Внуки наших внуков

      Политермоэлектроны представляли собой как бы гигантские молекулы, состоящие из термоэлектронов. Они обладали двумя ценными свойствами. Во-первых, политермоэлектроны притягивались друг к другу с колоссальной силой, стремясь сжаться в тугой клубок. Во-вторых, для их существования не требовалось поддерживать вокруг них сверхвысокую температуру: после образования политермоэлектронов температура резко падала, они на какой-то миг отскакивали друг от друга, при этом некоторые политермоэлектроны распадались на отдельные термоэлектроны с выделением огромной порции света и тепла. Под действием вновь возросшей температуры политермоэлектроны стремительно стягивались в плотный клубок. Проходило еще мгновение, температура снова падала, и снова политермоэлектроны, отскакивая друг от друга, выделяли порцию световой и тепловой энергии.
      Реакция, которую Чжу Фанши назвал пульсирующей, раз начавшись, могла протекать в течение десятилетий.
      "Пульсирующая реакция отличается от прежних атомных реакций тем, что ее коэффициент полезного действия близок к единице, - писал в своей работе Чжу Фанши. - Это означает, что материя в процессе пульсирующей реакции почти целиком превращается в тепло и свет. Если на базе пульсирующей реакции создать микросолнце, то должны пройти годы, прежде чем вся масса политермоэлектронов превратится в тепловую и световую энергию".
      Открытия торитаунских ученых сулили огромные перспективы атомной физике. В научной прессе их называли основой атомной физики будущего...
      Но это было лишь началом исследований. Предстояла очень трудоемкая, скрупулезная работа, которая всегда лежит на пути от теоретической идеи к ее воплощению.
      Когда после долгих месяцев работы группа Елены Николаевны составила, наконец, все уравнения, определявшие закономерности новой реакции, то оказалось, что размер микросолнца не будет постоянным. Оно должно сжиматься и разжиматься, словно сердце, беспрерывно меняя свой объем.
      Тревожило сомнение: не разорвется ли оно, как атомная бомба, после первых же пульсаций? Ответ могли дать только длительные и сложные расчеты.
      О последнем этапе работы торитаунских ученых писал профессор Джемс Конт. За сухим изложением фактов в его статье я почувствовал, что торитаунские ученые находятся в серьезном затруднении, а сам автор далеко не уверен в успехе эксперимента.
      Вот вкратце и все, что я нашел в литературе о работе лаборатории, возглавляемой моей праправнучкой. Последняя статья была написана почти год назад. Больше никаких сообщений в печати не появлялось. Что же могло произойти за этот год? В какой стадии теперь работы по созданию микросолнца? Какие проблемы остались у них нерешенными? На все эти вопросы могла мне ответить только Елена Николаевна. Я связался с ней по радиотелефону.
      - Вы еще продолжаете исследовать эту проблему теоретически?
      - Не только. Одновременно мы готовим эксперимент, создаем небольшую модель микросолнца. С ее помощью мы надеемся проварить основные закономерности, связанные с пульсациями. Сейчас все наши надежды на этот эксперимент.
      - А расчеты?
      - С расчетами много сложнее. Скоро год, как мы составили уравнения и отдали их в вычислительный центр, а нам успели посчитать только три пульсации. Через месяц обещают закончить расчет четвертой. Вы представляете, за год - четыре пульсации! И это несмотря на то, что вычислительные машины производят десять миллионов операций в секунду. Настолько сложны оказались расчеты. Нет, этот путь слишком длительный, и мы не можем делать на него основную ставку.
      - Зачем же они тогда вообще нужны?
      - По ним мы можем, хотя бы приближенно, судить о поведении микросолнца.
      - А как обстоит дело с моделью?
      - Все подготовительные работы к эксперименту закончены. Через неделю загорится первое микросолнце.
      - Через неделю? - воскликнул я. - Елена Николаевна, а как же я? У меня ровно через десять дней кончается срок пребывания в санатории. Мне очень хотелось бы принять участие в этом опыте, хотя бы в качестве простого наблюдателя.
      - Вы ознакомитесь с результатами опыта по протоколам наших наблюдений.
      - Нет! Я здесь не останусь! Я сейчас же пойду к Кинолу и потребую, чтобы меня отпустили, тем более что я чувствую себя прекрасно. Я обязательно буду на вашем опыте!
      - Ну что же, попробуйте. Если удастся уговорить врачей, то сообщите мне, я вас встречу в Торитауне.
      - Эх, а в Москву-то я собирался! - спохватился я.
      - Еще побываете. Я с удовольствием съезжу туда вместе с вами после опыта.
      Я кинулся искать Кинолу. Он сидел в столовой.
      - Выписывайте меня из санатория! - сказал я без всякого предисловия.
      От неожиданности он даже поперхнулся супом и удивленно спросил:
      - Что случилось?
      Я передал ему содержание разговора с Еленой Николаевной и добавил:
      - Если добром не отпустите - сам сбегу.
      Он помолчал, глядя в свою тарелку с супом, помешал его ложкой, внимательно наблюдая за тем, как переливаются золотыми искорками кружки жира, потом сказал:
      - Отпустить вас досрочно из санатория, мне кажется, можно.
      - Вот спасибо! - воскликнул я.
      - Только поедете вы не сегодня, а дня через три-четыре. Вам обязательно надо пройти заключительное обследование.
      - Но я же не успею. Ведь ехать-то мне в Австралию!
      Кинолу улыбнулся.
      - Вы забыли, что теперь век совсем иных скоростей, чем это было сто пятьдесят лет назад.
      Вопрос решился неожиданно быстро и просто. На пятый день утром, когда Кинолу пришел за мной в палату, я был уже готов к путешествию.
      У подъезда нас ожидал красивый автомобиль каплевидной формы с большим выпуклым смотровым стеклом, тупым, обрывающимся к земле носом, с килем на задней части кузова и с двумя небольшими крыльями по бокам, придававшими машине устойчивость при больших скоростях.
      - Ничего не забыли? - спросил меня Кинолу. - Тогда поехали!
      4. ИЗ СИБИРИ В АВСТРАЛИЮ
      Мы выехали на широкую гладь шоссе. Слева, под откосом, быстро катила свои воды в Яну извилистая сибирская река Дулгалах.
      Я внимательно наблюдал, как Кинолу управляет машиной. Перед ним не было ни баранки, ни рычага переключения скоростей, только небольшой пульт с разноцветными рычажками и кнопками. Двигатель в автомобиле был атомный. Трансформаторная оболочка надежно защищала нас от смертельных лучей.
      - Вы не против быстрой езды? - спросил меня Кинолу.
      - Какой же русский не любит быстрой езды! - невольно вспомнились мне знакомые с детства слова. - Конечно, не против.
      Кинолу нажал на пульте управления зеленую кнопку. Тотчас на приборной доске рядом с часами вспыхнула зеленая сигнальная лампочка.
      - Вот теперь можно спокойно поговорить, - сказал он удовлетворенно и небрежно облокотился рукой на спинку сиденья.
      Я понял, что управление машиной перешло к надежным кибернетическим приборам, но все же внимательно следил за спидометром. Стрелка спидометра переползла через отметку сто километров в час и продолжала ползти вверх. Мне стало как-то не по себе. Автомобиль набирал огромную скорость. Сто сорок километров в час. Сто шестьдесят... Сто восемьдесят... Двести! Стрелка спидометра ползет к цифре "300", а мой спутник не обращает внимания на дорогу.
      За окнами мелькали деревья, кусты, образуя однородный сизо-зеленый поток, в котором невозможно было разобрать ни одной детали. Разделенная надвое полосой газона широкая лента дороги, как серебряная струя, била нам навстречу и в последний момент, изгибаясь, уходила под колеса автомобиля...
      Вдали на дороге показалась черная точка. Это был встречный автомобиль. Миг - и он с ревом крупного артиллерийского снаряда проносится мимо. Заметив, что я поморщился от этого рева, Кинолу внимательно посмотрел мне в лицо.
      - Не слишком ли быстро мы едем, Александр Александрович?
      - Да нет, не слишком... Мне нравится, но почему вы все же не следите за управлением? Можно ли так доверяться приборам?
      - Ах, вот вы чем обеспокоены! Ну это вы напрасно. Присмотритесь, вдоль дороги тянется сплошной барьер из камня. В автомобиле специальные оптические системы непрерывно следят за ходом этой белой черты. Машина все время идет на определенном, одном и том же удалении от барьера и не сбавит скорости до тех пор, пока дорога не сделает крутого поворота или пока не будет перекрестка.
      - Снова кибернетика?
      - Конечно. Каждая машина имеет такую систему.
      Неожиданно нас сильно качнуло вперед, машина резко сбавила ход и, проехав еще немного, бесшумно остановилась.
      - В чем дело? - спросил я. - Почему мы остановились?
      - Развилка шоссе. Машина не знает, по какой дороге ехать. - Кинолу свернул на правое шоссе и снова включил автоматическое управление. Мы понеслись с прежней скоростью, а я, совершенно успокоенный, стал смотреть телепередачу на маленьком вмонтированном в панель экране.
      Немного не доехав до города, мы свернули в сторону и вскоре подъехали к аэродрому. Перед нами было высокое здание аэропорта с тонким золотым шпилем на башне.
      - Приехали, - сказал Кинолу. - Можно выходить. Сейчас отправим назад машину и пойдем к стратоплану. Посадка уже началась. - Он нажал несколько кнопок на пульте управления, вышел из машины и захлопнул дверцу. Автомобиль плавно тронулся с места, развернулся на широкой площади перед зданием аэропорта и понесся назад. Запоминающее устройство надежно управляло им на обратном пути.
      Большое ровное поле аэродрома было покрыто огромными шестиугольными бетонными плитами. Мы подошли к стратоплану. Белый, сверкающий на солнце фюзеляж, два этажа окошек в передней части и длинный, точно бивень сказочного единорога, штырь на носу. Крылья большие, от средней части фюзеляжа и до самого хвоста сильно скошенные назад. Стреловидное вертикальное оперение. В хвостовой части несколько сопел реактивных двигателей. Стратоплан лежал горизонтально на большой ажурной эстакаде, которая была почти втрое длиннее его фюзеляжа. Вид стратоплана на этой эстакаде напомнил мне знаменитый гвардейский миномет "катюшу" с ее реактивными снарядами на тонких стальных направляющих для запуска.
      Мы поднялись вслед за другими пассажирами внутрь стратоплана по приставной лестнице и заняли свои места. Я, словно любопытный ребенок, попросился к окну, и Кинолу охотно уступил мне это место.
      Из окна стратоплана, с высоты эстакады, аэродром казался мозаичным набором шестиугольников. Невдалеке от нас виднелось еще несколько эстакад с серебристыми стратопланами.
      Наступило время взлета. Автоматически, как в вагоне метро, закрылась входная дверца. Нос эстакады плавно поднялся вверх. Теперь она, точно ствол зенитного орудия, смотрела в небо. Спинки наших кресел откинулись назад. Мы лежали, вытянувшись во весь рост. Это понятно: человек, лежа на спине, может выдержать значительно большие перегрузки, чем в любом другом положении. Откуда-то сверху донеслась команда: "Пассажирам приготовиться к взлету!" - и спустя несколько секунд: "Взлет!"
      Раздался оглушительный рев, невидимая сила вдавила меня в спинку кресла. Руки и ноги налились тяжестью, голова уперлась в мягкую спинку кресла, но через секунду все это прошло. Стратоплан взмыл вверх.
      - Ну как, профессор? - обернулся ко мне Кинолу.
      - Отлично! Смотрите, мы уже в облаках. Вот это скорость! А сколько времени мы будем лететь до Австралии?
      - Двадцать восемь минут с секундами.
      - Меньше получаса? - поразился я. - Значит, мы будем лететь со скоростью порядка двадцати тысяч километров в час?
      Я снова посмотрел в окно. Стратоплан продолжал стремительно набирать высоту. По мере подъема небо меняло свой цвет. Из нежно-голубого на малых высотах оно стало светло-синим, потом потемнело до синего, потом сделалось темно-синим с фиолетовым оттенком, я, наконец, на высоте свыше двадцати километров оно стало черно-фиолетовым, каким оно бывает в безлунные южные ночи.
      Появлялись звезды - сначала крупные, потом более мелкие, и, наконец, все они вспыхнули, яркие, немигающие, горящие спокойным белым огнем. Ровно очерченным огненным диском непривычно рядом со звездами висело солнце, а неподалеку сиял тоненький серп луны.
      - Стратосфера...
      Кинолу утвердительно кивнул головой. Я снова прильнул к окну. Промелькнули, быстро уходя вниз, странные тонкие белые тени. Вот еще и еще...
      - Смотрите скорее! - воскликнул я. - Серебристые облака! Значит, мы на высоте восьмидесяти двух километров!
      Прошла еще минута, и уже около трехсот километров отделяло нас от Земли. Снаружи, за стеклом кабины стратоплана, была почти полная пустота ионосфера.
      Вверху сняла тысячами звезд могучая вселенная. В этом кажущемся спокойствии без смены дня я ночи кипела своя волнующая жизнь. Где-то далеко, в глубине темной ночи, сталкивались и разрушалась старые звездные системы. Разрушались, превращаясь в пыль и осколки, чтобы через многие миллиарды лет, смешавшись с пылью и осколками других погибших галактик, вновь возникнуть где-нибудь в другом месте новыми молодыми звездными мирами. Это был бесконечный круговорот жизни.
      Мы летели уже пятнадцать минут. Привычные для глаза созвездия северного полушария постепенно уходили назад, а на юге появлялись новые звезды.
      Необычно накренился рукояткой вниз ковш Большой Медведицы. Полярная звезда находилась уже не над головой, как обычно, а ниже и сзади, почти у самого горизонта. Белый сверкающий серп убывающей луны на глазах медленно опрокидывался рожками кверху и, наконец, совсем перевернулся на спину, став похожим на одинокий челн без паруса в безбрежном черном океане вселенной.
      - Где-то внизу сейчас моя родина, - сказал Кинолу.
      Я посмотрел через окно на Землю, стараясь разглядеть очертания полуострова Малакка, но Землю плотно окутывали облака.
      Как-то не верилось, что за такое короткое время мы пронеслись над огромными пространствами Восточной Сибири, необъятного Китая, что под нами уже плещут воды южных морей Тихого океана.
      Наконец из репродукторов донеслась команда: "Пассажирам занять свои места! Идем на посадку! Австралия!"
      Чтобы сбавить скорость, стратоплан начал спускаться по спирали, описывая в воздухе огромные крут. Постепенно небо стало светлеть. Потускнели, а потом и совсем погасли мелкие звезды. Через несколько секунд исчезли и самые яркие из них. Небо принимало свою обычную окраску. Из царства темной ночи мы вновь возвращались в яркий солнечный день.
      Внизу сквозь мелкие облачка стала проглядывать земля. Еще один огромный круг, и впереди показалась бетонированная посадочная полоса аэродрома. Стратоплан пронесся низко над аэродромом, так что видна была его тень со скошенными назад (крыльями, и неожиданно взмыл свечой вверх. Теперь реактивные двигатели работали как тормоза, замедляя наш спуск на Землю. Стратоплан садился вертикально.
      "Интересно бы посмотреть сейчас на нас со стороны, - мелькнуло у меня в голове. - Наверное, наш стратоплан похож на карандаш, который ставят на стол неотточенной стороной".
      Я ощутил небольшой толчок, и тотчас же рев двигателей прекратился. Стратоплан, опираясь на эстакаду, медленно занял горизонтальное положение. Дверь распахнулась: "Можно выходить!"
      Мы покинули кабину стратоплана последними и, не спускаясь на Землю, остановились на верху лестницы.
      Около стратоплана образовалась толпа. Смешались встречавшие и прилетевшие. Царила обычная веселая сутолока, какая всегда бывает при встречах на вокзалах и в портах.
      Елену Николаевну я узнал издали. Она помахала мне ярким букетом цветов, пробралась сквозь толпу, обняла меня, и мы расцеловались. Меня тронула эта простая ласка. Мне было приятно, что и у меня нашелся близкий человек, который пришел встретить меня.
      Дорога к городу шла вдоль моря. Это было новое море, образовавшееся в результате растопления льдов в северном полушарии. Широкая водная гладь уходила далеко за горизонт. По другую сторону дороги мелькали проносившиеся навстречу темно-зеленые пальмы с широкими веерными листьями, огромные эвкалипты - гордость Австралии, кусты акации и широколистые бананы с гроздьями сочных продолговатых плодов. Внизу, у подножья возвышенности, по которой спускалось шоссе, раскинулся большой, утопающий в зелени город.
      - Вот он, наш Торитаун, - сказала Елена Николаевна.
      - А где же знаменитые месторождения тория?
      - Километрах в пятидесяти к югу. Вам было бы интересно посмотреть, как добывают силикат тория. Весь процесс полностью механизирован. Торий основа атомной энергетики. В земной коре его в двадцать семь раз больше, чем урана.
      Мы въехали в Торитаун. Широкие, прямые улицы, высокие, светлые здания, объединенные в архитектурные ансамбли, фонтаны на перекрестках улиц - и зелень, масса зелени, за которой порой нельзя разглядеть фасады домов. Воздух Торитауна свеж и напоен ароматами, как цветущий сад.
      "Не мудрено, что продолжительность жизни людей увеличилась", - подумал я.
      Да, город и в самом деле был чудесным садом. Вдоль улиц, отделяя проезжую часть от жилых домов, тянулись широкие полосы скверов. Живой зеленый забор защищал жителей от шума и пыли. Зелень густо покрывала дома, опоясывая их ярусами снизу доверху. Изменилась соответственно и архитектура. Дома имели специальные выступы, широкие карнизы и небольшие балкончики, предназначенные для зеленых насаждений.
      Дом, где жила Елена Николаевна, находился неподалеку от центра города. Мы поднялись на лифте на девятый этаж. Елена Николаевна показала мне мою комнату. Светлая и просторная комната была обставлена красивой мебелью мягкого светло-коричневого тона.
      После обеда мы спустились во двор. Здесь также было очень много зелени: цветов, декоративного кустарника, фруктовых деревьев.
      - Кто ухаживает за садом? - спросил я.
      - Сами жильцы. И вас привлечем, вот подождите.
      - О, я с большим удовольствием.
      Мы прошлись по неширокой аллейке, в конце которой стояла красивая беседка. Из-за нее раздавался чей-то сердитый высокий дребезжащий голосок. Похоже, он кого-то отчитывал.
      - Так вы говорите, с большим удовольствием? - повторила вдруг Елена Николаевна, почему-то лукаво улыбаясь, и потянула меня к самой беседке.
      Я услышал:
      - Деревья, это вам не палки, молодой человек, - шумел тот же тонкий старческий голос. - Это живые существа. Они все чувствуют: и боль и ласку, они не терпят грубости.
      Мы заглянули за беседку. Там спиной к нам стояла седая старушка, высокая, но уже немного согбенная годами. А перед нею с растерянным видом переминался с ноги на ногу тот, кого она называла "молодым человеком", огромный широкоплечий атлет лет шестидесяти. Он был весь красный, разводил беспомощно руками и смотрел на старушку виноватыми глазами.
      - Уходите! Сейчас же уходите отсюда, и чтобы я вас больше здесь не видела! Да, да! По крайней мере раньше чем через месяц лучше и не появляйтесь.
      Провинившийся "молодой человек" покорно пошел прочь. Вслед за ним ушла и старушка, все еще что-то ворча себе под нос и тяжело опираясь на палку.
      Мы переглянулись с Еленой Николаевной и расхохотались.
      - Что это за грозная старушка? - спросил я.
      - Она руководит нашими работами в саду. Прежде-то она работала в большом хозяйстве, а теперь нами командует. Видели, какая сердитая! Теперь, наверное, пропало желание помогать нам по саду?
      - Нет, наоборот, теперь-то уж ни за что не откажусь.
      Когда стемнело, Елена Николаевна предложила:
      - Хотите посмотреть и послушать новости?
      Мы вернулись в столовую. Елена Николаевна подошла к огромному гобелену, украшавшему одну из стен, и раздвинула его. За ним открылась неглубокая ниша, стены которой образовали собой полукруг. Потолок в ней тоже был не плоский, а полусферический и постепенно переходил в стены.
      Елена Николаевна повернула круглый рычажок - и матово-белая полусфера засветилась голубым светом. Я догадался, что вся эта ниша - огромный экран панорамного телевизора.
      Елена Николаевна набрала на пульте управления номер программы. Сразу же на экране появилось цветное стереоскопическое изображение, и мне показалось, что комната исчезла. В безоблачном небе над нами кружил, спускаясь, стратоплан. Голос диктора проговорил:
      "Сегодня в наш город прилетел из Верхоянского санатория профессор Хромов, проспавший в сибирской тайге почти сто пятьдесят лет. Мы уже рассказывали о нем нашим телезрителям. Его встречала праправнучка Елена Николаевна Хромова".
      Справа на экране показалась Елена Николаевна с букетом цветов в руках. Прикрыв глаза ладонью, она следила за тем, как стратоплан, делая в синем небе круги, идет на посадку. Сделав несколько кругов, стратоплан понесся над аэродромом прямо на нас и, сверкнув на солнце крыльями, с ревом скрылся где-то за нашими спинами. Стереоэффект был настолько сильным, что я, как когда-то первые кинозрители при виде паровоза, мчавшегося на них, невольно отпрянул назад.
      "Пожелаем нашему гостю успехов, здоровья и еще долгих лет жизни", этими словами диктор закончил короткий репортаж о моем прибытии.
      ...Уже засыпая, из всех событий этого хлопотливого дня я вспомнил чудесный телевизор, который за один вечер провел нас по всем странам земного шара, а под конец перенес на Луну. Передача с Луны по традиции закончилась показом Земли, какой она видна с нашего самого старого спутника: большой голубоватый шар, парящий в черном небе, усыпанном звездами; сквозь поля облаков проглядывают знакомые очертания материков и морей; на воде блестит ослепительно яркое пятно: это в Атлантическом океане отражается солнце...
      5. МОДЕЛЬ МИКРОСОЛНЦА
      На другой день рано утром Кинолу улетел назад в Верхоянск. Мы тепло расстались.
      С его отъездом порвались последние ниточки, связывавшие меня с прошлым, кончилась жизнь на положении туриста. Отныне я стал обычным членом общества, меня ждала интересная работа.
      - Ну, слава богу, кончилось это лечение. Теперь можно и передохнуть, сказал я, когда мы остались вдвоем с Еленой Николаевной.
      - Передохнули? А теперь на зарядку! - скомандовала она шутливо.
      Я только вздохнул в ответ.
      - Поторапливайтесь! Мы и так опоздали сегодня.
      Мы поднялись на плоскую крышу дома, сели в двухместный орнитоптер и полетели на юг, к морю. Через три минуты мы опустились на песчаный пляж.
      - Идите вон к тому домику, - указала мне Елена Николаевна на небольшое строение, прятавшееся в глубине пальмовой рощи. - Это мужская раздевалка.
      - А вы?
      - А моя группа занимается чуть подальше. Ну, я побежала.
      - Постойте, а где же мы встретимся?
      - В море! - крикнула Елена Николаевна уже на бегу.
      Я скинул верхнюю одежду и присоединился к большой группе на берегу, выполнявшей под руководством плотного загорелого мужчины несложный комплекс утренней гимнастики. Звучала бодрая ритмичная музыка. С моря Тянул легкий свежий ветерок.
      Зарядка продолжалась минут пятнадцать. Я чувствовал, как расслабленное после сна тело крепнет, впитывает солнечные лучи, наливается силами.
      - Зарядка окончена! - сказал руководитель. - Теперь все в воду!
      Все дружной толпой бросились по горячему песку к манящему прохладой морю. Я медленно брел позади, не решаясь окунуться, вздрагивая от холодных брызг, попадавших на мое разгоряченное тело. Неожиданно сильная струя воды окатила мне спину. Я охнул, обернулся и увидел смеющееся лицо своей праправнучки.
      - Так-то вы почитаете своего прапрадеда! - упрекнул я ее шутливо.
      Елена Николаевна, смеясь, схватила меня за руку и потянула дальше в море.
      - Давайте догоним вон ту голову в красной шапке, - предложила она и, бросившись в воду, поплыла кролем, делая по-мужски сильные взмахи руками. Я последовал было за нею, но сразу же безнадежно отстал. Когда Елена Николаевна достигла красной шапки, с берега послышался удар гонга. Пора было возвращаться.
      Позавтракали мы в общественной столовой. Устроена она была точно так же, как и столовая в Верхоянском санатории. Белые столики, покрытые светлыми скатертями, на столе набор кнопок, против каждой из них название блюд. Внизу под столовой расположена автоматическая фабрика-кухня. Нажмешь кнопку - и тотчас появляется в центре стола готовое блюдо. Рука человека ни разу не прикоснулась к нему: все сделали машины, настроенные людьми на заданную программу.
      В меню я заметил несколько блюд, по-видимому специфически австралийских. Любопытствуя, я заказал себе отварное мясо кенгуру под розовым соусом. Елена Николаевна улыбнулась, когда в центре стола появился мой заказ.
      - Приобщаетесь к нашей австралийской кухне? Вы бы хоть со мной посоветовались. Кенгуру - это не самое лучшее, что у нас есть.
      - А есть-то можно? - спросил я робко.
      - Конечно! Смелее, смелее.
      Я отрезал крохотный кусочек. Мясо, нежное, приправленное овощным соусом, понравилось мне.
      К столу подошел очень высокий молодой человек с простым добродушным лицом.
      - Елена Николаевна, можно к вам присоединиться?
      - А-а, Виктор, ну, конечно же, садитесь. Познакомьтесь, Александр Александрович, это Платонов.
      - А это ваш знаменитый прапрадед, я уже догадываюсь.
      Виктор, сильно щуря глаза, оглядел меня с высоты своего огромного роста и сказал:
      - А вы, однако, прекрасно выглядите для своих лет. Я думал, что это только фотографы вас так "подмолаживают".
      Я уже успел привыкнуть к подобным приветствиям и ответил:
      - Должен сказать, что и я представлял вас гораздо старше. У вас уже такие серьезные научные труды, а на вид вы просто юноша, студент.
      ...Подземная лаборатория находилась в семидесяти километрах к западу от города.
      Елена Николаевна по дороге объясняла мне расположение и назначение зданий в этом научном городке.
      - Видите, под нами несколько продолговатых одноэтажных зданий? Это корпуса, в которых установлена регистрирующая аппаратура. Здесь записываются на кинопленки, на магнитные ленты, на бумажные полосы те сигналы, которые поступают из подземной камеры.
      - А где же сама подземная камера?
      - Она еще дальше к западу, километрах в трех отсюда. Вон белая башенка виднеется вдали - это выход из ствола подземной шахты. А белый дом рядом это центральный командный пост.
      - Камера выстроена специально для вашего опыта?
      - Нет. Она сделана для всего института. В ней проводятся наиболее опасные опыты. Мы ее только немного переоборудовали.
      Мы приземлились около одного из зданий с измерительной аппаратурой. Было без пяти минут девять. Вокруг здания толпился народ. Без одной минуты девять рядом с нашим орнитоптером приземлились, точнее плюхнулись на землю, один за другим еще три. Из них поспешно выскочили два молодых человека и девушка, которые на бегу поздоровались с Еленой Николаевной и скрылись в здании.
      - Все готово, Елена Николаевна, - доложил один из сотрудников. Аппаратура в исправности.
      - Вы связались с Чжу Фанши?
      - Да. Он не сможет присутствовать на опыте.
      - Жаль. Ну что ж, придется проводить эксперимент без него. Академики еще не прибыли?
      - Нет.
      Я попал в привычную напряженную атмосферу подготовки эксперимента, когда а короткий срок надо решить массу неотложных вопросов. Елену Николаевну сразу окружили сотрудники, ожидая ее распоряжений.
      Я заметил, что она обращается к ним то на русском языке, то на английском, то на немецком. На такой же своеобразной смеси языков отвечали ей и ее коллеги, и, видимо, все здесь прекрасно понимали друг друга. Сказывалась привычка к постоянному общению с представителями разных национальностей.
      "Вот оно, начало слияния языков в единый общечеловеческий", - подумал я.
      - А где Джемс Конт? - спросила Елена Николаевна.
      - Внизу, в шахте, - ответили ей. - Проверяет все в последний раз. Сейчас придет.
      - Хорошо. Пойдемте в здание.
      Дом из нескольких комнат сплошь занимала измерительная аппаратура. У меня разбежались глаза. Хотелось подольше остановиться около каждого прибора. Елена Николаевна быстро провела меня по комнатам, давая очень сжатые, но точные объяснения.
      - Минуточку внимания! - сказала она, когда беглый осмотр приборов был окончен. - Сейчас мы проедем на главный пульт управления. Проведем генеральную репетицию завтрашнего опыта.
      В двух километрах от здания с измерительной аппаратурой находилась подземная лаборатория. От нее по проводам передавались все данные к измерительным приборам. Устройство подземной лаборатории Елена Николаевна объяснила мне по схеме.
      С поверхности земли ствол шахты спускался вертикально на глубину около километра, затем под прямым углом делал излом и шел горизонтально метров сто, а потом под углом около восьмидесяти градусов снова уходил вглубь на пятьсот метров, где заканчивался большой комнатой, стены которой покрывал толстый слой тугоплавкой керамики. Во время опыта керамическая облицовка будет охлаждаться жидким гелием. В вертикальном стволе шахты размещались охладительные установки, трубопроводы со сжатым воздухом и водой, многочисленные кабели, лестницы, два лифта, компрессоры, вакуум-насосы и другое оборудование.
      Главный пульт управления находился у выхода вертикального ствола шахты на поверхности земли. Отсюда на расстоянии можно управлять всеми процессами, происходящими глубоко под землей, и держать постоянную связь со зданием регистрирующей аппаратуры.
      Полуторакилометровая толща земли надежно, словно гигантский щит, предохраняла исследователей от непредвиденных случайностей, которые могли произойти во время опыта.
      Здесь, в здании главного пульта, уже кто-то был.
      - А-а, Конт, вы здесь! - сказала Елена Николаевна.
      Конт обернулся, и я, к своему немалому удивлению, узнал в нем того самого загорелого мужчину, который около часу назад проводил зарядку на море. В строгом темно-сером костюме он показался мне теперь, значительно старше, чем там, на пляже.
      Заметив мой удивленный взгляд, он сдержанно улыбнулся и доложил Елене Николаевне, не дожидаясь вопроса:
      - Внизу все в порядке. Я только что проверил. Можно начинать.
      Он двигался и говорил неторопливо, как будто рассчитывал каждый свой жест и каждое слово, и показался мне несколько чопорным.