- Все эти. Сидите, Пыпин. И тут нет ничего страшного. А потом обменяемся мнениями. Нам важно установить: какое необычайное событие могло привлечь внимание Толика Слонова. Так, путем анализа и синтеза нам удастся выяснить, куда он улетел.
      - Ну и ну, - обреченно промолвил Пыпин.
      - Вперед, Пыпин! Вперед по страницам журналов и газет, - призвал я хулигана, стараясь влить в него бодрость.
      - Так ведь я того... плохо читаю, - смущенно, но уже немного приободрясь, пояснил Пыпин.
      - Смелее, Пыпин, смелее. Научиться читать хорошо никогда не поздно, сказал я.
      - Да, я уж постараюсь, - пообещал хулиган. - Только бы мне найти мальчишку и завладеть вашим дымом.
      Мы разделили подшивки газет и журналов и углубились в чтение. И изучали прессу в течение нескольких дней и ночей. Постепенно Пыпин начал относиться к делу спустя рукава, стараясь свалить всю работу на мои плечи, и я несколько раз, подняв от подшивки глаза, заставал его спящим.
      - Пыпин, Пыпин. Проснитесь, мы же спешим, - укоризненно говорил я.
      - Ты ж знаешь: иначе я не могу. Чего же обижаться? - возражал Пыпин.
      Наконец наступил момент, когда он, перевернув страницу газеты, закричал:
      - Я нашел! Слышь? Я нашел! Экспедиция на Северный полюс! Толик, как пить дать, подался туда! Ха-ха! Это я нашел, а не ты, отличник из школы юнг! Что? Утер я тебе нос? Утер! Ха-ха!
      - Во-первых, экспедиция не на Северный полюс, а на Южный, вы держите газету вверх ногами, - с улыбкой заметил я. - Во-вторых, экспедиция на полюса уже вчерашний день для путешествия. А в-третьих, на нашей планете осталось всего лишь одно белое пятно - пустыня Сахара. А теперь послушайте, что пишут в очень серьезном журнале "Мурзилка": "Как известно всем учившимся в свое время на четверки и пятерки в школе, единственным белым пятном, оставшимся на карте земли, является пустыня Сахара. В прошлом году крупнейший философ юнга Иван Иванович предложил блестящий проект освоения Сахары. "В то время, - сказал он корреспонденту нашего журнала, - когда в детских садах не хватает песочных площадок, в Сахаре пропадает без дела масса высококачественного песка. Мы превратим величайшую пустыню мира в величайшую песочную площадку для игр, и пусть дети всех континентов резвятся на этой площадке, сколько угодно их душе, делают куличи и так далее!" Сегодня утром в Сахару отправилась экспедиция, в которую вошли лучшие ученые, архитекторы и художники во главе с известным исследователем Африки майором Стенли". Что касается меня, - сказал я, - то, по-моему, это самая важная экспедиция за последнее столетие. И Толик Слонов, несомненно, постарается проникнуть в ее ряды. Потому что приключения, которые ждут майора Стенли и его друзей, сулят много заманчивого.
      - Ну, я им помешаю, ну, я им помешаю! - угрожающе произнес Пыпин. - Вот только до них доберусь, я им покажу!
      - Не торопитесь, - заметил я. - Прежде дослушайте сообщение до конца: "Как и следовало ожидать, экспедиция тотчас исчезла в песках Сахары. Радиосвязь с майором Стенли и его друзьями потеряна!" Я думаю, это дело рук Толика Слонова. Значит, он уже там, - задумчиво закончил я, закрывая журнал.
      - Вот те на, - пробормотал Пыпин. - Как же теперь его найдешь, если он исчез вместе с этой эксо... эксапе... словом, вместе с ней исчез?
      - Пойдем по его следам. Поднимайтесь, Пыпин! - призвал я, вставая первым из удобного кресла. - Главное, нам известно, где он оставил свои следы.
      - На небе, где же еще. Это я и без тебя знаю. Да на чем туда попадешь? пробурчал Пыпин.
      - А вот мы сейчас посмотрим, - ответил я лукаво.
      Мы вышли на палубу и посмотрели на небо. Я невольно присвистнул. Оно было высоко-высоко.
      - М-да, в самом деле, "на чем"? Или "как"? - пробормотал я, тотчас потеряв свою самоуверенность.
      - Вот так-то, мыслитель! - ехидно сказал Пыпин, не упустив возможность позлорадствовать.
      Но, видно, я родился удивительно везучим, и в этом, наверное, и заключается секрет моей почти фантастической удачи. Вот и сейчас вокруг меня, словно невидимая пчела, закружила очень простая и вместе с тем невероятно остроумная идея. Она добродушно подразнила меня и в тот самый момент, когда Пыпин решил добавить еще что-то обидное, уселась на мой лоб. И я победно воскликнул:
      - Теперь я знаю, как нам туда попасть, на небо! А для этого, Пыпин, нам и нужно-то всего ничего: каждому по горошине и две пары сапог. Желательно большего размера.
      - Ну и ну, - сказал изумленный хулиган. Мы переобулись в кубрике в просторные матросские сапоги с широким раструбом и, прихватив на камбузе две горошины, вышли на палубу.
      Все это время члены команды вели себя деликатно - не вмешивались в мои дела. Они поняли сразу, что я должен незаметно пропасть, и разом дружно повернулись ко мне спиной. Мои добрые старые товарищи даже не имели права просто попрощаться со мной и пожелать скорейшего успеха. Потому что им можно было хватиться меня не раньше, чем через пять - десять минут.
      - И что же делать теперь? - спросил непонятливый Пыпин.
      - Вспомните: что нас держит на земле? Ну конечно же...
      - Любовь ко всяким проказам! - выскочил Пыпин с ответом.
      Из-за невежества Пыпина, имевшего по физике твердое "два", нам приходилось терять драгоценное время, но я все же набрался терпения и пояснил:
      - Почему мы до сих пор не улетели в небо, а вместо этого твердо стоим на земле? Да потому, что нас держит за ноги земное притяжение, Пыпин. Гравитация, так сказать. Наши ноги в данном конкретном случае в сапогах. Значит, держит она за сапоги. Наша задача: неожиданно для нее выскочить из сапог, и, пока она не опомнилась, не сообразила, что к чему, как можно скорее взвиться вверх, к облакам.
      - Прямо так и взвиться?
      Пыпин был настолько темен, что мне даже стало жалко его. И горько от мысли, что вот до чего дошло мое плохое "я".
      - Не прямо, а бросив горошину оземь и используя возникшую при этом силу отдачи. При отсутствии гравитации этого будет достаточно, чтобы взвиться до ближайших облаков.
      - Ну ты даешь? Ну ты и придумал! Обалдеть! - с невольным уважением отметил Пыпин.
      Он впервые за полвека нашей борьбы отозвался обо мне с одобрением. Но словно нарочно, я в этот раз не сделал ничего особенного. Будто учил его на личном примере, который и примером стыдно назвать.
      - Такое может придумать любой, если, конечно, прилежно учится в школе, возразил я, подавив в себе досаду. - Итак, приготовились!.. Три! Два! Один! Пуск!
      Я присел, оттолкнулся от стелек и, ударив одновременно горошиной о палубу буксира, вылетел из сапог в небеса. Пыпин замешкался, но мне удалось в последний момент зацепить его за ворот футболки, и, пока самоуверенное многопалое чудище Гравитация недоуменно разглядывала наши сапоги, мы медленно поднялись над буксиром и зависли где-то посередине между облаком и верхушками мачт.
      - Пыпин, бросьте горошину вниз! Только быстрей. Не медля! - крикнул я, опасаясь, что Гравитация вот-вот обнаружит, что сапоги пустые, протянет свои могучие цепкие лапы и, схватив нас за голые пятки, стащит к себе на землю.
      - А я ее проглотил, - ответил Пыпин. - Ты ж сказал, что в горошине сила.
      У меня на раздумье уже не оставалось ни секунды, я выхватил из кармана расческу и швырнул ее вниз. Мне показалось, будто под нами взорвался целый пороховой склад. Нас подбросило так высоко, что, не будь в этот день густой облачности, притормозившей наш полет, мы, наверное, вышли бы на орбиту вокруг Земли.
      Но все кончилось благополучно, мы отряхнулись и, свободные от притяжения Земли, а потому и совершенно невесомые, зашагали в сторону Африки.
      Снизу до нас долетел шум тревоги, топот и возгласы:
      - Люди за бортом!
      На буксире обнаружили наше загадочное исчезновение, и капитан приказал отправиться на поиски пропавших.
      ГЛАВА VII, в которой в облаках витают незнакомые люди и появляются следы Толика Слонова
      Вскоре я и мой спутник добрались до большого кудрявого облака и, к своему изумлению, обнаружили, что мы не единственные люди на небесах. Посреди облака, точно на диване, не снявши туфли, возлежал молодой человек в расстегнутой на груди пестрой рубахе со спущенным галстуком, в мятых брюках и записывал что-то в блокнот, поднимая иногда задумчивый взгляд к звездам.
      Я покашлял, чтобы не испугать его, потому что он тоже мог вообразить, будто он здесь, на небе, один.
      - Извините за беспокойство, - произнес я учтиво. - Здесь, случайно, не пролетал воздушный шар с мальчиком в гондоле? Рыжий мальчик такой, непослушный.
      - О музы! Чего мне стоило преодолеть притяжение! И вот я вознесся?! И что же?! - жалобно воскликнул молодой человек. - Ко мне подходят, словно на проезжей дороге, и расспрашивают про какого-то мальчика и шар.
      Я понял, что он не видел ничего вокруг себя, уйдя с головой в творчество, и попросил извинения. Молодой человек успокоился и, сразу забыв о нашем присутствии, начал вдохновенно писать.
      И тут же мимо нас поплыли вереницей кучевые облака. И на каждом находился человек. На одном облаке был установлен письменный стол, и за ним сидел лысый мужчина и печатал на пишущей машинке. На другом ходила на пуантах совсем юная девушка. На третьем лохматый живописец топтался перед мольбертом, искал что-то на холсте и вдруг, найдя, наносил кистью по холсту удар, стремительный, как выпад шпаги. А потом до нас донеслось чье-то пение и тихие переборы гитары. И на кучерявом облаке проследовал худой усатый бард с черными грустными глазами. Его облако было таким крошечным, что длинные ноги барда болтались внизу под облаком, в синем небе.
      - Эй, вы, чудаки! - закричал Пыпин. - Кто видел шар этот... воздушный?
      - Тсс... Не мешайте им, - зашептал я, останавливая Пыпина.
      Но эти люди не слышали нас. Они витали в облаках. Однако я на всякий случай взял Пыпина за руку и увел на цыпочках прочь.
      Мы прошли несколько километров, внимательно вглядываясь себе под ноги. Но пока ничто не говорило о том, что еще совсем недавно здесь промчался воздушный шар Толика Слонова. Небо по-прежнему оставалось таким же безупречно чистым и ясным, тщательно скрывая от нас следы.
      Мы уже потеряли последнюю надежду на успех, когда мой острый глаз заметил, что в одном месте синева чуть-чуть бледней, чем на всем остальном небе.
      Я живо опустился на корточки и позвал своего спутника:
      - Посмотрите, Пыпин. Что это, по-вашему? Хулиган присел рядом со мной и, разглядев бледную полоску, сказал:
      - Да чего тут гадать? Небо вылиняло малость. На солнце да на ветру.
      - Вы правы. Небо тоже линяет, - одобрительно сказал я, радуясь, что Пыпин хоть немножко, да что-то знает. Но как он все еще был наивен, как невежествен!
      - Но в данном случае, - продолжал я с невольной улыбкой, - мы наткнулись на настоящий след. Да-да, перед нами след воздушного шара! Запомните, Пыпин, шар, проносясь по воздуху, раздвигает его. А в пустое место потом вливается свежий воздух. И поскольку Толик пролетел здесь совсем недавно, воздух еще не успел потемнеть. Но опоздай мы немного - и колея, как бы проложенная воздушным шаром, исчезла бы для нас навсегда.
      И мы, коротая путь в беседах, отправились вдоль колеи. Мимо нас стрелой, со свистом проносились воздушные лайнеры. Пролетали стаи птиц, кочующие с юга на север. Однажды я несколько километров нес под мышкой усталого журавля, отбившегося от своих товарищей, и когда тот набрался сил, отпустил его догонять свою стаю.
      - Вот мы топаем по небу, как по шоссе, а люди на нас ноль внимания, вдруг на третий день пути обиделся Пыпин.
      - Просто они полагают, будто мы с вами - мираж. А вот, кстати, и то, что мы называем классическим миражом, - сказал я на пятый день пути. - Если бы вы в свое время добросовестно учили географию в школе, вы бы заметили такой рисунок в учебнике еще для начальной школы.
      Перед нами как раз в это время показался уютный маленький оазис несколько пальм, журчащий ручей и миниатюрный дворец из белого мрамора. Оазис мирно висел между стратосферой и землей, будто приклеенный к синему небу.
      - Между прочим, - отметил я, - мираж такого типа свидетельствует о том, что мы уже добрались до Сахары.
      С этими словами я ступил на край миража, и тут, к своему неописуемому удивлению, вместо воздуха почувствовал под своей подошвой самый настоящий песок.
      - Пыпин, земля! - воскликнул я, не удержавшись.
      - Земля-то, земля, да только как все это попало сюда? Ну мы-то ладно, взяли да выскочили из сапог. А вот как этой махине удалось обмануть притяжение? Вот чего я не пойму, - пробормотал Пыпин.
      Как ни странно, я тоже не смог объяснить это удивительное явление.
      Заметив мое секундное замешательство, Пыпин обрадовался и поспешно сказал:
      - Теперь ты видишь: зачем учиться? Ты, например, учился-учился, а толку? Не знаешь, как здесь очутился этот оазис!
      Он хотел воспользоваться моей растерянностью, но я вовремя заметил опасность и, взяв себя в руки, произнес:
      - А я еще не закончил учебу. Человек, да будет вам известно, должен учиться всю жизнь. Наберитесь терпения, Пыпин! Сейчас навстречу нам выйдет кто-нибудь из обитателей этого странного миража, и мы узнаем еще об одной загадке природы.
      И в самом деле, из дворца выбежал седобородый старик в чалме и полосатом халате. Вглядевшись в мое лицо, миражанин всплеснул руками и закричал:
      - Дети, идите сюда! Посмотрите, кто к нам пришел! Сам юнга Иван Иванович! Да-да, тот самый юнга, который превзошел даже нашего Синдбада!
      "И тут не уйти от незаслуженных почестей, - подумал я с досадой. И еще я подумал: - Как это удается людям помнить мое совершенно ничем не примечательное лицо? Уж я-то со своей никудышной памятью такое лицо ни за что б не запомнил!"
      Пока я так думал, на крик старца из дворца вышли молодые мужчины и женщины в пестрых восточных одеяниях. Они шли парами, взявшись за руки. Сбоку от этого шествия следовали две пожилые дамы в белых халатах. Одна из них вскинула голову и повелительно произнесла:
      - Ибн-Садык, не верти головой! А ты, Сорейя, смотри себе под ноги!
      Я бросил быстрый взгляд на фронтон дворца и обнаружил полуистершуюся надпись из арабской вязи: "Детский сад № 3 им. Шахразады". И тут же память подсказала мне, что некогда на Земле был такой детский садик, и этот сад четверть века назад исчез самым таинственным образом. Вместе с людьми и всем инвентарным имуществом.
      - Да-да, Иван Иванович, перед вами детский сад № 3, - подтвердил старец, перехватив мой взгляд. - Я же его заведующий, а это мои воспитательницы и маленькие воспитанники нашего сада. Мы рады видеть вас у нас в гостях! Милости просим!
      - Ты иди. А я подожду здесь, - сказал Пыпин, почему-то беспокойно поеживаясь.
      Я хотел было спросить, что мешает ему принять приглашение, но хозяева уже окружили нас, обласкали, повели во дворец и усадили в столовой за крошечные детские столики. Когда перед каждым из нас поставили по полной тарелке чудесно дымящейся манной каши, заведующий садом погладил бороду и изрек:
      - Дорогие гости! Мы ведь тоже живые люди, хотя и обитаем между небом и землей, и понимаем, что вам и каша не в радость, пока вы не узнаете нашу историю.
      - Вы угадали, почтеннейший, - сказал я, положив ложку на стол.
      - Ибн-Садык! Поведай гостям! - сказал заведующий.
      - Поесть не дадут, - жалобно пробормотал Пыпин, к моему удивлению жадно принявшийся за кашу, и почему-то выскочил за дверь.
      А молодой человек, которого назвали Ибн-Садыком, начал свой рассказ:
      - В то утро, как обычно, к нам прилетел самолет и привез ящик с конфетами. Мы, как всегда, окружили ящик, собираясь сейчас же получить по конфете, но, когда наша повариха открыла крышку, из ящика вышел сорокалетний мужчина с последней конфетой за щекой и сказал, что перед нами прославленный юнга Иван Иванович. И хотя человек был перепачкан шоколадом с ног до головы, мы сразу узнали вас. То есть этот самозванец до того походил на ваши портреты, что даже толстый слой шоколада не смог скрыть этого сходства. Он был похож на вас, как и пришедший с вами старик, только что отлучившийся на минутку. И мы, конечно, пришли в неописуемый восторг. Еще бы: в наш детский сад пожаловал сам Иван Иванович... Не буду, не буду, - спохватился рассказчик, заметив мое смущение. - Мы слышали о вашей удивительной скромности, но я должен был описать наш восторг, без этого невозможно понять то, что случилось дальше. Мы попались на уловку самозванца, и это стало причиной всех наших несчастий. Пользуясь вашим авторитетом среди воспитателей и детей, он учил нас предосудительным поступкам.
      "Нынче принято капризничать по каждому поводу, не спать после обеда и плохо вести себя за столом. Но главное, дети, не это. Каждый должен думать прежде всего о своем удовольствии. Если тебе хочется кричать и топать ногами, когда другие спят, топай, кричи! Выпей, если охота, весь компот! И ничего, что другим не останется ни капли! Вот те мудрые истины, которые теперь решено считать передовыми. Узнав об этом, я тотчас поспешил с этой радостной вестью к вам!" - сказал самозванец, когда многоуважаемый заведующий вышел из комнаты для игр.
      Мы дивились, слыша такое из уст человека, прославившегося на весь мир своим примерным поведением, но должны были верить ему. Ибо взрослые чуть ли не каждый день твердили: "Подражайте юнге Иван Ивановичу, учитесь у него, как нужно себя вести. И вы станете такими же, как он!"
      И мы начали подражать и прилежно учиться. Так наш лучший в Африке детский сад на несколько секунд превратился в скопище непослушных и плохо воспитанных детей. Мы уже собирались поддаться всем соблазнам, которые сеял этот искуситель, но тут в комнату вернулся многоуважаемый заведующий со свежей газетой в руках. "Дети, хотите, я прочитаю вам последние известия?" - спросил он. Мы обрадовались передышке, потому что борьба с соблазнами отняла у нас много душевных сил. "Давайте это сделаю я", - сказал самозванец, почуяв, как мы догадываемся теперь, близкое разоблачение, и потянулся за газетой. Но заведующий сказал, что неловко перегружать его, Иван Ивановича, воспитательной работой, которую он и так добровольно ведет в детском саду. После этого он развернул газету и прочитал вслух экстренное сообщение, напечатанное крупными буквами прямо на первой странице:
      "Сегодня всемирно известный юнга Иван Иванович благополучно прибыл на борту своего старого доброго буксира "Перепелкино" в далекий порт Туапсе. По пути юнга одержал очередную нравственную победу над знаменитым хулиганом Пыпиным. Но как всегда, самому хулигану удалось в последний момент уйти от благотворных нравоучений бывалого юнги. По непроверенным данным, Пыпин скрылся в пустыне Сахара".
      Когда он кончил читать, мы уставились на своего гостя, не понимая, как знаменитый юнга мог одновременно оказаться в двух разных местах...
      - Прошу вас остановиться, - прервал я рассказчика. - Тут мне крайне необходимо посвятить всех тех, кто с неослабным вниманием следит за моим поединком с Пыпиным, в некоторые тонкости этой борьбы. И если я не сделаю это сейчас, то потом могу закрутиться в водовороте дальнейших происшествий и забыть, в чем, собственно говоря, заключались данные тонкости. Надеюсь, вы меня извините за неожиданное вторжение в ваш последовательно развивающийся рассказ?
      - Ну что вы! Ну что вы! - воскликнул Ибн-Садык. - Я охотно вас извиняю. И вместе со всеми товарищами с удовольствием присоединяюсь к миллионам читателей, которые с нетерпением ждут этого безусловно очень важного посвящения.
      ГЛАВА, появившаяся неожиданно среди других глав и не имеющая своего номера, но тем не менее играющая очень важную роль
      - Друзья! - начал я. - Это уже не первый случай, когда он выдает себя за мою скромную и неизвестно за что уважаемую особу. Так ему проще обманывать детей, скажете вы? И это будет истинной правдой! И все же у этой хитрой уловки есть еще одна и более важная причина. Дело в том, что Пыпин поставил целью сломить мою моральную стойкость и сделать меня таким же хулиганом, как он сам!
      Это известие поразило моих слушателей как гром.
      - Я вас понимаю, - деликатно заметил я. - Вам казалось, будто бы в нашем поединке я преследую, а Пыпин только и делает, что скрывается от моих воспитательных мер. Да, он очень боится моего духовного превосходства. И тем не менее при первой возможности Пыпин переходит в наступление сам! Вначале он искушал меня славой, засыпая письмами и потоком цветов от моих неизвестных восторженных почитателей, и надеясь при этом, что я задеру нос и потеряю к себе уважение. А человек, потерявший к себе уважение, способен на всякое зло. Это была откровенная диверсия против моей скромности - основы моего существа! Но грубейшие грамматические ошибки и цветы, явно сорванные в темную ночь в городском сквере, помогли разоблачить искусителя, и моя скромность осталась неприступной, словно скала.
      Потерпев неудачу, Пыпин придумал новый очень коварный план. А я, не подозревая о страшной опасности, уже подстерегающей меня, лежал в это время" на юте родного буксира и от нечего делать листал свежий номер журнала "Вокруг света". Мне только что пришлось оттащить в рулевую рубку полное ведро земного магнетизма, потому что в компасе закончился магнит. Ведро оказалось тяжелым, и теперь теплые пассаты ласково гладили мои чуточку онемевшие мышцы. Вместе со мной беспечно нежилось мое пресловутое, воспетое современниками предчувствие. Оно даже не шелохнулось, когда мой благодушный взгляд наткнулся на маленькое объявление, помещенное на предпоследней странице журнала:
      Племя наи-вняг срочно ищет покровителя племени. На место принимаются люди исключительно божественного происхождения. Принятый обеспечивается всеми почестями, соответствующими его положению. (Жертвоприношения по соглашению.) Обращаться по адресу: Атлантический океан, воды Антарктики, остров, на котором живут наи-вняги.
      Просим не задерживаться, приехать как можно скорей, иначе мы пропадем.
      Старейшины племен".
      На предпоследней странице журнала обычно помещались шутливые сообщения; я решил, что и эти строки придумал какой-нибудь веселый придумщик, и легкомысленно захлопнул журнал. А через минуту за мной прибежал взволнованный матрос и позвал в радиорубку.
      В тесной рубке я увидел весь экипаж нашего славного буксира. Мои товарищи сгрудились вокруг корабельной рации, из которой в разные стороны разносился встревоженный мужской голос:
      "Всем! Всем! Всем! Передаем ужасное сенсационное сообщение: юнга Иван Иванович не выдержал бремени славы! Его несокрушимая скромность пошла на дно! Юнга только что прибыл на остров наи-вняг. Он заявил наи-внягам, будто бы является человеком божественного происхождения. Как ни горько осознавать, товарищи, но это свершившийся факт!"
      Диктора тут же заглушили другие всполошенные голоса. Эфир неистовствовал, сходил с ума, повторяя на всех языках известие о моральном падении юнги.
      Мои друзья смотрели на меня с молчаливым укором.
      "Как же ты так, Иван Иванович?" - горестно спрашивали их добрые глаза.
      "Но я же здесь, перед вами!" - напомнил я, невольно улыбаясь.
      "Братцы! Действительно, он здесь, перед нами!" - обрадовался боцман, первым придя в себя.
      И в рубке поднялось неописуемое ликование, полностью заглушившее рацию. Но едва затих самый бурный порыв веселья, капитан взял себя в руки и озабоченно произнес:
      "Товарищи, с одной стороны, юнга, конечно, с нами. Вот он стоит. Такой, каким мы его знали всегда. Но в то же время юнга находится там, на острове наи-вняг в качестве человека божественного происхождения. Как ему удалось оказаться и здесь и там, лично я объяснить затрудняюсь. Но об этом нельзя забывать".
      И тут моими товарищами опять овладела тревога. Мне тоже стало не по себе. От мысли, что в это время я нахожусь на острове наи-вняг, потеряв свою былую скромность.
      "Юнга, может, вы объясните нам, что с вами случилось? То есть не объясните, а просто попробуете высказать свое еще незрелое, наивное и даже, может быть, по-детски абсурдное предположение? - с надеждой спросил капитан.
      Я наморщил лоб, втайне рассчитывая: а вдруг меня, как это уже не раз бывало, осенит счастливая догадка? Но случай на этот раз обошел меня стороной.
      "Что вы, капитан? Куда уж мне такому зеленому, если даже вы отступили перед этой загадкой! - удивленно воскликнул я. - Мне кажется, что ее разрешить можно только на острове, где живут сами наи-вняги. Но это во мне, конечно, говорит типичная мальчишеская горячность".
      Услышав мои слова, экипаж загрустил. Все поняли, что снова настал час нашей разлуки. Юнге пора совершать очередной безрассудный поступок, убежав с корабля за разгадкой очередной тайны. Но пасть окончательно духом им не давала мысль о том, что зато какой радостной будет встреча, когда их любимец вернется потом живым и невредимым, успешно пройдя через воду, огонь и - наконец-то! медные трубы.
      "Что ж, придется стать на ремонт. Штурман, мы отправляемся в доки! деловито скомандовал капитан и многозначительно добавил: - В какие - знаете сами!"
      "Есть, в доки! - лихо откликнулся штурман и понимающе добавил: - В те, что поближе к острову наи-вняг".
      На буксир вернулось здоровое рабочее настроение, и вскоре он встал в доки. А едва наступила ночь, мне пришлось, не мешкая, бесшумно спустить на воду свой личный (предназначенный для приключений юнги) ялик и отправиться на поиски острова наи-вняг. Я энергично греб веслами и представлял, как утром вахтенный поднимет тревогу, обнаружив загадочное исчезновение юнги, экипаж поспешно поднимет якорь и, в свою очередь, бросится на поиски своего легкомысленного любимца. Но только так уж получится, что курс он возьмет в противоположную сторону. Я гребу на запад, а буксир поплывет на восток. И в этом нет ничего удивительного. По какой-то причине, то ли из-за отсталости своей, то ли еще почему, наи-вняги до сих пор не смогли точно определить свои координаты, и потому толком никто не знал, где находится этот загадочный остров.
      Я не покладая рук раздвигал веслами льды, углубляясь в море Уэдделла, и на десятый день путешествия передо мной выросло чудо. Посреди белых пустынных льдов возвышался ярко-зеленый, украшенный буйной растительностью остров. При ближайшем рассмотрении оказалось, что она состоит исключительно из садово-огородных культур. Среди густых зарослей лука и петрушки краснели томаты, толстые ветви яблонь и груш сгибались под тяжестью сочных плодов.
      От изумления я выронил в воду весла, но затем быстро пришел в себя и начал лихорадочно грести просто руками. На берегу тем временем появились первые туземцы и закричали:
      "Это он! Смотрите он и здесь! Он и там, он и тут!"
      Они указывали то на меня, то в глубины острова, скрытые за стеной деревьев.
      Я пришвартовал свой ялик в тихой прелестной бухте, вылез на берег, и туземцы тотчас пали передо мной на колени, уткнувшись лицом в песок. Мне стало очень обидно. За что они меня так?
      "Минуточку, минуточку! Давайте прежде разберемся: что это за остров и кто вы такие?" - запротестовал я на совершенно законном основании.
      Один из туземцев поднял голову и с мягким упреком промолвил:
      "О божественный! Это же мы, наи-вняги, твои темные, совершенно беспомощные чада. Неужели ты успел нас позабыть? Ведь с того момента, как ты осчастливил нас последней мудрой беседой, прошло всего лишь десять минут!"
      Я хотел напомнить туземцам, что только сию минуту прибыл на остров и, следовательно, вижусь с ними впервые, но передумал, побоявшись нанести им, может быть, кровную обиду, и уклончиво сказал:
      "Если вас это не затруднит, будьте любезны, покажите мне этого меня, который с вами только что вел беседу... И встаньте же на ноги, в конце концов! Сколько можно?"
      "Слушаемся, всемогущий!" - обрадовался все тот же туземец, который первым завел со мной разговор.
      Он был очень толст, но вскочил на ноги с необычайной для своего веса резвостью. Остальные островитяне охотно последовали его примеру, поднялись, отряхивая приставший к одежде песок.
      "Ты желаешь взглянуть на себя, лучезарный? Ступай за мной! Мы тебе покажем тебя. Ты там!" - продолжал толстяк, указывая за верхушки деревьев, и прытко зашагал по тропинке сквозь сад.
      И я поспешно бросился за ним, сопровождаемый толпой островитян.
      "Нам очень повезло. Ну то, что именно ты согласился взять наше племя под свое высокое покровительство, - говорил толстяк, оглядываясь на ходу. - Мы как узнали, впали в сильный восторг. "У кого, у кого, а у юнги Иван Ивановича его божеское происхождение видно за восемь морских миль, - говорили мы. Послушаешь про его дела, и ясно, что он существо сверхъестественное".
      Это я-то сверхъестественное существо? Но на льстеца он не был похож. Им руководило его невежество. И я его простил.
      "А вот божеству, которое было до вас, - не утихал мой словоохотливый проводник, - тому - стыдно сказать: все-таки бог! - мы не сразу поверили. Пришлось ему заложить новый сад, только тогда он сподобился почестей".
      Над моей головой свисали огромные темно-синие сливы, а кочаны капусты доходили до плеча.
      "С ума сойти! - вскричал я, не удержавшись от восторга. - И все это в центре вечных льдов!"
      "Эти культуры вырастило божество, которое было за два божества до тебя", пояснил толстяк.
      Я в бога не верил, но тот, кто создал эти огороды и сады безусловно был наделен сверхъестественной силой.
      Тропинка привела нас в симпатичный поселок, состоящий из красивых жилых строений. Посреди просторной площади возвышалось многоэтажное сооружение, на крыше которого причудливо соседствовали луковки церквей, ступенчатые верхушки пагод и химеры языческих капищ.
      "Все, что ты видишь, тоже возникло по мановению наших всемогущих покровителей, - трепетно сообщил толстяк. - А от тебя мы ждем еще большего!"
      "Но мне недоступно даже такое", - предупредил я толстяка и остальных сопровождавших меня островитян.
      "О, о твоей скромности мы наслышаны много", - почтительно напомнил толстяк.
      "О да! Очень много наслышаны", - загудели туземцы.
      "А где же они, ваши всесильные покровители? Что с ними случилось?" спросил я, уводя их от лести, которой они по темноте своей начали было меня осыпать, и за одно с этим восхищаясь архитектурным искусством могучих и таинственных существ.