как позавчера? Костровые стойки снова оттягивали Гере руки. Но прошагали совсем немного, даже слабые не отстали, и не растянулся отряд, как раньше на целый километр, а Лидия Егоровна уже скомандовала: «Привал!» Даже не заметили, как прошли половину пути. Значит, и вправду трудным был только первый день, а теперь - втянулись, и начнут отлетать от подошв километрики!
      Словно белый пароход на зеленом поле, выплыл за очередным поворотом дороги домик лесника. Впрочем, так этот домик называют по старой памяти. Сейчас в нем жили две семьи рабочих с лесозавода. Лесозавод рядом, в километре отсюда, его не видно за деревьями, туда идет каменистая дорога. У домика туристов встретила веселая полная женщина, повязанная синей косынкой. Около нее стояли три девушки - внучки, кареглазые, очень похожие друг на друга, только ростом разные.
      - Отдыхайте, набирайтесь сил, - сказала гостеприимная хозяйка. Звали ее Галиной Максимовной. - Пополните запас продуктов. Дальше до самого моря магазинов нема. А на лесозаводе у нас есть. Да и хата у нас просторная. Кухарить на плите можете, или костер палите, вода близко, речка за домом.
      - А рыба в ней водится? - спросил Дроздик.
      - И рыбы богато, ловите на здоровье.
      - В таком случае - остаемся, - решил Дроздик, будто недоставало лишь его указания. - И устраиваем коллективное ужение! На обед сделаем уху.
      - Великолепная идея, - согласилась Лидия Егоровна. - Назначаю тебя главным рыболовом.
      - Внимание! - закричал немедленно Дроздик. - Получайте снасти.
      - И девчонки? - спросила Гутя.
      - Все, все! - Дроздик развязал рюкзак, наполненный таким количеством рыболовецких принадлежностей, что Их хватило бы на два отряда.
      Гера рыбной ловлей не увлекался. Но Дроздик и ему дал леску с. крючком. Гера пошел искать на берегу место. Рядом с ним оказалась Коноплева.
      Речка петляла по лесу, делала крутые повороты. Берега ее были густо покрыты кустами. Ребята разбрелись кто куда, из-за кустов доносились голоса, потом они утихли - рыбаки народ серьезный, напрасно шуметь не любят.
      Гера и Гутя устроились на безлюдном перекате. Речка тут бежала по широкой полосе мелкого галечника. А над прибрежными «устами поднимался высокий, стройный грабовый лес. Солнце пробивалось сквозь листья, играло в воде кружевными переливами. А сбоку от переката был тихий омуток.
      - Закидывай. - Гутя протянула хлебный мякиш.
      Гера нацепил и закинул. В прозрачной воде было хорошо видно, как маленькие рыбешки кинулись к крючку, но, ткнувшись носами в белый шарик, отскочили. А вместо этих подплыли другие, покрупнее. Они словно играли, подталкивая хлебный колобок, но не заглатывали его, а просто вертелись около крючка. Вдруг, метнувшись, как торпеда, подлетела к крючку большая рыбина, нюхнула и тут же бросилась назад - исчезла. Хлеб не соблазнил и ее.
      - Может, на червяка клюнут? - сказала Гутя и отыскала одного в мокрых камнях - нацепила на свою удочку.
      Гера тоже нацепил червяка. И тут увидели широкоголового бычка. Черный бычок лежал на плоском подводном камне, как на блюдце, и лениво двигал хвостом, словно обмахивался веером. Он делал вид, что его не интересует червяк, который опустился поблизости. А сам осторожно наблюдал. Охваченная охотничьим азартом, Гутя зашептала: «Подводи ближе, подводи!» Гера подвел крючок к самой морде бычка - можно сказать, толкал ему в пасть. Повернув широкую, словно расплющенную, голову, бычок застыл, даже хвост не двигался, и вдруг - хвать червяка! И под камень. А Гера - хвать удочку вверх. И забился подводный хитрец в воздухе. Перехитрили рыбаки. Засмеявшись, Гутя схватила бычка обеими руками и опустила в консервную банку, которую принесла с собой.
      - Теперь бы мне поймать, - сказала она. И немного погодя вытащила крошечную серебристую шемайку.
      - А теперь я, - сказал Гера. И вытащил второго бычка.
      Так они ловили, будто соревнуясь, по очереди, и не заметили, как пошел дождь.
      Он начался неожиданно. Набежала из-за горы тучка,, и вдруг зашуршало над головой. С неба сквозь листву посыпались крупные капли. Они падали на листья и, дробясь, разлетались в солнечных лучах радужной пылью-
      - Сейчас пройдет, - сказала Гутя, задирая голову.
      Но дождь не проходил. Наоборот, он припустил сильнее. Гутя отбежала от воды и встала под дерево. И позвала Геру. Он тоже оставил удочку в реке и встал рядом с Гутей, а сам не спускал глаз с пробкового поплавка, который бойко прыгал под ударами дождя.
      Дождь шелестел и шелестел. И все камни на берегу сделались темными, как в реке. Лишь под стволом наклоненного дерева оставалось сухое местечко. Гера посмотрел туда: рядом с дуплистой корягой лежала куча прошлогодних листьев. Может, там и змеи водятся?
      Только Гутя не испугалась змей. И они спрятались под корягой.
      А дождь шел - без ветра, ласковый, спокойный, уверенный, будто знал, то хоть и светит солнце и расчудесный стоит денек, а все равно он должен пролиться, раз донесла его до этого горного места какая-то тучка…
      Вдруг Гутя воскликнула:
      - Гляди, листья спасибо дождю говорят!
      Да, листок как бы подставлял дождю свою ладошку, но едва падала на него капля, сгибался под ее тяжестью, будто кланялся, и опять выпрямлялся. И опять подставлял, ждал новую каплю. Только сверху капало уже не на него, а на соседний листок или на третий и четвертый. И все они попеременно кланялись и выпрямлялись, словно и в самом деле благодарили: спасибо, дождик, спасибо! Гере очень понравилось это, и захотелось самому подсмотреть что-нибудь удивительное. Он стал глядеть на листочки, как они трепыхаются, вздрагивают - один, другой, третий, опять первый. Точно играл веселый дождик по зеленым клавишам.
      - А смотри! - обрадовался Гера. - Дождик на пианино играет.
      Но, должно быть, он плохо это придумал, Гутя только кивнула, а Гере захотелось чем-нибудь удивить ее, как она удивляла его вчера на солнечной поляне… или сейчас. Придумать бы такое, чего она даже не ожидает! И он сказал:
      - Слушай, Гутя, что я тебе скажу. - У него перехватило дыхание, и он перешел на шепот: - Только никому, ладно?
      - Могила, - сказала она серьезно и торжественно и придвинулась ближе, чтоб не мешал слушать дождик.
      - Я ведь с вами, ну, с отрядом, только до Принавислы иду, - начал Гера медленно, но как только произнес эти слова, стало легко произносить другие. - Оторвусь я на хутор Алюк, понимаешь? Про Степана Бондаря буду расспрашивать, может, узнаю что. А оттуда до пещер рядом, расспрошу дорогу и туда тоже… понимаешь?
      Она выслушала, не моргая, и сказала:
      - И я.
      - Что - ты?
      - И я с тобой. В Алюк и пещеры.
      - Нет, постой, - испугался Гера. Такого оборота он не ожидал. - Ты разве не поняла? Я один, без отряда пойду.
      - Да все я поняла, - сказала Гутя, - вот и я с тобой.
      Ну и девчонка! Гера даже привскочил. И сразу схватился за голову: ударился о сучок. Забыл, что сидят как в гнезде, под деревом. Было больно, но он засмеялся. Гутя тоже засмеялась. Гера протянул союзнице руку:
      - Тогда смотри! Не отступать, слышишь?
      - Не отступать! - повторила она, ударив по его руке мягкой ладошкой.
      Это прозвучало, как клятва. Теперь оставалось одно: ждать, когда отряд придет в Принавислу.
      А этот момент был уже близок. Ведь до Принавислы оставался всего-навсего один «туристский бросок».

      Только вот ведь что оказалось - Герман-то Гусельников просто-напросто непрактичный мечтатель. И Гутька Коноплева - дотошная девчонка - быстро спустила его с заоблачных высот на реальную землю. Она спросила:
      - А что мы будем есть, когда пойдем?
      Действительно - что? Герка захлопал глазами. И молчал. Об этом он и не подумал…
      Дождик утих. Еще сыпались сквозь солнечные лучи редкие разноцветные брызги, но шуршать над головой перестало, и замерли, отдыхая, уставшие листья. Шум речки опять стал слышнее. Гера поднял удочку, крючок был голый. Гутя разыскала нового червяка. Но раздались голоса. По берегу возвращались вымокшие рыбаки. Они не сумели спрятаться так надежно, как Гера с Гутей.
      - Пошли, - сказал главный рыболов Дроздик. - Наловили изрядно. - Он явно задавался.
      Гутя и Гера присоединились к ребятам, но пошли на расстоянии от них, и Гутя шепнула:
      - Нам придется сделать запас сухарей.
      Это точно! Все, кто куда-нибудь бегут, запасают сухари - Гера читал про это миллион раз.
      - А можно и хлеб, - сказал он. - Который к обеду. И сахар.
      - Сахар в ведро бросают, - возразила Гутя. - А вот если сухим пайком в дороге дадут, есть не будем. Но этого мало.
      - Зря волнуешься, - сказал Гера. - До хутора Алюк дойдем, а там люди. С голоду умереть не дадут.
      К домику лесника рыбаки подошли с песней. Пели кто во что горазд, но зато всему лагерю стало известно, что промысловики-кормильцы возвращаются с удачным уловом. Выставленные в ряд котелки привлекли целую армию приемщиков во главе с Лидией Егоровной. Рыбы и вправду было изрядно, хотя каждая не превышала по размеру огрызок карандаша. Чистили ее, конечно, сообща, вода в ведре уже закипала, дежурная Муврикова приготовилась к торжественному моменту - она решила самолично опустить рыбу в будущую уху. С нетерпением ожидая обед, все глотали слюнки, как вдруг раздался истошный вопль: «Рыба! Рыба!» Кричала Муврикова.
      Можно было подумать, что весь улов уплыл из ведра назад в реку. Гера сломя голову бросился к костру. Там уже собралась большая толпа, все заглядывали в ведро и ахали. Оказывается, Муврикова перепутала ведра и всю рыбу бухнула в макароны с тушенкой! Представляете, какое получилось кушанье? Из макарон с мясом торчали хвосты и скелеты. Дроздик костерил Райку и Швидько, который помогал ей, так свирепо, что Лидия Егоровна заступилась за них:
      - Успокойся, не нарочно же они.
      - Еще бы нарочно! - кричал Дроздик. - Да их тогда из похода выгнать! Такая беда!
      Для кого беда, а для наших заговорщиков получилась удача: Лидия Егоровна с Альбиной начали срочно варить суп, а ребятам раздали по куску сахара и хлеб с салом - «заморить червячка». Гера и Гутя, взяв сухой паек, вошли в комнату, где лежали их вещи. Но когда Гера уже завязывал свой рюкзак, спрятав в него сахар, то увидел Толстого Макса. Швидько стоял на пороге, прислонившись к двери, и, засунув руки в карманы, ухмылялся:
      - Любезничаете?
      Гера переглянулся с Гутей. У обоих мелькнула мысль: «Давно ли он здесь?» Гутя сразу ушла, когда же хотел проскользнуть в дверь и Герка, Швидько задержал его, протянув руку ладошкой кверху:
      - Давай.
      - Чего тебе?
      - А сахарок.
      - Какой? Нет у меня. Съел уже, - ответил Гера.
      - Врешь! Я видел. Копишь?
      Гера рванулся:
      - Пусти!
      - Дай! А то скажу.
      Гера все- таки проскочил на улицу.
      - И ничего я тебе не дам, и не думай.
      - Ах так! - Швидько за спиной угрожающе зашипел. - Ну, хорошо.
      Герка убежал. Но теперь он окончательно лишился покоя. Ходит и оглядывается: а где Швидько? Не стоит ли около учительницы? И о чем разговаривает с Семеном? Предательства от него можно было ждать каждую минуту.
      А тут еще странный разговор затеял Семен Кипреев. Он сидел с Альбиной на берегу речки. Гера шел мимо, и Семен окликнул:
      - Гусельников, иди-ка сюда. Ну, как жизнь?
      Гера кисло улыбнулся. Он даже не знал, как себя вести с девятиклассником. Сколько времени они в походе, но еще ни разу - понимаете, ни разу! - Семен не вспомнил о том, что наговорил ему по глупости Герка тогда на улице. Вроде не сердится, или вида не подает? Правда, Герка все время старался быть подальше от Семена, а тут…
      - Садись, - сказал Кипреев.
      - Да нет, - попытался Гера отказаться, надеясь, что удастся улизнуть.
      - Садись, говорю, - Семен похлопал по земле рядом с собой.
      Гера сел на травянистый обрывчик, поставив ноги, как и Семен с Альбиной, на влажный песок. Сбоку стоял транзистор, тихо звучала музыка.
      - Значит, говоришь, хорошая жизнь? - спросил Семен, хотя Гера ничего такого не говорил. - Вообще-то верно, - согласился Семен. - Движемся легко, нормально. И мы тут с Альбиной вспоминаем. Было у нас два года назад путешествие. Третий раз в поход отправились, вроде с опытом, да? - обратился он словно за поддержкой к вожатой. Та кивнула. - А ведь что случилось. Перебирались через Афипс. День кончался, а мы тропу потеряли. В горах это запросто: если дорогу плохо знаешь - дважды два заплутаешь. Пропала тропа, и ты как пойманный: со всех сторон колючка, лианы да еще горы сплошной стеной. Ползли мы па гору, на этот самый Афипс, напролом. Через колючие кусты. Ты еще ведро тащила, помнишь? - Альбина опять кивнула. - Устали, хоть реви. Ты и вправду заревела.
      - Прямо уж, - перебила Альбина. - Ничего я не ревела.
      - Ну, я это между прочим, - улыбнулся Семен. - Ты молодцом была.
      Ишь, нахваливает! Понятно, конечно. А вот куда со своим рассказиком клонит?
      - Карабкаемся мы, значит, - продолжал Семен, - карабкаемся из последних сил, а горе конца-краю не видно. В небе самолеты жужжат, жизнь идет где-то, а мы тут - как на другой планете, голодные, изможденные. Только и радости, что не один ты, а много нас. Вроде не так страшно. А одному - лучше и не соваться в горы. Сгинешь запросто, мама не найдет.
      Ага! Маму вспомнил. «Одному не соваться…» Тоже понятно. С намеком: дескать, не суйся, Гусельников.
      - Да не пугай ты его, - засмеялась Альбина. - А то больше в поход не пойдет.
      - Ничего, - уверенно сказал Семен. - Гусельников у нас парень храбрый, верно? Ты ведь тоже боялась.
      - Прямо уж, - опять не согласилась вожатая.
      - Ну, ну, сознайся. Боялась, а ходила. Мы, брат, с ней в четырех походах, наверное, уже километров полтыщи оттопали, верно?
      Альбина опять молча кивнула. И Гера покосился на вожатую - ишь ты! Тоже, видать, девчонка не хуже Гутьки. И не подумаешь, как посмотришь, - тонконогая да и голос такой противный: «Гусельников, Гусельников!» А сама, значит, такая заядлая туристка. И главное - ни разу не похвасталась, что в четырех походах была.
      - Ну, иди, - наконец отпустил Геру Семен.
      Гера отошел и подумал: «А почему кучерявый затеял этот разговор?» Неспроста что-то… Или Герка зря заподозрил? Наверное, это всегда так - когда сам от других что-нибудь утаиваешь… Живешь, как на вулкане.
      Так вот и ходил Гера сам не свой. А вечером еще Лидия Егоровна сомнений добавила. Было это уже перед самым сном, когда сидели у костра…

      Об этом, конечно, всегда вспоминают, как о самом незабываемом… Горит костер.
      Закончен день, позади большая дорога. На поляне уже стоит палаточный городок, ждет тебя уютное местечко под брезентовым пологом. А ты сидишь среди ночной тишины, и лишь потрескивают дрова. Горит костер…
      Кругом не видно ни зги, хоть глаз выколи. Деревья и те потерялись на фоне неба, такое оно черное-пречерное. Только звезды мерцают, словно сторожат землю. Да журчит за кустами горная речка.
      Вот треснул валежник. Может, мышь пробежала?
      Горит костер туристский… И сидят на траве притихшие ребята, смотрят, не отрываясь, на языки пламени, подкидывают сухие ветки в огонь, переговариваются о чем-то негромко, перешептываются, а больше - молчат. После шумного дня, после интересных рассказов и звонких песен наступает такой час, когда хочется помолчать. И подумать. О пройденном пути. О том, что ждет впереди. Или о доме. Как там папа и мама? Что сейчас делают? Думают ли о Гере?…
      К уютному ребячьему костерку, уложив спать младших внучек, подошла хозяйка домика - Галина Максимовна. И как-то незаметно, слово за слово, начала рассказывать о себе, про свою жизнь на далеком севере, где черная ночь зимой - круглые сутки, где снега в пургу наметает столько, что зарываются в сугробы дома по макушку. Выходят тогда люди с лопатами разметать дороги. Галина Максимовна была еще молоденькой, комсомолкой, приехала на стройку заполярного завода по путевке райкома комсомола. И так ей там понравилось, что осталась на том заводе аппаратчицей, и заснеженную зиму теперь видит во сне, особенно северное сияние - как полыхает оно в черном небе разноцветными красками, будто полощется и трепещет занавес, раскрашенный цветами радуги.
      О многом говорила Галина Максимовна - и о дочери, которая на Урале физиком-инженером работает, по атомному делу пошла. Вырастила и выучила ее. Гадина Максимовна без мужа, на фронте погиб он. И о нем говорила, и о внучках. И вроде бы простой весь рассказ ее, про жизнь самую обыкновенную, а послушал Гера и задумался: как же много пережила Галина Максимовна, сколько видела и где только не побывала. Вот живет она здесь, в горах, где даже электричества нет, и мало кто знает, что на севере она завод строила, на Урале в войну снаряды для наших бойцов делала.
      Задумался Гера, глядя на костер, и вдруг услышал:
      - Ну, нравится тебе в походе? - Рядом - Лидия Егоровна. И когда она села тут - он даже не знает. А она сказала: - Красота не всем подряд открывается. Ее тот видит, кто на мир глядеть умеет. Есть у нас и такие любители походов - бегут без оглядки, лишь бы через горы перескочить да в море выкупаться. Море - это чудесно, и мы в нем купаться тоже будем. Но главное - не оно, главное - что в пути увидишь, узнаешь, с какими людьми встретишься. Вот ты молодец, Гера. - Гера взглянул на учительницу. Почему она говорит сейчас с ним так? Конечно, под личную ответственность у мамы его взяла. Не поэтому ли и решила подсесть поближе? - Ну а про красно-зеленых-то все узнал? - вдруг спросила она.
      Ага! Стоп, Герка. Этот вопрос у нее тоже неспроста. Начала, как и Семен, издалека, будто между прочим, а теперь выпытывает о главном.
      - Да нет, не узнал, ну их…
      - Почему же? Интересно. И ты ведь очень хотел.
      Вот, вот - «интересно»! Скажи ей и - конец! Прощай, хутор Алюк! Нет уж, лучше промолчи, Гусельников.
      А Лидия Егоровна продолжала:
      - От своей цели никогда не отступай. Только не торопись, а все как следует обдумай. Вот в Принавислу придем, я тебе сюрприз сделаю, хочешь?
      - Мне?
      - Тебе и всем. Слышите, ребята, - заговорила она уже громко, обращаясь ко всем. - В Принависле вам сюрприз будет.
      - Какой, какой? - послышались с разных сторонне-терпеливые голоса, но Лидия Егоровна рассмеялась:
      - Вам все немедленно подавай? Вот придем, там и скажу. Да еще посмотрю, как себя вести будете.
      - Отлично, мы же замечательные! - Поднялся гвалт, кто-то из мальчишек уже тузил в темноте соседа.
      Лидия Егоровна сказала:
      - Все, друзья. Отбой. Спать.
      Гера пошел к своей палатке. И тут его догнала Гутя:
      - О чем с тобой Лидия Егоровна секретничала? Приметила! Сказать бы ей, чтоб сама поосторожнее была, не поддавалась на разные вопросики-разговорчики. Но показалось, будто за палаткой кто-то притаился. И Гера только буркнул: «Потом». А едва вошел в палатку, следом Толстый Макс:
      - О чем с тобой Лидия Егоровна секретничала?
      Он спросил точно такими словами, как Гутя. Будто услышал их!
      Или опять это лишь странное совпадение?

      Еще дома, когда Гера чертил карту-схему будущего маршрута, его взгляд всегда задерживался на названии «Принависла». Было это название необычным. Но когда Гера узнал, что именно от Принавислы лежит прямой путь на хутор Алюк, это место сделалось для него особенно притягательным. Хотелось как можно скорее туда попасть! И вот он здесь…
      Большая поляна между гор. Тропка-дорожка, которая привела отряд от домика лесника, пролегает через поляну и уходит дальше, на перевал к морю. А на поляне - сад: яблони, груши, сливы. И среди этого пышного сада всего один дом с постройками, и живет в нем одна-единственная семья. На десятки километров больше ни души.
      Когда еще шли, то увидели среди гор на пустынном поле человека - молодого, черноволосого, в белой рубашке и сапогах. Он подошел к туристам.
      - Здравствуйте, - поздоровались ребята. - Далеко до Принавислы?
      - Са-а-авсем рядом! - с акцентом ответил он. - От души скажу: восемьсот метров, не больше будет. А вы, конечно, к морю спешите?
      - К морю.
      - Так от души скажу: у нас переночуете. Все туристы у нас ночуют.
      - А вы здесь живете? - навел справку командир отряда Серега, для солидности кашлянув.
      - Здесь живем, угадал, дорогой! - засмеялся человек и назвал себя, протянув Сереге, как взрослому, руку: - Арут Маркарьян. - Пойдем, провожу. Я тоже домой. На лугу траву смотрел. От души скажу: хорошие нынче травы у нашего колхоза.
      - А здесь и колхоз? - опять спросил Серега.
      - Колхоз в Красногорийском. Здесь только мы живем, Маркарьяны. Еще дед наш сюда при царе приехал. Из Турции вернулся. Сад заложил. И отец всю жизнь здесь, а два брата мои разлетелись - к людям поближе. От души скажу: один я сейчас здесь с семьей. Мать-старуха сказала: никуда не хочу отсюда, умру, где отец лежит, похороните, потом сами куда хотите. Привыкла к этому месту.
      - А вам не скучно? - спросила Альбина.
      - Скука, дорогой, в руках сидит. Когда руки делом заняты, скуке негде сидеть, от души скажу.
      Он говорил, а все шагали за ним. И обогнув небольшой лесок, перепрыгнув через речушку, увидели наконец это место, которое названо так необычно.
      Было оно красиво не поляной пышной, не речкой, протекающей тут, даже не горой, что слеза, - ну, гора и гора, как все, зеленая, покрытая лесом. Вид необыкновенный этому месту придавала огромнейшая скала, что возвышается справа. Взнеслась она над поляной, и над речкой, и над садом высоченной обрывистой кручей.
      Представьте себе: была обычная гора, заросшая лесом. Но кто-то огромный, сильный разрубил ее гигантским топором пополам и… унес одну половину отсюда, будто поддел на лопате до самого основания. А на ровном месте снова выросли деревья. И поселились люди. Другая половина разрубленной горы с обнаженным каменным нутром так и осталась стоять. И стоит она, вздыбившись на страшную высоту отвесной стеной. Наверху по-прежнему кудрявой шапкой растет лес. А у самого подножия течет неглубокая речка, жмется к каменной стене. Течет она здесь по широким плитам, которые выстилают все русло, как пол. На плиты накиданы камни. Это сверху осыпается разрубленная гора. Мелкий, перемолотый серый щебень образовал уже целые столбы-конусы. Они все в извилистых трещинах от дождевой воды. Поперек же гора прострочена тонкими лентами белого камня. Острые края этого камня выступают карнизами, будто действительно принависли… И не удерживаются отдельные куски, отваливаются от серого массива в реку, увлекая - за собой галечную мелочь.
      - С горой не шути, камнепадов бойся, за речку не прыгай, - предупредил Арут.
      Из домика вышли две женщины, выбежали ребятишки. Маленькая старушка в белом платке, седобровая, с очень живыми черными глазами что-то спросила у Арута не по-русски. Гера с любопытством разглядывал всех, вот они, те, кто живет в Принависле, в самой глубине гор, среди настоящей дикой природы. Арут подвел гостей к деревянной оградке под деревьями сада. В оградке - холмик.
      - Вот здесь лежит наш отец. Ба-а-альшой человек был. Когда война шел, фашист хотел сюда пройти, а наши солдаты по горам ходили, их отец водил, проводник он был Советской Армии, медаль «За оборону Кавказа» получил. Теперь здесь лежит, - повторил Арут.
      Все смотрели на холмик, а Муврикова попросила:
      - Расскажите.
      Но Арут отказался:
      - Мало не скажешь, длинно - не время.
      - Тогда вечером, у костра, ладно? - не отставала Муврикова. - Придете к нашему костру?
      - Придем, дорогой, - сказал Арут. - А пока пейте.
      Дежурные принесли целое ведро парного молока.
      Подкрепившись, туристы начали разворачивать лагерь - уже привычно и знакомо ставить палатки, готовить место для поваров. Кто-то из девочек вспомнил:
      - Лидия Егоровна! А где же сюрприз?
      Учительница ответила:
      - Сюрприз будет завтра. Вам разве не хочется провести лишний денек в таком замечательном месте?

      Лишний денек провести в Принависле было интересно. И все-таки Гера не мог ждать до завтра. Пора было действовать! И действовать самостоятельно. Вот когда он вспомнил эти бабушкины слова. Ведь сейчас ему приходится рассчитывать только на себя. Правда, у него есть союзник, но все-таки - девочка. Она могла выполнить его указания, а все обдумать он должен был сам. Вопросов же оказалось столько, что голова разрывалась на части.
      Как будто очень просто: взял и ушел. Но как именно? Ночью? А ночью из палатки ненадолго выйдешь, и. то дежурные у костра внимание обращают. А если пойдешь куда-нибудь по дороге, сразу заметят: «Стой! Куда? Зачем?» и вернут. Да и страшновато ночью, что уж тут скрывать.
      А днем? Ну, куда ни сунься днем - всюду ребята. Тоже заметят, что уходишь с рюкзаком за плечами.
      Другая проблема - что с собой взять? Еда, ложка-плошка - это ясно. А еще? Фуфайки-муфайки, которые мама положила, - их брать? Такой скарб получается - через километр язык высунешь. Опять же - с мешком пойдешь каждый спросит: «Куда?»
      Наконец, последний вопрос: а куда идти-то?
      На чертеже от Принавислы путь обозначен на юг. Но где тут юг? А может, и не точно на юг? Кругом дикий лес. Получается, как Семен рассказывал: в сторону ступишь и в колючих дебрях заблудишься. Уйти не уйдешь, только ребята на смех поднимут. Этот третий вопрос оказывался пока самым главным: надо выяснить, куда идти. Только самому Гере выяснять нельзя: расспросами вызовешь подозрение. Легче это сделать союзнице - ее никто в побеге не заподозрит, она девчонка.
      Гера отыскал Гутьку на речке. Вместе с другими девочками она полоскала косынку. Невдалеке ребята кидали в реку камни. Они старались попасть прямо в гору на другом берегу. Как только туда попадал камень, сразу начинала сыпаться галька. Хотя Арут и предупредил: «камнепадов бойся», мальчишки нарочно вызывали камнепад. И вообще вертелись вокруг, мешая девочкам стирать. Так что, когда Гера подошел к Гуте и сел у самой воды на корточки, это никому в глаза не бросилось.
      Он сказал тихонько и коротко, будто отдал приказ:
      - Узнай у жителей, где дорога на Алюк.
      Гутя молча кивнула. Гера хотел встать и уйти, но почувствовал: за спиной кто-то стоит. Оглянулся - так и есть; Толстый Макс! Заложил руки назад и покачивается с ноги на ногу. Гутя выжала косынку и пошла к лагерю. А Гера нарочно остался сидеть у воды. Швидько ухмыльнулся.
      - Дружбу завели?
      - А тебе что? - Гера встал.
      - Из кислого теста, да? - хихикнул Швидько, вспомнив свое же изречение. На это Гера ничего не ответил. Он пошел прямо на толстяка и отодвинул его плечом. - Не очень-то толкайся, - огрызнулся Швидько. - Жених!
      - А ты дурак! - бросил Гера.
      Он ждал, что после этих слов Толстый Макс бросится на него с кулаками. Но тот только процедил:
      - Ладно, увидишь. - Он грозился второй раз.
      Но Гера уже не боялся его. Ведь оставался всего один вечер. Й одна ночь. А утром… Он решил, что они с Гутей покинут лагерь рано утром.
      За обедом Гутя многозначительно моргнула: дескать, все в порядке, выяснила. Гера обрадовался, но не сразу подошел, а дождался, Пока стемнеет. А то опять их вместе увидит Толстый Макс.
      - Узнала от жены Арута, - зашептала Гутя. - Дорога на Алюк за теми кустами. Как пройдешь, налево.
      - Так. Значит, выходим утром.
      - До завтрака?
      - Да.
      - Ну как же? Хоть бы поесть.
      - Тебе что? Еда дороже или дело? В пути поедим. Возьмешь рюкзак, но половину вещей из него выкинешь.
      - Куда же я их выкину?
      - Подбрось девочкам. Берем самое необходимое. Рюкзак вынесешь сейчас к тем кустам. За ними коряга, спрячешь под корягой. Утром возьмем. Поняла?
      - Поняла.
      - Иди, - разрешил Гера.
      И тут в кустах послышался шум. Гутя вскрикнула, а Гера, не долго думая, схватил папку и изо всей силы ударил по кусту.
      - А.!! - заорал куст швидьковским голосом. Толстый Макс вскочил, защищая голову руками. - Сдурел, что ли?
      - Мало еще тебе, мало! - крикнул Гера, наступая с палкой. - Чтоб не подслушивал. - Толстый Макс бросился прочь и мигом пропал за деревьями.
      Гутя расстроилась:
      - Выдаст теперь.
      - Ничего, - успокоил Гера. - Ты свое знай.
      Уже стемнело. Заполыхал в центре лагеря костер, потянулись к нему ребята, расселись, огонь вызолотил лица, высветил ближайшие палатки. Листья деревьев вокруг сделались серебристыми. К костру подошел Арут, сел и начал рассказывать про своего отца. Гера послушал его рассказ, прячась сзади, в темноте, за спинами ребят.
      Да, старый Маркарьян вел себя, как настоящий герой. Было ему семьдесят лет, но каждую ночь без устали ходил он на перевал, показывал нашим бойцам верные тропы, а один раз, когда столкнулись с группой фашистов, даже участвовал в бою. Гера вспомнил, что видел по телевизору - похоронили у Кремлевской стены Неизвестного солдата и сделали надпись: «Имя твое неизвестно, подвиг бессмертен». Про отца Арута тоже можно сказать: «Имя твое мало известно, но ты настоящий герой!». И, наверное, везде есть люди, которые пока мало известны, а сделали много хорошего.
      Арут заиграл на мандолине - принес ее с собой - и запел тихонько грустную армянскую песню.
      Вдруг издали донесся вой, а потом кто-то дико захохотал. И тут же заплакал, всхлипывая, - жутко, жутко. Все притихли. Мандолина замолчала. Арут сказал:
      - Шакалы резвятся.
      Абрикосова, сидевшая на бревне, ойкнула и поджала под себя ноги.
      - Подкинь, Дроздик, - попросила она.
      Дроздик подкинул в костер сухие ветки, они ярко вспыхнули. Арут опять запел.
      Гера, озираясь, пробрался к себе в палатку. Здесь, вдалеке от костра, ночь была словно еще чернее, еще непрогляднее. И громче сделался шум от речки, явственней шорох скатывающейся с горы гальки. В невидимых деревьях вдруг заухал филин, захлопал крыльями, всполошившись.
      Гера вывалил из рюкзака ненужные вещи, выглянул из палатки и - отшатнулся. Перед ним стоял Серега. Он схватил Геру за руку:
      - Это правда, Гусь?
      - Что правда?
      - Не виляй. В пещеры идешь?
      - Кто тебе сказал?
      - Неважно.
      - Враки.
      - А рюкзак зачем? А сухари и сахар? - Он опросил так, и Герка понял, что сказал Сереге обо всем Толстый Макс. А Серега продолжал: - И на карте у тебя Алюк! Я сразу вспомнил - вот для чего ты рисовал.
      - Да кто тебе сказал?
      - Говорю - неважно.
      - Ну, ладно, я ему, - погрозился Гера.
      - Слушай! - Малек оглянулся. - Что я тебе скажу, Гусь! Не по-дружески это, да! Сам идешь, а я? Сталактит - это же вещь!
      - Какой сталактит?
      - Так ты же к пещерам? Вот и я с тобой.
      - Ты?
      - А что? Завтра сходим и вернемся. Лидия Егоровна сказала: из Принавислы выйдем через день, ясно? Так что принимай меня в свою экспедицию.
      Кулек- Малек не шутил. Сталактит, который он отколет собственными руками в пещере, уже мерещился отрядному геологу, и ради этого он без всякого сожаления расставался со своим командирским званием, признавая Герино командование и отдавая себя в полное его распоряжение:
      - Так когда выходим?…

      Вышли до завтрака.
      Как только после зарядки все туристы побежали на речку умываться, трое заговорщиков незаметно от всех укрылись за кустами орешника и, взяв спрятанные с вечера в траве рюкзаки, быстро зашагали по тропинке, уводящей на юг. Край неба над Принавислой посветлел. И точно зубцы древней крепости, обозначились на его фоне черные верхушки деревьев. Набежал ветерок, зашелестел росистой травой и листьями - будто предупреждал торопливых путников об ожидавших их опасностях.
      Гера зябко поежился - от утренней свежести да и от волнения. Как он и предполагал - Серега обо всем узнал от Толстого Макса. Он сообщил отрядному командиру про заговор Герки Гусельникова с Коноплевой и сразу потребовал: «А теперь скажи Лидии Егоровне». «Почему же ты сам не скажешь?» - спросил тогда Кулек-Малек. «А почему я должен жаловаться? Она этого не любит», - ответил Швидько. «А почему я должен?» - удивился Серега. «А ты командир. Вот и наводи порядок в своем отряде». Но Серега принял другое решение. И вот топают они вместе…
      Рюкзаки были легкие, местность ровная, шагалось хорошо. А горы словно раздвинулись, и тропка повела по открытому полю, трава не хлестала по ногам, не задевали по лицу ветки деревьев. Гутя заметила:
      - Дорога здесь, что ли, была?
      И верно: шли они по какой-то старой, заброшенной дороге. Серега сообразил:
      - Постойте, но если это на хутор - почему свежих следов нет? Ни машинных, ни лошадиных.
      - Мало ли что, - ответил Гера. - Может, на хутор дорога с другой стороны.
      - А почему у тебя ее на карте нет? - заспорил Кулек-Малек.
      - Да мало ли, - уже не так уверенно возразил Гера. - Карта устаревшая.
      - Мальчики, мальчики, - позвала Гутя. Она что-то рассматривала на дороге. Гера с Серегой подошли. Гутю привлекла зеленая мохнатая гусеница.
      - Послушай, Коноплева, - строго сказал Гера, - если ты будешь по всяким пустякам нас задерживать, мы вовек не дойдем.
      - Точно, - согласился Кулек-Малек. - Нам надо же еще до пещер и обратно. А то в лагере волноваться будут.
      - Они уже и так волнуются, - вздохнула Гутя. Солнце поднялось высоко, начало припекать. Гера снял тужурку. Тропка неожиданно вывела к речке. - Алюк! - догадался Гера.
      Вот она какая. Сколько раз мечтал он, как дойдет до нее, а потом по ее берегу и до хутора. Но где же хутор? - Прошагали изрядно, пора бы ему быть. Только тропка вела и вела то по берегу, то по лесу, пока ребята не оказались на большой поляне. Тропка исчезла. А поляна была странная. Словно когда-то давным-давно ее всю изрыли. Громоздились на ней бугры, обросшие травой-бурьяном, торчали деревянные столбы. А между буграми и ямами росли деревья.
      - Мальчики, мальчики, - Гутя показала рукой на дерево. Оно было усыпано маленькими бледно-зелеными грушами. А рядом стояла слива. И еще - яблоня. Сад? Сад в таком диком месте, в лесу, на этой странной поляне?
      - Здесь кто-то жил, - догадался Гера и направился дальше по тропке в глубину леса, в обход поляны, такая тропка сразу обозначилась, и Гутя с Серегой последовали за Гусельниковым.
      Вскоре они попали под невысокие тонкие деревья с такой плотной кроной, что было здесь очень сумрачно, будто солнце уже закатилось. Когда же этот зеленый туннель кончился, ребят обступил высокий лес.
      - Так а хутор-то где же? - в недоумении остановился Гера.
      - Идем, идем, - заторопил Серега, - может, дальше?
      Прямые, как корабельные мачты, сероствольные дубы и грабы гудели наверху ветками. Зеленые шапки деревьев закрывали небо, и было по-прежнему сумрачно, но уже не тесно, как в туннеле, а просторно, как в огромном дворце. Сбоку журчала речка. Трава в лесу стала высокая, но хорошо протоптанная полоска земли показывала, куда идти по этому сырому и мрачному лесу. Неожиданно справа выросла гора. Деревья побежали в гору и застыли на ее склоне, будто были не в силах перемахнуть через нее - такие же все стройные, с голыми серыми стволами до самых верхушек. Тропка побежала, огибая гору и валуны, которые вдруг появились на пути, гигантские, обросшие темно-зеленым мхом. Тропинка круто полезла вверх. И Гера повел своих спутников на штурм горы. А речка Алюк осталась, внизу, она шумела уже еле слышно, зато деревья, которые росли у ее воды, шелестели здесь своими крон» ми - будто ребята доросли до их вершин.
      - Стой! - вдруг крикнул Серега, и Гера с Гутей остановились. - Ерунда какая-то, - растерянно сказал Кулек-Малек.
      - Какая ерунда? - нахмурился Гера.
      - Да непонятно ничего, - сказал Серега и сел прямо на землю - устал. И все сели рядом с ним. - Если это дорога на хутор, то как туда они ходят? А ездить? По такой горочке проедешь…
      - Какое тебе дело? - возразил Гера. - Как ходят, так пусть и ходят. Нам один раз пройти - и все.
      - Да не может быть тут никакого хутора! - заспорил Серега.
      - Как это не может? - спросил Гера. - А карта?
      - Значит, врет твоя карта. Гере стало обидно:
      - Знаешь, что: я тебя не звал.
      - Мальчики, мальчики, - стала утихомиривать Гутя.
      Гера встал и молча двинулся дальше. Стычка с Серегой была неприятной. Но еще неприятнее было то, что с дорогой в самом деле творилась какая-то ерунда. Она уходила все глубже в глухое ущелье, поднимаясь в гору. И вот они уже - на вершине подъема, среди совсем дикого леса. Речка неизвестно где внизу, на дне ущелья. Но и здесь хоть и высоко, а тоже, как в погребе, пахнет сыростью и гнилью, потому что тут, наверное, никогда не бывает солнца. Деревья качались перед Герой - они как будто не советовали идти дальше. Кругом разливался ровный зеленый полумрак. Ни о каком хуторе ничто не напоминало.
      - Стой! - опять крикнул Серега, на этот раз он остановился решительно. - Ну, где твой хутор?
      - Да зачем он тебе нужен? - попробовал схитрить Гера. - Тебе пещеры нужны, вот и идем.
      - А может, мы совсем не туда? Хутора нет, и пещер не будет. Говори, куда ведешь?
      Гера молчал. Что он мог ответить? От него ждали ответа, как от командира.
      - Ладно, вот спустимся к речке, - буркнул он.
      Через некоторое время, когда они спустились по тропке ниже, речка заплясала близко, по мелким камешкам. Тропа перевела на другой берег и скрылась в травянистых зарослях. Гера перепрыгнул по камешкам и оглянулся. Но Серега с Гутей не пошли дальше. Они сели у воды и, сбросив рюкзаки, пили. Судя по всему, у них не было желания продолжать путь. Гера вернулся, рядом с ними, молчаливый и расстроенный. О чем говорить и в чем убеждать товарищей, если и сам не знаешь, куда идешь?
      Что же это за тропа и где же, где пропавший хутор?…

      Но сиди не сиди - идти куда-то надо. Гера встал. И Серега с Гутей без малейших возражений сделали то же. Только не прошли они и нескольких шагов, как в стороне раздались голоса. Люди!
      Проскочив через кусты, ребята оказались на маленькой поляне. Грудой здесь лежали бревна-дрова. Два человека в кепках укладывали их аккуратным штабелем. В сторонке виднелся шалаш из веток с засохшими пожелтевшими листьями. На неярком костре, окутанный дымом, грелся на рогульке черный котелок. Один из лесорубов был молодой, высокий, а другой - постарше. Они вытаскивали бревна из общей кучи, старший торопил:
      - Давай, давай, а то до ночи не успеем.
      - Поспеешь, - отвечал молодой.
      Увлеченные работой, они не заметили ребят. А Гера не знал, как поступить: показаться лесорубам на глаза или вернуться на тропу и шагать дальше? Он оглянулся на Серегу и Гутю, чтобы посоветоваться. Серега кивнул. Гера вышел на поляну. Мужчины повернулись, держа в руках бревно.
      - Ого! - воскликнул молодой. - Это еще что за явление? - Подбросив бревно в штабель, он снял кепку и вынул из нее папироску.
      - Здравствуйте, - сказал Гера, подходя ближе. - Далеко еще до хутора Алюк?
      - Куда, куда? - пожилой мужчина засмеялся. - А вы-то откуда шагаете?
      - Из Принавислы.
      - Нет, ты слышишь? - пожилой обратился к своему товарищу. - Они идут из Принавислы, а хутора Алюк не видали! Да вы его давным-давно прошли.
      - Как прошли - Должно быть, у Геры появилось на лице растерянное выражение, потому что мужчина опять засмеялся:
      - Ну, путешественники, называется!
      - Нездешние, - заметил молодой, попыхивая папиросой. Он сказал так, словно оправдывая ребят. И улыбнулся. Был он широкоплечий, пышнощекий и чем-то очень напоминал учителя физкультуры Виталия Павловича. И улыбка у него была добрая. Серега спросил у него:
      - А дорога эта дальше, случайно, не к пещерам ведет?
      - Случайно, к пещерам, - ответил молодой шутливым тоном.
      Тогда Кулек-Малек деловито позвал:
      - Айда, ребята.
      Но Гера не выяснил для себя главного.
      - А что, - опять начал он, - к хутору Алюк имеется другая дорога от Принавислы?
      - Тебе одной мало? - спросил пожилой лесоруб. Вот он Гере не нравился. Все время подковыривает.
      - Мне одной не мало, - ответил Гера. - Я просто хочу знать, как же мы прошли мимо хутора, если одна дорога?
      - Вопрос законный, - заметил молодой и спросил: - Видели поляну с ямами?
      - Где столбы и яблони да груши? - уточнила Гутя.
      - Вот, вот. На этом месте стоял хутор Алюк. По старой памяти так и называют.
      «По старой памяти». «Стоял!» Значит, теперь хутора Алюк совсем нет? А Гера-то думал встретить там людей. И все узнать про Степана Бондаря…
      - А почему его нет?
      - Война, - коротко ответил молодой. - Фашисты, разбомбили.
      - А люди?
      - Люди, кто в живых остался, ушли. Разъехались.
      - Куда?
      - В разные места. Много алюкских и у нас живет, в Чистом Ключе.
      - В Чистом Ключе? - изумился Гера.
      Вот, значит, как бывает, Да может, именно в Чистом Ключе и живет тот, кто знает о Степане Бондаре!
      - В Ключе, Красногорийском, даже за перевалом в Новоматвеевке, - продолжал молодой лесоруб.
      - Это здорово, - обрадовался Гера. Выходит, еще не все потеряно - придут они в Новоматвеевку, и он там еще расспросит. Но откуда этот парень про все так знает? - А сами вы не алюкский?
      Пожилой мужчина засмеялся:
      - Гляди-ка, допрос учиняют.
      - Да не допрос, - торопливо объяснил Гера. - Нам надо узнать. Про Степана Бондаря. Он в гражданскую войну тут партизанил.
      - Тю, - присвистнул пожилой. - Спохватились через столько лет.
      - Ну и что, - возразил ему молодой. - Следопыты и через сто лет будут. Да все алюкские, считай, партизанили.
      - И отряд Василия погиб, да?
      Молодой, гася папиросу, внимательно посмотрел на Геру:
      - А ты, я вижу, малец, в курсе. Историю изучаешь?
      Гера скромно ответил:
      - Читал.
      - Да, - подтвердил пожилой. - Не повезло этому месту. В гражданскую каратели дотла хутор спалили, и теперь вот - бурьяном зарос.
      - Бондарь, Бондарь, - повторил молодой. - Нет, что-то я такого не припомню. В Чистом у нас, пожалуй, нет Бондарей? - повернулся он к пожилому.
      Тот опять подтвердил:
      - Нет.
      - Ладно, - оказал Серега. - До свиданья.
      - А вы, значит, к пещерам? - поинтересовался молодой лесоруб. - Смотрите, не заблудитесь.
      - Да что они, младенцы? - возразил пожилой. - Тропа до конца ведет. Как уткнетесь в пещеру, так и тупик. Поляна там будет, костер на ней был. Через речку перейдете, сразу на горе вверху вход в пещеру.
      - Так-то так, а все же осторожнее, хлопцы, - покачал головой парень. - Слышите?
      - Слышим, - ответил Кулек-Малек и скомандовал: - Вперед! - Он снова взял на себя командование.
      И Гера не протестовал. После того как выяснилось, что хутора нет, все его планы рухнули. Он и в пещеры-то хотел идти лишь после того, как поговорил бы в Алюке о Степане Бондаре. А теперь - что в них делать? Теперь это больше по Серегиной, геологической части. Пусть геолог и распоряжается.
      Уверенно шагая, Кулек рассуждал:
      - Да тут с закрытыми глазами идти можно. Вон какая дорога протоптана. Пугают только маленьких, верно?
      Но молодой лесоруб не просто пугал. Ребята и впрямь заблудились.

      Сначала они этого не заметили. Наоборот, когда Серега остановился и торжественно провозгласил: «Конец тропы!» - все закричали «ура!». Ведь они подумали, что дошли до пещер.
      Природа тут была сказочная. Огромные лопухи и папоротники с длинными кружевными листьями разлеглись непроходимым ковром по обеим сторонам от тропинки. Тропинка вилась с берега на берег, иногда было трудно угадать, где она продолжается на другом берегу в зеленой стене растительности. Да и все здесь росло буйно - в душной сырости тянулось из ущелья к солнцу, и повсюду толстым слоем лепился мох. Стволы деревьев были снизу замшелые до черноты. Сгнившие, упавшие деревья лежали колодами, обернутыми в зеленый бархат. И валуны на середине реки, омытые снизу водой, сверху обросли мхом.
      - Будто береты зеленые набекрень нацепили, - сказала Гутя.
      Камни иногда были навалены друг на друга, как гигантские кубы. Из щелей между кубами росли деревья. Корни этих деревьев висели над рекой, переплетенные клубком, будто застывшие зазеленелые змеи. А форма у скал самая причудливая! То мелькнет лицо бородатого человека, то нос ледокола, выходящего из каменной кручи в плавание по каменному ущелью. Валуны, валуны, белые валуны вдоль реки и зелень кругом… А вверху, над головой, поют птицы или бесшумно вылетают откуда-то прямо из-под ног.
      Гера прыгал по камням, пересекая речку, взбирался на стволы, поваленные поперек тропы, и смотрел по сторонам, куда указывала Гутя. Она беспрерывно чем-нибудь восторгалась.
      И вот вдруг Кулек-Малек остановился: тропа перед ним исчезла. Речка круто повернула налево, дальше пути не было. Значит, где-то здесь пещеры?
      - Наверное, там, - предложил Серега, задирая голову, глядя на вершину скалы. - Стойте, я посмотрю. - Он вскарабкался на гору шустро, как белка, и его не стало видно за деревьями. Только трещали сучья да шелестели листья. Осыпаясь, падали к ногам камешки. Гера и Гутя молча ждали. Стало совсем тихо, даже немного страшно.
      - Эй, Малек, ну что? - крикнул Гера.
      - Нет ничего, - донеслось в ответ, и опять затрещали сучья.
      - Давайте здесь искать, - сказала Гутя.
      Она пошла по берегу, низко пригибаясь под ветками деревьев. Тропы не было, приходилось с трудом продираться сквозь кусты. Гера обогнал Гутю и начал прокладывать ей дорогу. Но кусты кончились, и впереди была каменная стена, с которой тоненькой струйкой стекал ручеек. Это уж самый настоящий тупик!
      - Да, - сказала Гутя, и Гера понял: надо возвращаться назад, к тому месту, где исчезла тропа и где наверху Серега.
      Его еще не было. Тишина стояла особенная, даже птицы не пели и листья не шевелились. Гутя села на камень.
      - Ты не очень-то рассиживайся, - предупредил Гера. - Камни простуживают.
      Но Гутя только рукой махнула.
      - Смотри! - вдруг вскрикнула она.
      Маленькая серая птичка с белой грудкой свободно бегала на высоких ножках под водой по дну речки. Она ударяла острым клювом по камешкам, выискивая, себе пищу, и вела себя под водой так, будто надела, водолазный костюм. Потом вынырнула, встряхнулась, перебралась на другой камень, поближе к бурлящему водовороту, и опять бесстрашно нырнула. Ее долго не было. Гера испугался: «Утонула?» Но белогрудая пичужка с коротким хвостом как ни в чем не бывало появилась вновь.
      - Не утонет, - шепнула Гутя. - Это горная нырялка. Оляпка называется. Питается личинками насекомых да мелкими ракушками. И оперение у нее, как у уток, омазано жиром, а ноздри с клапанами, в общем, приспособлена к подводной охоте.
      «Да, не зря Гутька Коноплева читала кипреевскую книжку с птицами на обложке», - подумал Гера. И в это время откуда-то сверху с шумом и треском свалился Серега - помятый, с царапиной на щеке.
      - Тише ты, медведь, - сказала Гутя.
      - А что?
      - Птичку спугнул. Птичка-водолаз. Ты раненый?
      - Пустяки. - Он стер кровь и проворчал: - Нашли чем заниматься - птичками. Тут пещер нет, а они сидят. Чепуха получается, - добавил он. - Дошли до места, а разыскать не можем.
      - А где же тут поляна с остатками костра? - спросила вдруг Гутя, и все поглядели друг на друга. Поляны не было. Значит, они совсем не на том месте?
      - Пойдемте назад, - тихо сказал Малек, не подавая виду, что волнуется. Гутя послушно встала, но спросила:
      - А куда?
      - Назад! - сердито повторил Серега и замолчал: тропы не было и назад. И неизвестно было, с какой стороны пришли они на это место - перед ними со всех сторон одинаково громоздились заросли колючих деревьев и лиан и расстилались лопухи да папоротники…
      Серега все же твердо вступил в море папоротника, все пошли за ним.
      Только чем дальше они продвигались, тем гуще становилась трава и теснее лес на горе, которая выросла неожиданно сбоку, как стена. Похоже, что опять забрели в тупик. В довершение всего куда-то пропала и речка. Журчала рядом, за кустами, но едва Кулек-Малек обогнул кусты, ее не стало. Гера остановился.
      - Стой!
      - Ну что? - спросил Малек.
      - Что, что? Куда же мы идем? - Теперь они поменялись местами - со своими вопросами и ответами.
      - Так ведь куда-нибудь надо, - ответил Серега, и Гера понял, что на командира надежды уже мало.
      Гутя тоже это поняла и села на трухлявое дерево. Гера присел рядом. Идти никуда не хотелось. Появилось одно желание: сидеть и ни о чем не думать. Но все невольно думали об одном: где же дорога, которая приведет их к пещерам или, наоборот, к Принависле? Где речка? Где лесорубы? Ничего неизвестно. Шуршат папоротники, пахнет сыростью, грибами…
      - Пойдемте все же, - позвал Серега.
      - Опять назад? - спросила Гутя.
      Верно - можно опять к тупику, а оттуда снова искать тропу. Но теперь они не смогли найти даже то место, где видели оляпку. И залезли в какой-то колючий терновник. Идти почему-то стало очень тяжело, будто в гору. Появились овраги. Да тут они вообще не бывали.
      - Давай постоим, - сказал Малек. - Послушаем, нет ли поблизости речки?
      Они долго стояли, но речки тоже не услышали. Гудел над головой лес. Да высоко в небе, невидимый за верхушками деревьев, летел самолет. Басовито пели мощные моторы, звук их постепенно нарастал, падая сверху, потом начал отходить в сторону, слабеть и, наконец, совсем затих.
      - Как Семен рассказывал, - вспомнил Гера.
      - Что? - спросила Гутя.
      - Да было так у них - самолет вверху, а они затерянные.
      - А ты без паники! - отрезал Серега.
      - Я без паники, сам не паникуй!
      - Мальчики, мальчики, - сказала Гутя. - Пошли.
      Она взяла палку и пошла в зеленый разлив папоротника. Высокая трава сразу закрыла ее до пояса, но Гутя хлестала палкой перед собой и прокладывала сквозь траву дорогу ребятам.
      - Давай я, - сказал Серега и взял у нее палку. Но вдруг остановился и прислушался снова.
      - Что еще? - спросил Гера.
      - Ничего, не пропадем, - сказал Серега, должно быть, отвечая на собственные мысли. - Сухари есть и спички есть.
      - А шакалы? - спросила Гутя.
      - Что шакалы? - Серега нахмурился. - Шакалы огня боятся. А ночью и на дереве спать можно. Путешественники часто так делают.
      Гутя посмотрела на ближайшее дерево - гладкий ствол, ветки высоко - и только вздохнула. И Гера вздохнул. Кулек-Малек, конечно, запросто одолеет любой ствол, ну а им, видно, придется оставаться на земле. Он представил себе, как будут они сидеть вдвоем с Гутей перед костром среди черной ночи. Храпит на дереве Серега, а с разных концов леса крадутся шакалы, сверкая злыми шакальными глазами. И подвывают. Эх, не знает мама, где сейчас ее сын! Да пусть и не знает, все равно ничем не поможет, только бы расстроилась.
      А они и вправду не пропадут. Во-первых, их трое. Во-вторых, они все время будут искать дорогу. В-третьих, их тоже будут искать, это точно. А в-четвертых… Гера просто не понимает, что значит «пропасть». Умереть? Да как можно умереть, если впереди вся жизнь? И он, и Серега, и Гутя только начинают жить. Они еще учатся и даже не знают толком, кем будут. Только кем-нибудь обязательно будут. И еще сделают что-нибудь такое, отчего про Серегу, например, напишут книгу из серии ЖЗЛ. А что? Вполне может быть. Все замечательные люди получаются из обыкновенных ребят.
      Правда, про себя он не может сказать уверенно, будет ли замечательным человеком, потому что еще не знает, какое открытие в жизни сделает. А вот Серега будет геологом, Гутя - ботаником или зоологом, изучает растения и птиц. Так неужели они, еще ничего не сделав, так и пропадут? Не может этого быть! И такая уверенность появилась у Геры - выберутся они из этих гор целые и невредимые! - что, шагая за Серегой, он даже затянул:
      Туриста цель всегда ясна -
      Протопать все пути-дороги!
      Но Серега сказал:
      - Подожди-ка, слушайте!
      Издалека, как эхо, долетела эта же песня:
      Протопать все пути-дороги…
      - Ура! - ребята кинулись вперед.
      А многоголосая песня уже задорно летела по ущелью:
      И потому во время сна Семен растит большие ноги!

      - Семен, Семен! - закричала Гутя. - Это же наши! Из-за поворота появилась Райка Муврикова. За ней - Швидько и Дроздик. И Абрикосова. Они пели:
      Семен растит большие ноги!
      А он сам шел сзади, как видно, очень довольный, что ребята в его честь так переделали туристскую песню. Но едва на тропе показались наши беглецы, как песня оборвалась, начался настоящий базар: «Вы откуда?»- «А вы?» - «А мы думали около пещер вас встретить!»
      - Да как вы сюда попали? - спросил Кулек-Малек.
      - А мы передовой батальон, - ответила Муврикова. - Основные силы движутся сзади.
      - За нами? - спросила Гутя.
      - Конечно. И еще: Лидия-то Егоровна обещала сюрприз? Вот он и есть: поход в пещеры!
      - А вы почему не на тропе, а сбоку? - спросила Абрикосова. - Там что-нибудь интересное?
      - Там шакалы, - сказал Гера и потянул Файку за руку: - Пойдем, покажу.
      - Ну тебя! - вырвалась она.
      Все очень радовались неожиданной встрече, только Швидько, подойдя к Гере, зловеще прошипел:
      - Ш-шакалы-шакалики, ну задаст вам теперь Лидия Егоровна за побег, жди приказика!
      - Отряд идет! - послышался возглас Дроздика. И сразу беспроволочный телеграф передал:
      - Лидия Егоровна, наши нашлись!
      Гера ожидал, что учительница немедленно начнет пробирать их троих, но она подошла и только поздоровалась:
      - Здравствуйте, ребята, кажется, не виделись сегодня?
      - А я знаю, как в пещеры входить! - сунулся объяснять Кулек-Малек. - Там поляна с костром…
      Лидия Егоровна на это ничего не сказала. Наверное, ей даже не хотелось сейчас смотреть на беглецов-заговорщиков.
      Тропа устремилась в глубь ущелья. Речка побежала рядом, будто никуда не исчезала. Только сделалась она немного меньше. Можно сказать, и не речка, а тоненький ручеек. И уже не рыбы мелькали в ней темными спинами, а головастики да пиявки. И все вокруг стало каким-то мирным, добрым, оттого, должно быть, что шагали теперь все вместе, с учительницей, с вожатой и Семеном. Нечего было бояться - ни глухого леса, ни темной ночи, ни злых шакалов. Все кончилось хорошо. И знаете: Гера даже пожалел, что они так быстро нашлись. Ну, провели бы в ущелье ночку, пускай всего одну, но зато по-настоящему полную опасностей. Вот бы порассказали потом, что увидели и пережили.
      Лидия Егоровна, которая шла впереди, пропустила мимо себя весь отряд, дождалась, пока поравняется с ней Гусельников, и пошла с ним рядом.
      - Как же это так получилось, Гера? - спросила она негромко. Она спросила так, что стало ясно: хотя их было трое, но именно его, Гусельникова, она считает первым заводилой во всей этой истории. Что же ответить ей? Гера вспомнил, как Лидия Егоровна в школе всегда поддерживала ребят, если начинали делать что-нибудь хорошее, и по справедливости осуждала, когда кто-нибудь бывал виноват. - Тебе очень хотелось попасть на хутор Алюк, - продолжала она. - Понимаю. Но разве это честно: думать только о себе? Мы же все волновались, когда увидели, что вас нет. А если бы до сих пор не нашли? Это же счастье, что вы были, в ущелье, и не ушли за гору. Ты только вообрази, мы бы всю ночь искали вас, в тревоге и страхе за вашу судьбу. Неужели вы об этом не думали?
      Гера молчал, готовый провалиться со стыда. Ведь даже сейчас он думал совсем о другом!
      - А я еще предупредила тебя: не торопись. Помнишь? Ведь потому и заговорила у костра о партизанах. Надеялась, ты расскажешь мне о своих намерениях. Но ты не захотел. И сюрприза не захотел дождаться. Все-таки поторопился. Что ж, поговорим об этом еще сообща, - заключила Лидия Егоровна и пошла опять быстрее, догоняя передних.
      «Поговорим сообща…» Гере вспомнилась швидьковская ехидная фразочка: «Жди приказика». Конечно, разговора не избежать. Вот и вожатая хмурится и с Гутей не разговаривает, на командира не смотрит. Ну что ж - натворили, значит, отвечай!…
      И все- таки шел сейчас Гера в хорошем настроении. Пусть какие угодно приказы! Зато шагают они всем отрядом, и тропка не пропадает, не прячется, и дружно звучит в ущелье туристская песня -смешные слова про Семена, который растит большие ноги. Он тоже идет с ними со всеми, этот кучерявый турист, который всем во всем помогает и который тоже наверняка знал про Геркин замысел - не зря же он, сидя с Альбиной на берегу, затеял в тот вечер с Гусельниковым свой хитрый разговор…

      Вот и поляна среди леса. И остатки костра на месте. И запас дров рядом. А в стороне - пустые консервные банки кучей: немало туристов, осмотрев пещеры, набирались здесь сил для обратного пути.
      Совсем неслышный, едва булькая, бежал сбоку родничок. Не верилось, что это тот самый Алюк, который, стекая по ущелью, шумит и пенится внизу, у Принавислы, как настоящая река. За родничком крутой склон горы, на нем - кусты и деревья и тропинка вверх - там вход в пещеры.
      Карабкались осторожно, медленно. Подошвы скользили, мелкая галька осыпалась. Приходилось держаться за кусты, за стволы деревьев.
      - Ой, не могу, - визжала Абрикосова, хватаясь обеими руками за Лидию Егоровну. Она поминутно останавливалась, широко расставив ноги. Ей казалось, наверное, что скат горы шевелится, как палуба корабля при шторме.
      А Семен с ребятами - и среди них, конечно, Кулек-Малек! - уже стояли на площадке у входа в пещеру. Вход по форме - как треугольник: сдвинулись две скалы, огромные, гладкие, а между ними - узкая щель. Включив фонарики, пригнувшись, ребята один за другим начали входить внутрь горы. Пахнуло холодом, потянуло сырым сквозняком. Гера споткнулся о какой-то камень и чуть не упал - удержался, стукнувшись о чью-то спину. Навел фонарик: швидьковская.
      Шли не спеша, переговариваясь вполголоса. Лучи фонариков метались, скользя по стенам и потолку.
      - Не хочу дальше! - раздался сзади голос Абрикосовой.
      - Не бойся, - ответила ей Лидия Егоровна. - Держись! - Должно быть, она взяла Файку за руку.
      - Трусихосова, а не Абрикосова! - крикнул впереди Дроздик.
      Файка хныкала, но шла, только, наверное, очень медленно - беспокойный лучик фонарика позади, за спиной у Геры, отстал. А ребята уже продвинулись вперед по тесному коридору. Низкие своды его мрачно чернели. Холодные каменные стены еще больше сблизились. Они сжимали уже со всех сторон, Гере тоже стало страшно. Казалось, узкая щель наваливалась на плечи и нависала над головой тысячетонной тяжестью - вот-вот раздавит. Захотелось поскорее вырваться отсюда на свежий воздух - под открытое просторное небо, где сияет солнце и шелестят деревья. Но Гера пересилил себя и пошел дальше.
      Тесный коридор сделал поворот. Луч Гериного фонарика неожиданно, словно обрубленный, уперся в стену. Голоса ребят глухо зазвучали где-то впереди. Гера поспешил на их гомон, и перед ним открылась каменная комната. Она была такая большая, что в темноте терялись ее границы - не видно ни стен, ни потолка, даже лучи фонариков не доставали до них, будто растворялись в сплошной тьме, таяли и пропадали, поглощенные черным провалом. Глаза постепенно начали различать стены, смутно желтеющие высокими колоннами. Эти колонны как бы подпирали кромешную темноту.
      Гера осветил стенку поблизости от себя. Она была блестящая, мокрая, грязная, с некрасивыми подтеками и твердыми неровными наростами-наплывами. Эти уродливые наплывы застывшего камня и есть сталактиты. Гера потрогал их рукой - шершавые, скользкие.
      - Идите, что же вы! - донесся нетерпеливый возглас Сереги. Он, конечно, торопился вперед. Ребята пошли в глубь комнаты и вдруг исчезли. Даже голосов их не стало слышно. Гера кинулся следом и наткнулся на стену. Бросился в другую сторону - снова каменная преграда. Луч фонарика забегал по стене. Только за выступом угла Гера разглядел узкий вход-лаз. Сюда прошли ребята. Этот узкий лаз-коридорчик вел дальше. Да, нетрудно в таком каменном лабиринте и заплутать!
      Гера протиснулся в следующий огромный зал. Здесь бежал ручей. Во время дождя он, видимо, превращается в целую реку. А по стенам и в центре зала - опять столбы-колонны, каменные сосульки, желтые, пестрые. Они тускло поблескивали в свете фонариков, роняя вокруг себя длинные тени - будто шевелились и ходили по залу неведомые сказочные великаны.
      - Вот это сталактитище! - донесся восторженный, голос Сереги.
      А Гера не мог различить, где тут красивые сталактиты: все они были одинаково темные, грязные, и он отошел в противоположный конец пещерного зала с колоннами и увидел в углу каменное возвышение. Как трибуна без перил. Или сцена, высеченная в скале. Гера взошел на эту каменную сцену и немного постоял, глядя на зал, на ребят издали. Причудливо перепутывались над ребячьими головами черные тени в лучах фонариков. А Гера начал разглядывать стену, около которой стоял, и заметил небольшое углубление. Когда о» осветил его фонариком, то увидел, что это тоже вход - узкий и низкий. Недолго думая, Гера шагнул и, оступившись, чуть не упал. В новой подземной комнате пол был пониже. Правильнее сказать, это была даже не комната, а просто ниша. Пещера в пещере. Гера осветил ее всю - от угла до угла. Фонарик выхватывал отсыревшие или мокрые, как и везде, стены. Но что это? В самом дальнем углу вырыта яма. И около нее свалены камни. А в них воткнут железный лом. Он стоял, накренившись, готовый вот-вот упасть, старый и заржавленный. Откуда он здесь? Кто выкопал эту яму? А может, алюкские партизаны жили в этой пещере в Отечественную войну? Или в гражданскую?
      - Ребята, ребята! - закричал Гера. - Смотрите, что я нашел! - Ребята хлынули к нему гурьбой. Даже Абрикосова-Трусихосова рванулась посмотреть: «Пустите, что там»?
      Все протискивались в нишу, разглядывали яму, щупали лом и громко обсуждали вопрос: кто и что здесь прятал?
      Гера всех слушал и думал: «А не в этой ли яме и было спрятано то, о чем говорится в музейной записке?» Только постой, постой, Гусельников! В записке-то нигде не сказано, что спрятано в пещере. «Степан Бондарь знает, где спрятано». И на рисунке указано место - три дерева, а под средним крестик, такой же, каким у Геры на схеме обозначены сталактитовые пещеры. Так, может быть, место, где что-то спрятано, не в пещерах? А около них? Да, да! Как там еще на рисунке? Крестик, а от него стрелка и цифра: «150». Как же раньше, Гусельников, не пришло это тебе на ум?
      Гера хотел немедленно отыскать Гутю, чтобы проверить, так ли он запомнил рисунок. Но в этот момент все направились дальше, в следующий пещерный зал. А ему уже не терпелось поскорее назад, и он торопил всех:
      - Пошли, пошли, хватит. - Он еле дождался, когда повернули, наконец, к выходу.
      Вылезали все в зеленый лесной мир возбужденные и довольные. Сумрачная прохлада висела над ущельем, но после пещерной мрачности она казалась и светлой и теплой. Кулек-Малек начал сразу расписывать, какие еще бывают на свете сталактиты - пестрые, черные и гладкие, как мрамор. А Гера бросился к Гуте: его больше не занимали никакие камни, его сейчас интересовал только рисунок на партизанской записке.

      Гутя подтвердила: да, три дерева, крестик, стрелка и 150».
      Где же они эти три дерева? Как их найти? Гутя внимательно посмотрела по сторонам. Но подлетел Толстый Макс:
      - Вы что смотрите, что? - И начал тоже оглядываться. Он явно заискивал перед Герой и Гутей, чувствуя свою вину. Правда, он только одному Сереге сказал про их тайну, но все равно же - выдал. И Гера не захотел с ним разговаривать. А Гутя все-таки объяснила:
      - В записке-то, помнишь? Три дерева и крестик. Это же - пещера. Ищи три дерева!
      Их поиски не остались незамеченными. Лидия Егоровна вдруг спросила:
      - Что у вас, Гера?
      И тогда он все рассказал ей - и про записку, и про рисунок. Ребята слушали его, столпившись, и Муврикова воскликнула:
      - Так это же интересно! Что ж ты молчал? Гере стало обидно.
      - Кто молчал? Я же звал вас в Алюк, когда маршрут выбирали! И про Бондаря говорил. И про гражданскую войну.
      - Значит, плохо звал, - сказала Райка. Гера вспомнил, что точно такими словами ответила ему когда-то бабушка. А Серега уже скомандовал:
      - Все, все! Теперь давайте искать.
      Ребята с ним согласились и сразу принялись осматривать все деревья у входа в пещеры, потом спустились на поляну, к костру. И здесь Дроздик закричал: «Есть!» Все кинулись к нему. Но это была ложная тревога. Деревьев оказалось не три, а четыре, да и стояли они не рядом, а одно за другим.
      - Четвертое могло вырасти, - не сдавался Дроздик. Но эту его идею отвергли.
      И наконец три дерева были найдены! Они стояли на горе, над входом в пещеру, близко друг к другу. С поляны они были видны очень хорошо, ну прямо как на картинке. Три дерева, а под средним - «крестик» - вход в пещеру.
      Гера первый бросился на гору. Теперь еще «150». В сторону! Но в какую? Й чего - 150? Шагов? Метров? «Сантиметров?
      - Метров и сантиметров в то время не было, - заявил Кулек-Малек. - Наверное, шагов.
      - А может, саженей? - спросил Дроздик. - До революции саженями мерили.
      - И куда же ты полезешь по этой горе сто пятьдесят саженей? - возразила Коноплева. - Вверх или вниз?
      - А шагами тут тоже не пролезешь, - заметил Швидько, пытаясь протиснуться сквозь колючие кусты.
      Гера и сам увидел: задача перед ними стоит неразрешимая. Найти три дерева - еще не значило расшифровать рисунок. К ребятам подошли вожатая и Семен. Альбина спросила:
      - Кажется, вас можно поздравить с успехом? - Потом немного помолчала, приглядываясь, и еще добавила:- А вы уверены, что это те самые деревья?
      - А какие же! Конечно, смотрите, как они стоят, - начал объяснять Гера, смутно предчувствуя, что вопрос задан вожатой совсем не зря.
      - Не в том дело, - возразила Альбина. - Деревья-то уж очень молодые. Представьте себе: записке шестьдесят лет. А деревья на ней помечены. Значит, они уже тогда были большие. А этим - от силы десяток лет, как ты думаешь? - повернулась она к Семену, и он подтвердил:
      - Похоже, так.
      Гера, понурый, спустился вниз. Перед костром на бревне сидела Лидия Егоровна.
      - Не нашли? - спросила она.
      - Деревья не те, - ответил Гера. - Надо еще искать.
      - - А может, место не то?
      - Как не то место? - удивился Гера. - А крестик? А пещеры?
      - Крестиком мало ли что отмечают. Может, в записке не пещеры отмечены?
      - Это верно, - опять подтвердил Семен. - Надо в другом месте поискать.
      - А где же? - воскликнула Гутя. И все замолчали.
      - Ну, ничего, - сказал Гера. - Все равно найду!
      - «Найду»! - возмутилась Муврикова. - Да почему это опять один ты? Теперь мы этим все вместе будем сниматься!
      Гера не стал спорить. Все - так все. Может, всем наконец повезет. А то слишком много неудач. И хутора Алюк нет. И деревья не те. И Степан Бондарь - как неуловимый призрак: везде бывал, а следов не найдешь.
      - Про Бондаря в Новоматвеевке спросим, - оказал Гера.
      - А Гузан? - забеспокоилась Муврикова. - Гузаном уже не будем, что ли, заниматься? Там же его однополчанин, забыли?
      - Да на все у нас хватит сил, и на Гузана, и на Бондаря, верно? - сказал Кулек-Малек.
      С этим тоже никто не спорил.
      Обратный путь из ущелья к Принависле проделали быстро. Заброшенный хутор Гера проходил с горьким чувством. Он так привык думать, что побывает здесь среди людей, с которыми жил когда-то Степан Бондарь! И очень трудно мириться с мыслью, что хутора давно нет.
      Ну, ничего. Зато он будет искать Степана Бондаря не один, а вместе со всеми.

      Вечером собрался совет юных путешественников.
      - Ребята, - сказала Муврикова, и голос ее звучал строго, как у судьи. - Мы должны разобрать, что у нас произошло.
      Гера сидел, опустив голову, глядя на огонь. Костер горел тихо, непразднично. Оказывается, даже огонь может быть разный, то веселый, то грустный. В общем, все было ясно. Гусельников самовольно покинул отряд. Да еще подбил на это Кулькова и Коноплеву. Так заявили Муврикова. И добавила: ей стыдно за Гусельникова за Гутю и особенно за командира отряда.
      - А теперь говорите, - закончила она, обращаясь ко всем.
      Но что говорить, если и так ясно. Ребята молчали. Тогда встала Альбина.
      - Это просто какой-то ужас, - сказала она. - А если бы горе-путешественники не выбрались из ущелья? Если бы упали со скалы? Если бы разбились? Если бы потерялись в пещере?
      «Если бы, если бы»! Она нарисовала чересчур мрачную картину. Но Гера вспомнил, как их предупреждал молодой лесоруб: смотрите, не заблудитесь. А они заблудились. И неизвестно, чем бы все это кончилось, не придумай Лидия Егоровна своего сюрприза. В пещерах одним тоже было бы страшно.
      - Да, - сказала Муврикова. - Они совсем ни о чем не думали.
      - Как это не думали? - не выдержал Серега.
      - А о чем? - спросила Райка. - Ну о чем, например, думал ты?
      - Я хотел отколоть сталактит.
      - Ха! - ядовито произнесла Райка. - Вы слышали - сталактит! А ты, Коноплева? Что хотела отколоть ты?
      - Я ничего не хотела откалывать. Я хотела помочь Гусельникову.
      - Ха-ха! - снова сказала Райка. - А. если бы Гусельников пошел воровать, ты бы тоже ему помогала?
      - Так ведь он не воровать шел!
      - А это неважно.
      - Погоди, Рая, - встала Лидия Егоровна. - Тут я с тобой не согласна. Гутя решила помочь товарищу. А разве плохо помогать товарищу? Вопрос, в чем помогать? Но Гера хотел все разузнать про Степана Бондаря. И это тоже, конечно, хорошо.
      - Так надо было не одному! - сказала Муврикова.
      - Вот это верно. - Надо было думать не только о себе.
      - А Кульков! - крикнул Швидько. - Еще и отряд бросил, за камнем побежал.
      - Их вина ясна, - сказала Лидия Егоровна. - А вот ты, Швидько, ты же знал, что они уходят?
      - А я при чем? Я Кулькову сказал. Он командир. Вот бы и удерживал. А он - сам.
      - Ох, Максим, - покачала головой Лидия Егоровна. - Что-то мне в твоем поведении не нравится. Ребята поступили неправильно, но хотели-то они хорошего. А ты чего хотел? Никак не пойму.
      - Он просто вредил нам! - выкрикнула Гутя.
      - Подслушивал да подглядывал, - добавил Гера. Учительница пристально посмотрела на Швидько:
      - Опять за свое, Максим? Забыл наши разговоры?
      - Лидия Егоровна, - вдруг вмешалась Альбина. - Значит, у Швидько это не случайно - все делать исподтишка? - И она рассказала, как еще в школе Швидько подошел к ней и наябедничал: дескать, один ученик избивает девочек. «А ты видел?» - спросила его тогда Альбина. «Видел». «Вот и скажи сам при всех», - предложила ему вожатая. Но он при всех не сказал. Не хватило мужества. И вот сейчас тоже… Стыдно должно быть Максиму, стыдно.
      Швидько сидел хмурый, поглядывая исподлобья. Вот ведь какой неожиданный получился разговор. И никакого приказика не было. Лидия Егоровна просто сказала:
      - Все, кто провинился, будут три дня подряд мыть после обеда посуду. Надеюсь, что повторять своих ошибок никто не станет. Но без дисциплины нет туристов, это запомните.
      Посуда так посуда. Гера готов был мыть ее хоть неделю подряд, если по справедливости. Но уходил он от костра расстроенный. Уткнувшись носом в рюкзак, лег на Серегин матрац. В палатку забралась темнота. Сквозь боковое оконце синел краешек неба. На нем, как пойманная в сачок бабочка, трепетала голубая звезда.
      У костра стучали топором. Негромко пели:
      Там, где змея не проползет
      И тур могучий не промчится…
      В палатку заглянул и влез Серега.
      - Ты что? - удивился он. - Спишь? А я сегодня всю ночь у костра буду. Рассвет в горах встречать. Семен говорит, рассветы в горах красивые.
      Семен… Вот из-за кого Гере сейчас был не мил весь свет. Ведь Гера считал Семена Кипреева предателем и жалобщиком. Писал разные глупые фразочки да еще хвастался: «Я это сделал, я!». А Семен-то ни в чем не виноват. Толстый Макс, чтобы оградить себя от Геркиного подозрения, бросил черную тень на девятиклассника-чемпиона. И в походе тоже не давал покоя. Эх, да что там! Гера перемахнул через Серегу и выскочил из палатки.
      Толстый Макс сидел у костра. Он был, как всегда, в соломенной шляпе, надвинутой на брови. Гера вихрем подлетел к нему и с размаху двинул кулаком по шляпе. Она налезла на швидьковскую голову до самого носа.
      - М-мы, - замотал Швидько головой, ухватившись за шляпу обеими руками и сдирая ее. А Гера размахнулся и стукнул еще раз. Макс задрыгал ногами и повалился на землю. Гера услышал:
      - Брось, Гусельников! - рядом стоял Семен. - Не стоит связываться, - сказал он и положил руку на Герино плечо.
      Швидько, поднявшись с земли, юркнул в кусты.
      - Да он же! - выкрикнул Гера.
      - Знаю, - кивнул Семен и, как и тогда, на улице, повел Геру в сторону от ребят.
      Гера оглянулся и сказал с досадой:
      - И еще с нами в поход идет!
      - А пускай идет, - ответил Семен. - Под солнцем, брат, разные люди ходят. Об этом еще Маяковский писал. А походы для всех полезны. Солнышко-то у человека всю дурь выжигает. Вот и он… Исправится. Слышал, как Лидия Егоровна сказала: «Надеюсь». А она зря не скажет. Так что все будет в порядке, Герман Гусельников. Порядок и полный вперед! Согласен?

      Утром, выйдя из палатки, Гера увидел Толстого Макса. Тот сидел перед палаткой. Гера подумал, что сейчас Макс рассчитается за вчерашнее - он же в два раза сильнее, ему легче легкого навешать Гусельникову крепких оплеух. Но Толстый Макс отодвинулся и, вскинув голову, с опаской сказал: «Но, но!» Он боялся! Швидько боялся Гусельникова.
      И Гера, проходя мимо, показал ему кулак.
      - Гусь! - закричал издали Серега Кульков. - А я видел восход солнца. Красотища!
      - Как? - удивился Семен, тоже только что появившийся из своей палатки. - Ты не спал всю ночь?
      - Всю напролет! - весело похвастался Кулек-Малек.
      - Да как же ты теперь выдержишь? - воскликнул Семен. - Ведь нам сегодня через перевал.
      - Выдержу! - уверил Серега. Да, сегодня - перевал.
      Вот и наступил день, когда они пройдут через самую высокую точку своего маршрута на Кавказском хребте.
      Какой он, этот перевал? Гера представлял его высоченным пиком, на который надо карабкаться чуть ли не ползком. И, конечно, ни за что не заберешься, если не поддержит дружеская рука, как на эмблеме, придуманной Коноплевой.
      Туристов, как и обычно после ночевок, провожали в путь все жители Принавислы - Арут, его жена, мать-старушка и ребятишки. На прощание все постояли у могилы проводника. Швидько сфотографировал ребят вместе с Маркарьянами. А Гера сказал Мувриковой:
      - Запиши подробно, что рассказывал Арут, потом тоже в альбом впишем.
      Она ответила:
      - Давно сделано. Не забывай про свои стойки. Ядовитая все-таки девчонка, ничего не скажешь! Когда вышли из Принавислы и ступили на тропу, путь преградила речка, не знающая отдыха ни днем ни ночью. Через сотню метров она изогнулась и опять легла под ноги. Так, пока шли по лесу, речка то отклонялась в сторону, то опять показывала очередной брод.
      - Сто тысяч бродиков, - пошутил Серега.
      - Эх, все равно! - шутливо повторяли ребята полюбившиеся слова учительницы и шлепали прямо по воде. Летели холодные брызги, темнела взбаламученная река. Но вода быстро уносила мелкую, потревоженную ногами со дна гальку, и не успевал замыкающий в цепочке Семен дойти до ближайших прибрежных кустов, как речка за его спиной бежала по-прежнему чистая и прозрачная. Наконец она исчезла, и Лидия Егоровна остановила отряд.
      - Сейчас, - сказала она, - начнется перевал.
      Они стояли в густом лесу. Огромные буки росли со всех сторон. А на небольшой вытоптанной площадке чернело заброшенное кострище. Тут стоял вкопанный в землю столбик. На срезе его была выжжена цифра «96». И чуть пониже огромным гвоздем приколочена мохнатая звериная шкура.
      - Что это? - заинтересовались ребята. - Медвежья шкура?
      - Нет, шкура енотовидной собаки, - объяснила учительница. - Водятся такие в Кавказских горах.
      Ребята, конечно, начали щупать шерсть - жесткая, грубая…
      - А зачем она здесь? - спросила Абрикосова.
      - Так ведь столбик-то путеводный, - ответила учительница. - Видите: тропа раздваивается. Влево пойдешь - на Новоматвеевку, вправо - на Карабчанку.
      Гера подумал, что они влево пойдут немедленно. Но Лидия Егоровна подошла к столбу и вытащила из расщелины листки, сложенные, как записки. Их оставили здесь туристы, которые проходили раньше. Лидия Егоровна прочитала:
      - «Идем отлично! Настроение бодрое. Шлем всем привет. Туристы Кореновска». «Привет от ленинградцев!»- было в другой записке. И еще: «От горьковчан». «От ростовских туристов».
      Записки скопились со времени последнего дождя. Одна, с расплывшимися буквами, была оставлена туристской группой 28-й краснодарской школы - прошли, должно быть, в самый дождь, потому что написали: «Держимся стойко! Не пугают нас переходы через реку, перевал, плохая погода и здешняя грязюка. До моря дойдем обязательно. Желаем вам того же». И на обороте этой записки уже другим почерком: «Привет от сибиряков. Желаем хорошей погоды. До встречи у моря, друзья!»
      До встречи у моря… Гера слушал, как Лидия Егоровна читает записки, и ему казалось, что с ним говорят те, кто побывал здесь. Со всех концов - с севера, с Волги, из Сибири, с Урала - приезжают люди, чтобы пройти через Кавказский хребет. И словно эстафету передают они друг другу у этого столбика в глухом лесу. Идут, разделенные лесами, бродами, временем, сегодня одни, через день или через месяц другие, а на этом месте будто сходятся все вместе, как дружная семья, и, присев на сухие, давно поваленные деревья, обмениваются словами привета:
      - До встречи у моря!
      Оставили, конечно, записку и наши туристы. Сочиняли коллективно, писала Альбина - получилось даже стихами:
      Горячий привет мы шлем
      Всем, кто храбро идет!
      Осилим любой подъем.
      Туристский отряд «Вперед».
      Подъем начался сразу от столбика «96». Тропа полезла вверх, извиваясь в зеленой траве. Идти стало трудно. Немного погодя Лидия Егоровна сделала привал. Сбросили рюкзаки, повалились на них.
      - Вот это да! - воскликнул Дроздик. - Долго еще так будет?
      Вожатая засмеялась:
      - Уже выдохся? Это же только начало.
      - Пошли, пошли, - завопил Кулек-Малек. - «Осилим любой подъем!» - повторил он строчку из оставленной у столбика записки и вскинул мешок на плечи.
      Минут двадцать снова взбирались на очень крутую гору. Со всех уже лил пот. Хорошо еще, что кроны деревьев здесь сплелись плотно и защищали от солнца.
      - Теперь-то уж, наверное, подъемник закончился, - выразил надежду Толстый Макс, когда опять присели отдохнуть.
      - А это и есть перевал? - спросила Абрикосова.
      - Перевал дальше, - ответила учительница. - Вперед!
      В высоченном буковом лесу было тихо, только с высоты, от самых верхушек доносился ровный рокот, будто текла где-то поблизости речка, хотя на самом деле никакой речки уже не было - она давно осталась внизу. Стволы старых деревьев с черными крапинками стояли неподвижно, а между ними - то тут то там - росли тонкие деревца с нежными листочками. Сквозь зеленую дымку их прозрачной одежды лес просматривался далеко вперед, и от этого казался голым, раздетым, да и земля почти голая, нет на ней травы, только прошлогодние сухие листья.
      Сзади Геры пыхтел, как паровоз, наступая на пятки, Кулек-Малек. Вдруг он споткнулся и налетел на Геру. Гера обернулся и увидел: Серега идет с закрытыми глазами. «Он же не спал всю ночь! - мелькнула мысль. - Храбрился, храбрился, а ему труднее всех!»
      И Гера протянул руку к геологическому рюкзаку: «Давай!»
      Малек отшатнулся:
      - Ты чего?
      - Давай! - повторил Гера и дернул за лямку. Серега остановился, устало опустил плечи. Рюкзак съехал на землю. Гера подхватил его. Весил Серегин рюкзачок чуть не вдвое тяжелее, чем Герин. «Камнями набит», - подумал Гера и, прикрепив его спереди, зашагал с двойной ношей.
      Рядом шел Дроздик. Он упирался обеими руками в колени. Может, так легче?
      А болтливая Райка молчит - не до разговорчиков…
      Когда Лидия Егоровна объявила очередной привал, Гера лег, вдыхая сыровато-сладкий запах земли. Вот так бы лежать и лежать, не двигаясь, только слушать размеренный шелест листьев.
      Дежурные раздали порцию сухого НЗ, но Гера зажевал хлеб с салом без всякой охоты. И вдруг заметил, что лежит на остром сучке. А ведь секунду назад ничего не замечал. И ребята кругом заговорили, начали шутить, тс ткать друг друга. Значит, тоже отдышались!
      Муврикова даже запела:
      Когда крутой подъем,
      Мы песен не поем,
      Нам труден каждый шаг!
      За- а-ачем я взял рюкзак?
      - Эх, водички бы газированной! - размечтался Дроздик.
      - Лимонадчику со льдом, - поддержал Швидько.
      - Все будет, как спустимся с перевала, - пообещала Лидия Егоровна. - Кому сколько лимонаду - заказывайте: стакан, бутылка, две?
      - Ох, долго еще, - застонали девочки.
      - Вот и не будем терять времени, - поднялась учительница. - Подожди, подожди, ты это что же? - удивилась она, увидев, что Гера набрасывает на себя второй рюкзак. - За кого несешь?
      - Да вон, - кивком показал Гера на Серегу, который, прислонившись к стволу дерева, клевал носом.
      - Подожди, - опять сказала Лидия Егоровна Гере, - тебе же одному тяжело.
      - Справлюсь! - храбро заявил Гера. - А он всю ночь не спал.
      - Ну, ты - молодец, - похвалила Лидия Егоровна. - По правде сказать, начиная поход, я подумала, что придется тебе помогать, а ты сам… Молодец! - повторила она и крикнула: - Максы, ко мне! - К ней подскочили Швидько и Дроздик. - Будете нести этот рюкзак вместе с Гусельниковым.
      - Лидия Егоровна, - запротестовал Гера. - Да я сам…
      - Сказано - по очереди? Вперед!
      … Лес по- прежнему стоял невозмутимо-спокойный, а тропинка тянулась вверх. Сколько же она может так карабкаться? Вот вместо буков появились дубы с резной листвой. Стволы их были у земли иссиня-черные, под толстым слоем застарелого мха. А тропа прыгнула на острый гребень горы и повела по узкой вершине, изогнутой, как сабля. С обеих сторон от этого гребня-сабли почти отвесно падали вниз склоны.
      И вдруг все оборвалось: горы, лес, темный сумрак густой дубравы. Сразу посветлело. Тропа вышла на широкий луг, весь в ярких цветах, и засияло голубое небо. Оно сливалось с лугом у далекого чистого горизонта.
      - Ура! - закричали ребята и, сбрасывая рюкзаки, помчались по цветущему лугу. Гера побежал вместе со всеми, радуясь открывшемуся простору над головой и предчувствуя что-то необыкновенное. Ведь этот цветущий луг - вершина горы, на которую они наконец взобрались. А что же там, за лугом, уходящим вдаль, в бескрайнее, облитое солнечным светом небо?
      Гера бежал во весь дух по высокой сочной траве, а метелки и венчики цветов хлестали его по ногам, и в лицо бил ветер, и казалось, летишь навстречу небу.
      Внезапно все остановились. Остановился и Гера и, глядя вперед, не. в силах был сказать ни слова: перед ними во всей сверкающей голубизне лежало, разливаясь до самого горизонта, долгожданное Черное море!

      Море сияло под солнцем за зеленой полосой побережья, а вправо и влево от отряда туристов, как спины неведомых гигантских животных, сбившихся в тесном стаде, уходили вершины гор - бесчисленные, темно-зеленые, синие, а еще дальше - мутно-сизые и белесые. Кавказский хребет…
      В разные стороны текут отсюда реки - в кубанские просторы и к Черному морю.
      - «Кавказ подо мною…» - продекламировала Муврикова.
      И все смотрели на горы, как победители завоеванной высоты. Дошли! Доползли! Дотопали! Прямо у ног туристов, стоящих на вершине луга, начинался спуск на другую сторону Кавказского хребта. Луг полого уходил вниз, но путь ему преграждал лес, через который предстояло еще пройти туристам, спускаясь с перевала в долину. А в долине, прорезанной речушкой, виднелось селение - спичечные коробки домиков в зелени - Новоматвеевка!
      Со стороны моря летел ветер. Влажный и упругий, он дул непрерывно. И, наверное, он дул так всегда, недаром и слизал с высоты все деревья. Чувствуя себя здесь, на голом месте, на этой седловине между увалов, безраздельным хозяином, вольным буяном, он набросился сейчас на ребят с особенной силой, с удалым присвистом. И девочки боролись с ним, придерживая прически и платья, а мальчишки наперекор ветру что-то кричали, что - невозможно было разобрать, потому что ветер подхватывал голоса и уносил за Кавказский хребет, туда, откуда только что пришли туристы.
      - Красота, - сказала Лидия Егоровна, наклоняясь к Гере. - Вот взглянешь с высоты и хочется идти еще и еще, шагать и шагать без устали, верно?
      Гера кивнул. Ему и в самом деле казалось сейчас, что он может пройти теперь хоть сколько, взбираясь на любую гору, будь она втрое, вчетверо, вдесятеро выше!
      - Смотрите! - показала вдруг Муврикова.
      Из леса, который был внизу, в конце луга, появилась цепочка туристов. Впереди шел рыжеволосый парень в синей майке. За ним шагали девушки и парни, тоже в синих спортивных костюмах. Они поднимались к вершине, на которой стояли наши ребята, и двигались весело, быстро, будто им было легко идти оттого, что в спину подгонял упорный ветер. Лидия Егоровна сказала:
      - Приготовиться к встрече!
      Семен с Серегой выстроили отряд. И когда незнакомые парни и девушки подошли ближе, навстречу им дружно грянуло:
      - От школьников-туристов физкульт-привет! Подошедшие остановились и тоже дружно ответили:
      - Физкульт-привет от туристов Карабчанки!
      - Физкульт-привет! Физкульт-привет! - гремело над перевалом традиционное спортивное приветствие. Его подхватывал ветер и уносил вдаль, а туристы обоих отрядов, поломав строй, начали знакомиться. Оказывается, старшеклассники из Карабчанки решили сделать поход к своим друзьям в Красногорийское и выбрали маршрут через этот перевал. Так сказал их командир, скуластый рыжеволосый парень.
      - А мы, наоборот, только что из Красногорийского, - сказала Муврикова. - Привет там от нас передайте.
      - Привет всем красногорийцам, - поддержали Раю девочки.
      - Обязательно передадим, - пообещали карабчанцы. Кто-то из них запел, все подхватили слова песни:
      Краюха хлеба в рюкзаке!
      Краюха неба вдалеке!
      А рядом песня!
      Без нее нельзя!
      Карабчанцы удалялись, оглядывались, махали руками. Семен скомандовал: «Становись!» И городские туристы тоже тронулись в дальнейший путь - вниз, по тропке, на которой только что стояли карабчанцы.
      - «Краюха неба вдалеке», - пропел Кулек-Малек и первый ринулся под гору, но не удержался и с размаху врезался в колючий куст.
      - - На салазки садись! - крикнул Швидько. А Альбина предупредила:
      - Осторожнее спускайтесь. Это нелегко.
      - Да ну! - не поверил Гера. Вот подниматься действительно было нелегко, а спускаться… И он тоже припустил вперед, но сразу почувствовал: в самом деле, спускаться не легче. Колени подгибались, рюкзак тянул вперед, приходилось откидываться назад, от этого ломило в ногах. Если же дать полную свободу ногам и помчаться, как сделал Серега, то того и жди - наткнешься на дерево или свалишься в пропасть. «Тормози!» - то и дело слышались шутки. А кто-то всерьез начал мечтать: «Эх, подъемчик бы!»
      Вот тебе и горный перевал! Никак не угодит туристам…
      В долине, едва спустились в нее, оказались на берегу речки.
      Здесь и заснул Кулек-Малек! Присели ненадолго отдохнуть, а он лег и заснул. Стали будить, тормошить - не просыпается. Семен взял Малька на руки и донес до воды. Ребята умыли его, Серега фыркал, отбивался, а глаза не открывал. Все-таки разбудили! Он пошел дальше с отрядом, будто пьяный, качаясь. Рюкзак его, конечно, несли другие.
      Гера тоже устал, но когда вошли в Новоматвеевку, подтянулся. Из окон, из калиток смотрели люди. И хотелось казаться бодрым туристом, которому нипочем ни тяжелый рюкзак, ни перевал, ни горячее солнце над головой.
      Моря еще не видно, но оно дышало уже где-то рядом, за домиками, раскиданными вдоль шоссе. Навстречу попадались курортники с мокрыми полотенцами. Легкий ветерок нес с собой прохладу. Ребята торопливо шагали по проулочку и даже не задержались около киоска с газированной водой. Какой уж там лимонад, если вот оно, море, вот! Прыгай с обрыва на песок и - в воду!
      - Ныряй, - раздалась шутливая команда Семена. И Гера побежал по берегу, на ходу сбрасывая кеды.
      Он барахтался в соленых брызгах, зажмурившись, а когда открыл глаза, то увидел горы. До половины укрытый зеленью, маячил Хазаровский перевал, светлея огромной лысиной луга, на котором под струей напористого ветра недавно стояли, приветствуя друг друга, туристы. Вот и позади Кавказ!
      Даже не верилось, что и он, Гера, был там!…

      Лидия Егоровна объявила:
      - Жить будем на острове.
      - На необитаемом? - спросил Серега. Учительница улыбалась:
      - Почти.
      Тогда Кулек-Малек завопил во все горло:
      - За мной, робинзоны!
      Остров, к которому они пришли, и вправду был почти необитаемым. Здешняя речушка, впадая в море, у самого устья растекалась на два рукава. И образовался у моря большой зеленый остров, покрытый сочной травой и даже деревьями-ивами и грабами. Но не было на нем никаких построек. Кругом люди - в поселке, в санаториях, - а здесь безлюдный уголок. Только еще с моста Гера заметил: по кромке прибрежных кустов на острове, вдоль берега речки, выстроились палатки. И около палаток - костры.
      - Вот тебе и робинзоны, - разочарованно протянул Кулек-Малек. - Опоздали мы.
      Швидько сострил:
      - Это пираты заняли остров! Приготовиться к бою!
      Но сражаться ни с кем не пришлось. Обитатели острова гостеприимно встретили вновь прибывших: «Селитесь, места много!» Оказывается, вся эта зеленая земля отдана туристам, тем, кто спускается с гор, и тем, кто держит свой путь по побережью. Останавливаются они здесь, разбивают палаточные городки, живут и идут дальше. А на их месте появляются новые.
      Принялись ставить палатки и наши герои. Гере казалось, что на это уже не хватит сил. Лечь бы на траву, как это сделал у речки Серега, и заснуть! Но такой у туристов закон: пришел на место - думай о ночлеге, таскай для костра дрова и, пока не приготовил все, что полагается, об отдыхе не мечтай.
      - Шевелись! - торопил Семен. - Гусельников, руби колышки.
      Даже крохотный топорик оттягивает руку, словно тяжеловесный колун. Но Дроздик вдруг закричал: «Стой, Гусь, не надо рубить, смотри!» - На траве не далеко от Геры лежали аккуратно сложенные колышки. Они появились здесь, как по сказанному велению. Только никакой сказки не было - просто кто-то заботливо их приготовил.
      - Ура! - подпрыгнул Гера и показал Семену. Семен небрежно кивнул - ничего удивительного для него в этом не было. Колышки лежали и в других местах, там, где стояли раньше палатки. И над кострищем высились вбитые рогульки - вешай ведра и вари! И чистота наведена кругом идеальная, приходи и живи! Будто знали те, кто покинул поляну вчера или сегодня утром, что появятся здесь туристы с гор, очень усталые. И сделали они все, чтобы помочь незнакомым друзьям по тропе. Такой уж у туристов тоже закон!
      … Утром остров зашумел, как густо населенный город. Вдоль кустов, по берегу речки, белела цепочка палаток. Лишь в самом дальнем конце острова палаток не было. Гере захотелось посмотреть, что там в незаселенном краю. Он пошел туда. Ветки грабов спускались низко к воде, почти касались ее. На другой стороне речки прятались в зелени домики Новоматвеевки. В медленно текущей к морю воде ходили косяки рыбешек.
      За кустами, у омута, сидел с удочками старик в брезентовой фуражке и в плаще с капюшоном. Впалые щеки старика были покрыты жесткой щетиной, но держался рыбак молодцевато - шустро вскидывая то одну, то другую руку, вытаскивая удочки. Когда Гера подошел близко, старик оглянулся, но ничего не сказал, только кашлянул. Может быть, он подумал, что мальчишка будет ему мешать. Но Гера стоял тихо, ждал, когда рыбак поймает хоть одну рыбешку.
      Клевало плохо, и рыбак больше не вытаскивал удочки, поплавки лежали на воде, не шелохнувшись, будто заснули.
      - Плохо нынче ловится, - сказал старичок и улыбнулся. Глаза у него были бесцветные, но чистые, прозрачные, как две капельки воды, просвеченные солнцем. Лицо в морщинках. - Может, кефалька подойдет, - продолжал рассуждать вслух рыбак. - Она хитрючая, кефалька-то. Вокруг крючка бродит, а не берет. А если новый соперник появится, сразу хватает, другим не дает.
      - Вы на что ловите? - спросил Гера.
      - Каждая рыба свою приманку знает. Теперь еще искусственную придумали. Из тюбика, как паста, выдавливается. Да не пахнет. А рыбе запах подавай. Ты турист?
      - Турист.
      - Ну, ну. Кому что. Мне с грузом на хребте уже не ходить. А в свое время немало потопано. Издалека прибыли?
      - Из города. Через Хазаровский, - похвалился Гера. Он думал, что старик удивится и снова похвалит, но тот лишь кивнул.
      - Отовсюду приходят. Только с островом вы не шутите.
      - А что?
      - Заливает. Как туча в торах прольется, вода сюда по ущелью катится. Река разбухает и на остров шастает. Не прозевайте, а то зараз в море смоет.
      - Не смоет, - заверил Гера.
      - Ну, ну… Погода, видать, к тому идет. Чуешь, над горами-то? - Гера посмотрел на горы, но ничего не заметил. Голубело чистое небо, только над вершиной Хазаровского перевала застыло белое облачко. Старик рыбак показал на него: - Подбирается, чуешь? - Он сказал о нем с усмешкой, как о хитром зверьке, и замолчал, уставившись на поплавки.
      Гера постоял еще немного, потом вернулся к палаткам.
      Море лежало перед ним синей лентой, а висячий мост вкривь и вкось разлиновывал эту синюю ленту своими тонкими тросами. Но вблизи море было не только синим. Оно было разноцветным, словно раскрашенное огромными мазками, - темно-фиолетовое вдали, сизое - поближе, блестящее, будто подсвеченное из глубины, изумрудное у самого берега. Все эти краски переливались и меняли оттенки.
      Лидия Егоровна разрешила вволю купаться, но предупредила, чтобы не пережаривались на солнце. Все чувствовали себя прекрасно. Только опять не повезло Сереге. Он выволок на берег матрац: решил поплавать. А Толстый Макс кинулся помогать, стал вынимать зубами резиновую пробку и… откусил ее! Серега закричал па Швидько:
      - Ты что - голодный? - Все вокруг засмеялись, а Кулек-Малек чуть не заплакал.
      Толстый Макс только сопел. Сейчас-то у него получилось случайно - можно сказать, тоже не повезло.
      Альбина между тем познакомилась с соседями-туристами и договорилась с ними: вечером зажгут общий костер, покажут друг другу художественную самодеятельность. Девочки начали репетировать. Максим Дроздик сзывал рыболовов на очередной промысел. Дежурные суетились у ведер. Словом, в палаточном городке на острове туристская жизнь входила в свою колею.
      А Гера не находил себе места почему Лидия Егоровна не объявляет, когда все пойдут в Новоматвеевку, чтобы поскорее выяснить про Степана Бондаря?
      - Слушай, Серега, - сказал Гера. - Надо же идти. Кулек-Малек, обняв коленки, сидел перед палаткой и глядел в землю. Он все еще переживал неудачу с матрацем.
      - Куда идти? - спросил он.
      - А искать Степана Бондаря.
      Серега махнул рукой в сторону девчоночьей палатки:
      - Пусть Райка.
      Муврикова с Гутей выпускали стенгазету.
      - Послушай, летописец, - обратился к ней Гера, заглянув в палатку. - А когда Бондаря искать будем?
      - Потерпи, узнаем. И про однополчанина Гузана и про твоего Бондаря, - ответила Райка с улыбкой и взглянула на Гутю. - Ну, что у нас там дальше? - Она не сказала Гере «иди», но всем своим видом дала понять, что он лишний.
      Он ушел. Ему не понравилось, как Муврикова с ним разговаривала. Улыбалась. «Про твоего Бондаря». Как будто не ее дело. Да еще советик дала: «Терпи». А сколько можно «терпеть»? Прошагал Гусельников десятки километров, через горы к морю вышел, а еще ничего не раскрыл. Хорошо узнавать про однополчанина - пойдут в сельсовет и выяснят, где он живет. А как быть Гере? Конечно, Новоматвеевка рядом, вот она, за речкой, и, может, живет в ней человек, который знает что-либо новое про Бондаря, но где его искать, этого знающего человека?
      Время- то идет, а все медлят, медлят…
      После обеда Лидия Егоровна объявила, чтобы все готовились к вечернему концерту. Тут уж и Муврикова заволновалась:
      - Лидия Егоровна, а когда к однополчанину Гузана пойдем?
      А Гера не выдержал:
      - Да что там про однополчанина говорить! Про Бондаря надо узнавать. О нем же ничего не известно. И вдруг не успеем?
      Учительница додумала и подозвала вожатую. Подошел и Семен. В общем, получился внеплановый походный совет юных путешественников: решали, где искать человека, который знает про Бондаря.
      - А я придумала, - сказала Гутя. - Спросим тоже в сельсовете. Какие живут в Новоматвеевке партизаны с гражданской войны.
      - Хорошо, - согласилась учительница. - Можно с этого начать. Семен, завтра утром пойдешь с желающими в сельсовет.

      Не трудно понять, как Гера ждал утра! Он еле досидел вечером у огромного костра дружбы, который разожгли сообща с соседями. И еле дослушал объединенный концерт. К костру подтянулись все туристы-островитяне. Выступали, пели, играли на гитарах. Гере особенно понравились «туристские матрешки». Три парня с рюкзаками за спиной повязались платочками и, пританцовывая, пронзительными голосами спели частушки. У них был припев:
      Спуск - подъем, спуск - подъем,
      А мы идем, идем, идем.
      А в одной частушке говорилось про какую-то Зину.
      Дух у Зины захватило,
      Подыматься нету силы,
      Но Зинуха молодцом:
      Где не шла, ползла ползком.
      - Это они сами сочинили, - пояснила Муврикова.
      - Не мешало бы и нам про себя сочинить, - заметила учительница.
      - А что? И сочиним, - тряхнула Райка «хвостом». - К новому костру дружбы будет готово! - Она сказала о новом костре дружбы потому, что этот, первый, всем понравился, решили через несколько дней провести такой же. Конечно, и Гере костер понравился, но все-таки он раньше других ребят ушел в палатку.
      Кругом шумели, укладывались, ожидая отбоя, а он уже лежал смирно. Скорее заснешь - скорее настанет утро.
      Желающих идти в сельсовет набралось много - чуть не весь отряд. А в сельсовете Семен обратился к черноволосой девушке-секретарю. «Мы туристы, спустились с гор, нам нужно выяснить кое-какие вопросы», - так он сказал, а девушка смотрела на него с любопытством, будто не верила, что они «с гор». Потому что стоял Семен перед ней в тщательно отглаженных брюках, словно были они только что из-под утюга. Гера еще в лагере заметил: ухитрился чемпион пронести свою одежду в рюкзаке так аккуратно, что «не подумаешь, будто неделю жил в палатке. Да и все ребята были в белоснежных рубашках с красными галстуками на груди. Такой тоже у туристов закон - где бы ни шагал, через какие дебри ни продрался, а в населенном пункте принарядись, как на праздник!
      - Какие же вопросы вы хотели выяснить? - поинтересовалась девушка-секретарь.
      - Во-первых, нам надо узнать, где живет один человек, - начала Райка. - Он однополчанин Героя Советского Союза Гузана. Вместе с ним под Ленинградом воевал.
      - Майор Ливанов? - сразу догадалась секретарь. - Жил такой у нас. Да только весной уехал.
      - Куда? - вырвалось у ребят.
      Выяснилось, что майор Ливанов уехал в Подмосковье и нового его адреса в сельсовете нет.
      - Можно узнать, если надо, - добавила секретарь.
      - Надо, очень надо, - подтвердила Муврикова. - Мы хоть письмо ему напишем.
      - Так я вам сообщу, как узнать, - пообещала девушка и спросила: - А какой вопрос «во-вторых»? Вперед высунулся Гера:
      - Еще - про партизан с гражданской войны. Были они в вашем селении?
      - Про гражданскую войну вам лучше поговорить с Валентиной Федоровной, - ответила секретарь и открыла дверь, на которой была табличка «Председатель сельсовета В. Ф. Худякова». - Валентина Федоровна, к вам пионеры из города.
      Председатель сельсовета В. Ф. Худякова оказалась молодой, красивой, с большой косой, закрученной сзади узлом. Она стояла посередине комнаты и сказала ребятам: «Садитесь, товарищи». А в комнате был еще один человек - он стоял перед Валентиной Федоровной, громоздкий, неуклюжий, небрежно одетый, даже какой-то вроде помятый. Вот про него можно было подумать, что он спустился с тор и живет в палатке, да еще и спит в одежде. Когда ребята вошли, этот дядька хмуро покосился на них: помешали ему разговаривать с председателем сельсовета. Но Валентина Федоровна сказала ему:
      - Значит, вот так я вам советую - не обижать старушку.
      - Да я не обижаю, - забасил дядька. - У меня ведь по закону. Где граница участка? По ее малиннику. Вот я и борюсь за свое. Мне чужого не надо.
      - Да неужели из-за тридцати сантиметров вы будете судиться? Или у вас земли не хватает?
      - Хватает не хватает, товарищ Худякова, это параграф другой. А вы, как представитель власти, помогите в моем законном требовании.
      - Да лучше бы вы помогли бабушке перенести малинник. Ей одной не справиться. Тогда бы она вам сама отдала этот несчастный клочок земли.
      - Нехорошие слова употребляете, товарищ Худякова, - укорил дядька. - «Несчастный клочок». Это же наша родная землица. Сколько бы ее ни было, а наша. За нее люди кровь в войну проливали. А чужой малинник, еще раз скажу, мне ни к чему. Пусть куда хочет, туда и девает.
      - Ничего вы так и не поняли из нашего разговора, - вздохнула Валентина Федоровна. - Очень жаль.
      - И мне жаль, товарищ Худякова, да что поделаешь. По закону своего добиваюсь. Я ведь не за чужое хлопочу.
      - Вот это вы правильно сказали, - усмехнулась Валентина Федоровна. - За чужое хлопотать не будете.
      - Опять намеками разговариваете?
      - Какие уж там намеки! - махнула рукой Валентина Федоровна и села за свой столик. А толстый дядька сказал «прощевайте» и вышел. Валентина Федоровна помолчала, потом что-то записала на листке календаря, и когда подняла на ребят глаза, они смотрели весело: - Ну, с чем пожаловали, юные туристы?
      Семен объяснил.
      - Партизаны с гражданской войны! - обрадовалась Валентина Федоровна. - А как же! Есть! Галочка! - позвала она. И когда в дверях появилась девушка-секретарь, попросила: - Разыщи-ка нам бумаги партизанского вечера. Собирали мы тут недавно старичков - красно-зеленых, - объяснила она, пока Галочка искала бумаги. - Вечер воспоминаний устроили. Чуть не до петухов просидели. Ох и порассказали они нам разного, записать да издать, целая книга получилась бы. Вот, - раскрыла она папку, которую принесла Галочка. - Особенно у Степана Бондарева интересные воспоминания.
      - Как? - выкрикнул Гера. - Степан Бондарев?
      - Да. А что?
      - Так мы же его ищем, - сказала Муврикова. - В краевом музее про него написано.
      - Совершенно верно, - кивнула Валентина Федоровна. - Мы посылали туда материал.
      «Подождите, подождите, - хотел сказать Гера. - Мы ищем не Бондарева, а Бондаря». Но его опередила Гутя.
      - В записке-то Бондарь! - сказала она. Серега и Райка дружно ополчились на нее.
      - А может, искажено в записке? Вот у него и узнаем. Ты посуди, - начала доказывать Райка. - И тот партизан, и этот партизан. И тот в музее, и этот в музее. И тот Степан, и другой. Нет, нет, он и есть! - закончила она уверенно.
      Гера не знал, что думать. Очень хотелось верить, что все именно так, как убеждают Серега и Райка. А они уже закидали Валентину Федоровну вопросами: «Где Бондарева найти? Да как к нему пройти? Далеко ли он живет?»
      - Галочка, - сказала она. - Дай туристам адрес. Отыскать на улице Подгорной дом номер двадцать восемь не составило никакого труда. Только хозяина-то не оказалось дома. Стучали в калитку, потом вошли во дворик, снова стучали - на двери не было замка. А из хаты никто не отзывался. В соседнем доме открылась дверь, молодая женщина крикнула:
      - Нема же там никого!
      - А где Бондарев?
      - Карпыч? Так кто ж его знает. Как зимой его старая вмерла, сам в хате редко бывает. У моря побачьте.
      - Где у моря?
      - А кто ж его знает. - Ребята в растерянности переглянулись. - Как ему пересказать-то? - спросила женщина. - Виткеля были?
      - Туристы мы, из города. На острове живем, - ответил Семен. - Окажите, хотели познакомиться. Завтра еще придем.
      Когда вышли на улицу, Гера протянул недовольно:
      - Опять жди «завтра».
      - Ну ничего, - успокоил его Семен. - Зато теперь мы знаем, к кому обращаться.
      - А сейчас в лагерь? - спросил Кулек-Малек и, свернув за угол, прочитал табличку на доме: - Приморская улица.
      - Стоп! - воскликнула Райка. - Приморская? Так на этой же улице Чертков живет, ну тот, который с Гузаном вместе учился, помните? - Она вынула записную книжку и заглянула в нее. - Так и есть: Приморская, шесть или восемь. Сходим к нему? - повернулась она к Семену. - Это нам по пути.

      Каменный дом под железной крышей. Высокий забор. Крепкая калитка на запоре. Надпись: «Во дворе злая собака». Номер восемь.
      Собака дала о себе знать, едва ребята приблизились к калитке. Она залаяла, задыхаясь от злости, и стала рваться к воротам, лязгая железной цепью.
      - Стучи, - сказал Семен.
      - Может, тоже дома нет, - засомневалась Абрикосова.
      Гера постучал.
      - Кто там? - раздался мужской голос из глубины двора.
      - Нам нужен товарищ Чертков, - сказала Муврикова. - Михаил Леонтьевич.
      Щелкнула задвижка.
      - Что еще? - пробасил за калиткой хозяин, и перед ребятами появился высокий неуклюжий дядька - тот самый, который был у Валентины «Федоровны в сельсовете. - Я Чертков, в чем дело?
      Гера остолбенел. Да и не он один, потому что все долго молчали, даже Семен.
      - Простите, - наконец пришла в себя Муврикова. - Мы туристы. Мы хотим узнать про Андрея Гузана.
      - А-а-а, - Чертков распахнул калитку пошире, но не для того, чтобы пригласить ребят к себе, а, наоборот, сам вышел на улицу. Был он в грязной рубахе навыпуск, в коротких серых штанах, из-под которых виднелись толстые волосатые икры, на ногах стоптанные тапочки. Подойдя к бревну, приваленному к забору, Чертков уселся на него. - Замолчи, бешеный! - крикнул он на собаку, которая все еще неистовствовала во дворе, и добавил с гордостью: - Зверь, а не пес.
      - Мы узнали, - снова начала Райка, когда все ребята окружили Черткова, - что вы учились с Гузаном.
      - Учились, учились, - подтвердил Чертков.
      - Может, и за одной партой сидели? - вставил Серега.
      - Сидели и за партой.
      - И дружили? Чертков хохотнул:
      - Как же, дружили. Он меня по загривку, я его под дыхало.
      Райка не знала, как отнестись к этой шутке, и поглядела на ребят. Потом попросила:
      - Расскажите о Гузане.
      - А что рассказывать-то?
      - Ну, какой он был.
      - Обныкнавенный. - Он так и сказал «обныкнавенный» и усмехнулся. И Гера не понял - то ли нарочно он употребил это словечко, то ли на самом деле неграмотный и не сидел никогда за партой в школе, а тем более рядом с Героем Советского Союза Андреем Гузаном.
      Муврикова, а потом и Серега все-таки начали его расспрашивать: какой был Гузан ученик, хорошо ли учился, но Чертков отвечал коротко, обрывками фраз. Гера слушал его, а сам ни на секунду не мог забыть, что этот самый Чертков хочет судиться со старухой соседкой из-за тридцати сантиметров земли. Ни герой Гузан, ни пионеры из города Черткова нисколько не интересовали. Да он и не скрывал этого:
      - Герои, герои… Ходят, ищут. Были у меня здешние, а потом в сад залезли. Ружьишком попугал.
      - Ну что ж, - сказал Семен. - Мы пойдем. До свиданья.
      - Бывайте, - поднялся с бревна Чертков и не успели ребята отойти двух шагов, как захлопнулась за ним калитка с надписью: «Во дворе злая собака».
      - Фу, - сказала Райка, словно ей долго не хватало чистого воздуха и лишь сейчас она вздохнула полной грудью.
      А Гера вспомнил, как тетя Фиса в Красногорийском неохотно отвечала ребятам на вопросы об этом Черткове и даже сказала, что лучше к нему совсем не ходить, все равно ничего интересного он не расскажет. Так оно и вышло.
      - Вот вам и учились вместе, - сказал Серега, тоже думая об этом. - За одной партой сидели. Тип он!
      - Может, он раньше не такой был, - возразила Гутя.
      - Какое там! - заспорил Кулек-Малек. - Слышала, как про дружбу сказал? «Он меня по загривку, я его под дыхало». Вот и вся их дружба.
      - Лучше бы и не ходили, - сказал Дроздик.
      - Нет, почему же, - не согласился Семен. - Надо знать, что и такие водятся.
      - Разные под солнцем горячим ходят, да? - спросил Гера, многозначительно взглянув на девятиклассника.
      - Вот именно! - ответил тот.
      В лагере Лидия Егоровна спросила: где были и что видели? Гера ответил, что в Новоматвеевке живет красный партизан Степан Бондарев. А Муврикова объяснила про майора Ливанова. Когда же Абрикосова начала рассказывать про Черткова, Муврикова оборвала ее, махнув рукой: «Да ну его, этого!»
      И вправду - ну его!
      Вечером, сидя у моря, Райка опять начала строить планы: как напишут они майору Ливанову, а потом обязательно напишут в ту часть, где служил Гузан, а потом пригласят к себе на общешкольный вечер тетю Фису и Павла Ивановича, чтобы они рассказали про героя, а потом их дружине присвоят имя Андрея Гузана.
      В санаториях зажигались огни, горизонт у моря затуманивался, по темной его поверхности начали шарить прямые, как стрелы, лучи прожекторов. Это пограничники прощупывали морские просторы. Там, за морем, уже чужая страна - Турция.
      Гера сидел с ребятами на берегу, слушал музыку из транзистора, смотрел на черную, словно уснувшую, массу воды, по которой скользили прожекторы, и соглашался с Мувриковой, говорившей о Гузане, но думал… О чем он думал? Ну, конечно же, о том, как завтра пойдет вместе с ребятами к Степану Бондареву…

      Только все получилось не так. Почти сразу после завтрака раздался Гутин крик:
      - Бондарев на острове! Бондарев! - Она бежала к лагерю по тропке от дальних кустов, куда недавно ушли с удочками рыбаки. С ними была и Гутя. И вот теперь она мчалась, всполошив всех, кто оставался у палаток, - Бондарев на острове!
      К лагерю приближались рыбаки во главе с Дроздиком, и в центре их шел… Нет, дайте Гере передохнуть! Если вчера для всех ребят было неожиданностью появление перед ними «друга Гузана» - этого неуклюжего дядьки, - то сейчас полной неожиданностью для Геры было то, что он увидел… С ребятами шел высокий старик - в плаще и зеленой брезентовой фуражке, с удочками в руках, да, да, тот самый рыбак, с которым Гера разговаривал два дня назад, когда обходил необитаемый остров. Он и был Степаном Бондаревым.
      Выяснилось это просто. Когда наши рыбаки пошли по берегу, они встретили старика. Тот сам спросил: не из города ли они туристы? Кто-то, сказал он, приходил вчера к нему, да не застал дома.
      - Так это же мы! - воскликнул Дроздик. - А вы Степан Бондарев?
      - Степан Карпович, - отрекомендовался старик. Гера глядел на него и не верил: неужели правда - он? Степан Бондарев или… Степан Бондарь? Неужели сейчас разъяснится все, ради чего он пошел в поход? Только странное дело… Гера шел навстречу этому человеку совершенно спокойный. Тогда, в музее, приближаясь к записке, чтобы посмотреть, что написано в ней на обороте, он и то волновался. А сейчас? Ну почему так ровно бьется сердце? Хотелось лишь поскорее спросить про записку.
      Желанного гостя уже окружили со всех сторон ребята.
      - Вы партизанили в этих краях? А в сталактитовых пещерах хранили оружие? А в хуторе Алюк тоже бывали? - О хуторе спросила Гутя. И на все вопросы старик отвечал утвердительно. «Да, партизанил». «Да, в пещерах оружие хранили». «Да, на хуторе Алюк бывал и притом много раз!»
      У Геры исчезли все сомнения. Он понял: перед ним и вправду стоит человек, которого он с таким нетерпением хотел видеть и про которого сказано в записке, что он знает, где спрятано.
      - Расскажите скорее, - затормошили ребята старика, усаживая его на траву перед палатками.
      И он начал рассказывать. А потом был обед - дежурные принесли гостю миску пахучего борща. И после обеда он снова рассказывал. По режиму полагался мертвый час. Но разве тут до сна? Как уселись на пригорке в тени широкого граба, так и слушали старого партизана до самой темноты…

      - Мне было тогда двадцать лет.
      Пришел на Кавказ белогвардейский генерал Деникин. И сразу объявил мобилизацию в свою армию. Я под самый первый призыв попал. Только воевать за белых у меня не было охоты. Мой отец в Красной Армии служил, при отступлении наших частей вместе с ними в астраханские степи подался. А я с дружком, как беляки за мной пришли, убежал в лес к партизанам.
      Было это в сентябре, а то, почитай, и в октябре восемнадцатого. Под Чистым Ключом мы тогда белым покоя не давали. А летом девятнадцатого приехали к нам большевики-подпольщики из города и организовали главный штаб - всех партизан по берегу Черного моря объединили. Главный штаб руководил теперь всеми операциями против деникинцев.
      Командовал нашим Чистоключевским отрядом отчаянный человек. Черночубом звали. Из наших, кубанских был, смельчак, каких я после не видывал. Меня он своим адъютантом сделал. И вот помню такой случай. Двинулись мы от Чистого Ключа на равнину, окружили одну станицу и завязали с белыми бой. Белых уйма, нас меньше. И вот Черночуб придумал: дайте, говорит, мне офицерскую одежду. За этим дело не стало. Переоделся он и меня тоже в беляковскую форму нарядил, в солдатскую. Сели мы на лошадей и - под огонь! Под выстрелами поскакали к станице - краем, по-над леском. И выскочили на передовую линию казачьего фронта. Беляки-то свои батареи перед станицей поставили. Вот мы к этим батареям и подлетели.
      Подлетаем, значит, к одной, и Черночуб приказ отдает белому офицеру: срочно выходить на огневую позицию! Отдал приказ и дальше. Белый офицер в суматохе не разобрался - и раз вперед! А тут его наши в цоп!
      Такой же спектакль разыграли мы и с пулеметной командой беляков. Двадцать пулеметов с тачанками, как один, в наших руках оказались.
      Под Черночубом лошадь убили. Он свалился, чуть ногу не сломал, да сразу вскочил, а я закричал: «Лошадь офицеру!» Опять в суматохе беляки не разглядели, лошадь подвели, ну, мы назад к себе, за лесок. Как целы остались, до сих пор удивляюсь.
      Ежели коротко сказать - вернулись мы к своим и Черночуб белякам ультиматум послал: складывайте, такие-сякие, оружие, драться вам все равно нечем. Они туда-сюда, заерепенились, а глянули - пушки-то да пулеметы у нас. А пока мы переговоры вели, еще и позиции хорошие заняли. И как ударили по белякам из их же пушечек!
      Конечно, и нам доставалось… Каратели лютовали. Налетят на станицу, в которой наши семьи, рубят подряд - людей губят, дома сжигают. Один раз целый отряд погиб.
      - Алюкский? - не выдержал Гера.
      - Вот, вот. Точно - Алюкский. Слыхали, значит? Предатель их выдал. А командир ихний - дружок был нашему Черночубу.
      Вот уж не помню, как его звали. Погиб он. Черночуб узнал и сам не свой сделался. Каратели-то отряд истребили и хутор сожгли. Тут приходит нам из главного штаба приказ: идти в Верхнереченскую. А в Верхнереченской этот самый отряд карателей стоял. И приказ такой: по карателям за все их бесчинства ударить по-партизански. Задача ясная. Помню, вечером захожу я в хату, где Черночуб жил, а он голову руками зажал, думает. Шевели, говорит, мозгами, Степан. Дело сурьезное. Никому он еще про то не объявил, а мне рассказал, И добавил: тебе задание, Степан. Сказывают, в Верхнереченской предатель тот свою шкуру спасает, холуйствует перед беляками, спину выгибает. Надо нам его не упустить.
      Вышли мы вечером. Черночуб остановил отряд в лесу, всем объявил, куда идем, зачем. Пошли дальше лесом, речка - сажени две шириной, быстроводная. А ночи уже морозные, одежда обледенела, руки закоченели, продрогли мы все. Наутро к открытому полю подобрались, в полуверсте от Верхнереченской. Церковь белеет. Лай собак слышен. Повели наступление с трех сторон. Не по улицам, а по дворам да огородам. К центру пробираемся.
      Да только чуть успели через первые заборы перемахнуть - жители навстречу высыпали. Рады нам, угощают, кто чем - пирожками, варениками, салом. Ждали нас и жалели. Рассказали они, где у гарнизона пулеметы. Да гарнизон тоже не дремал - тревога, в колокол зазвонили. И с колокольни пулеметный огонь захлестал.
      Черночуб рассердился: ах, говорит, ты святая обитель! Всякой нечисти пристанище даешь? Так пускай и пас господь-бог не осудит! И дал команду по церкви палить. Порешили мы тогда эту их святую обитель - замолчал их пулемет, а мы сто человек обезоружили, офицера к Черночубу привели. Я же бросился за предателем. Первым делом к хозяйке, где офицер на постое был, ее расспросил. И кто же помог мне? Такой вот вроде вас, парнишка. Поманил меня и на сарай показал, когда мы из хаты вышли. Там я и сцапал этого - отсидеться от партизан надумал, да не вышло. Привел я его к Черночубу.
      Отдохнули мы в той станице часок, а может - два. Больше нельзя - беляки успели по линии передать, что мы налет делаем, им подкрепление шло. Все-таки два часа провели мы в тепле - жители бани истопили. Не поверите - вместе с портянками кожу с ног снимали? Так пообморозились. А потом опять в лес, на мороз…
      - А предатель? - спросил Серега.
      - А что предатель? Он да и офицер по заслугам получили. Отомстил Черночуб белякам за своего друга, а мы за весь погибший отряд и хутор разоренный Алюкский. А вот еще был случаи…
      Гера оглядел ребят. Они слушали, забыв обо всем на свете. Еще бы! Перед ними сидел живой партизан с гражданской войны! А Гера? Ну разве мог он подумать, когда читал с бабушкой, воспоминания Дмитрия Арефьева, что увидит человека, который вместе со своими друзьями красно-зелеными и с командиром Черночубом отомстил за погибший отряд командира Василия.
      Вот, оказывается, чем закончилась алюкская трагедия.

      Только как бы много ни рассказывал Степан Карпович, а Гере нужно было услышать о главном. И, выждав момент, когда старый партизан сделал передышку, Гера прямо сказал:
      - О записке расскажите.
      Степан Карпович повернулся в его сторону:
      - А я ведь ждал этого вопроса. Стало быть, знаете про записку?
      - Знаем, - ответило сразу несколько голосов. Степан Карпович вздохнул:
      - Да, но в записке-то не обо мне.
      - Как? - не поверил Гера.
      - А вот так. Я же не Бондарь. Я - Бондарев.
      Вот оно, значит, что! Не успел Герка порадоваться и снова - удар!
      - Да мне уже приходилось разъяснять про записку-то, - продолжал Степан Карпович. - Расспрашивали у меня.
      - В музее?
      - И из музея. И ребята вроде вас или чуток постарше. А недавно еще из Карабчанки приходили.
      - Из Карабчанки?
      - Да. Тоже записывали, как эта чернявая.
      - О чем же они расспрашивали? - заволновался Гера.
      - Да про Бондаря же.
      Еще лучше! Значит, и в Карабчанке ищут Степана Бондаря.
      - А вы сами-то что-нибудь слышали о нем? - спросила Муврикова у Степана Карповича.
      - А как же, слышал. Меня даже еще в те годы спутали с ним один раз. За него приняли, как вот вы сейчас.
      - Партизаны?
      - Ну да. Пришли связные из другого отряда и говорят: где тут Степан Бондарь, он звал нас. Их ко мне, а я говорю: никого я не звал. Выяснили что к чему. Бондарь-то в другом отряде в то время находился.
      - И вы его видели?
      - Не приходилось.
      - Говорят, он всюду бывал, - сказала Гутя. - И всегда важные указания, приказы привозил. Из главного штаба, что ли? Так нам дедушка Кондрат сказал в Красногорийском.
      - Знаю Кондрата, - кивнул Степан Карпович. - Ничего он парняга был только путаник хороший. И сейчас путаником остался. Не мог он видеть Бондаря, потому как Бондарь везде бывал, это верно, да никому не объявлялся, никто его и не видел.
      - Да что он, волшебник, что ли? - удивилась Райка.
      - Или в шапке-невидимке ходил? - сострил Швидько.
      - Как хотите гадайте. Был он и не было его.
      - Легенда? - спросила Лидия Егоровна.
      - Как хотите гадайте, - повторил Степан Карпович. - А. Кондрат его не мог видеть, путаник.
      - Да вы не так меня поняли, - пояснила Гутя. - Дедушка Кондрат его тоже не видел. Он сказал только, как и вы говорите, что Бондарь везде бывал.
      - А-а-а, ну то-то. А все равно путаник Кондрат! Когда нас собирали на вечер красно-зеленых, уточнить кое-что, так Кондрат сказал, будто наступление на Чистый Ключ мы в двадцатом году вели на пасху. А какая тебе пасха, если блины ели? На масленку это было, а он, путаник, видно, во сне куличи ел, вот ему и пасха, - засмеялся. Степан Карпович, довольный своей шуткой.
      И ребята смеялись вместе со старым партизаном над путаником дедом Кондратом, только Гера все думал: «Степан Бондарев не Степан Бондарь! Что же теперь делать дальше?»
      - Слушай, Гера, - зашептала Гутя, - Карабчанка-то рядом! - Она больше ничего не сказала, но Гера понял. Если в Карабчанке есть ребята, которые интересуются запиской из музея, а Карабчанка рядом…
      - Идем! - Гера схватил Гутю за руку и потащил к учительнице. - Лидия Егоровна, - начали они оба сразу. - А как бы нам съездить в Карабчанку? - Они спросили очень серьезно, как будто это было совсем не трудно сделать им. И учительница посмотрела на них тоже серьезно и сказала:
      - Ну что же. У моря нам осталось провести еще три дня. Думаю, что за эти дни мы сумеем сделать разведку в Карабчанку. А главным разведчиком назначаю Семена - записывайтесь под его командование.
      - Есть записываться! - в один голос закричали Гера и Гутя и побежали сообщать новость Семену. - Собираться долго не будем, - договаривался Гера с Гулей. - Завтра и поедем, верно?
      - Конечно, - подтвердила она.
      Только из этого плана у них ничего не вышло: они не смогли попасть в Карабчанку ни завтра, ни послезавтра…

      Когда Гера утром выглянул из палатки, то увидел, что погода испортилась. Правда, косматые тучи ходили над горами и накануне. Над вершиной Хазаровского перевала даже гремел гром и сверкала молния. Но гроза не спускалась к морю, и над Новоматвеевкой, над туристским островом, все дни сияло солнце.
      А сегодня тучи сползли ниже. Они совсем прикрыли Хазаровский перевал, и рваные их клочья висели уже над крайними домиками селения. Необычно сурово выглядело и море: оно недовольно рокотало и пенилось.
      На острове было еще безлюдно - спали в наглухо застегнутых палатках туристы, дотлевали забытые после ночи седые костры. Лишь кое-где копошились повара.
      Солнце все-таки пробило тучи. И, словно вспугнутый его лучами, заскользил прочь туман, теряя на лету невесомые обрывки. Но во время завтрака стал накрапывать дождь. А над горами он шел уже вовсю - там опять гремел гром и сверкала молния. Тучи наплывали и из-за моря. Солнце снова скрылось.
      - В дождик самая рыбалка! - объявил Дроздик и храбро уселся мокнуть на берегу с удочками, тут же, около лагерной стоянки. Однако большинство ребят, позавтракав, предпочли забраться в палатки. Намеченные дела срывались. Лидия Егоровна, взяв трех человек, ушла в магазин за продуктами.
      Гера надеялся, что погода наладится и тогда он подойдет к Семену и скажет: «Поехали в Карабчанку». Но с каждой минутой становилось мрачнее. Тучи шли, как по конвейеру. Похожие одна на другую, они непрерывно плыли над горами.
      - Вот тебе и съездили, - проворчал Гера, когда по туго натянутому брезенту не на шутку забарабанили капли дождя. И зашумели, зашевелились ивы у реки, обнажая серебристую изнанку листьев.
      В этот миг и раздался испуганный голос Дроздика:
      - Полундра! Тонем!
      Гера выскочил из палатки. Высыпали все ребята из всех палаток, какие были на острове. И засуетились, оттаскивая вещи, оставленные у воды. Вода в реке стремительно, прямо на глазах, прибывала. Она поднималась быстрее, чем в ванне, когда откроешь все краны на полную мощность. С противоположной стороны речки закричала живущая там и сейчас выбежавшая из невидимого за деревьями домика женщина:
      - Уходите скорее с острова, уходите, а то зальет! Гера вспомнил, как об этом же говорил ему Степан Карпович. Заволновались всерьез и все туристы-соседи на своих участках. К лагерю торопливо подходила Лидия Егоровна с ребятами, нагруженными продуктами. Издали прокричала:
      - Скорее, скорее сворачивайте палатки!
      - Аврал! - завопил Швидько и обрушил палатку, выбив передний столбик.
      - Стойте! - послышался опять голос Дроздика. На этот раз он был спокойнее. - Вода остановилась.
      Все столпились у берега. Мутная, грязная вода захлестывала землю, подступая к самым ногам. Разбухшая, неспокойная после ливня в горах, река рвалась к морю, волоча за собой палки, щепки, старые листья, выхваченные из прибрежных зарослей и коряг. Да и сами коряги, сдвинутые с места, плыли мимо, черные, тяжелые, как подводные лодки, у которых видна только омываемая волнами верхняя палуба. Словно обессилев, разбушевавшаяся река вдруг начала утихать: спадал уровень воды, опять обнажились затопленные у самого берега кусты с налипшими на них длинными водорослями.
      - Попробуем пообедать, - сказала учительница. - Но глаз с воды не спускать!
      Соседи- туристы тоже обедали. Тревога на острове схлынула.
      Серега разворчался на Толстого Макса: поспешил сломать палатку, а теперь вот ставь ее заново. Она лежала сиротливым бугром, возле нее на мокрой траве валялись ребячьи рюкзаки.
      Но ставить палатку не пришлось.
      - Смотри, что делается над горами, - сказала Лидия Егоровна Семену. - Дождь не прекращается. Возьми несколько человек и разведай на том берегу место повыше, будем перебираться.
      - Я с тобой! - попросился Гера.
      - И я, - сказал Серега. Подскочил и Швидько.
      Стало вдруг темно. Тучи с гор и с моря сплошным шатром закрыли небо, надвинулись и на остров. Свинцово-сизое море с тяжелым гулом набегало на берег. Ветер раскачивал висячий мост, будто качели. Гера обеими руками хватался за проволочные перила и два раза чуть не полетел вниз. Когда перебрались с острова и побежали в гору, Швидько показал рукой вперед: «Смотрите!» Серый полог дождя плотно занавесил впереди даже самые близкие предметы - и деревья, и стоящие за ними здания.
      - Назад! - крикнул Семен.
      Разведывать было поздно, надо, не теряя времени, сниматься с острова. На острове уже укладывались, свертывали палатки. Тут и хлынул дождь. Настоящий водопад! Над головой трещало, сверкало, ветер рвал деревья. С вещами еле перешли мост. Порывы ветра сбивали с ног. Море, скрытое за пеленой дождя, угрожающе рычало, а под ногами, под редким настилом из досок, ярилась и бушевала пучина. Невозможно было ничего разглядеть и на берегу, все окуталось толстым слоем падающей с неба воды. Конечно, давно все были насквозь мокрые. Гера хотел свернуть на тропинку, куда побежал Семен с ребятами, но Лидия Егоровна крикнула: «Сюда!» Она направлялась к веранде какой-то кафе-столовой.
      Гера подумал и решил, что надо догнать Семена с ребятами, а то убегут неизвестно куда, и ринулся в непроглядную серую стену из дождя и ветра. Ноги заскользили по глинистому скату. Через тропку с горы несся водяной поток. Гера зашлепал прямо по нему, В лицо, как острые плети, хлестали дождевые струи. Вдруг что-то больно ударило по голове. И застучали по земле, подскакивая, как белые кузнечики, крупные ледышки. Град! Пряча лицо от градин, Гера бежал не останавливаясь, хотя никого впереди за дождевым потоком не видел. Сзади тоже никого не было. На секунду стало страшно - совсем один среди рассвирепевшей стихии! Но вот замаячила впереди чья-то спина. Швидько!
      - Назад! - закричал Гера, хватая Швидько за руку. - Туда! На веранду!
      Толстый Макс понял, кивнул, но вырвал руку и побежал дальше предупредить всех ребят и Семена. А Геру в этот момент догнала Лидия Егоровна. И Альбина. Обе без рюкзаков - они успели дойти до веранды, оставили вещи и бросились снова под ливень. И то, что они появились тут, пришли на выручку, придало Гере энергии. Он не отдал Альбине рюкзак, хотя она хотела взять. Пусть помогает кому-нибудь другому, кто послабее, он справится и сам!
      На веранде собрались все - растрепанные, промокшие и усталые. Рюкзаки отяжелели, будто каждый из них наполнился камнями.
      Повар в белом колпаке принес ребятам груду пирожков на блюде, разлил по стаканам горячий компот: «Согревайтесь, туристы!»
      А ливень внезапно прекратился - так же внезапно, как начался, у моря это часто бывает. И сразу посветлело небо, прояснились дали. Правда, море, которое было хорошо видно с веранды во всю ширь, еще бушевало и гудело. С горы мимо столовой несся бурный поток. Он затопил перед входом всю площадку.
      - Смотрите! - воскликнула Абрикосова.
      От висячего моста бежали цепочкой взъерошенные и тоже до нитки промокшие туристы-соседи, которые оставались на острове до последнего мгновения.
      - Залило, - объявили они, пробираясь к веранде по колено в воде.
      - Вот теперь наш остров по-настоящему необитаемый, - сказал Серега.
      Лидия Егоровна сказала, чтобы все собирались - пойдем в школу. Но в школе был ремонт, в классе намусорено. Откуда-то появилась небольшого роста подвижная женщина - сторожиха Анна Ивановна. Она открыла сарай, дала для костра дров, потом привела девочек в один из классов, снабдила ведрами и тряпками, они вымыли пол, а мальчики принесли выданные ею со склада матрацы. В общем, ночлег был обеспечен, ужин сварен, а все мокрые вещи разложены на школьном дворе - сохли на солнце.
      Гера подошел к учительнице.
      - Лидия Егоровна, а когда же в Карабчанку? - Он спросил не очень уверенно, не надеясь на благоприятный ответ. И действительно, учительница только развела руками:
      - Ну, посуди сам, какая теперь Карабчанка? - Так вы хотели пробыть здесь еще три дня.
      - Да где? - улыбнулась Лидия Егоровна. - Это я говорила, когда мы были у моря, в нормальных условиях. А тут сам видишь. Нет, придется завтра же возвращаться домой.
      - Это как же? - испугался Гера. - Значит, ничего не узнаем?
      - Узнаем, - сказала учительница. - Приедем в город и напишем карабчанцам письмо.
      Нет, это было не то! Гера лег спать расстроенный.
      В темном классе по потолку и стенам скользили светлые полосы от проносящихся по шоссе машин. Под окном в кустах звенели цикады. И где-то совсем близко, за спящей Новоматвеевкой, лежал покинутый туристами неуютный и пустой сейчас остров.
      Вот что наделала стихия! Кончился их поход раньше срока. Правда, он и так почти кончался - что значат два дня, когда позади двенадцать. Да еще каких! Собираясь в горы, Гера не думал, что увидит так много интересного. Просто хотелось поскорее попасть в хутор Алюк, разведать про Степана Бондаря. Но каждый день приносил новое - встречи, знакомства, рассказы людей. Да, разные люди ходят по земле под солнцем горячим и столько среди них хороших. Шоферы, которые подвозили на своих машинах, Олег Захарович, Галина Максимовна в домике лесника, Арут, председатель сельсовета Валентина Федоровна. И сегодняшний повар… Да мало ли! Всех и не вспомнить, потому что куда ни шагни - повсюду живут люди, готовые помочь тебе в любую минуту. Первую ночь своего похода в Чистом Ключе ребята провели в школе, вот и эта - последняя - под школьной крышей. Спят все вповалку, похрапывают дружно, утомились за день.
      А Гера все думает. Сядут завтра в автобус, поедут домой. Но ведь не закончилось для Геры задуманное дело. Не раскрыта тайна партизанской записки и Степана Бондаря. Нет, не будет он больше ни на кого надеяться, а все выяснит сам. И сделает это, не откладывая в долгий ящик, завтра же!

      Утром Гера посвятил в свой план Гутю.
      - Ой, - обрадовалась она, - правильно! Только скажем Лидии Егоровне.
      Учительница выслушала и согласилась:
      - Хорошо, пока отряд собирается в дорогу, попробуйте.
      И Гера с Гутей побежали… в сельсовет - к тому самому домику, где работала в первой комнате за столиком, заваленным папками, секретарь Галочка, а в другой комнате за дверью с табличкой «В. Ф. Худякова» - председатель Валентина Федоровна.
      Но Валентины Федоровны не было. Галочка сказала, что председатель уехала на целый день в соседний совхоз, к виноградарям. Гера и Гутя стояли у порога обескураженные.
      - А ведь я, кажется, знаю вас, ребята, - приглядевшись, улыбнулась Галочка. - Вы интересовались майором Ливановым и красно-зелеными партизанами, да?
      - Да, - кивнули они.
      - Ну и как? Поговорили с Бондаревым?
      - Поговорили, - ответила Гутя. - Только нам теперь надо еще с карабчанцами поговорить. Позвонить туда им и спросить, кто из них знает про Степана Бондаря.
      - Постойте, - сказала Галочка. - Да у меня только что были туристы из Карабчанки. Они с гор спустились и заказывали телефонный разговор с Новороссийском. Вы их, наверное, на почте поймаете. Или нет! Зайдите в столовую, они завтракать пошли. Удачи вам! - закричала она вдогонку.
      Гера влетел в столовую первым и сразу узнал их: в углу, за тремя сдвинутыми вместе столиками, сидели юноши и девушки в синих спортивных костюмах. Их рюкзаки грудой возвышались у стенки. Да, это были те самые туристы, с которыми наши герои встречались на Хазаровском перевале. Две девушки разносили на подносах еду. А сидящий спиной к двери парень приподнялся, беря стаканы с горячим чаем, и Гера узнал и его: рыжеволосый скуластый капитан команды! Гера подтолкнул локтем Гутю. Она кивнула. Все ясно: пока они жили на острове, карабчанцы побывали в Красногорийском и теперь возвращались домой. Гера хотел немедленно подойти к туристам, но Гутя придержала: «Пусть поедят». Они вышли на крыльцо.
      Вскоре одна из карабчанских девушек-беленькая, кудрявая - пробежала через дорогу к зданию почты.
      - Нам бы капитана не прозевать, - сказал Гера. И едва показалась рыжая шевелюра скуластого паренька, Гера крикнул: - Физкульт-привет карабчанцам! - Парень остановился в полном недоумении. Его товарищи тоже разглядывали пионеров. - Мы с вами встречались на перевале, - сказал Гера.
      - А-а-а, - будто обрадовался капитан карабчанцев. - Знакомые, значит? Ну, привет, привет! - И хотел пойти дальше.
      Гера испугался, что разговор не состоится, и торопливо сказал:
      - У нас к вам дело.
      - Игорь, без пяти уже, - проходя мимо, предупредил капитана невысокий остроносый юноша и ткнул пальцем в свои часы.
      - Сейчас, - сказал Игорь. И повернулся к Гере: - Какое же у вас дело?
      - Про Степана Бондаря, - ответила Гутя. - Кто он был. И вообще - был или не был?
      Капитан засмеялся.
      - Вот правда, что был или не был? Тайна? Откроем пацанам эту тайну или как? - обратился он к остроносому юноше, который тоже остановился, с любопытством поглядывая.
      - Давай, - согласился тот.
      - Да, но специалиста нашего по этой части нет, - сказал Игорь. - Специалист - главный историк. Он в архивах раскопал про Бондаря-то.
      - А где ваш историк? - спросил Гера, боясь, что будет новая отсрочка. - Далеко?
      - Не очень. - Капитан карабчанцев кивнул на почту и добавил: - Ладно, слушайте. - Он готов был сказать что-то важное, но остроносый низенький прервал его:
      - Игорь, спроси сначала, что сами-то они знают?
      - Да ничего, - быстро ответил Гера, чтобы не тянуть время, но дотошная Гутька начала объяснять подробное.
      - Про записку знаем и про то, что Степан Бондарь везде бывал да мало кто его видел.
      - Точно! - подтвердил Игорь. - С записки все началось.
      - Не с записки, а с листовки, - возразил низенький.
      Нет, Он просто мешал разговаривать! Игорь засмеялся:
      - Тоже верно. Плохой из меня рассказчик. Павлик, ты им объясни.
      Павлик отказался:
      - Давай сам.
      В дверях почтового отделения показалась белокурая девушка.
      - Скорее, Новороссийск дают, - закричала она.
      Карабчанцы побежали на почту. И Гера с Гутей тоже. Игоря пропустили вперед, он вошел в кабину. Все ждали, столпившись в тесном зале новоматвеевской почты, где пахло сургучом и клеем и стрекотал в углу телеграфный аппарат. Павлик оказался рядом с Герой, и Гера тихо спросил:
      - А в записке-то про что сказано? Что спрятано?
      - Листовки, - ответил Павлик. - И подпольная типография.
      - А где? Там три дерева нарисованы.
      - У нас, в Карабчанке. Где старая школа была. Там Дом культуры теперь.
      - А как же Алюк? - растерялся Гера. - В записке сказано: «Иди в хутор Алюк. Степан Бондарь знает…» Значит, Степан Бондарь в Алюке был.
      Павлик засмеялся.
      - Да Степана-то Бондаря и не было никакого.
      - Ну что ты! - воскликнул Гера.
      Тут все заволновались и зашумели, потому что Игорь вышел из кабины и сообщил:
      - Сестра Бондаря выехала из Новороссийска в Краснодар.
      - Будем там искать, - решительно сказала белокурая девушка.
      - Сегодня же ей письмо пошлем, - подтвердил Павлик.
      Шумной гурьбой карабчанцы покинули почту. А Гера ничего не понимал: только сейчас было сказано, что никакого Степана Бондаря нет. И вдруг - его сестра?
      - Мы ходили в Красногорийское, чтобы встретиться с дедом Кондратом, - донесся до Геры голос карабчанского капитана Игоря - он разговаривал с Гутей.
      - Да дедушка Кондрат мало знает, - заметила Гутя.
      В этот миг приблизилась Лидия Егоровна с ребятами. Туристы из Карабчанки весело приветствовали знакомых пионеров-горожан. Потом все расселись на бревнах у почты, и капитан карабчанцев объявил:
      - Предоставляю слово нашему главному историку. И встала белокурая девушка.
      - Вы хотите знать о Степане Бондаре? - спросила она. - Ну так слушайте!

      - Ей исполнилось четырнадцать лет, когда она пошла работать ученицей в типографию. Семья была большая, одному отцу всех не прокормить. И он любовно смотрел на старшую дочь, свою помощницу.
      Но однажды в доме появились большевистские листовки. Отец нахмурился:
      - Чтобы я этого больше не видел! Мала заниматься политикой!
      - Нет, папа. Я буду вместе с товарищами. Он подошел с ремнем:
      - Брось эту затею, говорю!
      - Нет!
      - Ах, так? - Он перекрестил ее ремнем. - Вот тебе за твою конспирацию!
      Она молчала, только вздрагивала. Младшие сестры заплакали. Заступилась мать.
      - Шо робишь, Федя, опомнись?
      Отец отошел:
      - Сатана каменная!
      Он долго после этого случая ни с кем не разговаривал, молча стучал во дворе молотком, сколачивая бочки.
      А «каменная» старшая дочь его через несколько дней сообщила матери:
      - Я перешла в подпольную типографию. Но там у нас денег нет, не платят…
      Мать ничего не сказала отцу, поплакала и стала еще экономнее вести хозяйство. Родители уже видели, что их дочь делает доброе дело. И старались помогать ей чем могли.
      А однажды вечером нагрянули жандармы, заколотили в дверь кулаками: «Открывай!» Ввалились в комнату, потребовали: «Терещенко, собирайся!» Она оделась, и ее увели. В доме учинили обыск.
      Революция застала ее в тюрьме. Потом она работала в ревкоме, защищала родной город от белого генерала Корнилова. А когда к Кавказу подошла белая армия Деникина, в партийной ячейке ей сказали:
      - Терещенко, ты опытный конспиратор. Оставляем тебя в подполье.
      Подпольный же комитет большевиков направил в горы:
      - Будешь нашей связной, Терещенко.
      И она пошла в горы. Повсюду, где бы она ни появлялась, приносила с собой боевой приказ подпольного комитета большевиков и главного штаба партизанского движения Черноморья. Ее все видели, но не знали настоящего имени. А звали ее Степанида. Отец у нее был бондарь.
      - Так, значит, Степан Бондарь?… - воскликнул Гера.
      - Да, это она. - Девушка вынула из портфеля фотографию. - Вот ее портрет.
      Гера взял в руки фотографию. На него в упор глядели серьезные глаза по-мальчишески подстриженной Степаниды Терещенко.
      - А записка в музее? - спросила Гутя.
      - Записку писал один из алюкских партизан, возможно, командир Василий. Мы скоро выясним. И речь в записке идет о типографии для партизан, привезенной из города Степаном Бондарем, или Степанидой Терещенко.
      - Тебе, я вижу, очень понравилась ее фотография, - обратился к Гере капитан карабчанцев. - Бери ее себе на память, у нас еще есть.

      Вот, значит, какая получилась история… Автобус увозил Геру с ребятами из Новоматвеевки.
      Справа синело море, слева зеленели горы. Пробегали мимо ущелья, пропасти и скалистые кручи, скользил у подножия далекого гребня по мосту поезд, словно пробуравливая Кавказский хребет, вползал в туннель, брал Кавказ приступом снизу. Но Гера теперь знал, что есть и другой путь - путь через перевалы, когда леса, скалы, речки, мосты и все бегущие по рельсам поезда, все домики, автобусы, селения и люди остаются далеко внизу. А над тобой только небо, простор и солнце. Где-то и сейчас там по горам к морю, наверное, идут туристы… Только туризм это тебе не просто - нацепил рюкзак и топай. Настоящие туристы всегда следопыты. Вот и карабчанцы сделали открытие…
      Муврикова с Серегой Кульковым запели:
      Туристы, туристы,
      Мы вернемся на Кавказ!
      А Гера… Он наклонился к Гуте и о чем-то зашептал ей, как будто решил вовлечь ее в новый заговор.
      Впрочем, если вы так подумали, то не ошиблись! Ведь в руках у него был дорогой подарок карабчанцев - портрет Степаниды Терещенко. И хотя наши герои сейчас возвращались домой, в городе-то они могут снова встретиться, не правда ли?
      Да смотрите, смотрите! Они уже и встретились - заходят вместе в краеведческий музей.
      - Здравствуйте, - сказал Гера дежурной у входа. - Нам нужен директор.
      - По какому делу?
      - У вас в музее есть записка…
      - Партизанская, - вставила Гутя.
      - Все понятно. Вера, к тебе!
      Старая знакомая экскурсовод подошла, улыбаясь:
      - А-а-а, опять юные следопыты. О чем еще хотите узнать?
      - Теперь не узнать, - сказал Гера. - Теперь вот. У вас сказано в записке про Степана Бондаря. А вот - фотография. Возьмите, пожалуйста. Пусть висит над тем столиком, где записка.
      - Да у нас уже давно висит этот портрет, - сказала экскурсовод, взглянув на фотографию. Она провела ребят в зал, и Гера увидел: над столиком с запиской висит фотография Степаниды Терещенко. Она была здесь и тогда, когда Гера искал среди других фотографий Степана Бондаря. Он просто не обратил внимания на женский портрет.
      Но пусть теперь хоть станет это всем известно! Пусть напишут, что Степанида Терещенко… Только что это? Гера пригляделся: рядом с фамилией Терещенко, отпечатанной на машинке, стояли приписанные от руки черной тушью слова: «Степан Бондарь». Кто-то опередил его и здесь!
      - Этого же не было! - воскликнул Гера.
      - Не было, - подтвердила экскурсовод. - Об этом нам сообщили туристы из Карабчанки, а мы проверили - и вот… Но и вы молодцы, что пришли, - добавила она. - Нам дорог каждый факт о героях революции…
      Гера и Гутя вышли из музея и молча зашагали по улице.
      Да, и сейчас не они сделали открытие для музея…
      Хотя, может быть, немножечко и они? Как и все ребята, которые ходили в поход? Разве все они не интересовались Степаном Бондарем, не расспрашивали о нем повсюду? А то, что подпись на портрете появилась без их участия, - это ничего, пусть!
      Так думал Гера Гусельников.
      И что же остается нам, друзья? Наверное - согласиться с ним.
      Впрочем, мне хочется добавить: у вас у всех впереди очень много интересных дорог, по которым вы пойдете под горячим солнцем и о многом, о многом еще узнаете. А придет время - и сами откроете для людей что-нибудь по-настоящему важное. Непременно откроете!
      Ведь правда?
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

03.03.2009