Сандокан заметил этот взгляд, острый, как лезвие кинжала, и сжал руку Янеса, шепнув ему по-малайски:
— Осторожность! Боюсь, что он нас узнал.
— Не думаю, — ответил португалец. — Он бы не стоял так спокойно, он бы попытался удрать.
— Этот старик очень хитер. Но если он попробует убежать, мы схватим его.
— Ты с ума сошел? Мы же посреди толпы фанатиков, и горстка сипаев, которая поддерживает порядок, не сможет нас защитить. Нет, будем осторожны. Здесь тебе не Малайзия.
— Как хочешь, но я не дам ему улизнуть.
— Мы последим за ним и посмотрим, где схватить. Но осторожно, иначе мы все испортим.
Тем временем все новые толпы фанатиков пересекали костер, вдохновляемые криками зрителей и заклинаниями священнослужителей. Эти бедняги добирались до противоположного края кострища почти задохнувшимися от нестерпимого жара и с такими обожженными ногами, что не могли уже стоять. Однако они стоически терпели и не показывали, какая жестокая боль их терзает.
Сандокан, Янес и два их товарища мало интересовались этими безумцами. Все их внимание было приковано к манти, который по-прежнему стоял от них в трех шагах. Старик ни разу больше не оглянулся, казалось, все его внимание устремлено на кающихся, которые бросались на угли все новыми группами. Но время от времени он нервным движением стирал пот, струившийся у него по лбу, и переминался с ноги на ногу, как будто ему было тесно и душно в толпе.
Праздник уже кончался, когда Сандокан и Янес, которые были к нему ближе всех, увидели, как он поднес ко рту свой музыкальный инструмент и, воспользовавшись тем, что шум немного утих, издал несколько звуков, резких и тревожных, которые прекрасно были слышны во всех концах площади и произвели какое-то волнение среди людей, окружавших статую Кали.
Сандокан обернулся к Янесу.
— Что это значит? — спросил он. — Что за сигнал?
— Спроси Каммамури.
И в этот момент в другом конце площади раздалось три длинных пронзительных сигнала, напоминающих звук трубы, — точно кто-то ответил на сигнал манти.
Каммамури побледнел.
— Это рамсинга тугов! Звук смерти! Господин Янес, господин Сандокан, бежим. Это касается нас.
— Мне бежать?.. — сказал Сандокан с холодной усмешкой. — Тигры Момпрачема никогда и никому не показывают спину. Эти люди хотят драки? Мы готовы, не так ли, Янес?
— Черт побери! — ответил португалец, спокойно закуривая сигарету. — А зачем же мы явились сюда? Ведь не для того, чтобы почтить богиню Кали.
— Капитан, — сказал Самбильонг, запуская руку под куртку, — скажите, и я прикончу этого старика.
— Спокойно, мой тигренок, — остановил его Сандокан. — От его шкуры нам проку мало: он нужен мне живой.
— По одному вашему слову я схвачу его.
— Да, но не здесь. Праздник кончился. Следите за этим колдуном и готовьте оружие. У нас будет, чем поразвлечься.
Глава 6
БАЯДЕРА
Понемногу площадь опустела. Священники подняли паланкин со статуей Кали и в сопровождении музыкантов торжественно отнесли ее в храм. Манти в числе других сопровождал статую до самой пагоды, но вместо того чтобы подняться с процессией туда, вдруг кинулся в толпу возле входа и, быстро пробившись сквозь нее, свернул в узкую темную улочку, отходящую от площади влево.
Этот маневр не ускользнул от Каммамури и его спутников. Так же стремительно они прорвались сквозь толпу и бросились за манти в ту же улочку.
— Быстрее! — воскликнул Сандокан. — Не давайте ему уйти.
Улица, пустая и грязная, была так темна, что в десяти-пятнадцати шагах человека можно было потерять из виду. Но Сандокан не давал знака напасть на манти и схватить его -площадь была еще слишком близко.
Манти все ускорял и ускорял шаги, но преследователи не отставали. Они уже достаточно отдалились от пагоды, и можно было схватить колдуна, когда внезапно из боковой улочки в развевающихся покрывалах, с цимбалами в руках вырвалась шумливая стайка баядер в сопровождении двух юношей с факелами.
Во власти какого-то безудержного веселья, с громким смехом и возгласами баядеры окружили четырех мужчин, развевая в подбрасывая над головой голубые шарфы, своим танцем перекрыв им дорогу.
— Расступитесь, красотки! Мы очень спешим! — закричал Сандокан, но баядеры ответили громким смехом. Вместо того чтобы уступить им дорогу, еще теснее сомкнулись вокруг.
— А ну-ка в сторону! — загремел Сандокан, уже теряя из виду манти, который за всеми этими порхающими вокруг шарфами внезапно скрылся в конце темной улочки. — Ах негодяй, он уйдет от нас! Эти девицы с ним заодно. Вперед, не то мы упустим его!..
Но тут баядеры, все до единой, быстро, как по команде, пригнулись, а за ними, за спинами их, держа наготове арканы, плотным полукругом стояли десятка два тугов. Ловкие, как пантеры, танцовщицы скользнули под руками мужчин, и ничто не мешало уже их атаке.
— Ах так!.. — крикнул в ярости Сандокан, выхватив из-за пазухи кинжал и длинный двуствольный пистолет. — Ну, держитесь!.. — Молниеносным взмахом он рассек аркан, упавший на плечи и уже готовый обвиться вокруг него, и выпустил два заряда из своего пистолета, в упор уложив двух нападавших. Вслед за ним Янес, а мгновение спустя, и Самбильонг с Каммамури выхватили пистолеты, открыв смертельную для тугов пальбу. Не ожидая этого от безоружных с виду людей, туги побросали свои арканы и вместе с баядерами разбежались во все стороны.
На земле остались лишь четверо убитых и факел, брошенный одним из юношей, что сопровождал танцовщиц.
— Проклятие! — воскликнул в бешенстве Сандокан. — Снова они нас провели.
— Недурная засада. Неплохо придумано, — сказал Янес, довольно хладнокровно засовывая за пояс свой пистолет. — Мне бы и в голову не пришло, что эти красавицы — сообщницы тугов. Ловко они пустили нам пыль в глаза своими прелестными покрывалами.
— Это могло для нас плохо кончиться, — проворчал не остывший еще Сандокан. — Я уже чувствовал на своей шее аркан. Еще чуть-чуть, и он бы на ней затянулся. Но самое скверное, что колдун ушел от нас, ускользнул из-под носа.
— Может, попробуем догнать его? — сказал Самбильонг. — Возможно, он еще недалеко.
— В такой темноте его не найти. Так что партия проиграна, и нам остается только вернуться к себе, — сказал Сандокан.
— И выспаться, — добавил, зевая и потягиваясь, Янес.
— Но ничего, я еще поймаю эту старую лису, — сказал Тигр Малайзии, сжимая кулаки. — Мы не уедем из Калькутты, пока не отыщем его.
— А сейчас нам самим нужно побыстрее уносить ноги, — напомнил ему Янес. — С минуты на минуту туги могут вернуться. В гораздо большем количестве и не только с арканами.
Сандокан подобрал факел, догоравший на земле, и осветил дорогу впереди. Он готов был уже двинуться в путь, когда до слуха его донесся чей-то слабый, сдавленный стон.
— Там раненый. Его надо прикончить, — сказал он, вынимая кинжал.
— Или забрать с собой, — сказал Янес. — Пленник для нас гораздо ценнее.
— Верно, дружище.
Стон в темноте повторился снова. Он исходил со стороны улочки, в которую скрылись обманувшие их баядеры.
— Оставайтесь здесь. Будьте начеку и зарядите свои пистолеты, — сказал Сандокан Каммамури и Самбильонгу. А сам вместе с Янесом двинулся к тому месту.
Не прошли они и двадцати шагов, как увидели у стены дома распростертую на земле молодую девушку, которая стонала и тщетно пыталась встать.
Это была баядера, очень юная и красивая, с тонкими и нежными чертами лица, искаженными в этот миг мучительной болью. Ее длинные волосы, как и у других танцовщиц, были перевиты цветами и ленточками. Нарядный костюм из розового шелка, украшенный жемчугом, с короткими шальварами, доходившими только до щиколоток, прикрывал ее стройное тело. Бедная девушка, должно быть, получила пулю в плечо — кровавое пятно расплывалось на тонкой шелковой ткани. Увидев вооруженных мужчин, она закрыла лицо руками и прошептала: «Пощадите… «
— Какая миленькая! — воскликнул Янес, наклонившись над ней. — Недурные у этих тугов есть танцовщицы.
— Не бойся, — сказал Сандокан, приближаясь к ней с факелом. — Мы не убиваем женщин. Ты ранена?..
— В плечо, сахиб.
— Ничего, мы поможем тебе, — сказал он, осматривая ее плечо. — Кажется, рана не очень опасна.
Пуля попала рядом с ключицей, но прошла навылет, не задев, по-видимому, ее. Рана была скорее болезненна, чем опасна.
— Через неделю все заживет, — пообещал Сандокан. — Надо только остановить кровь побыстрее.
Он достал из кармана тонкий батистовый платок и крепко перевязал девушке плечо.
— Пока достаточно. Куда тебя отвести? Мы, как видишь, не дружим с тугами, а они, похоже, не вернутся, чтобы забрать тебя.
Девушка молчала. Она лишь смотрела то на Сандокана, то на Янеса своими блестящими черными глазами, видимо, не веря еще, что эти двое, еще минуту назад бывшие ее врагами, не только не собираются прикончить ее, но даже о ней заботятся.
— Отвечай, — сказал Сандокан. — Есть у тебя дом, семья? Кто-нибудь заботится о тебе?
— Возьми меня с собой, господин, — сказала наконец баядера дрожащим голосом. — Не отдавай меня тугам.
— Сандокан, — сказал Янес, который ни на мгновение не отрывал глаз от лица танцовщицы, — она многое знает о тугах; это может нам пригодиться. Возьмем ее с собой?
— Да, ты прав… Самбильонг!
— Я здесь, капитан, — ответил малаец, приблизившись.
— Возьми эту девушку на руки и неси вслед, за нами. Но осторожно: у нее рана в плече.
Малаец бережно поднял девушку своими крепкими руками и прижал к широкой груди.
— Пошли, — сказал Сандокан, беря факел. — Смотрите в оба и держите пистолеты наготове.
Они прошли еще несколько улиц и улочек без всяких происшествий и вскоре достигли берега реки. Лодка была на месте, охраняемая матросами-малайцами.
Баядеру поместили на корме. С ее губ за всю дорогу не сорвалось ни одного стона, ни одной жалобы, хотя страдала она от раны ужасно. Сандокан воткнул факел на носу и дал сигнал к отправлению.
Янес сидел на скамье рядом с девушкой и невольно засмотрелся на нее. Нельзя было не восхищаться юной прелестью этого лица, глубиной этих черных очей, при свете факела сверкающих, как раскаленные угли.
«Черт побери! — сказал он про себя. — Никогда не видел такой красавицы. Как она оказалась среди этих тугов?»
Словно угадав его мысли, Сандокан наклонился к девушке и спросил:
— Ты тоже поклоняешься богине Кали?
Баядера, грустно улыбаясь, покачала головой.
— Как же ты тогда оказалась вместе с этими негодяями?
— Меня продали после гибели всей моей семьи, — ответила танцовщица.
— Чтобы сделать из тебя баядеру?
— Танцовщицы необходимы для религиозных церемоний.
— Где ты жила?
— В пагоде, господин.
— Ты там оставалась по своей воле?
— Нет; как видишь, я предпочла последовать за вами, чем возвращаться в пагоду. Там творятся ужасные вещи, там совершаются жестокие таинства, чтобы удовлетворить ненасытную жажду крови этой богини.
— А с какой целью послали тебя и твоих подруг против нас?
— Чтобы помешать вам преследовать манти.
— А! Так ты знаешь этого колдуна? — спросил Сандокан.
— Да, господин.
— Он глава тугов?
Девушка посмотрела на него, не отвечая. Глубокая тревога отразилась на ее прекрасном лице.
— Говори, — приказал Сандокан.
— Туги убивают тех, кто выдает их секреты, господин, — ответила девушка дрожащим голосом.
— Ты среди людей, которые смогут защитить тебя от всех тугов Индии. Говори: я хочу знать, кто этот человек, которого мы преследовали и который нам так необходим.
— Так вы враги этих душителей?
— Мы ведем с ними войну, — сказал Сандокан. — Они сеют на земле насилие и зло.
— Они злые, это правда, — ответила девушка. — Они убийцы. Я боюсь и ненавижу их.
— Так скажи мне, кто этот манти.
— Правая рука главы секты.
— Суйод-хана! — воскликнули в один голос Янес и Сандокан.
— Вы его знаете?
— Нет, но надеемся познакомиться, и очень скоро, — сказал Сандокан. — Янес, манти нам необходим. Он поможет нам добраться до Суйод-хана. Старик все расскажет, уверяю тебя. Я должен вырвать у него признание.
Во взгляде, которым баядера смотрела на Тигра Малайзии, были и страх, и восхищение. Какой отвагой должен был обладать в ее глазах этот человек, бросивший вызов самому Суйод-хану.
— Старик исчез, — сказал Янес. — Но разве девушка не может помочь нам напасть на след Суйод-хана?
— Я не знаю, где он, — ответила баядера тихо. — Я только слышала, что Суйод-хан вернулся, но не знаю, где он находится сейчас, в джунглях Сундарбана или в другом месте.
— А ты когда-нибудь была в подземельях Сундарбана? — спросил Сандокан.
— Там я стала баядерой, — сказала она. — Потом меня отправили в пагоду Кали и Дармы-Раджа.
— А где обитает этот манти? Там же, в пагоде?
— В пагоде я его видела всего несколько раз… Но вы сможете увидеть его, и скоро.
— Где? — спросили одновременно Янес и Сандокан.
— Через три дня на берегу Ганга будет совершен обряд сожжения вдовы, и манти там тоже будет, конечно.
— А что это за обряд? — спросил Сандокан.
— Будет сожжена вдова Ранджи-Нина вместе с телом ее мужа. Он был одним из предводителей тугов.
— Ее что, сожгут живьем?
— Живьем, господин.
— И полиция им не помешает?
— Никто не пойдет ей об этом докладывать.
— Я думал, что такие ужасные вещи больше не совершаются.
— Довольно часто, несмотря на запреты англичан. Еще много вдов сжигают на берегу Ганга.
— Ты знаешь место, где это будет?
— На краю джунглей, рядом со старой разрушенной пагодой, которая с давних времен посвящена Кали.
— Ты уверена, что манти примет участие в этом мрачном обряде?
— Да, господин.
— Надеюсь, к тому времени ты уже сможешь ходить и отведешь нас туда. Устроим засаду и посмотрим, удастся ли ему улизнуть на этот раз. Дружище Янес, нам, кажется, еще раз повезло.
В этот момент шлюпка подошла к «Марианне».
— Спустите трап! — крикнул Сандокан часовым.
Он быстро поднялся на палубу и сразу попал в объятия человека, ожидавшего его у трапа.
— Тремаль-Найк! — воскликнул он.
— Я очень беспокоился за вас, — ответил индиец.
— Все хорошо, друг мой. Мы не теряли тут времени даром. Идемте в каюту.
Глава 7
РАССКАЗ БАЯДЕРЫ
Молодую баядеру поместили в одной из лучших кают на судне. Ей тщательно обработали рану, наложили тугую повязку, и через три дня она если и не выздоровела полностью, то по крайней мере была в состоянии вставать и ходить.
Все эти дни она была весела и довольна, ей явно нравилось и само судно, и элегантно обставленная каюта, и эти двое мужчин, белый и смуглокожий, которые по нескольку раз на дню заходили навестить и справиться о ее здоровье. Она немало рассказала им о тугах, об их организации и обычаях, но ничего не могла сказать о новой Деве пагоды, то есть о маленькой Дарме, о которой даже не слышала. Особую симпатию она выказывала к белому господину, как называла флегматичного Янеса, который стал при ней чем-то вроде сиделки, часами не выходил из ее каюты и много разговаривал с ней. Она хорошо говорила по-английски, что было редкостью среди баядер.
Это удивило даже самого Тремаль-Найка, который, будучи индийцем, и, более того, бенгальцем, хорошо знал танцовщиц своего края.
— Эта девушка, — сказал он Янесу и Сандокану, — явно принадлежит к какой-то высокой касте. На это указывают и ее внешность, и необычная для баядеры развитость.
— Я попробую расспросить ее, — ответил Янес. — За этим, должно быть, кроется, какая-то непростая история.
После обеда, когда Сандокан и Тремаль-Найк занялись отбором людей для предстоящей экспедиции, он спустился в каюту навестить раненую.
Девушка уже не испытывала боли. Лежа в мягком и удобном кресле, она радостно улыбалась ему. Эта улыбка на розовых губах и нежный взгляд лучше всяких слов говорили о том, что ей приятно видеть белого господина, как она окрестила Янеса в отличие от смуглого господина — Сандокана.
— Как твоя рана, девушка? — спросил Янес, осторожно беря в свои руки ее маленькую белую ручку.
— Мне больше не больно, господин, твои руки меня излечили.
— Ты еще не сказала нам своего имени, — сказал Янес. — Как тебя зовут?
— Сурама, — ответила она.
— Ты из Бенгалии?
— Нет, господин. Я из Ассама.
— Ты говорила, что твоя семья погибла. Что же произошло?
— О-о!.. — произнесла она с глубоким вздохом, и лицо ее омрачилось, на глаза набежало облако грусти.
— Ее убили туги? — осторожно спросил Янес.
— Нет.
— Англичане?
— Нет.
Она помолчала, борясь с подступившим волнением, потом тихо сказала:
— Мой отец занимал высокое положение в Ассаме, он ведь был дядей тамошнего раджи. Он и погиб от руки своего племянника. Этот безумец вообразил, что отец покушается на его трон, на все его богатства, якобы он составил заговор, чтобы убить его. Раджа пригласил отца вместе со всей семьей к себе во дворец и в одном из припадков безумия, которым был подвержен, убил и его, и мою мать, и двух моих старших братьев. Я еще была так мала в то время, что на ребенка у него рука не поднялась. Меня отвезли в подземелья Раймангала, где отдали в храм, чтобы впоследствии сделать баядерой. А когда я достигла совершеннолетия, отправили в пагоду Кали.
Вот моя история, белый господин. Я, которая была рождена на ступенях трона, теперь всего лишь несчастная танцовщица.
— Бедная девушка! — произнес Сандокан, незаметно вошедший в каюту и слышавший конец этого рассказа. — Не под доброй звездой ты родилась. Но мы позаботимся о твоем будущем. Тигр Малайзии не бросает в несчастье своих друзей.
— Вы очень добры, господин, — сказала Сурама все еще дрожащим голосом.
— Ты никогда больше не вернешься к тугам и не будешь танцовщицей. Отныне ты под нашей защитой.
Он сел на стул подле нее и спросил, наклонившись к девушке:
— Скажи, есть ли у тугов корабли?
— Не знаю, господин, — ответила она. — Когда я была в Раймангале, то видела шлюпки на протоках Сундарбана, но корабли никогда.
— К чему этот вопрос, Сандокан? — спросил Янес.
— Только что два двухмачтовых брига стали на якорь рядом с нами.
— Ну и что?
— На этих кораблях слишком многочисленные экипажи. Мне это кажется подозрительным.
— И на меня они производят такое же впечатление, — сказал вошедший Тремаль-Найк. — Эти пушки на корме, эта странная, подозрительного вида команда…
— Надо не спускать с них глаз, — сказал Янес. — Однако вы могли и обмануться. Они нагружены?
— Нет, — сказал Сандокан.
— Если даже это корабли тугов, они ничего не смогут предпринять против нас. По крайней мере до тех пор, пока мы под защитой артиллерии форта Вильям.
— Будем наблюдать за ними, — решил Сандокан, — а пока займемся нашей экспедицией. Сурама уже может ходить и отведет нас в старую пагоду. Не так ли, девушка?
— Да, господин, я смогу отвести вас.
— Нужно будет подниматься по реке? — спросил Сандокан.
— Пагода находится в семи или восьми милях от последних предместий Черного города.
— Уже шесть часов; пора отправляться. Две шлюпки готовы, ружья спрятаны под скамьями.
Он протянул Сураме широкий шелковый плащ с капюшоном, и все четверо поднялись на палубу.
Две шлюпки были уже спущены, и двадцать четыре человека, выбранные из малайцев и даяков, заняли скамьи.
— Видишь те корабли? — спросил Сандокан Янеса, показывая на два брига, стоявших на якорях в нескольких ярдах от «Марианны», один по левому борту, а другой по правому.
Португалец мельком взглянул на них. Это были обычные парусники, немного меньше «Марианны», с высокими мачтами, приподнятой кормой и большими прямыми парусами, которые в основном были спущены и взяты на гитовы.
Матросы-индийцы, которые в этот момент убирали оставшиеся паруса и приводили в порядок палубу, были и в самом деле слишком многочисленны для таких небольших судов.
— Возможно, в них и есть что-то подозрительное, — сказал Янес, — но пока мы не будем заниматься ими. У нас на очереди другие дела.
Они спустились в большую шлюпку и быстро отплыли, сопровождаемые второй шлюпкой, которой управляли Тремаль-Найк и Самбильонг.
Быстро, как стрела, они прошли среди кораблей, потом вдоль Белого города, затем вдоль Черного и продолжали путь на север, следуя за изгибами священной реки.
Через два часа Сурама указала Янесу и Сандокану на некое подобие пирамиды, которое возвышалось на правом берегу посреди кокосовой рощицы, на границе с густыми зарослями бамбука, переходящими дальше в джунгли.
Место было совершенно пустынное: по обоим берегам ни хижины, ни лодок на якоре.
Только несколько дюжин марабу тяжело ступали среди мангров в поисках корма. Удостоверившись, что вокруг нет никого, матросы с «Марианны» под командованием Сандокана высадились на берег и достали карабины.
— Спрячьте шлюпки под манграми, — приказал Сандокан. — Четверо останутся здесь, остальные — за мной!
— Сурама, — спросил Янес, — может, наши люди понесут тебя?
— Нет, не нужно, белый господин, — отвечала девушка. — Я дойду и сама.
— Когда начнется этот обряд?
— Ближе к полуночи.
— У нас еще час в запасе, этого хватит, чтобы устроить засаду манти.
Они пустились в путь, углубившись в кокосовую рощицу, и через двадцать минут оказались на площадке, на которой возвышалась старая пагода, уже почти вся развалившаяся, за исключением центральной пирамиды.
— Спрячемся внутри, — сказал Сандокан, заметив дверь.
Они собирались уже войти, как вдруг заметили в джунглях крохотные огоньки, которые двигались прямо к пагоде.
— Туги! — воскликнула Сурама.
— Внутрь! — скомандовал Сандокан, устремляясь в пагоду. — Приготовьте оружие и будьте начеку, чтобы схватить манти.
Глава 8
ЗАСАДА
Варварский обычай сжигания вдов на трупах их мужей, от которого давно отказалась большая часть индийцев, все еще тайно практиковался в то время некоторыми кастами и сектами, несмотря на все усилия английской колониальной администрации окончательно искоренить его.
Страна была столь обширна, что англо-индийской полиции не всегда удавалось вовремя узнать об этом и вмешаться, ибо родственники покойного принимали чрезвычайные меры предосторожности, чтобы обмануть власти.
Сегодня этот обычай довольно редок, особенно в Бенгалии, но в северных провинциях и в верхнем течении Ганга отмечается еще значительное число этих ужасных обрядов.
В прошлом эти жертвоприношения были так многочисленны, что несмотря на суровые законы, изданные англо-индийским правительством, в 1817 году, например, в одной Бенгалии было совершено более семисот таких страшных обрядов.
Сколько же их было насильно сожжено в прошлом веке! Лишь немногие были забраны париями, которые в последний момент спасали их от костра, чтобы жениться на них. Только эти несчастные, презираемые всеми кастами, не боятся обесчестить себя, взяв в жены вдову.
Положение индийских женщин, которые на свое несчастье потеряли мужа, впрочем, таково, что многие из них сами предпочитают смерть. Траур же тех несчастных, которым не хватило мужества сгореть на трупе мужа, тянется до конца жизни.
Они обязаны брить себе голову, не имеют права носить никаких украшений и нарядных одежд, им запрещается рисовать на лбу знак своей касты, присутствовать на семейных праздниках. Их избегают, как зачумленных, потому что индийцы верят, что встреча с вдовой приносит несчастье.
Такая судьба выпала теперь и на долю той юной женщины, которую в сопровождении большой группы родственников и жрецов, принимающих участие в обряде, вели через джунгли к месту сожжения.
Впереди шествия шли музыканты, за ними следовали факелыцики, затем несколько мужчин с паланкином на плечах, на котором лежал покойный, облаченный в богатейшие одежды, вышитые золотом; в конце процессии шла несчастная вдова, окруженная ближайшими родственниками. В руках они несли сосуды с благовонными маслами, чтобы жарче разжечь костер. Старый манти был тут же. Он шел впереди вдовы, читая молитвы вместе со священнослужителями.
Вдова была молода и красива, ей только минуло пятнадцать лет. Она едва держалась на ногах, отчаянно плакала и причитала, но не сопротивлялась и безвольно позволяла тащить себя, видимо, одурманенная питьем, содержащим наркотики, которое дают женщинам в таких случаях.
Когда процессия вышла на площадку перед пагодой, несколько человек быстро сложили штабель из сухого бамбука в полметра высотой, обильно полили его кокосовым маслом, а сверху положили покойника.
факельщики уже разместились с факелами по углам этого сооружения и под гром барабанов и причитания родственников разом подожгли его со всех сторон. Жаркое пламя мгновенно занялось и быстро распространилось по всему сооружению, охватив лежащий на нем труп.
Подошел страшный момент варварского жертвоприношения.
Священники быстро схватили вдову и поволокли ее к пламени. Барабаны издавали страшный грохот, а родственники голосили, чтобы заглушить крики жертвы.
— Нет!.. Нет!.. — ужасающе вопила она. — Пощадите!..
С силой, которую трудно было предположить в этом хрупком молодом теле, она отчаянным рывком повалила одного из священников и, отпрыгнув на несколько шагов назад, яростно отбивалась, пытаясь вырваться из рук второго. Но тут на помощь ему бросились родственники мужа, им удалось скрутить ей руки назад и вновь подтащить к костру. Манти тем временем подобрал горящие угли, чтобы, осыпав ими жертву, поджечь на ней одежду.
— Стойте, или мы застрелим вас, как собак!.. — вдруг прогремел над их головами властный, решительный голос, и Тигр Малайзии неожиданно появился на пороге пагоды в окружении пиратов и своих друзей с карабинами наизготовку.
Его появление было таким стремительным и неожиданным, что в тот же миг перепуганные туги бросились наутек в разные стороны, оставив лежащую на земле вдову.
— Хватайте манти! — Сандокан бросился вперед. — Его не упустите!
Старый колдун, с первого же взгляда узнав в Сандокане капитана парусника, раньше всех бросился в чащу бамбуковых зарослей.
Но Сандокан и Тремаль-Найк в несколько прыжков догнали его, в то время как Янес вместе с матросами палил из карабина в воздух, чтобы сильнее напугать родственников покойного и их спутников, бежавших через кокосовую рощицу.
— Стой, старый мошенник! — Тремаль-Найк, приставил карабин к груди колдуна, который пытался выхватить из-за пояса кинжал. — На этот раз не уйдешь!
— Кто вы, и что вам от меня нужно? — закричал манти, тщетно пытаясь вырваться из железных тисков Сандокана. — Вы не полицейские и не сипаи, чтобы арестовывать меня.
— Кто я? Ты что, ослеп, старый колдун? — спросил Сандокан, крепко держа его. — Значит, не узнаешь меня?
— Я тебя никогда не видел.
— Значит, это не ты зарезал козочку на борту моего судна? — иронически спросил Сандокан. — А потом собрал своих друзей, чтобы задушить и меня самого возле пагоды богини Кали?
— Я никогда не резал козу. Ты принимаешь меня за кого-то другого.
— Ты пойдешь с нами, манти…
— Ты сказал манти? Я никогда им не был.
— В пагоде ты увидишь человека, который это опровергнет.
— Что вы хотите от меня наконец? — закричал старик, скаля зубы.
— Взглянуть на твою грудь прежде всего, — сказал Тремаль-Найк, неожиданно повалив его на землю и встав ему коленом на живот. — Вели принести факел, Сандокан.
Просьба была излишней. Янес, разогнав тугов, как раз подошел вместе с Самбильонгом, в левой руке которого был карабин, а в правой — горящий факел.
— Ага! Вы схватили его! — радостно закричал португалец.
— Теперь не уйдет, — отвечал Сандокан. — А как вдова?
— Она пришла в себя и совсем не грустит, что осталась жива. Ее отвели сейчас в пагоду.
— А ну-ка, посвети, Самбильонг, — сказал Тремаль-Найк, одним движением разрывая одежду на груди пленника.
На смуглой худой груди индийца была ясно видна голубая татуировка, изображающая змею с головой женщины, окруженную некими таинственными знаками.
— Вот она, эмблема душителей, — сказал Тремаль-Найк. — Все, принадлежащие к этой секте убийц, имеют ее.
— Ну и что, — закричал манти, — даже если я и туг, вам какое дело? Я никого не убил.
— Встань и иди за нами! — приказал Сандокан.
Старик не заставил повторять дважды. Он выглядел довольно напуганным, хотя и бросал яростные взгляды на окружавших ею людей.
Его отвели к сооружению, на котором догорал труп и где уже собрались матросы, прекратившие преследовать других участников обряда.
— Сурама, — сказал Янес молодой баядере, которая вышли из пагоды, — ты знаешь этого человека?
— Да, — ответила девушка. — Это манти тугов Сына священных вод Ганга.
— Мерзкая тварь! — закричал старик, бросая на баядеру ненавидящий взгляд. — Ты предала нашу секту.
— Я никогда не была поклонницей богини смерти и резни, — отвечала Сурама.
— А теперь, любезный, — проговорил Тремаль-Найк, — когда установлено окончательно, кто ты, ты скажешь мне, где сейчас туги, которые раньше обитали в подземельях Раймангала.
Манти молча смотрел на бенгальца несколько мгновений, потом сказал:
— Если ты надеешься узнать от меня, где твоя дочь, ты ошибаешься. Можешь убить меня, но этого я не скажу.
— Это твое последнее слово?
— Да.
— Хорошо; сейчас мы это проверим.
Он обернулся к Сандокану и обменялся с ним вполголоса несколькими словами.
— Ты думаешь? — спросил Тигр Малайзии с жестом сомнения.
— Ты увидишь, он долго не продержится.
— Ну что ж, делать нечего.
Услышав их разговор, манти побледнел, и лоб его покрылся холодным потом.
— Что ты хочешь со мной сделать? — спросил он сдавленным голосом.
— Сейчас узнаешь.