Глава XXXIV

Штурм Панамы

Поход Моргана для штурма Панамы, считавшейся жемчужиной Тихого океана, был самым грандиозным, который когда-либо предпринимали флибустьеры.

В состав его эскадры входили тридцать семь больших и малых судов с двумя тысячами бойцов, не считая матросов. По тем временам это была настоящая армада с огромным числом пушек, боеприпасов и продовольствия.

Со всех сторон стекались люди, чтобы встать под ее знамена. Все надеялись поживиться при разгроме этого большого города, крупнейшего после испанской столицы в Перу.

На Тортугу прибыли пираты Ямайки, Сан Христофора, Гоавы, почти все буканьеры Гаити. Сюда их влекла ненависть к испанцам.

С необыкновенным умением и тактичностью Моргану удалось навести порядок среди этих морских подонков, состоявших из самых недисциплинированных людей в мире.

Разделив эскадру на два отряда и объявив самого себя адмиралом первого и контрадмиралом второго, Морган вышел в море спустя двое суток после отплытия корвета Пьера Пикардца и решительно направился к острову святой Екатерины, где в то время засели испанцы и где он рассчитывал оставить часть своих людей, чтобы располагать надежным резервом.

В открытом море к Моргану присоединились четыре корабля под командованием Броудли, которого он отправлял за продовольствием (напав на город Ранкария близ Картахены, тот его разграбил и в обилии запасся продуктами), и спустя пять дней эскадра корсаров появилась в бухте острова святой Екатерины.

Испанский гарнизон, напуганный появлением столь мощных сил, не посмел оказать сопротивление, хотя и располагал достаточными силами.

При первом же требовании о сдаче он сразу вступил в переговоры, уступив флибустьерам десять фортов, хорошо вооруженных артиллерией, склады с боеприпасами и продовольствием.

Переговоры уже подходили к концу, когда на рейде появился корвет. Услышав печальный рассказ о случившемся с Пьером Пикардцем, оба отряда Моргана тут же снялись с якоря и, оставив сильный гарнизон на святой Екатерине, прибыли, как мы видели, в Шагр как раз в тот момент, когда осажденные решили, что их дело окончательно проиграно.

В тот же вечер Морган, боявшийся, что известие о его высадке слишком быстро дойдет до Панамы и испанцы вызовут подмогу из своих колоний в Перу, Чили и Мексике, сформировал большой отряд для взятия крепости Сан-Фелипе, называвшейся также фортом святого Лаврентия, чтобы открыть себе путь к Тихому океану.

Командовать отрядом он поручил Броудли, снискавшему себе большую славу и авторитет, и дал ему в помощники Пьера Пикардца. Кармо и Ван Штиллер, всегда готовые к самым рискованным предприятиям, вошли в него вместе с доком Рафаэлем, прибывшим с эскадрой. Из ненависти к капитану Валере плантатор окончательно встал на сторону флибустьеров, хотя ему не очень было по душе выступать против своей родины.

Отряд состоял из пятисот человек, отобранных среди самых храбрых, ибо всем было известно, что крепость считалась весьма мощной, более того — неприступной.

В самом деле, воздвигнутая с большим трудом на вершине горной скалы для перекрытия единственного пути, который вел в Панаму, крепость, обладавшая крупнокалиберной артиллерией и многочисленным проверенным в боях гарнизоном, представляла собой препятствие, одолеть которое было не под силу и самым храбрым.

Однако флибустьеры, не привыкшие никогда отступать, дружно выступили в поход, более чем уверенные, что справятся со своей задачей.

Наутро они были уже под стенами крепости и тут же потребовали ее сдачи, угрожая в противном случае истребить весь гарнизон.

В ответ посыпался град пуль и пушечных ядер. Но флибустьеры не пали духом. Воодушевляемые призывами командиров, они дружно бросились на штурм, надеясь завязать рукопашный бой, но огонь осажденных усилился еще больше и стал поистине смертоносным.

Ряды нападавших дрогнули, но в этот миг одному из буканьеров пришла блестящая мысль. Заметив, что крыши форта покрыты сухими пальмовыми листьями, он пробрался в поле, на котором рядом со скалой выращивался хлопок, набрал волокна из коробочек и, слепив из них шар, насадил его на шомпол, который пропустил в ствол заряженной аркебузы.

Затем он поджег волокно и выстрелил. Странный заряд попал на крышу форта и незамедлительно вызвал пожар.

Другие корсары при виде отличного результата последовали доброму примеру, и на укрепления противника вместо свинцовых посыпались огненные заряды. Вскоре разгорелся ужасный пожар.

Пока испанцы, которым грозила опасность превратиться в жаркое, пытались укротить огонь, флибустьеры добрались до самых стен и, пробив в них бреши, завязали отчаянный бой.

Вскоре крепость пала. Из трехсот сорока испанцев лишь двадцати четырем удалось избежать смерти, но и флибустьеры дорого заплатили за свою первую победу: сто шестьдесят из них остались лежать на поле боя и восемьдесят было ранено.

Погасив после немалых усилий пожар, Броудли поспешил восстановить крепость, чтобы отбить возможные попытки отобрать ее у флибустьеров с помощью войск из Панамы.

Узнав о первом успехе, Морган прибыл через несколько дней в крепость во главе с основным отрядом. Он торопился побыстрей добраться до Панамы, чтобы не дать испанцам возможности вызвать войска из Перу и Мексики, где стояли крупные гарнизоны. К тому же он опасался, что граф Медина вновь улизнет и укроется в других испанских колониях.

Оставив пятьсот человек для охраны крепости, Морган решительно выступил в поход 18 января 1671 года. Путь показывал один только дон Рафаэль, которого он взял с собой: никто из корсаров не знал дороги, пересекавшей перешеек.

Бедный плантатор сначала, правда, решительно отказывался стать предателем, но под угрозой жестоких пыток вынужден был уступить желанию неумолимого корсара.

Предупрежденные о наступлении пиратской армии испанцы, не располагавшие достаточными силами для сражения в открытом поле, разрушали все деревни и сжигали даже плантации, чтобы не позволить противнику запастись продовольствием.

Морган, однако, был человеком не робкого десятка. Несмотря на голод, который испытывали его люди, он продолжал свой поход через леса, а позднее на лодках — по реке Шагр.

Дон Рафаэль заверял, что в поселке Круо флибустьеры найдут крупные продовольственные склады, поскольку там находился главный центр снабжения Панамы по реке Шагр.

Но корсаров ждало жестокое разочарование. Испанцы, бежавшие от передовых отрядов флибустьеров, сжигали все на своем пути.

И все же голодным повезло: отыскался кожаный мешок с хлебами и шестнадцать галлонов вина — весьма немного для такого количества людей. Пришлось восполнять собаками и кошками, которыми изобиловали окрестности.

В этом месте река Шагр окончила свой бег. Морган отправил обратно на шлюпках шестьдесят человек, пострадавших в боях, оставив себе небольшую лодку для посылки известий морякам своей флотилии. Дав одну ночь для отдыха отряду, он снова пустился в трудный поход.

Корсаров оставалось тысяча сто человек. Сила, конечно, большая, но не настолько, чтобы с ходу одолеть в четыре-пять раз превосходящие силы противника, засевшего в Панаме. Тем не менее Морган не отчаивался и продолжал поход.

Отряд шел узкими ущельями через отроги Кордильер. Вокруг не было ничего, кроме глубоких пропастей да огромных камней, которые, казалось, вот-вот обрушатся им на голову. В окрестных лесах не видно было и следа человеческой ноги.

Ориентируясь по компасу, бесстрашные люди без колебаний шли дальше, преодолевая любые препятствия.

Плохо бы им пришлось, если бы испанцы напали на них в этих ущельях!..

Те, однако, не смели показываться, но натравливали на флибустьеров индейские племена, причинявшие им немало хлопот.

Из лесов или с отвесных склонов на корсаров то и дело обрушивался град стрел или лавины камней, но невозможно было увидеть людей, занимавшихся этим. Подобно ланям, индейцы немедленно исчезали, ловко уклоняясь от стычек с аркебузирами.

В предпоследний день завязался жестокий бой, который чуть было не кончился большой бедой.

Корсары проникли в узкое ущелье с крупными, почти отвесными стенами, где достаточно было сотни решительных и хорошо вооруженных людей, чтобы всех их уничтожить. Внезапно перед флибустьерами возникла кучка индейцев, с которыми пришлось вступить в рукопашную схватку.

В течение нескольких часов трудно было угадать, кому улыбнется счастье, и корсары стали было подумывать об отступлении, как вдруг вождь индейцев был сражен метким выстрелом. Его соплеменники растерялись и поспешно скрылись в горах.

В последний день орда вконец изголодавшихся людей, с трудом преодолевшая Кордильеры, спустилась наконец в обширную долину. Но там стояла страшная жара, и корсары, умирая от жажды, не нашли бы в себе мужества следовать за Морганом, если бы проливной дождь с последовавшим затем ураганом не привел их немного в чувство.

В тот же день они увидели вдалеке Тихий океан, а в небольшой долине напали на стадо коров, ослов и лошадей.

Для несчастных это было настоящее спасение: столько дней они ничего не ели.

Скоро они снова двинулись вперед, но идти приходилось наугад, так как дон Рафаэль заявил, что не узнает эти места. Но тут на горизонте возникли башни Панамы.

Жемчужина Тихого океана лежала перед ними!..

Неописуемая радость овладела людьми, опасавшимися неудачного исхода своего предприятия, с каждым днем казавшегося все более сомнительным.

— На штурм!.. — разом вскричали корсары.

Морган, не желавший подвергать опасности уставших людей, решил сначала произвести разведку и назначил штурм на следующий день.

Испанцы, узнав о прибытии опаснейших врагов, потеряли голову. До сих пор они не верили, что корсары решатся на такое предприятие.

И все же королевский аудитор заранее выслал несколько отрядов наперерез флибустьерам и воздвиг на подходах к городу несколько бастионов с окопами.

Заметив небольшой лесок без единой тропинки, Морган воспользовался темнотой, чтобы переправить через него своих людей, которые, выйдя в тыл противника, заставили его оставить окопы и батареи.

Наутро флибустьеры были готовы начать наступление.

Испанцы вышли за стены, чтобы дать им бой. Их силы состояли из четырех регулярных полков, двух тысяч четырехсот легковооруженных пехотинцев, четырехсот всадников и двух тысяч диких быков, приведенных сотнями индейцев.

Флибустьеров же была всего тысяча человек, и к тому же они не имели ни одной пушки.

— Послушай, куманек, — сказал Ван Штиллер Кармо, который вместе с ним и доном Рафаэлем наблюдали из леса, как испанцы в полном боевом порядке движутся по долине, гоня перед собой диких быков, — здесь мы костьми ляжем.

— Посмотрим, дружище Ван, — спокойно возразил Кармо. — Неужели тебя пугают быки?

— Я просто думаю, что будет с нами, когда на нас бросятся ошалевшие быки, а за ними все солдаты.

— Пока Морган спокоен, я ничего не боюсь. На нас, конечно, прет великая сила, но ведь и мы — флибустьеры. Дон Рафаэль, вы ведь знаете, где дворец графа Медины?

— Да, — ответил плантатор.

— Как только мы войдем в Панаму, отведите нас туда с Морганом. Граф не должен от нас улизнуть.

— Если вы сумеете войти в город, — буркнул сквозь зубы дон Рафаэль. — Надеюсь, мои земляки зададут вам такого жару, что вы не остановитесь до самого Шагра.

— У вас полное право так говорить, дорогой дон Рафаэль. Вы ведь испанец.

Первые залпы из пушек прервали их разговор. Сражение начиналось.

Морган, не менее других опасавшийся диких быков, велел своим людям не покидать опушки леса. Он рассчитывал, что стадо разбредется, как только вступит на неровную почву, усеянную рытвинами и оврагами. К тому же он выставил вперед буканьеров, привыкших иметь дело с быкками в лесах Гаити и Кубы, где эти животные составляют их главное питание.

Испанцы шли в атаку несколькими рядами, под прикрытием кавалерии на флангах и мощного тарана из быков — спереди. Силища двух тысяч животных наводила ужас. Низко наклонив голову, быки были готовы смять каждого, кто попался бы им навстречу.

Пересеченная местность не подходила, однако, для создания мощного кулака. Падая и спотыкаясь, быки стали легкой добычей для буканьеров, которые за несколько минут уложили больше половины стада.

Остальные быки разбежались или повернули против испанцев, сея среди них панику.

Вдохновленные первым успехом корсары не сомневались больше в победе. Оставив лес, они в отчаянном порыве бросились на испанцев.

Завязалось кровавое сражение, унесшее множество жизней и длившееся свыше двух часов.

Несмотря на ожесточенное сопротивление, в десять утра началось беспорядочное отступление испанской пехоты, алебардщиков и аркебузиров к Панаме.

Вся кавалерия была уничтожена беспощадным огнем буканьеров, шестьсот испанцев доблестно сложили голову на поле сражения. Число раненых и пленных невозможно было подсчитать.

Собрав младших командиров, Морган указал на башни Панамы:

— Теперь нам остается только взять город. Вперед, храбрецы! Жемчужина Тихого океана в наших руках.

Глава XXXV

Смерть графа Медины

Хотя силы испанцев были подорваны, Панама еще была в состоянии оказывать сопротивление и причинить немалый урон нападавшим.

Она была не только самым большим и богатым городом, но и самой укрепленной крепостью Центральной Америки, защищенной с суши сплошной стеной с высокими башнями и мощной артиллерией.

На рейде стояло множество военных кораблей, а большинство населения отлично владело оружием.

Движимый не столько желанием овладеть городом, сколько стремлением освободить дочь Черного корсара, к которой он испытывал гораздо более глубокое чувство, чем простая дружба, Морган как отважный полководец не замедлил перейти к штурму густонаселенного города.

Он хотел воспользоваться замешательством и испугом в испанских войсках и довести до победного конца борьбу с королевским аудитором.

Сформировав четыре штурмовые колонны, он дал подробные указания их командирам. И через полчаса после одержанной победы его люди, уверенные в скором падении Панамы, были уже под стенами города.

Несмотря на горестные сожаления о проигранном сражении, солдаты и горожане быстро организовали оборону.

Нападавших встретил мощный огонь из пушек. Это было настоящее побоище, но флибустьеры не пали духом.

Сражение у стен длилось уже три часа, подвергая суровому испытанию легендарную отвагу морских волков, но на четвертый, несмотря на адский огонь испанцев, Пьеру Пикардцу и кучке отчаянных людей удалось овладеть одним из самых прочных бастионов, уничтожив его защитников, включая монахов, посланных королевским аудитором для подъема боевого духа.

Повернув пушки против города и остальных башен, корсары дали возможность своим товарищам перелезть через стены и заполнить улицы подобно потоку, прорвавшему плотину.

Теперь уже никто не сопротивлялся. Бежали все — и солдаты, и горожане. Обстрел, которому город подвергался с кораблей, причинял больше ущерба жилым домам, нежели флибустьерам.

Всеми овладела такая неописуемая паника, что пропала всякая надежда на внутреннюю самооборону, которая надолго могла еще задержать наступление ужасных корсаров Мексиканского залива.

К тому же испанские военачальники, в том числе и королевский аудитор, вконец потеряли голову и первыми бросились наутек или стали сдаваться в плен.

Боясь, что после стольких лишений корсары предадутся бесчинствам и оргиям, Морган велел распустить слух, что испанцы отравили всю пищу и напитки.

Пока флибустьеры, занявшие стратегические пункты, занимались перестрелкой с кораблями, оказывавшими еще какое-то сопротивление, Морган собрал надежных людей, среди которых были Пьер Пикардец, Кармо и Ван Штиллер, и быстро направился к центру города. Дон Рафаэль повел их под страхом смерти ко дворцу графа Медины — одному из самых известных и красивых дворцов во всей Панаме.

Флибустьеру не терпелось помешать бегству графа и отнять у него Иоланду.

Молниеносный захват города наверняка не позволил ему удрать из города.

Спустя четверть часа отряд флибустьеров, обгонявший толпы беглецов, добрался наконец до обширной площади, где возвышался красивый двухэтажный дворец, на портале которого красовался герб графа — два стоящих на лапах льва на голубом поле.

Из дворца валили слуги, нагруженные тюками, скорей всего, с ценными вещами.

При виде отряда вооруженных людей они побросали тюки на землю, чтобы легче было бежать, но Пьер Пикардец успел остановить одного из них.

— Не убивайте меня! — взмолился несчастный. — Я не больше чем слуга.

— Ты-то нам и нужен, — ответил Пьер. — Мы не сделаем тебе ничего плохого, если ты ответишь на наши вопросы.

— Где граф Медина? — стал спрашивать Морган, пока его люди занимали вестибюль, чтобы помешать бегству оставшихся.

— Не знаю, сеньор, — ответил бедный слуга.

— Пьер, — сказал флибустьер, — прикажи расстрелять этого обманщика.

Поняв, что его жизнь висит на волоске, слуга умоляюще протянул руки.

— Нет, сеньоры! — закричал он. — Я все расскажу.

— Так где он? — грозно повторил Морган.

— Во дворце.

— Разве он не сбежал?

— Не успел. Он не думал, что город так быстро попадет к вам в руки.

— Девушка с ним?

— Да, сеньор.

Морган не сумел удержаться от радостного восклицания:

— Наконец Иоланда моя!..

— Кто сейчас с графом? — спросил Пьер.

— Капитан Валера с двумя офицерами.

— Где находится граф?

— Он спрятался.

— Веди нас к нему, — приказал Морган. — Кармо и Ван Штиллер, за мной! Остальным окружить дворец и стрелять в каждого, кто попытается выйти.

— И вы с нами, дон Рафаэль, — сказал Морган.

Пока флибустьеры окружали дворец, Морган, Пьер, Кармо, Ван Штиллер и дон Рафаэль направились за слугой.

Вместо того чтобы подняться по мраморной лестнице, ведшей в верхние покои, пленник повел флибустьеров по длинному коридору, в глубине которого висела большая картина с изображением Богоматери.

— Куда мы идем? — недоверчиво спросил Пьер.

— В убежище графа, — ответил слуга.

— Шпаги в руки, друзья, — скомандовал флибустьер. — Вспомните, чему нас учил Черный корсар.

— Тихо, сеньоры, — попросил слуга. — Там разговаривают.

Подойдя к картине, все напрягли слух. Среди общего шума голосов яснее доносился голос графа.

Казалось, что за картиной идет оживленный спор. Морган, у которого сжималось сердце, слушал затаив дыхание.

Внезапно, после короткой паузы, послышался угрожающий голос губернатора Маракайбо:

— Подпишите, сеньора, у вас есть еще время!.. Подпишите или я не выпущу вас отсюда живой!..

Морган побледнел как смерть.

— Слышите, друзья, Иоланда в плену и граф угрожает ей смертью. Ну-ка открой!..

Слуга нажал кнопку, спрятанную в раме, и картина опустилась под пол. Перед флибустьерами открылся довольно большой зал, освещенный двумя канделябрами. В нем не было ничего, кроме длинного стола с бумагами и чернильницей.

Прислонясь к столу, граф Медина держал в руках перо. За ним стояли капитан Валера и два офицера с обнаженными шпагами. Напротив, по другую сторону стола, стояла с гордым и решительным видом Иоланда.

— Нет, сеньор, ни за что не подпишу! — крикнула она в тот миг, когда в зал вихрем влетели флибустьеры.

Пьер Пикардец, первым ворвавшийся в зал, бросился к Иоланде, в то время как Ван Штиллер и Кармо рывком опрокинули стол, чтобы он не стал защитой для испанцев"

При виде хорошо знакомых личностей граф Медина завопил от злости.

Отбросив перо, он быстро выхватил из-за пояса пистолет и, прежде чем кто-нибудь успел ему помешать, выстрелил в Иоланду.

— Так умри от руки ублюдка!.. — воскликнул он.

Кто-то вскрикнул от боли, но это была не Иоланда, а Пьер Пикардец.

Отважный флибустьер молниеносно закрыл собой девушку и принял пулю себе в грудь.

Но сразу он не упал, а, прислонившись к стене, чтобы не рухнуть, поднял пистолет и выстрелил в испанцев, поразив насмерть одного из офицеров.

— Я отомщен, — едва успел он сказать, падая на руки Иоланде.

Все это произошло столь быстро, что Морган не успел ничему помешать. Ослепленный злостью, он набросился на графа, ждавшего его со шпагой в руке.

— Защищайтесь, сеньор, — крикнул он, — биться будем насмерть!

Кармо кинулся к капитану, а Ван Штиллер насел на офицера.

Дон Рафаэль испуганно забился в угол. Присутствие капитана, его беспощадного врага, лишило его сил.

Все шестеро дрались не на жизнь, а на смерть. Будучи отличными фехтовальщиками, они прекрасно владели всеми приемами этого искусства.

Поняв с первых ударов, что имеет дело с опасным противником, знающим все тайны лучших мастеров своего времени, Морган от молниеносных выпадов перешел к более осторожной тактике, стараясь укротить свой пыл.

Он не слишком наседал на противника, а, уйдя в оборону, выжидал, когда граф, гораздо менее сильный и мускулистый, выбьется из сил и подставит себя под один из тех верных ударов, которому Морган научился у Черного корсара.

Разгадав, по-видимому, намерения противника, губернатор Маракайбо старался как можно больше сохранить свои силы, ограничиваясь ложными выпадами и не переходя в наступление.

Кармо и капитан Валера, напротив, так яростно бились друг с другом, что только искры летели от ударов клинков.

— На этот раз я не пощажу вас, как в прошлый, — говорил Кармо, решительно наступая на противника.

Капитан упорно молчал. Казалось, его гораздо больше занимают коварные мысли, нежели клинок Кармо и опасность заполучить его в грудь.

Нахмурив лоб и криво улыбаясь, он посматривал налево и направо, словно пытаясь отыскать путь для осуществления своих замыслов.

Делая вид, что отступает под все более яростными ударами француза, капитан то ли намеренно, то ли случайно все больше приближался к дону Рафаэлю, все еще жавшемуся в угол неподалеку от Иоланды.

Гамбуржец, более флегматичный, хотя и не менее ловкий, чем его друг, обменивался мощными ударами с офицером, оттесняя его все дальше к стене, к которой собирался его пригвоздить.

Иоланда, склонившись к трупу Пьера Пикардца, творила, казалось, молитву.

Внезапно в зале прозвучал крик боли, заглушивший на миг лязганье клинков:

— Умираю!....

Это капитан Валера нанес смертельный удар.

Отступая понемногу назад, он приблизился к дону Рафаэлю и, убедившись, что до него достаточно близко, одним прыжком ускользнул от Кармо и молниеносно вонзил клинок в горло плантатору.

Несчастный, пораженный насмерть, рухнул на пол с криком «Умираю!».

Увидав, что противник увернулся, Кармо бросился к нему.

— А теперь получи за дона Рафаэля! — крикнул он.

Ловкий, как кошка, капитан снова подался в сторону и ринулся к Иоланде, не замечавшей серьезной опасности.

Он уже собирался пронзить ее в спину, как Ван Штиллер, сражавшийся рядом, услыхал крик ужаса Кармо и мощным ударом прикончил офицера, а затем, протянув руку, прикрыл девушку.

Капитан, не ожидавший такого оборота дела, налетел с разбегу на шпагу гамбуржца.

Яростно выругавшись, он всплеснул руками и рухнул замертво наземь.

Видя, как рядом с ней повалились на пол два человека — офицер и капитан, — Иоланда в ужасе вскочила на ноги. Казалось, что только в этот момент она заметила, что вокруг нее шесть мужчин сражались не на жизнь, а на смерть.

— Хватит!.. Хватит крови!.. — вскричала она.

В ответ послышался крик ярости и боли. Граф Медина получил удар от Моргана в левую часть груди.

— Вот тот верный удар, которому меня научил Черный корсар!.. — воскликнул флибустьер, нанося ему второй удар снизу вверх, поскольку граф в этот момент почти упал навзничь.

Услышав голос флибустьера, теснившего графа, девушка закричала:

— Нет, Морган... Пощадите его!..

Но было слишком поздно. Урок Черного корсара был преподан недаром.

Побочный сын герцога выронил шпагу и схватился обеими руками за сердце.

С вытаращенными глазами и побелевшими губами он сделал еще три шага назад, а затем рухнул на землю как дерево, вырванное ураганом.

Бледная как смерть Иоланда бросилась к графу.

— Сеньор граф, — сказала она, наклоняясь к нему и касаясь его холодеющих рук. — Простите меня... Я не хотела вашей смерти...

Граф открыл затуманенные глаза и уставился на девушку, затем сделал знак, чтобы его приподняли.

В ужасе отбросив шпагу, Морган также склонился к умирающему и приподнял ему голову, чтобы он не захлебнулся кровью.

— Я поступил дурно... — пробормотал граф едва слышно. — Простите меня, Иоланда, простите...

— Прощаю вас, — ответила, рыдая, девушка.

Затем граф повернулся к Моргану, который тоже был глубоко взволнован.

— Вы ее любите? — спросил он.

Корсар утвердительно кивнул.

Граф с усилием дотянулся до его правой руки, пожал ее и уронил голову. Он был мертв.

Иоланда встала на ноги со слезами на глазах. Сняв со стены распятие, она положила его на грудь графу и закрыла ему глаза.

— Пойдемте, сеньора, — сказал Морган, увлекая ее из зала, где лежали шестеро мертвых, освещенных траурным светом канделябров.

Две недели флибустьеры грабили Панаму. И они предавались бы этому еще дольше (добра еще было вдоволь, так как горожане попрятали самые ценные вещи), если бы внезапно не вспыхнул большой пожар, превративший жемчужину Тихого океана в море огня.

Испанцы обвинили флибустьеров в поджоге. Те в свою очередь свалили вину на испанцев, желавших якобы «выкурить» их из города. Как бы то ни было — город сгорел полностью, однако и в золе флибустьеры находили много золота, серебра и драгоценных камней.

Спустя четыре недели корсары окончательно покинули берега Тихого океана, увозя с собой огромную добычу, для которой потребовались шестьсот пятнадцать вьючных животных. Добыча была оценена в четыреста сорок три тысячи серебряных фунтов.

Месяц спустя Морган, Иоланда, Кармо и Ван Штиллер высадились вместе с флибустьерами на Тортуге, так и не повстречавшись с испанской эскадрой в Мексиканском заливе. Через восемь дней была отпразднована свадьба дочери Черного корсара со смелым и удачливым флибустьером.

После окончания войны Англии с Испанией губернатору Ямайки был выслан приказ, запрещавший флибустьерам выходить в море. Пиратское братство распалось на разные группы, продолжавшие морской разбой на свой страх и риск. Морган удалился на Ямайку и спокойно зажил со своей молодой и любимой женой. Он пользовался большим уважением у графа Карисла, тогдашнего губернатора этого важного острова. Губернатор сделал Моргана своим помощником и видел в нем своего преемника. Король Карл Второй Английский пожаловал его дворянством.

Постаревшие и уставшие от сражений Кармо и Ван Штиллер последовали за своим другом и наслаждались покоем в конце своей бурной жизни, полной приключений.