Обеспечение (№2) - Мокруха.exe

– Хочешь, Эми, я его отшлепаю?

– Нет, зачем же – по крайней мере он хотя бы думает, из чего я сделана, это уже кое-что. И на том спасибо. В моем возрасте это может быть воспринято как комплимент. Ты тоже считаешь, что я машина, Джейсон, дорогой?

– Ни в коем случае.

Отец разливал по бокалам шампанское.

– В отличие от тебя машины предсказуемы.

– Мама-то как раз предсказуема. – Делла не могла удержаться от шпильки. Она снова паршиво себя чувствовала. – И мама, и ты, пап, вы оба.

– Я хотел бы внести коренную поправку, – снова заговорил Вилли. – В действительности не предсказуем никто, ни г люди, ни бопперы, по сути дела, являющиеся нашими потомками. Так следует из интерпретации теоремы Геделя, предложенной Чайтайном. Об этом еще много лет назад писал в своей статье «К вопросу о сознании роботов» дедушка Кобб.

Все, на что мы способны, это предсказывать поведение более простых, чем мы сами, систем, и только.

– Вот так-то, Делла, дорогая, – с достоинством добавила мамуля.

– Но почему продолжается эта вражда между людьми и бопперами, Делла? – опять начала о своем тетя Илей. – Почему мы не можем жить друг с другом в мире?

– Ну почему же, жизнь на Луне протекает сейчас вполне мирно, – ответила Делла. – Бопперы держат на нас зуб за то, что мы отобрали у них Эйнштейн, и до сих пор не оставили планы вернуть город себе, хотя до того, чтобы продырявить купол и перебить всех людей, дело, конечно, не дойдет. Бопперы, конечно, способны сделать это, но отлично знают, что после этого, очень скоро, Земля сбросит на их Гнездо водородную бомбу. С другой стороны, мы не торопимся пускать в ход бомбу потому, что бопперы производят очень много того, что находит у нас хороший сбыт – электронику и искусственные органы, например.

Все, кроме мамули, слушали Деллу с интересом, и от общего внимания она почувствовала прилив уверенности. Но не прошло и немного времени, как ее живот снова стиснула спазматическая боль. Очень странно. Внутри нее словно что-то тихо шевелилось. Ей казалось, что ее грудь и живот словно бы постоянно набухают, увеличиваются в размерах.

– А вот мне бопперов совсем не жалко, – напористо продолжила мамуля. – И мне безразлична их судьба.

Алкоголь уже ударил ей в голову и она совсем не следила за нитью разговора.

– Я за то, чтобы вообще уничтожить все машины.., и всех ниггеров тоже. Начиная с президента Джонсона.

Наступила неловкая пауза. Шелестело маленькое недельное деревце; на нем лопались ночки и распускались первые цветки. Делла решила, что щадить мамулю больше не стоит.

– Мой парень, мама, там, на Луне, тоже был «ниггером».

– Какой такой твой парень? Надеюсь, ты с ним не…

– Да, Делла, – поспешно и громко заговорил отец. – Мы очень рады, что ты наконец заглянула к нам. Кому-нибудь еще положить индейки? Или, может быть, сделаем перерыв и выкурим праздничный косячок? Как, Колин?

– Руками и ногами «за», – откликнулся Колин, опять переключаясь на свою пропылившуюся манеру выражаться.

Потом многозначительно подмигнул Делле, мол, я на твоей стороне. – Делла всегда была умницей. Насколько я знаю, у нее степеней хоть пруд пруди! Ты, Делла, все так же занимаешься генетикой, там, у себя? – Дядя Колин указал пальцем вверх.

– От души надеюсь, что нет, – вставила мамуля, все еще пытаясь взять свое. – Ей давно уже пора всерьез задуматься о замужестве.

– Хватит, мама, – начала выходить из себя Делла.

– Да.., да, Колин, именно так, – ответил отец, не оставляющий попыток сгладить ситуацию. – Делла работает с доктором Юкавой – ну, я тебе говорил. Она прилетела сюда, чтобы приобрести для него специальное оборудование.

Джейсон достал из кармана косяк и раскурил его.

– И сколько ты собираешься здесь пробыть? – спросила Деллу тетя Илей.

– Не знаю. Зависит от того, как быстро удастся управиться.

– Очень мило, – отозвалась тетя Илей, передавая косяк своему мужу, не сделав затяжки. Стоило ей только разговориться, и она становилась несносной. – Чудесно. И что же доктор Юкава планирует…

Делла толкнула под столом ногу Вилли. Верно истолковав ее послание, тот немедленно подал голос, сбив светскую беседу с рельсов в самом ее начале.

– Что это за начинка, тетя Эми? – громко спросил он, подцепляя на вилку очередной кусочек индейки. – Потрясающе вкусно.

– Это мясная начинка, дорогой. Я стараюсь не иметь дела с проволоками и силиконом. Передай мне эту штучку, Колин.

– Знаешь, Делла, я получил новую работу, очень интересную, – быстро проговорил Вилли с полным ртом. У него была гладкая, оливкового цвета кожа его матери и тонкие, изогнутые дугой брови, которые двигались вверх и вниз, когда он говорил или жевал. – Меня наняли владельцы «Красотки Луисвилля» – знаешь, наверное, это тот большой пароход, что катает туристов по реке? Так вот, они купили себе в бар трех роботов, бармена и стюардов, с покрытием их имиполексом, все как полагается. Эти роботы выглядят в точности как слуги-негры в старину.

– Не понимаю, почему бы им не нанять настоящих черных? – деревянно спросила мамуля, выдыхая огромное облако дыма. – Их сейчас столько шатается без работы. Исключая президента Джонсона, конечно. Надеюсь, вы понимаете, что я никак не хотела обидеть Деллу.

Мамуля протянула руку и потрогала распустившиеся цветки недельного дерева, рассыпающие вокруг себя пыльцу. Делла, которой больше кусок мамулиной стряпни не лез в горло, незаметно отправила то, что осталось от ее бескостной индейки, Броузеру под стол.

– Мы ведь уже говорили с вами об этом, тетя Эми, – заметил Вилли. – Когда-то в баре на «Красотке» действительно стояли за стойкой негры, но потом хозяевам показалось, что их бармены и стюарды ведут себя совсем как обычные люди – воруют, когда удастся, выпивку, заигрывают с женщинами, ругаются с пьяными грубиянами, приехавшими в город с ферм на уик-энд. А найти по-настоящему хорошего бармена, выполняющего свою работу так, чтобы придраться было не к чему, сейчас очень трудно, потому что сразу начинают говорить, что, мол, такой одаренный человек, а тянет лямку в захудалом месте за грошовую плату. Вы знаете таких говорунов – всякие там нытики-либералы, ну и прочее, понимаете? Хозяева «Красотки» попробовали нанять в бар белых, но и с ними все пошло снова-здорово – белые тоже дрались с деревенщиной или наводили своей неустроенностью на грустные мысли либералов. К тому же, если говорить начистоту, какой нормальный человек сейчас пойдет в бармены? А с роботами все просто, никаких там вам человеческих штучек-дрючек.

– Очень интересно, Вилли, – холодно, со значением проговорил дядя Колин. – Я и не знал, что ты что-то делаешь для «Красотки». Вот так – последний обо всем узнаю, никто не считает нужным поставить меня в известность. Всего на прошлой неделе я был на «Красотке» вместе с одним чудаком, который принес мне свой опус о Марке Твене, и видел этих черных стюардов, но мне и в голову не пришло, что это могут быть роботы. Один из них уронил стакан, а другой пролил виски на стойку, в точности как люди. И еще, они постоянно смеялись. По правде сказать, мне кажется, что они вполне довольны своей работой. Никакого чувства неловкости или жалости по отношению к ним у меня не возникало.

– Это моя новая программа! – не без гордости объявил Вилли. – Внизу, под палубой, находится большой процессор на охлаждаемых сверхпроводниках, который дистанционно управляет роботами. Моей задачей было отладить программу так, чтобы стюарды были предельно вежливы, но не казались пригодными ни для какой другой работы, получше.

– Черт, да вам просто нужно было нанять кого-нибудь из наших кассиров, – вставил Джейсон. – Понять не могу, почему после 2001 года люди все еще продолжают иметь дело с роботами.

В 2001 году взбунтовались бопперы – самовоспроизводящиеся лунные роботы Кобба Андерсона. Бопперы основали свой собственный город на Луне, который находился в их полном распоряжении вплоть до 2022-го, когда его захватили люди.

– Но каким образом хозяевам «Красотки» удалось приобрести большой компьютер? – удивился дядя Колин. – Я считал, что большие компьютеры дальше фабричных ворот не попадают. Это что же – терафлоп?

Вилли поднял свои высокие круглые брови.

– Не совсем, но почти. Гигафлоп-сто. Приобретение такого компьютера решалось на уровне города. Процессор был куплен у ОСЦС, у виззионщиков. Машина была смонтирована и запущена еще месяцев шесть назад, а меня просто попросили довести ее до ума.

– А как же Закон об Искусственном Интеллекте? – спросил отец. – Тут нет никаких противоречий?

– Никаких, – спокойно отозвался Вилли. – Барт Мастере, главный владелец «Красотки», лучший друг нашего мэра, и вместе им не составило труда подвести покупку под нужную поправку к закону об ИИ. Кроме того, этот компьютер – кстати, он называет себя Красотка, – конечно, азимовский.

Знаете, наверное: «Защищать человека – Повиноваться человеку – Защищать себя» – эти правила запрограммированы в процессоре Красотки в порядке значимости 1-2-3.

Вилли улыбнулся Делле.

– Ральф Числер, первый боппер, стер у себя эти директивы и научил этому других бопперов. Интересно, Делла, ты видела на Луне хотя бы одного боппера? Хотел бы я знать, как сейчас выглядят новые модели. Дедушка Кобб запрограммировал бопперов так, чтобы они постоянно самосовершенствовались.

– Несколько раз я видела бопперов на Рынке. У многих из них под кожей было такое странное зеркальное покрытие – это почему-то мне бросилось в глаза. А так я к бопперам особенно не присматривалась. Стоит немного пожить в Эйнштейне, и начинаешь ненавидеть этих бопперов ужасно. У них везде спрятаны и замаскированы бомбы, которые они время от времени взрывают, чтобы напомнить нам о себе. К тому же бопперы постоянно следят за нами при помощи скрытых камер, и ходят слухи, что в городе есть люди с вживленными в голову специальными приспособлениями в виде пластиковых крыс, при помощи которых бопперы ими управляют. По правде сказать, я совсем не удивлюсь, если…

Делла внезапно смолкла и пригубила шампанское.

– Не понимаю, почему Гимми не сбросит на это Гнездо бомбу и не покончит со всем этим раз и навсегда? – спросила мамуля. Травка помогла ей собраться и снова подхватить ниточку беседы.

– Гимми может это сделать, – ответила Делла, стараясь смотреть сквозь мамулю. – Но все и каждый знают, что если Гнездо будет уничтожено, то Эйнштейн тоже долго не простоит. Это та же самая ситуация вооруженного до зубов равновесия, как когда-то раньше между нами и Россией. Если одни погибнут, то и другие тоже. А так – Договор о Взаимоненападении. И только по этой причине бопперы ни разу еще не пытались забрать у нас Эйнштейн. Мы живем там словно заложники. А кроме того, все эти игрушки, которые Земля обожает покупать у бопперов, – об этом тоже нельзя забывать. Этот свитер-сердечко, мама, тоже сделали бопперы.

– Ну что ж, одна надежда на то, что такие люди, как Вилли, будут держать себя в руках – до тех пор мы тут на Земле будем находиться в безопасности от бопперов, – подвела итог мамуля. – Ведь бопперы не могут существовать при нашей температуре, так, Вилли?

– Да, это так, – ответил Вилли и положил себе еще морковного салата. – Это будет так, пока бопперы будут пользоваться для воспроизводства джи-триггерами. Вот если бы я решил сделать мозг боппера, я создавал бы его на основе оптического процессора. Оптический процессор работает на световых лучах вместо электричества – свет будет течь вдоль волокон, а логические клапаны можно будет сделать на принципе известных солнечных очков, которые темнеют на свету.

Один фотон может пройти, но больше – нет. В качестве источников энергии можно использовать миниатюрные лазеры, которые сейчас уже умеют делать размером не больше компьютерного чипа. Оптоволокно обладает нулевым сопротивлением, поэтому необходимость в сверхпроводимости, а следовательно, и в глубоком охлаждении, отпадает. Однако мы до сих пор не смогли изготовить ни одного работоспособного оптического процессора. Думаю, что раньше или позже бопперы пойдут именно этим путем. Можно мне еще индейки, дядя Джейсон?

– Гм.., что? Ах да, конечно, Вилли.

Джейсон поднялся и, отрезая новый кусок, внимательно посмотрел на своего талантливого и не в меру эрудированного племянника.

– Помнишь, Вилли, как вы с Деллой дрались за косточку, по которой загадывают желания? Делла хотела сохранить ее и залить в пластик, а ты…

– Вилли хотел разорвать ее один, потому что тогда бы его рождественское желание сбылось уж наверняка, – закончил Дядя Колин с громким смехом.

– Я тоже помню, – подхватила тетя Илей, размахивая вилкой. – Мы заставили ребятишек не баловаться и тянуть косточку вдвоем и в результате…

– Они пожелали друг другу проиграть! – взвизгнула мамуля.

– И кто же выиграл? – спросила Делла. – Я забыла.

– Выиграл я, – довольно ответил Вилли. – И мое желание сбылось. Хочешь снова попробовать?

– Эта индейка бескостная, дорогой, – ответила мамуля. – Неужели ты еще не понял? Смотрите на дерево – на нем уже появились маленькие яблочки!

После обеда Делла и Вилли объявили, что хотят пойти прогуляться. Было невыносимо смотреть, как родители медленно, но верно накуриваются до одурения и хохочут над своими совсем не смешными, а на самом деле глупыми шутками.

Дождь прекратился и на улице было ясно, хотя и холодно.

Броузер мчался впереди, тут и там поднимая ногу и обнюхивая кусты. Соседские детишки уже высыпали на улицу и опробовали свои новенькие скутициклы и гравиболы; все как один малыши были одеты в яркие теплые термокуртки и сапожки с подогревом. Как и в любое другое Рождество.

– Мой отец сказал, что на Луне у тебя были какие-то неприятности, – сказал Вилли, после того как они некоторое время прошли молча.

– Значит, они уже болтают обо мне?

– Ну не то чтобы болтают. Делла, ты моя самая любимая двоюродная сестра. Я рад, что ты прилетела, рад повидаться с тобой и мне хотелось бы, чтобы ты осталась в Луисвилле. Если ты не хочешь говорить мне, что у тебя стряслось, то и не нужно.

Вилли улыбнулся и быстро предложил другую, ни к чему не обязывающую тему для легкого разговора.

– Этот твой новый свитер-сердечко, он тебе очень идет.

– Спасибо, Вилли. Извини, но я пока не могу ничего рассказать тебе – может быть, потом. Давай заскочим к тебе посмотреть, что ты смастерил новенького. У тебя всегда были такие классные штуки.

– Да, но идти далековато. У тебя хватит сил – просто я заметил, что ты носишь флексоскелет.

– Если я хочу снять этот чулок в ближайшую неделю, то мне нужно побольше двигаться, а не сидеть на месте. Скажи, у тебя нет дома слива?

– Ты же знаешь, что я не принимаю наркотиков. Я вообще, Делла, сомневаюсь, что во всем Луисвилле найдется хоть капля этого слива. И что же, это на самом деле так здорово?

– На самом деле. По правде говоря, я очень рада, что завязала с этой штукой. Меня сейчас здорово ломает, хотя сначала я думала, что это от повышенной тяжести. От того тоже бывает плохо, но все же не так невозможно. А здесь во всем виноват слив. Я ввела себе блокер, но живот все равно болит. И мне не дает покоя ощущение, что внутри меня поселилось что-то живое.

Делла коротко и нервно рассмеялась – смешок вышел таким сухим и резким, что она испугалась сама; потом она коротко взглянула на Вилли, чтобы узнать, как на такие признания реагирует он. Но, как обычно, было невозможно угадать, что творится за этим широким круглым лбом.

– Я сделал себе цефаскоп, – сказал Вилли после непродолжительного молчания. – Троды цефаскопа надеваются на голову, и ощущения, которые испытываешь в нем, почище, чем от всяких там наркотиков. Соматических последствий никаких. Чистый компьютерный кайф.

– Здорово, братишка Вил.

Дом Колина Тэйза располагался в пяти кварталах от дома мамули и отца. В двадцать и тридцать лет Колин ездил из города в город, жил везде понемногу – называл себя «ученым цыганом», – но теперь, перевалив за сорок, он вернулся в родной Луисвилль и поселился рядом со старшим братом Джейсоном. Дом Колина был еще старше дома Джейсона и Эми и уже заметно обветшалым, но все еще просторным и уютным. Вилли поработал над тремя замками на входной двери – в Луисвилле ворье не только не переводилось, но с каждым годом его становилось все больше, – и вслед за братом Делла спустилась в подвал, где у него была оборудована мастерская. Похоже, Вилли даже в голову не приходило уйти от родителей и жить отдельно. Возможно, он просто был для этого слишком ленив.

– Вот мой электронный микроскоп, это лазер для голограмм, еще я делаю всякую всячину из имиполекса, вот тут, а это – мой цефаскоп. Хочешь попробовать – видишь троды, они как наушники?

– Ты меня не разыгрываешь, ведь нет, Вилли?

Несколько лет назад, когда они были подростками, Вилли обожал розыгрыши. Делла хорошо помнила, как на одно Рождество Вилли преподнес ей флакончик духов, полный живых муравьев. Делла тогда орала как ненормальная, а Руби и Сьюд потом доводили ее целую неделю.

Но сегодня физиономия Вилли была невинной, как у младенца.

– Ты что, никогда не видела цефаскоп?

– Нет, ни разу, только читала о них и все. Это похоже на твист-бокс?

– Господи, конечно же, нет – это все равно что сказать, что виззи то же, что пара очков. Цефаскоп – это совершенно новая форма искусства, Делла. Цефарта. Вот чем бы я на самом деле хотел бы серьезно заняться. Вся эта возня с роботами на самом деле никому не нужна, тут у меня нет будущего – что бы я ни сделал, какую бы сложную и запутанную программу ни написал, лучше того, что делает природа, не выдумаешь. Мои стюарды все равно хуже людей. А это непаханые земли, сестричка. Да что говорить – лучше надевай троды, вот так, здесь нужен хороший контакт с кожей, и смотри сама. Эту симфонию, Делла, я написал сам.

– Мне закрыть глаза? И не смотреть? И вообще, ты уверен, что это безвредно?

– Нет, Делла, здесь совершенно другой принцип и совершенно безопасно.

Лицо Вилли было очень мягким, но в то же время удивительно серьезным. Он был горд своим творением и очень хотел показать его Делле, хотел, чтобы ей понравилось.

И Делле ничего не оставалось делать, как опуститься в мягкое и удобное кресло, надеть на голову некое приспособление, действительно очень напоминающее наушники, подушечки которых плотно прижались к ее вискам, и кивнуть Вилли, который нажал какую-то кнопку. Несколько первых мгновений это действительно было очень приятно – волны цветного света, звуковые слои-страты и странное покалывание по всему телу. Немного похоже на самое начало слив-трипа, и как только она об этом подумала, все приятные ощущения немедленно залила собой волна ужасных воспоминаний – она снова была в своей квартирке в Эйнштейне и точно знала, что от того страшного, что случится вот-вот, спасения не будет…

Самое начало слива, медленное, но неудержимое разжижение, это так чудесно, божественно, они словно Мать Земля и Отец Небо, Многие в Единственном, именно так, и вот Бадди, тот мягкий поток, в который он превращается, начинает осторожно соскальзывать в нее.., но внезапно.., невыносимое ощущение разрыва тел, Бадди отнимают у нее, она совершенно беспомощна, ее глаза плавают на поверхности телесной суспензии, она не может двинуться, только смотрит на огромную безжалостную тень, мечущуюся на фоне разноцветных пятен потолка, вибрации кошмарных звуков проникают в нее, тень пляшет, бьет еще и еще, после чего грубая рука врывается в ее мякоть и…

Оооооооооооооох!

– Делла, Господи, что с тобой? Делла, ты слышишь меня?

Открой глаза, скажи хоть слово! Посмотри на меня, я – Вилли! Прости меня, Делла. Я не знал, что ты так.., ты хоть живая, Делла? Боже мой, как быстро у тебя колотится сердце!

Вилли наклонился к ее лицу и заглянул в глаза.

– Делла…

Делла взглянула вниз на свой свитер-сердечко. Как мало на нем осталось синего, тревожные красные круги мчатся от левой половины груди во все стороны. Но и это еще не все, рисунок кругов как-то странно изменился, она не понимает… эпицентров расширяющихся кружков теперь стало два – к первому на ее груди прибавился второй, поменьше и послабее, в правой стороне ее раздувшегося живота. В ней бьется сердце ребенка.

Глава 3

БЕРЕНИКА

22 ноября 2030 года

В 2030 году на Луне было два города: Эйнштейн (ранее именовавшийся Диски) и Гнездо. Города лежали на южной возвышенности Моря Спокойствия в восьми милях друг от Друга, совсем недалеко от места посадки первого лунного спускаемого аппарата с людьми на борту в 1969 году. Построенный самопрограммирующимися автономными роботами, известными также как бопперы, Эйнштейн, по размерам не уступающий Манхэттену и покрытый прозрачным воздухонепроницаемым куполом, теперь был заселен одними только людьми. В трех милях к западу от Эйнштейна находился космопорт и накрытый собственным куполом Рынок, а еще спустя пять миль к западу начинался кратер Маскелайна, где находился вход в подлунный город бопперов, Гнездо.

Имеющий почти точную чашеобразную форму и сплошь покрытый зеркальным составом, кратер Маскелайна блестел под ярким солнцем. Возвышающаяся в фокусе кратера-чаши прозрачная коническая призма четырнадцать дней в течение каждого месяца посылала вниз, по жерлу просторного подобия рудной шахты, собранный драгоценный луч солнечного света.

Сквозь поток ярчайшего сияния, бьющего вниз по стволу мощной шахты-колодца, туда-сюда проносились сверкающие создания; совершенно разных, иногда самых невероятных форм живые машины блестели всеми цветами радуги. То были бопперы: самовоспроизводящиеся роботы, не подчиняющиеся человеку. Некоторые из них внешне напоминали людей, другие были похожи на пауков, третьи на змей, четвертые на летучих мышей – количество вариаций телесных обликов было невообразимым. Все без исключения бопперы были покрыты мерц-покровом – специальной тончайшей имиполексовой оболочкой с собственными встроенными микропроцессорами, способной отражать или поглощать свет.

Шахта-колодец уходила вниз на целую милю, после трети своей длины быстро расширяясь, как гигантская перевернутая воронка. Во все стороны к шахте примыкали на разных уровнях тоннели, в устьях которых, там и здесь, крохотные, сравнительно с общими размерами шахты, зеркала ловили частицы могучего луча и отсылали их куда-то в стороны, вглубь, во мрак. На самом дне шахты образовывалось огромных размеров коническое пространство – тут-то и было устроено бопперами их Гнездо. Похожий на католический собор, но гораздо, во много раз больших размеров, подлунный город-термитник был бы невозможен при земной гравитации.

Температура здесь никогда не поднималась выше нескольких градусов по Кельвину – но бопперов это устраивало как нельзя лучше, поскольку мозг многих из них был до сих пор основан на сверхпроводящих процессорах с триггерами Джозефсона.

Хотя сверхпроводимость могла быть достигнута и при комнатной температуре, квантово-механический эффект Джозефсона начинал проявлять себя только при пяти градусах Кельвина или еще ниже. Излишек тепла убивал бопперов, использующих в себе лжи-триггеры, почти мгновенно и именно потому бопперы новейшего поколения – так называемые петафлоп-бопперы – строили свои процессоры только из оптоволокна, работоспособность которого была безразлична к температуре.

Уловленная стенками кратера и собранная призмой световая колонна, достигая дна шахты, заливала собой центральную площадь Гнезда. То и дело все новые и новые бопперы выходили, выбирались, выползали и вылетали на свет, чтобы подпитать свое тело энергией. Насытившиеся отползали обратно в темноту. Бопперам-петафлопам приходилось тщательно следить за тем, чтобы посторонние излишки света не проникали внутрь их тел-корпусов; для этого под мерц-покровом их тела были сплошь облиты зеркальным отражающим составом. Мыслительные процессы петафлопов являли собой тончайшие лучи чистого света, пронизывающие крохотные кристаллики-лазеры, где происходило микширование лучей, их усиление и перенаправление.

Перед внешней границей светового круга толпилось огромное число насытившихся энергией бопперов – здесь было место традиционных встреч, торговли и обмена информацией.

Площадка светового круга одновременно была рыночной площадью и форумом Гнезда. Радиоголоса бопперов сливались в единый монотонный гул белого статического шума – разговоры велись как на человеческом, так и на машинном языках.

Цветовые пятна, скользящие по мерц-покровам, служили бопперам добавочным средством подчеркивания или усиления смысла переданного радиоволнами; точно так же, как, чтобы внести желаемый смысл в сказанное, улыбаются или гримасничают люди.

Крутые сглаженные высоченные утесы Гнезда были испещрены ходами, снаружи обычно прикрытыми заслонками очертаний самых невообразимых и многозначительных, за которыми могли скрываться как входы в тоннели, так и в индивидуальные обиталища бопперов. Из-за ползающих по склонам почти вертикальных утесов блестящих разноцветных бопперов Гнездо несколько напоминало украшенную новогоднюю елку.

У основания утеса кольцом располагались заводы. С одной стороны Гнезда полыхала жаром адская топка литейного цеха, где над огнем проносились демонические тени работников. Следом за литейной шел завод по производству пластмасс, где непрерывно изготовлялись мерц-покровы и тела-корпуса бопперов. По сторонам от этих двух крупнейших производств тянулись тысячи и тысячи бесконечных рабочих столов, где над травлением чипов трудились снабженные глазами-микроскопами бопперы, чрезвычайно напоминающие сослуживцев Кафки по Пражской Рабочей Страховой Компании.

На противоположной стороне Гнезда располагались в особых пещерах системы танков, в которых на гидропонной основе выращивались искусственные человеческие ткани и клоны органов, с охотой приобретаемые людьми в обмен на ценнейшее земное природное ископаемое: нефть. Сырая нефть была основой для выработки множества органических компонентов, необходимых бопперам для изготовления своих пластиковых тел. В центральной части Гнезда начинались торговые улицы, где можно было приобрести различной толщины провода, мерц-покровы, глазные окуляры, программные продукты, дебаггеры, различного рода информацию на носителях и многое другое.

Через внутреннее пространство Гнезда, естественно, совершенно лишенное воздуха, во всевозможных направлениях проносились бопперы, использующие для полета ионные сопла: держа в захватах груз, они ныряли в нору и выныривали из нор, которыми сплошь, словно сотами, были изрыты стены утеса. Невозможно было найти двух одинаковых бопперов; все они не только отличались наружностью, но и мыслили по-своему.

В процессе стремительной эволюции в среде бопперов произошло нечто, что можно было бы назвать сексуальным разделением. Часть бопперов – по причинам, понятным только самим бопперам – стала воспринимать себя как «мужские» особи, в то время как другая часть относилась к себе и представлялась окружающим «женщинами». Каждая часть находила противоположную прекрасной и в вечной погоне за красотой совершенствовала программный макияж свой и своей расы.

Береника была петафлопом и мерц-покров ее корпуса выглядел в точности как безупречное тело молодой нагой женщины. Единственное отличие состояло в том, что над зеркальной внутренней оболочкой ее мерц-покров сверкал золотом и серебром. Блестящая кожа на голове Береники иногда складывалась в черты лица, иногда оставалась ровной и гладкой. Береника была торговым агентом-посредником, выступающим от лица довольно сложной для понимания структуры своего клана, занимающегося выращиванием в танках искусственных органов, и, кроме дел торговых, следила также за исправностью электронной оснастки своего предприятия.

Несколько последних лет она и ее коллеги пытались найти способ поместить программное обеспечение боппера в тело, целиком состоящее из человеческой плоти и снабженное человеческим же мозгом. Своей дальней целью работницы плантации искусственных органов видели слияние бопперов с обширнейшей и любопытнейшей информационной сетью, именующейся органической жизнью Земли.

Эмуль был тоже петафлопом и считал ниже своего достоинства существовать в теле с неизменной формой, не говоря уж об имеющем очертания человеческого. Вообще Эмуль был невысокого мнения о человеческой расе. Предаваясь отдыху, он обычно заставлял свое тело принять форму двухметрового куба, с гранями красного, желтого или голубого цветов. Само по себе его тело обладало замечательной, чрезвычайно удобной способностью разделяться на части – как, например, состоящий из тысячи фрагментов Гобот или трехмерная составная головоломка. По желанию он мог заставить появиться из поверхности куба нужное число рук и ног; но более всего, конечно, удивительным было то, как он отделял от себя некоторые части тела и управлял ими на расстоянии, используя в качестве подвижных манипуляторов. В некотором роде Эмуль тоже был торговым агентом.

Он работал на пару с Узером, гениальным талантливым дизайнером мерц-покровов и злостным любителем дрейка, в последнее время посвятившим себя попыткам создать субквантовый сверхмощный процессор с производительностью, равной тысяче петафлопов. В отличие от Береники Эмуль и Узер не хотели сливаться с информационным богатством Земли, они стремились превзойти его.

Несмотря на – а может быть, и именно по причине этого – его с Береникой разницу внешнего облика и взглядов на жизнь, Эмуль был страстно увлечен ею и старался появляться на световой площади всякий раз, когда туда приходила подкрепить свои силы она. В один из ноябрьских дней он наконец решился посвятить Беренику в свои планы.

– Знаешь, Береника, наша жизнь – это бездонный океан мрака, в котором мы плаваем подобно светящимся наполненным инфорыбам, мы цветы, цветущие, покуда есть возможность пить солнечный свет, но стоит солнцу угаснуть, и ветер развеет по бесконечности наши обратившиеся в прах тела.

Эмуль исторг из себя пару рук и обвил ими талию Береники.

– Странно, почему мы вообще появились здесь и почему плаваем и кружимся в безостановочном танце и цветем в нескончаемом коридоре времени. Перерождение означает появление новой жизни, иначе говоря, возникновение нового "я", и я хочу сказать, почему мы не можем в таком случае.., то есть я хотел сказать, почему бы нам с тобой теперь, и именно теперь, э-э-э, не совокупиться?