– Ну, вот… Этот самый… Дайте слово исполнить мою просьбу без гнева и без ропота?..
      – Все, что изволите… – заговорил Трощинский другим голосом, предчувствуя, в чем дело…
      – Разорвите этот указ.
      Трощинский склонился молча и, немного меняясь в лице, разорвал лист пополам.
      – Благодарю вас! – выговорила Екатерина. – Это доброе дело сделано вами. Ведь вся ошибка была в чернилах. Чернила очернили чистого человека в ваших глазах.
      Трощинский вернулся в Петербург вне себя и, несмотря на позднее время, проехал в Сенат, где все его подчиненные по обыкновению были еще налицо, не смея разойтись до возвращения его из Царского Села.
      – Доставить сюда сейчас Поздняка! – приказал он экзекутору.
      Через полчаса сенатский секретарь, взволнованный, предстал на глаза его.
      – Я докладывал ее величеству о твоем неслыханном преступлении! – строго сказал Трощинский. – Государыня желает знать, как все это произошло. Поэтому сознавайся и расскажи мне, когда, зачем и почему решился ты на подлог.
      Поздняк пристально присмотрелся к лицу сановника и, вздохнув, вымолвил:
      – Я ничего, ваше превосходительство, сказать не могу. Ни единого слова не могу прибавить.
      – Сознайся, и наказание тебе будет легче… Ну, простое исключение из службы. Не сознаешься, на поселение в Сибирь пойдешь, а в крепости сгниешь. Даже хуже, много хуже будет.
      – Как Богу и царице угодно.
      – Так ты ничего не скажешь?! – крикнул Трощинский.
      – Не могу. Помилосердуйте…
      Наступило молчание.
      – Ладно. Ладно… – заговорил Трощинский без конца. – Ладно, негодяй… Ладно… Так применим к тебе высшую меру.
      И, кликнув солдат, сановник приказал:
      – Отвести его в крепость и сдать от моего имени дежурному по караулу. Скажи, что долго у них не насидит. Его указано завтра судить по-военному и расстрелять… Ну, ступай…
      Побледневший как смерть, Поздняк двинулся через силу; но, когда он был в дверях, Трощинский остановил его.
      – Слушай. Ну, ради моих милостей к тебе… Ведь я же тебя из ничтожества взял и… Ну, из благодарности ко мне. Признайся, как дело было… Расскажи все, и пойдешь вот, сядешь сейчас за свой стол… Все забудем. Как если б все это нам обоим одним злым сновидением было… Ну, голубчик Иван Петрович, сознайся.
      – Ваше превосходительство! – воскликнул тронутый до глубины сердца Поздняк. – Не могу я… Бывают такие дела на свете… что ум за разум заходит. Всей бы душой желал сознаться вам во всем, за все ваши благодеяния… И не могу. Хоть голову рубите – ни слова не скажу…
      Трощинский изменился в лице от гнева, молча махнул рукой и отвернулся. Поздняк вышел и двинулся за солдатом, схватив себя за голову руками.
      Через несколько минут экзекутор, тотчас же вызванный начальником, приказал Поздняку идти домой.
      – Как?! – выговорил этот, не веря ушам.
      – Идите домой! Дмитрий Прокофьевич приказал. Завтра узнаете резолюцию о себе.
      – Ничего не понимаю… – произнес Поздняк, дрожа от радости. – Он приказал сейчас в крепость… Я ничего не понимаю.
      – Ну, сударь мой… – озлобленно крикнул экзекутор. – Вы-то еще в этом деле можете кой-что понимать! А вот Дмитрий Прокофьевич и мы все – так действительно никакого дьявола понять не можем!
      Поздняк, не помня себя от радости, побежал на свою квартиру… После крепости, Сибири, каторги, военного суда и расстреляния, которые промелькали в его голове, ударяя по сердцу, он был почти счастлив при мысли, что цел и невредим и на свободе. Он догадывался невольно, что Трощинский его просто пугал… Доклад царице имел, очевидно, иные последствия. Однако, вернувшись к себе, Поздняк, несмотря на страстное желание повидаться с Парашиными, не решился отлучиться из дому и просидел сутки безвыходно в ожидании своей участи.
      Наутро он получил бумагу из Сената – формальную отставку.
      – Нищий! Лишен всего… – вымолвил Поздняк. – Лишен даже девушки, которую люблю…
      Но едва только молодой человек выговорил эти слова, как в дверях его квартиры показалась Настенька, счастливая, сияющая радостью и румянцем на щеках.
      Она бросилась на шею жениха.
      – Ничего не будет! Все слава Богу! – воскликнула она.
      – Я отставлен… Настенька. А нищий тебе не пара. А мне жизнь без тебя – та же Сибирь.
      – Ничего не будет… Иван Петрович. Слушайте. Слушайте!.. «Моя милая, успокойтесь, не плачьте. Ваш жених получит другую должность и женится на вас». Кто это мне сказал, Иван Петрович? Кто это так сказал?.. – восторженно воскликнула девушка, представив кого-то другого перед изумленным Поздняком.
      – Дмитрий Прокофьевич?.. – спросил он.
      – Царица! – вскрикнула Настя.
      – Царица?
      – Да. Да… Я была в Царском…
      И Настя рассказала жениху, как она решилась на тот же поступок, что и он. Она была в Царскосельском парке, на той же дорожке и у той же скамеечки, что и первый раз. Она рассказала все царице про арест его из-за напраслины. И царица сказала ей, чтобы она успокоилась, что никакой беды не будет. И Настя повторила снова те же слова государыни.
      Поздняк перекрестился несколько раз и горячо расцеловал девушку.
      Затем он стал снова переспрашивать ее о малейших подробностях ее свидания с государыней.
      – Очень удивилась она… – объяснила между прочим Настя, – когда я ей сказала, что не вы подписались под ее руку. Что виновен другой человек. И его надо судить. А не вас!
      – Как? Что ты?..
      – Да. Очень удивилась. Спросила меня, знаю ли я все дело… как это было… от вас. Я ответила, что вы ничего мне не захотели сказать. Тогда царица еще больше удивилась и сказала так: «Даже вам ничего не сказал?» Я говорю: ни слова не хотел сказать, но я-то знаю, говорю, и верно знаю, что не Иван Петрович, а другой какой негодный человек подлог этот сделал…
      – Ах, Настенька, Настенька!.. – весело воскликнул Поздняк. – Что же государыня на это сказала?
      – Рассмеялась и сказала: «Молодец, держит свое слово!» А потом сказала мне, что все обойдется слава Богу, что вы должность другую получите и мы обвенчаемся…
      Поздняк снова расцеловал невесту, а затем вдруг выговорил:
      – Настенька! Пойдем Богу молиться. Вместе.
      – Идемте. Сначала за царицу помолимся, а потом за себя! – радостно согласилась девушка.

X