IV. На берегу

Плот прекрасно держался на воде благодаря четырем бочонкам, прикрепленным по углам, и весело покачивался на волнах, разгуливавших по заливу.

Корреа и юнга бодро принялись грести, направляя плот к берегу, не спуская, однако, глаз с того места, где скрылись три пироги дикарей. Они боялись все-таки, что индейцы скрываются где-нибудь среди густой растительности, окаймляющей берег устья, и поэтому могут внезапно появиться. Однако в заливе все было спокойно, только морские птицы, невиданные доселе Альваро, летали над водой, охотясь за рыбой. На всем пространстве залива, усеянного прелестными островками, не было видно ни одной пироги. Тишина была полная, не слышно было никаких подозрительных звуков, и ничто не нарушало покоя этого живописного уголка, которому суждено было со временем сделаться одним из самых больших, богатых и безопасных портов Южной Америки; только шум волн, разбивавшихся о скалы, встречающиеся им на пути, несколько нарушал эту тишину.

Плот уже удалился на сотню метров от горевшей каравеллы, когда вдруг юнга вскрикнул в испуге:

— Сеньор Корреа!

— Опять дикари? — спросил Альваро, забывший о других, не менее опасных врагах, которые угрожали им в здешних водах.

— Нет, — акулы!

— Точно все сговорились в этой проклятой стране преследовать нас, чтобы полакомиться белым мясом. Это, наконец, становится невыносимо.

— Акулы окружают нас, сеньор.

Альваро вытащил весло и осмотрелся кругом. Юнга не преувеличивал. Не меньше восьми огромных акул плыли вокруг плота, разевая по временам свои огромные пасти. Они не спускали глаз с двух потерпевших крушение людей, точно желая их загипнотизировать.

— Эти чудовища не менее дикарей опасны для нас, — сказал Альваро. — К счастью, у них так устроен рот, что они не могут стащить нас с плота. Но только взгляни, какая у них пасть! У тебя не стынет кровь в жилах при одном только взгляде на них, Гарсиа?

— Да, и кроме того, кружится голова!

— Возьми шпагу и отталкивай тех, которые вздумают приблизиться к плоту.

— Лучше было бы выстрелить в них.

— Боже сохрани! Мы можем привлечь внимание бразильских индейцев, которые скрываются тут, в лесах.

Акулы продолжали плавать вокруг плота, а иногда подплывали под него, и люди на плоту чувствовали сквозь доски их шершавые спины.

— Они хотят опрокинуть плот, — заметил Корреа, сильно испуганный. — Надеюсь, однако, что у них не хватит на это сил. Ведь и мы что-нибудь весим!

Обнажив свою шпагу, он с рискованной смелостью встал на самый край плота и начал наносить удары по воде. Но проклятые акулы очень ловко ныряли под воду, избегая ударов, и показывались уже с другой стороны. Одна из акул, по-видимому потерявшая терпение и, должно быть, наиболее голодная из всех, мощным ударом хвоста вдруг приподнялась из воды и, перевернувшись на спину, разинула свою громадную пасть прямо над краем плота. Это было так неожиданно, что Корреа чуть не упал в раскрытую пасть чудовища, готового проглотить его.

— Ах, черт возьми! — воскликнул он, быстро вернув свое хладнокровие. — Дело становится серьезным. Если они все сразу произведут на нас такое нападение, то им нетрудно будет разорвать нас в куски.

Заметив, что акулы собираются возобновить свое нападение на плот, Корреа схватил шпагу обеими руками и, ударив изо всех сил по молотообразной голове чудовища, отсек одну половину. Изувеченная акула скрылась под водой, оставив большой кровавый след на поверхности и отсеченный кусок головы вместе с глазом, еще сохранившим свое ужасное, свирепое выражение.

— Думаю, что эта злодейка получила достаточно, — сказал Корреа.

— И моя тоже! — отозвался юнга, воодушевленный примером своего старшего товарища и тоже раздробивший голову акуле, плывшей вблизи от него.

Однако эти удачные удары имели неблагоприятные последствия. Запах крови привлекал акул, проявлявших теперь еще большую ярость и упорство в преследовании плота. Они окружили его со всех сторон, появляясь то над левым, то над правым бортом плота и нанося такие сильные удары своими хвостами, что плот сотрясался и несколько раз грозил потерять равновесие. Положение становилось трагическим, несмотря на ожесточенные удары шпаг. Но вдруг раздался страшный грохот, и громадная волна, поднявшаяся в заливе, подхватила плот и понесла его к берегу.

Это каравелла взлетела на воздух. Пламя проникло в трюм, где хранились бочонки с порохом, произошел оглушительный взрыв, и несчастное судно разлетелось вдребезги.

Взрыв оказался более действенным, нежели удары шпаг. Акулы внезапно скрылись. Вероятно, они попрятались в одном из подводных гротов, которые обыкновенно служат убежищем этим чудовищам в заливах Америки.

Громадное белое облако дыма и пара окутало залив и скрыло все вокруг. Когда оно рассеялось, Корреа обернулся и взглянул на подводную скалу, около которой догорали остатки каравеллы.

— Бедное судно! — взволнованно проговорил он. Сильный толчок чуть не свалил его в воду.

— Опять эти акулы! — вскричал он.

— Нет, сеньор. Мы просто сели на мель. Берег находится от нас всего шагах в пятидесяти. Волна, вызванная взрывом, лучше попутного ветра донесла нас сюда.

— А глубоко здесь?

— Не более фута.

— Ну так оставим плот на этом месте и пойдем поищем, чем бы позавтракать.

Взяв бочонки, весившие не более двадцати фунтов, и захватив оружие и одежду, они быстро преодолели расстояние, отделявшее их от берега. Лес, покрывавший этот берег, доходил почти до самого моря, так что корни некоторых растений омывались водой залива. Это было продолжение того гигантского леса, который до сих пор еще покрывает большую часть внутренней Бразилии и сохраняет свой первобытный характер, несмотря на все усилия белых колонистов и туземцев, старательно прокладывающих тропинки в чаще.

Корреа и Гарсиа смотрели восхищенными взорами на эту роскошную нетронутую растительность, на великолепные деревья, окутанные лианами и массой других паразитных растений, спускающихся вниз причудливыми фестонами и в виде узорчатого кружева и делающих совершенно непроходимой чащу американского девственного леса не только для людей, но и для животных. Красивые птицы, с ярким блестящим оперением, порхали между деревьями, нарушая своим пением величественную тишину лесной чащи.

— Что ты скажешь обо всем этом, Гарсиа? — спросил Корреа, с восторгом смотревший на птиц, по-видимому нисколько не испугавшихся пришельцев.

— Что мы, вероятно, попали в земной рай! — откликнулся Гарсиа.

— Хорош рай, двуногие обитатели которого превосходят своей свирепостью четвероногих хищных зверей, населяющих леса и пустыни Азии и Африки.

— Однако вы же должны согласиться, что этот лес великолепен?

— Вполне. Только мы в нем ничего не находим для нашего завтрака.

— А птицы?

— Я бы, конечно, с удовольствием приготовил из них жаркое, если бы не боялся привлечь внимание дикарей.

— Ай! Сеньор Альваро!

— Что ты там нашел?

— Взгляните-ка, что это за большие деревья, усыпанные фруктами! Если бы мы достали их„.

Альваро взглянул в направлении, куда указывал Гарсиа, и действительно увидел огромные деревья, покрытые плодами, напоминающими видом грушу, только более удлиненной формы и более ярко окрашенные. Это дерево — acalaba, представляющее большую ценность в Южной Америке, не раз бывало причиной кровавых войн между туземными племенами, оспаривающими друг у друга землю, где росли эти деревья. Альваро это растение было незнакомо, так как он никогда раньше не бывал в Бразилии, поэтому он смотрел с некоторым сомнением на красивые плоды, не зная, съедобные ли они и не заключают ли они в себе какого-нибудь ядовитого вещества.

— Попробуй достать их, Гарсиа, — сказал он наконец. — Они так красивы, эти фрукты, что, пожалуй, могли бы соблазнить и менее проголодавшихся людей, нежели мы. Ты можешь влезть на это дерево?

— Для юнги это не должно составить затруднения! — гордо отвечал Гарсиа.

Он схватился руками за лиану и только собрался лезть на дерево, как вдруг разразился хохотом.

— Ах! Сеньор Альваро! — воскликнул он. — Какие они смешные! И как они худы!

— Кто?

— Посмотрите туда, между листьями. Должно быть, эти фрукты очень вкусны. Они их пожирают с таким аппетитом.

Альваро поднял голову:

— Обезьяны!

— Обезьяны? Они напоминают гигантских пауков!

Гарсиа случайно сделал то само сравнение, которое, на основании сходства, было потом сделано натуралистами, назвавшими этих животных паукообразными обезьянами. На некотором расстоянии эти обезьяны, обитательницы американских девственных лесов, благодаря своим чрезмерно длинным конечностям очень похожи на громадных пауков-птицеедов.

Как только обезьяны завидели людей, то обнаружили сильнейшее волнение, и все стадо немедленно перебралось на самый конец огромной ветви, повисшей над ручейком. Они громко кричали, свирепо оскаливая зубы, как будто собираясь кинуться на юнгу. А тот, ухватившись рукой за один из фестонов лианы, спускавшейся с дерева, смело полез вверх, чтобы достать один из плодов, соблазнявших своим видом голодных людей.

— Берегись, Гарсиа, — крикнул ему Альваро, заряжая ружье. — Мне кажется, что эти обезьяны очень воинственны.

— У меня топор, — отвечал юнга, продолжая лезть на дерево. — Уж эти животные не заставят меня отказаться от завтрака.

Рычание обезьян усиливалось, но мальчик, не обращая на них внимания, ловко карабкался вверх, заставляя раскачиваться ветвь, на конце которой сидели обезьяны. Убедившись, очевидно, что им не удастся испугать храброго подростка, уже взобравшегося на главную ветвь, обезьяны издали крик ярости, который тотчас же сменился таким жалобным визгом, что Альваро не мог удержаться от смеха.

— Ну и ну! Эти четверорукие животные, по-видимому, не очень-то храброго десятка! — сказал он.

Юнга окликнул его:

— Посмотрите, что делают эти обезьяны, сеньор! Они как будто собираются на кого-то напасть.

Действительно, обезьяны явно подготавливали какой-то таинственный маневр. Все они собрались на самый конец ветки, и одна из обезьянок, уцепившись хвостом за другую обезьянку, ближайшую к ней, храбро бросилась вниз, за ней тот же самый маневр исполнила другая, потом третья и так далее, так что в конце концов образовалось нечто вроде живой цепи, свесившейся вниз. Обезьяны, уцепившись друг за друга хвостами, начали раскачиваться все быстрее и быстрее над поверхностью речонки, пока самая нижняя обезьяна, составлявшая конец цепи, не очутилась на расстоянии пяти или шести метров от другого берега. Когда цепь раскачалась еще сильнее, эта обезьяна ухватилась передними лапами за ветку одного дерева, растущего на берегу, и тогда цепь соединила оба берега ручья и образовала нечто вроде висячего моста. По этому мосту сначала перебрались самки с детенышами, а затем первая обезьяна отделилась от дерева и перебралась по спинам и головам своих товарищей на другой берег, за ней по очереди последовали другие, пока все стадо не очутилось на другом берегу, выражая свою радость самыми изумительными прыжками.

— Счастливого пути! — прокричал им вслед Гарсиа, наблюдая, как они, перепрыгивая с дерева на дерево, углубились в лесную чащу.

Взобравшись на ветвь, сгибающуюся под тяжестью плодов, Гарсиа начал срывать их и бросать Альваро, который ловил их на лету.

— Если обезьяны едят эти фрукты, значит, они не заключают в себе никакого яда, — успокоил себя Альваро, откусывая кусок. — Ах, как вкусно! — воскликнул он. — Но совсем не похожи на наши груши, хотя формой и напоминают их.

Гарсиа, усевшись верхом на ветке, уплетал за обе щеки сочные плоды. Альваро же, насытившись вдоволь, разлегся на траве, под деревом, намереваясь отдохнуть, как вдруг увидел, что юнга быстро спускается с дерева, как будто чем-то смертельно напутанный.

— Что с тобой, мальчуган? — спросил он, схватившись за ружье.

— Тише, сеньор, — отвечал юнга испуганно. — Там индейцы!

— Опять эти негодяи! Их много?

— Я видел только двоих.

— Идем.

Альваро, в сопровождении мальчика, быстро шмыгнул в густую чащу кустарника; оттуда он мог сквозь ветви видеть берег на довольно большом протяжении, не рискуя быть замеченным.

Индейцы, по-видимому, направлялись к устью речонки, и хотя их еще не было видно, но уже слышны были их голоса.

— Мне кажется, их немного, — сказал Альваро, внимательно прислушиваясь.

— Может быть, это разведчики? — заметил Гарсиа.

— Возможно. Но если их только двое, то нам нечего пугаться.

— Но они могут открыть нас, пойти по нашим следам и увидеть наш плот.

— Если они приблизятся к нему, то мы им не дадим пощады.

В это время индейцы вышли из леса и направились прямо к берегу. То были рослые люди, несколько худощавого сложения, с правильными чертами лица, кожа их была раскрашена черной и красной краской, а длинные лохматые волосы падали на плечи. Они были совсем голые, на них был только маленький передник, грубо сплетенный из волокон листьев. Оттянутая верхняя губа, в которую был продет круглый кусочек яшмы, точно вправленный в живое мясо, придавала им отталкивающий вид. Это украшение, называемое barbotto, до сих пор еще можно встретить у индейцев во внутренних областях Бразилии, и оно-то в высшей степени безобразит туземцев. Такую же операцию они проделывают и с нижней губой: продырявливают ее и вставляют в отверстие сначала маленький кусочек дерева, а затем куски все большей и большей величины, пока дыра не растянется до огромных размеров. По краям этой дыры постоянно скапливается слюна, производя самое отвратительное впечатление.

Индейцы вставляют такие же куски дерева и в мочку ушей, растягивая ее так, что уши у них часто касаются плеч.

Оба индейца, за которыми наблюдал Альваро, были вооружены длинными луками и особого рода заостренными с обеих сторон деревянными кинжалами. Они остановились на берегу, который в этом месте круто спускался вниз, и стали внимательно смотреть в воду.

— Они как будто собираются ловить рыбу, — сказал Альваро.

— Стрелами? — засомневался Гарсиа.

— Посмотрим, что они будут делать!

— Они еще не заметили нашего плота.

— Да, он находится направо от скалы, куда его прибило волной. Оба индейца, пройдя берег, повернули направо и стали обрывать ветви одной лианы, которые связывали вместе. Таким образом они получили крепчайшую веревку длиной по крайней мере в сто футов. Сделав эту работу, они уселись друг против друга под тенью пальмы. Один из них достал из-за пояса какой-то странный инструмент, имеющий форму буквы «X» и сделанный из двух длинных ястребиных костей, очевидно выдолбленных внутри, и всыпал туда из раковины какой-то черный порошок. Затем он ввел нижний конец этого инструмента себе в рот, а верхний в нос. То же самое сделал его товарищ с другими концами инструмента. Тогда они оба вместе начали дуть в отверстие изо всех сил, чихая и пыхтя.

Альваро и Гарсиа с величайшим изумлением смотрели на их проделки, не догадываясь, что это был один из способов употребления табака. Ведь табак в то время только начал распространяться в Европе. Индейцы же употребляли табак, обращенный в порошок, совершенно так же, как это делают сегодня наши монахи и все, кто нюхает табак. Только способ употребления у индейцев был другой: они вдували табак друг другу в нос посредством инструмента, изготовленного из птичьих костей, положенных крест-накрест.

Начихавшись вдоволь, так что слезы выступили у них в глазах, дикари, довольные собой, развалились на траве, не спуская глаз с воды, которая в этом месте была довольно глубока.