Тем временем события разворачивались. Из зиндана вытащили американца и усадили в «Ниву»… Ждать пришлось несколько часов. И вот появился «КамАЗ», из которого вывели человека, глядя на которого в бинокль командир группы опознал Гадаева. Значит, обмен прошел успешно. Через двадцать минут появилась и «Нива».
В бинокль было видно, как во дворе прошло совещание. После чего Синякин и еще несколько боевиков направились к машинам.
Стоял вопрос — отпускать? Или начинать операцию?
В бинокль командир группы видел, как их человек, тоже направлявшийся к машине, три раза, чтобы не ошиблись, подал знак — провел ладонью по голове. Не перепутаешь… Это означало одно — ждем!
Машины вернулись часа через три.
Солнце уже катилось за горизонт, расплескав красную краску на небо.
Человек, вышедший из машины, подал очередной знак — все идет нормально, приготовиться. Сердце у командира группы сжало. Адреналин поступил в кровь. Ну, сейчас начнется!
Пришедшие прошли в дом. Сегодня на территории было больше, чем обычно, боевиков. Видно было, что они насторожены и встревожены.
Снайпер, устроившийся рядом с командиром группы, в оптический прицел осмотрел место будущего боя.
— Приготовиться, — негромко произнес командир группы Кровь стучала в висках. Воздух будто был напоен энергией, как перед грозой.
А потом все пришло в движение.
Командир группы отлично видел, как из окна вывалилась фигура. В доме ухнул взрыв.
Выскочивший из окна человек перекатился и вскочил на ноги. Командир группы видел его отлично.
Один из боевиков, стоявший на страже у дома, пригнулся. Кажется, его задело осколком стекла. Он выпрямился и направил автомат в сторону выпрыгнувшего из окна человека…
Все. Ждать больше нельзя.
— Сними третьего! — прикрикнул командир группы. Палец снайпера заскользил по спусковому крючку. Шлепок был тише, чем при откупоривании бутылки шампанского. Глушитель вобрал в себя все лишние звуки, выпустив на волю только стремительно движущийся смертельный свинцовый снаряд. Пуля достигла цели… Снайпер почувствовал, как легкий ветерок прошел по его волосам. Это дыхание смерти. Ты ощущаешь его, когда посылаешь смерть…
Командир группы подал кодированный сигнал на базу. Он означал, что операция началась. Теперь можно не таиться. Он крикнул в микрофон:
— Начали!
Джамбулатов понимал, что не успевает уйти в сторону, уклониться от пули, которая выплеснется вместе с пламенем. И ему оставалось одно — умереть.
Но молодой боевик с жиденькой и несерьезной бородкой рухнул, как подкошенный, в траву. Пуля вошла ему в затылок и не оставила ни малейшего шанса выжить.
Началось!
Джамбулатов кинулся к распростершемуся телу, схватил автомат и выстрелил в появившуюся из-за угла сарая фигуру. Автомат был поставлен на одиночные выстрелы. Посланная пуля, кажется, задела противника, потому что возникшая фигура исчезла…
На сколоченной из досок вышке заработал пулемет… Били в направлении леса. Но недолго. Пулеметчик перевесился через поручни и застыл.
Самое жуткое было то, что со стороны холмов не было слышно выстрелов. Смерть приходила бесшумно.
Беспорядочно стреляя незнамо куда, боевики, а их было человек пятнадцать, бросились в укрытия. Они рассредоточивались, ныряли в сарай, чьи толстые бетонные стены превращали его в отличный дот — это сооружение и возводили, исходя из этих соображений.
Прошелестела автоматная очередь, Джамбулатов пригнулся, над его головой с тонкими щелчками отскакивали пули от камня. Он выстрелил в ответ, распластался по земле и отполз в сторону…
Рядом затарахтел пулемет, к нему присоединился автомат Калашникова — стреляли из дома. Значит, там кто-то остался жив после взрыва гранаты.
Ему не нравилось, что он на открытом пространстве.
Позиция уязвима. Боевики, с трудом понимая, что происходит, заняли позиции и палили во все стороны. Из дома могли швырнуть гранату или выстрелить в него.
Он поднял автомат и выстрелил. Тот выплюнул несколько патронов, что-то треснуло, и машинка отключилась. Ударил по затвору — бесполезно. Теперь он был безоружен.
Метрах в двадцати от него врос в землю ржавый трактор. Если рвануть туда, рядом с ним — яма. Нужно преодолеть простреливаемое пространство, свалиться в яму и ждать. Ждать, когда все кончится.
Пуля опять вышибла над Джамбулатовым каменную крошку, так что обожгло щеку. Он набрал побольше воздуха и рванул вперед, прилагая все усилия, чтобы бежать быстрее.
Заработал пулемет. С чавкающим звуком в пыли утонули пули. Били по Джамбулатову из сарая-дота. Там кто-то разобрался, что он не свой. Что он — враг!
Ногу обожгло. И Джамбулатов едва не свалился, когда эта же нога чуть не подвернулась. Он пригнулся, пролетел вперед, коснулся земли ладонью. Пуля просвистела где-то совсем рядом…
Ну все.
Понял, что сейчас его накроют — слишком маленькое расстояние. И прыгнул вперед.
Ушиб колено. Под ногами чавкнуло. Он свалился в яму, наполовину заполненную водой.
Защелкали пули — они били по трактору и уходили вверх.
Джамбулатов съежился и вознес молитву Аллаху.
Больше он ничего сделать не мог. Он уже сделал все, что было в его силах…
«Лимонка», брошенная Джамбулатовым, упади она немного иначе, смела бы всех присутствующих. Но когда она покатилась по полу, Синякин ударил ногой по столу и рванулся в сторону, выкатываясь в коридор. Когда дом тряхнуло от взрыва, он практически не пострадал.
Тем, кто не смог выбраться из комнаты, пришлось куда хуже. Рябого размазало по стене взрывной волной и осколками. Еще один боевик упал с осколком в шее, и теперь хрипел, истекая кровью. Шимаев съежился, судорожно дыша, жизнь истекала из него, глаза закатились, он что-то шептал под нос, но различить, что именно, было невозможно.
А вот остальным повезло. Опрокинутый стол уберег их от взрывной волны и осколков. Гадаеву оторвало мочку уха, но он, казалось, этого и не заметил. Хромой тяжело дышал, держась за грудь, куда ему ударило отлетевшим куском от стола, но был жив и здоров. Ибрагимка размазывал кровь по лицу, но вид у него был почему-то довольный, он улыбался.
Гадаев ринулся вперед и схватил автомат, на лице его было ликование. Он засмеялся:
— Ай, шайтан!
Он был счастлив, что у него опять в руках автомат. Синякин сунулся было в комнату, но, увидев Гадаева с автоматом, рванулся назад.
— Эх! — крикнул Волк, контуженные барабанные перепонки с трудом улавливали звуки, уши будто закрыли подушками. Но Волк не обращал внимания на контузию — его отрешенность будто волной смыло.
Он направил ствол на Ибрагимку, который сидел на корточках и гладил автомат:
— Будешь воевать?
— Буду. — Ибрагимка тоже улыбнулся.
Между тем бой продолжался. Кто-то из боевиков рванулся к лесу, но его снял снайпер. Наконец, нападавшие проявились — заработал пулемет, сразу подавивший одну огневую точку и загнавший троих боевиков обратно в укрытие.
— Эх, — воскликнул Гадаев и, рубанув в разбитое окно очередью, орлиным взором разглядел, как вдалеке шевельнулись заросли.
Рядом с его головой воткнулась пуля, и он пригнулся.
— Шайтан! — воскликнул он и послал еще очередь.
Потом, пригибаясь, прополз к убитому боевику и вытащил из его разгрузочного жилета два магазина.
Синякин устроился в тесной, заваленной ненужным хламом, рогожами, какими-то тазами комнате. Он уже просчитал, что их взяли в клещи и кошара простреливается с холмов. В комнате был пулемет, и Синякин, пристроив его на подоконнике, дал длинную очередь, стреляя неизвестно куда и, по большому счету, просто расходуя патроны.
Он услышал сзади шуршание, обернулся и увидел выпрямившегося в рост Ибрагимку, державшего на плече автомат. Молодой ваххабит шмыгал носом и улыбался.
— Прижали, суки этакие! — воскликнул Синякин. — Прижали!
— Патрон не будет, грызть буду! — весело воскликнул Ибрагимка.
— Твоя воля, — кивнул Синякин, выглядывая в окошко и тут же пригибаясь. В стену хищно впилась пуля, едва не задев Ибрагимку — Пригнись, идиот!
Ибрагимка продолжал стоять, тупо раскачиваясь, изо рта текла струйка крови.
Боевики отстреливались из бетонного сарая, превращенного в дот. Отстреливались отчаянно и бессмысленно. Штурмующие неторопливо продвигались вперед, грамотно, не подставляясь, продолжая выщелкивать врагов по одному. Они отрабатывали их из снайперок и из пулемета. В третий раз откуда-то издалека донесся глухой грохот. Глава ваххабитов не знал, что это работает снайперский комплекс — смертельное чудо военной техники, напичканное электроникой, со спецпатроном длиной в ладонь. Он похож на противотанковое ружье времен Великой Отечественной войны и способен поражать противника на километровой дальности. Спасения от него нет. Опытный снайпер с неизбежностью поразит цель.
Синякин сидел, съежившись и боясь высунуть нос. Так сильно его не прижимали никогда. Он лихорадочно пытался найти выход. И не находил.
Из дота все отстреливались. Там был пулемет, и патронов хватало. Синякин знал, что там засели самые безмозглые из его бойцов и что они будут биться до последнего.
Мелькнула молния. Дот встряхнуло. Казалось, он расколется на несколько частей, но он устоял. Однако тем, кто там находился, от этого было не легче. Вряд ли кто из них выжил после попадания из одноразового гранатомета «муха».
— Шайтан-труба! — восторженно воскликнул Ибрагимка.
Так называли гранатометы афганские моджахеды. Перенимая их опыт, Ибрагимка освоил и их терминологию.
Синякин обалдело посмотрел на него, ощущая, как барабанит в груди сердце. Русский ваххабит, гроза Нижнетеречного района, вдруг со всей ясностью осознал, что меньше всего ему хочется сейчас быть разорванным очередным выстрелом из «шайтан-трубы» или быть пришпиленным к стене выстрелом снайпера. Будущее, которое вдруг съежилось до нескольких минут, после которых его уже не будет на этой земле, обдавало его льдом и сковывало волю. Он не мог себе представить, что это конец, все внутри вопило против этого!
По плечу Синякина текла кровь. Его все-таки задели. Кровь текла сильно, и голова кружилась. В уши будто набили ваты. Но он все равно слышал нарастающий гул — это подходило звено вертолетов.
— Все, Ибрагимка. Отвоевались. Надо сдаваться.
— Нет! Аллах не позволяет воину пасть на колени! — крикнул Ибрагимка.
— Черт с ним, с твоим Аллахом, — Синякин ударил по пулемету.
Ибрагим внимательно посмотрел на него, в мутных глазах зажглось мрачное торжество.
— Э, ты чего? — Синякин сжал пулемет. И вздернул ствол, целясь в живот Ибрагимке.
Молодой ваххабит оказался быстрее. Дернулся автомат Калашникова. Синякин вздрогнул, глядя, как на его груди расплываются кровавые пятна.
— Сука! — прохрипел он.
— Ты Аллаха не любил! Ты притворялся, собака! — Ибрагимка подобрал выпавший из рук хозяина пулемет и, выпрямившись, дал в окно длинную очередь.
Глава 38
ПЛЕННЫЕ
Вертолеты пошли на снижение и уже почти цепляли шасси верхушки деревьев. Это означало, что машины подходят к цели. И летчики намеревались сразу выйти на линию удара.
— Мы подходим! — крикнул в микрофон полковник ФСБ.
— «Алтай», отбой! Мы отработали! — послышалось из рации.
Деревья внизу оборвались и пошли холмистые степные просторы. Внизу были видны строения, крошечные машинки. Валил дым из небольшого строения, то ли дота, то ли сарая. Горел «КамАЗ», и взрывом был разворочен старенький «Москвич».
Вертолеты зависли где-то в километре от объекта и грузно приземлились на более-менее ровную площадку. Холм скрывал место боя.
— Вперед, — кивнул полковник ФСБ, пригибаясь и выпрыгивая из вертолета.
Бойцы контртеррористической группы, закованные в бронежилеты, в «сферах» с встроенными рациями, устремились вперед.
Бронежилет сковывал движения, но давал некоторое ощущение безопасности. Алейников практически не ощущал его тяжести. Привычно вошел в ритм бега, несмотря на возраст: в беге, да и во всем другом, он вполне мог потягаться с бойцами из группы ФСБ.
Когда открылось поле боя, то стало ясно, что работа практически закончена. Спецназовцы, похожие на леших в своих маскировочных костюмах, которые отлично имитировали листву и делали людей невидимыми на местности, более-менее свободно расхаживали по территории.
Полковник ФСБ с Алейниковым быстро переместились в сторону разбитого «КамАЗа», около которого пристроился командир группы спецназа.
— Объект практически отработан, — без особых церемоний доложил капитан полковнику ФСБ. — Среди личного состава потерь нет. Уничтожено четырнадцать боевиков… Дом еще не зачищен. Вон, третье окно, в самом центре, там засел гад. Но высунуться не может. Его сразу снайпер снимет.
— Это оставь моим ребятам. Чтобы было о чем вспомнить. А то скиснут, — усмехнулся полковник ФСБ.
— Есть… — Командир группы закричал:
— Отставить движение. Пусть «тяжелые» поработают.
Спецназовцы держали каждое окно дома под прицелом. Полковник взял немецкое громкоговорящее устройство, очень мало напоминающее старые матюгальники, но орущее никак не тише их, и крикнул:
— Эй, в доме! Выходи!
«Тяжелые» между тем ринулись вперед и заняли позиции под окнами.
Они в любую секунду могли взять затаившегося боевика живым, бросить светошумовую гранату, ввалиться в помещение и вырубить оглушенного боевика. Но делать этого не понадобилось.
Ибрагимка вышел из двери дома, спустился по ступеням, поднимая руки и держа их так, чтобы его не заподозрили в дурных намерениях. Он знал, что эти стреляют быстро, при малейшем намеке на угрозу. Глаза его слезились, из уголков рта текла кровь, как у отведавшего человечины упыря.
Он сделал шаг, потом другой. Вздохнул глубоко. Ступени скрипели под его весом. Голова у него была какая-то пустая. В ушах стоял гул от контузии. Он готов был претерпеть все муки, как воин Аллаха. А потом судьба сама распорядится, продолжать ли ему свое дело или умереть. Мысли о смерти сейчас не вызывали у него никаких эмоций. Ему просто было обидно, что так все кончается.
Один из спецназовцев ГРУ его узнал. Он отлично помнил эмира Грозного, его дела, его обмен и крикнул дружески:
— О, Ибрагим. Здорово!
Ибрагимка поднял глаза.
Спецназовец нажал на спусковой крючок.
Ибрагимка отлетел на два шага, согнулся пополам, замычал что-то. Изо рта запузырилась пена. Он повалился на землю.
— Отставить! — заорал полковник ФСБ. — Они нужны живые.
Спецназовец пожал плечами, сказав:
— Мне показалось, у него взрывное устройство. Между тем «тяжелые» перешли к зачистке дома.
— Выходи! Или взрываем все к чертовой матери! — крикнул полковник в расчете на то, что в доме еще кто-то остался.
Никто не ответил.
— Жестко зачищаем, — произнес в рацию полковник. Ему не хотелось рисковать людьми. До дома было метров сто, и с их позиции от разгромленного «КамАЗа» все было видно.
Тактика жесткой зачистки помещений наработана. Две гранаты в комнату. Если там взрывные устройства, растяжки, они или сдетонируют, или придут в негодность, а враг будет оглушен или убит. Потом ворваться туда. Полить при необходимости огнем углы. Следующая комната…
— Никого, — доложил старший «тяжелых» по рации.
— Должны быть еще двое, — сказал командир группы спецназовцев.
— Ищите! — приказал полковник.
Командир группы «тяжелых» наткнулся на едва заметный, идеально подогнанный люк в большой комнате, когда дом был уже отработан и, кроме трупов, оружия, боеприпасов и рассыпанных долларов, там ничего не было. Капитан сразу почувствовал, что недостающие боевики скрываются именно там.
— Двадцать секунд, чтобы выйти! — крикнул он.
— А-а! — послышался приглушенный яростный крик снизу, как будто из преисподней. Пол вздыбился, пули ушли вверх, застучав по потолку. Одного из фээсбэшников задело, и он схватился за предплечье. Бойцы тут же бросились вон из зоны поражения.
— Выходи! — крикнул капитан. — У вас нет шансов! Ответом была еще одна очередь.
— Сами напросились! — крикнул капитан.
Тактика была простая. Разнести миной или связкой гранат люк. Потом забросать все гранатами. И добить тех, кто останется жив Шансов, действительно, у тех, кто прятался внизу, не было никаких.
— Давай, — кивнул командир группы взрывнику. Спешить было некуда. Эту работу нужно выполнить качественно и с максимальной безопасностью для себя.
Время больше не поджимало.
И тут послышался истошный приглушенный крик снизу:
— Не надо! Я выхожу!
Люк откинулся. И со стуком из него вывалилось тело.
Бойцы напряглись, готовые к стрельбе. Возможен был любой сюрприз. Но тело не двигалось. Стало понятно, что тот, кто лезет следом, просто вытолкнул тело перед собой, прикрываясь от пуль.
Из люка вылез человек, в котором каждый из бойцов без труда опознал не раз виденного перед операцией на фотографии и видеозаписи Хромого.
— Я сдаюсь . Я не стрелял! Он стрелял!
Хромой был весь в крови, лицо разодрано, с обильными кровоподтеками. На руке его были какие-то вдавленные, окровавленные следы, похожие на укус. Гадаев, чье тело лежало около люка, выглядел куда хуже. На шее пятна, весь в крови… К тому же, он был уже трупом.
— Руки держи в пределах видимости! — крикнул капитан, державший Хромого на мушке. — Расстегнись! Осторожно, не делая лишних движений!
Взрывного устройства, гранаты — ничего не было. Хромой действительно сдался Его вовсе не прельщали лавры камикадзе, цель которого — унести на тот свет побольше врагов. Он хотел жить.
Его уронили на землю. Еще раз обыскали. Гадаева тоже с соблюдением всех мер предосторожности осмотрели. По следам на его шее можно было представить, какая короткая и ожесточенная схватка была внизу.
Действительно, еще несколько минут назад в подвале завязалась кровавая драма. Когда нападающие пошли на штурм. Хромой, знавший, что в этой комнате есть скрытый люк, откинул его и кивнул Гадаеву, сжимавшему автомат и съежившемуся за подоконником:
— Давай туда.
Надежда, что они схоронятся в подполе, их не заметят и оставят в покое, была слабая Но все-таки она была. А это лучше, чем никакой надежды.
Когда их все-таки обнаружили, Гадаев, приготовившийся к смерти в бою, смерти, достойной воина, открыл огонь, высадив сразу целый магазин. У него было еще три магазина — Надо сдаваться, — прошипел Хромой. — Зазря погибнем Они взорвут нас А мы не достанем ни одного из них!
— Молчи, блядь! — воскликнул Гадаев, на его губах выступила пена.
— Волк, мы сдадимся. Потом выйдем на свободу. Русским не удержать нас. Сдаемся!
Гадаев ударил Хромого прикладом. И выдал еще десять патронов, услышав наверху шевеление.
Тут Хромой ударил его сцепленными руками в шею так, что автомат выскочил у того из рук. Гадаев вцепился в Хромого. И началась жестокая, короткая, смертельная схватка. Они дрались отчаянно, зубами рвали друг друга. Хромой победил.
И теперь, стоя на улице, в наручниках, он глядел на темнеющее небо и красный закат и в голове, как заезженная пластинка, вращалось: «Живем. Живем…»
Теперь территория была зачищена окончательно, саперы осмотрели все.
Полковник ФСБ сплюнул. Ткнул ногой ближайшее тело, перевернул. Бородач уставился мертвым стеклянным взглядом в небо, на которое выбралась полная луна.
Удивительно, но в подвале дома уцелел генератор, и лампочка в фонаре, висевшем на доме, не разбилась Сапер запустил генератор, и теперь качающаяся под порывами ветра лампа отбрасывала желтое полукружие в сгущающейся темноте и играла тенями.
Джамбулатов бродил по месту битвы, на него никто не обращал внимания. Трупы стаскивали в ряд. Там же выкладывалось на брезент оружие — автоматы Калашникова, несколько «мух».
— Помоги, — кивнул Джамбулатову «тяжелый», снявший свою «сферу» и несколько утративший в связи с этим сходство с рыцарем в доспехах.
За ноги они оттащили труп Ибрагимки, его мертвые глаза были такими же мутными, как и при жизни.
Джамбулатов нагнулся над ним и извлек из-за пояса штык-нож, тот самый, который он учил его метать.
— Ты как? — подошел к Джамбулатову Алейников.
— Норма.
— Двигай к «восьмерке» за холмом. Скоро отчаливаем. Ночь здесь ночевать не будем. Всякое возможно.
— Ясно, — кивнул Джамбулатов.
У него было какое-то опустошенное состояние. В ушах звенело от разрывов. И одолела вялость. Хотелось сесть, обхватив колени руками, и больше не двигаться. Слишком много сил забрал этот день. Слишком дорого он ему стоил.
И все-таки сегодня он сделал еще не все Он не сделал самого главного.
Хромой стоял, прислонившись спиной к ржавому трактору. Рядом с ним были двое бойцов, расслабленных, как сторожевые овчарки, которые стерегут лениво, но приоткрыв глаз, готовые в любой момент кинуться вперед.
Джамбулатов подошел и остановился метрах в трех от Хромого. Свет лампы на доме падал на опухшее, в ссадинах лицо ваххабита и резко очерчивал обострившиеся черты. Хромой с ненавистью посмотрел на Джамбулатова и отчеканил:
— Я так и знал, что ты снюхаешься с русскими свиньями!
Один из охранников медвежьей лапой небрежно влепил Хромому затрещину, так что голова мотнулась:
— Язык проглотишь, сука!
Хромой встряхнул головой и замолк, спрятал глаза, лишь на миг бросив ненавистный взгляд на своего кровника.
Джамбулатов внимательно смотрел на него. И ощущал, что внутри него не осталось никакой ненависти. Перед ним был будто пришелец из других миров, живущий по своим, нечеловеческим меркам, сеющий вокруг себя смерть и питающийся человечиной. Их нет смысла ненавидеть. Их нужно просто уничтожать. Проводить санитарную зачистку.
И рука начала движение…
У Джамбулатова не было огнестрельного оружия. Да и стрелять было нельзя…
Лезвие устремилось вперед. Оно летело стрелой.
Хромой дернул головой, пытаясь уклониться. Но было слишком поздно.
Лезвие штык-ножа с хрустом вошло в горло. Хромой упал на колени, захрипел, повалился на землю и задергался.
— Стоять! — крикнул охранник, наставляя на Джамбулатова автомат.
— Стою, — Джамбулатов поднял руки, не собираясь двигаться с места.
Второй охранник нагнулся над поверженым Хромым, выдернул нож. Хромой дернулся конвульсивно, выпустил воздух и замер.
— Красиво, — с уважением посмотрел на Джамбулатова фээсбэшник.
Это действительно был великолепный бросок. Поразить человека броском ножа трудно. Но у Джамбулатова получилось.
Охранник воткнул штык-нож в землю и почесал озадаченно щеку.
А к ним уже бежали Алейников и полковник ФСБ.
— Что тут за херня творится?! — зарычал полковник. Один из охранников пожал плечами, а второй произнес, хмыкнув:
— Да вот на железяку бандит случайно налетел. Самоубийца.
— С руками в наручниках за спиной ножом себя ткнул?
— Ну, — пожал плечами охранник.
Полковник ФСБ остановился перед Джамбулатовым.
— Твоя работа, ковбой?
— Моя, — кивнул Джамбулатов. — Делайте что хотите… Опять под суд. Можете хоть сейчас расстрелять. Но я убил его.
Полковник очумело смотрел на него.
— Черт, — покачал головой Алейников. — А может, ты и прав. Кровь за кровь.
— Одни трупы! — воскликнул полковник ФСБ. — Ни одного пленного!
— Зато — никаких проблем, — развел руками Алейников.
Полковник огрел его сердитым взглядом. Его такой расклад не устраивал. Но сделать уже ничего было нельзя.
— В вертолет его, — кивнул он на Джамбулатова. — Потом будем разбираться.
— А что разбираться, Николай Семенович. Хромой погиб при захвате. Не он один, — возразил Алейников.
— При захвате, — махнул рукой полковник, перевел дыхание и криво усмехнулся:
— Ну вы затейники, менты!
Глава 39
ОТПУЩЕНИЕ ГРЕХОВ
Добычу от спецоперации разложили в просторном, полупустом складском алюминиевом ангаре, наглухо запираемом железной дверью, у которой установили двух часовых — не просто солдат, а тех самых спецов из отряда ФСБ. Было что охранять.
Алейников со следователем ФСБ, двумя экспертами и понятыми-солдатами уже который час занимался тем, что осматривал добычу. Ярко светили специально принесенные сюда осветительные приборы.
На целлофане, настеленном на пол, лежали доллары Некоторые из них были порваны, некоторые иссечены осколками и опалены. Но большая часть не пострадала. Они так и были упакованы в целлофановые пакеты.
Предстояло просмотреть каждую бумажку, снять, где можно, отпечатки пальцев, микрочастицы. Фээсбэшные эксперты всегда отличались особо дотошным подходом к своей работе и старались не упускать ничего. Они работали с самой различной аппаратурой — ультрафиолетовыми облучателями, детекторами. Алейникову все это уже смертельно надоело. , — Отлично сделано, — в очередной раз цокал языком эксперт.
— Все из одной типографии? — спросил Алейников.
— Похоже, что так. Нижнетеречная типография. Слышали о такой?
— Слышал, — усмехнулся Алейников.
Доллары пачками вываливали на целлофан, под яркий свет, как на операционный стол. А Алейников думал, сколько они забрали жизней. Так получается, деньги, как увеличительное стекло, собирают в фокус все низменные человеческие страсти, всю злобу и алчность.
Алейников поднял пачку долларов, провел по ним ладонью, усмехнулся, представив, как нехило было бы сейчас прикурить от свернутой в трубочку тыщонки зеленых. С узорчатой поверхности таращился кто-то из американских президентов.
Алейников усмехнулся. Доллары. Мировая валюта. Предмет спекуляции и мошенничества для всех кому не лень. Главным мошенником тут, конечно, является правительство и резервный банк Соединенных Штатов, ведь всем известно, что доллар, который должен обеспечиваться золотым запасом и достоянием страны, на самом деле обеспечен на семь-восемь центов. Последние десятилетия США жируют и пируют, печатая эту бумагу и высасывая из всего мира за нее ресурсы, нефть, газ, раздавая «зелень» своим союзникам и противникам по своему усмотрению. По неафишируемой схеме послевоенного переустройства мира, установленной Западом в сорок пятом году, доллар является мировой валютой.
Конечно, многим такое положение дел кажется несправедливым. Все хотят печатать бумагу и получать за нее все блага. И многие включаются в этот самый выгодный типографский процесс. По оценкам спецслужбы США, занимающейся преступлениями против финансовой системы, в мире сейчас имеет хождение триста пятьдесят миллиардов фальшивых долларов, из которых больше половины стеклись в Европу. И двести пятьдесят миллиардов — это поддельные стодолларовые купюры.
Большинство из подделок выполняются мелкими преступными артелями электрофотографическим способом с использованием компьютерной техники. Можно при помощи такого оборудования достичь хорошего результата, но все равно такие доллары не сравнятся с теми, которые производят старым добрым офсетным способом — в типографиях, при помощи клише. Но если даже самые дорогие лазерные принтеры могут себе позволить многие, то типография — вещь очень дорогая, минимальная стоимость оборудования приближается к миллиону долларов, так что это могут позволить себе или очень серьезные преступные структуры, или государства, у которых подрыв финансовой системы их главного врага — Соединенных Штатов — стал государственной политикой. Такие деньги производит Ирак, Ливия. Некоторые купюры достигают такого качества, что обмениваются практически один к одному, поскольку для определения их подлинности необходима дорогостоящая экспертиза.
Естественно, с самого начала провозглашения Чеченского квазигосударства его деятели занялись печатанием фальшивых денег, которых им так не хватало на оружие и прокорм своих вечно голодных бандитов. Естественно, сами горцы в технике разбираются не слишком, поэтому для организации производства привлекали русских художников и компьютерщиков, которые в аулах налаживали процесс. Одним из условий была мобильность производства — вся техника должна была легко собираться в течение нескольких минут и на одной-двух машинах вывозиться в другое место. Многие полевые командиры создали у себя это высокодоходное производство и расплачивались фальшивыми стодолларовыми купюрами со своими боевиками, реже — с наемниками с Украины или из Саудовской Аравии.
Фальшивые чеченские доллары расползались по всей стране, как правило, через чеченские диаспоры. В русские города приезжали гонцы из Чечни и привозили их сумками. Фальшивки раскидывались по обменникам, ими расплачивались за товары. Кроме долларов еще печатали пятисотрублевки. Арифметика примерно следующая: производство стодолларовой бумажки обходится где-то в десять долларов, производитель продает ее за пятнадцать, и каждый следующий продавец накручивает пять-десять долларов, и в итоге их стоимость доходит до сорока процентов от номинала.
Типография, которую создали на паях полевые командиры Усман, Хромой, а за реализацию отвечал Шимаев, производила самую высококачественную продукцию. Она вовсю заработала, когда терпение арабских братьев, до того щедро спонсировавших джихад, начало иссякать, они все больше склонялись к мысли, что вливаемые в Чечню миллионы долларов не оправдывают себя, война с неверными идет ни шатко ни валко, от русского ига Северный Кавказ освобождается медленно. Создание Исламской Дуги, которая, по их замыслу, рассечет Россию надвое и включит в себя Татарстан, Башкирию и другие мусульманские республики, с каждым годом казалось все более фантастичным, зато реальными были солидные счета в европейских и американских банках высокопоставленных ваххабитов и руководителей Чечни. Президент республики построил себе виллу в Турции, Басаев понакупил себе дворцов по всему свету, другие тоже не отставали. Готовилась ревизия, не первая по счету, на которую должны были прилететь въедливые и дотошные люди из Саудовской Аравии.