Наутро Изяслав приказал поднимать против Олега всю Русскую землю. Гонцы поскакали во все крупные города, к дружественным Всеволоду половцам. Как всегда, в стороне остались лишь Полоцк, где Всеслав зализывал свои раны, и Новгород.
      В поход выступило объединенное русское войско, которое вели Изяслав с сьшом Ярополком и Всеволод. Мономах должен был идти на Чернигов от Переяславля.
      Гоня перед собой откатывающихся половцев, русские дружины подошли к Чернигову.
      Олег и Борис в это время стремглав скакали в Тмутаракань за помощью, их гонцы направились в степь к половцам, приглашая их новые колена к войне с Ирослави-чами. А Чернигову двоюродные братья наказали держаться до последнего, ждать их прихода.
      Черннговцы затворились наглухо. Они не шли ни на какие уговоры, не желали открывать ворота соперникам Олега, и тогда Ярославичи начали осаду города. Смоленская рать была послана братьями к восточным воротам города. Владимир смотрел, как его смоляне с приступными лестницами бегут к городским стенам, как на стене приготовились к смертному бою жители Чернигова, многих из которых за долгие дни пребывания в городе он знал в лицо, и ему снова становилось худо от этой необъяснимой и немыслимой людской ненависти, от того» что люди так быстро и просто переходят от мира к войне, от жизни к смерти…
      А смоляне первыми из осаждавших взобрались на стены, смели оттуда черниговцев, сбили их на улицы внешнего, окольного города, бросились к восточным воротам, открыли их, и через них русская рать стала вливаться в Чернигов. Но черниговские вой и жители держались за каждый дом, каждый амбар, и трудно стало брать приступом эти многочисленные крепости.
      Из сечи выскочил Ставка Гордятич, потный, разгоряченный, в запачканных кровью латах, он крикнул Мо-i-гомаху: «Князь! Дозволь зажечь город. Так мы не возьмем его и за неделю». Мономах, вошедший уже на пред-воротную площадь и увидевший, как его дружинники валятся с ног, сбитые стрелами, летящими из-за домов, с крыш домов, гибнут в рукопашных схватках по подворьям, сказал: «Зажигай». И уже через несколько минут окольный город занялся большим пламенем, подожженный сразу с нескольких концов.
      Смоленская дружина выбиралась из этого огня, смотрела, как черниговцы бросают свои пылающие дома, бегут от них вдоль улиц к детинцу. Там, во внутреннем городе, собралось вскоре множество народа. Задыхаясь от тесноты, обдуваемые палящим зноем пожарища, они готовились к новой схватке с ратью Ярославичей.
      Пожар стих через несколько дней. Весь внешний город выгорел дотла, и теперь Изяслав приказал взять приступом детинец. Уставшая и потерявшая многих воинов дружина Мономаха шла теперь сзади, а вперед были выдвинуты воины Изяслава, Всеволода и Ярополка. Но не суждено было на этот раз пасть Чернигову: сторожи донесли, что от Тмутаракани идет на помощь городу новое войско, что из степи двинулись к черниговским границам новые половцы, что хотят то и другие объединиться где-то неподалеку от Чернигова.
      В тот же час Изяслав и Всеволод отвели рать от крепостной стены, перестроили ее и двинулись к югу навстречу Олегу. Встретить его надо было ранее, чем тму-тараканцът встретятся с половцами.
      Ярославичи с сыновьями перерезали путь Олегову войску около села Нежатина Нива. Обе рати остановились неподалеку от села на невысоких холмах, и было видно, как в центре своего войска Олег и Борис Вячеславич о чем-то бурно переговариваются.
      Владимир всматривался и видел перед собой прежнего Олега, с каким ходил в минувшие походы. Вон и шишак на нем тот же, и плащ червленый. Владимир чувствовал, что и Олег во всем противном ему войске ищет Владимира, и ему показалось, что вот он нашел его глазами, впился взглядом, неотрывно смотрит ему в лицо, потом что-то опять говорит Борису.
      Владимир не мог знать, что в этот час Олег просил Бориса повременить, не наступать на стрыев, поостеречься.
      – Видишь, князь, - говорил Олег, чью речь позднее передали русские летописцы, - чую - не одолеем мы войско стрыев наших, а с ними еще смоляне, туровцьт, вышгородцы. Не лучше ли нам просить уделы миром. Договоримся с ними.
      Борис же стал насмехаться над Олегом, сказал ему: «Я один не боюсь против них встать». Владимир видел, как Борис в порыве тронул шпорами бока своего ковя. И тут же тмутараканская дружина двинулась с холма вниз навстречу врагу, и в то же время Изяслав бросил в бой киевскую дружину.
      Конные рати сшиблись, закрутились на месте, и уже через мгновение издали нельзя было разобрать, где свои, а где чужие.
      Борис Вячеславич как скакал впереди своих дружинников, так и сгиб одним из первых. Его сокрушил мечом киевский дружинник. Пал Борис, и никто не вынес его на плаще с поля боя, потому что никому он был мертвый уже не нужен - без отчины, без братьев, без детей, изгой, обретавшийся в чужой сторопе. А может быть, уже невыносимой стала жизпъ для Бориса на чужом подворье?
      Тмутараканцы еще держались, когда в бой пошли воины Ярополка и Владимира Мономаха.
      Владимир поначалу еще следил за золотым шишаком Олега, а потом потерял его из вида, вошел со своими смолянами в гущу боя, крушил мечом головы врагов, успевал закрываться щитом, увертывался от нацеленных на него копий. Рядом дрались его ближние люди, прикрывали своими мечами, копьями, телами князя.
      В середине боя, когда еще неясно было, чей будет
      верх, там, где находился великий князь Изяслав, произошло какое-то замешательство. Владимир лишь уловил некое движение и почувствовал неладное, но оглядываться и выяспять, что же случилось в той стороне, было некогда - бой кипел вовсю, тмутаракапская дружина уже прогибалась под натиском превосходившего его войска Ярославилей, и надо было сделать еще усилие, чтобы склонить чашу весов в свою пользу. Владимир прошел уже многие сечи, но лишь недавно вдруг стал попинать вот это внутреннее состояние битвы, когда кажется, дерутся друг с другом похожие люди, одинаково вооруженные, на одинаковых конях, и вдруг оказывается, что одни падают духом и сразу пропадает у них сила в руках, слабеет удар, их кони начинают метаться без толку в разные стороны; другие вдруг будто загораются, все у них складывается, все удается, каждый удар обретает двойную силу.
      Он с усиленной яростью бросился вперед. Упоение сечи захватило его, и Олегова рать see прогибалась и прогибалась, распадаясь под натиском смоляи, а с другой стороны ее теснили Всеволодовы воины, где-то сбоку слышался победный клич вышгородцев.
      И вот он, долгожданный миг: тмутараканцы дрогнули и побежали! Бегущий всегда скачет быстрее победителя, и войско Ярославичей не преследовало своих врагов, да и осталось их в живых не так уж много, - вся долина близ Нежатиной Нивы была уложена людьми - и своими и чужими.
      И только тут Владимир узнал о том, что случилось в стане Изяслава. В разгар боя великий князь сошел с коня и подошел к своим пешцам, встал имеете с ними, полагая ввести их в бой, и в это время откуда-то сбоку выехали на них люди Бориса, и не успели пешцы поднять оружие, как один из врагов нанес князю смертельный удар в спину.
      Теперь сеча закончилась. Вот они лежат рядом - дядя ж племянник - великий князь Изяслав и Борис Вячеславич, а дальше - рядами убитые киевляне, туров-цы, смоляне, тмутараканцы, среди них близкие люди Олега.
      Сам же Олег исчез.
      Над затихшим полем боя уже слышался властный го
      лос князя Всеволода. Он приказывал везти тело брата в
      Киев в сопровождении небольшой дружины, а основной
      рати немедля идти назад к Чернигову.
      Это было 3 октября 1078 года. Едва весть о разгроме тмутараканской рати, гибели Бориса и бегстве Олега достигла Чернигова, город сдался на милость победителей. Теперь оставалось.обезопасить Русь от шедших на ио-ыощь к Олегу половцев. Навстречу кочевникам Всеволод послал Владимира и Яроиолка, наказав братьям не искать боя, а постараться договориться с половцами миром.
      Несколько дней прождали половецкую конницу на подступах к Чернигову братья, но тщетно. Кочевники так и не появились. Их сторожи промелькнули несколько раз вдалеке, да обозначили себя иоловцы несколькими большими заревами в местах, где находились приграничные поселения. Потом все стихло. Узнав об исходе битвы под Нежатиной Нивой, половцы ушли в степь.
      Не задерживаясь в сгоревшем Чернигове, князья спешили в Киев вслед за телом великого князя Изяслава.
      К середине октября, захоронив брата в мраморной раке церкви Богородицы, Всеволод установил на Руси новый порядок владения столами. Сам он согласно княжеской лествице сел, как старший в роде, на столе своего отца в Киеве, сохранив за собой переяславский стол. Чернигов, второй стол па Руси, был отдан Владимиру Мономаху. За ним же сохранились смоленский и ростово-суздальский столы.
      Изяславовы сыновья сразу же были оттеснены в сторону: Святополк так и остался в далеком от больших княжеских хитростей Новгороде, Ярополка Всеволод вывел из Вышгорода и отправил в дальний Владимир-Волынский, придав ему, чтобы притушить обиду, некогда славный в княжеской лествице, но ныне захиревший Туров. Всех заметных князей-изгоев Всеволод собрал здесь же, во Владимире-Волынском, Ростиславичей - Володаря и Ва-силько, а также Давыда Игоревича, поместил их под надзор Ярополка.
      Святославичам Всеволод тоже дал столы - за Романом оставил Тмутаракань, а Олегу велел сказать, чтобы шел княжить в лесной Муром.
      После этого раздела дом Всеволода взял в свои руки все знаменитые русские города - Киев, Чернигов, Пе-реяславль, Смоленск и иные. Больше половины русских земель стали достоянием этого дома. Двадцатипятилетний Мономах волею судьбы снова обошел всех своих двоюродных братьев, став вторым на Руси князем. Его земли простирались от полоцких лесов до границы с половецкой степью. Но Владимир понимал, что теперь его злейшими врагами становились не только Святославичи, но и сыновья Изяслава. А там подрастают Ростиславичи - Володарь и Василько, мужает князь-изгой молодой Да-выд Игоревич, сын Игоря Ярославила.
      Владимиру становилось страшно от этого неожиданного и тяжкого бремени силы и власти, и он попытался поделиться своими сомнениями с отцом.
      Но отец весь преобразился. Теперь, казалось, в нем не осталось ничего от того спокойного, мудрого, понимающего суету всего мирского человека. Перед Владимиром был решительный, жесткий, порою коварный владыка, который вовсе не собирался упускать возможности, предоставленные ему судьбой.
      Владимир понимал, что победа означала новые междоусобия, войны, кровь, клятвопреступления, и отец вставал на этот путь и приказывал следовать за ним и помогать ему.
      Именно в эти дни Мономах с ужасающей силой почувствовал всю губительность княжеского властолюбия, всю гибельность безудержной жажды власти, стремления вверх через несчастья, трупы ближних, гибельность для людей, гибельность для Русской земли. Он, прошедший уже с боями от Полоцка до половецкой степи, от Чешского леса до Оки, все больше осознавал иссушающую душу, обескровливающую народ бессмысленную по сути своей борьбу. И сколько раз он, ставший уже опытным воином, бесстрашным руководителем русских дружин, в глубине сердца своего давал клятву поднимать меч лишь против иноземных врагов, но всякий раз жизнь пока опрокидывала его намерения.
      Первым ответил на новый раздел Руси Роман Святославич:, князь тмутараканский. Он вышел в конце июля 1079 года к Воишо-днепровской пристани, откуда тянулись пути в Киев, Чернигов, Переяславль. Вместе с ним снова шли половцы. Теперь без их вмешательства не обходилась уже ни одна междукняжеская русская усобица. Пока Роман собирался решить свой старый спор с Вре-володом и Владимиром Мономахом, кочевники, как и прежде, разоряли русские земли, но делали это теперь на законных началах.
      Роман еще только подходил к Воиню, а гонцы Всево
      лода - половцы из окружения жены Анны - уже ска
      кали навстречу половецким союзпикам Романа. Сам ве
      ликий князь встал с войском у Переясяавля, прикрывая
      город от захвата.
      «Великий князь даст вам без боя что захотите, - передали гонцы хану Всеволодовы речи, - золотые и серебряные сосуды, паволоки, узорочье и чернь, ковры и прочее, что пожелаете, покиньте Романа, не то принесет он неисчислимые бедствия Русской земле, да и вам в степи не будет от него покоя».
      Половцы согласились. И когда Роман двинулся со своей небольшой дружиной на Всеволодово войско, то половцы даже не шелохнулись. Тихим и сонным выглядел их стан в жаркий августовский полдень.
      Киевское войско спокойно ждало подхода неприятелей, не предпринимая никаких военных действий, и Роман дрогнул. Остановив тмутараканцев, он бросился с несколькими дружинниками в половецкий стан, ворвался в ханский шатер. Хан возлежал на коврах и неторопливо при-' хлебывал из золотой чатни охлажденный в земле кумыс. Округлым движением руки он показал Роману на место возле себя, но Святославич не принял приглашения хана. Он остановился у входа и закричал:
      – Твои люди спит, а ты пьешь кумыс, когда киевское
      войско уже выстроилось для боя!
      Хан еще раз пригласил Романа сесть и тихо сказал:
      – Отныне нашо колепо учинило с великим князем
      киевским мир и любовь.
      Роман снова закричал на хаиа, обвиняя половцев в измене, напомнил, сколько золота он передавал им, сколько имения они награбили в русских землях. Хан сделал знак неподвижно стоящим у входа телохранителям. Сверкнули в полутьме шатра кривые половецкие сабли, и Роман, обливаясь кровью, рухнул^ на пушистый ковер.
      ~ Уберите эту бешеную собаку, - сказал хая, - бросьте его в поле, пусть кости его рассыплются там прахом.
      Это было 2 августа 1079 года, а уже в сентябре месяце в Тмутаракань прибыл Всеволодов наместник Ратибор. Тмутаракань стала частью Всеволодова удела.
      Вот уже несколько месяцев жил Владимир Мономах в Чернигове.
      Когда он впервые приехал туда после войны с Олегом, то ужаснулся. Его встретил мертвый, обугленный город. В воздухе стоял мрачный запах гари, лишь печные трубы с сидящими на них воронами неколебимо высились в этом царстве уныния и запустелости. С чего начинать? За что хвататься? Владимир начал с главного - с устройства пострадавшего от пожара храма Спаса. Но ве успели каменщики закончить свою работу, как пришло известие, что Всеслав снова вышел из Полоцка и идет на Смоленск.
      Мономах бросил Чернигов и с конной дружиной, держа в запасе поводпых свежих коней для перемены, помчался на север.
      Когда он подошел к Смоленску, то увидел издали огромное пожарище: Смоленск, подожженный полочаиами, горел со всех четырех концов. Черниговская дружина бросилась по следу отходившего Всеслава и на плечах у него вошла в полоцкую землю. Мономах прошел вслед за полоцким князем Логожск, Друцк, сжигая истречные города в отместку за Смоленск, грабя и разоряя полоцкие земли. 1еперь Владимир больше не опасался Всеслава, он давно уже постиг его волчью повадку - нападать стаей на беззащитного, слабого противника и бежать, заметая следы, при первой большой опасности, не колебался он больше при мысли, жечь ли, разорять ли земли соперника. На удар он научился отвечать ударом.
      Горели полоцкие селения, полнились телош имением местных поселян, а позади лежал сожженный Смоленск, а еще позади сожженный им же самим в жестокой войне Чернигов.
        

КНЯЗЬ ЧЕРНИГОВСКИЙ