12
      Отке нужна картошка, а картошки нет. Тут она замечает, что нет и Адама. Куда же он девался? Почему не принёс ей картофель? Отка, волнуясь, спешит в подвал. В подвале она действительно находит сумку с картофелем, но Адама почему-то нигде нет. Коридоры подвала пусты, Адам как под землю провалился. Отка чувствует себя в подвале маленькой и беспомощной. Ей становится страшно: вдруг она потеряется и тоже провалится куда-нибудь? Кто потом станет искать их обоих?
      Отка выбегает на улицу и бежит туда, единственно откуда может прийти помощь. К пану Венцлу, часовщику. Уж он-то знает, как себя вести в этом подвале. Пан Венцл приходу Отки обрадовался. Он быстро сметает с рукава металлические крошки и идёт вместе с Откой. Вернее, не идёт, а бежит, потому что Отка тоже бежит.
      - Единственно, где он может быть, так это в бомбоубежище, - говорит пан Венцл, когда они отходят от кладовки Суковых и не видят Адама в соседних помещениях. Пан Венцл берётся за железный запор, и двери открываются. Прямо перед ними стоит живой Адам.
      - Что случилось? - вдруг разревелась Отка.
      - Ничего, - отвечает Адам. - Кто-то здесь меня запер.
      - Ты ощупай себя. С тобой всё в порядке?
      - Мне никто ничего не сделал.
      - Вот пожалуюсь на тебя тёте Яне и дома тоже. - Отка плачет не унимаясь.
      - Ну хватит, Отка. Ничего не случилось, - говорит ей часовщик.
      Отка постепенно смолкает, но успокоиться никак не может.
      Конечно, Адам сам виноват. Зачем он пошёл в убежище? Кто ему велел? Ведь он сам туда пошёл, собственными ногами. Но наконец Отка вынимает из кармана носовой платок, даёт его Адаму и говорит примирительно:
      - Вот тебе платок, вытри мне слезы.
      Адам вытирает ей сначала левую щёчку, потом правую и внимательно при этом Отку оглядывает. Ему жалко зарёванную Отку, но он говорит ей совсем другое:
      - А правый глаз плакал у тебя больше, чем левый.
      13
      Вместе с часовщиком Венцлом Адам доходит до дверей дома. Убедившись, что Отки нет поблизости, мальчик шепчет:
      - Пан Венцл...
      - Что тебе?
      - Вы знаете, у этого мальчишки лицо белое, как стена, а волосы совершенно чёрные, и он чистит в нашем доме велосипед. Кто это такой?
      - Это Шара.
      - Бывает такое имя? Шара?
      - Он, что ли, запер тебя в бомбоубежище?
      - Не знаю, кто меня запер, но никак не удивлюсь, если это он.
      - Ладно, давай забудем об этом.
      - Ладно, - отвечает Адам и бежит за Откой.
      14
      Картофель варится, над крышкой сгущается пар, и дети сейчас смеются над тем, как Адам торчал в бомбоубежище, а Отка искала его. Теперь это им кажется простой игрой в прятки. И все события кажутся теперь прекрасными, интересными, красочными и захватывающими. Полумрак таинственности уже не страшит, а, скорее, даже привлекает. Ещё никак нельзя распознать руку, которая опустила щеколду; ещё труднее, конечно, установить, кому принадлежала эта рука. Но Адам уже может дать волю своему остроумию, может награждать таинственного незнакомца множеством ругательных и насмешливых слов, называть его и "пройдохой", и "мошенником", и "плутом", и "адским отродьем". Отка в восторге от всех этих слов, она очень любит всякие прозвища и негодует на себя, что не может вспомнить ни одного из них.
      Когда звонит в дверь почтальон, она открывает ему сама. Адама к двери она не подпускает. Что, если опять потеряется?! Почтальон оглядывает Отку и немного медлит. Эта девчушка кажется ему очень маленькой, и наверняка в голове у неё полно всякой детской чепухи. Почтальон легко узнаёт, что Отка гостит у Суковых и что она приехала из деревни. А знает ли пан почтальон, где находится деревня Выкань? Нет, почтальон этого не знает, разве можно знать все деревни страны? Правда, он сам тоже родом из деревни и так случается, что они с этой маленькой девчушкой быстро находят общий язык.
      - Какая у меня теперь жизнь? - жалуется ей почтальон. - На деревья я смотрю только в бинокль, а зайцев представляю себе красными.
      - Что вы! - смеётся Отка. - У нас зайцы, скорее, голубые.
      - Ну вот видишь, - ворчит почтальон, - а самое главное - каждый день мне приходится подниматься на верхние этажи, потому что люди, которые живут внизу, писем почти не получают. Все адресаты почему-то на верхних этажах. И все письма со срочной доставкой. Ты не знаешь барышню Терезу?
      - Может быть, и знаю.
      - Да, наверное, знаешь. У неё серебряные волосы.
      - Знаю, знаю. Сегодня она меня поднимала в лифте.
      - А сейчас её нет дома. Ты можешь передать ей вот это письмо? Наверняка от какого-нибудь кавалера.
      - Ладно. Я её покараулю и сразу же передам.
      Отка страшно довольна, что почтальон оказывает ей доверие, она кажется себе очень важной и письмо несёт как святыню. Адаму, конечно, она не разрешает на конверт даже и взглянуть, не то чтоб прочитать, что на нём написано. А Адам ведь грамотный, проучился в школе уже пять лет.
      15
      Впрочем, Адам занят своими делами. Звонит телефон. Адам сначала пугается, а потом оглядывается по сторонам. Кто должен подойти к телефону? Конечно, он. Отка разговаривает у дверей с почтальоном, тётя на работе, дядя где-то в Египте. Кому же, как не ему, снять трубку, если телефон звонит не переставая и с каждой секундой всё настойчивее? Телефон словно заставляет Адама ответить, пока на другом конце провода всерьёз не рассердились.
      Он робко приближается к телефону и прикладывает трубку к уху. Трубка к уху так и прилипает. И микрофон находится прямо перед губами у Адама. Только голос в трубке кажется в первую минуту неразборчивым, словно кошка мяукает.
      Адаму до сих пор разговаривать по телефону не приходилось. Но он видел, как это делают другие.
      Адам говорит:
      - Да!.. - А потом снова: - Да, прошу вас... - А потом снова: - Прошу.
      И наконец различает слова:
      - Ты что, дурак? Кого это ты всё время просишь? - Мальчишеский голос звучит задиристо.
      - Я разговариваю по телефону, - отвечает Адам, всё ещё растерянно. Ему пока невдомёк, что по телефону тоже можно ругаться.
      - Ну ты, скотина деревенская!
      - А чего тебе, собственно, надо? - собирается с духом Адам.
      - Здорово ты мне попался, а? - насмехается мальчишеский голос.
      - Я? - Адам начинает кое-что понимать.
      - Ты, конечно. Здорово я тебя запер, а?
      - Значит, это ты, Шара? Да?
      Никто не отвечает. На другом конце провода молчание.
      - Я тебя вижу. Ты - Шара.
      - Как ты можешь меня видеть, ты, деревенщина?
      - Смотри не попадайся мне!
      - Ты тоже смотри! А то так тебе поддам, что света белого не увидишь.
      - А я сделаю из тебя котлету.
      - Полетишь от меня. Спина - спереди, брюхо - сзади.
      - А ты, задира, охромеешь, окосеешь, окривеешь.
      Адам больше не может сообразить, что будет с Шарой, когда он его изобьёт.
      Но у Шары тоже, видно, не хватает дыхания, потому что на другом конце провода молчание. Адам ещё некоторое время прислушивается к тишине в трубке не долетит ли какое-нибудь запоздавшее словечко, - но тщетно. Тогда он кладёт трубку туда, где она всегда лежит.
      Трубка давно на месте, но Адам места себе всё ещё не находит. Ему, собственно, бросили перчатку, враг сказал:
      "Иду на вы". Где-то совсем рядом с Адамом живёт чернявый Шара и объявляет ему войну. Хорошо, что Адам хотя бы знает своего врага - раз уж он у него появился. Хуже было бы, если бы он его не знал. Ему пришлось бы тогда подозревать каждого мальчишку на улице.
      Адам понимает, что вообще-то без врага не обойдёшься. На Выкане им был Ежка Альтман, с которым они слышать друг о Друге не могут. А здесь вот Шара. Адаму он уже на первый взгляд противен, поэтому вызов он принимает с удовольствием. Хуже было бы, если б Шара его вообще не интересовал. Хорошо, что при мысли о Шаре он злится: значит, во время драки сил хватит.
      Вражда по телефону не привлекает Адама. Здесь нужно отбиваться только словами, а в этом он не очень силён. Лучше стать друг против друга и смерить противника вызывающим взглядом. А потом кинуться на него.
      Возвращается от двери Отка с письмом для Терезы взволнованная и счастливая своей миссией. И сразу же понимает, что с Адамом что-то произошло. Мальчику явно не по себе. Пальцы у него шевелятся, будто собираются кого-то схватить, а глаза блуждают где-то далеко.
      - Адам! - восклицает Отка.
      - Я уже знаю, кто запер меня в бомбоубежище.
      - Кто?
      - Да этот мальчишка с нашего этажа, Шара.
      - Я его не знаю.
      - Лицо белое, волосы чёрные.
      - Ну, этого так оставлять нельзя.
      - А сейчас вот он ругался по телефону.
      - У дяди я видела гантели, ты должен тотчас же начать тренироваться, говорит Отка, и глазки её светятся, как у ласочки. Она готова драться рядом с Адамом.
      16
      Тётка возвращается с дежурства такой, какой они её не любят: брови нахмурены, глаза щурятся, уголки губ опущены и вокруг глаз веер морщин. Она оглядывает детей, пробует водопроводные краны, гасит свет, щёлкая выключателями, кидает взгляд на посуду, вымыта ли она, проводит пальцем по шкафу, нет ли пыли, и только тогда снимает свою форму. А потом глотает таблетку, чтобы успокоиться, и надевает лёгкое платье.
      Платье светло-красное, без рукавов. Вид у тёти, наконец, становится домашним. Адам и Отка с облегчением замечают, что и лицо её проясняется. Словно та, другая, сердитая женщина куда-то исчезает и на её месте появляется любезная пражская тётя Яна с улыбающимся лицом.
      - Ну сегодня у меня был и денёк! - говорит она, всё ещё сердито. - Иногда бывает ничего, а сегодня пассажиров уйма, а мелочи ни у кого. Ни у одного человека. Я так рассердилась, что хотела больше не впускать в трамвай. Ну скажите, а что делали вы?
      - Ничего, - отвечает Адам.
      - А мы ходили за картофелем, готовили, - растерянно вспомнила Отка, но о Шаре ни гугу.
      - Я очень люблю, когда дома меня кто-нибудь дожидается, - говорит тётя и наконец улыбается самой приятной своей улыбкой. - Я уже жду не дождусь отпуска. Как появится малыш, мне дадут отпуск. За последние десять лет я порядочно устала.
      - Но малыш будет плакать, - сочувствует Отка.
      - Знаю, знаю, но я ему скажу: "Не плачь, ведь я твоя мама".
      - А как его назовёте? - спросила ничего не понимающая Отка.
      - Владимир. Владя. По отцу. Я вам уже показывала его бельё?
      - Нет, - ответила с интересом Отка.
      - Нет, - сказал без интереса Адам.
      Тётя идёт к бельевому шкафу, выдвигает верхний ящик и показывает детям рубашонки, распашонки, шапочки, колготки, пелёнки.
      Всё, что требуется для новорождённого. И всякую вещь она любовно поглаживает, а шапочку даже целует, а потом аккуратно всё складывает с таким вниманием и осторожностью, будто это парча, вышитая золотом.
      Дети смотрят на неё с удивлением.
      - Ну ничего, ничего, - вздыхает тётка. - Я этого мальчика люблю уже наперёд.
      17
      Часа в три все втроём они отправились в город. Тётя хочет показать ребятам Прагу. Не всю, конечно, а только часть её.
      - Там, у себя дома, вы знаете всю деревню, а здесь со всем городом сразу не познакомишься, и вы должны быть рады, что увидите хотя бы что-то, - говорит тётя.
      Но дети едва её слышат. Машины громыхают, трамваи дребезжат, да и прохожие не молчат. Адаму с Откой кажется, что людей на улице намного больше, чем утром.
      - В Выкане, можно сказать, на улицах почти ни души, а здесь все улицы всегда полны.
      Но прохожие детям вообще не мешают, только хорошо бы па улице было поменьше шума, и движение чуть помедленнее да и люди не так бы спешили. А то ведь так торопятся, что даже Адама с Откой не замечают.
      - Знаете, - кивает головой опытная тётя, - здесь стоит только повернуть голову, как сразу же увидишь что-нибудь невиданное. А в деревне верти не верти головой, всё равно ничего не увидишь.
      И кто бы мог подумать, что тётя настолько права! Да и вообще тётя Яна ведёт себя так, как и надлежит настоящей родной тёте. Она покупает Отке розовое платьице, да такое, что только в самый большой праздник можно надеть. Отка колеблется недолго и подарок принимает.
      - Ты ведь хочешь быть большой? Не правда ли? - говорит тётка.
      Платье Отке страшно нравится. Она кажется себе в нём какой-то незнакомой девочкой. На Адама тётка надевает новые сандалии, потому что его старые, говорит она, не может больше видеть. Но Адам почему-то недоволен. В своих старых он выиграл в Выкане бег с препятствиями - через забор, через канаву, через две вымоины и одну стену, которая стояла почти отвесно. Как ещё придётся в новых, когда дело снова дойдёт до бега с препятствиями, - неизвестно. Адаму это всё ясно, но как объяснишь тётке, которая никогда не была мальчишкой? И Адаму приходится избирать иную тактику: новые сандалии он тайком будет бить о каждый столбик, о каждый фонарь, чтобы они как можно скорее стали старыми.
      Тётка, конечно, не забывает и о себе. Точнее сказать, о своём будущем малыше. Она покупает серую коляску на высоких колёсах с непромокаемым матрасиком. Но самое интересное, при каждой покупке тётя жаловалась на дороговизну, а когда покупала коляску - выложила уйму денег без малейшего размышления, даже с довольной улыбкой. Правда, ребята всего этого уже не заметили: от хождений по магазинам они совсем выбились из сил. Адам даже почувствовал голод. И не какой-нибудь обычный голод, а такой, при котором подводит желудок. Отка сразу заметила это - уж как-никак, а Адама-то она знает - и сказала тётке, что Адаму хочется есть.
      - Ах, боже мой, - засмеялась тётка, - да пойдёмте куда-нибудь зайдём!
      В кафе самообслуживания каждый из них взял в руки жёлтый поднос, и они встали в очередь. Сначала взяли себе булки. Отка две, Адам целых пять штук, а тётя Яна только одну. Пока подошла их очередь и на подносе появилось по порции сосисок, Адам три булки уже съел. Всё правильно. Теперь на каждую сосиску было по булке. Уж что другое, а считать Адам умеет. И вдруг к тёте подходит пожилая дворничиха в оранжевой кофте:
      - Пани, а где ваш ребёнок?
      Тётка пугается и тотчас же начинает искать детей. Но Отка спокойно ест свою сосиску, а Адам давно уже всё съел. Но сидит рядом.
      - У вас коляска пустая.
      - Ах, вот что, - наконец-то понимает тётка и облегчённо вздыхает. - Да мы её только что купили. Малыша у меня пока ещё нет.
      - Ну тогда ладно, - говорит дворничиха, - а я уж было испугалась, не случилось ли чего с ребёнком?
      18
      Отка звонит в дверь барышне Терезе. Она несёт письмо, которое утром доверил ей почтальон. Срочное письмо. Барышня Тереза давно должна бы получить его, да только её всё не было дома. И Отка тут уж ничего не могла поделать. Теперь барышня Тереза слегка выглядывает из двери, показывая только голову с серебряными волосами. На ней стираное домашнее платье, а этого никто не должен видеть, потому что барышня Тереза всегда хочет быть очень красивой.
      - Барышня Тереза... - пищит Отка.
      - Ах, это ты, - смеётся Тереза и приглашает Отку войти. Гостья совсем маленькая, и ей можно показаться в любом виде. Отка озирается по сторонам, но соблюдает приличие. Всюду фотографии киноактрис и киноактёров. Они улыбаются ей со стола, со шкафа и стен. Только Отка этих кинозвёзд не знает. И думает, что всё это родственники Терезы.
      - Я принесла вам письмо.
      - Давай, - говорит барышня Тереза.
      Она разрывает конверт, быстро читает, но чем дальше, тем больше хмурится. Наконец она комкает письмо, по ней видно, как она сердится!
      - Больше никуда с ним не пойду.
      - С кем?
      - Да вот с тем человеком, что написал мне письмо.
      - А почему? - испугалась Отка. Ей очень неприятно, что она принесла плохое письмо. Но ещё больше неприятно, что Тереза не хочет больше никуда с этим человеком пойти. Отка любит, когда у всех всё в порядке.
      - Когда я где-нибудь бываю, каждый знает, где я. Только он один не знает.
      - Л может, и знает, - защищает его Отка.
      - Нет, не знает, - сердится Тереза. - Он всегда и везде спит: и в кино, и в кафе, и в трамвае.
      - А вам что же, приходится его будить?
      - Да, приходится.
      - А может, он ходит в ночную смену?
      - В какую там ночную, ведь он - монтёр.
      - Ну, тогда я вас понимаю, - соглашается наконец Отка.
      - Ну вот, - улыбается Тереза. - Значит, никуда с ним не пойду. И всё.
      - Но, барышня Тереза...
      - Тебе что, Отка?
      - А не будет вам скучно?
      - Не бойся, Отка, уж как-нибудь развеселюсь.
      19
      Снова вечер, дети засыпают на своих диванах, тётка ушла в ночную смену в своей серой форме. В ней она похожа на мужчину. С улицы раздаются тоненькие трамвайные голоса, где-то за стеной нежно бьют часы пана Венцла, торопят время, которое и без того никогда не останавливается.
      - Адам... - шепчет Отка.
      - Чего тебе?
      - Расскажи что-нибудь.
      - Что?
      - Да хоть что-нибудь. Я сама не могу ничего вспомнить.
      - Ну вспомни, как у нас в деревне идёт дождь.
      - Я как раз это и хотела...
      - Сначала одна капля упадёт на трубу, потом другая - на порог, немного погодя - на крышу, затем - на оконное стекло. Это дождь пробует, куда ему лучше падать. Вот и посылает свои капли на нашу избу, на двор, на сад, семнадцать тысяч капель. А потом всё падает, и падает, и падает: тра-та-та-та-та-та-та...
      - А нас он где застаёт?
      - Мы сейчас дома, только мне надо во двор.
      - Ты шапку возьмёшь?
      - Да, беру.
      - Адам, а дождь уже больше не идёт?
      - Падают последние капли, дождь кончился.
      - У нас есть, куда дождю падать, правда?
      - Да, конечно. На траву, на листья, на забор, на двор.
      - А здесь, в Праге, и падать некуда, правда? - Есть, тоже есть, только здесь каждая капля обо что-нибудь да разобьётся. Но ты уж спи.
      Отка закрывает рот и глаза. Ей и вправду хочется спать, только глаза почему-то всё открываются. А что это за сон с открытыми глазами? Вовсе и не сон. И что может тогда присниться? Ничего. Сон снится только во сне, когда никто ничего не видит. И Отке приходится развлекать себя, раз уж она не спит и раз уж ей ничего не снится.
      - Адам...
      - Что тебе?
      - Адам, ты ещё минутку не засыпай.
      - Ну что, рассказать тебе теперь, как падает снег?
      - Нет, а то мне самой станет холодно. Ты лучше скажи, как тётя Яна наперёд может знать, что у неё будет именно мальчик? Ну, как это она может знать?
      Адам задумывается, ему не хочется Отку разочаровывать, но он понимает, что объяснить это выше его сил.
      - Ну, не знаю... - признаётся он через минутку. А Отка очень рада, что и Адам ничего не знает.
      20
      Утром ребята встают, а тётя ещё блаженно спит. Ей надо наверстать то, что пропустила она ночью. Ведь ночной сон не обманешь. Дети это понимают и не собираются тётку будить. Адам берёт гантели и упражняется: раз-два, раз-два. Он прямо чувствует, как у него нарастают мускулы. Теперь ему не страшно повстречать Шару, этого противного мальчишку, Адам сам первый может кинуться на него и поддать ему жару. Только Шары поблизости нет, а у Адама уже начинают болеть от гантелей руки. Из кухни появляется Отка и говорит:
      - Умойся и получше причешись.
      - А зачем?
      - Пойдём в город.
      - Как же мы пойдём, ведь тётя Яна спит.
      - Поэтому и пойдём. Мы должны купить ей какой-нибудь подарок. Она-то нам вчера сколько всего подарила.
      - Понятно. Значит, и нам надо что-нибудь ей подарить, она такая добрая.
      - Хорошо, пошли.
      И вот Отка с Адамом сами отправляются в город. У Адама десять крон, потому что мать посчитала, что мальчику не так нужны деньги, как девочке, у Отки двадцать крон. За тридцать крон уже можно кое-что купить, не так ли?
      Но едва дети вышли на улицу, как Отка испугалась.
      - Что же нам делать? Видишь, и без нас сколько здесь народу!
      Но на улице и для них места хватило. Только вот куда идти? Адам идёт впереди, Отка сзади, останавливаются они только около витрин и всё приглядываются, где что продают. Решили положиться на случай, может, увидят всё-таки что-нибудь подходящее для тёти или для маленького Влади.
      И так оказались они у витрины детского магазина. Сразу всё было решено. Они купят ботиночки для маленького Влади, шерстяные ботиночки, которые можно завязывать вокруг ножек. Стоят они всего шестнадцать крон, значит, можно купить. Адам, тот отдаёт свои десять крон, а Отка - остальное. Она, конечно, понимает, что у Адама, собственно, не остаётся ни кроны, и потому предлагает в любое время дать ему в долг. Но Адам отказывается, он даже очень рад, что может больше не думать о деньгах. Отка в восторге от его великодушия и раздумывает, как же его всё-таки за это вознаградить.
      - Знаешь что, - говорит она с милой улыбкой, - я сначала хотела отдать тёте эти ботиночки сразу.
      - Ну и отдай, - не понимает Адам.
      - А теперь сделаем по-другому. Мы ботиночки разделим, ты отдашь один, а я - другой.
      - Ну, как хочешь.
      - Тогда у тёти от каждого из нас будет по ботиночку и она будет знать, что мы о ней и о Владе думаем оба.
      21
      Улицу переходили малыши из детского сада. И тут всё остановилось. Машины, трамваи, пешеходы и даже Адам с Откой. Малышей было не так уж много, но шли они очень шумно. Все что-то говорили, кричали, визжали. И все дети почему-то были на одно лицо; трудно было даже понять, где мальчик, а где девочка. Может, потому, что на них была одинаковая одежда, а может, и действительно они были похожи.
      Адам наблюдает за Откой. Та смотрит на детей широко раскрытыми глазами, вытягивает губы, смеётся, подпрыгивает, что-то кричит и вообще ведёт себя так же точно, как проходящие мимо малыши. Да и платье на ней подобающее, словно сшили его для Отки именно в этом детском саду.
      И вдруг случается то, чего Адам совсем не ждёт. Одна девочка протягивает Отке руку и тянет её за собой. И Отка вдруг теряется в толпе малышей, а Адам не успевает сделать ни шага. Сначала, правда, он и не собирался бежать за Откой. Чего бояться? Пусть Отка поиграет с малышами. Ведь ей всё время приходится быть только с ним. Это ни к чему: она может стать похожей на мальчишку. Адам ведь прекрасно знает, что Отке нравится быть девочкой. И вот Адам плетётся за малышами вниз по лестнице, к детскому саду. Он издали наблюдает за Откой, и этого ему вполне достаточно. Он видит, как Отка улыбается и жестикулирует, окружённая девчонками. И ему чуть обидно, что сестра ни разу на него не оглянулась. Когда дети начинают входить в ворота детского сада, Адам решается окликнуть Отку. Он подбегает поближе к воротам и кричит:
      - Отка! Отка!
      Но Отка и головы не поворачивает, настолько она увлечена разговором с двумя девочками, которые крепко держат её за руки. Воспитательница замечает Адама, подходит к нему и говорит:
      - Отойди отсюда, она тебя не знает.
      - Да это же наша Отка, - пытается объяснить Адам.
      - Среди наших детей нет ни одной Отки... - говорит воспитательница и поворачивается спиной к Адаму, пропуская последних детей в дверь.
      Адам смотрит на воспитательницу, как бы пытаясь убедить её взглядом, что не может оставить здесь Отку, что должен взять её домой, что он как брат отвечает за сестру, но воспитательница тоже уходит. И Адам остаётся на улице в одиночестве.
      И что же теперь? Что же теперь делать? Адам знает, что нужно что-нибудь предпринять. Он входит в пустую прихожую и прислушивается. Весь дом словно лихорадит, до него долетают приглушённые голоса детей, какая-то сумятица звуков. Дети смеются, считают до пяти, кричат, поют, декламируют. Адам пытается прочитать висящие перед ним таблички, но, пожалуй, было бы лучше, если б он вообще не умел читать. Здесь одни запреты, приказы, предостережения. И если на самом деле делать всё так, как здесь написано, то уж лучше стать невидимым иль раствориться. Ведь оказывается, даже войти сюда он не имел права. Адам должен был признать, что в такой обстановке вести какие-либо переговоры и затруднительно и бесполезно. Придётся ему сходить за подкреплением - иначе этой крепости не одолеть и Отку отсюда не вызволить. Но за каким подкреплением? Откуда ждать помощи? Конечно, от пана Венцла.
      22
      Пан Венцл сразу же всё понял, едва взволнованный Адам заговорил. Сегодня, правда, пан Венцл был небритым больше, чем когда бы то ни было, но зато в его глазах так и мелькали весёлые маятнички.
      Он оставил свои часы спокойно отбивать время, оставил и своих заказчиков, и пошёл с Адамом в детский сад. Строгая воспитательница сначала не поверила ему, стала спрашивать, а не хулиган ли Адам. Но когда присмотрелась к девочкам в своей группе, то сразу нашла среди них Отку. И как только она не приметила её раньше, ведь Отка же верховодила. То она танцует с одним мальчиком, то милостиво позволит потанцевать с ней другому. А девчонки, те так и вьются вокруг неё. Одна суёт ей собачку, лишь бы только добиться её расположение, другая - белочку, третья - жёлтую птицу. Отка ничего не замечает. Лёгким движением руки она отказывается от всех игрушек.
      Воспитательница подошла к ней и за руку вытащила её в коридор. Отка как могла сопротивлялась. Но, увидев в коридоре пана Венцла и Адама, сразу же пришла в себя.
      - Пан Венцл, пан Венцл! - засмеялась она радостно.
      - Вот дожидаемся тебя, - приветливо говорит пан Венцл.
      - Адам, и ты здесь, - улыбнулась ему Отка, словно не замечая, что Адам хмурится.
      - Наш детский сад и так переполнен, - говорит строгая воспитательница. Но если вы хотите к нам сюда отдать Отку, то мы её возьмём, она нам подходит. Я даже перепутала её с Аполенкой, которая сегодня не явилась. Только ваша Отка стоит пяти таких Аполенок.
      "Да это мне известно", - хмуро подумал Адам.
      - Спасибо, спасибо, - говорит пан Венцл и растерянно оглядывается, боясь, как бы чего не раздавить. - Дети приехали сюда только в гости, они скоро должны вернуться обратно в деревню.
      - Ну этого я не знала, - отвечает строгая воспитательница и провожает детей вместе с паном Венцлом до порога.
      Потом дети идут уже одни, а за ними поднимается по лестнице пан Венцл. Отка идёт и строит рожицы и ещё что-то бормочет себе под нос.
      - Ты что рожи строишь? - спрашивает её Адам.
      - А может, я ещё играю.
      - Отка, тебя там как будто подменили.
      - Ты что, - испугалась Отка, - посмотри на меня как следует! Да разве я не такая, как раньше? Не узнаёшь меня? Думаешь, это совсем не я?
      - Да нет, ты.
      - Так чего же ты тогда не смеёшься? Разве что-нибудь случилось? Мне здесь всё понравилось, жаль, что у нас нет такого детского сада в Выкане.
      - Ты как кошка: сразу везде приживаешься. А чего ты там всё-таки делала?
      - Да они мне всё давали какие-то игрушки, а я всё бросала.
      - И пела ты там тоже?
      - Нет, только рот открывала.
      - Подождите, дети, подождите, - говорит старый часовщик. Он останавливается и прислушивается к уличному репродуктору.
      Дети тоже хотят услышать, что заинтересовало пана Венцла. Но ничего не слышат.
      - Мне кажется, это вас разыскивают. Адам Крал и Отка Кралова - это ведь о вас?
      - Значит, тётя проснулась, - испугался Адам. Теперь им ничего не оставалось, как бежать побыстрее домой. Одна ступенька, вторая, третья... девятая, и вот они уже на своей улице. Пан Венцл так быстро не может. Одолев несколько ступеней, он останавливается и думает, как жаль, что он всё больше стареет.
      23
      Такой тёти они ещё не видывали! Она выглядела по меньшей мере как дракон. Глаза горят, и извергает она громы и молнии.
      - Сначала я обмётывала петли... Дети ни слова.
      - Потом я складывала бельё...
      Дети ни гугу.
      - Потом я уже и обед сварила. Дети опустили глаза.
      - А потом я позвонила в милицию. Детям хочется провалиться сквозь землю.
      - Наконец я вынуждена была искать вас по радио. Дальше молчать уже нельзя. Сначала это поняла Отка.
      - Тётя, ты знаешь, во всём виновата я. Просто я заблудилась.
      Но и Адама будто бы кто кольнул. Он тоже промолчать не может.
      - Тётя, во всём виноват я, это я не смотрел за Откой.
      - И куда же ты забрела? - в голосе тёти уже заметно любопытство.
      - В детский сад.
      - А ты не врёшь? Правду говоришь?
      - Честное слово, правду.
      - Тётя, честное слово.
      - Ну и ну, чтобы ребёнок сам забрёл в детский сад! Тётины строгие глаза изучают детей, так и впиваются в них взглядом. Кажется, они действительно не врут. Жаль, нет возможности заглянуть в их души. Дети не чувствуют себя виноватыми и, наверное, на самом деле не виноваты, но тёте всё же пришлось их ждать и беспокоиться. Поэтому она и рассердилась.
      Оказывается, они заблудились. Обидеть её, конечно, они не хотели. Тётя счастлива, что так хорошо всё кончилось, она ведь своих племянников очень любит. Отка догадывается, что гроза уже миновала, и потихоньку улыбается.
      - Ты что смеёшься, когда я сержусь? - взрывается опять тётка.
      И Отка понимает, что улыбается она не ко времени, и всё же находит выход из положения.
      - Тётя, а ты не знаешь, что мы тебе принесли!
      - Конечно, не знаю.
      - Адам даст тебе правый, а я левый.
      - Ну, что же это такое?
      - А это для Влади.
      - Для Влади, - смеётся наконец и тётка. Дети вытаскивают белые ботиночки, Отка левый, Адам правый. Они похожи как близнецы. Тётя видит не только ботиночки, она видит в них уже и ножки своего сыночка. Сначала в них он будет лежать, а потом и ходить. Её малыш.
      Тётя вдруг становится очень красивая и очень счастливая, хотя всего лишь минуту назад была такая несчастная. Ну что ей с этими детьми делать? Прежде всего их, конечно, надо накормить.
      24