Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ночь длинных ножей

ModernLib.Net / Боевики / Рясной Илья / Ночь длинных ножей - Чтение (стр. 8)
Автор: Рясной Илья
Жанр: Боевики

 

 


— Мое дело предупредить. — Алейников встал, взял свой «АКМ» калибра 7, 62. — С пьянством завязали.

В коридоре дневальный с капитанскими погонами, сидевший рядом с тумбочкой в обнимку с автоматом, поднялся и отдал честь. Алейников кивнул. Сбежал по ступеням. Нагнулся над большой ленивой бело-грязной собакой, ласково потрепал ее по холке.

— Привет, Ваня…

К войскам всегда прибиваются животные, становящиеся всеобщими любимцами, — кошки и собаки. Обычно этих зверюг после командировки не бросают, кто-нибудь обязательно берет их с собой. Какая-то тесная душевная связь устанавливается между солдатом и животным. Чаще в Чечне полковых собак называли Джохарами. А этого пса назвали по-русски — Ваня. Он был печально знаменитым псом. Он принадлежал подмосковным омоновцам, колонна которых была уничтожена полгода назад. Говорят, когда шел тот бой, далеко, за полсотни километров отсюда, Ваня вдруг поднял голову и тоскливо, в голос, завыл. И сейчас в его глазах застыла затаенная тоска. Его все любили.

— Поехали, — сказал Алейников, садясь в свой «уазик».

До отдела, располагавшегося в бывшем Нижнетеречном РОВД, а позже отделе шариатской безопасности, было три минуты езды.

Оперативники уже были на работе. Из кабинетов слышался хохот, шутки, подначки. Ребята развлекалась.

Алейников отпер свой кабинет, положил в шкаф автомат, уселся в кресло, скрипучее, едва выдерживающее его тяжесть.

— Разрешите? — постучали в дверь, Зашел капитан, офицер связи, молодой человек в очках с рассеянным видом Паганеля, взирающего на берега Африки.

— Заходи, — кивнул Алейников.

Офицер связи положил перед Алейниковым папку, распухшую от шифротелеграмм. Нормальной связи между подразделениями в Чечне практически не было. Телефонные кабели еще не протянули, да они и вряд ли имели шанс пролежать в земле долго — слишком велик спрос на цветной металл. Так что обычно пользовались спутниковым телефоном, по которому ни черта не было слышно, да еще он растягивал слова, так что казалось, что собеседник страшно пьян. Кроме того, по спутниковой связи ведение секретных переговоров было запрещено. Был еще в станице стационарный переговорный пункт Минсвязи, там звонили за деньги местные жители. Одно время солдатам и сотрудникам территориального отдела запрещалось ходить туда, поскольку в квитанциях связистки записывали номера телефонов абонентов, так что бандиты при желании могли получить полную раскладку, кто из федералов побывал у них и по каким телефонам звонил. Но, похоже, у бандитов было немало своих проблем, и данные эти их не интересовали.

Вся важная служебная информация шла шифротелеграммами. Их с каждым днем приходило все больше. В основном это была оперативная информация из Управления внутренних дел по Чечне в Гудермесе и касалась она подлых замыслов противника. Алейников уже привык, что к нему из «центра» приходит с грифом «срочно к исполнению» та самая информация, которую он сам же передавал туда с оказией. То есть вся информация делала круг и возвращалась к исходному пункту.

Несколько дней назад Гудермес огорошил Алейникова очередной шифровкой:

«В Карый-су зашел отряд боевиков численностью более ста человек. Идет на Ставрополье. Примите меры к блокированию и уничтожению группировки. Привлечь федеральные силы…»

У Алейникова был агент в Карый-су и была тревожная линия связи с ним. Удалось вытянуть агента на встречу и поинтересоваться — где те самые сто боевиков и когда они планируют топить Ставрополье в крови? Агент воззрился на начальника криминальной милиции, как баран на новые ворота:

— Какие сто бандитов? Ты чего? Где они уместятся? Кому они нужны?

— Что, вообще никого не было?

— Никого.

— А откуда слухи берутся?

— А, наверное, масхадовцы и распространяют. Чтобы и им, и вам жить веселее было…

Но вечная тема шифровок — как украинские наемники переоденутся в военную форму и будут от лица федералов чинить расправу над мирными чеченскими крестьянами, снимать все на пленку и потом демонстрировать по Си-эн-эн. Эта информация небезосновательна. Боевики действительно устраивали время от времени подобные провокации.

Еще один прикол, повторяющийся в разных вариациях, — через границу с Грузией прошло тысяча (или пятьсот, на худой конец — сто) арабских (таджикских, афганских) наемников.

Ну и коронный номер — сообщение, что боевики спланировали собраться с силами, выкопать оружие, подтянуть резервы и идти брать штурмом Грозный или Гудермес. Эта залипуха нервировала больше всего. У всех свежи были в памяти события девяносто шестого, когда бандиты действительно заявились в Грозный и устроили кровавую баню, а закончилось это, как все помнят, позорной «лебедевской» капитуляцией федеральных войск. Тогда, кстати, тоже получали оперинформацию о готовящемся штурме, но один из руководителей МВД, отвечавший за Чечню, человек «высокой интеллигентности», орал на подчиненных, выпучив глаза:

— Что херню городите?! Провокаторы!

Причин того, что в сообщениях было столько мусора, несколько. Во-первых, немало оперативной информации — это обычные слухи, почерпнутые на рынках, в кафе, у знакомых. Во-вторых, боевики отлично овладели искусством дезинформации. С ее помощью они достигали ряда целей — держали в постоянном напряжении войска, провоцировали их на зачистки, тем самым сталкивая с местными жителями и восстанавливая их против военных, давая им лишнюю возможность покричать о нарушении прав человека.

— Ох-хо, — покачал головой Алейников, подчеркивая красным фломастером очередную информацию. — А вот это, кажется, реально.

Через десять минут он собрал своих подчиненных и потряс шифротелеграммой с подчеркнутым текстом.

— Пропал представитель организации «Милосердие без границ» Майкл Грэй. И, скорее всего, на нашей территории.

— Что-то я его не видел, — пробурчал начальник угрозыска. — За пропусками он не приходил.

— На территории района находился незаконно, — добавил Алейников.

— «Милосердие без границ», — встрял Мелкий брат. — Насмотрелся еще по первой войне. Постоянно шуршали рядом с передовой, как крысы. Врачи, черти их задери! Таблетку от живота у них не допросишься. А как к боевикам приезжают — воплощенная клятва Гиппократа, зад им готовы вылизать! Гниды.

— Во-во, — кивнул Большой брат. — Мелкий прав. За ноги этого американца — и в колодец.

— Скорее всего бандиты станут требовать за похищенного выкуп. Запросят пару миллионов долларов, — произнес Алейников недовольно. Эта головная боль ему была совершенно не нужна.

— Пара миллионов! Мне дайте хотя бы четверть! — воскликнул Большой брат. — Я вместо него в Америку поеду.

— Ну да, с такой мордой, — хмыкнул Мелкий брат.

— А чего? Скажу, что я — этот Майкл Грэй, только растолстел слегка на ваххабитских харчах. И от стресса английский забыл.

— Зато русский матерный выучил, — поддакнул начальник розыска.

— А то, — кивнул Гризли. — Память генетическая проснулась.

— Кончай балаган, — поднял руку, сдерживая улыбку, Алейников. — Сейчас такой хай по всем СМИ поднимется. Любую информацию по данной теме докладывать мне немедленно — днем, ночью, без разницы…

Потом начальник криминалки раскидал по исполнителям накопившиеся материалы. Временный отдел постепенно начинал работать в режиме обычного милицейского подразделения, а не осажденной крепости. Сюда потянулись местные жители — кто за паспортами, за номерными знаками, а кто и с заявлениями о кражах скота и насосов. Это радовало. Конечно, радовали не кражи, а то, что люди начинали воспринимать милиционеров как представителей власти, к которым можно прийти за защитой. То есть в большинстве своем местные считали, что Россия вернулась и плевать против ветра смешно, нужно жить нормальной жизнью.

— Все. Сход закончен. По местам, — хлопнул ладонью по столу Алейников.

Он остался в кабинете один, потянулся за пультом дистанционного управления, нажал на кнопку, и в углу зажегся экран телевизора «Рубин». Шли утренние новости. Начальник службы криминальной милиции скривился, как от хины, когда прежде всего услышал:

— В Чечне пропал представитель организации «Милосердие без границ».

На экране возникла фотография типичного америкоса.

Мордатый, в майке с какой-то надписью. А глаза настороженно холодные, даже на фотографии видно.

— Шпионская морда, — произнес Алейников. Кто мог его умыкнуть? Вариантов несколько. Могли чудить местные. Но не исключено, что работали приезжие.

В кабинет постучали.

— Разрешите? — спросил Мелкий брат.

— Заходи.

— По поводу этого, — Мелкий брат презрительно выпятил губу, кивнув на экран, на котором была физиономия американца.

— Чего? — напрягся Алейников.

— Тут информация прошла, что Синякин какую-то вылазку готовит. У него что-то поганое на уме.

— Что готовит?

— Не знаю… Может, он янки украл.

— Чтобы сорвать миллион и уйти в Грузию?

— Кто знает.

— Синякин. Ваххабит славянский, — хмыкнул Алейников. — Как заноза у нас эта сволочь.

— Во-во…


Возвращаясь с обеда, Алейников вышел из машины, остановившейся перед въездом в отдел. Перед шлагбаумом толпились посетители — кто-то пришел за паспортом, кто-то принес передачку задержанному родственнику, кто-то хотел решить свои проблемы.

— Кто, ты — мужчина?! — вдруг послышался яростный крик. — Иди в горы, на ишаках сначала потренируйся, мужчина!

Это чеченец в милицейской форме с майорскими погонами стоял и орал на молодого туземца со злыми глазами. Последний что-то буркнул в ответ и, засунув руки по локоть в карманы разношенных спортивных брюк, неспешно удалился.

— Что за шум? — спросил Алейников.

— Шакал, да! — в сердцах воскликнул майор. — Угрожать мне вздумал. Говорит, «собачью серую форму носишь, разберемся скоро со всеми вами». Выродок бандитский. Отец бандит. Брат бандит. И сам бандит вырос…

— Гены, ничего не попишешь, — Алейников вместе с майором прошел через КПП, старлей в бронежилете козырнул им.

— Кому угрожать вздумал? Мне! Да я столько раз смерть видел… Мужчина он, поглядите на него, — майор не мог успокоиться. — Щенок мелкий, а зубы уже скалит. А я его маму!.. И весь его род бандитский! У меня пять братьев, в случае чего всю их поганую семью вырежем.

Они прошли в кабинет начальника криминальной милиции.

— А информация на эту семейку есть? — спросил Алейников, ставя в угол автомат и усаживаясь за свой стол.

— Конкретно никакой. Да они только и умеют, что пальцы гнуть.

— Может, в работу возьмем?

— Да не беспокойся, ничего не будет, — отмахнулся майор, убирая с сиденья подшивку газет и устраиваясь на стуле. — Они только и умеют понты наводить. Не этих надо бояться, а тех, кто улыбаются и в спину смотрят, как прицеливаясь… А с этими щенками я сам разберусь.

— Давай его данные. Мы все-таки подработаем его. Майор нехотя назвал данные на пацана и заметил:

— Знаешь, ваша ошибка, что вы затягиваете с созданием наших, чеченских органов милиции. Мы бы гораздо быстрее с боевиками разобрались.

— Каким образом?

— Без адвокатов. Кровь за кровь…

Майор был кандидатом на должность начальника уголовного розыска постоянного отдела. Вот-вот должны были прийти документы о его назначении. Задумано было так — когда порядок в республике будет наведен и временные отделы прикажут долго жить, их место займут постоянные отделы, но начинали они работать уже сейчас, подчиняясь при этом «временщикам». Формирование этих отделов шло с большим трудом. Администрация Чечни хотела утрясти все вопросы без лишней волокиты и протащить в милицию как можно больше своих людей, пусть даже и бывших, а то и действующих бандитов. И по этому поводу между администрацией и УВД Чечни происходили постоянные конфликты, в которые втягивались властные структуры России. А вообще протащить в милицию своих людей стремились все тейпы и силы Чечни, в том числе и бандиты, и ваххабиты. Милиция — это власть, а значит, деньги. И еще — легальное оружие, возможность беспрепятственно передвигаться по Чечне. Как такое получалось — непонятно, но некоторые постоянные отделы укомплектовались чуть ли не ваххабитами. Борьба за место в милиции шла жестокая. Иногда в районах появлялись по два-три человека в форме, которые заявляли, что их назначили начальниками постоянного отдела, предъявляли какие-то бумаги и решения властных органов, вовсю нанимали людей. В процессе этой конкурентной борьбы год назад враждующие стороны просто взорвали Урус-Мартановский РОВД.

Оттого, какая местная милиция будет сформирована в Чечне, зависела судьба республики. По большому счету, временные отделы на семьдесят процентов работали по той информации, которую передавали «постоянщики». Чеченец, носит он военную или милицейскую форму, все равно отлично знает, что происходит вокруг. Везде родня, знакомые, информация лежит на поверхности. Известно, кто кого убил, кто кого похитил. Майор был полностью на стороне России, он понимал, что за ваххабитами и бандитами будущего нет, и был заинтересован в том, чтобы был порядок. По его наводке задерживали и боевиков, и убийц, и воров. Алейников его уважал.

— Правда ты Джамбулатова взял? — спросил майор, закуривая.

— Взял. — Алейников вынул сигарету из мятой пачки «Кэмела», которую ему протянул майор, и тоже закурил, блаженно прикрыв глаза.

— Эх… Джамбулатов — хороший мужик.

— Может быть… Только он несколько человек завалил.

— Он воин… Кто кого сейчас не завалил? Ты, что ли, мало завалил?

— Я валил в рамках закона, — усмехнулся Алейников.

— Брось. Нет тут закона. И не будет. Тут или ты завалишь, или тебя… А Джамбулатов — мужчина. Он мстит.

— За отца.

— Да. И он один. Никого у него не осталось. Он должен умереть или убить их. И он убивал. Это вопрос чести… Теперь Мовсаровы будут делать все, чтобы убить его. Ведь он убил братьев Мовсаровых?

— Он.

— Мовсаровы в силе. Теперь они знают, где Руслан.

— И что ты предлагаешь? Отпустить его?

— Ничего не предлагаю. Кто я такой, чтобы предлагать? Я просто предупреждаю — будут неожиданности. Мовсаровы попытаются его убить…

— Я пообещал Руслану, что его переведут в Россию.

— Ну так поторопись.

— А чего ты печешься о нем?

— А я не говорил, что мы почти год в одной камере в этом самом райотделе при дудаевцах сидели? Сегодня его на расстрел ведут. Завтра меня… Послезавтра обоих… Потом оправдали, выпустили.

— Слышал об этой истории. — Алейников потушил сигарету о мешок с песком.

— Знаешь, Руслан мне как брат стал, пока мы сидели с ним вместе, — майор вздохнул. — Как брат… Когда приехал замминистра шариатской госбезопасности, нас к нему привели. Он на нас пьяным мутным взором смотрит: «Ну, кого в расход пустить? Выбирайте». Руслан сказал: «Стреляй меня…» Понимаешь, готов был жизнью пожертвовать за меня. Такое не забывается.

— Я понимаю.

— Слышь, Лев Владимирович, всю жизнь обязан буду. Надо что-то сделать для него.

— А что я могу?

— Да. Никто ничего не может. Винтики машины мы все, а не люди, — майор махнул рукой. — Ну что, по пиву? — Он взял свою сумку, которая стояла у его ног, и со стуком водрузил ее на стол.

— Коран не запрещает?

— Нет.

— Ты к начштабу сходи, — порекомендовал Алейников. — Ему после вчерашнего нужнее.

— Да? — Майор задумчиво посмотрел на него. Когда майор ушел, Алейников подошел к картотеке, которая осталась еще со старых времен и пополнялась при Дудаеве. Двое из братьев Мовсаровых, те, до кого не успел добраться Руслан, были там на видном месте в числе криминальных типажей. Алейников подозревал, что очень скоро о них услышит. Они начнут искать подходы, как рассчитаться со своим кровником.

Но услышал он о них даже раньше, чем рассчитывал. Часов в семь вечера появился начальник изолятора временного содержания.

— Лев Владимирович, тут такое дело, — он замялся.

— Что случилось?

— На моих ребят абреки вышли.

— Кто?

— Местные. Пять тысяч долларов обещали.

— За что?

— Чтобы троих человек в камеру к Джамбулатову впустить.

— Что?! — у Алейникова глаза полезли на лоб.

— Ну, они разберутся с ним. Подвесят аккуратно. И как самоубийство пройдет.

— И что?

— Наши отказались…

— Кто бы мог подумать, — саркастически произнес Алейников. — А что за абреки?

— Вот этот, — начальник изолятора ткнул толстым пальцем в фотографию одного из выживших братьев Мовсаровых, лежащую на столе. — Я его видел, когда он около отдела терся… Когда мои парни его послали по матушке, он пригрозил: пожалеете. Говорит, весь отдел взорвет…

— И чего вы его не задержали? Начальник ИВС только пожал плечами. Да, с этими ребятами не соскучишься. Алейников положил ладонь на фотографию старшего Мовсарова. Только штурма отдела и не хватало!


Глава 15

ЗВЕЗДНАЯ ДОРОЖКА


В камере было душно, но, в общем-то, привычно. В ней он просидел почти год. Тогда он был уверен — здесь его последний приют, край жизни, больше на этой земле его не ждет ничего. Только камера. Тесный двор. И пламя, вырвавшееся из ствола и выплюнувшее в его направлении кусок свинцовой смерти. И выхода не было видно никакого. Единственное развлечение — это когда его вытаскивали на допросы и мучили вопросами: почему он, чеченец, сотрудничал с русскими оккупантами, почему, когда подходили русские, не сжег, как было приказано, райотдел со всеми документами. Помнил он безумные глаза замминистра шариатской госбезопасности, когда тот с искаженным от ненависти лицом целился ему в лоб из никелированной подарочной «беретты». Руслан хорошо знал этого генерала, который до девяностого года был постовым милиционером-сержантом и его выгнали за взятки.

Почему его не убили? До сих пор Руслан задавал себе этот вопрос. Может, хотели соблюсти видимость законности. Или кто-то замолвил словечко, продлив его жизнь.

А сейчас? Сейчас он выберется отсюда? Или пора прекратить барахтаться и отдаться на волю волн?

Лежа на твердом лежаке, прикрытом влажным противным матрасом, Руслан смотрел в низкий потолок и вспоминал. Эти проклятые воспоминания теснились, без приглашения пробиваясь в сознание. И опять накатывало отчаяние и ощущение бессилия.

Он вспоминал, как на его землю пришла болезнь. Как она распространялась, подобно чуме. Хуже чумы. Чума пожирает тела, а эта болезнь пожирала души…

Чеченцы никогда не были слишком фанатичны в вере. Большинство мусульман в Чечне было традиционного ханифитского толка, они честно выполняли религиозные обряды, дошедшие от дедов и прадедов. Но, по большому счету, религиозные проблемы мало кого волновали. Пока не пришла напасть…

До этих мест докатилась мутная волн(а, которая идет по всему земному шару — исламский фундаментализм. На Кавказе, сначала осторожно, но с каждым месяцем все увереннее, начал утверждаться бородатый ваххабит.

Сперва Руслан не ощущал особой опасности. Он ждал, что эта волна разобьется о традиционные горские устои. С ваххабитами получилось иначе. Они шагали по Кавказу, с его безработицей, нерешенными социальными проблемами, откровенной нищетой и запущенностью молодого поколения, по дороге, выложенной долларами.

Несмотря на высшее милицейское образование и партбилет, сам Джамбулатов достаточно серьезно относился к исламу и даже в коммунистические времена исправно посещал мечеть, считая своим долгом свято выполнять заветы предков. В начале девяностых годов он все чаще стал замечать около мечетей собранных, строгих молодых людей, которые готовы были в любой момент весьма поверхностно, но с колоссальной самоуверенностью защищать истинные исламские ценности. Редко их познания выходили за рамки нескольких ярко изданных на хорошей бумаге ваххабитских брошюрок, однако эти люди были уверены, что именно им ведома истина в последней инстанции.

Сами ваххабиты обижались, когда их называли этим словом. Они предпочитали, чтобы их звали муваххидун — единобожники. Всех остальных, в том числе и мусульман, они зачисляли в язычники. Под прикрытием возрождения «истинного» ислама и единобожия они отметали все традиции, почитание предков, их могил. По ним получалось, что нет никакого смысла возводить гробницы святым и пророкам, совершать паломничество в Медину, Кербалу, Неджеф и другие святые места. В этом ваххабиты усматривают «ширк», или, иначе говоря, многобожие, идолопоклонство. «Все погребения святых должны быть разрушены. Тот, кто целует гробницу, является неверным. Монастыри должны быть снесены». По учению ваххабитов, все люди равны перед Аллахом и никто не может быть посредником между человеком и всемогущим. Никто, кроме Аллаха, не может знать и тайн человека, поэтому совершенно бесполезно обращать молитвы к святым или даже к самому пророку Мухаммеду, которого они приравняли к обыкновенному человеку. Последний якобы лишь в день Страшного суда получит право заступничества, поэтому молиться ему бесполезно. Они отрицают чтение сур из Корана, совершение маулутов, поминок. Кроме того, по их мнению, каждый правоверный может как ему заблагорассудится трактовать Коран и сунну.

Это своего рода протестантское течение в суннитском исламе возникло в восемнадцатом веке и было связано с объединительным движением арабов, направленным против господства на Аравийском полуострове турецких султанов-халифов. Арабам тогда была нужна агрессивная религия, ниспровергающая традиционные устои. Нужен был отчаянный вызов всему существующему порядку вещей. Нужны были лозунги, которые поведут за собой массы и взбаламутят души, где, как в ящике Пандоры, ждет своего часа объединяющий гнев, который так просто направить в нужное русло. Нужна была религия ниспровергателей и воинов. И ее создал мусульманский богослов Мухаммед-Ибн-Абд-Аль Ваххаб. В результате в Аравии возникло феодальное ваххабитское государство.

У ваххабитов все просто и ясно. Эта религия борьбы не признает никаких компромиссов. По ним чистый ислам, то есть такой, как его понимают ваххабиты, — единственно возможный ислам, неверные — не люди, они должны умереть. Мусульмане, не признающие чистого ислама, заблуждаются. Если они упорствуют в своих заблуждениях, они теряют право называться людьми и, значит, тоже автоматически лишаются права на жизнь. Вера может быть только одна. Трактовка ее может быть только одна. Родственные связи, тейпы, кодекс горцев Адат — все это не значит ничего. Сторонник чистого ислама может общаться с «нелюдьми», лишь когда это выгодно. Жалеть никого нельзя. Единственный аргумент, который чего-то стоит, — сила оружия. Оружием надо владеть хорошо.

Экспансия началась в начале девяностых. А в 1992 году Минюст России выдал свидетельство о регистрации Международной исламской организации спасения, штаб которой располагается в Саудовской Аравии и финансируется ею. Так в Москве стал действовать официальный штаб ваххабизма. Но главным его проводником в России стал Союз российских мусульман. Эмиссары из Пакистана и Саудовской Аравии двинули на Северный Кавказ и в традиционные мусульманские республики, где плодились центры изучения арабского языка и чистого ислама. Потекли деньги. Заработали типографии, и вскоре мечети были завалены хорошо изданной ваххабитской литературой. Некоторые исламские религиозные деятели откровенно продались, принародно признавая ваххабизм вполне правомерной формой ислама. Джамбулатов замечал, что в ваххабиты подалось немало людей, с которыми грешно преломить хлеб. И они очень быстро объявлялись муллами, внедрялись в мирные села и города, сея зерна раздора. Вскоре они уже настойчиво требовали свое место под солнцем и принялись за дележку действующих мечетей. При этом доходило, что в одной мечети служили два муллы и у каждого были свои прихожане. И — немыслимый позор — начались драки в мечетях!

Главным плацдармом в России для ваххабизма, полигоном, где прокатывались «истинные исламские» формы управления, стала Чечня. Это случилось после того, как к власти в девяностом году с легкой руки московских царедворцев пришли отпетые сепаратисты. Но работа велась по всей России. Уже к девяносто третьему году на основе мусульманских религиозных организаций в Башкирии, Татарстане, на Северном Кавказе и в других исламских регионах России вовсю заработали медресе с преподавателями из Саудовской Аравии, проповедующими чистый ислам. А эмиссары Хаттаба из слушателей отбирали желающих обучаться в лагерях боевиков в Чечне. Дошло до того, что под Питером стали возводить ваххабитскую мечеть.

Между тем исламские доллары гуляли по каким-то закоулкам современной российской жизни, в результате и политики, и журналисты открыто игнорировали опасность. Наоборот, газеты пестрели статьями, в которых гиены пера восторгались тем, что ваххабиты не пьют, не курят и ведут добропорядочный образ жизни, трудясь от заката до рассвета.

Джамбулатову было страшно наблюдать, как количество сторонников ваххабизма растет с каждым днем.

Первобытная сила, всесокрушающая мощь этого катящего по миру разрушительного цунами вовлекала в себя все больше человеческих жизней. В Чечне, вопреки распространенному мнению, в ваххабизм обращались вовсе не одни чеченцы. Там осело множество ногайцев, представителей народов Дагестана, и даже славян. И новообращенных почему-то больше тянуло не в мечети, а в военные лагеря, которые появились на турбазе около Грозного, в ущелье реки Баас. Сторонников учения Аль Ваххаба стали активно поддерживать тейпы первых лиц в государственном аппарате Чечни Зелимхана Яндарбиева и Мовлади Удугова.

К середине девяностых ваххабиты стали самой влиятельной силой Чечни. Они были воинственны, дееспособны, организованны, фанатичны, беззаветно преданы своему делу Критикуя все и вся, призывая к решительным действиям, они вовсю проповедовали идеи чистоты ислама с некоторым романтизмом, что импонировало молодежи. Они держали в напряжении весь Северный Кавказ, добиваясь своих целей крайне жестокими мерами, готовые на любые жертвы. Они, как бешеные псы, уничтожали и своих и чужих, убивали духовных лидеров традиционного ислама, отваживавшихся дать им отпор, убирали государственных деятелей в Дагестане и Чечне.

Правительство Чечни и президент Масхадов не могли не видеть, что джинн выпущен из бутылки и его уже не загнать обратно. Традиционный тейповый уклад начал трещать по швам. Официальная власть утратила контроль над территорией республики, никакой, даже примитивной законности не было и в помине. В Чечне воцарился невежественный бандит-ваххабит, которому запрещено иметь четки, как предмет, которого не было на заре ислама, носить шелковую одежду и нижнее белье, бриться. Особенно укрепились их позиции после войны с Россией, в которой они играли немалую роль. Большинство полевых командиров было именно из их числа. Ваххабиты с их организованностью и дисциплиной оказались хорошо обученными, фанатичными воинами, готовыми принять смерть ради победы над неверными.

Усилиями ваххабитов Чечня ударными темпами превращалась в средневековое государство, живущее по шариату. Практически все шариатские судьи исповедовали ваххабизм. Джамбулатов работал начальником уголовного розыска и диву давался. Процессуальный кодекс действовал российский, по нему расследовались дела и направлялись в шариатские суды, где судили по шариатским канонам, сработанным тысячу лет назад, когда не было вообще таких понятий, как экспертизы, дактилоскопия. И статьи в новом кодексе Чечни были оттуда, из далекого средневековья. За прелюбодеяние — смертная казнь через побивание камнями, и все в том же роде. А сами суды очень часто походили на дурную комедию — очень уважаемые и беспросветно дремучие люди в папахах спрашивали:

— Зачем ты убил человека, мусульманина?

— Я больше не буду, — понуро обещал убийца. — Я долго думал над своей жизнью. И понял, что должен принять истинный ислам.

— Суд готов оправдать тебя, если ты обязуешься больше не убивать людей.

— Обязуюсь.

К людям в чистом виде относились только ваххабиты. Так пополнялись их ряды — из освобождавшихся уголовников.

А Джамбулатову только оставалось скрипеть зубами от бессилия, видя, как его республика погружается во мрак…


Голова разболелась. Джамбулатов потер виски, привстал, уселся на топчане. В камере он был один.

В узкое окошко светила луна…

В одиночестве начинали возвращаться былые чувства. Ему было страшно. Не хотелось умирать — здесь или на воле. Хотелось жить, хоть на другом конце света. Смерти ведь не боятся только дураки.

Головная боль становилась сильнее. И он вспоминал, вспоминал. Лицо отца. Лица родных. Лица врагов. Отвращение, когда резал их. Нет ничего хуже этого отвращения.

Теперь для него будущее закрыто навсегда. Это страшно, когда подведена черта — навсегда…

Или не навсегда?

Он попытался просчитать, как будут действовать его враги. Самый элементарный вариант — купят ментов и зайдут в камеру. Тогда придется биться с ними голыми руками.

А если местные не продадутся… Тут возможны разные варианты. На штурм Мовсаровы вряд ли решатся. Скорее всего, будут выжидать удобного момента, например конвоирования, тогда и накинутся собачьей сворой.

А что делать ему?

Он посмотрел на яркую звезду, светившую в небе. Интересно, из какого далека несет она свой свет? Как хотелось уйти по лучу этой звезды туда, где нет крови, нет страха.

Душа заныла. Что-то в ней зазвучало тонко, как тронутая пальцем струна. И страшно захотелось на свободу… Может быть, бежать?..

— Бежать, — прошептал он.


Глава 16

ШЕРВУДСКИЙ ЛЕС


Алейникова стискивали, будто тисками, стены кабинета. Душа рвалась на оперативный простор. Надоели разговоры. Хотелось горячего дела. Он был сам не свой, не получив свою дозу адреналина — так, чтобы сердце стучало, чтобы опасность дышала в затылок и чтобы ты выходил в очередной раз победителем и понимал, что относишься к людям, которые сами делают свою судьбу, а не бредут покорно, ведомые ею на убой.

Нижнетеречный район считался мирным. Правда, репутацию мирного района поколебала зачистка, прошедшая три месяца назад, во время которой были убиты трое федералов и четверо милиционеров-чеченцев. Это было дело рук банды Синякина.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18