Охота на уродов

По дороге встретили горожан, которые всегда готовы поделиться с операми новостями.

— Тумана не видели?

— Это малолетний?

— Ага.

— Нет. Он вроде круто так поднялся. В Москве хату вроде как снимает.

— На какие шиши?

— Обокрали кого-то удачно. Начальник, дай бабок, опохмелиться надо.

— Держи.

Шварца дома не было Тюрьмы тоже.

Машина ехала дальше.

— Оп-па! — воскликнул удовлетворенно Аркаша, тыкая справа по ходу, когда они вывернули на улицу Сахарова — мэр-демократ в девяносто первом году переименовал ее (раньше она была улицей Маркса), снеся при этом памятник основоположнику бессмертного учения. — Смотри, прикид какой.

— Чего? — отвлекся от дороги Павлов, сбрасывая скорость и пропуская вперед синюю «Волгу» начальника отдела сбыта овощесовхоза.

— Да вон она. Кикимора!

— Она? — Павлов посмотрел на затянутуюв кожу коренастую невысокую фигурку.

— Она.

— Берем.

Машина тормознула перед Кикиморой.

— Надюша, поехали покатаемся, — предложил, выходя из салона и пошире гостеприимно раскрывая дверцу, Аркаша.

Аркашу она узнала. И сразу, не говоря ни слова, рванула резво прочь.

Аркаша необычайно бодро для своей вовсе не спортивной комплекции и возраста кинулся за ней и в несколько прыжков настиг, обхватил за талию лапами.

— Пошли.

— А-а-а! — закричала Кикимора, пытаясь укусить его за руку. Получила в ответ оплеуху.

— Э, мужики, — остановился около Аркаши работяга в кепке. — Чего от ребенка надо?

— Милиция, — кивнул Аркаша, пытаясь взвалить бешено отбивающуюся Кикимору на плечо.

— Все милиция, — недоверчиво пробормотал работяга. — А документ?

Тут Кикимора на весу извернулась, попыталась лягнуть довольно неловко Аркашу. И послышался стук — из-за ее пояса выпал «ТТ».

Мужик-работяга во все глаза смотрел на пистолет, потом сообразив, что к чему и почем, обернулся и быстрым шагом, готовый в любую секунду перейти на бег, двинул прочь.

Тут Кикимора обмякла, и Аркаша затолкал ее в машину. Павлов поднял пистолет и вернулся в салон.

— Ласточка, — начал он. — Девочки в куклы играют, а не в пистолетики.

Кикимора захлюпала красным носом. И тут же разревелась.

— Пистолет откуда? — полюбопытствовал Павлов.

— Взяла.

Слезы текли уже в три ручья.

— У Тумана? — наобум брякнул Аркаша.

— Угу, — всхлипывала Кикимора. — Из подвала.

— А зачем?

— Убить его, козла.

— Кого?

— Папашку-у-у, — в голос взвыла она, вытирая слезы и размазывая ладошками по щекам.

Кикимора покололась до основания. Выложила все, что знала, и готова была выложить то, чего не знала. Признавалась она с детским простодушием, увлекаясь рассказом.

В подвале, где она показала, нашли черный «дипломат» с коробками патронов и одним «ТТ».

— Так. У нас еще два «ТТ» ходят, — подбил бабки Аркаша, когда они вернулись после выезда в отдел и расположились в кабинете, самом большом в розыске, где обычно располагалось трое оперов — сейчас все были на выездах.

— Один у Тумана, он с ним не расстается, — кивнул Павлов. — Еще один — или у Шварца, или у Тюрьмы.

— Скорее всего, у Тюрьмы, — сказал Аркаша. — Шварцу только деньги нужны на протеиновые таблетки для мышц. Его больше ничего не интересует.

Настала пора собирать всю шайку.

Расклад был суровый. Задержание вооруженных огнестрельным оружием отморозков — тут могут быть любые варианты. Павлов знал, что кидать в огонь своих оперов, у большинства из которых стаж работы в розыске меньше года и пороха они не нюхали, ни в коем случае нельзя.

— Сбор всем, — сбросил он на пейджеры, которые он выцыганил в порядке спонсорской помощи в прошлом году у фарфорового завода.

Через полчаса в кабинете собрался весь розыск — одиннадцать человек, в большинстве своем совсем пацаны. Глаза у них азартно горели, как у волчат, которых берут на первую настоящую охоту. Не каждый день вылавливаешь вооруженных преступников. Мальчишки рвались в бой. А Павлов, с усмешкой поглядев на них, распределил:

— Лунев — на телефоне, в штабе.

Опер обиженно взвыл:

— А можно на задержание?!

— Успеешь назадерживаться. Марков, Васильев — резерв. Столешников — со мной.

Костя Столешников был боксером, резким и подвижным, прошел службу в армии в Чечне, умел принимать быстрые и, как правило, верные решения, и толк с него какой-то был.

— Начинаем…

По полученной информации Шварц мог быть в самом престижном в городке спортзале «Спутник». Как появились деньги, он все свободное время проводил там, тягая стальные блины.

— Ваш билет, — заслонил проход в здание спорткомплекса, бывший спортзал ныне скончавшегося ПТУ, молодой, бойкий и ничего не понимающий охранник.

— Милиция, — не останавливаясь, произнес Павлов.

— Все милиция. А билеты?

Павлов, не вдаваясь в разговоры, просто снес его животом, а Аркаша еще наградил пинком:

— Знай, кого не пущать, смерд!

Охранник хлопал глазами.

Они прошли в спортзал. Народу там было немного. Один спортсмен колотил, прыгая, ногой по кожаной черной груше. Другой вертелся на турнике. Девушка в спорт-костюме просто сидела на скамейке и чего-то терпеливо ждала. В углу были застелены маты, торчало баскетбольное кольцо. Но главное, что привлекало в спорткомплексе, — отделенный сеткой тренажерный зал. Тренажеры были действительно не хилые, на них хозяева спорткомплекса денег не пожалели — Во, — указал молодой опер.

Надувшийся Шварц лежал на скамейке, всем своим видом демонстрируя великое напряжение сил. В двух шагах от скамейки стоял его накачанный товарищ. Шварц крякнул, и штанга стала приподниматься.

— А меня можешь поднять вместе со штангой? — спросил Павлов, кладя ладонь на гриф и прижимая штангу к его рельефной груди.

Шварц выпучил глаза.

— Э, ты чего, мужик? — завопил напарник-качок, но Аркаша оттер его и прошипел:

— Вали отсюда прыжками, щенок. Тут свой разбор. «Щенок» все понял. Дяди пришли серьезные. Шварц зашипел, штанга давила на грудь и перекрывала дыхание, жилы вздулись.

— Ну, слабо? — спросил Павлов, еще сильнее вдавливая гриф. — Это тебе не валютники ломать. Шварц запыхтел.

— Признанку писать будешь? Или я сяду на штангу. Спортивная травма. Они бывают смертельными.

— У-ф-ф, — зашипел Шварц.

— Ты кивни, дружок. Будешь признаваться? Шварц кивнул.

Павлов приподнял штангу и устроил ее на подставке. Кряхтя и держась за грудь, Шварц поднялся. Тут же на его руках защелкнулись наручники.

— Где ствол? — спросил Аркаша.

— У меня нет! — кашляя, выдавил Шварц.

— А где?

— Какой ствол?

— Не зли нас, урод… Мы и про московский валютник, и про бензоколонки, и откуда стволы — все знаем… Шварц закусил губу. Потом прошептал:

— У Тумана.

— А у Тюрьмы?

— Тюрьма не ходит со стволом. А Туман ни шагу без ствола…

— Ясно…

Шварца отвезли в отдел и передали на руки следователю прокуратуры.

Следующий адрес — квартира Тюрьмы. Павлов нажал на звонок.

— Кого? — настороженно спросили из-за двери.

— Вас, Серафима Степановна, — сказал Павлов.

— Кто?

— Знакомый ваш. Сюрприз.

Она открыла и застыла, увидев Павлова.

Павлов знал ее отлично — в прошлом содержательница притона, воровка, она полжизни провела в тюрьме, сын появился на свет там же, а вторую половину жизни решила замаливать грехи.

— Что вам, Святослав Кондратьевич?

— Сыночка, — отстранив ее, Павлов, а следом за ним и Аркаша зашли в квартиру. Еще на улице, глянув на окна, они различили за шторами четкий силуэт, определенно Тюрьмы.

Тюрьма действительно был дома. Завидев оперов, он схватил первое, что подвернулось под руку, — увесистый деревянный стул — и во весь голос завопил:

— Не подходи, менты! Живым не дамся!

Аркаша пожал плечами и шагнул ему навстречу. Для него этот стул в руках Тюрьмы был не страшнее мухобойки.

— А-а-а! — Тюрьма бросил в Аркашу стул, сиганул на балкон и спрыгнул вниз.

— Третий этаж! — воскликнул Аркаша, отбивший стул рукой.

А мамаша Тюрьмы дико заорала.

Костя Столешников, считавший, что его поставили внизу просто так — клиент с третьего этажа не выпрыгнет, обалдел, увидев, как с балкона сиганула фигура. Прыжок был классным — как заправский шимпанзе, Тюрьма допрыгнул до росшего в нескольких метрах от балкона дерева и заскользил по веткам вниз.

— Стой, урод! — бросился к нему Столешников. Тюрьма спрыгнул на землю, ловко увернулся от оперативника и бросился бежать.

Столешников, более быстрый, настиг его.

— Не возьмешь! — зашипел Тюрьма, пихая ногой оперативника и нагибаясь за куском асфальта, которым хотел приголубить настырного мента.

Столешников примерился и саданул его своим коронным хуком в челюсть.

Тюрьма рухнул, как подкошенный, и задергался, не в силах подняться.

Тут подоспел Павлов и осведомился с тревогой:

— Не убил?

— Нокаут, — сказал Столешников. Тюрьма наконец пришел в себя и с трудом приподнялся, сплевывая кровь.

— Вставай, родимый, — поддержал его Аркаша, обшаривая, нет ли чего в карманах.

— Нам теперь долго общаться, — добавил Павлов.

— Может, ОМОН вызовем, — Аркаша задумчиво поглядел на окна пятого этажа, где банда снимала квартиру.

Только что они прозвонили туда по телефону-автомату, ответил Туман. Он был на хате. Изменив голос, Павлов попросил Марью Анатольевну, нарвался на матерный ответ — отморозок вежливостью никогда не отличался.

— Какой, на хрен, ОМОН, — махнул рукой Павлов. — Сами возьмем.

— Главное, в хату попасть. Как?

— Посмотрим.

Они поднялись на пятый этаж. Постояли рядом с дверью. И остановились на самом простом варианте. Павлов спустился на этаж вниз и уговорил тетку за пакет риса и упаковку макарон, которые он купил себе на вечер, позвонить в дверь и произнести:

— Из РЭУ. Квитанции о новом налоге за квартиру надо передать.

— Пошла ты, — донеслось из-за двери.

— А то милиция проверять будет. Бумажку оставить только, и все.

Сработало. Дверь открылась. В проеме появился Туман в синей майке с надписью «Фиджи».

— Здорово, — Павлов прошел в комнату, животом вдавливая Тумана в стену, а потом, разворачивая и снова припечатывая к стене. — Представляться надо?

— За что? — замычал Туман, рот и нос были прижаты к стене, и голос был неважнецкий.

— А ты забыл?

Привели понятых. Все путем. Пистолет лежал под ворохом одежды.

— Чего молчишь? Будешь рассказывать? — зевая, спросил Павлов, когда Аркаша, которому доверили руль, тронул «Фиат».

Павлов ощущал, как напряжение уходит, остается облегчение и радость от того, что закончилось все хорошо. Банда взята без единого выстрела.

— Ничего не знаю, — растягивая по-шпанскому буквы, выдал Туман.

— Твое дело. — Павлов еще шире зевнул. Показания Тумана были не особенно и нужны. Доказательств и без его показаний вагон.

В отделе в большом кабинете, откуда выгнали оперов, разговор был на троих — Аркаша, Павлов и Туман.

— Ну что. Туман, поговорим? Прокурорский следователь попозже будет, пока перекинемся словечком. — Павлов уселся напротив Тумана.

Туман не ответил. Он сидел на стуле, закинув ногу на ногу.

— Будем говорить? — спросил Аркаша. Туман презрительно скривился, нахально глядя на оперативников.

— Хрен тебе, дядя.

— Даже так, — удивился Павлов.

— Ага. — Туман потянулся к пачке сигарет, оставленной на столе операми, вынул одну из них. На его действия взирали с мрачным спокойствием. И тут он начал качать права:

— Я имею право на звонок. И без адвоката не скажу ни слова.

— Ни слова? — удивился Аркаша.

Туман не оценил многообещающей интонации.

— Ага. Менты клятые.

Его слишком вежливо брали и слишком трепетно с ним обращались, и такая уж у него натура: чувствуя мягкость, он принимал ее за слабость и наглел до самого предела, который только был возможен.

— Хер вы меня посадите, придурки!

И тут у него взорвалось в голове. Аркаша бил его ладонью. Когда Туман слетел со стула, Аркаша поднял его, сжал ему горло так, что дыхание перекрыло, снова сбил с ног.

— Тут и сдохнешь, мутант чернобыльский, — сказал Аркаша.

Тут еще пару раз, умело, так, чтобы на теле не оставалось следов, приложился Павлов и потом поднял руку:

— Хватит… Давай, гнида, пиши признанку…

Но Туман ничего не смог написать. Он впал в ступор. И отошел уже ближе к суду, когда в институте Сербского его накачали транквилизаторами. Но окончательно в себя так и не пришел. Стал каким-то заторможенным. Дерьма в нем не поубавилось, но взгляд ежеминутно становился одичалым, а потом тупым.

Жара стояла, как в пустыне летом. Вообще, июнь выдался необычно жарким. В прошлом году тоже было жарко, но не так.

В кабинете вентилятор гонял горячий воздух. Павлов бутылку за бутылкой извлекал из холодильника и жадно пил холодную газированную воду, но легче от этого становилось не надолго.

Прошел год, как взяли Тумана и его банду. Дело было громкое. Рассматривал его суд присяжных. Шварца и Кикимору оправдали. Суд присяжных для того и собирается, чтобы оправдать убийц, в основном потому, что те выглядят невинными и врут искренне. Потом был пересуд, тут уж осудили всех. Не повезло больше всех Туману, он как раз перед налетом на обменный пункт справил свое восемнадцатилетие и получал срок уже как взрослый. Двадцать лет ему предстояло провести в зоне. Тюрьма отхватил червонец. Шварц — девять. Кикимора — как слабый пол, и учитывая чистосердечное раскаяние, — обошлась тремя годами и принудительным лечением от наркомании. Может, ей оно и лучше, потому что на иглу она садилась все крепче, а в зоне у нее не будет такого свободного доступа к зелью.

Туман, несмотря на солидную статью — бандитизм, — долго спокойно жить на зоне не смог. Дал знать подлый нрав. Таких даже уголовники не любят, так что один раз его предупредили, когда сотворил что-то непотребное. А второй раз просто опустили, так что на двадцать лет ему было гарантировано секс-обслуживание уголовников. Павлов эти дерьмовые тюремные традиции не одобрял, но по отношению к Туману это было вполне справедливо.

Послышался осторожный уважительный стук, и Павлов крикнул:

— Открыто.

В кабинет вошел Золотой, ставший преемником Плотника. Его ребята стали выбиваться из-под контроля, так что Павлов пригласил его на профилактическую беседу.

— Слышь, Золотой, оглянуться не успеешь, как сам в камере окажешься, если твои уроды будут в районе беспредельничать, — сразу рубанул Павлов.

— Кто беспредельничает?

— Туз. Кузьма. На коммерсов московских наехали.

— Да они без моего ведома куролесят. — Золотой устроился на стуле, потупив взгляд. — Потом, заявы-то не было.

— Заява будет — тогда я с тобой и говорить не буду, Золотой.

— Да ладно, не кипятись.

— Смотри, Золотой… Плотник куда лучше этих придурков в руках держал.

Золотой раздраженно посмотрел на начальника уголовного розыска, но вынужден был согласиться и вздохнул:

— Хороший был мужик. Крепкий.

— Крепкий, — согласился Павлов.

— Зря вы тех отморозков арестовали. Мы бы сами их в карьер свезли.

— Да ладно, сами… Если бы война началась, неизвестно, кто бы кого покоцал, — покачал головой Павлов. — Ты не понял, что отморозки сильнее вас? Вы привязаны — у вас дома дети, жены. А у них нет ничего. Мать-алкоголичку в заложники возьмешь? Он тебе спасибо скажет, если ее грохнешь. Дом сожжешь? Нет у отморозка дома. А у вас — дела, офисы, хаты, то да се… Понимаешь разницу между вами?

— Ты не прав, Кондратьич.

— Прав. И получается, что именно они бандиты, а вы так, люди, которые гнут пальцы, и все верят, что у них серьезные намерения.

— Ну ты загнул.

— Все, двигай отсюда. Золотой.

Павлов подождал, пока за Золотым закроется дверь, и томно вытянулся в кресле.

Новый день начинался… И угнетала мысль — отморозков с каждым днем все больше. И если в былые времена они мечтали об одном — нажраться водки и отметелить кого-нибудь ногами в городском парке, — сегодня они садятся на иглу, которая вышибает остатки мозгов. И сегодня, насмотревшись фильмов, рекламы и красивых витрин, они мечтают получить разом все, они мечтают о больших деньгах. И им пока не хватает одного — оружия.

Вот только оружия становится все больше.

Неужели за ними будущее? И ему доживать в стране, где будут заправлять эти уроды?

Павлов поежился и отогнал от себя эту мысль.