— Сударь, — прозвучал в этот миг чей-то голос.
Сандокан и Янес обернулись. Перед ними стоял Джеймс Брук, чуть бледный, но спокойный, со скрещенными на груди руками.
— Вы свободны, Джеймс Брук, — сказал Сандокан. — Тигр Малайзии держит свое слово.
Раджа слегка поклонился и отошел на несколько шагов. Но вдруг остановился и повернул назад.
— Еще два слова, — сказал он. — Когда мы снова увидимся?
— Реванш? — спросил Сандокан с иронией.
— Джеймс Брук не сдается никогда.
Сандокан пристально смотрел на него несколько мгновений, словно удивленный, что человек в таком положении еще осмеливается бросать ему вызов. Потом протянул руку к морю и сказал тоном, заставлявшим трепетать:
— В той стороне мой остров. Он называется Момпрачем. Море, которое его окружает, еще краснеет от крови и полно разбитых кораблей. Если вы когда-нибудь приблизитесь к этим берегам, вы услышите рычание Тигра, а его тигрята двинутся вам навстречу. Имейте в виду, Джеймс Брук, что этот Тигр и его тигрята питаются кровью.
— И все-таки я навещу вас там.
— Когда?
— В будущем году.
Улыбка промелькнула на губах пирата.
— Не будет ли слишком поздно? — сказал он.
— Почему? — удивленно спросил раджа.
— Потому что тогда вы уже не будете раджой Саравака. В вашем княжестве разразится восстание, и племянник султана Муда-Хассина сядет на ваш трон.
Услышав эти слова, Джеймс Брук побледнел.
— Это вы только что придумали? — спросил он тоном отнюдь не спокойным.
— Я ничего не придумываю, милорд, — ответил Сандокан.
— Значит, вам что-то на сей счет известно?
— Возможно.
— А нельзя ли пояснить!..
— Я больше ничего не скажу, — прервал его Сандокан.
— Ну что ж, мне остается лишь поблагодарить вас за предупреждение.
Он снова слегка поклонился, подошел к своим солдатам быстрыми шагами направился к городу.
Скрестив руки, Сандокан следил за ним мрачным взглядом. Когда раджа скрылся из виду, из груди его вырвался тяжкий вздох.
— Этот человек принесет мне несчастье, — прошептал он. — Я чувствую…
— Что с тобой, Сандокан? — спросил Янес, подходя к нему. — Тебя что-то тревожит.
— У меня печальное предчувствие, брат.
— Какое же?
— Между нами и раджой еще не все кончено.
— Ты думаешь, он нападет на нас?
— Сердце мне это говорит.
— Не верь в предчувствия, дружище. Через два-три дня мы покинем эти берега, и раджа нам будет не страшен. Куда мы отправимся сейчас?
— Немедленно в бухту. Здесь я не чувствую себя в безопасности.
— Тогда пошли. Но… Тремаль-Найк?
— Раньше полудня он не проснется.
Сандокан дал сигнал к отправлению, и отряд с ранеными и Тремаль-Найком на носилках, несмотря на утомительный утренний переход, снова пустился в путь, следуя по маленькой тропинке, проложенной когда-то обитателями леса.
Сандокан и Янес вместе с десятью испытанными пиратами шли впереди с карабинами в руках, за ними двигались носилки, а потом все остальные, держась по двое и устремив глаза в ту и другую сторону от тропинки, чутко прислушиваясь, чтобы уловить малейший шум.
Они прошли уже около полумили, когда Айер-Дак, шедший впереди, чтобы разведать дорогу, вдруг остановился, подняв ружье. Янес и Сандокан поспешили догнать его.
— Не двигайтесь, — сказал даяк.
— Что ты заметил? — спросил Сандокан.
— Вон в той чаще промелькнула какая-то тень.
— Человек или животное?
— Мне показалось, человек.
— Какой-нибудь бедный даяк, — сказал Янес.
— И к тому же шпион раджи, — добавил Сандокан.
— Ты так думаешь?
— Почти уверен.
— Айер-Дак, возьми четырех человек и обшарь лес. А мы тем временем пойдем дальше.
Даяк подозвал четырех товарищей и углубился в густую чащу, пропав среди лиан, кустов и веток деревьев.
— А мы — вперед, — приказал Сандокан.
Отряд снова пустился в путь между росших здесь высоченных пальм, среди зелени которых прыгали обезьяны. Завидев людей, они следовали за ними, перескакивая с ветки на ветку, с любопытством сверху разглядывая их.
Вскоре Айер-Дак и его товарищи догнали отряд. Они обшарили лес во всех направлениях, но ничего не нашли, кроме свежих следов босых ног.
— Их было много? — обеспокоено спросил Сандокан.
— Прошли двое, — ответил даяк.
— Сами по себе они не страшны, но эти двое могут навести на наш след. Поспешим, тигрята, здесь для нас не слишком безопасно.
И снова отряд пустился в путь, внимательно оглядывая деревья и кусты. Через три четверти часа они вышли на берег большого ручья, который изливался в обширную полукруглую бухту.
Сандокан показал португальцу небольшой вытянутый островок, осененный прекрасными деревьями и защищенный на северной оконечности старым, но еще крепким даякским фортом, построенным из прочных брусьев и бревен, способных устоять даже перед пушечным ядром.
— Там укрывается Дева пагоды? — спросил Янес.
— Да, внутри этого форта.
— Трудно найти для нее место лучше. Бухта удобная, и островок хорошо защищен. Если Джеймс Брук раскроет на него свою пасть, он подавится этой костью.
— Но в пятистах шагах отсюда море, — сказал Сандокан.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что корабль может бомбардировать форт.
— Мы будем защищаться.
— У нас нет пушек.
— Но наши люди — храбрецы.
— Это правда, но их мало и…
— Что с тобой?..
— Тихо!.. Ты слышал?..
— Я?.. Ничего, Сандокан.
— Мне показалось, хрустнула ветка.
— Где?..
— Вон в той чаще.
— Черт побери! Неужели и здесь нас выслеживают?.. Я начинаю беспокоиться, Сандокан.
— Я тоже. Нужно как можно скорее добраться до островка… Айер-Дак!
Даяк подошел к нему тотчас.
— Возьми восемь человек и устраивай лагерь здесь, — приказал Сандокан. — Если увидишь в окрестностях кого-нибудь, сразу предупреди меня.
— Будьте уверены, капитан, — решительно отвечал даяк. — Никто не приблизится к бухте без моего разрешения.
Пираты спустились к бухте, берега которой были покрыты густым лесом, и вышли к небольшой заводи, где, спрятанная под кучей бамбука и веток лавра, стояла шлюпка.
Сандокан огляделся вокруг, но рядом никого не увидел. На лице его отразилось глубокое беспокойство.
— Один из моих людей должен находиться здесь и наблюдать за шлюпкой, — сказал он.
— Наверное, они оба в форте, — предположил Янес.
— И оставили шлюпку здесь!.. У меня нехорошее предчувствие, Янес…
— Ну что ты!
— А если кто-то похитил Аду?
— Это невозможно…
— Молчи!..
— Да, я слышу какой-то шум.
— И мы, — подтвердили пираты, выхватывая оружие.
В этот момент в ста шагах от берега закачались ветки кустарника, и из кустов вылез пират. Он был весь потный и запыхавшийся, как будто пробежал по меньшей мере миль десять.
— Да здравствует Тигр! — воскликнул он, увидел главаря.
— Откуда ты идешь? — спросил Сандокан.
— Из леса, капитан.
— А где Дева?..
— В форте.
— Ты уверен?..
— Я ее оставил два часа назад под охраной Коти.
Сандокан облегченно перевел дух.
— Я начинал уже опасаться, — сказал он. — Как она?
— Прекрасно.
— Что она делала?
— Когда я уходил, она спала.
— Ты не заметил в окрестностях ничего подозрительного?
— Я нет, но Коти сегодня утром видел человека, который шел вдоль берега и с любопытством поглядывал на форт. Заметив, что за ним наблюдают, он поспешил скрыться.
— А ты сам видел его, этого человека?
— Я искал его, но не смог обнаружить.
— Неужели шпион раджи? — спросил Янес.
— Вполне вероятно, — озабоченно ответил Сандокан.
— А вдруг они явятся сюда и нападут на нас?..
— Это не исключено.
— Что ты собираешься делать?
— Покинуть эти места, как можно скорее. Все в шлюпку!
Оба главаря и их люди сели в шлюпку, пересекли полосу воды шириной метров в триста и высадились у подножия форта, где их ожидал Коти.
— Спит еще Ада? — спросил Сандокан.
— Да, капитан.
— Ничего не случилось?
— Нет.
— Пойдем посмотрим на нее, — предложил Янес.
Сандокан показал ему на Тремаль-Найка, которого положили на подстилку из травы и зеленых листьев.
— Осталось несколько минут до полудня, — сказал он. — Подождем, пока он проснется.
Он приказал своим людям войти в форт, а сам устроился рядом с индийцем, который все еще не подавал признаков жизни. Янес закурил и сел рядом с ним.
— А долго он будет приходить в себя! — спросил португалец после нескольких затяжек у Сандокана, внимательно смотревшего в лицо индийца.
— Нет, Янес. Я вижу, что кожа у него понемногу приобретает свой естественный цвет. Это знак того, что кровь начинает активнее циркулировать.
— Ты сразу покажешь ему Аду?
— Нет, не сразу, но до вечера обязательно.
— Она узнает его, бедняжка?
— Наверное.
— А если она не узнает его? Если разум не возвратится к ней?
— Возвратится.
— Сомневаюсь, дружище.
— В таком случае произведем опыт.
— И какой же?
— В свое время я тебе это скажу.
— А почему не…
Слабый вздох внезапно приподнял широкую грудь Тремаль-Найка и заставил его губы слегка задрожать.
— Он просыпается, — прошептал Янес.
Сандокан склонился над индийцем и положил руку ему на лоб.
— Сейчас проснется, — подтвердил он.
— Сразу?
— Сразу.
— Без всякого укола?
— В этом нет необходимости, Янес.
Второй вздох, сильнее первого, вновь приподнял грудь Тремаль-Найка, и его губы опять шевельнулись. Кисти рук медленно сжались в кулаки и так же разжались, по всему телу пробежала дрожь и наконец открылись глаза.
Расширившись, они остановились на Сандокане.
Несколько мгновений он еще оставался неподвижен, как будто удивленный, что еще жив, потом резким усилием сел.
— Жив!.. Все еще жив!.. — пробормотал он, проводя по лицу руками.
— И свободен, — сказал Янес.
Тремаль-Найк посмотрел на португальца. Он узнал его сразу
— Вы!.. Вы!.. — воскликнул он. — Но что произошло? Как я оказался здесь? Я спал?..
— Черт побери! — воскликнул Янес, смеясь. — Вы не помните ту пилюлю, которую я дал вам в форте?
— Ах да!.. Теперь вспоминаю… вы приходили повидать меня… Вы искали у меня на груди татуировку… Ах сударь, как я благодарен вам, что вы меня освободили!..
Сказав это, Тремаль-Найк вдруг бросился Янесу в ноги. Тот поднял его и крепко прижал к груди.
— Как вы добры, сударь! — вскричал индиец, к которому, казалось, вернулись все его силы и который был вне себя от радости. — Свободен! Наконец-то, свободен!.. Благодарю вас, сударь, благодарю!..
— Благодарите этого человека, Тремаль-Найк, — сказал Янес, указывая на Сандокана, который, скрестив руки на груди, взволнованно смотрел на индийца. — Именно ему, Тигру Малайзии, вы обязаны своей свободой.
Тремаль-Найк бросился к Сандокану, который сказал, в свою очередь обняв его:
— Ты мой друг!
В этот миг за их спинами раздался радостный крик.
— Мой хозяин!.. Мой добрый хозяин!..
Каммамури, который только что вышел из форта, несся к ним со всех ног.
Тремаль-Найк бросился к своему верному маратху, который, казалось, был без ума от радости. Два индийца обнялись и молча стояли, не в силах вымолвить ни слова.
— Каммамури, мой храбрый Каммамури! — воскликнул наконец Тремаль-Найк. — Я думал, что никогда больше не увижу тебя на этом свете. Но как ты оказался здесь? Значит, тугсы не убили тебя?
— Нет, хозяин, нет. Я убежал, чтобы искать тебя.
— Искать меня? Но разве ты знал, что я здесь?
— Да, хозяин, я это знал. Ах хозяин! Как я оплакивал тебя после той роковой ночи. Я сжимаю тебя в объятиях, я вижу тебя, но мне не верится еще, что ты жив и свободен. Мы не расстанемся больше?
— Нет, Каммамури, никогда.
— Мы будем жить вместе с господином Янесом и с Тигром Малайзии. Какие люди, хозяин, какие люди! Если бы ты знал, сколько они сделали для тебя! Если бы ты знал, сколько схваток…
— Остановись, Каммамури, — с улыбкой сказал Янес. — Другие сделали бы то же, что и мы.
— Это неправда, хозяин. Ни один человек никогда не сможет сделать то, что сделали Тигр Малайзии и господин Янес.
— Но почему вы так заинтересовались моей судьбой? -спросил Тремаль-Найк. — Ведь я никогда вас не видел, господа.
— Потому что вы были когда-то женихом Ады Корихант, — сказал Сандокан. — Она кузина моей покойной жены.
Услышав это имя, индиец пошатнулся, точно получил удар кинжалом в грудь. Он закрыл лицо руками, и плечи его задрожали.
— Ада!.. О моя обожаемая Ада!.. — страдальческим голосом прошептал он.
Рыдание вырвалось из его груди, и слезы скатились по смуглым щекам. Больно было видеть плачущим этого сильного человека, которого ничто на свете, казалось, не могло бы согнуть.
Сандокан подошел к нему и, обняв за плечи, сказал с нежностью:
— Почему вы плачете, мой бедный Тремаль-Найк! Сегодня день радости.
— Ах сударь!.. — пробормотал индиец. — Если бы вы знали, как я любил эту женщину!.. Ада!.. О, моя Ада!..
Новые рыдания вырвались из груди индийца — он был безутешен.
— Успокойтесь, Тремаль-Найк, — сказал Сандокан. — Ваша Ада не потеряна.
Индиец поднял голову, склоненную на грудь. Молния надежды сверкнула в его черных глазах.
— Она спасена?..
— Спасена! — сказал Сандокан. — И она здесь, на этом островке.
Крик радости, подобный которому, казалось, никогда не выходил из человеческого горла, сорвался с губ Тремаль-Найка.
— Она здесь!.. Здесь!.. — крикнул он, бросая вокруг растерянные взгляды. — Где она?.. Я хочу видеть ее! Ада!.. Где моя Ада?..
Он сделал движение броситься к форту, но Сандокан схватил его за руки с такой силой, что хрустнули кости.
— Остановитесь, — сказал он ему. — Она больна.
— Больна?.. Моя Ада больна!.. — вскричал индиец. — Но что с ней?..
— Она безумна, — сказал Сандокан.
— О великий Шива! — всплеснул руками индиец. — О боги, за что вы покарали ее? Разве она виновата хоть в чем-нибудь? Виноват, может быть, я, но она…
Он попытался освободиться от рук Сандокана, но тот не пустил, не ослабил своей железной хватки.
— Но я хочу видеть ее, сударь, — вскричал Тремаль-Найк. — Я хочу видеть ее, хотя бы одно мгновение.
— Вы ее увидите, обещаю вам.
— Когда?
— Через несколько минут.
Индиец успокоился немного, и Сандокан его отпустил.
— Самбильонг! — крикнул Янес.
Даяк, бродивший вокруг форта, внимательно осматривая палисады, чтобы убедиться, что они достаточно прочны, подбежал на зов.
— Спит еще Дева пагоды? — спросил Сандокан.
— Нет, капитан, — отвечал пират. — Несколько минут назад она вышла вместе со своими стражами.
— Куда она направилась?
— К берегу.
— Идите к ней, Тремаль-Найк, — сказал Сандокан, беря его за руку. — Но вы должны быть особенно сдержанны и хладнокровны, поскольку она безумна.
Глава 13
ДВА ИСПЫТАНИЯ
Было два часа пополудни. Сияющее солнце стояло высоко в небе, отражаясь в голубоватых водах бухты, легкий свежий ветерок дул с моря, чуть покачивая ветки деревьев. Ни на островке, ни в бухте не слышалось ни одного звука, только монотонный рокот волн, разбивающихся о берег, да порхание какаду и прекрасных фазанов-аргусов.
Тремаль-Найк, весь во власти необычайного возбуждения, которое он тщетно пытался подавить, а с ним Сандокан, Янес и Каммамури быстрыми шагами шли к северной оконечности островка, скрытой за густой завесой фикусов и лиан.
В сорока шагах от берега один из стражей Ады вышел и им навстречу.
— Где Дева пагоды? — спросил его Янес.
— Она на берегу, — отвечал пират.
— Что она делает? — спросил Сандокан.
— Смотрит на море.
— А где твой товарищ?
— В нескольких шагах отсюда.
— Позови его, и оба возвращайтесь в форт.
А сами они, вместе с Тремаль-Найком и Каммамури, быстро пересекли густую завесу деревьев и остановились с другой стороны. Сдавленный крик сорвался с губ индийца.
— Ада!.. — воскликнул он.
Он подался вперед, чтобы броситься на берег, но Сандокан тут же крепко схватил его.
— Успокойтесь, — сказал он. — Вы не должны забывать, что эта женщина безумна. Не нужно ее пугать.
— Я буду спокоен.
— Обещаете?
— Обещаю вам.
— Тогда идите. Мы подождем вас здесь.
Сандокан, Янес и Каммамури уселись на поваленный ствол дерева, а Тремаль-Найк, с виду спокойный, но весь во власти страшного волнения, направился к берегу.
Там, в тени китайской розы, чьи цветы распространяли опьяняющий аромат, устремив глаза на голубую поверхность моря, которое сверкало перед ней и с мягким шелестом разбивалось у ее ног, сидела Дева пагоды в неподвижной задумчивости. Ее можно было бы принять за гордую статую, поставленную на этом берегу.
Трепещущий, взволнованный, с горящими глазами Тремаль-Найк, задыхаясь, приблизился к невесте. Он остановился в двух тагах от девушки, которая, казалось, не видела и не слышала его.
— Ада!.. Ада!.. — позвал индиец сдавленным голосом.
Безумная не двигалась. Скорее всего, она его просто не слышала.
— Ада!.. Любимая!.. — повторил Тремаль-Найк, бросаясь на колени перед ней.
При виде этого человека, который умоляющим жестом протягивал к ней руки, Дева пагоды резко встала. Она пристально посмотрела на него и сделала два шага назад.
— Тугсы!.. — прошептала она.
Сумасшедшая не узнала своего прежнего жениха.
— Ада!.. Моя любимая Ада!.. — в страшном отчаянии вскричал Тремаль-Найк. — Значит ты не узнаешь меня?
— Тугсы!.. — повторила она, но не выказывая ужаса.
Потрясенный Тремаль-Найк издал крик боли и ярости.
— Ты больше не узнаешь меня, Ада? — воскликнул несчастный, хватаясь за голову. — Ты не помнишь больше Тремаль-Найка, охотника на змей из Черных джунглей? Приди в себя, Ада, приди в себя! Ты не помнишь больше те вечера, когда мы встречались с тобой в джунглях?.. Ты не помнишь ту ночь, когда мы разговаривали с тобой в священной пагоде?.. Ты не помнишь ту роковую ночь, когда тугсы захватили нас в плен?.. Ада, о моя Ада, вспомни своего Тремаль-Найка, вспомни его!..
Безумная слушала это, но безучастно, не шевельнув даже бровью, не изменившись в лице. Очевидно, она ничего больше не помнила. Безумие все погасило в бедном ее сердце.
— Ада, — снова начал Тремаль-Найк, не сдерживая слез, — взгляни на меня, посмотри на меня пристально, о моя Ада! Невозможно, чтобы ты не узнала своего Тремаль-Найка. Но почему ты молчишь? Почему не смотришь на меня? Почему не бросаешься в мои объятия? Наверное, потому, что они убили твоего отца?.. Да, убили… убили…
И несчастный индиец при этом страшном воспоминании разразился рыданиями, спрятав лицо в ладони.
Внезапно безумная, которая бесстрастно взирала на отчаяние этого человека, которого когда-то она так любила, сделала шаг вперед и склонилась к земле.
Лицо ее быстро изменилось: она побледнела, и искорка чувства сверкнула в ее больших черных глазах.
— Рыдания, — пробормотала она. — Почему здесь плачут?..
Услышав эти слова, Тремаль-Найк вновь поднял голову.
— Ада!.. — вскричал он, протягивая к ней руки. — Ты узнаешь меня?
Несколько мгновений безумная молча смотрела на него, нахмурив брови. Казалось, она пытается вспомнить, где она видела этого человека, где слышала его голос.
— Рыдания, — повторила она. — Почему здесь плачут?
— Потому что ты не узнаешь пеня, Ада, — сказал Тремаль-Найк. — Посмотри мне в лицо, посмотри!
Она наклонилась к нему, потом попятилась и разразилась странным смехом.
— Ты туг! — вскричала она. — Кругом одни тугсы.
Потом повернулась и медленно ушла, покачивая головой и продолжая смеяться.
Тремаль-Найк в отчаянии закрыл лицо руками.
— Великий Шива! — воскликнул он, снова разражаясь рыданиями. — Все погибло! Она больше не узнает меня!
Он упал на колени, но тут же снова вскочил, бросившись вслед за безумной, которая уже исчезала под сводами леса.
Он не сделал и десяти шагов, как сильная рука остановила его.
— Успокойтесь, Тремаль-Найк, — сказал Сандокан.
Увидев, как Ада уходит, он оставил свой пост и подошел к нему вместе с Янесом и Каммамури.
— Ах сударь! — пробормотал индиец.
— Успокойтесь, — повторил Сандокан. — Еще не все потеряно.
— Она больше не узнает меня. А я так надеялся, что после стольких разлук, стольких тревог и мучений, она будет в моих объятиях! Все кончено, все пропало, — бормотал бедный индиец.
— Не отчаивайтесь. Есть еще надежда, Тремаль-Найк.
— Зачем вы тешите меня иллюзиями, сударь? Она безумна и никогда не поправится.
— Поправится, и сегодня же вечером, это я вам говорю.
Тремаль-Найк взглянул на Сандокана глазами, полными слез.
— Значит, это не пустая надежда? — спросил он. — Это правда, что вы говорите? Неужели после того как вы столь великодушно спасли меня, вы способны совершить еще и это чудо? О сударь, если это получится — моя жизнь ваша навсегда.
— Я совершу это чудо, обещаю вам, Тремаль-Найк, — веско сказал Сандокан.
— А когда?..
— Сегодня вечером, сегодня же вечером.
— Каким образом?
— Вы это скоро узнаете. Каммамури!
Маратх выступил вперед. Добрый малый, как и его хозяин, был весь в слезах.
— Приказывайте, капитан, — сказал он.
— В ночь, когда твой хозяин явился в пещеру Суйод-хана, ты был в храме?
— Да, капитан.
— Смог бы ты повторить мне то, что сказал главарь тугов, и то, что сказал твой хозяин?
— Да, слово в слово.
— Хорошо, пошли со мной в форт.
— А мы, что должны делать? — спросил Янес.
— Пока нам не нужны ни ты, ни Тремаль-Найк, — сказал Сандокан. — Идите прогуляйтесь и не возвращайтесь в форт раньше вечера. Мы приготовим вам сюрприз.
Сандокан и маратх направились к форту. Янес взял под руку бедного Тремаль-Найка, и они принялись прогуливаться по берегу, размышляя над тем, что сказал Сандокан.
— Что он готовит? — спросил Тремаль-Найк у португальца.
— Не знаю, Тремаль-Найк, но уверен, он готовит нечто необыкновенное.
— Для моей Ады?
— Конечно!
— Удастся ли ему вернуть ей разум?
— Думаю, да. Тигр Малайзии знает тысячи вещей, которые нам не известны.
— Ах, если бы удалось!
— Удастся, Тремаль-Найк. Скажите мне, а этот Суйод-хан еще жив?
— Я думаю.
— Он могуществен?
— Необыкновенно могуществен, господин Янес. Он командует тысячами и тысячами душителей.
— Будет трудно справиться с ним.
— Наверное, невозможно.
— Для всех, но не для Тигра Малайзии. Кто знает, может быть, когда-нибудь Тигр Малайзии и Тигр Индии еще встретятся на одной дороге.
— Вы думаете?
— У меня предчувствие. Скажите мне, Тремаль-Найк, как по-вашему, тугсы все еще живут на острове Раймангал?
— Не думаю. Когда англичане меня допрашивали, я открыл им место, где обитают тугсы. Несколько кораблей было послано на Раймангал, но вернулись, не найдя ни одного душителя.
— Они бежали?
— Без сомнения.
— Но куда?
— Не знаю.
— Тугсы богаты?
— Очень богаты, господин Янес. Они ведь не только душат. Они грабят караваны, а иногда подвергают разграблению целые деревни и города.
— Сильный враг, интересный противник! Схватка с ними была бы хорошим развлечением для Тигра Малайзии. Кто знает, возможно, судьба забросит нас когда-нибудь в Индию, чтобы помериться силами с Суйод-ханом и его тугами.
— А сейчас вы намереваетесь вернуться на Момпрачем?
— Да, Тремаль-Найк, — сказал Янес. — Завтра мы пошлем нескольких человек в Саравак купить праос, а потом отправимся на наш остров.
— А я могу отправиться с вами?
— Если вы поедете с нами, вы будете подвергать Аду постоянной опасности. Вы знаете, что мы — пираты, и нам приходится рисковать своей жизнью каждый день.
— Куда же я в таком случае поеду?
— Мы дадим вам нескольких наших людей, которые отвезут вас в Батавию. У нас там дом, в котором вы сможете, ни в чем не нуждаясь, жить с Адой.
— Это слишком, господин Янес, — сказал Тремаль-Найк взволнованным голосом. — Вам мало, что вы рисковали жизнью, чтоб спасти меня, вы еще хотите и предоставить мне дом.
— И горсть алмазов на несколько миллионов, мой дорогой Тремаль-Найк.
— Но я не приму это.
— Тигру Малайзии ни в чем нельзя отказывать, Тремаль-Найк. Отказ бы его рассердил.
— Но…
— Молчите, Тремаль-Найк. Миллион для нас ничто.
— Значит, вы так необычайно богаты?
— Пожалуй, не меньше индийских тугов.
Пока они беседовали, прохаживаясь по берегу, солнце медленно заходило, и на землю спускалась тьма. Янес взглянул на часы при последних лучах заката.
— Девять, — сказал он. — Нам пора возвращаться в форт.
Он бросил последний взгляд на морскую даль, пустынную и гладкую до самого горизонта, и двинулся по тропинке в лес. Грустный и задумчивый, склонив голову на грудь, Тремаль-Найк последовал за ним.
Несколько минут спустя, они оказались перед фортом. У входа стоял Сандокан, преспокойно куря свою трубку.
— Я ждал вас, — сказал он, шагнув им навстречу. — Все готово.
— Что готово? — спросил Тремаль-Найк.
— То, что должно вернуть разум Деве пагоды.
Он взял друзей за руки и ввел их в огромный сарай, который занимал почти половину форта и предназначался когда-то для его гарнизона.
Войдя туда, Тремаль-Найк и Янес не смогли сдержать возгласа удивления.
Всего за несколько часов это просторное помещение было превращено стараниями Сандокана, Каммамури и всех пиратов в страшную пещеру, напоминающую тот самый храм индийских тугов, где жестокий Суйод-хан совершил свою страшную месть.
Бесчисленные факелы распространяли вокруг голубоватый, бледный, мертвенный свет. Там и сям были поставлены огромные стволы деревьев, которые могли сойти за колонны, украшенные грубо вылепленными из глины чудищами, фигурками Вишну и других индийских богов.
Посередине возвышалась большая статуя богини Кали, тоже глиняная и ужасная на вид. У нее было четыре руки, огромный высунутый изо рта язык, ее ноги стояли на поверженном трупе. Прямо перед этим жутким изваянием стояла чаша, в которой плавала рыбка.
— Где мы? — спросил Янес, с изумлением оглядывая этих чудищ и эти факелы.
— В пагоде индийских тугов, — сказал Сандокан.
— Кто сделал всех этих уродливых чудищ?
— Мы, дружище.
— И всего за несколько часов?
— Все возможно, когда очень необходимо.
— Кто эта безобразная фигура с четырьмя руками?
— Кали, богиня тугов, — сказал Тремаль-Найк, сразу узнавший ее.
— Как вам кажется, Тремаль-Найк, похожа эта импровизированная пагода на пагоду тугов?
— Да, Тигр Малайзии. В общем-то, да. Но что вы хотите тут делать?
— Слушайте меня.
— Да, мы слушаем.
— Я знаю, что только очень сильное переживание, какое-то исключительное потрясение может излечить Аду, заставить вспыхнуть ее угасший разум.
— И я того же мнения, — сказал Янес, уже начинавший понимать его план. — Ты хочешь повторить ту сцену, которая произошла в пагоде индийских тугов, когда Тремаль-Найк предстал перед Суйод-ханом.
— Да, Янес, именно так. Я буду главарем тугов и повторю слова, произнесенные этим страшным человеком в роковую ночь.
— Когда мы начнем?
— Сейчас же.
— А тугсы? — спросил Тремаль-Найк.
— Тугами будут мои люди, — сказал Сандокан. — Им уже все объяснил Каммамури.
— Тогда начнем.
Сандокан поднес к губам серебряный свисток и громко свистнул. Тотчас тридцать пять полуголых даяков с арканом вокруг бедер и змеей с головой женщины, нарисованной на груди, вошли в сарай, расположившись шеренгами по обеим сторонам чудовищной богини тугов.
— Почему у них змея на груди? — спросил Янес.
— Все тугсы имеют подобную татуировку, — объяснил Тремаль-Найк. — Каммамури ничего не забыл, как мне кажется.
— Все готовы? — спросил Сандокан.
— Все, — ответили даяки.
— Янес, — сказал тогда Сандокан, — тебе я доверяю важную роль.
— Что я должен делать?
— Поскольку ты белый, ты должен представлять отца Ады. Ты поведешь остальных пиратов, которые будут изображать индийских сипаев, и будешь делать то, что тебе скажет Каммамури.
— Ладно.
— Когда я притворюсь, что напал на тебя за воротами форта, ты упадешь перед Адой, словно мертвый.
— Положись на меня, дружище. Все будет сделано, как надо.
Тремаль-Найк, Янес и Каммамури вышли, в то время как Сандокан уселся перед статуей Кали, а даяки, представлявшие тугов, стали у него по бокам.
По знаку Тигра один из пиратов несколько раз ударил по некоему подобию гонга, который был найден в углу форта.
С последним ударом дверь сарая распахнулась и вошла Дева пагоды, поддерживаемая двумя даяками.
— Подойди, Дева пагоды, — сказал Сандокан мрачным голосом. — Суйод-хан тебе приказывает.
При имени Суйод-хана безумная остановилась, высвободившись из рук пиратов. Словно загипнотизированная, неподвижными расширившимися глазами она смотрела на Сандокана, который стоял посреди пагоды. Потом перевела взгляд на даяков, сохранявших абсолютную неподвижность, и наконец остановила его на богине Кали.
Дрожь пронизала ее тело, выражение ужаса появилось на лице.
— Кали!.. — прошептала она голосом, трепещущим от страха. — Тугсы…
Она сделала несколько шагов вперед, переводя взгляд то на пиратов, то на Сандокана, то на чудовищную статую богини, и медленно поднесла руку ко лбу, как бы пытаясь величайшим усилием вызвать в памяти какую-то давнюю сцену.
В этот момент вбежал страшно взволнованный всем происходящим Тремаль-Найк и бросился к ней с криком: