— И ты старался только ради меня?

— Пожалуй, мне тоже было интересно немножко, — невольно признался я

— Не расстраивайся, — сказала бабушка. — Не все так мрачно в жизни, как тебе это кажется сейчас. Вот завтра у тебя первый день каникул. Ты разве не помнишь?

Ну как можно было забыть о таком важном событии? В последнее время мы только и ждали, когда начнутся каникулы, и потому решили отметить первый свободный день игрой в комиссара Мегрэ.

Мы собрались с утра на бревнах, и наша затея сразу же оказалась под угрозой. Никто не хотел играть матерого преступника, который очень ловко валит свою вину на бедного честного человека. Мы долго упрашивали друг друга, говоря, что это же все понарошку. Но каждый из нас отвечал: вот играть комиссара Мегрэ, — пожалуйста, а преступника — ни за что: что подумают тогда родители?

— Вот что Давайте пока распределим остальные роли. Потом, может, все образуется, — предложил мудро Феликс, когда мы уже пришли в отчаяние, решив, что у нас ничего не выйдет.

Феликс как в воду смотрел. Едва меня выбрали тем бедным честным человеком, которого так незаслуженно обвинили в преступлении, как Зоя вызвалась играть преступника. Мне стало очень обидно, и я спросил напрямик:

— Значит, ты хочешь, чтобы я страдал из-за тебя, да? Поэтому ты и согласилась, да?

— Вася, я еще не знаю сама, почему я согласилась, — задумчиво ответила Зоя. — Просто мне сразу захотелось, и все.

— Ребята, Базиль Тихоныч идет, — сказал Яша.

Базиль Тихонович шел через двор в сторону котельной. В его руке болталась авоська с хлебом.

— Базиль Тихоныч, вы куда? Что-нибудь необыкновенное? — спросил Яша.

У него так и вспыхнули глаза, хотя было ясно, что Базиль Тихонович купил себе еду и теперь намерен покушать в своей каморке.

Слесарь повернул в нашу сторону и сказал, подойдя к бревнам:

— Хотел придумать специально для вас что-нибудь интересное: мол, иду туда-то, туда-то, да не успел. Времени не хватило.

Взгляд Базиля Тихоновича упал на книгу о Мегрэ, лежавшую на коленях Феликса. Он вытянул шею, прочитал название книги и оживился.

— Получаю однажды письмо, — сказал слесарь. — Гляжу, адрес написан сплошными латинскими буквами: «СССР, слесарю-водопроводчику Аксенушкину». На конверте марки, печати — не счесть, — и, загоревшись воспоминаниями и забыв про еду, Базиль Тихонович уселся на нижнее бревно. — Открываю письмо, — продолжал слесарь, — читаю: «Много и глубокоуважаемый Базиль Тихоныч. Пишет вам сам президент такой-то страны. Как вам известно из художественной литературы, наша маленькая страна является ареной для мирового шпионажа. К нам едут все агенты, кому не лень. Ходят они в темных очках и плащах с поднятыми воротниками — малых детей пугают А ночью попробуй усни, когда по улицам сплошные погони — шум на весь город стоит — или кто-нибудь каждый раз спускается на веревке мимо твоего окна. Веревка ходит туда-сюда, бьет агента о стены, а тот ругается на чем свет стоит. А вчера разведчик один передышку устроил себе, полночи просидел на моем подоконнике. Но оказывается, нашему народу этого мало. Ходят слухи, будто к нам может пожаловать разведчик, каких еще не видывал свет. Потому что он маскируется так, что и мать родная его узнать не может. Зовут его некто, по имени Н. Что-то тогда будет с нами?!

Мы уже обращались к комиссару Мегрэ: мол, помоги, дорогой комиссар, найди этого агента. А он говорит, не смогу, при всем уважении к моему таланту. Вызывайте, мол, хорошего слесаря-водопроводчика. Вот, мол, кто поможет вам.

Много и глубокоуважаемый Базиль Тихоныч, приезжайте, избавьте нашу страну от агентов. Спасу нет! И особенно от этого некто, по имени Н., который скоро приедет! Остаюсь засим ваш президент такой-то. Пэ Эс, постскриптум, значит: все говорят, что он специально приедет в один с вами день, чтобы вас подзадорить». Вот о чем говорилось в письме!

— Ну и что же вы? — спросил строго Феликс.

— Пошел я к начальнику жилищной конторы, показываю письмо, говорю, мол, так и так: люди мирно живут в своей такой-то стране, а эти в темных очках ходят, в пальто, понимаешь, с поднятым воротником и пишут письма родным одними лишь симпатическими чернилами Попробуй тут спокойно усни, на улице устраивают погоню, поднимая шум на весь город, или кто-нибудь спускается на веревке мимо твоего окна. Веревка ходит туда-сюда, разведчик чертыхается и устраивает себе передышку, сидя на твоем подоконнике. Как вам это нравится? А мне это тоже не нравится, говорит начальник, поезжай, говорит, прогони агентов из такой-то страны. Даю тебе отпуск… на два дня, хватит? Управлюсь, говорю. Ну так вот, говорит начальник, ты и поезжай, только смотри, наш ЖЭК не посрами!

Я дал телеграмму, что согласен. Президент сообщил в ответ, что слухи подтвердились, что некто, по имени Н., и в самом деле выезжает в такую-то страну Только вот неизвестно еще: самолетом или поездом.

Лично я отправился поездом. Приехал в столицу такой-то страны, гляжу, а она устроила мне пышную встречу. Горожане украсили свой вокзал огромным транспарантом: «Заранее благодарная такая-то страна приветствует выдающегося слесаря-водопроводчика!» На перроне толпились такойцы, значит, жители такой-то страны, во главе со своим президентом, очень высоким и худым и вполне интеллигентным человеком.

Когда моя нога ступила на перрон, президент сделал знак государственному оркестру, и тот исполнил марш слесарей-водопроводчиков, написанный к моему приезду. Потом ко мне подошел президент и заключил в дружеские объятия. На это его толкнула двойная причина. Во-первых, он был искренне рад увидеть меня на территории своего родного государства. Во-вторых, ему нужно было передать мне срочно очень важную информацию и обменяться мнениями, так чтобы никто нас не слышал.

— Все говорят, что он здесь, на перроне, — шепнул президент мне на ухо, крепко прижимая к себе.

Я незаметно высвободил свою голову из-под его руки, окинул перрон тайным взглядом и обнаружил чуть поодаль от празднично настроенных такойцев толпу молчаливых людей в темных очках и плащах с поднятыми воротниками. Один из них, ничуть не смущаясь, развернул среди бела дня свою портативную рацию и вел репортаж для своего начальства.

— Это они — наши мучители, — шепнул президент, чуть не плача.

Я посмотрел на толпу разведчиков еще внимательней, но не заметил никого такого, кто бы давал основания считать его некто, по имени Н. Впрочем, меня это нисколько не обескуражило. Смешно было бы сразу же рассчитывать на успех. Я уже знал из художественной литературы, что профессия детектива — это тяжелая и порой скучная работа, требующая массы терпения. А главное, к этому времени мне уже было кое-что известно.

— Отлично! Приступаю, — шепнул я президенту.

— С Богом! На вас вся надежда, — ответил президент и разомкнул объятия.

— Тсс… он начинает работать, — сказал президент своим соотечественникам, прикрывая рот ладонью с той стороны, где стояли разведчики.

Такойцы показали мне жестом, что желают успеха, и на цыпочках разошлись.

На перроне остались я и неподвижная толпа разведчиков. Тот, что бессовестно вел репортаж, умолк и теперь вместе со своими коллегами ждал моего первого шага.

А я сдвинул на затылок кепку и, напустив на себя беспечный вид, покачивая своим верным чемоданчиком, отправился в центр города. Дробный топот, тотчас послышавшийся за спиной, подсказал мне, что толпа разведчиков не выдержала и двинулась за мной, прямо-таки сгорая от любопытства.

Но они меня не интересовали. Ребята, я ощущал незримое присутствие моего главного противника. Казалось, что этот некто, по имени Н., движется рядом со мной, чуть ли не рука об руку. Мне чудилось, что я слышу его дыхание возле своей щеки, — торжественно сказал Базиль Тихонович в полной тишине, воцарившейся над бревнами.

— И что же вы? — спросила Зоя шепотом, будто дух некто, по имени Н., теперь витал среди нас.

Она даже забыла про свой бутерброд, и хлеб черствел буквально на моих глазах.

— Вот он какой ловкач, думаю. Недаром еще никто его не видел. Что ж, тем почетней будет победа. И я прикинулся, будто ничего не замечаю, — продолжал Базиль Тихонович. — Даже заметил себе философски, что, может быть, это и к лучшему. Потому что детективы частенько подставляют себя под удар, чтобы заставить противника себя выдать. Словом, я подставил себя под удар и побрел дальше по городу, пока не вышел в центр, где плескалось большое озеро. А там стояли сплошные гостиницы, что ни дом, то отель. И одному из них была отведена в моих планах очень важная роль.

Я выбрал отель поскромней, как раз такой, который мог бы привлечь внимание моего противника, и остановился в нем на два дня. Положил чемоданчик на видное место и пошел пообедать в ближайшее кафе.

Вначале кафе пустовало: кроме меня, за соседним столиком сидел еще один человек — мужчина, прикрывшийся газетой.

Когда я усаживался за свой столик, мужчина высунулся из-за газеты и быстро сказал:

— Пусть всегда будет солнце?

— Пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я, — ответил я исчерпывающе, чтобы у него больше не было вопросов.

— Может, вы и правы, — произнес мужчина ошеломленно. — Признаться, еще мой прапрадед забыл вторую часть пароля. — И он обескураженно уткнулся в газету.

— Это чей-то агент, — сообщил хозяин кафе, ставя передо мной тарелку с сосисками. — Только чей, неизвестно. Профессия у него семейная: переходит по наследству, от отца к сыну. Только еще в средние века один из его предков забыл, чей он агент, — усмехнулся хозяин кафе.

Ему уже, наверное, было много лет, но выглядел он молодцевато: грудь колесом, плечи вразлет, усы точно новая мочалка, зажатая между носом и верхней губой.

— А вы-то сами, — сказал я проницательно и погрозил ему пальцем.

— Было дело, — признался хозяин кафе. — Приехала ко мне как-то делегация из герцогства Лукуллия… Вы даже и не знаете, что было такое государство. Народу — двести человек. Так вот, приехали и говорят: хотим, чтобы было у нас, как у всех людей, будьте нашим агентом. Уговорили меня — согласился. Только недолго длилась моя беззаботная жизнь. — И хозяин кафе вновь вздохнул. — Вся экономика Лукуллии теперь работала на то, чтобы содержать своего агента. Чтобы он выглядел не хуже других. Ну, и надолго ее не хватило. Вскоре я съел весь бюджет, и Лукуллия перестала существовать как государство. Ну и с тех пор вот держу кафе для своих бывших коллег.

И точно: пока мы вели разговор, в кафе набились разведчики. Здесь они оставили свою профессиональную сдержанность, и до моего уха долетели такие развязные речи:

— Базиль Тихоныч, конечно, самый лучший детектив, но до некто, по имени Н., ему ни в жизнь не добраться.

— Еще бы: этот некто, по имени Н., такой разведчик, каких не видывал свет!

При этом говорившие смотрели на меня и качали головой.

— Уезжайте несолоно хлебавши, пока не поздно. Пока еще ваше самолюбие не совсем уязвлено, — посоветовал мне неизвестно чей разведчик. — Потом ведь оно будет болеть. И другие заводили речь в подобном роде. Выслушал я их, встал из-за стола, поднял руку, призывая всех к вниманию, и сказал:

— Не верите в меня, ладно. Может, так даже и лучше, потому что хочу предложить вам уговор: если я его не найду, чиню вам сантехнику по первому требованию. Как нужен ремонт, так беру отпуск за свой счет и приезжаю. Но если я поймаю этого некто, по имени Н., — тут я обвел их глазами, — если он будет у меня в руках, вы оставляете бедную страну в покое. Идет?

Они не верили, что мне удастся поймать лучшего разведчика всех времен, и потому ответили хором, что согласны. Так им хотелось задарма обзавестись собственным слесарем.

— Ну смотрите: уговор дороже всего, — предупредил я разведчиков и выбежал из кафе, чтобы сразу приняться за дело.

Прежде всего я зашел в ближайшую табачную лавку, купил трубку «Данхилл», уселся на парапет набережной и, закурив впервые в жизни, предался анализу. «Что мы имеем?» — спросил я себя.

Если вы помните, во время рассказа я нечаянно проговорился, сказал, что мне уже кое-что известно. Первые проблески истины таились в самом письме президента. Прочитав, что некто, по имени Н., такой разведчик, каких еще не видывал свет, я сразу заподозрил одного человека, потому что твердо знал, что именно он еще никем не превзойденный разведчик. Теперь только оставалось убедиться, что этот человек и некто, по имени Н., — одно и то же лицо.

И вот реплики агентов насчет того, что некто, по имени Н., — лучший разведчик в мире, еще больше утвердили меня в своем подозрении. Если президент такой-то страны располагал только слухами, то специалистам своего дела я не мог не поверить.

Вдобавок ко всему, мой противник допустил грубейший просчет: он знал обо мне положительно все. И это превращало мои догадки в полную уверенность.

Словом, я мог бы уже сейчас положить руку на его плечо и сказать: «Ваша игра проиграна, вы раскрыты».

— Это был сам президент?! Ведь только он знал, когда и куда поехали вы! — не удержалась Зоя и обвела нас победным взглядом.

— Не торопитесь, друзья, с выводами, — загадочно улыбнулся Базиль Тихонович. — Я и сам не стал спешить. Мне хотелось проверить еще раз свои умозаключения, закрепить теорию практикой.

Я поднялся, погасил трубку, спросил у первого прохожего про лучшее фотоателье и, пробыв в нем некоторое время, вышел с фотографией некоего молодого человека в кармане.

Охота началась!

Горожане и разведчики почувствовали, что Базиль Тихонович начал искать след своего противника, и высыпали на улицы.

Но я, не обращая внимания на толпы, стоявшие вдоль моего пути, вошел в ближайший отель и будто между прочим показал администратору фото.

— Хорошая работа, не правда ли? — сказал я небрежно. — Вы, случайно, человека с этой карточки раньше не видели? Когда и где?

Администратор склонил седую голову над фотографией и, всмотревшись в изображение, сказал:

— Хорошее фото. Узнаю: из лучшего ателье. А человека, который изображен, вижу впервые. — И он покачал сочувственно головой.

Я обошел все отели столицы, кроме своего — он пока меня не интересовал, — и везде слышал тот же самый ответ. Да, это был ловкий противник. Действовать так умело смог бы только настоящий слесарь-водопроводчик.

Затем я свернул на вокзальную площадь и предъявил фотографию шоферу, дремавшему в свободном такси.

— Вот сейчас впервые вижу, — сказал шофер виновато.

Узнав про мой опрос, здешние таксисты гнали свои даже занятые пассажирами машины к вокзалу. Но, увы, все они, как один, впервые видели этого человека.

Тот же ответ был и у водителей автобусов:

— В первый раз видим!

Что ж, это лишний раз подтверждало то, что мне было твердо известно: некто, по имени Н., ушел, как и я, с вокзала пешком.

Круг сужался!

К вечеру я закончил опрос владельцев кафе, полицейских, железнодорожных проводников, стюардесс, детей и уборщиков улиц. И когда последний из опрошенных заявил, что видит человека с фотографии впервые, стало ясно, что ловушка захлопнулась.

Я зашел в ближайшую рыболовную лавку, купил удочку и сачок, вернулся к озеру и вновь уселся на парапет.

Такойцы дивились, глядя на то, как я сижу на парапете с удочкой, поплевываю в воды их замечательного озера, и говорили друг другу: «Когда же он, в конце концов, начнет действовать?» Им было невдомек, что я решил свою задачу, и теперь усыпляю бдительность противника.

Когда стало темно, я почувствовал, что этот некто, по имени Н., уже введен в заблуждение, поднялся и отдал удочку вместе с только что клюнувшей рыбой уличному мальчишке.

— Можно брать! — сказал я себе и направился туда, где затаился мой противник.

Несмотря на поздний час, весь город вышел на улицы. За мной двигалась гудящая толпа самых нетерпеливых горожан. Среди них часто мелькали темные очки разведчиков, желающих лично убедиться в моем поражении.

Факты и тонкое чутье привели меня к серому трехэтажному зданию. Это был мой отель. Именно здесь находился сейчас некто, по имени Н., пока еще таинственный для всех, кроме меня.

Толпа ахнула и остановилась, пораженная дерзостью моего противника.

Я перебежал улицу и вошел в отель, держась поближе к стене, чтобы остаться незамеченным.

Зрители остались снаружи, и только несколько человек все же проследовало за мной в вестибюль отеля. Это были отчаянные из отчаянных. Но даже они трепетали от страха.

Я остановился перед лестницей, ведущей вверх, и сказал себе, что здесь придется быть еще осторожней. Противник очень хитер, его трудно застать врасплох, и уж кому, как не мне, знать его искусство.

Я снял туфли и, взяв их в руки, начал осторожно подниматься вверх. Мои спутники остались внизу, и только неизвестно чей агент отважился, держась, разумеется, на почтительном расстоянии, сопровождать меня. Но и его подошвы тотчас прилипли к ступенькам, когда он увидел, что детектив остановился перед дверью, ведущей в один из номеров.

К счастью, он не знал, чей это номер. Иначе бы скатился от изумления вниз и попал в больницу с ушибами. Потому что это был номер, в котором жил ваш покорный слуга.

Я прислонил ухо к двери и прислушался. Как и следовало ожидать, в номере стояла гробовая тишина. Но он был там!

Стараясь ничем не выдать себя, я извлек из кармана спецовки отвертку, сунул ее в замочную скважину, повернул раз-другой и толкнул дверь. Она распахнулась, и…

— Вася, тебя к телефону, — послышался из недр котельной трубный голос истопника Ивана Ивановича.

Я вздрогнул и заволновался, поняв, что новая история слесаря может погибнуть на самом интересном месте.

— Иваныч, иду, иду! — откликнулся слесарь и вновь повернулся к нам.

— Итак, дверь распахнулась, и мое тело, точно тяжелое пушечное ядро, влетело в номер. Тот, кого я искал, стоял посреди комнаты и потирал свое плечо. Он обернулся, и я увидел, что это…

— Сам президент страны! — воскликнул Яша.

— Нет, это был я, — ответил слесарь с торжествующей улыбкой. — «Базиль Тихоныч, вы обнаружены!» — сказал я ему.

— Значит, вы выслеживали самого себя? — изумился Феликс.

— Да, это было так! — подтвердил слесарь, нахмурившись.

— И значит, вы ходили со своей собственной фотографией? — спросила Зоя, усиленно морща лоб.

— Ну, разумеется! — И слесарь вздохнул. — Как помните, перед этим я зашел в лучшее ателье, и там мне сделали моментальную фотографию.

— Выходит, вы еще перед отъездом знали, что отправляетесь искать самого себя? — спросил Яша, стараясь, как и мы все, осознать услышанное.

— Только догадывался, — уточнил Базиль Тихонович. — Но это совсем не облегчало мою задачу. Друзья, может, вы еще не знаете: труднее всего на свете найти самого себя. Но я, как видите, справился с этой задачей блестяще, такого достижения не имел ни один детектив в мире! — скромно заметил слесарь.

— А мне жаль разведчика Аксенушкина, — жалобно сказала Зоя. — Он такой невезучий.

— Почему невезучий? — спросил слесарь с обидой. — Так уж получилось в этот раз. А потом был у нас другой поединок, и я, разведчик, очень ловко перехитрил себя — детектива. Это где же я взял реванш? Это случилось… Это вот где случилось…

— Вася, ты что, оглох? — крикнул Иван Иванович.

Теперь истопник стоял на лестнице, ведущей в котельную. Он был такого маленького роста, что даже не верилось, что это ему принадлежит густой, могучий голос.

Мало кто из ребят нашего дома мог похвастаться тем, что видел Ивана Ивановича собственными глазами. Он все время пропадал среди труб в котельной и потому редко попадался людям на глаза. Я и сам долгое время сомневался в том, что наш истопник — обычный человек из плоти и крови. Мне казалось, что в котельной хозяйничает невидимый дух и мы только слышим его голос.

— Вася, бегом! Они больше ждать не могут! — сказал истопник.

— Бегу! — отозвался слесарь и. вскочив на ноги, помчался в сторону котельной.

— Что там, Иваныч? Что-нибудь с континентом? — спросил он на бегу.

— «Континент, континент»! Течет в десятой квартире. Вот тебе и «континент»! — сурово передразнил истопник нашего Базиля Тихоновича и добавил: — Ты что, не знаешь хозяйку десятой квартиры? Уж она тебя пропесочит.

Сказав такое, Иван Иванович сошел в котельную, а следом за ним в подвале скрылся и слесарь.

— Интересно, когда же мы услышим про реванш? — спросил Яша мечтательно.

— Боюсь, что теперь уж никогда. Теперь он остынет. В общем, потеряет интерес, — ответил я, почему-то сердясь на Яшу.

— Я думаю, сегодня не надо играть. Сегодня у нас не получится, — сказал задумчиво Феликс.

Я посмотрел на него и подумал, что вот кто настоящий Мегрэ — такой же толстый и серьезный, Но раз он говорит, значит, знает, что у нас ничего не получится с игрой. Комиссару Мегрэ виднее…

— Ребята, это течет у нас. Вы что, забыли? Ведь я живу в десятой квартире, — сказала Зоя; Только теперь мы спохватились, вспомнили, что в десятой квартире живет Зоя. А хозяйка — Зоина мать — самый строгий человек в нашем доме.