На другое утро де Берни, взволнованный, с землистым, осунувшимся, как никогда, лицом, сидел в одиночестве на пригорке неподалеку от хижины, устремив неподвижный взгляд на «Кентавр», застывший с голыми реями посреди сверкающей на солнце лагуны.
      На рассвете поднялся свежий бриз. Под его мягким дуновением за спиной де Берни шелестели кроны пальм. С берега доносились голоса пиратов, они уже приступили к смазке корпуса «Черного Лебедя» — скоро корабль будет готов к спуску на воду. И не позже чем через три дня они покинут Мальдиту. Это сейчас и беспокоило де Берни больше всего; именно это лишило его прежней непоколебимой уверенности. Пьер, как всегда, отсутствовал. Появился он только в девять. Де Берни тотчас встал. В тревоге он стиснул руку метиса и пристально взглянул ему в глаза.
      Пьер был сильно возбужден, улыбнувшись, он радостно кивнул.
      — Наконец-то! — произнес он. — Они уже близко!
      — Это точно? — спросил де Берни, опасаясь, что ожидания его могут не оправдаться.
      Достав из-за пазухи подзорную трубу, Пьер протянул ее де Берни.
      Вслед за тем они скрылись в лесной чаще, двинувшись по тропинке, которую Пьер однажды показал мисс Присцилле.
      Меньше чем за полчаса они добрались до западной оконечности острова, и, подойдя к самой кромке прибоя, де Берни стал вглядываться в морскую даль — в направлении, которое ему пальцем указал метис.
      Милях в пяти от острова курсом ост шли три больших красных корабля; под порывами крепкого ветра они сильно кренились на один борт — так, что даже были видны их белые днища.
      Вскинув подзорную трубу, де Берни пристально рассматривал их в течение нескольких секунд. И хотя ни на одном из них не было флага, де Берни знал, что это за корабли.
      Когда де Берни на мгновение опускал трубу, его узкое лицо осенялось недоброй улыбкой. Понаблюдав еще какое-то время за кораблями, он наконец оживился и с решительным видом повернулся к Пьеру.
      — Через час они будут на траверзе острова, — заметил он. — Нельзя терять ни минуты.
      В лагерь они вернулись так же внезапно, как и ушли. Их отсутствие длилось не больше часа. Остановившись возле хижины, де Берни отдал подзорную трубу Пьеру, и тот унес ее к себе в палатку. Затем француз вошел в хижину; майор уже был там — борясь с дремотой, он сквозь прищуренные веки наблюдал за мисс Присциллой, которая занималась шитьем. Чувствуя на себе их озабоченный взгляд, он подошел к стене и снял шпагу с портупеей.
      — Что вы делаете? — спросила его девушка.
      — Судя по тому, откуда повеял ветерок, надо быть ковсему готовым… — сказал француз и, надев через голову инкрустированную серебром портупею, закрепил ее на плече. — Так-то будет лучше, это внушает уважение и побуждает к учтивости.
      Удовлетворенные его объяснением, чему во многом способствовали улыбка и непринужденный тон де Берни, они спокойно проводили его взглядом.
      Выйдя из хижины, де Берни остановился. Он сознавал всю серьезность принятого им решения, и ему захотелось сказать последнее слово мисс Присцилле и отдать кое-какие распоряжения майору на тот случай, если с ним случится беда. Но после короткого раздумья он направился к палатке метиса.
      — Пьер, если со мной случится что-то серьезное, позаботься о мисс Присцилле.
      В темных бархатистых глазах метиса мелькнула тревога.
      — Господин, вы решили драться! А может, лучше обождать? Разве нельзя придумать что-нибудь другое?
      — Это самое верное решение. К тому же я просто обязан так поступить.
      — Верное? — переспросил Пьер. — Очень жалко, но для вас оно не такое уж верное!
      — Да нет, черт возьми! Вернее и быть не может!
      Пьер схватил руку хозяина и поднес ее к губам.
      — Храни вас Бог, господин, — произнес он и поклонился.
      Де Берни погладил его по голове.
      — Не робей, мой мальчик! — сказал он и твердым шагом ушел прочь.
      Поискав Тома Лича, он в конце концов нашел его вместе с Уоганом в полсотне метров от буканьерского лагеря.
      Де Берни дружески, и даже залихватски, поприветствовал их. Однако доброжелательства в глазах Тома Лича он не заметил.
      — Что тебе здесь нужно? — настороженно прогнусавил капитан.
      — Что мне нужно? — переспросил его де Берни, притворившись удивленным, хотя на самом деле он был очень доволен тем, что его появление разозлило капитана, так как именно на это он и рассчитывал. — Что мне нужно?.. — снова спросил он и, подняв брови, изобразил на лице недоумение.
      Его дерзкое поведение должно было только подлить масла в огонь. И Лич, готовый вспыхнуть как порох — только спичку поднеси, решил, что, если быть похитрее, ему наверняка удастся осуществить то, что сорвалось вчера.
      — Да, что тебе нужно? Если ты опять пришел скандалить, лучше сразу убирайся.
      «Лучшего и не придумаешь», — подумал де Берни и, приняв вызывающий вид, приблизился на шаг к Личу — под неусыпным оком Уогана.
      — А ты не очень-то любезен, Том, — сказал он.
      Лич не поверил своим ушам — ведь еще вчера француз вел себя как последний трус. Однако капитан остался верен избранной тактике.
      — Любезен? А с чего мне с тобой любезничать? — возразил он и сплюнул, желая подчеркнуть свое презрение к нему.
      — О, неужели не с чего? Честное слово, Том, ты ведешь себя на редкость вызывающе!
      — Вызывающе! О-го-го! Месье считает, что я веду себя вызывающе! Ты, как и все твои бравые сородичи, привык прятаться за чужие спины: пускай, мол, другие грызутся, а сам — в кусты.
      — И ты действительно в этом уверен?
      — Не слепой — вижу.
      Тут в разговор решил вмешаться Уоган:
      — Ну чего вы, в самом-то деле! Лучше вспомните про караван и помиритесь, как старые добрые береговые братья, — ради общего-то дела!
      — Я этого только и жду, Уоган, — сказал де Берни. — Это мое самое искреннее желание… Вчера своими словами Том оскорбил мою честь. И если сейчас он возьмет их обратно, я готов все забыть.
      Зная взбалмошный характер Лича, он очень надеялся, что капитан первый бросит ему вызов. И его надежда оправдалась.
      — Его честь! — насмешливо воскликнул Лич. — Твою честь! Тебе ли говорить о чести!
      Он расхохотался и подмигнул Уогану, чтобы тот разделил с ним радостный смех, прозвучавший как оскорбление.
      Но здоровяк ирландец, как ни странно, был серьезен. В его глазах мелькнула тревога. Хотя лицо казалось по-прежнему гордым, как и голос де Берни, когда француз спросил:
      — Не скажешь ли, капитан, что это тебя эдак рассмешило?
      — Ты, черт бы тебя побрал! Ты со своей честью, трус вонючий!
      Мгновение спустя Лич пошатнулся, получив увесистую пощечину, которой неожиданно наградил его француз. Понимая, что дело зашло слишком далеко и слов Лича оказалось больше чем достаточно, де Берни проделал все так быстро, что Уоган и глазом не успел моргнуть.
      Едва устояв на ногах, растерянный и взбешенный, Лич отступил на пару шагов. Его лицо побелело как полотно, глаза полыхнули дьявольским огнем. Он принялся расстегивать камзол.
      — Клянусь всемогущим Господом! Сейчас я выпушу из тебя кишки, мерзкая гадина, чтоб ты знал!..
      — Стой, капитан! Пресвятая Дева! Стой же! — крикнул Уоган.
      Лич тут же набросился на него:
      — Ты что, думаешь, я собираюсь терпеть оплеухи от всяких проходимцев? Я успокоюсь только тогда, когда выпотрошу его, как вонючую курицу!
      На губах у него выступила пена, глаза безумно сверкали.
      В отчаянии Уоган стал ломать себе руки. Он попробовал удержать капитана, но тщетно: тот, разразившись проклятьями, грубо отпихнул его. Уоган растерянно смотрел на де Берни.
      — Чарли! Послушай, Чарли! Зачем ты…
      Но де Берни, следуя примеру Тома Лича, уже расстегивал свой фиолетовый камзол.
      — Я не мог поступить иначе. Ты сам видел, Уоган. Или думаешь, я должен был и дальше терпеть оскорбления от этого сукиного сына?
      Лич в изумлении замер на месте. Еще никто не осмеливался унизить его до такой степени… И этот французишка, который еще давеча сносил его оскорбления безропотно, как трусливый заяц, будет последним, от кого он слышит подобные дерзости!
      Когда к нему вернулся дар речи, он принялся изрыгать угрозы и ругательства:
      — Я изрублю тебя на куски, жалкий выродок! А твою паршивую шкуру разрежу на ремни!
      Выхватив шпагу, он грозно взмахнул ею над головой, а ножны и ремень швырнул на землю.
      — Защищайся! — проорал Лич и тут же ринулся вперед.
      Его внезапный выпад чуть было не застиг де Берни врасплох. Однако француз успел отразить смертельный удар, хотя шпагу он извлек из ножен лишь наполовину и держал ее в левой руке. Вслед за тем, резко отскочив на безопасное расстояние, он далеко отбросил ножны и портупею и тотчас же приготовился к отражению следующей атаки.
      Метрах в пятидесяти от них пираты, трудившиеся у «Черного Лебедя», видели, как развязался поединок. Едва шпаги противников скрестились, они побросали инструменты где попало и гурьбой кинулись к месту сражения. К ним присоединились и те, кто отдыхал. Они смеялись и шумели, словно малые дети, которым наконец-то выпала возможность поглядеть в волшебный калейдоскоп. Ибо не было для них зрелища желанней, чем то, что им предстояло увидеть. Напрочь забыв про испанское золото — хотя от исхода поединка зависело, получат они его или нет, — либо решив, что сейчас это не главное, они жаждали лишь одного сиюминутного развлечения. Вместе с ними бежали и Холлиуэл с Эллисом; прекрасно понимая происходящее, они пытались остановить Бандри, который, вне себя от ярости, хотел во что бы то ни стало прекратить поединок. Главари заспорили, и время было упущено — ни о каком вмешательстве уже не могло быть и речи. Когда Бандри и два его товарища прибыли к месту поединка, буканьеры обступили его со всех сторон, образовав плотное кольцо, так что протиснуться сквозь него не было никакой возможности.
      Пираты с диким восторгом наблюдали за ходом поединка. Они хохотали, хлопали в ладоши, балагурили, словно то была не смертельная схватка, а потешный бой.
      Зрелище с лихвой оправдало их восторженные ожидания. Том Лич и правда мастерски владел шпагой. И свое мастерство он демонстрировал уже не раз. Его ловкость доставляла ему поистине дьявольское наслаждение, что в полной мере соответствовало его свирепой натуре. Ему доставляло радость кичиться своей силой и наблюдать смятение в глазах противника, предчувствующего скорое поражение и близкую смерть; однако Лич не любил убивать сразу — перед тем, как нанести противнику смертельный удар, он забавлялся с ним, точно кошка с мышкой.
      Чтобы достичь такого мастерства, Личу пришлось немало упражняться, и он оттачивал его при каждом удобном случае: плавая по всему белу свету, он шесть раз участвовал в поединках не на жизнь, а на смерть и все шесть раз вышел победителем.
      Поэтому, став мастером шпаги и уверовав, что клинок в этой жизни решает все и только он ведет к заветной цели, Том Лич, презирая страх, бросался в бой, уже заранее чувствуя себя победителем. И вот наконец Тому Личу представился случай поквитаться с этим ненавистным, надменным французишкой, который то и дело попрекал, унижал и оскорблял его; к тому же у этого француза была раскрасавица жена, которую Лич желал с поистине безумной страстью. Нет, он его не убьет, этого проклятого Чарли Великолепного! Он повергнет его, сделает жалким и беспомощным и после объявит их сделку недействительной. Ну а уж потом он найдет способ выбить из него тайну и заполучить его женушку.
      Именно об этом думал Лич, когда ринулся в атаку, но, несмотря на уверенность в своих силах, он все же решил действовать осторожно и хитро. Он знал, что де Берни тоже слыл искусным фехтовальщиком. Однако это нисколько его не пугало, так как прежде ему случалось побеждать и не таких искусников — именно в этих боях он снискал себе славу непобедимого.
      Он передвигался с проворством кошки: отразив удар, чуть отклонялся в сторону — чисто итальянский прием; атаковал и отступал короткими прыжками — как бы проверяя противника на прочность.
      Де Берни держался прямо и гордо, показывая превосходный французский стиль: предпочитал ближний бой и никогда не отступал, и по сравнению с ним Лич выглядел до нелепости смешным, что подтверждал дружный хохот следивших за ними буканьеров.
      — Ну, капитан, будем сражаться или плясать фанданго?
      Насмешливый тон, ловкость и непоколебимая стойкость француза, как бы играючи отражавшего удары Лича, в конце концов вывели капитана из себя, и он неистово кинулся в атаку. Но, встретив неожиданно резкий отпор, он тут же был вынужден отступить. Это не поколебало его уверенности в себе, однако напомнило, что перед ним действительно грозный противник, и он решил быть осмотрительней.
      Лич снова бросился в наступление, и вновь клинки противников с лязгом скрестились. Встав в линию, он нанес удар сверху, но де Берни мгновенно отвел его острием шпаги и нанес ответный удар. Лич парировал его левой рукой и тут же сделал выпад, целясь противнику в левое плечо, однако француз и на этот раз отразил его. После серии выпадов противники оказались лицом к лицу, заняв оборонительное положение. Они долго стояли так, друг против друга, пока Лич вдруг не отскочил назад. Де Берни устремился на него с быстротой молнии. Лич попытался отбиться, но опоздал: хотя он и отпарировал укол, нацеленный ему прямо в грудь, тем не менее острие шпаги француза полоснуло его по правой щеке.
      Придя в бешенство от столь ловкого удара, чуть было не стоившего ему жизни, Лич, запыхавшийся, бледный как смерть, с окровавленной щекой, сжался в комок. Буканьеры громко кричали, и, чтобы не ударить перед ними в грязь лицом, он, собравшись с духом, быстро овладел собой. До сих пор он нападал не щадя своих сил. Что ж, пускай теперь француз попрыгает. И, словно угадав его мысли, де Берни ринулся в атаку, его шпага засверкала как молния. Казалось, их у него уже не одна, а две, четыре, шесть… и все они были нацелены на Лича. Чтобы спасти свою шкуру, капитану пришлось отступить.
      После серии из шести ударов де Берни приготовился нанести седьмой, но в последнее мгновение Том Лич отскочил назад, и он не достал его; с трудом переводя дух, капитан, потрясенный и униженный, как никогда прежде, понял наконец, что перед ним поистине достойный противник и одолеть его будет очень нелегко.
      И тут в его душу закрался леденящий страх, предвестник близкого поражения и смерти, — тот самый ужас, который он привык внушать другим. Когда он это почувствовал, его землистое, залитое кровью и потом лицо вдруг сделалось совершенно белым. Де Берни угадал в его глазах смятение. Он опасался, как бы Лич в отчаянии не прибег к последней хитрости — не выбросил шпагу в надежде, что это вынудит его людей вмешаться. Де Берни решил не дать ему такой возможности и, снова бросившись в атаку, заставил Лича защищаться. Покуда же капитан безнадежно отступал, он отпускал в его адрес унизительные насмешки, чтобы, вконец рассвирепев, тот вновь ринулся в бой.
      — Тебе еще не надоело пятиться, как краб, пес паршивый? Или хочешь, чтоб я прогнал тебя так вокруг всего острова — поди несладко придется по такому-то пеклу? Что за черт? Вот так ловкач! Да стой же ты, собака! Остановись! Покажи-ка, на что ты способен!
      От подобных оскорблений Лич рассвирепел, забыв про страх. Он не только остановился, но тут же рванулся вперед, как пантера… Но его отчаянные попытки ни к чему не привели — все свои силы он потратил впустую. Увернувшись от его удара, де Берни, как бы в отместку и шутя, наградил его пинком под зад, от которого пират завертелся волчком.
      Но уже через мгновение Лич опять твердо стоял на ногах, и это снова придало ему уверенности. Нет, его так просто не возьмешь. Он еще покажет. Правда, для этого придется изрядно попотеть, ведь противник его оказался на редкость крепким орешком, не то, что он думал сначала. Однако это вовсе не значит, что он неуязвим. У него в запасе еще не один прием. До сих пор он не прибегал к ним ни разу — за ненадобностью. Но теперь необходимость появилась. Да, сейчас он покажет французу, с кем тот имеет дело.
      Укрепив себя этой новой надеждой, Лич перешел в наступление, помня, однако, и о защите — в пример своему сопернику, и, отразив таким образом очередной выпад де Берни, он добился того, что хотел. Снова встав в линию, он нацелил клинок прямо в горло де Берни — сверху вниз. Однако в ту самую секунду, когда француз вскинул шпагу, чтобы защититься, Лич, воспользовавшись брешью в обороне противника, с гибкостью кошки рванулся вперед; но это был не обычный, классический выпад, а чисто итальянский прием — все тело параллельно земле с упором на левую руку. Так, почти растянувшись на земле, подобно змее, Лич беспрепятственно нанес удар в надежде проткнуть де Берни насквозь, поскольку никакой защиты против такого выпада, тем паче если проделан он быстро и безукоризненно точно, не существовало.
      Но де Берни уже не было там, куда метился Лич, нанося свой коронный укол. Подавшись всем телом чуть влево, француз в тот же миг упал на левое колено и оказался совершенно неуязвим. Удар Лича был настолько силен и глубок, что, не встретив на своем пути никакого препятствия, капитан мгновенно потерял равновесие. Чтобы вскочить на ноги, ему требовалась одна секунда. Но Личу не суждено было подняться: воспользовавшись этой секундой, де Берни несколько раз подряд проткнул распластанное тело капитана, жестоко поплатившегося за свой мастерский и неповторимый выпад, который и француза поверг наземь.
      В то же мгновение воздух потрясли оглушительные крики буканьеров, однако продолжались они недолго, и вслед за тем воцарилась мертвая тишина. Выдернув шпагу из тела сраженного противника и в знак победы наступив на него ногой, де Берни, тяжело дыша, выпрямился во весь рост и, усмехнувшись, вытер лоб рукавом батистовой рубашки.
      Стоя над телом Тома Лича, бившимся в предсмертных судорогах на песке, де Берни скорбно склонил голову и, нарушив глубокую тишину, громко произнес:
      — Какой прекрасный конец, капитан!

      Буканьер издал последний вздох, его тело вздрогнуло в последний раз; искаженное лицо было обращено к голубому небу, напоминавшему гладкий стальной купол; пираты в молчании столпились вокруг него. Издав лишь один-единственный крик когда капитан рухнул наземь, — эти дикари тут же словно онемели. Хотя жестокость, кровь и убийства были для них не в диковину, смерть главаря глубоко потрясла их окаменевшие души. До сих пор Лич выходил победителем из всех смертельных поединков, поэтому немудрено, что они привыкли считать его непобедимым. И вот он лежит перед ними, в мгновенье ока сраженный наповал.
      В то же время их терзала тревога: что-то теперь с ними будет? Они молчали до тех пор, пока Бандри, работая локтями, не протиснулся сквозь их ряды — на сей раз ему это удалось без особых усилий. Через образовавшийся проход за ним последовали Эллис и Холлиуэл.
      Де Берни поглядывал на них не без опаски, хотя в глубине души чувствовал, что обстоятельства на его стороне. Повернувшись одним боком к морю, а другим к мангровым зарослям, он заметил на берегу, метрах в двадцати, мисс Присциллу и майора: как зачарованные они с ужасом наблюдали за происходящим. Девушка и вправду была сильно напугана: она, несомненно, догадывалась, какая участь ожидает ее, вздумай пираты посчитаться с ним за смерть капитана.
      Но покуда буканьеры стояли как вкопанные. Наверное, они просто не знали, как им теперь быть, и решили во всем положиться на четверых главарей, обступивших де Берни. Француз как раз обращался к Уогану, призывая его в свидетели, когда Бандри грозно спросил его:
      — Как это случилось?
      — Он сам меня вынудил. Спроси Уогана.
      Бандри метнул в Уогана вопросительный взгляд. Нервно моргая глазами, тот ответил так, как и ожидал де Берни:
      — Это правда, черт меня побери! Вы же знаете, как беленился капитан при виде Чарли. А нынче утром он сам полез на рожон. Честное слово, он первый бросился на Чарли, хотя тот даже не успел его оскорбить. И если б он, то бишь Чарли, вовремя не отскочил, ему пришел бы каюк — это как пить дать.
      Вдохновленный поддержкой Уогана, де Берни лукаво прибавил:
      — Да, что сталось бы со всеми нами, повернись все по-другому! Тогда прощай испанское золотишко, волшебные дублончики! Этому псу следовало бы прежде подумать о вас, а то втемяшил себе в башку — пустить мне кровь! Ну и ну! (Он пнул тело капитана ногой.) Вообще-то он получил по заслугам… Не надо было испытывать наше терпение — ваше и мое.
      Мрачный Бандри, не видевший теперь необходимости мстить де Берни, в знак согласия медленно кивнул.
      — Я ж его предупреждал. Он всегда был себе на уме и творил, что хотел. А теперь вот лежит с перерезанной глоткой… хотя, может, оно и к лучшему.
      Буканьеров удовлетворили эти прощальные слова над телом капитана, и они посчитали инцидент исчерпанным.
      Хотя де Берни и надеялся, что именно так все и закончится, стоит ему только напомнить пиратам про испанское золото, тем не менее он был готов и к тому, что они попытаются ему отомстить. Однако, к счастью, события приняли совершенно неожиданный для него оборот, и это привело его в некоторую растерянность. Буканьеры недолго горевали над телом своего главаря — слава Богу, с ними был тот, кто приведет их к сокровищам.
      Предоставив де Берни возможность спокойно вложить шпагу в ножны, пираты, рассыпавшись мелкими группами по берегу, принялись горячо обсуждать случившееся. Вскоре их оживленные споры нарушились дружным хохотом — и это в то время, когда их капитан, тело которого еще не успело остыть, лежал с остекленевшими глазами у их ног.
      Уоган подошел к де Берни, чтобы помочь ему привести себя в порядок, и тихо, чтобы никто не слышал, шепнул ему на ухо:
      — Пошли в хижшгу. Будем выбирать нового капитана — ты должен быть там. — И еще тише прибавил: — И не забудь, ведь я был за тебя, Чарли… Если б не я, гнил бы ты сейчас где-нибудь тут, как последняя падаль.
      — Да что ты говоришь! Уж не испанское ли золото тому причиной? Впрочем, если ты рассчитываешь на наследство Лича, что ж, я не стану его у тебя оспаривать, так-то вот. Ступай, я догоню.
      Расставшись с ирландцем, француз не спеша направился к трем нашим героям, наблюдавшим за ним во все глаза.
      Мисс Присцилла встретила его с выражением ужаса на лице. Но вид у де Берни был спокойный и бесстрастный, будто он только что закончил свое обычное, повседневное дело. Как видно, этот человек и правда был сделан из стали: еще несколько мгновений назад он был всего лишь на волосок от смерти, а теперь держался так невозмутимо, словно ничего серьезного не произошло.
      Когда он приблизился к ним, мисс Присцилла заметила его неестественную бледность и возблагодарила Небо за то, что, по крайней мере, сейчас видит перемену в его чувствах, однако истинная причина такой перемены осталась для нее загадкой.
      — Надеюсь, вы не очень испугались, — услышала она его приятный, ровный голос. — Мне так не хотелось, чтобы вы присутствовали при этом.
      Затем, обращаясь к майору — он стоял с широко раскрытыми глазами и багровым лицом, потерявшим былой лоск, — француз сказал:
      — Как видите, наши упражнения пошли на пользу. Я словно чувствовал, что это пригодится мне еще до того, как мы покинем Мальдиту.
      — Вы его?.. Он мертв? — пробормотал майор.
      — Я привык все дела доводить до конца, майор.
      Ответ де Берни прозвучал многозначительно, и мисс Присцилла встревоженно спросила его:
      — Вы хотите сказать, что заранее поставили себе цель его убить? Или это произошло случайно?