XX

«Я выхожу за вас замуж»

В коридоре холодно и темно, но здесь не замерзнешь, особенно если мчишься что есть силы – а ведь как не мчаться? Иначе не освободишься от этого страшного напряжения, от которого чувствуешь себя так, будто у тебя температура. Сперва еще слышна музыка, но потом праздничный гул стихает, на третьем этаже можно уже и не заметить, что внизу бал, на четвертом же и вовсе тишина. Здесь, между аквариумами и клетками с животными, такой приятный запах, как на уроках биологии. Каменный паркет коридора грохочет, словно не одна, а множество ног шагают по нему. Дальше, дальше, дальше, пока, задыхаясь от восторга, не ворвешься в нишу.

«У меня будет мать, – думала Кристина, – взаправдашняя, живая мама. Не она родила меня, но все же у меня будет настоящая мама, теперь-то я не сирота, слышишь, Жужа? И я тоже стану настоящей девочкой, стану разумной и веселой и поступать буду всегда обдуманно. Конец пустым вечерам, безмолвному разглядыванию собственной тарелки за столом – наш дом встряхнется, словно в сказке, и грусть и печаль навсегда спадут с него, как скорлупа! Теперь уже и в самом деле может начинаться бал, мой бал, и когда на будущий год я пойду в гимназию и там станут записывать сведения обо мне, я продиктую оба имени, Жужино и мамино – у меня тоже будет мама, как у других. Я буду танцевать сейчас, и петь, и кричать.

…Может, когда я вырасту, я стану учительницей. Я еще не знаю наверняка, но может быть. Если вот так можно формировать человека… если можно добиться таких результатов… Даже про себя не могу еще сформулировать то, что думаю, но если какой-то преподаватель способен добиться, вот как мама…

Моя мама – молодая женщина!

Ей можно будет рассказывать все – и то, что даже папе не всегда расскажешь, и то, для чего бабушка уже слишком стара. Догадки, страхи, надежды…

Что-то скажут в классе? Что будут говорить в школе?

Что скажут дядя Венце и бабушка?

Спокойной ночи, Жужа!

Но ты не думай, что я прощаюсь с тобой совсем, что с нынешнего дня мы уберем твой портрет с пианино и я тебя забуду или папа забудет. Нет. Просто «спокойной ночи» – значит, что теперь уже ты можешь спать спокойно. Помнишь, ты писала в своем письме: матери даже в могиле беспокоятся о своих детях! Теперь все будет так, как ты хотела, и в этом будет и моя лепта; я выполнила твою волю. Я нашла жену Энди и выступила за то, чтобы не было войны. Выступила вместо тебя и вместо всех тех, кого уже нет в живых.

Не бойся, ты всегда останешься с нами, потому что я – это ты, и потом – ты существуешь в самом городе, потому что он возродился снова, как ты хотела; ты будешь жить и в нашем смехе: ты же хотела, чтобы мы не разучились улыбаться. Ты будешь с нами во всем, что прекрасно. Как странно думать, что однажды я вырасту и буду старше тебя, мне исполнится тридцать, сорок, а ты все еще останешься двадцатилетней, вечно юной и красивой. Спокойной ночи, Жужа, не бойся мамы, моя мама всегда будет хранить память о тебе».

Теперь – назад, мчаться со всех ног. Как хорошо мчаться! Лестница гремит, ах, какие же дурацкие эти шпильки-каблуки, разве можно бежать на них так, как хочется, как можно бегать в туфлях на низком каблуке! Назад, назад, потому что сердце настолько переполнено радостью, что ее необходимо разделить: теперь Кристи нужны для счастья и Рэка, и Цинеге, и Анико, и даже Бажа, отличница Бажа, строгая Бажа. А главное, папа! Папа!

Ее охватило теплом, когда она вновь очутилась в физкультурном зале. И тут же, словно какой-нибудь купол, опрокинулось на нее веселье бала.

– Ах ты, обманщица, ах, лицемерка! – взвизгнула Рэка. – Да как же могла ты так долго скрываться, скажи? Сидит здесь себе таинственная Цыганочка и пожалуйста… оказывается, это твоя соседка по парте, твоя подруга!…

– Пошли танцевать! – прикрикнула на Кристи Бажа, но и Бажа сегодня не такая сумрачная, как обычно, вот нарядилась слоном – Бажа ведь ради справедливости и себя не пожалеет, она не считает, как видно, что похожа на Белоснежку. Огромная серая голова из бумаги уже где-то на спине, только на руках она оставила эти смешные слоновьи лапы.

– Поешь-ка вот, девчушка! – толкнула ее в спину тетя Месарош и протянула бумажную тарелочку. Только теперь Кристи почувствовала, как отчаянно голодна, – она так и проглотила кусок торта, ух, и вкусный же! Папа неотрывно смотрит на нее. «Сейчас иду, папочка, подожди еще чуть-чуть».

Маму передают из рук в руки, она вся раскраснелась. И как она только может так спокойно разговаривать после всего, что было? Конечно, ей и нельзя: иначе если она не среди детей – пропала половина радости; ведь какое для их отряда счастье вертеться, танцевать, шуметь с нею вместе – наконец-то она принадлежит всем и можно играть с нею в свое удовольствие. Очень было хорошо, что она пришла в маске и сидела среди них неузнанная, а теперь так же хорошо, что лицо ее открыто и она танцует… Какой день!

Мама пригласила Анико, Анико хохочет так, что едва может танцевать, потом вдруг перестает смеяться, потому что мама говорит ей что-то, от чего глаза Анико наполняются слезами, потом ее красивая длинная шея склоняется, словно ее придавила какая-то тяжесть. Мама что-то шепчет, и Анико снова поднимает голову и уже смеется сквозь слезы.

Рэка танцует с Пали Тимаром, они смотрят друг на друга. Как странно, что можно почувствовать: то, что возникло между Рэкой и Пали, серьезно. Они сверстники, одновременно закончат учение, потом наверняка разыщут друг друга, когда Рэка станет уже учительницей, а Пали – взрослым молодым человеком, учителем. И они вместе поедут в какую-нибудь деревню. У них будет уйма детей, похожих на Рэку и похожих на Пали, и все они будут веселые и дисциплинированные, как их родители… а по вечерам, уложив детей, Рэка и Пали сядут вместе и станут придумывать, что бы еще можно сделать, чтобы жизнь вокруг них стала лучше, красивее… Рэка Гал, жена Пали Тимара.

А она-то, Кристи, какая сегодня популярная! Просто не может пробиться к папе, да и только! Словно общая симпатия к маме распространилась и на нее – одна за другой ее приглашают девочки, и даже настоящие мальчики подходят, гимназисты, хотя Анико гораздо красивее ее и выше чуть ли не на десять сантиметров. Только тетя Луиза сидит по-прежнему одна. По правде сказать, Кристи совсем не ее поклонница, но этот сегодняшний вечер такой чудесный, такой особенный. Сегодня нужно помогать всем, надо бы подбежать к ней, спросить, что могла бы она, Кристи, сделать для нее, кроме того, что она аккуратно выполняет домашние задания по физике. Это уже мамино влияние – у нее каждый начинает понимать, что все ответственны за всех.

Моя мама!

Это ужасно странно: ведь мама поняла ее мысли! Вот она уже высвободилась из рук Хедвиги Доки и идет прямо к тете Луизе. «Ну и ты, Бенедек, пожалуйста, отпусти меня, мне хочется передохнуть». Если прокрасться туда, за пальмы, то будет слышно, о чем беседуют мама и тетя Луиза. Ей бы только голос мамин услышать! Всего десять минут, как они расстались, а Кристи уже не хватает ее! Только голос. И потом она пойдет к папе. Папочка, родной!

– Скучаешь, Луиза? – спросила тетя Ева.

Тетя Луиза покачала головой.

– Устала?

Тетя Луиза снова покачала головой.

– Чувствуешь себя чужой здесь, да? Странно все, да? Страшная кутерьма. Тебе не нравится новое поколение?

– Тебе об этом лучше судить, – сказала тетя Луиза.

– О многом ты можешь судить лучше меня, Луиза. Ты образованнее меня, умнее, у тебя больше опыта, Я только этих детей знаю лучше. Если они получат всю ту помощь, в которой нуждаются, это будет достойное поколение.

– Вероятно.

В голосе тети Луизы не было ни протеста, ни возмущения – только вежливость.

– Мне давно уже хотелось поговорить с тобой, – сказала мама и погладила руку тети Луизы, – да вот как-то не было случая. Ужасно много работы, а потом и свои собственные беды-заботы занимали. Знаешь, Луиза, я полюбила одного человека и выхожу за него замуж.

Тетя Луиза опустила глаза, мама нет. Даже не покраснела. Красивое лицо ее гордое и взволнованное.

– Поздравляю, – много спустя произнесла тетя Луиза.

– Сейчас ты думаешь, что мне захотелось пооткровенничать, может даже бестактной считаешь. Но ведь вы же мои товарищи, я работаю с вами: и вас, я думаю, касается то, что происходит со мною. Ты не рада, Луиза? У меня будет настоящая семья и настоящий мой собственный ребенок. Всю свою жизнь я мечтала о том, чтобы у меня сразу же, как только выйду замуж, был ребенок.

– Желаю счастья, – сказала тетя Луиза.

Мама помолчала раздумывая.

– Здесь, конечно, неудобно разговаривать… Но может быть, у тебя… Можно, я как-нибудь заскочу к тебе? – после долгой паузы спросила она.

– Пожалуйста, прошу. Только у меня не слишком интересно. Не думаю, чтобы кому-либо из молодых было у меня хорошо.

Сейчас тетя Луиза не такая резкая, как обычно. Словно и с ней произошло что-то.

– Это такой… такой странный вечер, – добавила тетя Луиза. – Никогда не думала, что ты мне симпатизируешь.

– Я еще не очень люблю тебя, Луиза, – сказала мама, прямо глядя ей в глаза, – но страшно хотела бы полюбить. До сих пор я не знала тебя, слышала только, что ты живешь одна. И всегда убегаешь, если кто-нибудь из нас захочет перекинуться с тобою словечком.

– От меня мало проку, дорогая Медери. Стара я уже, тяжеловата на подъем.

– Ну, там будет видно. Я думаю… думаю, что ты просто… грустная и недоверчивая.

Тетя Луиза посмотрела на тетю Месарош, потом снова уставилась в землю.

– Словом, я могу заглянуть к тебе?

Тетя Луиза не знает маму. Когда мама хочет добиться чего-то важного, она всегда говорит вот так, без нажима, с виду даже безразлично.

– Когда тебе угодно. Гости у меня бывают нечасто. Родственников нет, отец давным-давно умер. По существу, я и не вижусь ни с кем.

Голос у мамы был уверенный, смеющийся.

– Теперь все переменится. Я тебя не оставлю в покое. Во мне слишком много энергии для одной семьи. Где ты живешь?

– Там, возле парка. В том доме, где…

Тетя Луиза осеклась, мама смотрела на нее веселыми блестящими глазами.

– …где ты так часто бывала в начале зимы. Там, где кондитерская. Мы там жили. Когда-то весь дом был нашим.

Она произнесла это упрямо, чуть-чуть вызывающе, словно желая сказать: этот дом сейчас мог бы принадлежать мне, но вот не мой, – так не требуй же от меня хорошего настроения.

Мама уставилась на нее и смотрит, смотрит, – Кристи никогда еще не видела у мамы таких глаз.

– Послушай, Луиза, а кто был твой отец? – спрашивает мама.

Невероятный вопрос. Как будто сейчас воспитательский час и она выясняет основные данные о семье.

– Мой отец? – лицо тети Луизы освещается затаенной гордостью. – Антал Кевари, ученый. Ты, возможно, видела мемориальную доску на научно-исследовательском институте физики.

Мама молчит, уставившись себе в колени. Тетя Луиза смотрит в сторону – она ожидала большего впечатления, но напрасно. Похоже, что маме не так много говорит это имя. Видно, этот Кевари не пуп земли.

– Понимаю, – говорит мама и поднимает теперь глаза на тетю Луизу.

Она так удивительно хороша в эту минуту.

– Луиза… – Даже голос у нее изменился. Совершенно незнакомый голос. – Послушай, Луиза, у меня есть для тебя весточка. Я так давно ищу тебя, да только вот глупой была и поверхностной. – (И как она может говорить о себе такое, если никогда она не бывает ни глупой, ни поверхностной!) – Это весточка от человека, которого ты хорошо знала когда-то. От Виолы. Ты еще помнишь ее?

Виола. Кому могло принадлежать это душистое имя? Виола[27]. Нынче уже и не называют так никого. Если у Кристи будет когда-нибудь дочка, они назовут ее Жужей.

Тетя Луиза схватилась рукой за горло, словно ей стало вдруг нехорошо.

– Виола передает тебе, что когда-то была очень молода и страшно боялась твоего отца. И еще передает, что потом на ней женился человек, который объяснил ей, в чем истина, и объяснил еще, как нужно было ей воспитывать тебя. Виола просит тебя не сердиться на нее за то, что она слушалась твоего отца и не воспитала тебя смелой и свободной.

Это все какая-то бессмыслица. Кристи не поняла ни слова. А тетя Луиза сидит белая как мел.

– И еще Виола передает тебе, что свою семью она, став зрелой женщиной, воспитывала уже разумно и что не следовало ей, нельзя было запрещать тебе встречаться с каким-то мальчиком, с которым ты каталась на коньках. Ты ведь не сердишься на Виолу, правда? В старости Виола уже знала, что нужно делать, и своей смертью она доказала это.

Тетя Луиза вертит кольцо на пальце, по лицу ее струятся слезы. Взрослые плачут так странно – молча.

– Есть ли на свете что-нибудь, чего ты не знаешь, Медери? – спрашивает, наконец, тетя Луиза, но голос ее мягче, ласковее, чем обычно, и кажется, что она получила нежданно-негаданно силы, чтобы начать жить более разумно. – Откуда ты знаешь Виолу?

Мама встала, потому что перед ней склонилась Рэка – все опять хотят поиграть вместе, и хорошо бы если бы «ручеек» возглавила тетя Ева. Уже стоя, мама воскликнула сквозь шум:

– Это моя бабушка.

Все кружится, кружится, – вот приглашают и ее, Кристи. Это Пали Тимар. Кристи идет с ним, хотя знает, что он пригласил ее только ради приличия, всем сердцем Пали с Рэкой, так и протанцевал бы с ней весь вечер. Как хорошо, что Пали неразговорчивый, можно по крайней мере оглядеться, отдавшись ритму музыки. Пали будет хорошим мужем. Папа тоже.

«Теперь уж скоро надо будет и кончать, – думала директриса. – Никогда еще не видела я такого веселого праздника. Медери надо присудить педагогическую премию. Дети даже не знали, что она здесь, и все же вели себя как взрослые люди, чувствовали ответственность за все происходящее. Давно уже не приходилось мне работать с таким талантливым педагогом, как эта девушка.

Жаль, что мужчины не пришли, только Фабиан, Пал Дока и отец этой Борош, чья жена написала то потрясающее письмо. Какое симпатичное серьезное лицо, его словно освещает что-то изнутри. Любопытно… Ведь этот человек так сердился на школу, когда произошла та неприятная история с девочкой, ни за что не желал являться сюда. Очевидно, и в этом влияние Медери, она не только с детьми, но и со взрослыми умеет обходиться. А Кристину Борош я с тех пор, как знаю, не видела такой необузданно счастливой. Может, это из-за Пали Тамара? Нет, она на него почти и не смотрит, все отцу улыбается – как же она счастлива, что он пришел за ней! Вот уж она оставила Пали, еще и поклонилась слегка – благодарит, как большая. К отцу полетела. Ишь, как смотрят друг на друга, словно увиделись сегодня впервые!»

– Отец, – сказала Кристина. – Я ужасно рада, что ты пришел.

Это не его дочь!

Его дочь сдержаннее, тише и никогда не сказала бы ему «отец». Она словно выросла, да и выше сейчас, чем обычно, – ах да, туфли на шпильках… И это сходство – лицо Жужи, Жужина стройность.

– Отец, – сказала Кристина, – мне хотелось бы рассказать тебе что-то.

Какой насыщенный получился день! Ева велела прийти после работы, ему не очень хотелось, но раз она так просила, он пришел. Где же Ева? Ах вот, он уже видит ее, она танцует в противоположном углу зала с какой-то девочкой-слоном. Как только могла она выдержать, не шепнуть ему: вот она я, здесь. И о чем могли они столько шептаться с Кристиной?

– Отец, здесь все танцуют. Ты не пригласишь меня?

Он никогда еще не танцевал с нею!

Он ни с кем не танцевал после смерти Жужи. И даже не знает этих современных танцев. Правда, здесь все равно нельзя танцевать как полагается, только и можно, что с ноги на ногу переступать в такой толпе.

– Я по крайней мере могла бы поговорить с тобой без помех.

Что ж, в этом она права. Толчея такая, что головы не повернуть, можно спокойно пошептаться, никто не услышит.

– Отец, я уже так давно хочу сказать тебе… По-моему нам следовало бы изменить нашу жизнь.

То был голос Жужи – Жужи, бредущей с ним рядом по аллее… И эта фраза… Мать ругала Жужу за то, что она только и знает гулять с ним, а о шитье и думать забывает. Тогда над ними плыли взбалмошные весенние облака, Жужа бросила взгляд в сторону, потом на него и прошептала: «Энди, по-моему, нам следовало бы изменить нашу жизнь». Она сказала это, когда ей не было еще и семнадцати лет, тоненькая глазастая девчушка…

– Этот бал пришелся очень кстати, – вновь услышал он голос дочери, и перед глазами засияла детская улыбка Кристи. – Сегодня я никто, ничто. И даже не твоя дочь, если хочешь знать. Я – Цыганочка, явилась ниоткуда и уйду никуда. Сегодня я могу сказать тебе все на свете, так, словно мы незнакомы.

Она остановилась. Они оказались в том самом углу, где недавно скрывались Кристи и Ева, в треугольнике из физкультурных козел. На подоконнике – пустая чашечка из-под кофе и нейлоновая перчатка.

– По-моему, тебе надо жениться.

Она не против! И сама говорит об этом! Она не будет обвинять его – как он боялся этого! – что он приведет ей мачеху, что оскорбляет память Жужи! Может, она заметила что-то? Может, все знает? Может быть, радуется?

– Я попросила тетю Еву… выйти за тебя замуж… – выговорила Кристи, и вот ее уже нигде нет. Бросилась в костюмированную толпу, словно пловец в реку.

Сейчас же за ней! Пусть объяснит! Но ему загородили дорогу, и уже далеко, исчезая из виду, развеваются косы, далеко вызванивают Жужины серебряные сережки-полумесяцы. Даже если бы толпа расступилась сейчас, ему не догнать теперь Кристи. Он уже и не видит ее, она исчезла, потерялась среди других.

– Вам весело? – спрашивает внезапно знакомый голос.

Ева Медери отпускает свою партнершу, полнyю серьезную девочку, и подходит к нему. Фотограф смотрит на нее молча. Глаза учительницы Медери смеются, но за смехом этим слышится и что-то другое, – кажется, она вот-вот заплачет.

– Нет?

Что ответить ей? Учительница Медери берет с подоконника забытую перчатку, играет ею, потом вскидывает на него глаза и говорит:

– Знаете, Эндре, девочка только что попросила моей руки. Так что будьте любезны принять к сведению: я выхожу за вас замуж.

1

Так в Венгрии обращаются к учительницам.

2

Цинеге – по-венгерски синица. (Прим. переводчика.)

3

КИС – Союз коммунистической молодежи Венгрии.

4

Гимназиями в Венгрии называются четырехклассные училища, куда принимаются те, кто окончил школу-восьмилетку.

5

Обуда – район Будапешта.

6

Mедве – медведь (венг.).

7

Балашши Балинт (1554 – 1594) – выдающийся зен-герский поэт, национальный герой Венгрии.

8

Матяш (1440 – 1490) – король, фигурирующий во многих венгерских сказках и легендах, как добрый и мудрый властитель.

9

Йокаи Мор (1821 – 1904) – классик венгерской литературы. Роман «И все-таки она вертится!» посвящен борьбе прогрессивных людей Венгрии против феодализма в начале XIX века.

10

Кишпешт – рабочий район Будапешта.

11

Кошут Лайош (1802—1894) – руководитель венгерской революции 1848—1849 годов, национальный герои Венгрии.

12

После 1948 года урок закона божьего в Венгрии не обязателен

13

Кобольды – веселые сказочные существа, населяющие по скандинавским преданиям леса и горы.

14

«Витязь Янош» – поэма-сказка венгерского поэта Шандора Петефи (1823 – 1849).

15

В Венгрии обучение в школе начинается с шести лет.

16

«Будь честным до самой смерти» – полуавтобиографический роман венгерского писателя Жигмонта Морица (1879 – 1942), рассказывающий о жизни старой венгерской гимназии.

17

Эспрессо – кафе.

18

Этот праздник справляют в декабре. Микулаш, как наш Дед Мороз, приносит детям подарки.

19

Йожеф Аттила (1905 – 1937) – венгерский поэт.

20

«Пестренький теленок» – шуточная детская песенка.

21

Керут – одна из основных магистралей Будапешта.

22

Кошут славился как выдающийся оратор. В знаменитой цегледской речи Кошут призывал сограждан к защите родины и Дела революции.

23

Центральные киностудии в Будапеште.

24

Радноти Миклош (1909 – 1945) – прогрессивный венгерский поэт, погибший в фашистском застенке.

25

Статуя Анонимуса – летописца, настоящее имя которого неизвестно, находится в городском парке Будапешта.

26

Так в Венгрии дети обычно приветствуют старших.

27

Виола – означает фиалка.