Председатель Объединенного комитета начальников штабов США генерал Максуэлл Тэйлор после совещания с министром обороны Робертом Макнамарой счел, что убийства государственных деятелей обычно сопровождаются попытками свержения правительства. Поэтому Тэйлор первым делом отдал приказ о специальной готовности всем войскам, находящимся в районе Вашингтона.
      Среди прочих причин для такого решения был и почти полный выход из строя вашингтонской городской телефонной сети, принадлежавшей частной компании. Вашингтонские телефоны умолкли именно в первые минуты после убийства Кеннеди. Позднее сама компания скороговоркой объяснила это явно чрезвычайное происшествие "простой перегрузкой линий". Больше к этому вопросу ни сама компания, ни власти почему-то не возвращались. Но совпадение по времени аварии с убийством президента тоже толкало ход мыслей в сугубо определенном направлении...
      Так что возникшие сразу после выстрелов в Далласе опасения, не является ли убийство президента первым этапом заговора, направленного на свержение американского правительства, уже тогда имели совершенно точный адрес.
      Речь шла о внутреннем заговоре правых...
      И вдруг... В 14 часов 50 минут 22 ноября 1963 года далласская полиция объявила, что ею арестован по обвинению в убийстве Кеннеди двадцатичетырехлетний Ли Харви Освальд. В этом сообщении Освальд был назван "марксистом прокастровского толка". Позднее появились детали:
      Освальд в конце мая 1962 года вместе с русской женой Мариной вернулся в Америку из Советского Союза, где прожил около трех лет. Просил приема в советское гражданство, но получил отказ.
      Да, тут было чему удивляться. Стоявшие вместе со мной у телетайпа американские журналисты ошалело качали головами. Ральф Данген, один из помощников Кеннеди, остававшийся в Вашингтоне, прочитав сообщение об Освальде, воскликнул: "Черт возьми, ведь они теперь свалят все на этого двадцатичетырехлетнего мальчишку..."
      Кто такие "они" - Данген не уточнил.
      Итак, перерыв в "промывании мозгов" закончился. На свет появилась официальная версия, и машина пропаганды вернулась к привычным канонам.
      Далласская полиция, будто специально заботясь больше об обильной пище для этой машины, чем о правосудии и законности, сразу после ареста Освальда делала одно "разоблачение" за другим. Ли Харви Освальд устами далласского прокурора Генри Уэйда и начальника полиции Джесса Керри обвинялся одновременно в принадлежности и к Компартии США, и к "Комитету за справедливое отношение к Кубе", и к некоему "...международному заговору с целью убийства президента Кеннеди". Да, да, было и такое обвинение, просуществовавшее, правда, всего несколько часов до заявления госдепартамента о том, что никаких доказательств на этот счет не имеется.
      Большинство американских газет и журналов, отбросив почему-то всякую тень сомнения, хотя по сути дела полиция только еще начинала следствие, публиковали, например, снимки здания далласского склада школьных учебников со стрелкой, направленной на окно шестого этажа, категорически утверждая, что именно отсюда был убит Кеннеди. Никаких оговорок, столь строго соблюдавшихся газетами во всех других случаях судебного разбирательства, никаких "якобы", "как заявляют полицейские власти", и т. д. - ничего подобного на этот раз не было. И это тоже было странно.
      В качестве "улики" 1азеты и телевидение беспрерывно повторяли и факт пребывания Освальда в СССР, его женитьбу на советской гражданке.
      И все жо, несмотря на такую форсированную обработку умов, у меня почему-то уже тогда сложилось впечатление, что американцы в массе своей относились к подобной версии по меньшей мере с сомнением. Помню одну телепередачу - репортеры интервьюировали прохожих в центре Нью-Йорка - на Рокфеллер-плаза. Десятка два остановленных ими прохожих на вопросы о причинах убийства Кеннеди отвечали примерно одинаково: преступление совершено "ультраконсерваторами, которые распространяют ненависть на Юге".
      - Марксист из Далласа? - сказал при мне один из офицеров охраны Белого дома. - Это все равно, что "марсианин с Венеры". Техасские недоноски даже не смогли придумать ничего более правдоподобного...
      Что же касается ста пятидесяти журналистов в холле Белого дома, то очень многие так и не поверили в прозрачные намеки на существование "коммунистического заговора". Кое-кто сказал мне об этом прямо. Другие предпочли отмолчаться и подождать дальнейшего хода событий.
      Однако никакой враждебности окружающих ни к себе, ни к моей стране после этих сообщений я не почувствовал ни в первый, ни в последующие дни национального траура.
      Ненужной оказалась и специальная охрана, выставленная было по приказу нового президента возле здания советского посольства в Вашингтоне.
      Всю жизнь буду помнить разговор с американским коллегой вскоре после того, как полиция арестовала Освальда.
      Настоящего имени этого человека называть не стану: если сделать это, он потеряет все, чего добился своим талантом и упорным многолетним трудом.
      Назову его здесь просто Генри и добавлю, что это очень информированный человек, в чем я не раз убеждался раньше.
      Генри, сильно нервничая, предложил мне пройти к кабинету покойного президента. "Это очень, очень важно", - настаивал он. Я согласился, и он провел меня по коридору мимо кабинета Сэлинджера и зала заседаний Национального Совета Безопасности. Мы остановились у входа в кабинет Кеннеди. Через открытые двери было видно, как рабочие застилали пол новым ковром кроваво-красного цвета.
      - Хорошенько запомните, что видели, Майк, - проговорил Генри, - и то, чго я скажу, когда мы вернемся в холл...
      В холле Генри продолжал:
      - Я не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, будто кто-нибудь из нас здесь, кроме фанатиков и умственных недоносков, верит в техасскую сказку насчет "красного заговора". Все гораздо сложнее и отвратительнее... Джекки еще два дня назад распорядилась сменить ковер в президентском кабинете - и вот - случайно он стал теперь символом. Но знайте, если бы она могла распоряжаться и теперь, то стены в кабинете тоже были бы выкрашены в кровавый цвет...
      - При чем здесь все это? О чем вы говорите?
      - Майк, - продолжал он, - Белый дом забрызган кровью, которую новому хозяину ничем не смыть. У нас и раньше убивали президентов, но такого злодейства еще не было. Пожалуйста, не забудьте, что я сказал, и не спешите с выводами о причинах и виновниках, что бы вы ни услышали сегодня, завтра, послезавтра, через месяц или через полгода. Подождите несколько лет и вы не пожалеете: только тогда нам удастся приблизиться к истине. Теперь же наступают смутные времена...
      От этого разговора у меня тогда сложилось впечатление, что он вызван сильным нервным потрясением - Генри был горячим поклонником "новых рубежей".
      В первый раз я всерьез задумался над тем, что сказал мне Генри, когда заместитель Сэлинджера Малкольм Килдафф, сопровождавший Кеннеди в поездке по Техасу, рассказал в интервью газете "Нью-Йорк геральд трибюн" об одной своей беседе с Линдоном Джонсоном. Разговор этот состоялся сразу после того, как в 14 часов 22 ноября 1963 года врачи Парклендского госпиталя в Далласе констатировали смерть президента.
      Килдафф разыскал Линдона Джонсона в маленькой комнатке возле операционной, где он находился под усиленной охраной, и сказал ему, что нужно объявить прессе о смерти Кеннеди. Джонсон возразил: "Нет, подождите.
      Мы еще не знаем, не коммунистический ли это заговор. Лучше я сначала переберусь отсюда на самолет".
      Для должной и всесторонней оценки этих слов прежде всего важно иметь в виду такое обстоятельство: ОНИ БЫЛИ СКАЗАНЫ ПОЧТИ ЗА ЧАС ДО ПОИМКИ "МАРКСИСТА" ОСВАЛЬДА ИЛИ ВООБЩЕ КОГО БЫ ТО НИ БЫЛО!
      С другой стороны, нельзя не обратить внимания и на то, с какой осторожностью и ненавязчивостью Джонсон высказал свою "гениальную догадку". "МЫ ЕЩЕ НЕ ЗНАЕМ, НЕ КОММУНИСТИЧЕСКИЙ ЛИ ЭТО ЗАГОВОР", проговорил он, как бы ничего категорически не утверждая, а лишь с тонкой психологичностью прожженного политического дельца подталкивая ход мыслей своего собеседника в нужном направлении.
      В то же время шесть министров кабинета Кеннеди, включая руководителя американской внешней политики, высшее руководство Пентагона, уверенно предположили нечто противоположное - заговор правых сил.
      Но не будем спешить с выводами в столь серьезном деле.
      В конце концов слова Линдона Джонсона, сказанные Мал - кольму Килдаффу, вполне могут быть истолкованы всего лишь как свидетельство глубокого влияния восемнадцати лет "холодной войны" и антикоммунистической истерии на вице-президента Соединенных Штатов...
      Впрочем, эти мысли родились позднее, когда схлынула горячка первых дней после убийства Джона Кеннеди.
      А в ту первую бессонную ночь, проведенную в Белом доме в ожидании новостей, у меня снова и снова в ушах звенела фраза, услышанная у телетайпа в "Блэки". "Все-таки они добрались до него..."
      2.
      "ПУСТЬ ОНИ ВИДЯТ,
      ЧТО ОНИ СДЕЛАЛИ"
      Личный самолет президента Соединенных Штатов "ВВС-1" с телом Кеннеди, с Жаклин Кеннеди, Линдоном Джонсоном и сопровождавшей их в поездке по Техасу командой советников, секретарей, агентов охраны и журналистов на борту приземлился на пригородной вашингтонской военной авиабазе Эндрюс в 18 часов 03 минуты по местному времени 22 ноября 1963 года.
      Встретить его прибыли те высшие официальные лица, которые оставались тогда в Вашинпоне или успели вернуться в столицу к этому часу. Кроме Макнамары, Роберта и Эдварда Кеннеди, заместителя Раска - Дж. Болла, специального помощника президента Макджорджа Банди, явились лидеры Конгресса и, конечно, целый сонм журналистов. Всех нас пропустили прямо на летное поле. А за оградой собрались тысячи три вашингтонцев, пробившихся сюда через кордоны у въезда на территорию авиабазы.
      Прожекторы телевидения и кинохроники, осветив с ревом подползающую громаду "Боинга-707", замерли на его хвостовой части, там где был "президентский выход".
      Вместо обычного трапа к самолету подогнали ярко-желтый автопогрузчик с поднимающимся наподобие лифта кузовом. А трап подошел к передней дверце самолета. Еще на ходу по его ступенькам взлетел наверх и нетерпеливо переминался с ноги на ногу Роберт Кеннеди. Едва дверца успела открыться, как он рванулся внутрь.
      Через несколько минут гроб опустили на землю, погрузили в машину скорой помощи. Туда же сели Жаклин, Роберт и Эдвард Кеннеди, военный адъютант убитого президента генерал Клифтон. Остальные из тех, кто сошел с прибывшего самолета через заднюю дверцу, расселись по другим лимузинам.
      Взвыли моторы, и вся кавалькада, рванув с места, скрылась во тьме.
      Журналисты вокруг занервничали: "Где Джонсон? Почему он не вышел вместе с Джекки и Бобби? Что случилось?
      Почему Кеннеди уехали одни?.." Отвечать на эти вопросы было некому: находившиеся рядом сотрудники пресс-отдела Белого дома, пожалуй, сами удивлялись не меньше нашего...
      Но вот мертвящие лучи прожекторов переползли на трап у носовой части "ВВС-1" и замерли там в тягучей паузе. Наконец, по нему тяжелой размеренной походкой, будто придавленный невидимым для окружающих грузом, спустился Линдон Бейнс Джонсон. Слева от него легкими шажками семенила его супруга леди Бэрд. Новый президент выглядел спокойным, несколько мрачным и какимто торжественным. Зато леди Бэрд была заметно возбуждена. Вот Джонсон остановился перед нацеленными на него объективами телекамер и дюжиной треног с микрофонами, собрался что-то сказать. Вдруг за его спиной на взлетной полосе раздался рев моторов - начали взлетать реактивные вертолеты - и слова нового президента потонули в шуме. В это время леди Бэрд, увидев кого-то среди встречавших, раздвинула в улыбке тонкие губы и потянула было вверх руку, чтобы приветственно помахать ею. Джонсон перехватил эту руку на полпути, с силой дернул ее вниз, и будто бы ничего этого не было, не замечая больше своей сразу присмиревшей супруги, продолжал говорить какие-то слова, которые из-за шума вертолетов никто из нас толком не расслышал.
      Позднее, когда журналистам раздали текст, мы узнали, что президент сказал следующее: "Это печальное время для всего народа. Мы понесли безмерну.э утрату. Для меня это глубокая личная трагедия. Я знаю, что мир разделяет скорбь, которую испытывает госпожа Кеннеди и ее семья. Я сделаю все, что в моих силах. Это все, что я могу сделать. Я прошу вашей и божьей помощи".
      Кончив говорить, Джонсон, держа за руку леди Бэрд, шагнул из полосы яркого света в пспумрак. Их обступили Макнамара, Болл, сенаторы и другие встречавшие. Несколько минут спустя новый президент направился к вертолету, который доставил его и его спутников в Белый дом. Журналистам тоже нужно было спешить туда - по слухам, ожидалось заседание правительственного кабинета. Мы наперегонки побежали к своим автомобилям и помчались назад, в Вашингтон.
      ...Холл западного крыла Белого дома по-прежнему был набит корреспондентами. Было заметно, что многие американские коллеги уже начали постепенно отделываться от стыда и шока первых часов. На смену им пришоп тот особый профессиональный азарт, появляющийся обычно у журналртстов, когда они освещают события, которые потом называют "историческими".
      В обязанности корреспондентов при Белом доме прежде всего входит информировать о президенте и его действиях. Поэтому над всеми прочими сторонами происшедшего теперь в основном работали другие журналисты:
      над "делом Освальда" - в Далласе, над "темой Кеннеди" - в вашингтонском пригороде Бетесде, где в госпитале шло официальное судебно-медицинское вскрытие тела убитого президента и где по-прежнему рядом с ним находилась Жаклин.
      Новый же президент пока что еще не подавал никаких заметных признаков своей отныне самостоятельной политической жизни. Так что у всех нас было достаточно времени для охоты за кем-нибудь из иногда появлявшихся в холле президентских помощников, для последующего обмена друг с другом мнениями и информацией о смысле и значении происшедшего и происходящего.
      В те часы в полном смысле этого слова работали только телевизионщики.
      Они установили свои камеры на лужайке прямо перед дверью, ведущей в пресс-отдел, и вашингтонские телекомментаторы каждые двадцать-тридцать минут выступали отсюда с очередными сообщениями, хотя здесь, в Белом доме, пока еще ровным счетом ничего не происходило. Ждали возможного первого выступления Линдона Джонсона, а главное - последнего "возвращения" убитого президента в свою резиденцию, которая теперь уже официально перешла к его преемнику.
      О чем тогда говорили в пресс-холле Белого дома? Версия "марксистского происхождения убийцы", обрушенная на Америку с экранов телевизоров, а на остальной мир через микрофоны "Голоса Америки" и телетайпы американских телеграфных агентств, если обсуждалась, то сдержанно, с плохо скрываемым недоверием. Не хочу быть превратно истолкованным: Освальд, как вероятный убийца, конечно же, фигурировал тогда в наших дискуссиях, но он фигурировал совсем в ином политическом ракурсе.
      Пожалуй, наиболее четко смысл наших тогдашних первых поисков ответа на вопрос "Кто?" изложил в своей статье известный обозреватель Дрю Пирсон, который, в отличие от подавляющего большинства своих собратьев (в том числе и тех, кто еще вчера гордо числился среди "близких к Кеннеди"), рискнул написать такое:
      "Если вы изучите историю американских президентов, которые были убиты, то обнаружите, что большинство этих трагедий произошло не в результате фанатизма одного человека. Они случились потому, что могущественные обладатели влияния в нашей стране проповедовали неуважение и ненависть к авторитету и власти конкретного правительства и человека в Белом доме, который олицетворял собой это правительство".
      Далее Пирсон приводил теперь уже широко известные факты о том, как враждебно ультраправые "отцы Далласа" встретили Кеннеди, и заключал: "Проповедники ненависти добрались до нужного им человека. Но не они стреляли в него: они вдохновили человека или людей, которые совершили ото дело. То было тщательно спланированное политическое убийство".
      Для настроений, царивших тогда среди собравшихся в Белом доме журналистов, пожалуй, характерен и такой маленький эпизод. Брайсон Рэш, комментатор вашингтонского телевидения, вел передачи из Белого дома. Перед очередной "пятиминуткой" он подошел ко мне, предложил выступить с ним "в паре" и, не дожидаясь ответа, обнял за плечи и стал легонько, но настойчиво подталкивать меня в поле зрения телекамер, до которых оставалось какихнибудь полтора-два метра.
      Советскому журналисту выступить по американскому телевидению в разгар провокационной антисоветской и антикоммунистической истерии значило бы так или иначе помочь антисоветчикам. Категорический словесный отказ не помог:
      Рэш продолжал тянуть меня в ярко освещенный круг перед камерами. Пока я лихорадочно соображал, как бы поделикатнее вырваться из "дружеских" объятий Рэша, эту сцену увидел американский фотокорреспондент, с которым мы были едва знакомы. Он быстро подошел к нам, придержал Рэша за рукав пиджака и громко сказал:
      - Смотрите-ка, что здесь происходит. Вот уж не знал, Брайсон, что вы в одной команде с этими великими патриотами из Техаса...
      Мой непрошеный интервьюер стушевался и пошел к телекамерам один.
      Когда же двадцать четвертого ноября 1963 года Джек Руби, содержатель бурлеска, свой человек в мире гангстеров и далласских полицейских, на глазах у всей Америки (это передавалось по телевидению) преспокойно застрелил Освальда, с версией о "международном аспекте" убийства Кеннеди практически было покончено. Зато вопрос: "Кто?" вставал теперь с еще большей остротой.
      В вашингтонском пресс-клубе открыто говорили: "Это дело воняет..." Чем оно воняет - не договаривали...
      Теперь, наверное, будет понятнее, что вопрос: "Почему Джонсон не вышел из "ВВС-1" вместе с Жаклин Кеннеди?" не был вызван просто привычным для американской прессы желанием покопаться в чужом белье, а заключал в себе сугубо политическую подоплеку. Бывалые бытописатели вашингтонских политических джунглей справедливо усмотрели в этом, казалось бы, малозначительном, факте важный индикатор многих дальнейших событий, связанных и с "преступлением века" и с новым президентом.
      Что же произошло на борту президентского самолета во время его перелета из Далласа в Вашингтон? Первые сведения об этом достигли пресс-отдела Белого дома поздно ночью 22 ноября. Это были незначительные детали, сопровождавшиеся, однако, таким заключением: "Жаклин Кеннеди и Джонсон жестоко поссорились из-за того, что люди Кеннеди назвали занятие Джонсоном президентского кресла "молниеносной узурпацией власти", а его поведение по отношению к убитому президенту и его вдове "неприличным". Конкретный смысл этих фактов раскрывался в следующих четырех эпизодах.
      Эпизод первый. Линдон Джонсон, сразу после того как выдвинул в разговоре с Малкольмом Килдаффом версию о "коммунистическом заговоре", перебрался из Парклендского госпиталя на борт "ВВС-1" (а не вице-президентского "ВВС-2", на котором он прилетел в Даллас).
      Вдова президента Кеннеди, команда его советников и секретарей прибыли на борт "ВВС-1" гораздо позднее, даже не зная, что здесь уже расположился новый президент.
      Задержка с их прибытием произошла потому, что местные власти добивались, чтобы официальное судебное вскрытие тела Кеннеди было проведено в Далласе, и без этого не хотели разрешить вынос тела из госпиталя.
      Заняв в самолете президентский отсек, Линдон Джонсон первым делом стал выяснять, как бы ему побыстрее принять присягу, чтобы юридически войти в права президента Соединенных Штатов. Он чувствовал себя хозяином положения. Окружавшие его помощники, секретари и агенты охраны потом дружно отметили, что он вел себя уверенно и спокойно. Два конгрессмена от штата Техас, с которыми Джонсон советовался насчет присяги, - Альберт Томас и Джек Брукс - высказывались за то, чтобы он сделал это немедленно.
      Двое других считали, что лучше подождать до Вашингтона.
      Новый президент решил, что это нужно сделать немедленно, и заказал телефонный разговор с министром юстиции США Робертом Кеннеди [По установленному в США порядку министр юстиции должен одобрить проведение присяги, до того как она состоится.]. По словам самого Джонсона, Роберт Кеннеди в этом разговоре согласился с тем, что присягу нужно принять немедленно. То же самое Джонсон утверждал и в письменных показаниях, данных комиссии Уоррена по расследованию убийства Кеннеди.
      Линдон Джонсон разговаривал с Робертом Кеннеди из спальни убитого президента на борту "ВВС-1". При этом присутствовал только агент охраны Янгблад, который позднее не опроверг, но и не подтвердил джонсоновской версии состоявшегося разговора с Робертом Кеннеди, сославшись на "плохую память" и на то, что он "слышал только одну сторону".
      Роберт Кеннеди говорил с Джонсоном в присутствии одного из руководящих чиновников министерства юстиции Эдварда Гутмана, который позднее подтвердил версию, сообщенную Робертом Кеннеди. Разговор этот проходил так.
      Выразив в нескольких словах приличествующие случаю соболезнования, Джонсон перешел к интересовавшим его вопросам. Убийство, сказал он, "могло бы быть частью всемирного заговора" [Нужно иметь в виду, что весь этот разговор опять-таки проходил до ареста Освальда]. Роберт Кеннеди ничего не ответил на это, поскольку, как пишет беседовавший с ним позже Уильям Манчестер, автор уже названной выше книги "Смерть президента", "он не был в числе тех, кто подозревал наличие такого заговора, и не понимал, о чем говорит Джонсон". Тем не менее Джонсон в своих последующих письменных показаниях комиссии Уоррена утверждал, что Роберт Кеннеди, в уже известном нам телефонном разговоре с ним, согласился с этой версией и что они с ним будто бы "обсуждали возникшие в этой связи практические проблемы проблемы особой важности и срочности, поскольку в то время мы не располагали какой-либо информацией относительно мотивов убийства или его возможных последствий".
      Далее Джонсон сказал Роберту Кеннеди: "Многие люди здесь считают, что я должен немедленно принести президентскую присягу. Есть у вас какие-нибудь возражения против этого?" ("Многие" - на самом деле лишь двое из четырех конгрессменов, с кем беседовал на эту тему новый президент.)
      Роберт Кеннеди молчал.
      "Конгрессмен Альберт Томас, - настаивал Линдон Джонсон, - полагает, что я должен принести присягу здесь".
      Роберт Кеннеди снова ничего не отвечал.
      "Многие другие, - продолжал нажимать Джонсон, - думают то же самое".
      Кеннеди по-прежнему никак не реагировал.
      Тогда Джонсон еще раз заговорил о "всемирном заговоре", и снова ответом ему было молчание. После этого Джонсон запросил у министра юстиции информацию относительно порядка принятия присяги и того, кто ее должен у него принять.
      На эту просьбу Роберт Кеннеди сразу же ответил, что он быстро все выяснит и позвонит Джонсону. Через несколько минут Роберт Кеннеди сам связался с "ВВС-1" и сообщил Джонсону запрошенную информацию о том, как и кто может, согласно конституции США, принять присягу у нового президента. Однако позже, в тех же письменных показаниях комиссии Уоррена Джонсон утверждал:
      Роберт Кеннеди посоветовал, "что я должен быть приведен к присяге немедленно, до вылета в Вашингтон..."
      К этому эпизоду остается добавить лишь такие факты:
      Линдон Джонсон, отдавая необходимые для принятия им присяги распоряжения (доставить в самолет судью, пригласить журналистов, задержать из-за этого отлет самолета), неизменно ссылался при этом на то, что "министр юстиции посоветовал мне принять присягу здесь". Однако когда самолет "ВВС-1" приземлился на авиабазе Эндрюс и вошедшему в него Роберту Кеннеди упомянули об этом, то министр юстиции сильно удивился и сказал, что он ничего подобного Джонсону не говорил...
      Эпизод второй. Когда вдова и советники погибшего президента привезли гроб с его телом из госпиталя и погрузили на борт "ВВС-1", Жаклин сразу же прошла в носовую часть самолета, без стука (ведь до сих пор это была и ее спальня) открыла дверь и... замерла: на одной из кроватей Линдон ^Джонсон, лежа прямо в одежде и ботинках, что-то диктовал сидевшей за президентским столом секретарше. Увидев Жаклин, он медленно поднялся и молча вышел.
      Вышла и секретарша.
      Как рассказывали очевидцы, Жаклин Кеннеди посмотрела им вслед, тоже вышла из спальни и направилась к гробу, находившемуся в самом хвосте самолета, там, где обычно располагались агенты президентской охраны.
      Линдон Джонсон вернулся в спальню. После этого туда снова прошла Жаклин, а вслед за ней и леди Бэрд. Джонсон обнял Жаклин за плечи, сказав при этом лишь одно слово:
      "Милая!" - и покачал головой. Зато слова (и какие!) нашлись у новой "первой леди Америки". Она всхлипнула и сказала: "Я не знаю, что говорить... Мне больней всего, что это должно было случиться именно в моем любимом Техасе". Затем, после паузы леди Бэрд перешла к делу:
      "Можем мы прислать вам кого-нибудь помочь переодеться?"
      Жаклин отказалась, сказав, что она, возможно, сделает это, но не сейчас.
      Теперь заговорил Джонсон: "Ну так вот, насчет присяги..." В ответ на непонимающий взгляд Жаклин он объяснил, что ему предстоит тут, в самолете, принимать присягу, при этом будут журналисты, а ей нужно "полежать, освежить себя и все такое прочее".
      Жаклин, по-прежнему находившаяся в состоянии шока, механически ответила: "хорошо". Джонсоны вышли, Жаклин, оглядев спальню, вдруг заметила, что кто-то вынул из платяного шкафа ее белое платье, того же цвета жакет и черные туфли и положил на кровать. Это было еще одно явное напоминание, что ей нужно переодеться к церемонии присяги, снять свой розовый шерстяной костюм, забрызганный кровью и мозгом мужа.
      Жаклин долго не выходила из спальни. Уже все было готово к принятию присяги, и Джонсон, не соглашавшийся начать эту церемонию без того, чтобы вдова убитого президента была сфотографирована рядом с ним, уже стал нервничать и в конце концов собрался пойти и привести ее сам. Но тут в дверях появилась Жаклин. Ее сразу подвели к Джонсону, который пожал ей руку и почему-то счел нужным объяснить: "Это самый печальный момент в моей жизни". Церемония принятия присяги состоялась, и вскоре фотография Жаклин Кеннеди рядом с новым президентом США на борту "ВВС-1" разошлась по всему миру. Жаклин была одета все в тот же окровавленный розовый шерстяной костюм...
      Позднее, когда перед прибытием в Вашингтон ей снова предложили переодеться, она объяснила, почему не переоделась после первых просьб и не будет переодеваться сейчас:
      - Пусть они видят, - сказала вдова президента Кеннеди, - что они сделали (курсив мой. - М. С.).
      Жаклин не уточнила - кто же эти неназванные "они".
      Впрочем, никто тогда и не спрашивал об этом, как будто бы всем было и так все ясно...
      Эпизод третий. Самолет "ВВС-1" с его четырьмя мощными реактивными моторами быстро глотал мили, приближаясь к американской столице. Линдону Джонсону, удачно организовавшему церемонию присяги, предстояло уладить еще одно дело: поговорить с Розой Кеннеди, матерыо убитого президента, и выразить ей свои соболезнования. Не сделать этого было нельзя: отказ от разговора выглядел бы более чем странно. Он не мог быть скольконибудь удовлетворительно объяснен растерянностью, нервной перегрузкой или чем-нибудь еще в этом роде, а главное, мог навести на "всякие мысли". К тому же пассажиры президентского "Боинга-707" уже видели, что Джонсон не проявляет заметных признаков растерянности или нервозности.
      Итак, выхода не было: разговор с Розой Кеннеди должен был состояться. И вот новому президенту подали телефонную трубку: на другом конце линии ждала мать убитого Джона Кеннеди. Линдон Джонсон прикрыл микрофон своей большой мясистой ладонью. Теперь окружающие заметили нервозность и сильную растерянность на его лице. Не поднося трубки к уху, Джонсон тихо проговорил: "Что я могу ей сказать?" Затем он все-таки решился и с трудом выговорил такую фразу: "Ей-богу, я хотел бы иметь возможность что-то сделать..."
      Ответ Розы Кеннеди был очень двусмысленным. "Мы знаем, - сказала она, насколько вы любили Джека и как он любил вас".
      "Передаю трубку госпоже Джонсон", - быстро ответил на это новый президент и, по словам очевидцев, сунул ее жене настолько резко, словно трубка была из раскаленного металла и нестерпимо жгла ему руку. Леди Бэрд тоже сказала всего лишь одну, не менее двусмысленную фразу:
      "Мы все должны сознавать, как повезло стране, что ваш сын служил ей столько, сколько это продолжалось)) (курсив мой. - М. С.).
      Так, более чем своеобразно, Линдон Джонсон и Леди Бэрд выразили свои соболезнования матери убитого Джона Кеннеди. Весь разговор этот был для Джонсона почему-то невыносим. Когда же дело было сделано, новый президент вскоре снова обрел утраченное равновесие.
      Эпизод четвертый. "ВВС-1" приближался к цели. Внизу, вперемежку с лесными массивами мелькали огни пригородных районов Вашингтона: Фронт Ройял, Манассас, Фоллз Черч...
      Жаклин Кеннеди позвала одного из агентов охраны и попросила его объявить: за гробом могут выходить только те, кто был близок к Джону Кеннеди. В узком коридоре возле "президентского выхода" собралось большинство пассажиров "ВВС-1". Сзади них, через открытые двери президентского салона была видна фигура Линдона Джонсона. Специального приглашения провожать гроб он не получил. Близким другом Джона Кеннеди он отнюдь не был. Присоединяться к большинству, воспользовавшись общим приглашением, новый президент не стал: ведь вдова вполне могла ему отказать, на этот раз в прямой форме. Конечно же. Джонсон понимал, что его отсутствие у гроба убитого президента будет замечено дотошными вашингтонскими журналистами. Тем не менее, во избежание худшего, он вынужден был остаться в самолете.
      Новый президент, судя по всему, наиболее остро переживал именно это обстоятельство. Во всяком случае, о других фактах он никому ничего не говорил. А об этом счел нужным на другой день рассказать одному из членов правительственного кабинета, в свободную минуту записавшему это. Вот отрывок из этой записи, опубликованной Уильямом Манчестером: "Он (Джонсон.
      - М. С.) сказал, что когда самолет приземлился, никто из людей Джона Кеннеди не обратил на него никакого внимания. Они вынесли из самолета тело Кеннеди, погрузили его в автомобиль, взяли с собой г-жу Кеннеди и отбыли.