— На что же тебе будет нужна тогда Заморра? Ты просто возьмешь хорошую экономку.

— Ну да! Мне нужна прежде всего жена храбрая, как Заморра! Такая жена, которая умеет…

— Справляться со львами?

—Что львы? — пренебрежительно махнул рукой Педро. — Бывают звери пострашнее львов!

— Это какие же? — заинтересовался Карминильо.

— А кредиторов ты позабыл? А? Что? Смутился? Что касается лично меня, то я предпочту встречу с дюжиной львов, чем с парочкой христопродавцев-ростовщиков! Вот если я женюсь на Заморре, — я убежден, что все мои кредиторы скоро убедятся в полной бесполезности приставать ко мне с требованиями выплаты старых долгов по грабительским векселям!.. Ну, Заморра? По рукам, что ли?

— Нет! — резко ответила хитана, нахмурив красивые брови.

— Нет так нет, — утешился Педро. — Я не кончу жизнь самоубийством, получив отказ жестокосердной красавицы.

— Замолчи ты, болтун! — оборвал его Карминильо, которому не понравилась шутка товарища.

— Вот еще! С какой стати молчать? Я голоден. Муки пустого желудка вызывают печальное настроение. Печальное настроение можно прогнать, весело болтая. Поэтому я продолжаю. А кстати: догадывается ли кто из вас, друзья, что сделалось с нашими приятелями?

— Это с какими же, болтун?

— Я подразумеваю ведьму, сброшенную Заморрой в пропасть, и нашего верного спутника Янко.

— Ведь когда мы пробрались к хижине ведьмы, чтобы по-дружески поговорить с Янко, мы обнаружили, что яма, куда покатилась Сабба, пуста. Кто-то вытащил старуху оттуда.

— Кто же, кроме Янко!

— Ну, и мы нашли кое-какие следы пребывания в хижине ведьмы Янко: его трубку, его опустевший шелковый кисет.

— Ясно, что цыган спас из пропасти ведьму, которая при падении не была убита, а только оглушена. Ну, и они пустились в странствования, в погоню за нами.

Удивляюсь только, что они не нагнали нас тогда, когда Заморра, расправившись со львом, освобождала бедных осужденных на ужасную смерть… из брюха быков!

— Не малюй черта на стене! — угрюмо пробормотал Карминильо. — Знаешь пословицу, про волка помолвка, а волк недалече?

Мы и без того в отчаянном положении: без оружия, если не считать двух ятаганов и незаряженного пистолета, без провизии, без денег, оборваны, как нищие…

— Вздор! Ятаганы — отличное оружие, — запротестовал любивший поспорить юрист. — Наша одежда, правда, очень пострадала, особенно в утробе быков. Но разве мы не выстирали ее до такой степени чистоты, которую нельзя не назвать поразительной?

А потом, разве волшебница Заморра не пустила в ход своего искусства?

И разве, заштопав и наложив заплаты на наши куртки и, извините, штаны, — для чего Заморре пришлось пожертвовать подолом своей нижней юбки, — она не придала поразительно живописного вида нашим одеяниям?

Если бы мы в таком виде втроем вышли на сцену — да погибнет кодекс Юстиниана и да пропадет кодекс Наполеона, если мы не произвели бы фурора! Наше положение, говорите вы, отчаянное? Не согласен. Пока человек жив, нечего отчаиваться. И кроме того, по вашим же словам, испанские отряды двигаются в этом направлении. Правда, нас от соотечественников отделяют вражеские силы. То есть толпы конных и пеших рифов, которые, как кажется, хотят дать испанцам отпор… Но почему не надеяться на лучшее?

— Надеяться, Педро, нужно всегда на лучшее, — наставительно сказал инженер. — Но рассчитывая, надо всегда принимать во внимание не лучшее, а худшее.

— Нездоровый пессимизм, друг мой!

— Смотри же, болтун! — печальным и суровым тоном остановил легкомысленного товарища Карминильо.

Слабый стон вырвался из уст Педро.

— Господи! — вымолвил он. — Но ведь они слепо идут к гибели! Они и не подозревают, что тут засада!

— Да, наши братья и не подозревают, что ждет их тут!

— И мы… Мы не можем предупредить их, Карминильо?

— Научи, каким образом?

Будь у нас ружья — и тогда едва ли звук одинокого выстрела предупредил бы отряд испанцев, продвигающийся к ущелью, об опасности засады.

— Что же делать? Что делать? — допытывался Педро.

— Ничего! Остается присутствовать в качестве зрителей при разыгрывающейся драме — и только. Мы бессильны!

Пока шел этот разговор, луна озарила ярким светом горы и долины, леса и поляны, ущелья и пропасти.

И вот нашим беглецам стала видна во всех подробностях такая картина: довольно большой пехотный отряд с четырьмя полевыми орудиями втягивался уже в горло ущелья Гран-Лупо. Другой, еще больший отряд с двумя горными батареями находился в двух или трех километрах позади первого. Связь между отрядами поддерживалась слабыми кавалерийскими разъездами.

Это шла экспедиция генерала Альдо Марины. Целью ее было овладеть вершинами гор Эр-Риф и смести с этого горного хребта многочисленные дуары рифов в отместку за разбойничьи нападения на испанские концессии и предательский налет на Мелилью.

В течение нескольких предшествующих дней испанцы выдержали ряд боев с рифами.

Отчаянно храбрые горцы, организовавшие многочисленную кавалерию, проявляли удивительную предприимчивость и стойкость, подвергая Мелилью опасности оказаться осажденной и взятой штурмом.

Но, отличные наездники, они оказывались довольно плохими стрелками, к тому же у испанцев имелась многочисленная полевая и горная артиллерия, с помощью которой они подвергали настоящему разгрому дуары рифов.

Нестройные толпы полудиких всадников не выдерживали и рассыпались во все стороны, как только на них начинали сыпаться испанские гранаты.

Таким образом испанцам удалось нанести рифам чувствительный урон в ряде стычек и мелких боев. Увлеченные легко доставшимся успехом, испанские войска позабыли о благоразумии и довольно часто пренебрегали опасностью.

В эту сентябрьскую ночь им предстояла жестокая расплата за презрение к силе врага, за неосторожность и за заносчивость. ….. Каким образом было допущено, что целый батальон полка, находившегося под командой полковника Ларреа, рискнул настолько отдалиться от основной массы войск и углубиться, не принимая никаких мер предосторожности, в удобную для устройства засад горную местность, — это и поныне остается невыясненным. Но факт налицо: около восьмисот пехотинцев при четырех пушках в эту ночь вошли в ущелье Гран-Лупо.

Заранее предупрежденные своими разведчиками о движении испанцев, рифы собрались в огромном количестве на высотах с обеих сторон ущелья.

Нашим друзьям, находившимся значительно выше, чем размещались рифы, были отлично видны их многочисленные отряды, спрятанные за естественными и искусственными прикрытиями над ущельем.

— Caramba!12 — воскликнул Педро. — Ведь рифов в десять раз больше, чем испанцев! Но, положим, горцы вооружены куда хуже наших солдат. К тому же у них, надеюсь, нет пушек. Наши солдаты сумеют показать разбойникам зубы!

— Боюсь, что нет, — печально отозвался Карминильо.

В это мгновение горы как будто ожили, все вокруг зашевелилось. Словно ураган пронесся над ущельем: по сигналу с какой-то скалы в ряды колонны испанцев полетели тучи пуль. Следом рифы принялись сбрасывать с высот вниз, на дно ущелья, камни и бревна.

Передовая колонна испанцев смешалась, попятилась. Но выход из ущелья был уже отрезан: массы рифов залегли у выхода и расстреливали каждого появившегося у конца ущелья солдата. В то же время туча арабской конницы вырвалась откуда-то в долину и окружила главную колонну, не давая ей сделать ни шагу.

— Боже мой, почему молчат наши пушки? — стонал, хватаясь за голову, Педро. — Это ужасно!

Почему молчали испанские пушки?

Ответ на это давали груды трупов, нагроможденных возле испанских орудий: лучшие стрелки рифов сконцентрировали адский огонь именно на тех местах, где находились пушки. Лошади были перебиты моментально, орудия не могли тронуться с места. Артиллеристы падали один за другим, не успев зарядить орудие или установить прицел.

Попавшая в западню колонна ощетинилась штыками и ринулась прокладывать себе путь вперед, но эта попытка была заранее обречена на неудачу: испанцам надо было подниматься по крутым склонам, занятым рифами, и горцы стреляли в своих врагов сверху вниз, из-за прикрытия, почти не подвергаясь ответному огню испанцев. Свинцовый град из ружей рифов буквально сметал испанцев на дно ущелья.

Тогда испанцы, сгрудившись, попытались проложить себе дорогу назад, ударив в штыки. Но и это не удавалось, потому что перед колонной вырастали целые полчища вооруженных ятаганами и пистолетами горцев. Горцы шаг за шагом пятились под натиском пехотинцев, но дрались упорно, а потом расступались, и тогда на испанцев обрушивалась живая лавина — конница рифов.

Ряды испанцев таяли на глазах, в то время как полчища рифов все возрастали.

Главная колонна, как только в ущелье завязалась битва, пыталась пробиться на помощь к товарищам, расчищая путь гранатами, но орудийный огонь не оказывал обычного эффекта, потому что стрелять приходилось по чрезвычайно подвижной коннице рифов, крутившейся вокруг колонны, осыпавшей ее выстрелами, исчезавшей, снова собиравшейся и бросавшейся в отчаянную атаку.

— Они отступают! Боже, они отступают! — стонал Педро, видя, как главная колонна, поняв безнадежность дела, стала пятиться под бурным натиском рифов, предоставляя передовой отряд его трагической участи.

А в ущелье уже разыгрывались последние сцены кровавой драмы: сопротивление испанцев было сломлено, и вместо боя шла резня. Рифы расправлялись с отдельными державшимися еще группами испанцев, расстреливая их, рубя в куски.

Из ущелья Гран-Лупо, куда в ту ночь вошло около восьмисот отборных испанских солдат, не вышел ни один.

Рифам тоже не дешево досталась победа, и сотни три или четыре трупов горцев валялись здесь и там на поле сражения. Но горцы могли гордиться: они одержали блестящую победу над европейцами. Они нанесли огромный урон своим вековым врагам…

Мало-помалу гул битвы удалялся и удалялся: не заботясь о поле сражения в ущелье, где все было кончено, где, кроме мертвых и умирающих, уже никого не было, рифы бросили все свои отряды на главную колонну, надеясь уничтожить и ее, как уничтожили передовой отряд.

Зоркий Карминильо скоро определил, как обстоят дела.

— Вперед, друзья! — сказал он. — Нам надо спуститься туда, вниз.

— Зачем? — осведомился Педро.

— Во-первых, там мы сможем запастись оружием. Мертвым оно не нужно, нам — очень пригодится, чтобы, если понадобится, хоть дорого продать свою жизнь. Во-вторых, там мы найдем и съестные припасы.

— Припасы? — оживился Педро. — Ну, это дело иное! Так бы сразу и сказал! За пару галет и бутылку коньяку я готов вступить в сражение с целой ордой рифов!

— Не беспокойся! Держу пари, что там, внизу, мы сейчас найдем только шакалов, да, пожалуй, шайку арабских старух, добивающих и обирающих раненых! — успокоил его инженер.

Карминильо не ошибся: спустившись вниз, в ущелье, беглецы не встретили там ни единой живой души, если не считать нескольких оглашавших воздух предсмертными стонами раненых.

Запастись оружием не составляло ни малейшего труда: здесь валялись буквально сотни «маузеров» и «браунингов». В ранцах солдат отыскались галеты и консервы, а в походной сумке какого-то офицера — несколько бутылок хереса и малаги.

С этой добычей беглецы могли просуществовать хотя бы три—четыре дня.

— Что это такое, Карминильо? — встревоженным голосом спросила хитана, кладя руку на плечо инженера, когда маленький отряд готовился покинуть место бойни и снова подняться на склоны гор.

— Аэростат. Привязанный воздушный шар, — ответил Карминильо. — Испанцы везли его с собой, вероятно, рассчитывая применить днем для разведки.

— Почему он не улетает?

— Потому, Заморра, что он привязан к передвижной лебедке.

— Но там должны быть люди?

— Едва ли! Они бы откликнулись, услышав наши голоса. Нет, людей там нет. Утром рифы захватили этот аэростат. Насколько мне помнится, это произошло впервые в военной истории!

— А нельзя ли было бы нам воспользоваться так или иначе этим аэростатом? — высказал предположение Педро.

Карминильо озабоченно огляделся вокруг. «Кастилия», великолепный военный аэростат испанских колониальных войск, находившийся, по всем признакам, в полном порядке, колыхался на незначительной высоте над полем сражения. Каким образом пули рифов не пробуравили оболочку шара, было решительно непонятно. Но факт оставался фактом: шар беспомощно висел над ущельем.

Еще раз оглядевшись, Карминильо обратился к Заморре с вопросом:

— Куда ты хочешь идти, дитя?

— Я? — очнувшись от задумчивости, ответила хитана. — Но ведь ты же знаешь! Я должна добраться до двойной вершины Гуругу. Именно там, в лощине между двумя пиками, погребен вождь Семи Соединенных племен.

— Значит, ты не отказалась от своей идеи?

— Талисман — это свобода. Я или добуду талисман, или… или мне жизнь не нужна! — сказала она.

— А что ты думаешь насчет воздушного путешествия? Не побоишься лететь на воздушном шаре?

— Я не побоюсь ничего в мире, лишь бы достигнуть цели! Но почему ты спрашиваешь меня об этом?

— Потому что мы легко можем овладеть шаром. Я знаю, что тут по ночам регулярно дуют ветры от моря в глубь страны. Мы сейчас находимся на отрогах гор Гуругу. Ветер идет по направлению к вершине. Если мы не воспользуемся шаром, то нам придется, подвергаясь тысяче опасностей, еще два или три дня пробираться до места, где похоронен твой талисман. Если же мы воспользуемся аэростатом, то за несколько часов сможем преодолеть большое пространство и опуститься где-нибудь поблизости от вершины. Словом, мы можем чрезвычайно облегчить свою задачу.

— Сделаемся аэронавтами! — решил вопрос Педро. — Я давно мечтал о воздушном путешествии! Воображаю, как переполошились бы мои бесчисленные кредиторы, если бы увидели меня в корзине воздушного шара! Наверняка они заявили бы форменный протест и потребовали бы признания меня душевнобольным, а потому лишенным права прибегать к экстраординарным способам передвижения Назло всем кредиторам на свете — я лечу!

Карминильо пустил в ход лебедку. Ему удалось без особого труда притянуть аэростат почти к самой земле. По крайней мере, шелковая лестница, свешивавшаяся с шара, коснулась земли. Педро, как белка, вскарабкался по этой лестнице в гондолу, и сверху донесся его торжествующий победный крик:

— Ура! Да тут — целый ресторан! Имеются даже термосы, а в термосах — горячий кофе, бульон и прочие вкусные вещи!.. Решено, я делаюсь военным аэронавтом!

За Педро на борт гондолы поднялась Заморра. Последним взошел Карминильо.

Минуту спустя он перерубил канат, связывавший аэростат с платформой, на которой стояла лебедка, и шар медленно, лениво, словно нехотя, начал подниматься.

Карминильо зорко наблюдал за подъемом: с одной стороны, шар поднимался в сравнительно узком ущелье, рискуя напороться на бока каньона. С другой — не имея понятия, как долго может тянуться полет, приходилось очень бережно относиться к запасам балласта.

Но все опасения оказались напрасными. Подъем прошел на удивление гладко, и скоро аэростат, словно призрак, спокойно и величественно понесся к вершинам хребта Гуругу.

Сзади, от песчаных дюн, еще долетали раскаты пушечных выстрелов и отголоски ружейной трескотни: это заканчивался бой между рифами и отступавшей колонной испанских войск под началом полковника Ларреа.

Генерал Альдо Марина, вовремя получивший сведения о неудаче; постигшей отряд Ларреа, подоспел на помощь со знаменитым пехотным полком имени императора Карла Пятого.

Под убийственным огнем испанской артиллерии понесшая порядочный урон конница рифов вынуждена была умерить свой воинственный пыл, и главные силы отряда Ларреа смогли спокойно отойти на заранее укрепленные позиции.

Бой угасал…

На то, чтобы от подступов к Гуругу долететь до вершины горного хребта, как и предвидел Карминильо, потребовалось всего два или три часа.

Еще царила ночь, когда молодой инженер, не без труда сориентировавшись по плану, имевшемуся в гондоле аэростата, решил спуститься. Спуск, являющийся обыкновенно самой опасной частью воздушных полетов, на этот раз прошел гладко.

Карминильо удалось, выпустив часть газа, заставить шар медленно опуститься почти до земли. Несколько минут волочился по земле якорь, но потом зацепился за какой-то кактусовый куст, и шар заколыхался в воздухе, почти касаясь корзиной вершины небольшого пика.

Убедившись, что шар держится крепко, Карминильо снова выпустил часть газа, и тогда «Кастилия» попросту села на землю.

Пассажиры аэростата, за такой короткий промежуток времени счастливо и спокойно проделавшие большой путь были всего в полукилометре от той цели, к которой стремилась хитана: «Два Рога», то есть двойной пик центральной части хребта Гуругу был ясно виден при свете разгорающейся зари.

Кругом царила могильная тишина: на этих высотах, среди дикого хаоса скал, здесь и там поросших кактусами, не было и признаков жилья.

— Странная фантазия! — ворчал Педро.

— В чем дело? — спросил его Карминильо.

— Я говорю об этом вашем сказочном цыганском вожде. На кой черт ему понадобилось для своего погребения выбирать такое уединенное место?

— Тебя не спросил! Ты бы ему дал иной совет.

— Разумеется, дал бы другой совет! — с жаром отозвался Педро. — Прежде всего, какие же похороны обходятся без тризны? Ну, а где здесь, скажите мне ради Бога, вы найдете хоть подобие траттории или остерии, куда могли бы зайти оплакивающие дорогого покойничка родственники, чтобы клюкнуть в честь его погребения?

— Вот ты о чем! — невольно засмеялся Карминильо. — Нет, ты положительно неисправим, друг Педро!

— Каков в колыбельке, таков и в могилку! — ответил юрист. Отдохнув немного, наши странники снова тронулись в путь. Само собой разумеется, они предварительно выпустили весь газ из оболочки шара.

Педро со своей беззаботностью ничего не имел против того, чтобы попросту обрезать шар и пустить его лететь по воле ветра.

Но Карминильо запротестовал:

— Трудно предположить, — сказал он, — чтобы рифы часто заглядывали сюда. Значит, мы имеем все шансы сохранить шар. Каждый военный аэростат представляет собой большую ценность, и Испания не так богата, чтобы жертвовать понапрасну десятками тысяч франков.

Нечего, нечего упираться, лентяй!

С вашей помощью я сумею сделать так, что оболочка шара ничуть не пострадает. Мы ее аккуратно сложим и зароем где-нибудь в песках.

Раз наши войска начали наступление, то, вне сомнения, вчерашняя неудача только отсрочит на некоторое время их приход сюда. Оставлять Гуругу в руках рифов было бы большой неосторожностью…

Нет, наши войска еще придут сюда!

И тогда…

Тогда, быть может, мы сможем вернуть родине «Кастилию». Это наш священный долг!

— Так выполним же наш священный долг! — с пафосом ответил Педро. — Во всяком случае, я очень благодарен этой самой «Кастилии»: в ее корзине нашлось столько вкусных вещей, что я не позабуду… до следующего обеда!

Когда друзья, тщательно запрятав «Кастилию» и сбросив в заросший кактусами овраг корзину шара, тронулись в путь, на плечах у Педро оказалась преизрядная ноша: он тащил с собой весь запас снеди и напитков, найденный в гондоле аэростата.

На упрек Карминильо Педро ворчливо отвечал:

— Оставь меня, пожалуйста, в покое! Ведь ты сейчас находишься в таком настроении…

— В каком это? — спросил Карминильо.

Бросив искоса взгляд на молча шедшую хитану, Педро скороговоркой пробормотал:

— В таком! Ну, когда людям не хочется ни пить ни есть, потому что их мысли заняты совсем другим, а не пошлой прозой жизни.

Карминильо слегка покраснел.

— На что ты намекаешь? — осведомился он вполголоса.

— Ни на что особенное! Самое естественное дело. Но только я тут решительно ни при чем. Питаться одним воздухом и мечтами о блаженстве вдвоем я решительно не способен! Мне нужно что-нибудь существенное. Например, сардинки в прованском масле, копченая ветчина, колбасы, изделия знаменитых колбасных дел мастеров из Саламанки… Ну и, конечно, соответствующая выпивка. Вот я и тащу с собой все то, что может пригодиться.

Карминильо не нашелся, что ответить лакомке-товарищу, и действительно оставил его в покое.

В то время как наши искатели приключений брели по горному хребту у его вершины, у подножия Гуругу показалась странная группа: смуглолицый мужчина ехал верхом на вислоухом костлявом муле. За спиной всадника, прижавшись к нему, сидело безобразное существо с безумными глазами и развевающейся по ветру гривой седых спутанных волос. Это были Янко и Сабба.

Предатели направлялись к двурогому пику, к вершине Гуругу. Из-за дальности расстояния они не могли видеть наших героев, но и те, в свою очередь, не видели своих смертельных врагов, мечтавших об их гибели.