Глава 10

ДУШИТЕЛЬ

Прошло двадцать дней. Благодаря крепкому организму и неусыпным заботам своих товарищей Тремаль-Найк быстро поправлялся. Рана почти закрылась, и он мог уже вставать.

Но по мере того как к нему возвращались силы, он становился все более мрачным и беспокойным. Его часто можно было застать с лицом, спрятанным в ладони и с влажными щеками, как будто он плакал. Разговаривал он редко и не признавался никому в душевной тоске, которая мучила его; а иногда на него нападали точно приступы безумия, во время которых он раздирал себе грудь ногтями и срывал повязки с раны, крича: «Ада!.. Ада!.. Где ты?.. «

Тщетно Каммамури и Агур пытались вызвать его на разговор — он молчал, и для них так и осталось глубокой тайной, кто же была та женщина, которая носила это имя, не покидавшее его ни во сне, ни наяву, сделавшаяся его мукой, его кошмаром.

Бенгалец Манчади редко разговаривал с ним, и даже, казалось, избегал раненого, как будто стеснялся или боялся его. Он не входил в его комнату, если только не видел, что Тремаль-Найк спит, а если тот просыпался в этот момент, старался побыстрее выйти. Он больше любил бродить в джунглях в поисках дичи, собирать дрова или носить воду. И странная вещь: всякий раз, как он слышал, что хозяин зовет Аду, он начинал невольно дрожать, и его лицо сильно бледнело. По мере того как Тремаль-Найк выздоравливал, тот, казалось, все больше мрачнел и как будто впадал в уныние. Словно ему было неприятно, что хозяин поправляется. Почему? Никто не мог бы сказать этого.

На двадцатый день случилось событие, которое должно было иметь самые мрачные последствия.

Утром Каммамури поднялся с первым лучом солнца. Увидя, что Тремаль-Найк спит спокойным сном, он направился к двери, чтобы разбудить Манчади, который ночевал снаружи под маленьким бамбуковым навесом. Он отодвинул засов и толкнул дверь, но, к его великому удивлению, она не открылась, как будто снаружи что-то ее подпирало.

— Манчади! — закричал маратх.

Никто не ответил на зов. В уме маратха сверкнула мысль, что с беднягой случилось какое-то несчастье: на него напали и задушили враги или разорвали тигры из джунглей. Он приложил глаз к дверной щели и увидел, что в самом деле ей мешает открыться лежащее на пороге человеческое тело. Пригляделся повнимательнее, — о боги! — это был Манчади.

— О! — с ужасом вскричал он. — Агур!

Индиец тут же прибежал на зов товарища.

— Агур, — взволнованно сказал маратх. — Ты ничего не слышал сегодня ночью?

— Абсолютно ничего.

— Даже стона?

— Нет, а в чем дело?

— Убили Манчади!

— Это невозможно! — воскликнул Агур.

— Он лежит перед дверью.

— Но Дарма и Пунти не подавали голоса.

— И все же он, видимо, мертв. Не отвечает и не шевелится.

— Нужно выйти. Толкни сильнее!

Маратх навалился плечом на дверь и оттолкнул ею лежавшего на пороге Манчади. Оба охотника выскочили наружу.

Бедный бенгалец лежал ничком и казался мертвым, хотя на теле не видно было никакой раны. Каммамури приложил руку к его груди и почувствовал, что сердце еще бьется.

— Он без сознания, — сказал маратх.

Подобрав перо, которое валялось рядом, он зажег его и приблизил к ноздрям потерявшего сознание. Тотчас грудь Манчади поднялась от вздоха, задвигались руки и ноги и наконец открылись глаза, которыми он растерянно уставился на охотников.

— Что случилось? — заботливо спросил его Каммамури.

— Это вы! — задыхаясь, воскликнул бенгалец. — О боги! Я думал, что меня убили одним ударом!

— Но кто пытался убить тебя? Что это были за люди?

— Люди?.. Разве я говорил, что люди?

— А кто же?

— Это были не люди, — сказал бенгалец. — Это был слон.

— Слон? — вскричали индийцы. — Слон здесь?

— Да, огромный слон, с чудовищным хоботом и ужасными бивнями.

— Он подошел к тебе? — спросил Агур.

— Да, и едва не проломил мне череп. Я сладко спал, когда был разбужен мощным дыханием; я открыл глаза и увидел над собой огромную голову чудовища. Я хотел подняться и убежать, но хобот его обрушился на мой череп, пригвоздив меня к земле.

— А потом? — с тревогой спросил Каммамури.

— Больше я ничего не помню. Удар был так силен, что я потерял сознание.

— Странно, — сказал маратх. — И Пунти ничего не заметил.

— Что будем делать? — спросил Агур, бросив горящий взгляд на джунгли.

— Оставим слона в покое, — ответил Каммамури.

— Он вернется, — поспешно сказал Манчади, — и разрушит нашу хижину.

— Это правда, — согласился Агур. — А что, если поохотиться на него? Почему бы и нет? У нас хорошие карабины.

— Я готов пойти с вами, — предложил Манчади.

— Но мы не можем оставить хозяина одного, хотя он уже полностью выздоровел, — заметил Каммамури. — Вы знаете, что нам постоянно здесь угрожает опасность.

— Ты останешься, а мы пойдем на охоту, — решил Агур. — Когда поблизости слон, мы не можем жить спокойно.

— Если у вас достаточно храбрости, действуйте на свой страх и риск.

— Вот это хорошо! — воскликнул Агур. — Предоставь это нам, и увидишь, что еще до полудня слон будет наш.

Он взял в хижине два тяжелых карабина большого калибра и протянул один бенгальцу, который зарядил его с особой тщательностью. Захватив пистолеты, большой нож и запас патронов, они решительно двинулись к джунглям по широкой тропе, проложенной среди бамбука.

Агур был оживлен и весело болтал; бенгалец же напротив, встревожен и мрачен. Он часто останавливался и озирался по сторонам. Иногда он нагибался и внимательно вглядывался в тропу, притворяясь, что ищет следы слона.

Эта резкая перемена настроения, эти взгляды и маневры не ускользнули от Агура, который решил, что бенгалец боится.

— Смелее, Манчади, — весело сказал он. — Не думай, что так уж трудно схватиться с этой громадиной. Одна пуля в глаз — и все будет кончено.

— Я и не боюсь, — резко ответил бенгалец, тщетно стараясь изобразить на губах улыбку. — Просто настроение испортилось.

— Мне показалось, что ты обеспокоен.

— Это верно, но меня беспокоит не слон.

— А что же тогда?

— Агур, — сказал Манчади странным тоном. — Ты боишься смерти?

— Боюсь ли я смерти?.. Почему ты спрашиваешь? Я никогда не думаю о ней.

— Тем лучше для тебя.

— Я тебя не понимаю.

— Поймешь через несколько часов; молчи и пошли дальше.

«Он слегка тронулся, — подумал Агур. — Бедняга заговаривается от страха. Ладно, я сам убью слона».

Он ускорил шаги, несмотря на жаркое солнце, и через час они добрались до банановой рощицы, тенистой и очень приятной на вид.

Как только они вошли туда, Манчади принялся насвистывать какую-то песенку, с замысловатыми коленцами и переливами.

— Что ты делаешь? — спросил его Агур.

— Свищу, — ответил Манчади.

— Ты спугнешь слона.

— Наоборот, привлеку. Слоны любят свист и, когда слышат его, подходят поближе.

— О! Я этого не знал.

— Теперь знай, и внимательно смотри кругом. Ты знаешь, где находится пруд?

— Здесь рядом.

— Пошли.

Агур, хоть это и показалось ему довольно странным, послушался. Он углубился по едва заметной тропинке в чащу и привел товарища к берегу маленького пруда, окруженного грудами грубо отесанных камней — развалин старинной пагоды.

— Ты оставайся здесь, — сказал ему бенгалец, — а я войду в лес и поищу слона — он должен прятаться где-то поблизости.

Он взял под мышку карабин и спокойно удалился, не добавив больше ни слова. Но как только он убедился, что его не видно и не слышно, то сразу припустился бегом и остановился лишь у подножия огромного дерева, на стволе которого была грубо вырезана эмблема таинственных обитателей Раймангала.

Здесь он издал длинный свист и прислушался. Такой же сигнал из зарослей был ему ответом. Минуту спустя, среди кустов появилась зловещая фигура Суйод-хана.

Жрец скрестил руки на груди и устремил на Манчади взгляд, острый, как лезвие кинжала.

— Будь благословен, Сын священных вод Ганга, — сказал бенгалец, кланяясь и прикладывая сложенные ладони ко лбу.

— Итак? — коротко спросил Суйод-хан.

— Нас провели.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Тремаль-Найк жив.

Суйод-хан еще больше помрачнел и сжал кулаки.

— Я промахнулся? — прорычал он. — А ведь кинжал мой пронзил ему грудь!

Он склонил голову и погрузился в размышления.

— Манчади, — сказал он через некоторое время, — этот человек должен умереть.

— Приказывай, Сын священных вод Ганга.

— Сердце Девы пагоды ранено взглядом этого человека. Несчастная еще любит его и не перестанет любить, пока он жив.

— Она поверит в его смерть?

— Да, если я дам ей доказательства.

— Что я должен сделать? Отравить его?

— Нет, яд не всегда убивает, на него есть противоядия.

— Задушить? Со мной мой аркан.

— Не спеши. Ты следовал моим указаниям?

— Да. Агур ждет меня у пруда.

— Хорошо. Ты убьешь сначала его.

— А потом? — спросил фанатик с ужасающим спокойствием.

— Потом ты вернешься в хижину и расскажешь Каммамури, что Агур убит. Он поверит тебе и побежит искать его; остальное ты понимаешь.

— Какие будут еще приказания?

— Больше ничего.

— Задушив Тремаль-Найка, что мне делать дальше?

— Возвращайся ко мне на Раймангал. Ступай!

Манчади еще раз коснулся пепла у себя на лбу и быстро удалился.

«Да, — сказал он себе, — Сын священных вод Ганга — великий человек!»

Этот фанатик даже не думал о двойном убийстве, которое готовился совершить. Так велел Суйод-хан, а все, что приказывал он, исходило от имени страшной богини Кали, которой они посвятили себя без остатка, во власть которой отдали свою жизнь.

Он медленно пересек лес и вышел к пруду, у которого сидел с карабином на коленях Агур.

— Ты нашел слона? — спросил он бенгальца.

— Еще нет, но я напал на его след, — сказал тот, и в глазах его сверкнули зловещие искры.

— Что с тобой? Почему ты так смотришь на меня? — удивился Агур.

Не отвечая, бенгалец молча смотрел на него в упор.

— Ты обнаружил что-то странное?

— Да, — отвечал Манчади. — Ты помнишь, что я тебе сказал час назад?

Индиец слегка забеспокоился: он словно уже предчувствовал беду.

— Мы, кажется, разговаривали о смерти?

— Да.

— Я помню это, — отвечал Агур.

— Тебе не страшно умереть в двадцать лет, когда будущее, наверное, улыбается тебе? Тебе не кажется ужасным покинуть эту цветущую землю, согретую солнцем, и спуститься в могилу, в темноту, в неизвестность?

— Ты с ума сошел? — поднял брови Агур. — Ты сумасшедший?

— Нет, Агур, я не сумасшедший, — сказал убийца, подойдя к нему вплотную. — Смотри!

Он распахнул на груди рубашку и показал татуировку в виде змеи с головой женщины.

— Что это? — спросил Агур.

— Эмблема смерти.

— Не понимаю.

— Тем хуже для тебя.

Бенгалец выхватил аркан, который был спрятан у него за пазухой, и со свистом раскрутил его над головой.

— Агур! — вскричал он. — Суйод-хан осудил тебя — ты должен умереть.

Только тут индиец все понял. Он вскочил на ноги с карабином в руке, но не успел даже наставить его на предателя.

Свист разорвал воздух, и с тугой петлей на горле бедняга тут же свалился на землю.

— Убийца!.. — прохрипел он.

— Агур! — мрачно сказал Манчади, — Попрощайся с солнцем, которое ласкало тебя, вдохни в последний раз воздух, который течет над Сундарбаном, пошли последний привет своим близким и спускайся в могилу.

— Каммамури!.. Хозяин!.. — хрипел Агур, извиваясь в жестоких конвульсиях.

Фанатик крепко ухватился за аркан и сжал его изо всех сил, заглушив голос жертвы, потом выхватил кинжал и вонзил его в тело несчастного.

— Умри, раз этого хочет богиня! — закричал он ужасным голосом.

С серым, страшно искаженным лицом и выкаченными глазами, Агур издал хриплый стон, попытался подняться, но снова упал.

— Один готов, — сказал Манчади, бросив жестокий взгляд на убитого. — Теперь подумаем о другом.

И удалился быстрыми шагами, в то время как стая марабу слеталась на еще теплый труп несчастного Агура.

Глава 11

ВТОРОЙ УДАР ДУШИТЕЛЯ

Каммамури начинал беспокоиться. Солнце быстро опускалось за горизонт, а охотники еще не вернулись, ни одного выстрела не слышалось в джунглях.

Он никак не мог объяснить себе ни это их долгое отсутствие, ни это абсолютное безмолвие. Он не раз выходил из хижины, внимательно осматривал горизонт, надеясь увидеть их среди бесконечных пространств бамбука, заставлял Пунти лаять, чтобы указать им обратный путь, но все бесполезно.

Несколько раз он доходил в сопровождении тигрицы до первых бамбуков и прислушивался к шумам в джунглях; несколько раз бил в барабан, подвешенный у дверей хижины, раза два или три стрелял в воздух. Но молчание, царившее на равнине, не нарушалось ничем.

Упав духом, он сел на пороге хижины и стал дожидаться их возвращения. Не прошло и нескольких минут, как тигрица вскочила на ноги с глухим рычанием, в которому присоединился лай Пунти.

Каммамури встал, думая, что возвращаются охотники, но никого не увидел. Он обернулся и заметил опирающегося на косяк двери Тремаль-Найка.

— Ты, хозяин! — удивленно воскликнул он. — Ты!..

— Да, Каммамури, — кивнул Тремаль-Найк с горькой улыбкой.

— Какая неосторожность!.. Ты еще слаб и…

— Молчи, я окреп, я сильнее, чем ты думаешь, — сказал охотник на змей сурово. — Я слишком залежался на этой койке, пора кончать с этим.

Он сделал несколько шагов вперед, почти не шатаясь, и уселся на траву, сжав голову руками и пристально глядя на заходящее солнце.

— Хозяин, — сказал Каммамури после нескольких минут молчания.

— Что? — обернулся к нему Тремаль-Найк.

— Охотники еще не вернулись. Боюсь, что с ними случилась беда.

— Кто тебе это сказал?

— Никто, но у меня есть подозрение. В джунглях бродят те люди, которые убили Хурти и ранили тебя.

Лицо Тремаль-Найка потемнело.

— Значит, они здесь? — спросил он.

— Наверное.

— Скоро я поправлюсь, Каммамури, мы вернемся на этот проклятый остров и уничтожим их всех, всех!

— Что?.. — испуганно воскликнул маратх. — Мы вернемся на тот остров?.. Хозяин, что ты говоришь?

— А ты боишься?

— Нет, но возвращаться туда, в те места — это безумие.

— Безумие!.. Ты говоришь, безумие?.. Ты, значит, не знаешь, кого я оставил там, в руках этих негодяев?

— Кого?

— Деву пагоды.

— Кто она такая?

— Божественное создание, Каммамури, и я люблю ее безумно.

— Так ты оставил там эту женщину?

— Да, Каммамури, ту самую, которая являлась мне на закате солнца в джунглях. Ада! Ада! Как я страдаю вдали от тебя!

— Так это и было твое видение?

— Да, мое видение.

— Но как она оказалась на Раймангале?

— Тяжелый рок тяготеет над этой несчастной девушкой, Каммамури. Злодеи держат ее в своих руках, но я не знаю, почему. Я видел ее в пагоде перед бронзовым чудищем.

— Чудищем!.. Но, может быть, эта женщина одна из них.

— Не смей говорить этого, Каммамури, — угрожающе вскричал Тремаль-Найк. — Она их пленница, они заставляют ее поклоняться бронзовому чудищу! Они жестоки… А она их жертва — эта бедная девушка!..

— Прости, хозяин, — пролепетал маратх.

— Ты ничего не знал, я не держу на тебя зла, Каммамури. Но эти люди, которые насильно держат ее в пагоде, которые разрывают ей сердце и заставляют ее страдать — я уничтожу их всех, Каммамури! Всех до единого! Здесь, на моей груди, остался след их кинжала, и он все время будет напоминать мне о мести! Ты не останешься в их руках, моя бедная Ада!.. Как бы не стерегли они тебя, какие бы препятствия ни воздвигали, я вырву тебя из их рук!.. И тогда пусть дрожат эти фанатики, которые так мучили тебя, которые отравили твою молодость. Мы с Дармой истребим их всех до единого в их страшных пещерах!

— Ты пугаешь меня, хозяин. А если тебя убьют?

— Я умру ради той, которую люблю! — пылко воскликнул Тремаль-Найк.

— И когда мы отправимся туда?

— Как только у меня хватит сил держать карабин. Я ухе окреп, но не настолько, чтобы выступить одному против всех.

В это мгновение с юга донесся ружейный выстрел; Дарма подпрыгнула и ощетинилась, рыча. Маратх и Тремаль-Найк вскочили на ноги, удерживая Пунти, который заливался лаем.

— Что там случилось? — спросил маратх, доставая из-за пояса нож.

— Каммамури!.. Каммамури!.. — закричал чей-то голос.

— Кто это там? — спросил Тремаль-Найк.

— Великий Брама!.. Это Манчади! — вскричал маратх.

В самом деле, бенгалец приближался к ним, пробивая густую завесу бамбука и, как сумасшедший, размахивая карабином. Казалось, он был во власти ужасного страха.

— Каммамури!.. Каммамури!.. — задыхаясь, повторил он.

— Беги, Манчади, беги! — закричал маратх. — Неужели его преследуют? Внимание, Дарма!

Тигрица подобралась, выпустив когти, и открыла пасть, показывая два ряда острых зубов.

Бенгалец, который бежал очень быстро, за несколько минут добрался до хижины. Лицо его было окровавлено, как будто от раны на лбу, рубашка тоже была в крови, что должно было скрыть его предательство.

— Хозяин!.. Каммамури! — воскликнул он, отчаянно плача.

— Что случилось? — с тревогой спросил Тремаль-Найк.

— Агур смертельно ранен!.. Горе мне… это не моя вина, хозяин… они кинулись на нас… Агур! Бедный Агур!

— Его ранили! — с яростью воскликнул Тремаль-Найк. — Кто? Кто?

— Враги… эти туги с арканами…

— Проклятие! Говори, рассказывай, я хочу все знать!

— Мы углубились в лес, — бормотал негодяй, продолжая рыдать. — Они бросились на нас прежде, чем мы смогли взяться за оружие… и Агур упал. Я испугался и убежал…

— Сколько их было?

— Десять, двенадцать, не помню точно. Я убежал чудом.

— Агур мертв?

— Нет, хозяин, наверное, не мертв. Они пронзили его кинжалом и потом исчезли. На бегу я слышал, как раненый кричал, но у меня не хватило смелости вернуться к нему.

— Ты трус, Манчади!

— Хозяин, если бы я вернулся, они бы убили меня, — рыдал бенгалец.

— Когда же это кончиться? — закричал Тремаль-Найк. — Каммамури, возможно, Агур еще жив; нужно пойти и принести его сюда.

— А если на меня нападут? — спросил Каммамури с опаской.

— Возьми с собой Дарму и Пунти. С ними ты устоишь против сотни человек.

— А кто меня отведет туда?

— Манчади.

— А ты хочешь остаться в хижине один?

— Я и один могу постоять за себя. Беги, не теряя времени, если хочешь спасти бедного Агура. Манчади, отведи его в лес.

— Хозяин, я боюсь.

— Отведи его в лес, или я велю тигрице растерзать тебя.

Тремаль-Найк произнес это так, что Манчади понял, что он не шутит. Изображая величайший страх, предатель присоединился к маратху, который вооружился карабином и парой пистолетов.

— Хозяин, — сказал Каммамури, — если через два-три часа мы не вернемся, можно будет считать, что нас убили. Лодка стоит у берега: подумай о своем спасении.

— Никогда! — вскричал Тремаль-Найк. — Я отомщу за тебя на Раймангале. Молчи и отправляйся.

Маратх и Манчади, предшествуемые собакой и тигрицей, бегом устремились в джунгли.

Солнце совсем исчезло за горизонтом, но взошла луна, с мягкостью рассеивая свой голубоватый свет, достаточный, чтобы пробраться сквозь заросли бамбука.

— Пойдем осторожно и тихо, — сказал Каммамури своему спутнику. — Не нужно привлекать внимание врагов, они, возможно, прячутся неподалеку.

— Ты боишься, Каммамури? — спросил бенгалец, который не дрожал больше.

— Думаю, да. К счастью, с нами Дарма, храброе животное, которое не побоится и толпы вооруженных людей.

— Предупреждаю тебя, Каммамури, я в лес не войду.

— Ладно, подождешь меня где-нибудь поблизости. Я оставлю тебе Пунти: он может задушить полдюжины врагов. Пошли дальше.

Манчади, уже наметивший себе свой коварный план, повел маратха по той самой тропинке, которой уже шел утром, и вел его три четверти часа, пока не вышел на окраину леса.

— Это там? — спросил Каммамури, с тревогой глядя под деревья.

— Да, там, — ответил Манчади, понизив голос. — Иди по тропке, что ведет через лес, и выйдешь к пруду, где упал Агур. Я подожду тебя здесь, спрятавшись в чаще.

— Хочешь собаку?

— Мне лучше одному. Туги не найдут меня, я уверен.

— Хорошо, через полчаса я вернусь. Дарма, будь внимательна и хватай первого, кто окажется перед нами. И ты, Пунти, приготовься задушить любого, кто нападет на нас.

Тигрица с глухим рычанием пошла впереди маратха, а пес позади, скаля зубы.

— Прекрасно, — сказал Каммамури, когда увидел, что бенгалец спрятался в чаще. — Никто не сумеет приблизиться ко мне без разрешения моих телохранителей.

Он вошел в лес, в котором царили мрак и тишина, и бесшумно двинулся по тропинке. Несколько раз он останавливался, надеясь услышать стон или зов Агура, но кругом было тихо.

— Плохо дело, — прошептал он, вытирая пот, который ручьями стекал с его лба. — Если бы Агур был еще жив, я бы услышал какой-нибудь стон, но вокруг совершенно тихо. Неужели он умер?

Он прошел триста или четыреста шагов, когда услышал, что кто-то насвистывает в зарослях странную мелодию. Тигрица заворчала, оглянувшись назад, пес беспокойно зарычал.

— Внимание, малыши, — почувствовав, как у него похолодела спина, прошептал маратх. — Подойдите ближе ко мне, и пусть этот человек свистит в свое удовольствие.

Луна скрылась за облаком, и в лесу стало еще темнее. Каммамури остановился в нерешительности: идти ему вперед или вернуться назад. Подумав, он двинулся дальше, но вынул из-за пояса пистолеты.

— Каммамури! — закричал кто-то в чаще.

— Каммамури! — повторил второй голос справа.

— Каммамури! — подхватил слева третий.

Тигрица зарычала, колотя себя по бокам хвостом и шерсть поднялась у нее на загривке. Несколько раз она порывалась броситься в сторону от тропинки, но маратх свистом звал ее на место.

— Спокойно, малыши, спокойно, — сказал он. — Пускай себе кричат. Они не духи, а люди, которые хотят напугать меня. Но я не из пугливых.

Он ускорил шаг, направив один пистолет вправо от тропинки, а другой влево, и скоро оказался у пруда.

Луна вышла из-за облака, и поток лунного света пролился на это место, освещая его, как днем. С несказанным страхом Каммамури заметил на земле человеческое тело, на котором уже сидело несколько марабу.

Пунти бросился к этому трупу, жалобно воя, и спугнул прожорливых птиц.

— Агур! — в отчаянии вскричал Каммамури.

Как безумный, он побежал к пруду и склонился над телом товарища.

На шее несчастного все еще был затянут аркан, тело истерзано марабу.

— Агур! Мой бедный Агур! — причитал Каммамури, обнимая труп. — Ах негодяи!

Вдруг он издал страшный вопль, и его глаза впились в камень, к которому прислонялась голова Агура.

В бледном свете луны, он прочел, дрожа, слова, написанные кровью:

«Каммамури, Манчади меня уби… «

Маратх вскочил на ноги. Он мгновенно все понял и оценил опасность, грозившую его хозяину.

— Дарма! Пунти! — закричал он сдавленным голосом. — В хижину!.. В хижину!.. Хозяина убивают!

И, не медля больше ни секунды, вместе с тигром и собакой бросился через леса.

Пока Каммамури бежал, задыхаясь, под темными сводами леса, коварный предатель не терял времени даром. Оставшись один, он тут же выскочил из чащи и бегом бросился к хижине, решив покончить и с Тремаль-Найком.

Он знал, что у него преимущество в добрую четверть часа, но тем не менее мчался изо всех сил, опасаясь быть настигнутым тигром и собакой, которых панически боялся.

Очень быстро он пересек джунгли и остановился на краю болота, приготовив второй аркан.

«Хозяин, наверное, настороже, — прошептал он. — Если он увидит, что я вернулся без Каммамури, он размозжит мне голову пулей. Этот человек шутить не любит».

Тихо-тихо он раздвинул бамбук и посмотрел в сторону хижины. Тремаль-Найк стоял на пороге с карабином в руках.

«Да! — прошептал негодяй. — Убить его будет не так-то просто, но Манчади хитрее, чем охотник на змей».

Он свернул в сторону и обежал хижину по дуге, прячась в зарослях тростника. Теперь дом был справа, и Тремаль-Найк стоял к нему боком. С предосторожностями он мог теперь приблизиться и кинуться на свою жертву.

Предатель лег на землю и пополз в траве, как змея, стараясь производить как можно меньше шума. Легкий ветерок, мягко колебавший верхушки бамбука, заглушал шорох травы.

Так, то двигаясь вперед, то останавливаясь и взглядывая на Тремаль-Найка, который, казалось, ничего не замечал, ему удалось подобраться к самой хижине.

Внезапно он вскочил прыжком тигра. Жестокая улыбка показалась на его губах.

«Теперь он мой, — прошептал он едва слышно. — Кали защитит меня».

На цыпочках он подкрался к стене хижины и остановился в десяти шагах от Тремаль-Найка. Бросил еще взгляд на джунгли, но ничего опасного не заметил.

Улыбка, еще более жестокая, промелькнула на его губах. Он быстро раскрутил аркан и бросил его, прыгнув вперед.

Тремаль-Найк рухнул на землю, как дерево, вырванное ветром, но, к счастью, одной рукой ему удалось перехватить аркан.

— Каммамури! — закричал он, хватая другой рукой веревку и таща ее к себе с отчаянной силой.

— Умри! Умри! — вопил убийца, волоча его по земле.

— Каммамури! На помощь!.. — звал Тремаль-Найк.

— Я здесь! — послышалось из темноты.

Вспышка разорвала мрак, раздался громкий выстрел. При свете ее был виден бегущий Каммамури, впереди огромными прыжками мчалась тигрица, рядом с ней Пунти.

Манчади отпрыгнул назад шагов на десять и опрометью пустился к берегу.

Раздался второй выстрел, и предатель ничком рухнул в реку, исчезнув среди ее тростников.

Глава 12

ЛОВУШКА

Едва почувствовав, что аркан ослаб, Тремаль-Найк вскочил, схватил валявшийся на земле карабин и кинулся к реке, надеясь покончить с предателем. Однако, когда он достиг берега, Манчади уже исчез.

Он вошел в воду, но ни одна тень не появилась на поверхности. Вероятно, течение увлекло убийцу, который, без сомнения, был ранен пулей маратха.