УЖАСНОЕ ЗРЕЛИЩЕ

Прошло около четверти часа, и четверо всадников снова встретились с передовыми колоннами бегущих бизонов. Среди животных царило беспокойство, — по-видимому, они уже почуяли запах гари и сознавали, какая опасность грозит им. Бизоны мчались галопом, оглашая воздух мычанием и глубокими вздохами. Этот концерт производил ошеломляющее впечатление. Земля гудела и дрожала под копытами сотен и сотен массивных ног, стоял такой гул, словно сто локомотивов мчались по бесконечной равнине.

— Смотрите! — воскликнул индейский агент, показывая на мелькавшее вдалеке другое животное среди бизонов: это была лошадь, в которой зоркий глаз охотника узнал коня эксцентричного англичанина, но всадника в седле не было.

— Что с ним сталось, с этим полоумным? — сказал Гарри.

— Должно быть, какой-то бизон сбил его рогами с седла, — отозвался Джордж. — Туда ему и дорога. Авось после этого он излечится от своего сплина. Или одним полоумным на свете станет меньше. Убыток невелик.

— Так-то так, — вмешался в разговор Джон, — а все же дорого бы я дал, чтобы точно знать, какая участь его постигла. Может быть, и в самом деле его затоптали бизоны, но он мог попасть и в руки краснокожих. Ведь эти звери, несомненно, будут продолжать погоню, чтобы захватить нас живыми и порадовать душеньку Миннегаги.

— Это уж точно! — улыбнулся Гарри. — Миннегага с пребольшим удовольствием собственноручно будет пытать нас, а потом оскальпирует,

— Что вы все толкуете о Миннегаге? — осведомился Тернер, поглядывая вопросительно на старшего из трапперов. — Или вам с ней приходилось сталкиваться раньше?

— Долго рассказывать, а у нас нет времени, — отозвался Джон, пожимая плечами. — Но что нам делать теперь? По-моему, надо бы дать лошадям немного передохнуть. Они еле на ногах держатся. Беда, если индейцы налетят.

Трапперы, следуя совету и примеру Джона, отпустили поводья, переводя лошадей с галопа на легкую рысь. Они продолжали двигаться по степи, зорко поглядывая по сторонам в надежде отыскать англичанина: как-никак его великолепный карабин, если бы пришлось столкнуться с индейцами, мог оказаться весьма полезным. Но напрасно: англичанина не было видно, а его чистокровный жеребец по-прежнему двигался среди бизонов, которые, по-видимому, не обращали никакого внимания на неожиданного спутника.

Трудно сказать, что именно случилось с англичанином, но если бы он был жив и свободен, то, вероятно, дал бы знать о себе выстрелами из карабина, а выстрелов не было слышно. Значит, он или погиб, или схвачен индейцами.

Тем временем запах гари становился все сильнее и дымные тучи, поднимавшиеся на востоке, становились явственнее, словно вырастали на глазах. Временами уже можно было разглядеть целый лес дымных столбов, колыхавшихся под напором ветра, огненные потоки, бежавшие по беспредельному простору степи. Их было множество, они мчались со сказочной быстротой прямо на путников, гонимые поднявшимся с востока ветром, не зная препятствий. Одно могло удержать разлившийся по равнине пожар — вода. Но трапперы знали, что надеяться на воду не приходилось. Здесь на протяжении многих километров не было не то что реки, но и мало-мальски приличного ручья.

Бизоны с каждой минутой становились все беспокойнее: громче мычали, поднимаясь на дыбы, и бестолково толпились на одном месте или мчались тесно сомкнутыми рядами, а потом вдруг рассыпались во все стороны, чтобы через минуту снова собраться вместе. А беспощадный огонь гнался за ними по пятам, как бы наслаждаясь злой игрой с охваченными ужасом животными.

Около трех часов пополудни четверо охотников, лошади которых окончательно выбились из сил, были вынуждены остановиться и дать отдых верным животным. Кстати подвернулось небольшое и неглубокое болотце, которое помогло утолить жажду измученных людей и коней.

Едва трапперы снова двинулись в путь, как увидели, что с севера поднимаются те же зловещие столбы дыма. Свободным оставался путь на юг и юго-запад, то есть в глубь территории индейцев сиу, но кто мог гарантировать, что степь не вспыхнет там раньше, чем белым охотникам удастся добраться до безопасного места?

— Наверное, индейцы поклялись испечь нас заживо в этой огненной печи. Пожалуй, генерал Честер получит мой рапорт о начавшемся восстании индейцев на том свете, — обескураженно пробормотал Бэд Тернер.

— Да, наше дело табак! Ничего не могу придумать для спасения, голова совсем не работает. Дурак дураком сделался. Пожалуй, почище нашего милорда, — отозвался Джон. — Не придумаете ли вы чего-нибудь, шериф?

— Трудно придумать, — ответил Тернер. — Впрочем, попробовать можно. Очень кстати вот те болотца. Трава здесь не будет гореть так сильно, как в других местах.

В этот момент мимо находившихся в огненной ловушке трапперов проходила небольшая группа бизонов. По команде Тернера охотники пристрелили несколько великолепных животных, выбирая наиболее крупные экземпляры. Затем в мгновение ока они выпотрошили туши бизонов, работая так, словно огненный поток не приближался к ним, грозя пожрать их. Было видно, что огонь кольцом подбирается к тому месту, где работали охотники.

— Понимаю! — догадался Джон. — Вы думаете, Тернер, что, забравшись в туши бизонов, мы не изжаримся?

— По крайней мере попытаемся, — ответил шериф. — Я однажды уже пробовал это: проклятые арапахо подожгли степь, чтобы выкурить меня; я убил своего коня, выпотрошил, спрятался в его брюхе, скорчившись в три погибели, и, как видите уцелел. Когда смотришь смерти в глаза, и в брюхо клячи заберешься, чтобы улизнуть от нее. Кстати: порох! Давайте сюда весь порох и вообще все заряды. У меня есть непромокаемый мешок, попробуем все то, что может взорваться, положить в эту неглубокую лужу. Туда же бросайте седла и ваши лассо. Лошадей пускайте на волю. Жалко терять их, но ничего не поделаешь…

— Уф! Становится жарко! Я задыхаюсь! А ты, брат Джордж? — спросил Гарри.

— Уже задохнулся, — отозвался тот.

— Не торопитесь, задохнуться всегда успеете! — прикрикнул на них Тернер. — Экие неженки, подумаешь! А еще трапперы.

— Да мы…

— Не болтать! Каждый в отдельности влезайте в брюхо любого из убитых нами бизонов, предварительно окунувшись в ближайшее болотце! — скомандовал Тернер.

И люди исчезли в окровавленных тушах животных. Кругом творилось что-то ужасное.

Огненное кольцо сжималось все теснее и теснее, оставляя пока нетронутым лишь крохотное пространство, на котором толпились не успевшие уйти от беспощадной стихии и осужденные на гибель бизоны. Искры и раскаленный пепел падали на животных дождем, нанося им мучительные раны, поджигая волнистые гривы. Дым, такой густой, что в нескольких шагах ничего не было видно, носился волнами. Казалось, горит воздух.

Прошло время, и огненный ураган, пожрав все живое на этом месте, умчался дальше, оставляя за собой обгоревшие стволы степных растений и обугленные туши нескольких сот бизонов и четырех лошадей.

Воздух был еще заполнен жаром и местами огненные струйки бежали по почерневшей земле, когда из одной туши вылезла покрытая копотью и кровью человеческая фигура. Это был Бэд Тернер.

— Джон, Гарри, Джордж! Вы живы или изжарились? — закричал он.

Послышались глухие голоса. Три ближайшие туши бизонов, словно ожив, зашевелились, и через минуту показались остальные охотники, измученные, задыхающиеся, но все же чудом спасшиеся от гибели.

Если бы кто-нибудь заглянул сюда через полчаса, то нашел бы наших знакомых за самым прозаическим занятием: как ни ничтожно было количество воды в ближайшей луже, тем не менее трапперы, едва избавившись от опасности, немедленно выкупались и выстирали свою одежду, которая моментально высохла. Затем, осмотрев груды погибших в огне бизонов, они без труда нашли несколько таких, которые буквально изжарились заживо, и вырезали из туш наиболее сочные куски мяса. Расположившись на кочках, зелень которых была не совсем уничтожена пожаром, охотники мирно беседовали. Теперь времени было достаточно: раньше наступления ночи нечего было и думать, чтобы отправиться в путь и не попасть к индейцам, и поэтому индейский агент воспользовался случаем, дабы рассказать шерифу из Голд-Сити о прошлом и о событиях, с которыми было связано имя Миннегаги.

Не будем передавать подробно содержание его рассказа, в общих чертах совпадающего с тем, что узнал читатель из нашей повести, названной «На Дальнем Западе».

Бэд Тернер с большим вниманием выслушал историю приключений и бедствий злополучного полковника Деван-делля, который поплатился за ошибку молодости, брак со свирепой Яллой, разбитой жизнью и имел несчастье, не зная, что молодой индеец Птица Ночи — его родной сын, расстрелять юношу. Затем, попав в руки Яллы, был ею скальпирован и лишь случайно спасен третьим полком добровольцев Колорадо 29 ноября 1864 года на берегах Сэнди-Крик, где под штыками разъяренных американцев полегли лучшие вожди пяти племен, участвовавших в великом восстании индейцев.

— А какое отношение к этому имеет Миннегага? — осведомился Бэд Тернер, выслушав печальную повесть Джона. — Я что-то смутно припоминаю… Кажется, она была дочерью этой самой тигрицы в образе человека, Яллы. Неужели же Деванделль был и ее отцом?

— Нет, — ответил индейский агент. — Этот ядовитый змееныш рожден Яллой много лет спустя после того, как Деванделль покинул индианку. Ялла вышла замуж за вождя Воронов Красное Облако. Он, кажется, жив и сейчас.

— Конечно, жив, проклятый пьяница! — с гневом отозвался Тернер. — Они с Миннегагой не разлучаются. Так вот какая история! Я и не подозревал, что в это дело намешано столько личного. А история, признаюсь, презанимательная.

— Будь она проклята, эта история, со всей ее занимательностью! — выругался индейский агент. — Только мы трое, не считая семьи Деванделля и самого полковника, уцелели из всего отряда, сопровождавшего полковника в злополучной экспедиции к Ущелью Смерти. Было еще несколько человек, но всех их постигла необычная судьба: одни странным образом пропали без вести в прерии, другие убиты индейцами в таких местах, где, казалось, им не грозила ни малейшая опасность. Я думаю, что их гибель — дело рук Миннегаги. Я хорошо знаю эту гремучую змею, достойную дочь свирепой Яллы! Она тогда была еще ребенком, но уже отличалась беспощадностью и кровожадностью пантеры, а теперь превратилась в настоящее чудовище. Несколько раз и нам с Гарри и Джорджем чудом удавалось выкарабкаться из беды, неожиданно обрушивавшейся на наши головы, причем всегда были доказательства, что кто-то специально подстраивал эти штуки.

— Миннегага? — спросил Тернер удивленно.

— Больше некому, — кивнул головою Джон.

— Так как же вы рискнули сейчас забраться в эту область?

— А кто же знал, что вспыхнет восстание? — ответил сердито Джон. — Состояния у нас нет. Хоть Деванделль и предлагал нам поселиться в его поместье и дать землю, да какие скваттеры из нас? Мы — прирожденные охотники, степные бродяги и будем бродить по прерии до самой смерти. Ну а тут еще, как на грех, подвернулся этот полоумный англичанин и уговорил нас отправиться на охоту за бизонами. Конечно, если бы знать, что такая ерунда выйдет… Но кто же знал?

— Э! Да что толковать…

— Конечно, если мы попадем в руки нашей приятельницы Миннегаги, то пощады нам не будет. Ну а если эта змея подвернется нам, черти в аду тоже порадуются. Я вот этими самыми руками сначала подстрелил мамашу Миннегаги, краснокожую красавицу Яллу, потом разбил ей череп прикладом моего карабина и, как водится, снял скальп… Много на своем веку мне пришлось снять скальпов, но никогда ни одну женщину, кроме Яллы, я не скальпировал. Но это была не женщина, а настоящий демон. Миннегага же еще свирепее и злее, так что и с ней, если удастся, церемониться не буду.

Наступило молчание.

Казалось, тени прошлого носились вокруг погруженных в задумчивость охотников. Внезапно Тернер, словно боровшийся сам с собой, заговорил взволнованным голосом:

— Ну ладно! Придется выкладывать начистоту. О Джордже Деванделле вы, Джон, не знаете? Слышали, что он стал лейтенантом разведчиков третьего полка?

— Он писал мне об этом из Сент-Луиса. А что?

— Часть этого полка входит в состав отряда Честера, и лейтенант Деванделль не так давно был здесь.

— Джордж? Ну, дальше! Говорите же, Бэд!

— Плохо, Джон. Молодой Деванделль с небольшим отрядом разведчиков отправился исследовать горные проходы цепи Ларами и…

— И что же? Да говорите же, не томите!

— И пропал без вести вместе со всеми своими солдатами.

— Господи Боже! — воскликнул, бледнея, Джон. — Уж не хотите ли вы сказать, что…

— Нет, я ничего не знаю. Честер послал меня на разведку, узнать, что сталось с Деванделлем. Это еще не все, дружище. По слухам, лейтенанта провожала какая-то молодая девушка, которая тоже исчезла. Боюсь, что это была его сестра.

Индейский агент сидел в позе безнадежного уныния, тупо глядя прямо перед собой. Казалось, неожиданная весть сломила его. Но минуту спустя он вскочил и закричал как безумный, потрясая огромными кулаками:

— Так! Сколько раз мучила меня мысль, правы ли мы, янки, истребляя краснокожих, словно это не люди, а звери! Ну и миссионеры много хороших слов наговорили. Люди — братья! Любите друг друга! Если кто-нибудь вас ударит по правой щеке, не суйте вы ему нож в ребра, а подставьте левую щеку. И так далее. И становилось мне стыдно, что сам я не раз в индейской крови купался. А теперь… Будь я проклят! Если мне скажут, что за одного краснокожего мне десять лет в огне гореть, все равно не успокоюсь, пока не задушу еще несколько красных змей. Знаю, чьих это рук дело! Помни же, Миннегага!

Он упал на еще дымящуюся землю, закрыв лицо руками. Его огромное тело сотрясалось от рыданий. Остальные в молчании сидели вокруг.

Ночь прошла. Под утро охотники покинули свое убежище и тронулись пешком к горам Ларами, намереваясь покрывающими предгорья лесами добраться к Чегватеру, в воды которого впадает Хорс-Крик.

В этом путешествии прошел целый день.

Под вечер, измученные, голодные и изнуренные жаждою, они добрались наконец до манивших тенью и прохладой первых деревьев, но вдруг Бэд Тернер испустил предупреждающий крик:

— Берегитесь! Индейцы!

ЛОРД ВИЛЬМОР

Странная, даже фантастическая и, более того, кошмарная сцена происходила в степи, где беспомощно метались охваченные паникой бизоны, почти со всех сторон окруженные огненным кольцом степного пожара, где воздух был насыщен едкой гарью и носились столбы дыма: два человека, белый и красный, выбрав небольшую площадку, вели по всем правилам боксерский поединок, осыпая друг друга тяжелыми ударами, налетая друг на друга и разбегаясь, сходясь снова и снова.

В воздухе мелькали кулаки, раздавались глухие удары, временами сопровождаемые невольными стонами дерущихся.

Одним из боксеров был лорд Вильмор, эксцентричный охотник за бизонами. Но кто же был его соперником? Вернемся немного назад.

Лорд Вильмор, заполучив обратно свое драгоценное оружие, с усердием, достойным лучшего применения, истреблял бизонов, благо охваченные паникой животные совершенно не обращали внимания на в упор расстреливавшего их англичанина.

В самый разгар охотничьих подвигов лорда Вильмора рядом с ним словно из-под земли вынырнул обнаженный до пояса индейский всадник, покрытый боевой раскраской. Индеец довольно долго наблюдал за англичанином, потом, по-видимому поняв, с кем имеет дело, выждал, когда Вильмор разрядил свой карабин, и приблизился к нему со словами:

— Мой белый брат достаточно натешился. Пусть отдаст мне свое ружье и все, что у него есть в карманах.

Несколько удивленный, но ничуть не растерявшийся лорд Вильмор высокомерным тоном посоветовал своему краснокожему брату «отправляться к дьяволу». Они встали друг перед другом, обмениваясь подобными любезностями, причем индеец говорил на чистом английском языке. Переругивание закончилось тем, что лорд Вильмор попытался смять противника натиском и ускакать прочь. Но краснокожий был начеку, его томагавк мелькнул в воздухе и ударил коня милорда в бок. Раненый конь взвился на дыбы, сбросил с себя всадника и умчался в степь. Лорд вскочил на ноги и бросился на индейца, со смехом глядевшего на него.

— Я покажу тебе, краснокожий бандит, что такое лондонский бокс! — кричал Вильмор, задыхаясь от гнева.

— Ладно! А я тебе покажу, как дерутся в Чикаго! — хладнокровно ответил индеец.

— Ты изучал бокс в Чикаго? — удивился лорд. — Но ведь ты — индеец?

— Ну, не совсем. Видишь ли, мой добрый белый брат, янки называют меня Сэнди Гук, прибавляя титул «грабитель железных дорог». Но для краснокожих я — Красный Мокасин. В наше время, оказывается, выгодно быть рожденным от белого тигра и красной обезьяны, каковою была моя почтенная мамаша. Но вы, милорд, кажется, обещали дать мне урок бокса.

— В Англии благородные люди не дерутся с такими, как ты! — возразил Вильмор высокомерно. — А в случае нападения зовут ближайшего полисмена.

— Ну, у нас нравы демократичнее, — с явной насмешкой ответил индеец. — Полисменов здесь нет. А я не прочь поразмять кости и получить удовольствие, своротив кое-кому скулы хорошим ударом. Впрочем, может быть, вы струсили, мой высокорожденный белый брат?

Насмешка подействовала: лорд Вильмор, заревев, как раненый бык, ринулся на своего противника, нанося удар за ударом. Но он встретил достойного противника: индеец, хотя и вынужденный попятиться под натиском костлявых кулаков лорда Вильмора, тем не менее с большим искусством парировал их, нанося в свою очередь удары.

И наконец ему удалось ударить лорда в щеку с такой силой, что тот едва не опрокинулся навзничь. Щека моментально вздулась, и лорд выплюнул на траву два выбитых зуба.

— Признает ли себя побежденным мой благородный белый брат? — осведомился злорадно Сэнди Гук.

— Глупости! Двумя зубами меньше или больше — разница невелика!

Лорд сполоснул рот глотком виски и снова стал в позицию. Минуту спустя ему удалось нанести противнику страшный удар головою в живот. Индеец как громом пораженный покатился на траву, но раньше, чем истекли по правилам бокса пять минут, снова стоял на ногах, хотя и не очень твердо.

— Хуг! — сказал он. — У моего белого брата лоб крепче, чем у бизона.

— У всех Вильморов крепкие черепа, — согласился милорд. — Будем продолжать?

— Разумеется! Только я попросил бы поделиться со мною вашей водкой, милорд.

Англичанин рыцарски протянул противнику свою фляжку. Тот одним духом почти осушил ее и отдал со словами:

— Спасибо! В сущности, вы — добрый парень, хотя и чудак. Слушайте, какого черта вы здесь?

— Я охочусь на бизонов. Эмоции охотничьей жизни излечивают от сплина.

— Не знаю, что это за штука. Но дело в том, что степь горит и вы здесь изжаритесь, как гусь на вертеле. Бросим эту канитель! Конечно, я не могу отпустить вас, не очистив ваших карманов. Но я тоже добрый парень: ручаюсь, что я вас не подстрелю, а доставлю в лагерь индейцев целым и невредимым. Вам будет нетрудно отделаться от бедняков краснокожих небольшим выкупом, и вы будете свободны. Тогда можно будет опять охотиться за бизонами, но, разумеется, в других местах. По рукам, что ли?

— Я никогда не вхожу в сделки с жуликами, будь они белыми, красными или красно-белыми. Вы, мистер красно-белый бандит, получив удар головой в живот, кажется, струсили и не хотите больше драться?

— Я струсил?! — взревел Сэнди Гук. — Плохо же вы знаете единственного сына моей матери! Драться так драться! Начинайте!

И опять замелькали кулаки, опять послышались удары. Тем временем прерия все больше и больше окутывалась дымом, огненные потоки заливали все большее пространство-Исход поединка долго оставался неясным. Неожиданные соперники оказались равны по силе и искусству, и их страшные удары, похоже, могли продолжаться без конца. Но вот лорд Вильмор, зрение которого несколько ослабло от выедавшего глаза дыма, сделал неверный выпад, оставив открытой грудь. Сэнди Гук не преминул воспользоваться случаем, и его кулак со страшной силой обрушился на левый бок англичанина, который опрокинулся навзничь и лежал с закрытыми глазами. Сэнди Гук вынул из кармана часы и подождал, пока прошло пять минут.

— Ну, победа моя! — сказал он по прошествии пяти минут. — Парень дерется, право, молодцом, и жаль будет, если я ухлопал его.

С этими словами степной рыцарь склонился над поверженным в прах врагом и с поразительной, свидетельствовавшей о многолетней практике ловкостью очистил карманы своей жертвы.

— Мой чудак, оказывается, жив, только в обмороке, — бормотал себе под нос Сэнди Гук. — Попробую отвезти его в лагерь индейцев, моих краснокожих братьев. Может быть, этот чудак пригодится им на что-нибудь. Не оставлять же его жариться тут?..

И с этими словами метис взвалил казавшееся безжизненным длинное тело англичанина на спину своего мустанга, вскочил в седло сам и дал лошади шпоры. И вовремя: прерия пылала, и только на юге еще оставался не залитый огненным потоком уголок, по направлению к которому и двинулся Сэнди Гук, увозя побежденного врага.

Когда незадачливый охотник за бизонами очнулся и открыл глаза, он с удивлением увидел себя в странной обстановке: кругом не было и следа степного пожара. Воздух был свеж и чист, земля покрыта яркой и сочной зеленью, кругом в живописном беспорядке стояли индейские типи и вигвамы. Возле лежавшего на земле Вильмора сидел пожилой индеец с малиновым носом, явно свидетельствовавшим о пристрастии «краснокожего брата» к продуктам водочных заводов бледнолицых. Тут же находился и Сэнди Гук. Бандит хлопотал о том, чтобы привести в чувство своего противника, и, раздобыв где-то фляжку тафии, водки, специально сбываемой белыми торговцами индейцам, вливал в рот Вильмору эту огненную жидкость.

Англичанин машинально проглотил несколько глотков ядовитой смеси, в состав которой входят, как известно, купорос и серная кислота, добавляемые для крепости. Как ни привычен был к спиртным напиткам его организм, не выдержав испытания тафией, лорд Вильмор поперхнулся, раскашлялся, расчихался.

— Дьяволы! Вы хотите меня отравить! — закричал он.

— Ничего подобного, мой белый брат, — злорадно ухмыляясь, отозвался Сэнди Гук. — Это, видите ли, некого рода ликер, изготовляемый янки для краснокожих. Правда, мухи дохнут, нализавшись этой штуки. Но люди пьют и… и тоже дохнут, хотя не всегда и не сразу. У вас удивительно крепкая натура, милорд, так что несколько глотков тафии вам не повредят. Поднимайтесь.

— Где я, мистер бандит?

— У моих краснокожих братьев, милорд. Сейчас я познакомлю вас с одной милой женщиной, которую зовут охотницей за скальпами. Приободритесь, оправьтесь. Очень может быть, что ваша оригинальная шевелюра понравится этой мисс.

В словах бандита явно звучала насмешка, но англичанин не обратил на нее никакого внимания. Он, казалось, о чем-то думал.

— Кажется, вы свалили меня с ног ударом в грудь, мистер красно-белый жулик?

— осведомился он.

— Если быть точным, милорд, мой кулак попал вам ниже левой ключицы. А что?

— Удар был не совсем правильным. Во-первых, дым разъедал мне глаза. Во-вторых…

— Что вы этим хотите сказать, милорд?

— А то, что я не признаю победу за вами!

— Вот как? — удивился Сэнди Гук.

— Разумеется. И если вы не струсили, то я не прочь доказать вам это. Мы можем начать хоть сейчас. Дайте только мне хлебнуть еще вашего ликера для истребления мух.

И оригинал, выпив несколько глотков ядовитой жидкости, приподнялся на ноги и стал оглядываться вокруг, выискивая удобное местечко для нового боя.

Но возобновить поединок не удалось. Из ближайшей большой палатки вышел какой-то молодой индеец и сказал Сэнди Гуку, что сахэм Миннегага ожидает его и его пленника.

— Если любезная и кроткая Миннегага, — сказал Сэнди Гук, обращаясь к англичанину, — не прикажет, милорд, снять с нас шкуру или перерезать для краткости горло, я не прочь доставить вам это удовольствие и показать, что в Чикаго умеют драться не хуже, чем в Лондоне. Но теперь не до этого. С Миннегагой не шутят. Идемте к ней, и молите вашего Бога, чтобы мы застали эту мисс в добром расположении Духа.

Англичанин, насколько мог, привел в порядок свой костюм. Очистил от пыли пробковый шлем, обтянутый белым полотном, аккуратно расправил и перевязал заново голубую сетку, пригладил длинные шелковистые баки. Затем он последовал за Сэнди Гуком, не выказывая ни малейшего признака смущения или робости, словно отправляясь выпить чашку чая в приятной компании, устроившей пикник где-то в поле. В его душе жила непоколебимая уверенность, что ему не грозит никакая опасность. Разве он не был сыном Альбиона? Разве Англия не величайшая держава мира? И разве она не умеет защищать своих детей, в каком бы глухом углу земного шара они ни находились?

Милорд Вильмор вошел в палатку женщины-сахэма, мстительной и кровожадной Миннегага, твердыми шагами и с высоко поднятой головой. Увидев же Миннегагу, одетую в живописный полумужской костюм воинов сиу, англичанин отвесил ей поклон, словно перед ним стояла не индианка, а фрейлина двора ее величества королевы Англии, императрицы Индии всемилостивейшей Виктории.

Странный вид чудака заметно удивил Миннегагу, которой до этих пор не приходилось сталкиваться с людьми такого типа. Но в глазах девушки по-прежнему горел злой огонек, выдававший ее ненависть ко всем бледнолицым.

Наши читатели, расставшиеся с дочерью неукротимой Яллы на берегах Сэнди-Крик, во время знаменитой «Кровавой бани» 1864 года, едва ли бы узнали свою старую знакомую, спутницу индейского агента Джона и его товарищей Гарри и Джорджа — маленькую Миннегагу. За истекшие годы Миннегага выросла и похорошела, превратившись в настоящую красавицу. Она была так стройна, что любой скульптор желал бы сделать ее своею моделью для изображения в мраморе или бронзе символа молодости, силы, грации, здоровья и красоты. Лишь несколько красноватый оттенок кожи да что-то в чертах лица выдавало индейское происхождение сахэма. Живописный костюм из оленьей кожи, расшитый разноцветными шелками, удивительно шел девушке, подчеркивая красоту ее юного и стройного тела со стальными мускулами и бархатной кожей. И как-то не бросалось в глаза, что за поясом, обвивавшим мягкими складками стройный стан Миннегага, красовался целый арсенал, а ее мокасины были украшены коллекцией скальпов, в числе которых были скальпы белых женщин и детей, безжалостно убитых этим вампиром в образе очаровательной девушки.

Миннегага сидела около разложенного прямо на полу небольшого костра, наполнявшего типи едким смолистым дымом. Рядом с ней, на таком же сиденье — выбеленном солнцем огромном черепе бизона — словно фантастическая статуя сидел уже знакомый нам индеец с малиновым носом. Это был наш старый знакомый лжегамбусино, муж свирепой Яллы, вождь Воронов Красное Облако, отец Миннегага. Красное Облако овдовел в тот памятный день, когда воины пяти племен и почти все их вожди полегли под штыками американских солдат на берегах Сэнди-Крик. Годы не прошли бесследно для вождя Воронов: хотя он и был по-прежнему прям, а мускулы его крепки, точно стальные канаты, но в волосах уже просвечивали серебряные нити, глаза были мутны, а лицо с резкими чертами изрезали глубокие морщины.

Сидя рядом с дочерью, Красное Облако не выпускал изо рта длинного чубука своего калюме, наполняя легкие едким дымом «морики», табачного зелья, смоченного водкой. К окружающему Красное Облако относился с каким-то каменным равнодушием и, казалось, не обратил внимания на появление в типи лорда Вильмора, фигура которого вызвала любопытство у Миннегага.