- Пыпин! - изумленно воскликнул я. - Что вы делаете здесь?
      - Везу себя к воде. Очень желаю пить! - вызывающе ответил Пыпин.
      - Остальным тоже хочется пить.) Однако они терпеливо ждут нашего возвращения, - сказал я, стараясь говорить ясно и доходчиво.
      - А мне до других дела нет, - отрезал Пыпин. - Вот я и проник на корабль под маской Себялюбца. Все будут искать хулигана. А я - Себялюбец! И еще и Циник! И отъявленный Индивидуалист!
      Он потряс меня столь откровенным признанием. Я знал, что за моим вторым "я" числится масса недостатков. Но чтобы он ими гордился, этого я от него никак не ждал.
      - Я знаю, - пробурчал Пыпин, - это ты специально отличницу привел. Думаешь, я не узнал? Это она спит в вертолете. Сам-то управиться не можешь, вот и в помощь привел.
      - Ох, Пыпин, Пыпин! - сказал я с упреком.
      - А ты бы помалкивал!.. Сам бросил меня... тогда на пирсе... как сироту, сварливо напомнил Пыпин.
      - Одна-единственная ошибка. Нельзя же за нее все время корить, - прошептал я, краснея.
      - А я буду! Мне это выгодно, - отрезал Пыпин.
      Мы уже несколько минут рыскали по космосу в поисках питья. Однако первое время нам попадались только отдельные молекулы воды. Я ловил их сачком, высунувшись из люка, и складывал в посуду. Молекул было так мало, что нам еле удалось набрать небольшой стакан. Да в тот, стоило нам отвернуться, сейчас же выпил себялюбивый хулиган.
      Но главной целью нашей охоты была комета, вернее, ее хвост, собранный из кусков льда. И искать редкое космическое тело предстояло мне, потому что никто из пришельцев ни за что бы не признался, что первым увидел комету. Поэтому я зорко всматривался в скопище звезд, надеясь только на себя. И в конце концов мое старание было вознаграждено. Совершенно неожиданно почти перед нашим носом появилась комета.
      Это был отличный экземпляр, украшенный длинным роскошным хвостом. Комета выскочила из созвездия Пегаса и прытко бросилась к созвездию Ящерицы.
      - Я! Я, так и быть, первым вижу комету! Держите ее! - закричал я что было мочи.
      Теперь пришельцы не боялись признаться, что тоже видят комету. Командир развернул корабль и, прибавив газу, направил его вдогонку за небесной бегуньей.
      Но комета оказалась на редкость резвой. Расстояние между нами, вместо того чтобы сокращаться, катастрофически росло, хотя командир выжимал из "Скромняги" все силы. И вскоре мы поняли, что еще минута - и наша дичь исчезнет в созвездии Ящерицы.
      И тут меня осенило. Не то чтоб осенило, просто я вспомнил, что комета все время носится по своей орбите, словно собачка, посаженная на цепь. И, выйдя в скафандре в открытый космос, нащупал эту невидимую цепь. После этого мы, взявшись за нее сообща всем экипажем, подтянули космическую красавицу к себе.
      Пойманная комета затрепетала, забилась серебристым ледяным хвостом, подняла столб блестящей пыли. Один кусок ее хвоста казался особенно привлекательным. Он был размером с огромный айсберг и, как айсберг, сверкал при свете звезд.
      - Пустите первым меня! Я, чур, без очереди! - закричал Пыпин, бросаясь к выходному люку.
      Он нахлобучил наспех скафандр и, растолкав экипаж, выскочил из корабля на айсберг.
      Ноги Пыпина разъезжались на льду, он хлопнулся на живот и раскинул руки, желая обнять всю необъятную глыбу льда.
      - Она моя! Вся моя! Я ее никому не отдам! - закричал Пыпин и попытался лизнуть айсберг сквозь стекло гермошлема.
      Я набросил точно такой же скафандр, занес правую ногу за порог звездолета, и тут у меня мелькнула пронзительная мысль: а не избавиться ли от Пыпина раз и навсегда, оставив на льдине? Комета умчит его на своем хвосте в самые дальние дали, и мне не придется краснеть за допущенную когда-то ошибку.
      Искушение было велико. Я представил, как мое второе, нехорошее "я" летит в неведомые миры, попадает в иные цивилизации. И... "Стоп! Нельзя! - сказал я себе. - У тех разумных существ тоже есть дети. И Пыпин им тоже доставит немало хлопот". Я похолодел оттого, что чуть-чуть не смалодушничал и, вместо того чтобы бороться со своими недостатками, собственноручно едва не взвалил эту заботу на далеких разумных существ, населяющих неведомые планеты.
      Успешно справившись с малодушием, я вышел на льдину и попробовал увести Пыпина в звездолет. Хулиган поначалу отчаянно сопротивлялся, но потом ему что-то пришло на ум. Он загадочно улыбнулся, отколол себе весомый кусок льда и, крепко прижав добычу к груди, направился в корабль.
      Пыпин скрылся в проеме люка. Затем снова вышел и снова вошел и сказал скромнягам, находящимся на своих постах:
      - Можете трогать. Айсберг взят на буксир. Мы оба вернулись на корабль. Вначале, как вы заметили, прошел один, за ним явился другой.
      В скафандрах нас и вовсе можно было принять за одного и того же человека, и экипаж, как показали события, легко поддался на пыпинскую уловку. А я в это время усердно пыхтел над глыбой льда, стараясь отделить ее от хвоста кометы, и потому не придал значения ни загадочной улыбке своего врага, ни его странным хождениям через люк. И тем более обманным словам, донесшимся до меня из звездолета.
      Сверкающий хвост кометы неистово бился в моих руках. Отделив намеченный айсберг, я, к своему и ее облегчению, выпустил пленницу в глубины Вселенной, та, почуяв свободу, бросилась в созвездие Водолей и, вильнув напоследок хвостом, мгновенно исчезла в скоплении звезд.
      Я засмотрелся ей вслед и не заметил, как зашумели двигатели корабля, и звездолет отчалил от льдины.
      И тотчас каким-то образом в открытом космическом пространстве появился уже знакомый симфонический оркестр. Музыканты, дуя на пальцы - температура здесь стояла 273 градуса ниже нуля, - торопливо раскрывали ноты. Дирижер выхватил свою палочку и скомандовал:
      - Три!.. Четыре!.. Жутко... Еще жутче!.. Совсем жутко! Брррр!..
      Даже такой тугодум, как я, и тот понял, что совершилось преступление. Я обернулся и обнаружил, что кормовые огни корабля удалились уже на тысячу километров. Только теперь мне открылся дьявольский план хулигана. Он задумал избавиться от своего второго, и положительного, "я" одним решительным ударом. И как ни печально, это ему удалось. Пыпин бросил его одного посреди безбрежного холодного космоса и сейчас возвращался домой, торжествуя победу. Да, да, после того, как оркестр умчался на место другого крупного преступления, я остался один.
      Потом о моей смекалке будут написаны сотни книг. Но на самом деле все выглядело иначе. Потеряв надежду на спасение, я машинально ухватился за ленту из отработанных частиц, которая тянулась за кормой уходящего звездолета. К моему изумлению, лента оказалась достаточно прочной. Тогда я сел на айсберг верхом, и мы полетели за кораблем, как бы ведомые им на буксире.
      Лента тянулась, как я уже говорил, на тысячи километров. Звездолет уже вернулся на базу, когда моя ледяная баржа еще только приблизилась к плотным слоям атмосферы. Обнаружив, что нет ни меня, ни долгожданных запасов воды, экипаж и друзья майора Стенли пришли в справедливый гнев и стали обличать хулигана. Но Пыпин только усмехался и грыз лед, прихваченный перед уходом с айсберга. И вдруг на головы участников этой сцены хлынул спасительный ливень. Именно в этот момент моя ледяная гора вошла в плотные слои атмосферы. Лед таял подо мной, нагреваясь от трения, и я опустился на наш экспедиционный космодром, можно сказать, на последней капле воды.
      ГЛАВА IX, в которой юнга уже в который раз, в как всегда совершенно случайно, находит выход из очень сложного положения
      После невиданного дождя климат в этом районе Сахары стал почти что морским. Мимо наших палаток побежали широкие ручьи, и в них заплескалась рыба. Обеспечив себя водой, мы энергично включились в научно-исследовательскую жизнь экспедиции, и каждый день приносил какое-нибудь замечательное открытие. Но больше всего меня радовало превращение, происшедшее с Толиком за время моего путешествия за водой. То, чего не удалось добиться мне, легко получилось у Фыровой Маши. За короткий, но очень плодотворный срок ее шефства маленький авантюрист стал маленьким серьезным человеком. И при этом Маша, по словам майора Стенли, не сделала ничего особенного. Просто сказала Толику несколько слов.
      - Толик, так поступать нельзя, - сказала Маша. - Юнга Иван Иванович самый обыкновенный человек. И у него когда-нибудь может не получиться, он не сумеет спасти. И вообще, на свете не бывает сверхъестественных людей. Это во-первых. А во-вторых, отвага уже не отвага, если ты знаешь, что есть человек, который явится в последний момент и тебя избавит. Это нечестно, вот что я тебе скажу, как девочка мальчику. В-третьих же, настоящая слава приходит только к тем, кто борется за правое дело. У тебя же сплошные приключения ради приключений.
      Она произнесла это с таким терпением, словно осталась с Толиком в классе после занятий и объясняла не понятый им урок.
      - Это правда? - встревожился Толик.
      - Толик, ты же понимаешь, как я добросовестно учу. Не зубрю, а вникаю в самую суть материала, - напомнила Маша.
      - Маша, я подумал: ты абсолютно права. Я больше не буду, - ответил искренне Толик.
      После этого он ходил за Машей по пятам и прислушивался к ее каждому слову, вызывая у Пыпина сильное чувство досады. Признаться, мне тоже было обидно. Ну конечно, я самый обыкновенный человек, простой смертный. Я и сам это подчеркивал не раз. И все же и мне хотелось надеяться в душе на свою некоторую необычность. Но если уж так отличница говорит, какие тут можно питать надежды. Это, выражаясь ее словами, во-первых. А во-вторых, я то же самое Толику внушал, но мне-то мальчик почему-то не верил.
      Я было решил с Машей поговорить, - выяснить отношения, но в последний момент не посмел. С детства испытываю перед отличницами этакую робость. А вот у Толика я не удержался и спросил: почему он меня не послушал.
      - Иван Иванович, вы взрослый, - ответил вежливо Толик Слонов. - Взрослые всегда так говорят, потому что они взрослые. И детство у них было давно. А если уж так моя сверстница говорит, значит, так и есть на самом деле. Вы понимаете?
      Я ничего не понял, но скрыл это. Главным ведь было другое: Толик совсем ушел из-под влияния Пыпина.
      - Все равно он далеко не уйдет! Это дело моей чести! - грозился Пыпин, когда мы оставались одни.
      Так прошло несколько дней. Инопланетяне постепенно смирились со своей нескромностью и однажды вечером, когда в нашем лагере разожгли костер и пили чай из чистейшей родниковой воды, они перебороли смущение и подсели к нашему огню. Мы угостили их чаем и попросили рассказать о своей родной планете.
      Пришельцы отошли в сторонку, посовещались, и потом командир с веселым отчаянием произнес свою присказку:
      - Эх, пропадать так пропадать! Ладно, слушайте, земляне. Планета наша, как я уже говорил, называется Скромной. Ну, а мы, ее обитатели, зовем себя скромнягами. Вы уже, наверное, поняли, что главной добродетелью у нас является скромность. Совершенствуя с веками это достоинство, мои соотечественники стали невидимыми. Потому что показываться кому-либо на глаза считается крайней степенью нескромности. И в таком случае можно подумать, что человек воображает, считает себя необычайно красивым.
      - А почему у вас немножко не так? У одного виден сапог, у другого пуговицы. А на вашем плече и вовсе красивое украшение, - строго спросила наша отличница.
      - Вы правы, - согласился капитан, невидимо краснея. - Я и мои люди недостаточно скромны. Нам так и не удалось достичь совершенства. Нас собрали со всей планеты, потому что ни один стопроцентный скромняга ни за что не решится вступить в контакт с другой цивилизацией. И как видите, мы вступили. Теперь мы безнадежно нескромны. А лично я еще боюсь и того, что меня за этот удачный полет изберут президентом страны.
      - Вас президентом? - удивился Толик. - Но ведь на этот пост избирают самых достойных!
      - А у нас наоборот, - с сожалением произнес капитан. - Президенту оказывают такие почести, что их не перенесет ни один настоящий скромняга. И главе государства необходимы хоть какие-то знания. А стопроцентный скромняга учится в школе на двойки, чтобы не подумали, будто он всезнайка, будто бы он считает, что знает все.
      - Значит, на вашей планете нет ни одного отличника? - нахмурилась Маша.
      - К сожалению, есть. Но к счастью, они большая редкость. На свою беду, я в свое время учился только на четыре и пять, - признался капитан с тяжелым вздохом. - С этого и началось мое падение.
      - Вот бы где я развернулся. Среди своих-то, - сразу размечтался Пыпин, не надо читать и писать. Не планета, а рай. И еще при этом считаешься скромным. Ух и натворил бы я дел!
      Но всем нам, остальным землянам, было жаль скромняг, зашедших в погоне за скромностью так далеко, что теперь им ни в зеркало на себя посмотреть, ни сфотографироваться в семейный альбом из-за отсутствия внешнего вида.
      И больше всех была озабочена Маша. Ее взволновала низкая успеваемость скромняг.
      - Скажите, капитан, и давно у вас это началось? Я имею в виду стремление к скромности? - спросил майор Стенли с дотошностью истинного ученого.
      - Я точно не знаю, - сказал капитан. - Может, на этот вопрос ответят пуговицы. Они имели неосторожность прочитать дюжину книг по истории.
      Пуговицы, молчавшие, как и другие его товарищи весь вечер, шумно вздохнули и произнесли:
      - Это началось очень давно. Точная дата не установлена по причине того, что никто у нас не занимается хронологией. Во всяком случае, однажды некий человек, личность которого не установлена по известной уже причине, сказал другой неустановленной личности: "А я, между прочим, самый скромный человек на нашей планете". - "Ты ошибаешься, - возразила вторая неустановленная личность. - Самый скромный я!" - "Нет, я! И я тебе это докажу!" - "А я докажу тебе!" В это время к ним подошла третья неустановленная личность и, узнав, о чем спор, подумала и сказала: "Не спорьте! Вы оба скромны, в этом сомнений нет. Но самый скромный на планете я!" Потом в этот спор включился четвертый, пятый... Люди старались доказать на деле свою скромность. И постепенно началось соревнование за звание "Самого скромного", которое продолжается до сих пор.
      - И кто же стал самым скромным? - спросил я, признаться, немного задетый претензиями инопланетян. Уж кому, как не мне, знать, кто скромнейший из скромных.
      - А в том-то и дело, что Самый Скромный еще не известен, - не выдержал и разговорился лампас.
      - Видимо, это выяснится только тогда, когда скромняги достигнут вершины совершенства. То есть предела скромности, - вставил словечко сапог.
      - Значит, - спросил я, осененный внезапной идеей, - значит, если скромняги узнают, что место Самого Скромного занято, то стремление к совершенству исчезнет? И скромняги вернутся к обычной жизни?
      - Пожалуй, это так, - признал капитан. - Если место Скромнейшего будет занято, предел достигнут, нам придется совершенствоваться в другом.
      Сапог присвистнул и сказал:
      - Но когда это будет! Для совершенства практически нет границ!
      И тут мной овладел азарт.
      - Ну, а если бы нашелся...
      Но меня перебила Маша, задумчиво сказав:
      - Простите, Иван Иванович, по-моему, я вижу совершенно другой сон. Как будто я на планете...
      И, не договорив начатой фразы, Маша исчезла...
      - Она уже на планете Скромной! - пояснил я, почему-то догадавшись раньше других.
      Майор Стенли и его соратники по экспедиции тотчас заволновались. Инопланетяне молчали, но я чувствовал, что они тоже озабочены.
      - Маша там пропадет! Она же принципиальная! Мы должны ей помочь! закричал Толик Слонов.
      - Толик, подожди, - сказал я, зная горячий нрав мальчика и его стремление к безрассудным поступкам.
      Я хотел ему объяснить, что за Машу опасаться не нужно. Что с ней, лично, все это происходит во сне. Маше стоит только проснуться, и она избавится от самой, казалось бы, непоправимой беды. Но я не успел сказать все это Толику. Он, не дослушав меня, тоже исчез.
      То есть взял и оказался на планете Скромной. Его внезапное исчезновение вызвало новый прилив растерянности в нашем стане.
      - Иван Иванович! Я бывалый путешественник, видел всякое, но это, знаете... - пожаловался майор Стенли, не найдя даже названия происшедшему.
      - Это что же в самом деле? - подхватил Пыпин. - Только мне захотелось снова сбить мальчишку с правильного пути, а он взял да исчез? Так не пойдет! В погоню!
      В погоню!
      А скромняги вообще не знали, что и сказать. Так их ошеломило все, происходящее на Земле.
      Я случайно оказался единственным в лагере, кто не потерял голову и сохранил полное самообладание.
      - Итак, какие опасности существуют на вашей планете? - быстро спросил я капитана "Скромняги".
      - Опасность у нас, пожалуй, одна, но очень серьезная, - тщеславцы, лесной народ. Всех, кто попадает к ним в плен, они заражают ужасным тщеславием, сообщил капитан.
      После этого я развеял тревоги, охватившие лагерь, объяснив, где сейчас Маша и Толик Слонов и каким образом они туда попали. Но беспокойство за судьбу мальчика у нас не прошло.
      Признаться, вначале я было опять рассердился на Толика, но тут же подумал, что мальчиком на этот раз руководило не сумасбродство, а благородное желание спасти Машу Фырову. Конечно, ему следовало отпроситься у взрослых.
      А может, с другой стороны, Толик боялся опоздать на помощь.
      Может, он считал, что Маша уже попала в беду. А теперь наступила моя очередь спешить на помощь, но в отличие от Толика я не знал, как попасть на планету Скромную. Земные обитаемые корабли пока еще только летают в районе нашей планеты.
      - Зачем ломать голову? - сказал майор Стенли. - Не лучше ли нам воспользоваться способом Толика Слонова. Взять и просто перенестись на планету.
      - Во-первых, я отправлюсь один, - уточнил я, покачав головой. - У вас еще не закончены важнейшие исследования в Сахаре. А я, если верить вам, управлюсь и своими силами. А что касается способа, которым воспользовался Толик, то нам он не поможет.
      - Почему? - дружно в один голос воскликнули члены экспедиции.
      - А чем я хуже какого-то мальчишки? Почему у него выйдет, а у меня нет? вмешался опять задетый за живое Пыпин.
      - Да потому, что это уже будет не интересно! - сказал я, слегка удивляясь недогадливости окружающих. - Потому что этот вид транспорта работает только на интересности!
      - Я слышал, юнга, что вы всегда правы, но не ожидал, что до такой степени, - сконфуженно пробормотал майор Стенли.
      - В конце концов, мы можем прервать путешествие и вернуться с вами домой, - вмешался эполет и поспешно добавил: - Только не подумайте, что мы гуманисты. Мы случайно, нечаянно вам поможем.
      - У вас еще много дел на Земле. Контакт только лишь начинается, отказался я, решительно отвергая единственное верное средство перенестись на планету Скромную.
      До сих пор я шутя пересекал моря и океаны. Но сейчас передо мной лежали неизведанные просторы Вселенной, которые мне предстояло преодолеть в самый кратчайший срок. По ночам я выходил из палатки и смотрел на звездное небо, чувствуя себя маленьким человечком, проплававшим юнгой какие-то пятьдесят лет.
      Видя, как моя смекалка терпит одну неудачу за другой, майор Стенли и другие члены экспедиции впали в отчаяние. И я уже было сдался сам и решил принять предложение эполета, но тут в моей памяти всплыла страница одной научно-популярной статьи, которую однажды занесло ко мне на необитаемый остров.
      - "Вообразите, что толщина листа бумаги - расстояние от Земли до Солнца. Тогда длина пути до ближайшей звезды будет выглядеть как груда бумаги толщиной примерно 21,5 метра. Поперечник нашей Галактики - это уже бумажный "небоскреб" высотой метров в пятьсот7", - процитировал я вслух особенно яркое место из статьи.
      Когда я закончил, эполет восхищенно воскликнул:
      - А если... а если к этой стопке добавить еще один листик, вы окажетесь прямо на нашей планете! Ну и голова у вас, Иван Иванович! Значит, не зря говорят на Земле, будто вы самый находчивый!
      Сам не ведая того, он нанес сокрушительный удар по моей скромности, в самый ее центр. И она, бедная, беззащитная перед откровенной похвалой, покачнулась, зашаталась, и я еле удержал ее на достойном уровне.
      - Ну что вы, просто меня на этот раз не подвела моя отличная память, пояснил я, справившись с замешательством. - А сама идея уже была заложена в статье. Как видите, слухи о моей находчивости несколько преувеличены, добавил я с горькой улыбкой.
      Майор Стенли хотел утешить меня, возразить, но я, оберегая свою скромность от новых испытаний, сказал, что нужно спешить, и попросил позаботиться о баллоне с драгоценным грузом. Благородный путешественник пообещал с первой же оказией переслать его на буксир, и таким образом тысячи лежавших на мне важнейших забот уменьшились на одну единицу.
      После этого я сердечно пожал руки майору и его отважным товарищам и повернулся к Пыпину.
      - Ну, а каковы ваши планы? Может, вы отправитесь со мной? - спросил я, ежеминутно помня о своей ответственности за его проделки и боясь, как бы он вновь не скрылся из вида.
      Но Пыпин обвел ищущим взглядом скучные пески Сахары и жалобно ответил:
      - Что делать бедному хулигану в пустыне? Вот построят здесь детскую площадку, тогда уж обязательно вернусь и так навлияю!.. А пока доберусь с тобой до ближайшего города и уйду до твоего возвращения на покой, - пообещал Пыпин, отводя глаза.
      И я поверил, помня, что доверие - это козырь педагога.
      Мы поднялись в звездолет, который уже потихоньку жужжал включенной аппаратурой.
      Я отметил на штурманской карте ближайший к нам маленький алжирский городок Ин-Бельбель, но эполет постеснялся блеснуть своим профессиональным мастерством, и "Скромняга", описав длинную параболу, приземлился на цветущей окраине Краснодара, посреди фруктовых садов.
      Мы оставили звездолет под охраной здешних мальчишек, сели в трамвай, и я повез инопланетян в гости к городским властям. Пыпин доехал с нами до первой остановки, но потом в трамвай вошел контролер, и хулиган, не взяв как всегда билета, выпрыгнул в заднюю дверцу вагона.
      - Пыпин, я за вас заплачу! - крикнул я, высунувшись в окошко.
      - Все равно я никому не нужен. Я пешком по шпалам пойду. Несчастный и одинокий, - пожаловался Пыпин и, как мне показалось, даже всхлипнул.
      У меня так и сжалось сердце. Все же он мне не чужой.
      - Вы ошибаетесь, Пыпин! Вы мне нужны! Мы ведь с вами как бы родные. Я сейчас выйду к вам. Подождите!
      - Езжай, езжай. Такие родные хуже чужих, - обидно ответил Пыпин. Он зорко посмотрел по сторонам и вдруг как провалился сквозь землю.
      Мы приехали в центр Краснодара, я представил делегацию планеты Скромной городским властям и, не дожидаясь конца официальной церемонии, помчался в ближайший писчебумажный магазин.
      Но там меня поджидала первая неудача. Стоило мне открыть рот, как продавец тут же сказал, что только что заходил босой старик в джинсах и оранжевой футболке и скупил все пачки писчей бумаги. То же самое повторилось во втором магазине, в третьем, в четвертом... Я обежал все торговые точки, и везде мне отвечали, что бумагу забрал какой-то старик, назвавшийся детским писателем.
      - Он сказал, что пишет роман для плохо воспитанных детей, и ему может понадобиться вся бумага планеты, - уважительно пояснила молоденькая продавщица.
      В это время с улицы долетел шум мотора, и за витриной прокатил самосвал, нагруженный пачками писчей бумаги. За рулем сидел Пыпин. Он беспокойно выглянул из кабины и посмотрел назад, будто опасался погони.
      - А вот и он сам, писатель, скупивший всю бумагу, - восторженно сказала продавщица.
      Я выбежал на улицу, но машина успела скрыться, оставив вместо себя темное едкое облако пыли. Я немедля остановил первое свободное такси и бухнулся на сиденье рядом с водителем.
      - Вам куда? - спросил пожилой седоусый таксист.
      - На ту дорогу, по которой обычно у вас удирают отрицательные герои, сказал я.
      Водитель внимательно взглянул на меня и, понимающе присвистнув, ответил:
      - Все ясно! Вы гонитесь за Пыпиным.
      - Вы его знаете? - удивился я.
      - Кто же не знает Пыпина? - усмехнулся таксист. - Он был грозой всех наших отличников. Из-за него у меня в аттестате зрелости появились две тройки. А ведь я считался способным ребенком. Ну ладно, мое дело прошлое. Отчасти я сам был виноват. Ложная романтика улицы: курить и не слушаться взрослых, и поступать только наоборот. Но что он сейчас натворил? Этот Пыпин?
      Я вкратце рассказал о последних событиях. Преисполнившись справедливым возмущением, таксист сразу включил самую большую скорость и вывел машину на загородное шоссе.
      Оно лежало перед нами, ровное, как стрела. И по шоссе, отчаянно пуская клубы сизого дыма, удирал самосвал, нагруженный бумагой.
      Пыпин вновь выглянул из кабины, и ветер принес нам его недовольное восклицание:
      - Ну что ты поделаешь? Опять он меня нашел! Пыпин прибавил газу, надеясь уйти, но наше стремительное такси неумолимо приближалось к его самосвалу. Когда нас разделяли всего лишь считанные метры, Пыпин тоскливо запел:
      - "Позабыт, позаброшен с молодых юных лет!.." Мы поравнялись с его кабиной, я крикнул:
      - Пыпин, остановитесь! Чего уж теперь?
      - Сейчас! Все равно от тебя никуда не денешься, - согласился хулиган и начал постепенно сбрасывать скорость.
      Но именно в тот момент, когда беглец надавил на педаль тормоза, у нас зачихал мотор. Я поспешно крикнул:
      - Будьте здоровы!
      Мотор, подбодренный моим добрым пожеланием, заработал было опять. Но простуда, видимо, проникла глубоко под капот. Он чихнул еще раз, потом во второй и третий. И остановился. Вид у нашей машины был очень несчастный. Ей было неудобно передо мной.
      Пыпин вначале не поверил своему везению, а потом крикнул нам:
      - А теперь догоняйте! Привет! - и помчался дальше.
      - Все! Ушел! - с горечью ответил таксист, глядя вслед удаляющемуся самосвалу.
      - Не волнуйтесь. Теперь Пыпин от нас никуда не уйдет, - возразил я невозмутимо.
      И, встретив недоуменный взгляд бывалого таксиста, пояснил, что самосвал попал в ловушку.
      - Посмотрите вдаль, куда уходят боковые линии автострады. А теперь скажите: вы ничего не заметили? - спросил я с улыбкой у водителя.
      - Как же! Там, у горизонта, линии сходятся в одной точке! - воскликнул таксист, начиная понимать, что я имел в виду.
      - Ну конечно! - подтвердил я, радуясь сообразительности своего нового товарища. - И самосвал в конце концов упрется в эту точку!
      Вылечив такси, мы отправились вдогонку за Пыпиным и вскоре обнаружили самосвал. Он стоял, уткнувшись бампером в точку. Его кабина была пуста. А сам Пыпин, перетащив за кювет пачки бумаги, уже стоял обеими ногами на чистом листе. Увидев меня, он лихорадочно выхватил из пачки второй лист, и в ту самую секунду, когда Пыпин сунул его себе под ноги, я изловчился, прыгнул и встал рядом с ним.
      Нас окружали звезды и глубокая космическая тишина. Нам было тесно на маленьком листе белой бумаги. Мы стояли, прижавшись друг к другу, отделенные от Земли уже миллионами километров.
      - Ой, страшно, - сказал Пыпин, поеживаясь.
      - Вы еще можете вернуться. Пока не поздно, - напомнил я.
      - А кто же тогда будет хулиганить на Скромной планете? Искушать Толика Слонова? - спросил Пыпин, стуча зубами.
      - Никто не будет, - просто ответил я.
      - Вот то-то, - укоризненно сказал Пыпин. - У меня тоже есть понятие долга.
      Я снова изловчился и подсунул под ноги целую пачку бумаги, и мы оказались за пределами Солнечной системы. Когда стопка под нами выросла до двадцати одного метра, можно было подать рукой до ближайшей звезды. Мы сделали короткую передышку, выбрав одну из ее планет, пригодную для жизни, и я снова принялся за работу.
      И вот наконец наш бумажный столб достиг высоты в пятьсот метров - мы стояли на краю родной Галактики. Перед нами сияло Простецкое-Свойское созвездие, и там вокруг одной из звезд вращалась Скромная планета, от которой нас отделяла толщина всего лишь одного листика бумаги.
      Я, волнуясь, подержал этот листок в руках - по случайному совпадению он оказался последним - и потом положил его под ноги. И мы, подняв над головой руки, тотчас уперлись ими в поверхность Скромной планеты. И я, и Пыпин как бы стояли на руках посреди незнакомой улицы.
      - Мама, мама, посмотри, какие нескромные люди! - послышался звонкий голос невидимого мальчика.
      - Батюшки, и ходят на руках! Вот до чего падают нравы. А ты не смей на них смотреть, они ничему хорошему тебя не научат, - откликнулась невидимая мать малыша.
      Я решился, сделал кульбит и удачно встал на ноги. И, не теряя времени, огляделся по сторонам.
      Мы находились на широком проспекте посреди огромного странного города.
      Город казался вымершим. На тротуарах не было ни души.
      По асфальту разъезжали пустые автомобили и троллейбусы, и можно было подумать, будто они разъезжают сами по себе, как большие заводные игрушки.
      Но по плотности окружающего нас воздуха я догадался, что мы очутились в центре огромной толпы, и когда в нее вливался новый зевака, воздух пружинил, становясь еще плотней.
      Я увлекся знакомством с чужим далеким миром, и не заметил, что Пыпин для невидимок все еще стоит на руках, вызывая их осуждение.
      - А этот совсем потерял стыд. Так и старается показать: вот, мол, как я умею, - говорили про него скромняги.
      Им было невдомек, что Пыпину, который уже полвека пренебрегал утренней зарядкой, не так-то просто сделать и обычный кульбит.
      - Чего ругаетесь? - обиделся Пыпин. - Может, это не я, а вы ходите вниз головой? Может, я держу на руках вашу планету? Вот возьму и перестану держать, и пусть она летит в тартарары. - И старый хулиган, кряхтя, перевалился на ноги.
      Среди невежественных скромняг, считавших, как известно, знания проявлением зазнайства, поднялась такая паника, что Пыпин перепугался сам.
      - Ладно, не бойтесь. Вашу планету держит другой наш человек. Скромный, а потому и невидимый, как и вы, - солгал хулиган, вдруг неожиданно пожалев скромняг.