Костяшки пальцев полностью зажили.
Быстро, однако. Все, чего мне недоставало с точки зрения энграмм, я с лихвой наверстывал скоростью восстанавливаемости клеток.
Вытянув руки, я несколько секунд держал бинты над могилой, затем разжал пальцы. Они упали в гроб, чуть зашуршав, словно засохшие листья.
Я предполагал, что должен вспомнить этот гроб, но – ничего. И я подумал, что это очень хорошо, лучше и быть не может, я не люблю намеки. Наверное, есть вещи, о которых не стоит вспоминать.
Я коснулся рукой воображаемой шляпы, отдавая почести остальным могилам. Если кто-то наблюдал за мной в тот момент, жест, наверное, мог показаться довольно насмешливым…
Но я не хотел никого обижать.
* * *
Неотрывно глядя на стрелку компаса, я продолжил путешествие.
Скоро. Слишком скоро я обнаружил элегантную церковь. Ну конечно, кладбище всегда находится рядом с церковью, это вполне естественно. Но это была не совсем церковь. Чем ближе я подходил, тем больше убеждался, что она похожа на…
Похожа на собор.
Кажется, этот собор я уже видел. Он мне знаком, даже слишком.
Стрелка компаса все так же указывала на север.
Мне не нужно было проверять, открыто ли окно, которое я открыл для Уиспер. Можно назвать это шоком, духом противоречия, но я просто хотел убедиться. Когда мои ожидания подтвердились, у меня не было необходимости лезть на второй этаж, чтобы еще раз увидеть окровавленные осколки в раковине, но я это сделал. Я проверил.
Каким-то необъяснимым образом я снова попал в этот дом.
Тогда мне пришло в голову, что я блуждаю здесь, как Алиса в Зазеркалье. И я опустился на колени. Я изрыгал проклятия. Все это было дьявольски нечестно. Мне хотелось кричать. Мне хотелось свернуться клубком. Мне хотелось убить кого-то, того, кто все это сделал. Мне хотелось вернуть свою память.
Мне хотелось, хотелось, хотелось…
И тут меня словно кто-то ударил. Вмиг все стало предельно ясно.
Это была не совсем память, скорее ощущение, оно возникло внутри меня, бессознательное, мощное. Я не мог от него ни убежать, ни скрыться. И понял я следующее.
Что-то должно произойти, что-то ужасное. Нечто, что не выразить словами. На его фоне все мои проблемы стали ничтожными. Если я не вспомню, кто я такой и что со мной произошло, очень скоро ничто не будет иметь смысла, потому что всему придет конец. Это «что-то» ускользало от меня, но я знал, что оно огромно, знал, что, когда придет «конец», приближение которого я осознал сейчас, ангелы будут рыдать. Я чувствовал это каждой частичкой своего тела, знал куда лучше, чем самого себя сейчас. И еще кое-что я осознал почти сразу. Знание это всплыло из глубины моего подсознания, как дохлая рыба со дна пруда: моя жизнь в большой опасности.
Электрический шок, паралич – кто-то пытался меня убить. Я чувствовал это очень отчетливо, и это было так просто. Да, кому-то нужно, чтобы я был мертв.
Ты убил Лазаря. И это возмездие.
Я не мог согласиться. Чувство опасности было куда больше, Лазарь лишь маленькая его частица…
Ты не успеешь все выяснить вовремя.
«Успею», – пообещал я себе.
Но и сам не мог себе поверить.
* * *
Быстро стемнело, так быстро ночь не наступала еще никогда. Мне было все равно. Я не устал, мне не хотелось есть, адреналин насыщает лучше материнского молока. Пора в путь.
Я повернулся, чтобы пойти в другую сторону, стрелка компаса повернулась вместе со мной. Я был одновременно на севере и на юге. Прошлой ночью я бежал с запада… значит, слева восток? Почему бы и нет?
Недалеко от дома я увидел прибитого к дереву игрушечного медведя. Возможно, это была моя игрушка. Лучше не думать об этом.
Это случилось, когда я был уже в двух или больше милях от дома.
Погрузившись в свои мысли, я не очень-то смотрел по сторонам, все пытался понять, как получилось, что я вернулся туда, откуда шел. Или мой мир был совсем мал? Но если это так, как только я прошел Северный полюс, компас должен указывать на юг, разве нет?
Слабый запах. Ветер принес запах сырой кожи и мочи. Когда я это заметил, было уже поздно.
Они выскочили из темноты и схватили меня за руки. Какие-то темные существа, я не мог их разглядеть. Нож выпал из руки. Я отчаянно сопротивлялся. Кожа начала неметь, когда они поволокли меня, действовал какой-то токсин, отрава, активизирующийся от прикосновения. Они явно спешили…
Их было всего двое – справа и слева, – но они легко подняли меня. За спинами у них трепетали крылья. Я почувствовал, что не могу пошевелить ногами, как будто змеи переплели лодыжки. Кровь пульсировала, меня трясло, удары сердца отдавались в ушах. Взошла полная луна – полнолуние перед осенним равноденствием. Серебристый диск выглянул из-за туч, и я повернул голову, чтобы увидеть лица схвативших меня существ.
Ничего.
Лиц у них не было.
Я закричал от ужаса, я кричал, пока горло не заболело так, словно я прополоскал его кислотой. Потом я уже только бормотал всякую чепуху, и, когда исступление достигло высшей своей точки, я случайно произнес два слова, оказавшихся волшебными: «Отпустите меня!»
И они повиновались…
Я полетел вниз. Я падал с огромной высоты. Вниз, вниз, со страшной скоростью, на землю, на все приближающуюся землю. Я упал на что-то огромное и мягкое, подпрыгнул, снова упал в грязное болото. Выплюнув попавшую в рот болотную жижу, я попытался подняться на ноги. Нужно убраться отсюда поскорее, прежде чем вернутся демоны… мороки.
Я остановился. Мне нужно было собраться с мыслями. Да, меня охватил трепет узнавания, что-то внутри меня сдвинулось с места, как будто хотело выйти наружу. У крылатых существ было имя. Их звали мороками. Откуда я это знаю?
«Они не разговаривают и не смеются, – вспоминал я. – Они не улыбаются, ведь у них нет лиц: там, где должно быть лицо, – просто гладкое место… все, что они могут делать, – это хватать и летать, еще щекотать. Вот и вся их жизнь».
От сознания, что я помню это, мне стало хорошо.
Может быть, это стихи? Какая-то книга, предположил я, страшная сказка. Я помню вымышленных чудовищ из сказки. Разум мой не желал признавать подобное, ведь подобного просто не может быть, это противоречило всем законам логики.
Потому что они были моими чудовищами.
Не совсем так. Мороки принадлежали Лавкрафту. Помнил я мало, но точно знал, что писатель Говард Филипс Лавкрафт был моим героем, по крайней мере, я им восхищался. Я смутно припоминал, что он описывал подобные ужасы, и я любил его книги за это, а в его честь создал мороков в этом пустынном месте. Но как я это сделал?
С ответами на эти вопросы придется подождать, главное сейчас – выжить. Хищники где-то совсем рядом, теперь я помнил, кто они, но это не значит, что они не могут разорвать меня в клочья или расправиться со мной как-нибудь иначе.
Я осмотрелся. В темноте и тумане было трудно разобрать что-либо, зловонные болотные газы, поднимавшиеся со дна, висели в воздухе, словно густое химическое облако. Грязно-белый туман покрывал большую часть болота, и мне уже казалось, что я заблудился в лабиринте.
Я споткнулся сразу же, как только вступил в полосу тумана.
Туман, обыкновенный с виду, был твердым на ощупь, его можно было выжимать. Теплый, студенистый, словно резиновый, он казался органическим, почти живым. Он обволакивал меня, и я чувствовал прикосновения, мягкие, будто губка…
С содроганием я двинулся вперед по этому туманному лабиринту, то и дело проваливаясь по колено в хлюпавшую жижу. Лабиринты для альпийца – незаконченные кандалы, путь через лабиринт символизирует духовный поиск центра.
К черту центр, я просто хочу выбраться отсюда.
Наконец я добрался до края болота, здесь оно переходило в пологий склон невысокого холма. На берегу полукругом стояли мороки. Их было восемь: черные, блестящие, рога и когти, крылья, как у летучих мышей, хвосты с колючками. Они стояли лицом ко мне, не издавая ни звука. Впрочем, я неверно выразился, лиц у них не было. Я мог бы сказать, что они разглядывают меня, если бы у них были глаза.
Мороки – порождение безумия. Я не мог даже предположить, что они будут делать, как не мог предсказать и свое поведение. Я боялся нападения. Быстрого, неожиданного нападения.
– Полагаю, вы удивлены, зачем я позвал вас сюда, – заговорил я.
Они не реагировали.
На сосне заухала сова, я решил, что это знак – пора вылезать из трясины. Приятно чувствовать твердую почву под ногами. Шаг, еще шаг. Все спокойно. Я старался двигаться медленно и держать руки на виду: мне не хотелось, чтобы мои действия были восприняты превратно.
Третий шаг… Тут я заметил ее.
Она прошла сквозь молчаливые ряды: вся в черном, миндалевидные глаза, длинные черные волосы туго завязаны в хвост на затылке. Она была человеком, сильная, чем-то знакомая. К тому же очень симпатичная.
– Удачная встреча, – улыбнулась она мне. – Мы давно тебя ищем.
– Я здесь.
– Ты ранен?
Я нахмурился.
– А что, должен был?
Улыбка увяла. В глазах смятение.
– Вовсе нет, – ответила она.
Я никак не мог вспомнить ее имя. Тогда я попробовал отгадать.
– Симона.
Ответ был написан на ее лице: я не угадал. Но все равно она похожа на Симону. Я почти угадал.
– Я не… – начала она, но я тотчас перебил ее.
– Жасмин. – Я уловил ее аромат.
– Да.
Нас разделяло не больше пяти шагов. Я подошел ближе.
Я увидел в ее глазах свое отражение.
– Не двигайся! – крикнул я.
Она остановилась, вероятно, она подумала, что я не в себе. Мне было все равно. Я разглядывал свое отражение в ее глазах. Я увидел молодого человека, худого и крепкого, волосы цвета мандарина коротко пострижены, а настороженные глаза настолько темны, что можно назвать их черными.
– Скажи, кто я?
– Хэллоуин, – ответила она.
Мне очень не хотелось это слышать, но, когда она уже произнесла мое имя, я почувствовал некоторое облегчение. Значит, тот дом все-таки мой и я – Хэллоуин. Черт, подумал я. Хотя могло быть и хуже.
– Кто это?
– Ты – мой лорд Хэллоуин, принц болот, король Кадата, верховный соверен оранжевого и черного.
Я чуть не расхохотался: подумать только, всего минуту назад я весь дрожал от страха. Звучит неплохо. Видно, принадлежу я не к низшему сословию, это тебе не какая-нибудь пара жалких титулов. Мне пришло в голову, что титулы эти – шутка и я просто не могу ее вспомнить. Не думаю, что кто-то может воспринимать все это всерьез. Чуть позже мне показалось, что я помнил: за ними стоит вполне разумное объяснение. В моих предках текла голубая кровь, и я был частью особенной семьи.
В голове у меня возник образ: школьники, сидя за партами, поют: «Я особенный! Жизнь моя имеет смысл!»
– Кто мои враги?
– Нет никого, с кем ты не смог бы справиться. То есть враги все-таки есть. И они где-то близко.
– Назови их имена, – потребовал я, входя в роль.
– Фиолетовая королева. Черный рассвет. Д'Врай, творящий вдов.
Эти имена ничего мне не говорили, кроме того, что они были безнадежно водевильны. Как печально. Я думал, что смогу вспомнить своих противников. Жасмин неверно поняла мой хмурый вид, решила, что мне не понравился ее ответ.
– Есть и другие, – добавила она.
– А союзники?
– Ты видишь их перед собой.
Я кивнул и потянулся за последней сигаретой. Глаза Жасмин сузились.
– Почему ты проверяешь меня?
– Предосторожность.
Она обратила на меня взор миндалевидных глаз, и я понял, что обидел ее. Тогда мне пришлось солгать.
– Я опасаюсь двойников. Я не хотел огорчать тебя, но вчера я обнаружил самозванку, она выглядит точь-в-точь как ты – глаза, волосы, лицо. Она похожа на тебя, словно вы близнецы. Она называет себя Симоной, боюсь, она собирается расправиться с нами, обманом проникнув к нам.
– Это же ужасно! – воскликнула она, и на минуту мне показалось, что она позволила себя провести, но она продолжила: – Но кто мог послать такого двойника?
Я ничего не ответил. Я чувствовал себя актером на сцене, все это было забавно, все понарошку, но интуитивно я чувствовал, что опасность вполне реальна.
– Я убью ее, как только найду, – пообещала она.
Мрачные, стоические слова… я не сомневался, что она выполнит угрозу. Судьба мне улыбнулась: мне повезло, что Жасмин на моей стороне.
– Что-нибудь произошло, пока меня не было? – спросил я.
Она неопределенно махнула рукой.
– Ничего важного. Просто я начала волноваться, куда ты пропал. Я отправила Дьябло и Уиддершинса к тебе домой, а когда они сообщили, что тебя там нет, я послала Поппея, Блутто, Хадсона, Саблю и Гульса искать тебя.
Имена мороков, я думаю. Интересно, кто из них пытался научить меня летать?
– Извини, что заставил тебя волноваться, – сказал я.
– Я сама виновата, была слишком самонадеянна, – ответила она, я так и не понял, что она хотела этим сказать.
Вспышка света. Тут я совершил ошибку: посмотрел прямо на свет. Когда ослепленные ярким светом глаза наконец снова могли видеть, я понял, что свет этот мигает: фиолетовый-розовый-фиолетовый-розовый-фиолетовый-розовый. Блуждающий огонек, похож на стеклянный шарик. Пожалуй, крупный шар… будто биток.
Жасмин напряглась.
– Фиолетовая королева! – воскликнула она.
Так-так. Поскольку я не видел ничего, кроме мигающего спрайта, я решил, что Жасмин говорит о дистанционном приборе моего врага, пресловутой Фиолетовой королевы. Визитная карточка.
– Думаешь, она хочет поговорить?
Жасмин ухмыльнулась.
– Ты собираешься ответить? – поинтересовалась она.
– Конечно, – ответил я, пытаясь казаться уверенным. – Почему бы и нет?
Понятия не имею, как мороки могли слышать меня, если у них нет ушей, но они зашевелились, начали занимать оборонительные позиции. Жасмин координировала их перемещения, подавая им сигналы руками и пальцами. Выглядела она внушительно.
– Я готова, – произнесла она, как только войско построилось.
Я не сомневался, что этот огонек – просто хитрый трюк. Я пытался отгадать, как он устроен.
Ответ, ответ, ответ…
Я сжал руку в кулак и сдавил его, очень сильно. Я сосредоточился на этом давлении и прикрыл глаза.
Ответ, ответ, ответ…
Я раскрыл ладонь, посмотрел на нее. На ладони мерцал шарик, размером с биток, мой спрайт попеременно мигал: черный-оранжевый-черный-оранжевый-черный-оранжевый. Мои цвета. Счастливого Хэллоуина.
Красный-зеленый, желтый-синий, фиолетовый-розовый, оранжевый-черный. Стандарты. Геральдика. Символы и позывные.
– Блуждающие огоньки, – подумал я. – Дурацкие блуждающие огоньки.
Я переглянулся с Жасмин и швырнул черно-оранжевый в сторону фиолетово-розового.
Мой спрайт парил в воздухе, потом нашел своего противника, и они закружились, все быстрее и быстрее, словно протон и электрон в поисках ядра, словно влюбленные светлячки. Наконец они соприкоснулись.
Хаос, хаос в чистом виде.
Прямо в ушах у меня раздавались хлопки, будто лопались зернышки попкорна. Мой мир начал сходить с ума, извиваться и падать. Я содрогнулся: казалось, он растянулся до бесконечности. Все вертелось у меня перед глазами, мне почудилось, что я сейчас вылечу отсюда в иное пространство, но все опять вернулось на свои места, так же быстро, как до этого изменилось. Я вновь оказался на том же месте, только чуть в стороне.
Я стоял на склоне холма. Болото тоже было на месте. Там же были мороки и Жасмин. Но…
Но откуда-то здесь возникли горы, которых раньше не было, все стало фиолетовым, а на ночном небе засияли три луны.
Смайлики выглядели кровожадно…
* * *
Название этих существ возникло в моей памяти само собой: тошнотворного вида гуманоиды с золотыми лицами, к которым прилипла неизменная идиотская улыбка. Это были клоны, а потому различить их можно было только по цветам их странных костюмов: яркие оттенки красного, желтого, зеленого и синего, смешанные с заливающим все вокруг фиолетовым светом. Они держали автоматы в обтянутых кожей когтистых лапах.
Откуда-то доносился высокий визгливый женский голос. Я сразу же понял, что это и есть Фиолетовая королева.
– Вперед, вперед, вперед, вперед! – пронзительно вопила она.
Смайлики начали стрелять.
Пули разили мороков, вокруг стоял оглушительный грохот. Я прижался к земле и пополз к болоту.
Мороки пикировали с неба, хватали Смайликов по одному, но те палили в автоматическом режиме, и ни одно из моих существ не было в состоянии выжить, получив целую обойму. Швейцарский сыр, отвратительный балет… мне смутно припомнилась музыка – регтайм, свинг двадцатых, кому-то нравилась такая музыка.
Жасмин схватила Смайлика и оторвала ему голову, затем с силой отшвырнула его товарища. Откуда такая сила, я не мог себе представить, но зрелище было великолепное. Она обезоружила еще одного, другого разорвала пополам. Она была как ураган. Она приближалась к пятому…
Мороки истекали фосфоресцирующей голубой кровью, кровь Жасмин была красной, такой же, как у меня. Свинец пробил ей легкие, она упала… Я закричал, а Фиолетовая королева захохотала.
Она возникла из туманного лабиринта: психотическая гарпия, украшенная цветами лаванды. В руках она держала арбалет. Похожая на испорченную маленькую девочку, неудачный конец кислотного пути, воплощение боли, она была слишком ярко накрашена.
Арбалет был нацелен мне в голову. Бац! – Первый выстрел угодил мне в ухо.
Я бросился на нее.
Фиолетовая (я догадался, что это не настоящее ее имя) потянулась за следующей стрелой, но мы оба знали, что она не успеет. В ее глазах я увидел только беспокойство, но не страх. Не страх? Я был настроен оторвать ей руки и ноги.
Но я не успел.
Что-то взорвалось, и у меня подогнулись колени. Через секунду меня пронзила боль, а я между тем пытался осознать, что случайная пуля попала в меня. Прямо в голову.
Болото приняло меня, я плыл, лежа на спине. Фиолетовая смеялась, тыкая в меня пальцем. Левый висок отчаянно болел, я истекал кровью. Но не умирал.
– Вкусный! – заявила Ф. К.
«Детройт!» – завопил мой мозг какую-то бессмыслицу, впрочем, как всегда.
Битва кипела. Смайлики не обращали на меня внимания – и слава богу. Я слишком ослаб, у меня кружилась голова, и поэтому я просто лежал, истекал кровью, замерзал, промок, чувствовал себя ничтожно маленьким. Я смотрел на небо, в котором было три луны. В нескольких метрах над собой я видел спрайты, фантастические, сказочные, теперь они мигали иначе: фиолетовый-оранжевый-розовый-черный, снова и снова.
Я потянулся за черно-оранжевым, но он был слишком высоко.
– Вернись ко мне, – прошептал я.
Пул? Малый пул там? Воображение.
А если с другой стороны?
Я стиснул зубы, я весь был натянут, словно струна.
– Вернись.
Мои глаза закрылись. Я хотел вернуть этот шар. Он был мне нужен.
А маньячка, одетая в фиолетовое, заходилась криком:
– Побеждаю! Я побеждаю!
Я услышал приглушенные болотом шаги, она шла ко мне.
Нет времени!
Я решил, что он должен уже быть в моей руке. Моя рука сияет черным и оранжевым.
Я открыл глаза, спрайт скользнул мне в руку. Мир вытянулся и взорвался, земля и небо вздрогнули, моя вселенная оторвалась от вселенной Фиолетовой королевы: вокруг меня не было больше величественных фиолетовых гор, все было так же, как до начала боя.
* * *
Я вернулся. Вернулся. Сам не знаю куда.
Я снова на болоте, понял я.
Голова кровоточила. Рана неглубокая, видимо, пуля отскочила от кости. Такое случается, один случай на тысячу, один на миллион.
Мой ангел-хранитель, помогавший мне в моей призрачной жизни, не стал помогать моим союзникам. Поборов слабость, я перевернулся, встал на колени и пощупал пульс. Его не было совсем. Жасмин лежала на холме лицом вниз, изрешеченная пулями.
Смайлики исчезли, исчезла Фиолетовая королева, но все было разрушено, и это повергло меня в ужас. Жасмин храбро сражалась и погибла. Но за что?
В этой войне совсем не было смысла. Все здесь было бессмысленно.
Глядя на труп Жасмин, я вдруг почувствовал себя старым, просто древним. Руки мои дрожали, как у паралитика. Очень осторожно я перевернул ее на спину. Глаза ее были закрыты.
Я подумал, что Жасмин нужно похоронить. Но не стал, только подумал. Я смотрел на нее и понимал, что она была единственным человеком, кто мог помочь мне найти смысл во всем этом.
Мне казалось, что было правильно принять вызов Фиолетовой королевы. Я чувствовал в себе силу, неземную мощь, которой не понимал. Когда я воспользовался этой силой, неважно, какой ее частью, она оставила на мне шрам. «Маг» все еще висел у меня на шее, интересно, что это значит? Черная магия. Некромантия. Самые нечестивые тайны.
Я поднялся с земли и стер кровь со лба. Вокруг меня столпились мороки, их осталось не больше дюжины, большинство были ранены.
– Ты понимаешь меня? – спросил я одного из них.
Никакого ответа, только легкое движение головы. Я раскинул руки, как на распятии.
– Отнесите меня домой.
Один взял меня за левую руку, другой – за правую.
Мы полетели.
* * *
Сервис был на высоте – меня доставили прямо к дверям с солнцем и луной, а как же иначе? Мороки исчезли в тени. Я вошел в дом.
Слова висели прямо в воздухе, они пылали как огонь.
А СЕЙЧАС ВРЕМЯ ПОДХОДЯЩЕЕ?
Я поколебался. Наконец решился: «Да»,
Слова еще некоторое время оставались на месте, потом сменились на другие.
Я МОГУ С ТОБОЙ ПОГОВОРИТЬ?
– Давай, не стесняйся.
– Если ты хочешь побыть в одиночестве, я могу прийти в другой раз, – услышал я в ответ, на этот раз слова произносили, а не писали. Голос был бесцветным, механическим, вежливым, бесстрастным, нейтральным.
– Нет. Сейчас вполне подходящее время.
– Диагностика Пейса определила только периферийные повреждения, но, если принять во внимание неблагоприятные психологические обстоятельства, я начала беспокоиться о твоем здоровье.
– Психологические обстоятельства? – переспросил я.
– Резкий скачок выбросил меня из системы более чем на тридцать один час. Думаю, такая задержка вызывает опасения.
Скачок? Я стер кровь с волос и пожал плечами.
– Хэллоуин, я прошу прощения, я напутала тебя. Я не знала, что моя вокализация была не в порядке. Зато выброс помог системе наладиться.
– Приятно слышать, – ответил я. Хэллоуин. Имя не казалось мне подходящим, я чувствовал, что это лишь видимость, я взял себе чужую личность.
– Естественно, вокализация была переустановлена как приоритетная форма после скачка, – сказала она.
– Естественно.
– Ты хочешь установить приоритет?
– Да, хотел бы, – сказал я бестелесному голосу, поднимаясь по ступеням в спальню. – Сделай, как было раньше.
Зазвучал новый голос, я узнал его.
– Думаю, этот тебе больше понравится. Аристократическая манера, британский выговор, женский, изысканный. Опля!
Несколько ценных воспоминаний вырвались на волю.
– Намного лучше, Нэнни, – подтвердил я. – Как приятно снова тебя слышать.
ПЕЙС ПЕРЕДАЧА 000013382308475
ХОСТ ЯНУС СТАБИЛИЗИРОВАН
ПОДЧИНЕННЫЙ ХОСТА ДЕВЯТЬ НЭННИ (ДЕВЯТЫЙ) СТАБИЛИЗИРОВАН
СВЯЗЬ ВОЗОБНОВЛЕНА
ЗАЩИТНЫЕ СИСТЕМЫ УСТАНОВЛЕНЫ
ОСУЩЕСТВЛЯЕТСЯ ЗАЩИТА ГОСТЕЙ (ВСЕХ) ЧЕРЕЗ ХОСТ ЯНУС
ГОСТЬ ПЯТЬ ЛАЗАРЬ ПОКА НЕ ОТВЕЧАЕТ (ПРИОРИТЕТ)
ГОСТЬ ДЕВЯТЬ ХЭЛЛОУИН ЕЩЕ В ОПАСНОСТИ
ГОСТЬ ДЕВЯТЬ ХЭЛЛОУИН ЕЩЕ В ОПАСНОСТИ. ИСПРАВИТЬ НЕ УДАЕТСЯ (?)
СЛУЧАЙНАЯ СВЯЗЬ МЕЖДУ ГОСТЯМИ И СКАЧКОМ КАЛЛИОПЫ ПОКА НЕ ЯСНА
ХОСТ МЭЙ ХОСТ ТРО ПРЕДЛАГАЮТ ОБРАЗ ДЕЙСТВИЙ
РАССЛЕДОВАНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ КОНЕЦ
Глава 3
РАВНОДЕНСТВИЕ
Джим Полпути взял машину, залез на заднее сиденье и закрыл дверь. Действие наркотиков проходит быстро, кайф уходит, как эгоистичная любовница. Действительно, очень похоже, подумал он. Теперь, когда он немного развлекся, нужно сохранить ясные мозги.
– Аэропорт, – говорит он шоферу и принимается напевать себе под нос.
Осака, автомобиль разрезает тьму ночи. Начинается дружеская болтовня, сейчас ему это не нужно. Ночное развлечение (оргия) вымотало все его силы, но не настолько, чтобы спать под болтовню шофера, щелчок выключателя дарит ему тишину.
Ничего нет лучше тишины, когда хочешь обдумать свои планы, решает он. Скоро станет еще тише.
Если говорить честно, то Джим Полпути – самонадеянный умник, наркоман, псих, недоделанный буддист и гений. Теперь, когда школа уже давно позади, никто, конечно, не называет его Джимом Полпути. Друзья и коллеги зовут его Джеймсом (несколько официально, с его точки зрения) или доктором Хёгуси (слишком официально, а что еще хуже – иностранцы часто коверкают его имя, произнося вместо трех четыре слога). Он же с самого детства по-прежнему считает себя Джимом Полпути. Может быть, это смешно – пользоваться прозвищем, полученным в детстве. Джим знает это, но ему все равно: именно это имя соответствует действительности, ведь ему всегда удается сохранять хрупкое равновесие, жить, балансируя на границе, будто он особенный, не такой как все. Словно фрактал в супе с вермишелью в форме букв.
И что за супчик! Джим был безнадежно необычен, его одноклассники, за неимением лучшего объяснения, видели причину его странностей в происхождении: полубританец, полуяпонец – ни то ни се, и то и другое. Изгой, Джим Полпути. Он разрывался между двумя древними культурами, каждая из которых и раздражала, и восхищала его; противоположные и параллельные одновременно, они пересекались на том, что ему никогда не нравилось: официальность, сады и чай. «Не говоря уже про империализм», – размышлял он, глядя на огни большого города.
– Притормози, – обратился он к шоферу. Он сказал это по-английски – сила привычки, – потом повторил по-японски. Никакой реакции. Поняв, в чем дело, Джим переключил тумблер, чтобы водитель его услышал. И вот машина мчится, лавируя среди потока транспорта, по дороге, которая Джиму нравится.
Компания Джима слилась с Гедехтнисом совсем недавно. Они занимаются разработкой и производством силиконовых волокон. Когда-то, еще до изобретения технологии нервов-ферментов, сменившей их, такие волокна были «мозгом» автоматических автомобилей, и сегодня почти в каждой машине есть искусственный водитель. Пассивный гидролокатор следит за дорожными условиями и передает водителям девяносто одну тысячу сообщений в секунду, а те реагируют, изменяя скорость и направление движения.
Джиму нравятся жидкие технологии (а процветает он на стыке жидких и жестких), хотя для него не секрет, что железо и софт, конечно, важнее. Это строительные материалы, стабильные, предсказуемые, тогда как ферменты, работать с которыми куда интереснее, далеко не так надежны. Их приходится добавлять очень осторожно, как хищников в экосистему или подпрограммы в программу объективную.
Многие дизайнеры не могут (или не хотят) находить баланс между этими технологиями, они предпочитают специализироваться. Джим не доверял людям, ориентирующимся на что-то одно – железо, софт или жидкость. Как он говорит студентам-старшекурсникам, которые сбегаются на его лекции, машину надо чувствовать всю. Машина – это единство. Гармония. Машина – это взаимопонимание ее частей. Не доверяй тому, кто не доверяет машинам.
Да ладно. Хулиганы плевали на поднос с закусками, когда никто не видел. Ставили подножки. В приготовительной школе приходилось держать ухо востро. Джим прекрасно помнит, как неприятна была тогда его жизнь, как раздражали и студенты, и преподаватели. Вместе с разочарованием росло и чувство превосходства.
Они не видели дальше своего носа.
И где они теперь, интересно знать?
Умирают, как и все остальные.
Бесполезно постоянно оглядываться назад, думал он. Но как же не оглядываться в прошлое, если будущее выглядит так мрачно?
Где-то за тысячи миль отсюда его ждал Южанин. Джим был нужен и Блу, и Южанину – их связывает эта работа. Гедехтнис не может обойтись без него, нужно, чтобы они действовали вместе. Южанин – мозг. Блу – тело. Доктор Джим Хёгуси (Джим Полпути) – машина-исполнитель.
Если команда будет работать вместе…
От этих мыслей Джим загорается. Всю дорогу через терминал к выходу на поле это чувство не покидает его, оно заменяет кайф от наркотика, правда, не полностью. Он садится в самолет с чувством осторожного оптимизма, он старается думать о Гедехтнисе как об очередном месте работы. Вскоре ему удается себя убедить. Он закрывает глаза и погружается в мечты, где размышляет о перспективах и своей команде… о славе, которая ждет их в случае успеха… но не о том, чего будет стоить провал, если проект не состоится.
* * *
– Мы могли бы поговорить и раньше, если бы ты был в настроении.
– Я не был.
– Верно, – заметила Нэнни, – это подтверждает разбитое зеркало. Тебе следовало бы поискать другой выход своей агрессии, Хэллоуин. Тебе не к лицу приступы ярости.
Вот что я знаю про Нэнни.
Во-первых, Нэнни работает на меня. Выполняет самую разную работу. Во-вторых, она – или оно – оберегает меня, обеспечивает мое благополучие. Не так, как Жасмин, конечно. В-третьих, я не доверяю Нэнни.
– Принимается в качестве рекомендации, – согласился я, падая на кровать рядом с Уиспер. – Голова болит.