Пока наша экспедиция спасала Машу, в кабинете появилось новое действующее лицо. Покончив со страшным врагом и вернувшись к своему главному делу, мы увидели пожилого мужчину с гривой седых волос. Эта грива была так велика, что нам поначалу показалось, будто потолок над нами затянут кучевыми облаками. А под облаками, точно два ясных неба, синели добрые глаза этого человека.
      - Я же запретил подходить к микроскопу! - напустился ученый на своего старшего сына.
      - А я и не хотел. Но там, папа, такое!.. Такое!.. Что я прямо-таки был обязан туда посмотреть, - не моргнув, солгал подросток.
      - Ну и врунишка, - осуждающе пробормотал Пыпин.
      - И что ты мог увидеть? На стекле под линзой ничего нет, - удивился мужчина, но, заглянув в окуляр микроскопа, воскликнул:
      - Батюшки, это же люди!
      Мы приветственно помахали ученому. Потом выловили из воды транспаранты и показали хозяину кабинета. Буквы размокли, слегка подтекли, но ученому удалось расшифровать оба текста.
      - Извините нас, пожалуйста, - сказал ученый с самым искренним сожалением... - Мы, конечно, не предполагали, что волчок может на самом деле оказаться целой Вселенной. И тем не менее нам нельзя было полагаться только на старшего сына. Мы надеялись, что он присмотрит за Петей, и вот к чему это привело. Моя супруга, видите ли, певица. Все время гастроли, гастроли... У меня с утра до вечера институт... Мы и тебя проглядели, сынок, - грустно признался он подростку. - А ты и сам превратился в своенравного распущенного мальчишку, стал учить своего младшего брата нехорошим поступкам. И вот из-за вас чуть не погибли миллионы самобытных цивилизаций.
      - Я же об этом не знал. Я никому не хотел плохого, - расстроился подросток.
      После этого биолог пообещал, что и волчок и другие Петины игрушки будут целы, и предложил обменяться информацией.
      Я охотно ответил согласием.
      Но поначалу наша беседа столкнулась с большими затруднениями, потому что мой голос был неуловим для толстой барабанной перепонки ученого. Все же я и тут нашел выход из положения, став с помощью взгляда посылать своему собеседнику знаки морзе. Продолжительный взгляд - тире. Взгляд короткий точки. И вскоре мы толковали с ним, забыв о необычайных условиях, в которых проходила научная конференция, о том, что я и мои друзья стоим на борту слегка покачивающейся фелюги, а биолог смотрит на нас через сложную оптику своего микроскопа.
      Но в конце концов наступила минута прощания. Мы расстались с легкой печалью, потому что успели привязаться друг к другу.
      - Я обращусь через газету ко всем нашим ребятам, попрошу, чтобы после этого случая они берегли свои игрушки, - пообещал биолог.
      Он символически пожал каждому члену нашего экипажа руку и даже мысленно почесал за ухом у пса.
      Распрощавшись с биологом, мы поплыли к своему мыслелету, который терпеливо лежал на волнах, и перебрались на его борт.
      Я сел за пульт и начал мыслить, вначале медленно, а потом все быстрей и мощней. "Перепелкино-3" поднялся над водой и, описав под линзой микроскопа прощальный круг, полетел в детскую комнату.
      Пересекая пространство Петиной комнаты, мы увидели, что мальчик с помощью старшего брата аккуратно сложил все игрушки в специальный шкаф. И лишь наш волчок, как и прежде, вращался посреди пола.
      Я направил корабль к сверкающему ободку экватора, сделанному из нержавеющей стали. Однако центробежная сила, еще недавно выбросившая нас из волчка на тахту, помешала нам вернуться в родную Вселенную. Мыслелет бился носом о поверхность волчка, но центробежная сила каждый раз отталкивала его назад.
      И когда мои друзья уже начали терять надежду на возвращение домой, мне вновь отчаянно повезло. Меня осенило! Я развернул корабль и повел вокруг волчка в сторону его вращения. Мощные мысли рождались в моей голове одна за другой, разгоняя наш мыслелет. И когда наконец его скорость сравнялась со скоростью вращения волчка, он без всяких препятствий, боком-боком, вошел в родную Вселенную. Теперь мы были дома!
      ГЛАВА XIV, в которой мне и Пыпину приходится решать очень важный вопрос
      По дороге к Земле мы завезли прорицателя и музыканта на их родную планету. Во время небольшой остановки я, желая размять мышцы, отправился на прогулку по Чудной, и, обогнув знакомый холм, увидел изобретателя.
      Его дом на воздушной подушке покосился, просел, а сам хозяин, забросив все дела, сидел перед машиной времени и пытался наладить контакт с собой в прошлом.
      - Хорош был, дьявол, хорош, - восхищенно бормотал изобретатель. - Ну как ты чувствуешь себя? О чем мыслим? Небось думаешь, будто нет никого умнее тебя и прекрасней? А вот и ошибаешься, приятель! Есть! Ты сам через одну миллиардную секунды! Сообразил? Ну, отвечай, отвечай. Что молчишь? - упорно спрашивал он "себя в прошлом", добиваясь, чтобы скорость вопроса и ответа опередила скорость отражения.
      Мы попрощались со своими недавними спутниками и взяли курс на Землю. Перед нами лежал путь совершенно чистый от приключений. Так утверждала лоция здешнего района Вселенной, которую я каким-то непонятным мне образом знал наизусть. Избыток опасностей немножечко нас утомил, и мы радовались возможности отдохнуть и поделиться богатыми впечатлениями. На борту "Перепелкино-3" не затихал веселый шум. А спаниеля и вовсе невозможно было бы угомонить, если бы даже кто-то за это и взялся. Им овладело невероятное возбуждение. Он то и дело приставал к членам нашего экипажа, почти без умолку повторяя:
      - Как я этого вируса, а? Он меня так, а я его этак! И шерсть у него на загривке вставала дыбом, глаза зажигались фиолетовым огнем. Ему рисовались эпизоды недавней битвы с гонконгским чудовищем.
      Он и меня теребил за штанину, мешая управлять кораблем. И мне каждый раз приходилось вежливо напоминать ему об этом.
      - Иначе мы никогда не попадем домой, - пояснял я, не сводя глаз с космической дороги.
      - Извиняюсь, больше не буду, - спохватывался Аркадий и оставлял мою штанину в покое. Но через минуты две снова дергал ее, горячо говоря;
      - Вы только послушайте: он меня по уху раз, а я ему по загривку два!
      Наконец спаниель устал, разлегся у моих ног, подстелив под себя просторное мягкое ухо и накрывшись вторым. Но и во сне он переживал недавнюю битву: и рычал, и скулил, и шевелил лапами, за кем-то гонясь или убегая от кого-то.
      Я бы тоже с большим удовольствием поспал или предался общему веселью, но мне приходилось думать и тем самым вести мыслелет через неизведанные дебри Вселенной. И я думал о том,
      Что человек рожден быть добрым,
      Что человек рожден быть смелым,
      Что человек рожден быть мудрым,
      Что человек рожден быть умелым,
      Что человек рожден быть счастливым,
      Что человек рожден быть красивым,
      Что человек рожден бы...
      И тут мыслелет вдруг резко затормозил, будто уперся в невидимое препятствие. От внезапного толчка все его пассажиры попадали на пол. А я, лежа на спине и глядя в потолок, сразу понял, что допустил неточность. Красота бывает духовной и просто физической, внешней, часто обманчивой красотой. И вот эта нечетко выраженная мысль и остановила наш мыслелет посреди глухого темного космоса.
      Пыпин понял, в чем дело, и насмешливо спросил:
      - Не в ту сторону подумал, водитель?
      - С кем не бывает, - ответил я, покраснев.
      - Вот-вот, у вас, у хороших, один ответ. Сделаете не так и сразу: "Люди не ангелы". А мы, плохие, значит, завсегда ангелами быть должны, - проворчал хулиган, покачивая головой.
      Между тем мы находились без движения целых сто двадцать секунд, и это, как я догадывался, грозило нам неведомыми осложнениями.
      "Человек рожден быть духовно красивым", - поспешно подумал я, не заботясь уже о стихотворном размере.
      И все равно опоздал на какое-то мгновение. Нас" заметили особенно свирепые гравитации, обитавшие на черных звездах-невидимках. Они нападали на все, что беспечно залетало в эти трущобы Вселенной, и тащили несчастных пленников в свое мрачное логово. И ничто уже не могло вырваться из ненасытной утробы черной звезды. Даже ее собственный внешний вид. Хотя ему, как и всякой другой внешности, ничего так не хочется, как показать себя людям во всей своей красе. Без этого он чахнет, как и цветок, заключенный в темное сырое подземелье.
      Итак, обнаружив наш корабль, временно потерявший управление, гравитации кинулись на него со всех сторон. Корпус мыслелета, сшитый из добрых надежд, застонал, затрещал под напором фантастических сил.
      Мы уперлись изнутри в стенки, помогая им выдержать давление извне. Но потом космические чудовища опомнились и каждое яростно потянуло корабль к себе. Теперь даже необразованный Пыпин и тот понял, что еще немного, и гравитации разорвут "Перепелкино-3" на части.
      - Я как чувствовал, когда не учил уроки про эти гравитации, мутации, рассердился старый хулиган. - Эх, если бы не они, сколько еще можно было скверных дел натворить!
      - Мне тоже обидно, - вздохнул Аркадий. - Я еще не видел живую мышь. Выходит, жизнь прошла мимо меня, Или я прошел мимо жизни.
      Я приказал Маше проснуться, а Толику взять и перенестись на Землю, прихватив с собой спаниеля. Мальчик и девочка горько заплакали, жалея меня и Пыпина, и наотрез отказались оставить нас в беде.
      Даже обычно бесчувственный Пыпин и тот растрогался и сказал:
      - Ладно уж, ступайте домой, так и не испытав моего дурного влияния. Я не обижусь на вас.
      Я принялся уговаривать Толика и Машу. Но даже незаслуженно приписываемая мне сила убеждения не смогла поколебать упрямых детей.
      Не зная, чем закончится эта история, я уже было пришел в отчаяние, но тут среди грома, и скрежета, и пыхтения чудовищ донеслось легкое царапанье. Кто-то не очень сильный, но больно настойчивый искал свободное место на обшивке корабля и тоже пытался за него зацепиться. Я тотчас узнал незнакомца. Это было притяжение нашей родной Земли!
      Она отыскала нас в темных просторах Вселенной и теперь старалась вырвать из чужих лап. Любовь к своим блудным сыновьям придавала ей энергии и отваги, но силы все же были неравны. Масса самой маленькой звезды превосходила массу Земли в тысячу раз! И все же Земля храбро бросилась в бой.
      Я понял, что ей нужно помочь, остроумная идея и на этот раз каким-то чудом избрала именно мою голову и вновь надоумила меня. Я достал из кармана морскую пуговицу с изображением якоря и, приоткрыв люк, выбросил ее наружу.
      Чудовища, заметив новую вещь, заманчиво блестевшую при свете звезд, набросились на нее. Их могучие щупальца сплелись в клубок, а земное притяжение, не мешкая, подхватило нас и понесло домой.
      Когда перед нами появился голубой шар Земли, Аркадий потеребил меня за рукав и небрежно спросил;
      - Надеюсь, меня доставят прямо на дачу?
      И только теперь я подумал о некоем странном обстоятельстве.
      Дача, которую снял хозяин нашей собаки, находилась где-то под Новороссийском.
      А мой бумажный мост был временно сооружен в окрестностях Краснодара. Значит, спасая свой воображаемо роскошный хвост от обычной домашней кошки, Аркадий пересек Краснодарский край от его морских берегов до самой столицы. Когда я сообщил ему о своей догадке, спаниель воинственно вздыбил шерсть на загривке и закричал:
      - Ах, вот он куда меня загнал?! Ну, попадись мне этот неграмотный пес, я ему покажу, что такое образованная кошка!
      - Угомонитесь, Аркадий! Лучше скажите, где находится дача профессора. Под Новороссийском, если мне не изменяет память, немало замечательных дачных мест, - напомнил я, полагая, что этакий ученый спаниель должен разбираться в азах географии.
      Но Аркадий небрежно махнул лапой, легкомысленно бросил:
      - А разве не все равно, где эта дача? Мне лично плевать!
      И он, чтобы ему поверили, залихватски сплюнул. Мы с Толиком переглянулись, и я ему шепнул:
      - Жаль, конечно, расставаться раньше времени. Но ничего не поделаешь. Тебе придется взять и очутиться вместе с собакой на даче профессора. Аркадия просто не узнать. Где его обычная рассудительность? И как бы он в таком состоянии не попал в беду.
      Толик понимающе кивнул, обещая, что все будет в порядке.
      Я посадил мыслелет посреди очень симпатичного дачного поселка и открыл люк корабля. Первым наружу вылез Толик, за ним выпрыгнул спаниель, потянулся, прогнул спину дугой. Мы вышли следом за ними, чтобы проститься со своими товарищами.
      - М-да, следует признать: эта натуральная жизнь все-таки дьявольски хороша! - объявил наш верный четвероногий друг, он провел лапой перед глазами и швырнул что-то воображаемое оземь. - Это я разбил воображаемые очки! Они мешают мне смотреть на солнце. И вообще, спрашивается, зачем коту очки? Даже в самой модной оправе. Э-э, со мной что-то происходит... Кажется, я теряю способность говорить на человечьем языке. Помните, как я этого вируса, а?.. Это был... Гав!.. самый счаст... гав-гав! - и спаниель смущенно залаял.
      - Ну, нам пора, - вздохнул Толик, не сводя с Аркадия глаз.
      И все же он опоздал. Из лопухов, растущих вдоль забора, вышел боевой уличный кот. Он подмигнул, сжав желтый зрачок, качнул большой головой, приглашая подраться нашего пса, и скрылся за углом. Спаниель зарычал и бросился в бой. Толик махнул нам рукой и побежал за ним вдогонку.
      - Мне тоже пора, - вздохнула Маша. - Я чувствую, как папа трогает меня за плечо. Видимо, наш вертолет пошел на посадку.
      Она серьезно, по-взрослому, пожала нам руки и исчезла, а мы с Пыпиным остались одни.
      Я засмотрелся по сторонам и упустил своего двойника из виду. Воспользовавшись моим глубоким интересом к пейзажам родной природы, старый хулиган вскочил в мыслелет и поспешно захлопнул за собой дверцу люка. Когда я спохватился, Пыпин уже сидел в кресле пилота и победно смотрел на меня из кабины.
      - Пыпин! Сейчас же оставьте мыслелет! - закричал я, барабаня по обшивке корабля.
      - Я теперь хулиган прогрессивный! Так и иду, так и иду прямо со временем в ногу! Аж слеза прошибает, - ответил растроганно Пыпин.
      Я зажмурил глаза, представив будущие грандиозные безобразия по всей Земле, которые он теперь учинит, завладев мыслелетом. Но, открыв глаза, я, к своему удивлению, обнаружил, что мыслелет не сдвинулся с места.
      А что же Пыпин? Тот прыгал в кресле, тер свой лоб, неистово колотил себя по голове, стараясь расшевелить свои мысли.
      - Выходите, Пыпин, у вас ничего не выйдет! - крикнул я, догадавшись о причине, помешавшей ему взлететь.
      Пыпин предпринял еще несколько попыток поднять мыслелет и, отчаявшись, вышел.
      - Признайтесь, Пыпин, о чем вы старались думать, когда сели в кресло пилота? - спросил я помрачневшего хулигана.
      - О чем же еще? - пробурчал Пыпин. - О том, что люди дураки. И что я им еще покажу, как надо нарушать общественный порядок.
      После этого я утвердился в своем неожиданном открытии. Мыслелет обладал изумительным и чрезвычайно важным свойством. Двигатель "Перепелкино-3" подчинялся только светлым мыслям. Этой тайны не знал даже сам изобретатель, и оттого мыслелет казался ему бесполезной игрушкой.
      Я поделился с Пыпиным своей догадкой, ничем не рискуя. К сожалению, мыслить светло Пыпин еще не умел. Ну, а если бы у него вдруг неожиданно прорезалась эта способность, я бы и сам отдал ему мыслелет.
      - Но лично мне нужно в Туапсе, - сказал Пыпин в полном отчаянии. - Уж на этот-то раз дым по адресу не дошел. И ребята небось остались без игрушек.
      - Что ж, посмотрим, - ответил я. - Нам по пути. Мы сели в мыслелет и через мгновение приземлились на набережной в Туапсе. Пыпин заглянул в открытый люк и быстро отвернулся. Рядом с нами у пирса мирно стоял мой буксир: "Перепелкино". А по небу Туапсе плыли стаи новеньких разноцветных шаров.
      Я дружески подтолкнул Пыпина, мы вышли из мыслелета, и сразу в глазах у нас зарябило от бесчисленного множества ярких плакатов, расклеенных по всей набережной. С плакатов на нас смотрели веселые лица первых пришельцев с планеты Скромной. На плечах у одного из них красовались пышные эполеты, и я сразу понял, что это и есть командир звездолета "Скромняга".
      - Ну что? Опять будешь читать мораль? - уныло спросил Пыпин.
      - А вот и не буду, - лукаво ответил я.
      - Это почему же?.. Ну да, все равно у тебя ничего не вышло и не выйдет.
      К нам подошла маленькая девочка с красным резиновым мячиком.
      - Вы тоже скромняги? - спросила девочка, указывая на мыслелет.
      - Мы земляне, - сказал я. - А он тем не менее все равно скромнейший из скромных. - И я кивнул на Пыпина.
      - Да чтобы я был скромным? - возмутился Пыпин.
      Но тут девочка выронила мяч. Пыпин машинально поднял мяч и протянул девочке.
      - Спасибо, - сказала девочка.
      - Пожалуйста, - так же машинально бросил Пыпин и продолжал: - Да я ни за что не буду скромным... Девочка, ты не можешь еще раз уронить мячик?
      - Могу, - кивнула девочка и уронила мяч.
      Пыпин бросился за мячиком и вернул его маленькой хозяйке.
      - Спасибо, - сказала девочка.
      - Пожалуйста, - сказал Пыпин и снова продолжал: - Я всегда буду тщеславным... Девочка, тебе не трудно еще раз выронить мячик?
      - Не трудно, - ответила девочка и выпустила мячик из рук.
      Мячик запрыгал по ступенькам, ведущим к воде. Еще прыжок, и он бы упал в море. Но Пыпин кинулся за ним с ловкостью барса и принес девочке мяч
      - Спасибо, - сказала девочка.
      - А, было бы за что, - отмахнулся Пыпин и снова открыл рот, чтобы все-таки высказаться до конца, но в это время у края тротуара остановилась старушка. Она опасливо смотрела по сторонам, не решаясь перейти улицу.
      - Подожди! - бросил мне Пыпин и, подбежав к старушке, перевел ее через улицу.
      Отпустив локоть своей подопечной, он выжидающе заглянул в ее лицо. Старушка произнесла неслышные мне благодарные слова. Пыпин небрежно кивнул и зашагал через улицу с чрезвычайно довольным видом.
      Однако не сделал он и пяти шагов, как дунул ветер и сорвал кепку с головы здоровенного портового грузчика и понес под колеса машин. Пыпин и грузчик ринулись за кепкой с разных сторон. И подбежали к ней одновременно. Но Пыпин оказался ловчей, он поднял кепку и протянул ее хозяину.
      Грузчик нахлобучил кепку на голову и, не сказав ни слова, пошел дальше.
      - Эй, а где спасибо? - грозно окликнул грузчика Пыпин.
      Грузчик остановился и виновато пробормотал:
      - Извини, друг. Спасибо!
      - Вот то-то, - проворчал Пыпин, подходя ко мне. - Цени, когда человек тебе помогает, - и крикнул кому-то, находящемуся за моей спиной. - Шофер, подожди! Я подтолкну твою машину.
      И Пыпин заметался по городу, оказывая людям услуги. Я еле за ним поспевал.
      - Что делается, что делается! - ошеломленно бормотал Пыпин, перебегая от одного человека к другому.
      Наконец он устал и, переведя дух, прислонился спиной к стволу белой акации.
      - Что с вами, Пыпин? - спросил я, тоже вытирая вспотевший лоб.
      - Сам не пойму, - прошептал Пыпин. - Видимо, вот тут копилось, копилось, он ударил себя в грудь, - потом количество перешло в качество, и я... перевоспитался, глядя на тебя... прошу прощения, на вас.
      - Вы шутите? Скажите, что вы пошутили, Пыпин! - взмолился я, чувствуя, что моя попытка оправдать себя перед потомками терпит крах.
      - Какие уж тут шутки? Мне то и дело хочется делать добро, как будто я помешался на этом, - ответил Пыпин, жадно озираясь, высматривая человека, нуждающегося в доброй услуге.
      Но, к сожалению, лица, окружавшие нас, в этот момент все как один были счастливы.
      - Пыпин, не пугайте меня. Я всего лишь простой скромный юнга. Не слушайте моих современников. Мало ли что они наговорят? Я еще не совершил ничего такого, что могло бы служить примером для всех, - пояснил я, представляя, как торжествуют мои биографы.
      - Теперь уже поздно об этом говорить, - обреченно возразил Пыпин.
      Я растерянно промолчал, и тогда Пыпин добавил:
      - Лучше скажите, как нам отныне жить? Мы станем вновь одним человеком? Иван Ивановичем Пыпиным?
      - К несчастью, это уже невозможно. - Я не удержался и огорченно вздохнул.
      - Да ты не вешай носа! Не вешай! Это хорошо и даже очень, - обрадовался Пыпин и похлопал меня по плечу. - Пусть будут два Пыпина. Два хороших... Молчу, молчу... Я хотел сказать: два сносных. Теперь мне небось тоже полагается быть скромным?.. В общем, не бойся, я тебя не подведу.
      - Ты будешь моим вторым положительным "я"? - спросил я, все еще не веря в происходящее.
      - Буду! - Но, подумав, Пыпин добавил: - Ну конечно. в жизни всякое бывает. Трудно загадывать наперед. Ты уж на меня не обижайся!
      Слыханное ли дело: Пыпин, матерый хулиган, наводивший ужас на все детсады и школы, просил не обижаться! Не за то ли я с ним боролся все эти бурные пятьдесят лет?!
      И вдруг в тот самый момент, когда наше долгое единоборство завершилось полной победой добра и мое второе "я" тоже стало положительным, так вот в сей радостный момент мое первое совершенно идеальное "я" совершило нехороший и предосудительный поступок.
      Пока мы выясняли свои новые отношения, из-за дворца моряков появилась длинная процессия. Люди в спецовках, обсыпанных опилками и стружками, несли на плечах необычные для здешних широт экзотичные бревна. Я заметил их еще издалека и сразу узнал. Да, да, именно из этих бревен когда-то был связан мой легендарный стомаран. Однако с тех пор прошло много лет, и бревна давно уже были мне не нужны. Я так и подумал, ведя очень важный разговор со своим переменившимся двойником Пыпиным.
      Но стоило шествию поравняться с нами, как тут же со мной произошло нечто неожиданное: я повернулся к строителям и закричал:
      - Это мои бревна! Сейчас же верните мои личные бревна!
      - Что с тобой? Зачем тебе бревна? - зашептал Пыпин, стараясь удержать меня за рукав. - Они ведь годами валялись на пустыре. Пусть же теперь послужат людям.
      Плотники переглянулись между собой: я ли это? И старший по возрасту из них виновато сказал:
      - Уж очень красивые бревна. Мы хотели построить сказочный город для наших туапсинских ребят. Но если они вам нужны, мы отнесем их на место.
      - А это никого не касается: нужны или нет! Мои бревна, и все! - скандалил я и капризно топал ногами.
      Очевидно, передав хулигану часть своей доброй души, я, сам не зная того, прихватил у него долю плохого.
      - Иван Иванович, что с вами? - деликатно спросил другой строитель, теперь уже самый молодой. - На вас это никак не похоже.
      Люди смотрели на меня с испугом и состраданием, словно со мной случилось самое большое несчастье.
      - Случилось не случилось! Это уж мое дело! - возразил я, грубя прямо-таки голосом прежнего Пыпина.
      - Товарищи, с Иваном Ивановичем что-то стряслось. Давайте сегодня бревна вернем, а завтра, может, ему станет лучше, - предложил старший плотник, и процессия развернулась, понесла бревна на прежнее место, на пустырь.
      - Признаться, я тоже тебя не узнаю, - удивленно проговорил замолчавший было Пыпин. - Знаешь, на кого ты сейчас очень похож? На хулигана Пыпина.
      - Ну и сказал! А ты, может, похож на юнгу Ивана...
      Я окинул Пыпина взглядом с ног до головы и не договорил, умолк, пораженный увиденным. Лицо у моего второго "я" тоже от растерянности вытянулось, стало продолговатым, как дыня. Мы перепутались, мы не могли отличить: кто Пыпин тот, кто Пыпин этот.
      И тут, словно с неба свалился, перед нами возник вездесущий оркестр. У музыкантов еще трепетали длинные черные хвостики фраков.
      - Прошу побыстрее, маэстры! - лихорадочно закричал дирижер. - Три! Четыре!.. Катастрофично!.. Еще катастрофичней!.. Полная катастрофа!
      - Да замолчите! Я вас сегодня не звал! - воскликнул Пыпин с досадой.
      - Извините, почтеннейший хулиган. Но мы не могли удержаться! Ведь это же преступление века! Вы сбили юнгу с истинного пути! И мы просто обязаны подчеркнуть весь трагизм этой катастрофы. Средствами своего скромного искусства, конечно, - возразил дирижер и сконфуженно добавил: - Мы немножко опоздали. Преступник уже завершил свое черное дело. Но кто знал?! Кто знал, что наш знаменитейший, стойкий из стойких юнга не устоит?!
      - Но это только половина факта, - возразил, в свою очередь, Пыпин. - В то же самое время юнга Иван Иванович привил мне стремление к добру. И мне очень стыдно за свое хулиганское прошлое. Не верите? Тогда смотрите! - И он смахнул рукавом набежавшую слезу.
      - Тогда сделаем так, - не смутился дирижер, - одна половина оркестра будет играть ликующий туш, а вторая поведет тему ужасающей катастрофы.
      А мне было очень обидно. Добиться в конце концов полной победы и одновременно потерпеть такое сокрушительное поражение...
      ГЛАВА XV, которой предстоит сыграть почетную роль эпилога
      Догорели воображаемые дрова в воображаемом камине. Затихла воображаемая метель. Потому что за окном стояло теплое солнечное лето. И потому, что мой рассказ подошёл к концу.
      Мы сидели перед потухшим воображаемым камином - я и я. Два пенсионера Пыпина. Два Ивана Ивановича. И молчали, все еще находясь во власти воспоминаний.
      Потом я открыл школьную тетрадь и начал писать послание всем ребятишкам Земли. Я сочинял его в стихах. Мне хотелось, чтобы дети усвоили мораль из нашей весьма поучительной истории.
      Первые строки послания будто сочинились сами, едва мое перо прикоснулось к бумаге.
      Не выходите из себя!
      Назад возврата нет!
      - А разве так уж плохо, когда возврата нет? - обиделся двойник, заглянув в тетрадку через мое плечо.
      - А что же тут хорошего? Это ведь мне случайно удалось вернуть свое сбежавшее отрицательное "я" и перевоспитать его на личном примере. Не каждому так повезет. И даже мой фантастический успех и тот еще нельзя считать окончательным.
      Я пристально взглянул в глаза своему двойнику. В моей памяти еще жило позорное поражение - тот случай с личными бревнами, после которого только с большим трудом мне удалось восстановить свои положительные качества в прежнем виде. И хотя двойник в последние годы вел себя смирно, я хотел, чтобы он успокоил меня.
      - М-да, мало ли что в жизни бывает. Разве можно ручаться заранее, философски произнес двойник, отводя глаза.
      И так он каждый раз ускользал от ответа, лишая меня полной уверенности.
      Я бы, наверное, очень расстроился, но тут, словно в утешение, у меня родились две новые строчки:
      А если ты раз
      Д
      во
      и
      лся!
      Будь добр, держи ответ!
      Пока один "я" сочинял стихи, другой придирчиво следил за его занятием.
      - Я, конечно, ничего не смыслю в поэзии. Но по-моему, "раздвоился" не помещается в стихотворный размер. И потом, даже мне известно, что в этом слове ударение ставят совсем но там, - заметил двойник, дыша над моим затылком.
      - Во-первых, я не виноват, что слово "раздвоился" такое длинное. А во-вторых, ты хочешь, чтобы я еще ко всему и был гениальным поэтом? Не слишком ли? - отпарировал я.
      Признаться, я схитрил. Мне ничего не стоило найти подходящую рифму, но тогда бы литературные критики получили долгожданный повод и разразились тучей хвалебных статей. А смысл моего послания и так будет ясен ребятам.
      И я смело продолжал:
      И не вали на педсовет,
      Борись с собою сам!
      Такой даю тебе завет
      И всем ребятам. Пам!
      Мне очень нравилась рифма "пам". Она звучала как заключительный удар медной музыкальной тарелкой. Па-а-ам! Но я слукавил, скрыл от себя свое удовлетворение.
      - Ты прав, - сказал я, кривя душой с самыми лучшими намерениями. - Плохие получились стихи. Рифмы "сам" и "пам" никуда не годятся. Да и что еще можно ждать от меня? Фигуры, незаслуженно раздутой моими современниками?
      - Положим, стихи не так уж и плохи. Пожалуй, они под стать моей песенке. Помнишь: "Дети, дети обоего пола..." - промурлыкал двойник и хитро подмигнул. - И не такой уж признаться, раздутый... Вынести такие испытания!
      - Если уж говорить об испытаниях, то самые трудные из них выпали на долю моей многострадальной скромности, - уточнил я на тот случай, если бы кто-то каким-то образом подслушал наш разговор.
      - Да, да, ты сказочно скромен! - подхватил двойник намеренно громко для тех, кто мог все же случайно подслушать. - Я хотел сказать: если бы не твоя скромность... - Он подался в мою сторону, искушающе зашептал: - Мы-то с тобой понимаем, что она у тебя самая смелая, самая находчивая, самая мудрая, самая...
      Он застал мою скромность врасплох. Он льстил ей самой! Я с ужасом заметил, что начинаю зазнаваться, и последним отчаянным усилием перебил его, воскликнув:
      - Ты ничего не слышал о Маше и Толике Слонове?
      - А разве днем появились свежие новости? - спросил он с живым интересом.
      Он так полюбил наших юных друзей, что тут же забыл про свою затею.
      Я тоже забыл про пучину зазнайства и тщеславия, которая было разверзлась перед моими ногами, и озабоченно переспросил:
      - А разве не появились? Ведь после их последнего письма прошло три часа! И я подумал: может быть, до тебя дошли хоть какие-то скудные новости.
      - К сожалению, не дошли. Я знаю только то, что мы | прочли с тобой в письме, которое получили сегодня утром. Но если ты хочешь, я с удовольствием напомню, о чем они пишут в своем утреннем письме, - щедро предложил двойник.
      - Напомни. А я с удовольствием послушаю, - попросил я и поудобней устроился в плетеном кресле.
      - Итак, они успешно закончили школу. И летом Маша поступила в педагогический институт. А Толик пошел на курсы радистов. Он хочет работать где-нибудь на краю света. На маленькой метеорологической станции... Ну как, дружище Пыпин, ты ими доволен?
      - Доволен. А ты, дружище Пыпин?
      - Очень! Мальчик понял, ради чего путешествуют люди. И я думаю, теперь мы можем спокойно подремать на солнышке.
      Мое второе "я" откинулось на спинку кресла, закрыло глаза, и вскоре до меня донеслось его мирное посапывание.
      Я тоже вытянул ноги, положил затылок на спинку своего кресла и опустил веки. Но не совсем. Между ними остались щелки. Я был начеку и не спускал глаз с Пыпина.