VII. Индейцы

На рассвете пришлось покинуть гостеприимное ранчо двух гаучо вскоре после полуночи возвратился Педро, брат Рамона, и сообщил, что индейцы еще вечером перебрались через реку и расположились на ночлег километрах в семи или восьми от ранчо, а потому утром можно ожидать их нападения Наскоро собрав все самое ценное в доме, гаучо зарыли свое имущество в какой-то тайник и изловили нескольких лошадей из пасшегося в коррале табуна. Едва забрезжили первые лучи восходящего солнца, они разбудили моряков и сообщили им о необходимости спасаться бегством в ту сторону, где на расстоянии нескольких сотен километров находились первые поселения чилийцев и откуда уже несколько недель ожидались правительственные войска для борьбы с патагонцами. Обсудив вместе, куда и как направляться, все четверо приступили к сборам.

Сборы, разумеется, были недолгими; через несколько минут вся кавалькада уже мчалась прочь, оставив ранчо на произвол судьбы.

До полудня бегство проходило без всяких приключений. Индейцев не было и следа. Казалось, беглецам удалось уйти от них, но гаучо не обманывались ложными надеждами: патагонцы — чуть ли не лучшие в мире следопыты, ищейки, и, раз напав на след, не покидают его, покуда добыча не попадет в их руки. Значит, надо было ожидать погони и во что бы то ни стало уходить, и уходить подальше, в надежде достигнуть территории, куда патагонцы не посмеют проникнуть из опасения встречи с правительственными войсками, отрядом гаучо или каким-нибудь племенем, желающем жить с белыми в мире.

Но около полудня оба моряка почувствовали себя настолько утомленными, что пришлось сделать маленький перерыв в путешествии. Кстати, по пути Району удалось заарканить какую-то не летевшую, а бежавшую птицу, напоминавшую страуса в миниатюре, и из нее можно было приготовить обед.

Однако приходилось торопиться и при этом соблюдать крайнюю осторожность, потому что индейцы могли оказаться поблизости.

Рамон разрешил развести огонь для того, чтобы изжарить добычу, но при непременном условии — для костра брать только сухие стволы растений, чтобы получался легкий белый дым, быстро рассеивающийся в воздухе, который индейцы могли заметить не так легко, как густой черный дым от костра из сырого дерева.

Все принялись собирать топливо, как вдруг Кардосо, предававшийся с увлечением делу, пронзительно вскрикнул. Диего, находившийся в двух шагах, подбежал к нему в испуге:

— Что с тобой, парень? Юнга! Да что с тобой? Говори же! Мальчик, дрожа всем телом, показал на какое-то маленькое насекомое, ползущее по его голой до колена ноге.

— Он укусил!.. Укусил!.. Больно. Больно. Диего! Помоги мне!.. Ох… Горит…

Диего нагнулся, чтобы рассмотреть укусившее мальчика насекомое, и обмер: по ноге Кардосо полз отвратительный маленький черный южноамериканский скорпион…

На крик подоспел Рамон. Одним ударом ножа он смахнул ядовитое животное с тела мальчика и растоптал гадину.

Тем временем Кардосо, дрожа всем телом, начал корчиться от боли: яд скорпиона проникал в его кровь и делал свое дело. И Диего не знал, что же предпринять, как помочь ужаленному…

Надо было бы раскалить кусок железа и выжечь рану. Но костер еще только лениво разгорался, и нагревать железо пришлось бы слишком долго.

В то же время Диего, решившись на все, склонился к мальчику, быстрым и ловким ударом своего острого ножа рассек крест-накрест ранку, уже окруженную зловещей синеватой опухолью, и припал к ране, высасывая отравленную кровь. Если бы у него во рту была хоть одна царапина, он рисковал отравиться. Но что за беда? Не мог же он оставить умирать этого храброго подростка.

Не терял даром времени и Рамон: он склонился над землей и ходил, раздвигая руками ветви растений, будто ища что-то. Минуту спустя он возвратился, держа в руках вырытый им из земли темный и мягкий корешок какого-то растения. Разжевав своими крепкими зубами корешок, он положил образовавшуюся массу на ранку на ноге Кардосо и перевязал ее платком.

— Вы думаете, это поможет? — тревожно спросил его Диего, не спуская глаз с помертвевшего лица юнги, который без чувств и почти без дыхания лежал на земле.

— Конечно же, поможет, — отозвался гаучо. — Плохо только одно: как мы будем двигаться дальше? Его нельзя трогать с места. Нужен полный покой. Надо, чтобы он отлежался…

— Может быть, индейцы не отыскали еще наших следов?

— Ну, на это нечего надеяться!

— Тогда… спасайтесь вы сами, оставьте нас тут!

— Глупости! — решительно ответил гаучо. — Разве вы не наши гости? Разве мы с братом знали бы хоть минуту покоя, если бы, пожертвовав вами, спасли собственную жизнь? Разве мы смели бы потом взглянуть в глаза добрым людям? Нет, кабальеро. Так нельзя.

— Но что же делать?

— Подождем час или два. Может быть, мальчик поправится скорее, чем мы думаем…

В самом деле, Кардосо довольно скоро очнулся, и хотя он чувствовал себя плохо, тем не менее был уже в силах продолжать путь.

Вскочив на отдохнувших лошадей, путешественники двинулись на северо-запад, надеясь, что индейцы от них еще довольно далеки. Но, увы, эта надежда оказалась пустой: не прошло и часа, как сзади послышались яростные крики и вслед им засвистели пули.

Пришпорив лошадей, путники неслись во весь опор, но не могли уйти от преследователей. Небольшой отряд патагонцев сумел проскочить вперед и преградить им дорогу. К счастью, весь этот отряд состоял из десятка плохо вооруженных воинов, по большей части подростков. Ринувшись на загородивших дорогу индейцев, четверо белых стали пробиваться сквозь их ряды. Одно мгновение они находились на волосок от гибели: чья-то шальная пуля подстрелила лошадь, на которой скакал Кардосо, и в то же время лассо какого-то индейца взвилось в воздухе и опустилось на шею гаучо Педро, моментально сковав его.

Рамон не потерял присутствия духа: в один миг он свалил выстрелом из своего не дававшего промаха ружья какого-то воина, набросившегося на упавшего в траву Кардосо, и в то же время быстрым как молния ударом ножа рассек петлю лассо, душившего Педро.

Диего посадил Кардосо рядом с собой; Педро, освободившийся от душившей его петли, вскочил в седло своего коня, даже не коснувшись ногами стремян, и дикая скачка продолжалась с удвоенной энергией. О том, что несколько минут назад здесь разыгралась кровавая драма, стоившая жизни нескольким людям, свидетельствовали оставшиеся трупы патагонцев да жалобное ржание подстреленной лошади Кардосо, бившейся в судорогах и тщетно пытавшейся приподняться, чтобы следовать за ускакавшими.

Путешественники спаслись от гибели или, во всяком случае, от плена и на этот раз. Но надолго ли? В сущности, все складывалось очень неблагоприятно. Можно сказать, уже начиналась агония, в исходе которой трудно сомневаться. Оставалось испытать еще одно средство, предложенное гаучо: надо было разделиться и попытаться этим обмануть индейцев. Гаучо предлагали, чтобы Диего и Кардосо двигались в указанном ими направлении, там в скалах находилась скрытая от взоров пышно разросшейся зеленью пещера, а сами гаучо брали на себя труд задергать нападающих, отвлечь их в сторону.

— Вы жертвуете собой, чтобы спасти нас! — сказал Диего. — Нет, это не годится. Погибать — так погибать всем вместе, мы будем драться до последней капли крови…

— Нет, это не так! — ответил гаучо. — Спросите брата Педро, он вам скажет, сколько раз мы с ним обманывали шедших по нашим следам индейцев и благополучно уходили от них… В сущности, мы рискуем очень малым. И даже, если хотите, мы скорее спасемся, если вас не будет с нами. Но, разумеется, не это соображение заставляет нас предложить этот план; мы хотим отвлечь внимание индейцев, спасти вас. А дальше уже будет видно…

Пришлось согласиться с мнением гаучо. Диего с Кардосо прокрались в указанное убежище, а гаучо ринулись в сторону, в направлении преследовавших беглецов индейцев, и скоро в той стороне послышались дикие крики, свидетельствовавшие о том, что гаучо столкнулись с преследователями. Послышались громкие выстрелы огромных ружей гаучо, топот коней. Все эти звуки понемногу удалялись в сторону.

Одно время шум стих. Было ясно, что в борьбе настал перерыв. Потом опять возобновились крики и выстрелы.

Диего и полусонный Кардосо, задержав дыхание, притаились в пещере среди скал. У них не хватало смелости уйти в глубь пещеры, и в то же время путь наружу, казалось, был отрезан, потому что в ближайших кустах явно слышался шорох продирающихся сквозь ветви людей, сдержанные восклицания.

Прошло несколько минут томительного ожидания, как вдруг множество индейцев хлынули из кустов на площадку у пещеры.

Диего выстрелил несколько раз в нападавших, к нему присоединился и Кардосо. Потом, когда не остановленные выстрелами индейцы добрались до самой пещеры, моряк схватил свое тяжелое ружье за дуло и, обратив его в палицу, стал обороняться им, как безумный, обрушивая тяжелые удары на головы и груди подступавших к ним врагов. Он видел, как к его ногам упал Кардосо, получивший сильный удар в плечо, хотел отомстить за мальчика свалившему его индейцу, но в то же мгновение почувствовал, что на его собственную голову обрушился страшный удар, отнявший у него и возможность продолжать отчаянную, но, увы, безнадежную борьбу, и сознание…

Какая-то темная человеческая фигура подкралась к моряку сзади, из глубины пещеры, еще тогда, когда он отчаянно защищался от нападавших. Враг выждал удобный момент и опустил на голову несчастного Диего свой страшный кулак, сразивший моряка с такой силой, с какой сражает быка удар молота на бойне.

Через минуту пещера, где разыгралось это побоище, уже опустела: накрепко связанные Кардосо и Диего были положены на приведенных лошадей, прозвучал какой-то сигнал, и отряд индейцев тронулся в путь, увозя с собой пленных.

Прошло некоторое время — и опять что-то зашевелилось в кустах. Раздался призывный свист, и когда на него не было получено ответа, из кустов вынырнули два человека.

Это были гаучо Педро и Рамон.

Почти не соблюдая никаких мер предосторожности, они приблизились к пещере, оглядели ее, увидели следы жестокой схватки, и для них не составило труда определить по многочисленным следам суть происшедшего: вот здесь индейцы напали на моряков, здесь дрались, здесь лежали два связанных тела, тут волочили пленных по земле к лошадям. Отсюда уходили следы мчащихся во весь опор лошадей.

Обследовав окрестности, Рамон возвратился к дожидавшемуся его в пещере Педро.

— Они увезли наших друзей на север, в свое поселение! — сказал он.

— Будут держать в плену, обратят в рабов…

— Если сразу не убьют.

— Нет, не убьют. Если бы хотели убить, то прикончили бы их тут же, на месте.

— Что же нам делать? Рамон помолчал, подумал.

— Они доверились нам. Они были нашими гостями. Значит, мы отвечаем за них своей жизнью!..

— Хорошо! — кивнул головой Педро. — Я думаю так же, как и ты.

— Ну, значит… Значит, мы должны попытаться освободить их. Ты согласен?

— Разумеется. Только отдохнем немного, и в путь, по следам индейцев, не теряя времени!

Рамон, не отвечая, завернулся в свой плащ и прилег тут же, на полу пещеры.

Спустя три часа гаучо уже покинули пещеру и кинулись по следам индейцев, увезших моряков. Следовать за ними не представляло ни малейшего труда, ибо индейцы, упоенные победой, уверенные в своей безопасности, отлично знавшие, что теперь на свободе осталось только двое врагов против целого отряда в полтораста человек, не предпринимали никаких мер для того, чтобы Уничтожить свои следы.

VIII. «Сын солнца, брат луны, великий жрец»

Увлекшись рассказом о судьбе Кардосо и Диего, мы совершенно упустили из виду правительственного агента, сеньора Кальдерона, который унесся по воздуху на облегченном шаре после падения Диего и мальчика возле гостеприимного ранчо братьев гаучо. А между тем и Кальдерон переживал приключения, для описания которых понадобились бы десятки страниц.

Достаточно сказать, что он был унесен шаром на высоту свыше километра. Подхваченный порывом ветра шар без корзины, с человеком, судорожно уцепившимся за сетку, пространствовал еще около двух часов, пока не вышел весь запас газа, и аэростат довольно плавно и спокойно, как нарезвившийся бешеной скачкой и утомленный до полусмерти конь, опустился на равнину, дав возможность сеньору Кальдерону спокойно сойти на землю.

Но тут произошло следующее.

В местности, где суждено было опуститься шару, кочевало, перенося по мере надобности из одного края пампы в другой свои легкие палатки из гуанаковых12 шкур, одно из бесчисленных племен патагонских индейцев.

В день, когда судьба привела сюда Кальдерона, племя было погружено в печаль и охвачено тревогой: за несколько часов до рассвета главный жрец племени, спавший в своей палатке, выбежал из нее с диким криком, услышанным во всем поселке и поднявшим на ноги всех обитателей. Он метался от хижины к хижине, и на его крик выбегали воины, выбегали женщины и дети, спрашивая, что случилось.

Жрец стонал, вскрикивал, потом упал на землю и стал корчиться.

— Змея… змея… ужалила меня! — кричал он. — Мои враги подослали мне, спящему, царицу змей. Ее зубы впились в мое тело, ее ядовитая слюна проникла в мои жилы и отравила мою кровь…

Жрец был прав: на плече у него ясно виднелся след укуса ядовитой змеи, что во множестве кишат в пампе.

Будь жрец укушен за ногу или за руку, быть может, своевременно принятыми мерами — высасыванием яда из раны, прижиганием, обильным кровопусканием — его удалось бы спасти, тем более что индейцы сами знают кое-какие противоядия, действенные до известной степени против последствий укуса змеи. Но в данном случае надежд на спасение не было, так как рана на плече, близко от главных кровеносных сосудов, с молниеносной быстротой вела к заражению крови.

Не прошло и часа, как, несмотря на все принятые меры, на земле лежал безобразно распухший, раздувшийся и уже начавший разлагаться труп «великого жреца». Все племя погрузилось в печаль: из-за неожиданной смерти жреца оно осталось без человека, который умел бы заклинать злых духов, исцелять, толковать сны, приметы, и так далее.

Все племя оплакивало погибшего, и женщины, эти хранительницы традиций предков, занимались приготовлением к торжественным похоронам главного жреца.

В самый разгар этих приготовлений кто-то из дозорных, оберегавших покой селения, случайно обратил внимание на необычный предмет, показавшийся на ясном небе и несшийся, быстро увеличиваясь, по направлению к поселку.

Воин поднял тревогу, сбежалось все население и со страхом и трепетом смотрело на нечто невиданное, чудесное.

— Это — луна! — кричали дети. — Огромная серая луна. Она сорвалась с неба и несется к нам.

Остолбеневшие индейцы с разинутыми ртами наблюдали за «сорвавшейся с неба луной».

— Человек!.. Человек! — закричал кто-то.

И в самом деле, теперь было ясно видно, что под «луной», цепляясь за сетку, колыхалась человеческая фигура.

— Сын солнца! Брат луны! Человек с неба!

Индейцы кричали, жестикулировали, как сумасшедшие.

Шар — а это, как уже понял читатель, был шар с единственным пассажиром, сеньором Кальдероном, — пронесся несколько в стороне от деревни, плавно и медленно опускаясь к земле.

Индейцы, подстрекаемые неискоренимым любопытством, покинули поселок, бросились туда, где опускался шар, и образовали огромный круг, держась на почтительном расстоянии от места, куда шар должен был упасть. Многие падали ниц и воздевали к небу руки, кричали заклинания и молитвы. Женщины плакали. Дети визжали и кувыркались.

Сеньор Кальдерон сразу понял, в каком выгодном положении он находится, какое огромное впечатление произвело его появление на детей природы, и поторопился использовать все преимущества этого положения. Медленной и важной поступью направился он к группе воинов, среди которых его зоркий взгляд открыл людей в костюмах вождей, и замогильным голосом заговорил с ними на ломаном испанском языке.

— Где вождь? Почему он не спешит поклониться мне, посланнику небес?

Вождь племени, трепеща и в то же время опасаясь явно выказать свою боязнь, поторопился выдвинуться из рядов соплеменников и трепетным голосом спросил Кальдерона:

— Ты прибыл к нам с неба, о господин и повелитель?

— Ты видел своими собственными глазами! — оборвал его Кальдерой.

— Зачем послало тебя к нам небо? — нерешительно осведомился дикарь. — Чего небо хочет от нас? Разве мы его прогневали чем-нибудь?

Кальдерон, сохраняя загадочное молчание, пристально глядел на испуганного индейца.

— Разве небо уже знает о смерти нашего великого жреца? — робко высказал догадку вождь.

Луч довольства мелькнул на лице правительственного агента.

— Он был мошенником, а не великим жрецом! — сказал он.

— Значит, смерть послало ему небо?

— Небо поразило своего неверного слугу! — с пафосом поддержал зародившееся в душе индейца предположение Кальдерон.

Трудно описать то впечатление, которое произвели на простодушных индейцев эти слова загадочного пришельца с неба.

Для них так ясна, так понятна была теперь связь между смертью их бывшего колдуна и великого жреца и прибытием «сына солнца»…

— Это луна? — задавали робкие голоса вопрос, продиктованный опасением, что красавица царица ночи не появится уже более на небосклоне и не разгонит мрак ночи.

И они боязливо глядели на бессильно распластавшийся на земле лишенный газа шар.

— Нет. Если вы будете повиноваться мне, вы еще увидите луну! — отвечал Кальдерон хладнокровно.

— Приказывай, повелитель! — отозвались индейцы.

— Я — посланный небом жрец и колдун! — сказал Кальдерон.

— Мы знаем, мы знаем это, о господин! — отвечали индейцы.

— Я могу испепелить все ваше селение одним своим взглядом!

— Ты сказал, господин, и это так!

— Вы обязаны повиноваться мне!

— Ты сказал, и это будет так, сын солнца!

Естественно, что после этих весьма коротких объяснений новый общепризнанный «великий жрец, сын солнца, брат и посланец луны», которому воздавались божеские почести и в распоряжение которого предоставлялось все, что было собственностью индейцев, — Кальдерон получил лучшую хижину в селении, прямо-таки заваленную мехами, оружием, драгоценностями индейцев.

Если бы он пожелал, ему отдали бы красивейших женщин и девушек племени. Потребуй он человеческих жертв, он получил бы их. Но Кальдерон не подумал об этом: все его мысли были заняты тем, что произошло с так неожиданно покинутыми им спутниками, с Диего и Кардосо. Ведь падая, они унесли с собой сокровище президента Парагвая, восемь миллионов в бриллиантах.

Значит, первым делом надо было узнать, уцелели ли моряки. Если живы, то связаться с ними. Если умерщвлены — предъявить права на их наследство, на бриллианты президента, на эти миллионы…

Того, что патагонцы расхитят бриллианты, Кальдерон не боялся: дикари не могли иметь ни малейшего представления о ценности бриллиантов; в их глазах они должны были иметь не большую цену, чем пригоршня битого стекла, ни на что не нужного…

Но где Диего и Кардосо? Что с ними? Как с ними связаться?

Ломая над этим голову, Кальдерон почти инстинктивно вспомнил о своем воздушном корабле. Нельзя было бросать его на произвол судьбы! Агент не имел еще представления о том, как можно использовать пустую оболочку шара, но в то же время сознавал, что немыслимо оставлять шар попросту валяться на земле в грязи. Это пренебрежение к предмету божественного происхождения в конце концов могло зародить сомнение в душах дикарей, вызвать критическое отношение ко всему происшествию.

Сознавая это, Кальдерон поторопился распорядиться убрать шар, выдавив из него остатки газа.

Со страхом и трепетом целый отряд женщин приступил к этой необычной работе и исполнил ее вполне удовлетворительно под наблюдением самого новоявленного великого жреца.

Тщательно осматривая шар, Кальдерон убедился, что он превосходно уцелел: нигде ни малейшего следа повреждений, нигде материя, пропитанная каучуком, не прорвана, не испорчена. Цела сетка, прекрасно действует, предохранительный газовыпускной клапан. Нет только корзины, но ее ведь не так трудно сплести…

Зато газа здесь не достанешь ни за какие деньги, и нет, кажется, никакой возможности получить его…

Шар при отправлении с палубы «Пилькомайо» был наполнен водородом, который в шестнадцать раз легче воздуха. Если бы добыть хоть не водород, а светильный газ. Он, как знал Кальдерон, не обладает такой подъемной силой, как водород, но все же мог бы сослужить службу.

Между тем шар был сложен и бережно убран в той самой хижине, где обитал теперь «сын солнца».

Первой заботой Кальдерона было выяснить, где находятся Диего и Кардосо и нельзя ли связаться с ними.

Прошло несколько дней, и лазутчики из боготворившего его племени оповестили мнимого жреца, что Диего и Кардосо находятся в плену или, сказать вернее, в рабстве у одного из соседних племен, что бриллианты находятся при пленных, но оружие отобрано, что пленные мечтают о победе и надеются при этом на помощь каких-то гаучо.

При упоминании о гаучо Кальдерон сделал легкую гримасу.

В его планы и расчеты вовсе не входило вмешательство посторонних людей, к тому же таких полудикарей, как гаучо. Бог знает, каких сюрпризов можно ожидать от этих обитателей пампы!

Но потом Кальдерон решил, что Диего и Кардосо слишком осторожны, они не могли сообщить гаучо о своей тайне, о бриллиантах. Значит, опасность быть ограбленными не существует. А в то же время — кто знает? — может быть, в самом деле, помощь гаучо окажется полезной. И наконец…

Сеньор Кальдерон подумал хладнокровно: «От этих непрошеных помощников можно будет отделаться в любой момент, как только они сделают свое дело и их помощь перестанет быть необходимой… Посмотрим!»

С помощью добровольных лазутчиков Кальдерон оповестил Диего и Кардосо о своем местонахождении и посоветовал им терпеливо выжидать, покуда закончатся его переговоры с захватившим моряков племенем относительно освобождения их за выкуп.

К сожалению, переговоры успехом не увенчались: обладатели моряков ни за какие сокровища мира не хотели выпустить добычу из своих рук и наотрез отказались выдать Диего и Кардосо тому племени, в котором Кальдерон вот уже недели полторы или две исполнял роль великого жреца.

Тем временем не оставались в бездействии и верные храбрецы гаучо, задавшиеся целью во что бы то ни стало спасти своих приятелей: с ловкостью змей, неслышно, как ночные тени, они скользили вокруг селения, где находились пленные, прокрадывались, выжидая удобного случая, к хижинам, оберегаемым часовыми, и, наконец, посредством подкинутых записок оповестили моряков, что попытаются в назначенную ночь произвести тревогу и отвлечь в сторону индейцев, с тем чтобы, пользуясь их замешательством, моряки могли попытаться спастись бегством.

В условленное время находившиеся в своей тщательно оберегаемой несколькими молодыми воинами хижине Диего и Кардосо услышали подобные грому раскаты ружейных выстрелов в самом центре поселка. Там поднялся адский шум: дико ржали, разбегаясь, сорвавшиеся с привязи лошади, топча выбегавших и сталкивавшихся друг с другом воинов. Кричали перепутанные женщины. Плакали мечущиеся, как в чаду, дети

А по единственной улице деревни скакал казавшийся призраком всадник на фантастическом коне, стрелял в воздух и дико кричал что-то. Это был гаучо Педро, рискнувший поднять общую тревогу, чтобы облегчить ожидаемый побег моряков.

И в самом деле, побег удался блестяще: Диего и Кардосо, прорезав шкуры гуанако, крадучись вылезли через заднюю стенку своей темницы, встретились с ожидавшим их Рамоном, державшим в запасе лошадей, и сломя голову кинулись по направлению к селению, в котором находился «сын солнца, брат луны, посланник неба», он же правительственный агент сеньор Кальдерон.

IX. Единственный выход

После довольно опасного путешествия Диего, Кардосо, Рамону и Педро удалось благополучно добраться до селения того племени патагонцев, в котором властвовал теперь под видом посланника неба сеньор Кальдерон. Селение было расположено на месте захваченного патагонцами большого поселка гаучо, где частично еще сохранились настоящие дома.

Было бы затруднительно описывать все перипетии этого путешествия, сопровождавшегося разнообразными приключениями. Беглецам приходилось переплывать реки и пробираться по болотам, кишевшим ядовитыми гадами, отражать нападения хищных зверей, в которых нет недостатка в пампе, бороться то с голодом, то с жаждой, отстаивать на каждом шагу свое существование. А главное — побег был открыт очень скоро, и по пятам за беглецами ринулось целое племя; не раз им приходилось прокладывать себе дорогу с оружием в руках.

Собственно говоря, было настоящим чудом, что беглецам удалось добраться целыми и невредимыми до поселка индейцев «великого колдуна» — сеньора Кальдерона. Но когда они обсуждали вопрос, что делать дальше, поднявшаяся тревога прервала их совет: оказалось, что селение окружено со всех сторон враждебными индейцами, требовавшими немедленной выдачи беглецов и обоих гаучо.