В смуглом мрачном лице его светлости проглядывало весьма отдаленное сходство с веселым монархом. Другой, Стивен Дайк, бледный, с острым лицом и ястребиным носом, носил коричневый парик, забранный, по моде того времени, в сеточку.

Четвертый в компании, сэр Томас Ли, один из самых верных приверженцев короля в изгнании, был намного старше других джентльменов. Высокий и прямой, он отличался военной выправкой. Армейское проскальзывало и в крепких словечках, обильно уснащавших его речь. Сэр Томас действительно служил в армии при покойной королеве. Друзья ценили сэра Томаса за искренность и дружелюбие.

Все встали, приветствуя капитана Гейнора, прибывшего через четверть часа после условленного времени. Не все еще были в сборе, отсутствовали лорд Понсфорт и ирландец по имени О’Нил. Капитан Гейнор извинился за опоздание, сел и в ожидании двух последних участников встречи стал отвечать на вопросы, пока не появился Маклин с кларетом. Он поставил на стол графин и стакан, слегка наклонился и, обращаясь преимущественно к капитану Гейнору, мрачно сообщил, что в гостинице соглядатай.

Компания выслушала его в мрачном молчании. Старый сэр Томас разразился проклятиями.

— Что вы посоветуете, Маклин? — спокойно спросил капитан.

— Продолжайте дело, по которому прибыли сюда, джентльмены. На какое-то время я избавил вас от этого негодяя. Он следит за посетителями в пивном зале напротив. В конце концов, я предвидел подобное. Не исключено, что он выслеживает кого-нибудь еще, но я счел необходимым предупредить вас.

С этими словами хозяин ушел, немного успокоив заговорщиков. Все, кроме одного, охотно уверовали, что правительственный шпион идет по другому следу.

— Ей-богу, он прав! — воскликнул Хэрвуд. — В противном случае нас предали, а это невозможно!

— Разумеется, невозможно, — поддержал его сэр Томас. — Обычная история — сыщик выслеживает вора.

Маклину всюду мерещатся соглядатаи.

Но капитан Гейнор не разделял их оптимизма. Отсутствие Понсфорта его насторожило. Недоверие к Понсфорту сэра Джона, сообщенные им факты взволновали его.

— Где их холера носит? — пробормотал капитан, и как бы в ответ на его слова дверь отворилась и в комнату ввалился О’Нил.

Именно ввалится, иначе его появления не опишешь. О’Нил, рыжий, цветущий, с озорными голубыми глазами, сейчас был смертельно бледен. На лице его выступили капельки пота, взгляд блуждал. Сапоги покрывала дорожная пыль. Он принес с собой ощущение спешки, беспорядка, тревоги.

Все вскочили, вопросы посыпались градом. О’Нил бессильно опустился на стул, схватил рюмку нантского коньяка, заказанную сэром Томасом, и бесцеремонно ее осушил.

— Игра закончена, джентльмены! — заявил молодой ирландец и, оглядев собравшихся, добавил: — Нас предали, заговор раскрыт!

Наступило тягостное молчание. Заговорщики неотрывно глядели на юношу, принесшего столь ужасную весть. Молчание нарушил лорд Хэрвуд.

— Кто? — спросил он таким зловещим тоном, что предатель, заслышав его, бросился бы наутек.

— Не знаю, — последовал ответ. — Клянусь, это единственное, чего я не знаю. Нас предали — в этом нет никаких сомнений! Чудо, что я здесь и могу сообщить вам о предательстве. Клинтон, Браунриг, Холмдейл, Спенсер Гэмлин и сэр Верной Бьюик арестованы с предъявлением ордера на арест. За ними предполагают арестовать вас, Хэрвуд, и вас, сэр Томас.

— Пусть арестуют, будь они прокляты! — сказал ветеран. — Что еще новенького?

— Выписан ордер и на мой арест, но нет худа без добра, иначе я не смог бы предупредить вас об опасности.

Снова посыпались вопросы. Конец им положил капитан Гейнор. Он заговорил впервые с момента появления О’Нила.

— Давайте обсудим наше дело спокойно, джентльмены, — предложил капитан. — Так мы выиграем время, а это сейчас важнее всего. Прошу вас сесть.

Капитан произнес эти слова властным голосом. Внешне он был самым спокойным в компании, вернее, единственным спокойным здесь человеком. Заговорщики подчинились, прекрасно понимая, что в таких чрезвычайных обстоятельствах нужен предводитель, что капитан Гейнор не только королевский посланник, но и прирожденный руководитель. Все сели, сел и капитан.

Он был не новичок в подпольных делах и слишком хороший актер, чтобы выдать свои подлинные чувства. Вот почему он сохранял внешнюю невозмутимость, будто речь шла о сущей безделице. Но в душе он испытывал муку. Замыслы, лелеянные годами, были уничтожены одним ударом. Теперь все надо начинать сначала, и одному Богу известно, суждено ли ему дожить до окончательной победы, венчающей, как его учили, правое дело. Однако душевные терзания не отразились на лице Гейнора. Спокойное и суровое, оно сохраняло невозмутимость, сопутствующую холодности.

Капитан взял одну из длинных трубок и несколько нарочито принялся набивать ее табаком.

— Прежде всего, — начал он, — не расскажете ли вы нам, мистер О’Нил, откуда вам все это известно?

— Я получил эти сведения от своего кузена Джоселина Батлера, личного секретаря милорда Картерета, — тотчас ответил О’Нил, слегка подавшись вперед. — Джоселин собственноручно выписывал ордера на аресты по приказанию милорда, и, не окажись в списке моей фамилии, вас бы никто не предупредил об опасности. Джоселин пришел ко мне сегодня в начале седьмого, когда я уже собрался в дорогу, потому-то я и задержатся. Сначала он сообщил мне, что выписан ордер на мой арест по обвинению в заговоре с целью организации бунта, и посоветовал немедленно седлать коня. Но я поклялся, что не сойду с места, пока он не расскажет мне всего.

Джоселин заколебался, но потом, наверное, решил, что утром новость все равно облетит весь город; многих уже арестовали, и не такую уж великую тайну он разглашает, — и открыл мне то, что знал. По крайней мере, он ответил на мои вопросы, а я вызнал у него главное. Тогда я погнал коня во весь опор: кузен предупредил меня, что правительственные ищейки уже на пути сюда, чтобы захватить заговорщиков врасплох.

Джентльмены, сидевшие за столом, заволновались.

— Вот как! — капитан потянулся к трутнице. — Стало быть, им известно место встречи?

— То-то и оно! Но, благодарение Господу, я упредил их.

— Не успели, черт побери! — взорвался сэр Томас и разразился ругательствами — на сей раз по поводу ищейки, уже рыскающей здесь.

О’Нил слушал его с растущих беспокойством.

— Что же делать? — с отчаянием вскричал он.

— А это мы сейчас обсудим, — сказал капитан, и его тон сразу успокоил присутствующих. Капитан выбил кремнем пламя, зажег трубку, потом обратился к О’Нилу: — Вы не знаете, что с лордом Понсфортом? Он арестован?

— Слышал, что его не арестовали.

— Но ордер на арест, конечно, выписали?

— Нет. Я поинтересовался, как обстоит дело с ним, и с облегчением узнал, что его упустили из виду.

— Упустили? Какое везенье! — произнес капитан Гейнор с легкой иронией. Слова сэра Джона Кинастона не выходили у него из головы. — Учитывая это обстоятельство, как вы думаете, почему милорд Понсфорт не с нами?

Все молчали. Лишь Хэрвуд, друг лорда Понсфорта, вспыхнув от гнева, спросил:

— Послушайте, капитан Гейнор, что вы имеете в виду?

— Прежде чем я отвечу вам, милорд, — произнес капитан, сохраняя внешнее спокойствие, — позвольте задать всем встречный вопрос: говорил ли кто-нибудь из присутствующих хоть одной живой душе о сегодняшней встрече? В интересах всех прошу честно сообщить мне об этом.

Заговорщики один за другим ответили отрицательно, никто из них не разглашал тайны.

— Тогда позвольте вам напомнить, — продолжал капитан, — что никто, кроме участников — тех, кто здесь, и того, кто отсутствует, не знал о встрече.

— Вы позабыли о Маклине, — напомнил капитану мистер Патридж.

— Ну, и что? — повысив голос, спросил Хэрвуд. —При чем тут Маклин?

Гейнор улыбнулся и легким жестом руки, в которой держал трубку, показал, что вопрос не заслуживает внимания:

— Маклин не знал, кто сюда приедет. А со слов мистера О’Нила вам известно, что в ордерах на арест указаны фамилии. Маклин не мог их узнать. Даже если мы предположим обратное, он бы нас не выдал, ибо рисковал бы собственной головой. В его пользу говорит и тот, пусть незначительный факт, что он сам известил нас о шпионе. Итак, господа, предать нас мог лишь один человек, и его отсутствие подкрепляет мои подозрения. Они переходят в уверенность, а я вовсе не из тех, кто скор на выводы. Напомню вам, что лорд Понсфорт — игрок. Сейчас он разорен и находится в отчаянном положении. Это не предположение, а утверждение, я готов подтвердить свои слова где угодно. Лорд Понсфорт избрал подлый способ поправить свои пошатнувшиеся финансовые дела. Короче, джентльмены, он предал нас, и не сомневаюсь, получил хорошее вознаграждение от лорда Картерета за свою иудину службу. Хэрвуд вскочил:

— Ей-богу, я не потерплю, чтобы человека так оскорбляли в его отсутствие! — гневно выкрикнул он.

— Вы убедитесь, что я не замедлю предъявить ему обвинение, как только он явится, — ответил капитан, — Я возблагодарил бы судьбу, если бы это случилось.

Хэрвуд горящими глазами обвел присутствующих, как бы призывая их опровергнуть чудовищное обвинение, предъявленное его другу, но никто не откликнулся на его немой призыв. Все было ясно как день. Виконт почувствовал, что подозрение закрадывается и в его душу, но верность другу мешала прислушаться к нему.

— Не верю! Хоть убейте, не верю! — воскликнул он дрожащим голосом.

— Такая преданность делает честь вашему сердцу, но не здравому смыслу. Тем не менее, милорд, чтобы вы либо кто-нибудь другой не сочли мои выводы чересчур поспешными, позвольте открыть вам известные мне факты. Они-то, признаюсь, и побудили меня сделать выводы. — И капитан Гейнор вкратце рассказал, как Понсфорт запугивал сэра Джона Кинастона, — В общем, — заключил капитан, — у меня нет оснований отрицать, что человек, потерявший честь и способный на шантаж, остановится и не претворит свои угрозы в жизнь.

Осознав свою ошибку, Хэрвуд опустился на стул и обхватил голову руками.

— Он был моим другом, — сказал он бесцветным голосом.

Капитан Гейнор, покуривая трубку, снова обратился к О’Нилу:

— Вы не упомянули о том, что ордер выписан и на мое имя.

— Я не успел. — Лицо ирландца оживилось: — Ордер, можно сказать, есть и в то же время его нет.

— Как прикажете вас понимать? — нахмурился капитан Гейнор.

— Ордер выписан на капитана Дженкина, — пояснил О’Нил, — Его и собираются захватить здесь вместе с нами.

Лицо капитана посуровело: он получил последнюю, самую вескую улику против Понсфорта. Всего лишь два человека в Англии знали, что капитан Дженкин и капитан Гейнор — одно и то же лицо: Понсфорт и сэр Джон Кинастон. Даже участники нынешней встречи не подозревали об этом. Тайна была разглашена. Послышались изумленные восклицания, заглушенные громогласным выкриком сэра Томаса:

— Вы — капитан Дженкин?

Капитан, улыбнувшись, неодобрительно покачал головой.

— Господа, неужели вы полагаете, что капитан Дженкин — конкретное лицо? По-моему, правительство именует так любого якобитского агента, прибывшего в Англию. В данном случае, — и сообщение О’Нила подтверждает мое предположение, — этой чести удостоился я. — Капитан обернулся к ирландцу: — Стало быть, моя фамилия в списках на арест не значится?

— Насколько мне известно — нет.

— Очень странно.

— Да, — кивнул О’Нил, — но меня, ей-богу, куда больше удивило, почему так вышло. Министр получил на вас донос. Но когда он поручил своему помощнику мистеру Темплтону выписать ордер на арест, тот заявил, что здесь кроется ошибка, что доносчик его светлости явно введен в заблуждение: капитан Гарри Гейнор не якобит, а солдат удачи. Мистер Темплтон своими глазами видел послужной список Гейнора и данные ему рекомендации, из коих явствует, что капитан отнюдь не сочувствует делу Стюартов. О том же свидетельствует и рекомендательное письмо кузена мастера Темплтона сэра Ричарда Толлемаха Темплтона, старого друга Гейнора. Лорд Картерет, по-видимому, приложил все усилия, чтобы поколебать уверенность своего помощника, но мистер Темплтон упрямый человек, и, по его собственным словам, никогда не ошибается. Он предъявил лорду Картерету рекомендательные письма капитана Гейнора. Тот возразил, что они, возможно, сфабрикованы. Тогда мистер Темплтон сел в коляску и посетил посольства двух стран, где были получены рекомендательные письма.

— Какие именно посольства? — глаза у капитана загорелись.

— Австрийское и турецкое.

Капитан облегченно вздохнул. Он даже улыбнулся, когда ирландец продолжил свой рассказ:

— И в том и в другом посольстве мистера Темплтона заверили, что документы подлинные, турецкий посол заявил, что лично знаком с капитаном Гейнором, что их знакомство состоялось четыре года назад в Константинополе, и, как мне сказали, очень лестно отозвался о вас. Мистер Темплтон пришел с этим к лорду Картерету и смело заявил, что подаст в отставку, ибо не хочет стать всеобщим посмешищем, подписав ордер на арест джентльмена со столь безукоризненной репутацией. Все это, сэр, произошло в присутствии моего кузена. Такая уверенность повлияла на решение лорда Картерета он пошел на компромисс. Ордер выписали на имя капитана Дженкина. По сведениям министра, капитан Дженкин и вы — одно лицо. Тут мистер Темплтон не стал перечить, уповая на то, что докажет правильность своей точки зрения и посрамит доносчика.

— Наше дело — подкрепить уверенность мистера Темплтона, — с улыбкой заметил капитан.

Он радовался, что его предусмотрительность при подготовке операции принесла желанные плоды и помогла в нынешнем крайне тяжелом случае.

— Что же нам теперь делать? — подал голос с другого конца стола мистер Дайк.

Капитан молча затянулся, потом, выпустив дым, сказал:

— Давайте обсудим сложившееся положение. По-моему, волноваться не следует.

— Не следует, черт побери! — пробурчал сэр Томас. — Гром и молния, что же способно взволновать вас, сэр?

— Надеюсь, и вы успокоитесь, если соблаговолите выслушать меня, сэр, — отозвался капитан и продолжал: — Если вы, джентльмены, проявите должную осторожность, опасность вам не угрожает. Правительство поторопилось с арестами. Через месяц они показались бы более разумными. И в самом деле, какое обвинение можно предъявить каждому из вас? Так что спокойно возвращайтесь домой и продолжайте свои дела. Если вас арестуют, проявите терпение, будьте уверены, что вас скоро освободят. Я бы нисколько не удивился, если бы узнал, что поспешность проявляется намеренно. Политика лорда Картерета — задушить наше движение в зародыше, вселить страх в руководителей движения: пусть уверуют во всеведение правительства. Главное для Картерета — не допустить, чтобы государственная измена хоть чуть-чуть укоренилась. В этом его поистине дьявольское коварство: лорд понимает, что мученики вызывают сочувствие, и на место павшего в борьбе готовы встать десять новых. Нет, Картерету мученики не нужны. Даже в случае арестов все сведется к тому, что он станет лично увещевать каждого заключенного, прежде чем выпустит его на свободу. Такова моя точка зрения, джентльмены.

Спокойная, рассудительная речь капитана, успешно подавившего собственное смятение, пролилась бальзамом на истерзанные души заговорщиков. Только сэр Томас Ли усмотрел противоречие в его словах:

— Надеюсь, вы не упустили из виду, что предатель — одни из нас?

— Не упустил, сэр Томас. Но неразумно полагать, что среди якобитов найдутся другие предатели. Свидетельство же одного человека, побуждаемого, несомненно, корыстными интересами, служит лишь целям лорда Картерета — напугать нас своим всеведением; оно не способно никого убедить. К тому же не забывайте: предатель ни в коем случае не согласится открыто свидетельствовать против нас. Это было бы большой глупостью, с какой стороны ни посмотри. Вероятно, Понсфорт поставил условие правительству, что он останется в тени. Это выгодно и правительству: как только имя доносчика становится известным, ценность его сведений резко падает. А лорда Понсфорта они ставят весьма высоко и намерены еще долго пользоваться его услугами — разумеется, если Понсфорт останется в живых. Думаю, это в немалой степени зависит от нас.

В голосе капитана Гейнора прозвучала зловещая нота, и взоры невольно обратились к нему. Лицо у него сделалось суровым, почти жестоким.

— Уверен, дело чести любого из нас, кому удастся избежать ловушки, подстроенной здесь для всех, разыскать лорда Понсфорта и... — резкое движение трубкой было красноречивее слов.

Мистер Патридж изумленно ахнул, на лице Хэрвуда отразился испуг.

— Мы не дети, господа, — сказал капитан, — и не играем в детские игры. Нас предали, и мы должны исполнить свой долг — долг перед собой, перед другими, перед делом, которому мы служим. Во всем мире предателей карают одинаково. Лорд Понсфорт заслужил кару. Я молю небо уберечь меня от заключения и дать мне возможность собственноручно покарать предателя. Надеюсь, вы разделяете мои чувства.

Бледное ястребиное лицо мистера Дайка исказил гнев. Он поклялся, что исполнит долг, если представится возможность. О’Нил и сэр Томас тотчас поддержали его.

— И все же, господа, несмотря на то, что я сказал, риск есть, серьезный риск, — продолжал капитан, — риск, что меня схватят здесь, в вашем присутствии. Если это произойдет, будет установлена тождественность капитана Дженкина и капитана Гейнора и доказана ошибочность утверждений мистера Темплтона. Что бы ни случилось с остальными, капитана Дженкина не пощадят, ему отпустят короткий срок между приговором и виселицей. Арест в вашей компании погубит меня, угроза предателя сбудется, и вы можете пострадать за сотрудничество со мной. В этом главная опасность. Если же вас арестуют без меня, опасность уменьшится. То же относится и ко мне: арест в любом другом месте сводит риск почти на нет.

Заговорщики единодушно согласились с доводами капитана Гейнора.

— Следовательно, — заключил мистер Дайк, — вам надо держаться подальше от нас, а нам — от вас.

— Именно так, — подтвердил капитан. — Остается лишь решить, как действовать. Признаюсь, мне пока не приходит в голову, какой выбрать путь. Есть ли у вас предложения?

— Куда подевался негодяй Маклин? — гаркнул сэр Томас.

— Хотел бы я это знать, — поддержал его О’Нил. —Если бы не ваш коньяк, нахально много выпитый, я бы помер.

— Можно позвать его или это опасно? — поинтересовался Патридж.

— Когда тебя выслеживают, все опасно, — высказался осмотрительный мистер Дайк. — Раз он оставляет нас без внимания, значит, уверен, что мы в осаде, и боится навести врагов на наш след.

Тут дверь распахнулась и появился Маклин. Он едва переводил дух, на его широкоскулом лице не было и следа привычного румянца.