Екатерина Садур
      Мальчик со спичками
      Мы не знали, что мы злые, и если бы нам сказали об этом, ни одна бы из нас не засмеялась, согласившись: "Да, я злая. Ну и что?" Наоборот, мы бы стали горячо доказывать: "Я добрая, потому что..." -- и не смогли бы сказать почему.
      Мы ненавидели мальчиков. Старших мы безумно боялись: они догоняли нас в два прыжка и били до синяков. Младших мы истязали: они были слабее нас и не могли с нами справиться.
      Самого опасного из них, десятилетнего Романа, мы мечтали поймать и отхлестать крапивой.
      -- Мы будем пороть его до тех пор, пока он не заплачет, -- сказала Наташка Глыбина. У нее было кукольное личико с про
      нзительными глазами и ровные молочные зубы.
      -- Мы не сможем его догнать, -- возразила я. -- Он слишком быстро бегает.
      -- А никто и не побежит за ним, -- ответила Наташка. -- Мы его заманим. Ты скажешь, что тебе купили новую машинку, у которой от-крываются дверцы. Он тут же попросит показать, и ты поведешь его к нам. А мы будем ждать его с пучками крапивы. Поняла?
      -- Поняла, -- усмехнулась я. -- Только крапиву нужно рвать в перчатках, иначе она обожжет нам пальцы.
      -- Хороший план, -- согласились мы и забыли про Ромку.
      -- У нас за домом умер крысенок, -- сказала Наташка. -- Я видела сегодня утром, как он лежал под кустом.
      -- Надо похоронить, -- ответила я. -- Пойдем, сделаем ему могилку.
      Мы пошли за дом. По дороге Наташка терла кулаком свои пронзительные глаза, но слезы все равно сбегали по лицу и непо
      движными каплями зависали на подбородке.
      -- Не могу, когда животные умирают!
      Я промолчала.
      Навстречу нам из подъезда вышла маленькая Таня Афонасик. Она вынесла книжку "Мойдодыр".
      -- Куда вы? -- спросила Таня.
      Мы остановились и посмотрели на нее.
      -- За домом умер крысенок, -- сказала я. -- Мы хотим его похоронить.
      -- Можно с вами? -- попросилась маленькая Таня и протянула нам книжку "Мойдодыр". Мы пролистали цветные картинки и по складам про-читали несколько строк.
      -- Хорошая книжка, -- сказала я.
      -- Хотите порвать? -- спросила Таня.
      -- Можно, -- согласились мы.
      Мы торопливо вырвали несколько листов и бросили книжку в кусты. Разноцветные клочки повисли на ветках. Подул ветер и перелистал уцелевшие страницы.
      Мы свернули в палисад за домом Наташки, и она повела нас между ровными рядами берез. Мы были маленького роста, и листочки с самых нижних веток и самая высокая трава распускались на уровне наших глаз. Я четко видела царапины на стене. Это я провела их кирпичом специально для Тани Афонасик, когда мы играли в прятки с большими детьми. По этим царапинам она должна была добежать до меня. Я специально чертила низко, чтобы она увидела их, опустив глаза. А высокие дети так ничего и на заметили, царапины были на уровне их локтей.
      -- Вот здесь, -- показала Наташка и уперлась пальцем в глубо-кий крест, вырезанный стеклом на стволе. Толстые корни дерева выступили из земли, и между ними образовалась ложбинка. В ложбинке лежал крысенок, до глаз прикрытый лопухом.
      -- Я сделала ему одеяльце на время, -- объяснила нам Наташка.
      -- Похороним его прямо здесь, -- предложила маленькая Таня и прутиком отодвинула лопух. -- Будем знать, что его могилка у помеченной березы.
      Мы подняли глаза: ствол березы бесконечно тянулся вверх, и в гладкое небо светлой изнанкой вниз были впечатаны листья. Подул ветер, листья перевернулись, показав темную поверхность.
      -- Уж лучше под кустиком бузины, -- попросила я.
      Куст бузины был низким, но разросся вширь, и верхние ветки сплелись в свод. Сложив ладони лодочкой, маленькая Таня Афонасик держала крысенка. Она доходила мне до плеча. У нее были плавные локотки и плавные коленки. Казалось, что ее руки могут сгибаться на только в локтях, но и посередине, между локтем и запястьем, а ножки с легкостью прогибаются под коленками.
      -- Лопни мои глаза, -- сказала Таня Афонасик, -- но у него бьется сердце.
      -- И я тоже видела, -- сказала Наташка Глыбина, -- он пошевелил лапкой.
      -- Похороны придется отложить, -- сказала я.
      И вдруг красные ягоды бузины вздрогнули, качнули головками на тоненьких шейках, и куст с треском раздвинулся. Мы увидели улыбающееся личико с клочковатой челкой до глаз. На щеке краснела царапина от ветки.
      -- Что вы делаете? -- спросило личико. К синим лямкам с круглыми пуговицами были пристегнуты штаны.
      Наташка Глыбина пронзительно взглянула на нас, и мы обменялись долгим взглядом: мальчишка!
      Он был младше меня на год или на два и старше Тани. В руках он держал порванную книжку "Мойдодыр".
      -- Что вы делаете? -- снова спросил он, но уже не так приветливо.
      -- Играем, -- ответила маленькая Таня и сломала ветку.
      -- Во что? -- и он испуганно перевел глаза на Наташку. Наташка молча улыбнулась и зашла ему за спину.
      -- А этого мы еще не знаем, -- сказала Таня, очищая ветку так, чтобы получился кнут. -- Ты зачем взял нашу книжку?
      -- Она валялась под деревом, -- ответил мальчик, отступая назад. Но за спиной стояла Наташка.
      -- Мы специально положили ее под дерево, -- сказала я, и мы снова переглянулись. Его затылок доходил Наташке до подбородка, и она смотрела поверх его головы.
      -- Ты наступил мне на ногу, -- сказала она, и мы засмеялись.
      Мальчик засмеялся следом, подражая нашему смеху, и мы тут же замолчали. В наступившей тишине жалко оборвался его испуганный смешок.
      -- Какой ты веселый, -- сказала я.
      -- А вот мы тебя накажем, -- подхватила Таня и несколько раз взмахнула очищенной веткой. Мы молчали, чтобы он услышал, как ветка рассекает воздух.
      -- А как тебя зовут? -- робко повернулся он к Наташке, готовясь заплакать.
      -- А это не твое дело, -- улыбнулась Наташка и показала ему гладкие зубы.
      -- Я отдам вам книжку, -- взмолился он и протянул Тане порванные листы.
      -- Мне не нужна порванная книжка, -- ответила Таня и снова взмахнула прутиком, в этот раз почти у самой его руки.
      -- А как зовут тебя? -- повернулся он ко мне, и его губы запрыга-ли вверх-вниз, сдерживая рыдание. И над его головой -- два прис-тальных глаза Наташки с расширенными зрачками. В зрачках отразились листики. -- Как... -снова начал он и не смог выговорить до конца.
      Он развел руки в стороны, как будто собирался кого-то обнять, но обнять ему было некого, и он в растерянности смотрел на нас.
      -- Катя, -- вдруг сказала я. -- Меня зовут Катя.
      Тогда он шагнул мне навстречу, обвил меня руками, как поймал, и заплакал. Он уткнулся лицом в мой воротник, и мне стало тепло.
      Наташка с Таней переглянулись и презрительно посмотрели на меня. Я опустила глаза. Таня положила ему на плечо свою круглую ручку и легко ударила его веткой.
      -- Меня зовут Митя, -- умоляюще прошептал он и поднял на меня глаза. И я уже хотела его оттолкнуть, чтобы показать, что я снова с ними, как вдруг Наташка сказала:
      -- Отпустите его...
      Таня сняла руку с его плеча и отбросила прутик.
      На следующее утро я сидела на нижней перекладине турника и руками держалась за верхнюю перекладину. На соседнем турнике сушил-ся ковер и панталоны до колен с тугими резинками. Митя с мамой шли через двор. Он держал ее за руку.
      -- Это Катя, -- восхищенно сказал он маме. Его мама посмотрела на меня и кивнула. Я разжала руки, откинулась назад и вниз головой повисла на турнике.
      Вечером вышли Таня с Наташкой. Они крутили скакалку, а я прыгала. Сначала они крутили медленно, а потом все быстрее и быстрее, и я едва успевала через нее перепрыгивать.
      -- Часы пробили ровно четыре, -- сказали они хором, и хором ста-ли считать: и раз, два, три... -- но не досчитали до конца. К нам подошел Митя. Одет он был так же, как и вчера, в синие штаны на широких лямках, скрещенных за спиной. Его клочковатая челка была ровно причесана. В руке он держал цветок. Желтый тюльпан.
      -- Это тебе, Катя, -- сказал он, подавая мне цветок, но потом смутился и добавил: -- От моей мамы.
      И я уже протянула руку к цветку, как вдруг почувствовала неподвижные насмешливые взгляды маленькой Тани и Наташки Глыбиной. Они улыбнулись друг другу, раз и навсегда отвергая меня. Мне стало стыдно того, что он ровно причесан.
      -- Спасибо, -- ответила я, -- но мне не надо цветов.
      Мысленно я сказала "твоих цветов", чтобы до конца остаться верной Тане и Наташке, но вслух произнести побоялась.
      Девочки засмеялись, и Таня сказала:
      -- Давай лучше я возьму...
      Митя внимательно посмотрел на меня, словно хотел запомнить, и протянул ей тюльпан, а потом весь вечер безмятежно прыгал с нами в скакалку.
      Несколько дней он не приходил.
      -- Они сделали брызгалки на Ивана Купала, -- сказала Наташка под конец недели. -- Они ехали на велосипеде, поэтому я не смогла от них убежать. Они облили меня с ног до головы. Вымочили все платье!
      -- Кто? -- спросила я.
      -- Ромка и его братья.
      -- Негодяи, -- страстно сказала маленькая Таня, и мы пошли играть в прятки.
      Я водила. Я повернулась к стене и начала считать.
      -- Мы им отомстим, -- прошептала Таня Наташке, когда они побежали прятаться. Но что ответила Наташка, я уже не услышала.
      -- Десять! -- выкрикнула я. -- Я иду искать! Кто не спрятался, я не виновата...
      Я обернулась: пустой двор, и только ветки кустов раскачиваются и дрожат, потому что Таня с Наташкой задели их на бегу. И вдруг я увидела, как Митя едет на багажнике велосипеда. Его вез какой-то недоступно взрослый мальчик лет двенадцати, с коричневыми кругами возле глаз. Он медленно крутил педали велосипеда и смотрел по сторонам. Они ехали молча.
      -- Тормози, -- неожиданно попросил Митька, кривясь от злобы. -- Вот она!
      Подросток притормозил.
      -- Катя! -- крикнул он мне. -- Сейчас ты вспыхнешь у меня ракетой! -- и бросил мне на платье горящую спичку.
      13 -- 16 июля 1996 г. Берлин.