Верно излагаю, Катюша?

— А хотя бы и верно.

— Склонна к употреблению спиртного. Равно как и ее подруга гражданка Капустина, — он кивнул на толстую деваху, тоже пьяную в дым.

— Чегой-то у тебя все гражданки? — толстуха погладила Донатаса по плечу.

— Кто из бандитов в гостинице? — деловито вопросил Донатас.

— Все уже пару дней как свалили, — отмахнулась толстуха. — В пятидесятом жили крутые черные. Косяк за косяком забивали. Оружие у них видела. Во-от такой пистолет. Платили по-царски. Но зверье. Садики черномазые. Сигареты об меня тушили, глянь, — она оттянула вырез кофты, там виднелся красный ожог. — Посмотри, — она притянула руку Донатаса к своей груди.Тот отдернул руку, вытер ее о куртку и поинтересовался:

— А почему отвалили? — поинтересовался Донатас.

— Да сказали, что ментовское начальство решило гостиницу шмонать.

— Мило… Ладно, кто еще подозрительный?

— Счас вспомним, — Куравлева покачнулась и ухватилась за Донатаса. — Вспомнила. Двадцать восьмой номер. Его какая-то партия снимает. Туда такие морды-ы ходя-ят. Не, ну такие морды. Что это за партия, где та-акие морды… Мы однажды номером ошиблись, зашли к ним. Так у них там пара чемоданов… Здоровые такие. И полные денег. Правда, деревянных, но тоже деньги. А чего, слабо-о тебе партию-то растрясти. Вы только с нами бойцы. А с ними — огурцы, ха-ха. Натах, здорово я сказала?

— Отлич-чно, — икнула Натаха.

— Ладно, ползите дальше, — отмахнулся Донатас. Покачиваясь, веселые подружки побрели к себе в номер.

— Ну что, займемся политикой? — спросил меня Донатас.

— А мне-то что терять? — осведомился я. Вот двадцать восьмой номер. Я на секунду задержался, а потом постучал в дверь. Так состоялась случайная встреча номер два.

Открыла женщина лет сорока, в строгом, отутюженном синем костюме, который, казалось, только что сняла с магазинной вешалки. Интересно, какой смысл сидеть ночью в номере гостиницы в таком официальном отутюженном костюме?

Волосы ее были перетянуты сзади пучком, лицо, не лишенное приятности, выглядело строгим, как у учительницы математики с двадцатилетним стажем. — Мы из милиции, — Донатас продемонстрировал удостоверение. — Проверяем режим проживания.

— Это штаб-квартира «Партии обманутых», — сухо сообщила дама.

— Обманутых? — удивился я. — Все равно мы обязаны осмотреть номер. Указание мэрии.

Мы вошли в номер. Две его комнаты были завалены кипами прокламаций, плакатов, папками с документами. При этом все содержалось в идеальном порядке. На стенке в рамочке висело регистрационное свидетельство партии.

— Наркотики, оружие, запрещенные предметы в номере имеются? — дежурно поинтересовался я.

— Наркотики? — вскинула брови женщина. — Вам же не нужны наркотики и оружие.

— Почему? Не откажемся.

— Я все знаю. Ищите, — это было произнесено каким-то странным голосом. Мне определенно не нравилась эта дама.

Пока мы обшаривали номер, она всем видом своим выражала презрение и равнодушие к текущему моменту. Но когда я неожиданно бросил на нее взгляд, то мне открылось нечто другое. Насмешка, злобное лукавство, какая-то сдерживаемая страсть, готовая вырваться наружу. Мне показалось, что ее сухость и официальность — маска. Внешне она — ""пластмассовая кукла, внутри же вся начинена динамитом.

Что за идиотские мысли лезут в голову? Случайный человек, случайное место. Ничего здесь нет. Весь криминал — лишь в фантазии пьяной проститутки.

— Ваш паспорт, — попросил Донатас. — Так, Крылова Валентина Павловна… Спасибо.

Естественно, никаких чемоданов с деньгами, ящиков с «лимонками» и упаковок с радиоактивными материалами мы не нашли.

— Извините за беспокойство,

— Извинить? Разве это разговор профессионалов? — вдруг частичка того пламени, которое горело в ней, прорва-.сь наружу.

— До свидания, — через силу улыбнулся я.

Она по-мужски пожала нам руки. У нее была цепкая и крепкая кисть.

— До свидания, капитан, — она поглядела пристально на меня. — Может, мы еще встретимся. Мы вышли из номера.

— Странная тетка, — сказал я. — Ведьма.

— Нет, не ведьма, — отмахнулся Донатас. — У ведьм биополе такое тяжелое, вязкое, мощное, У обычного человека — ровное. А у нее — как салют — переливчатое, неустойчивое. Она вся кипит внутри. Я же чувствую.

— Опять ты со своими электрасенсами. Странно, Донатас точь в точь повторил мои мысли. Он тоже ощутил какую-то странность в этой женщине.

Мы вернулись вниз в отделение милиции. Мне было не по себе. Не шла из головы функционерша. Мне казалось, что где-то я ее раньше видел.

— Кстати, Гоша, а откуда она узнала, что ты капитан? — вдруг спросил Донатас.

— Вот я тоже об этом думаю…

. Я как в воду глядел. Десять граммов анаши, пять миллилитров опийной бурды, две единицы холодного оружия, две стреляющие авторучки и угнанный «Жи-гуль» — вот и весь результат проверки гостиницы «России». Закончились мероприятия поздней ночью, когда спать уже не хотелось,

В полтретьего мы написали последние рапорта. Донатас предложил подбросить меня до дома. Опер РУБОПа это не бедный муровец. У них служебных машин — тьма. Чуть ли не на каждого сотрудника. Так жить можно.

— Тебя до дома? — спросил Донатас, выруливая на улицу Разина.

— Нет, в «Националь». Мне гостиницы шмонать по нравилось.

— Гош, а давай зарулим в кабачок. Тут недалеко. Выпьем чашку кофе.

— На какие шиши бедному оперу в ночной кабачок?

— Меня там знают. Не обдерут.

— Поехали.

Вскоре красная «девятка» остановилась перед дверьми ночного кабака на стоянке рядом с «Ауди» и пятисотым «мерсом». Вышибала с помятой физиономией профессионального борца, увидев Донатаса, встрепенулся, подтянулся и как-то дисциплинировался.

— Здравствуйте. Давненько не были-с, — протянул он елейно, а хотелось, наверное, рыкнуть: сто лет тебя не видеть, а если видеть, то в гробу.

— Ваш притон еще не взорвали? — поинтересовался Донатас.

— Ну что вы. Порядок-с.

Мы прошли в подвальное помещение. Там клубился сигаретный дым. Народу было не так много. Обычная публика.

Несколько «мусульманских террористов» терлись в углу с русскими девахами. Какие-то воздушные мальчики в костюмах за тысячу зеленых пили дорогое вино. И еще здесь была блатота — куда же без нее нормальному кабаку? Пять морд — подросшее в последнее время нахальное рэкетирско-разбойничье поколение.

Увидев новеньких, они о чем-то зашушукались, залыбились. Они были в том состоянии подпития, когда есть и желание, и силы кого-нибудь вздуть. Я такие ситуации чувствую. А Донатас — еще лучше. Кабацкие разборки — его стихия.

Он подошел к бандюгам.

— Чего, щенки? У вас проблемы? Сейчас снимем. Вместе с головами.

— Чего?

Один, побольше по габаритам, стал приподниматься. Донатас, обрадовавшись, примерился звездануть его в ухо. Но тут выпорхнул бармен, цыкнул на распоясавшихся нахалов.

Прошептал что-то на ухо здоровому. Они как-то сразу завяли.

Донатас разочарованно поморщился. Он уже настроился на добрую потасовку. Бармен, расплывшийся примерно в такой же заискивающей улыбке, что и вышибала у входа, повел нас к столику в углу, подальше от чьих-то ушей.

— Чего это у тебя за поганцы завелись? — недовольно спросил Донатас.

— Долгопрудненские. Но они тихие. В зале обычно не дерутся. Правда, говорят, ограбили на днях поблизости кого-то, но заяву никто не писал. Урки они в принципе неплохие.

— Хороший урка — или мертвый, или битый, — заметил Донатас. — Надо у тебя опять порядок наводить.

— Ох, Донатас Магомедович, мы сами как-нибудь.

— Ну смотри… Так, нам кофе. И чуть бренди. Пирожных. Понял?

— Я мигом.

Он упорхнул. Донатас блаженно вытянулся на мягком стуле.

— Чего это они такие вежливые? — спросил я.

— Да у них тут такой притон был. Несколько раз к ним с СОБРом заглядывал. Вот и выучил культуре обслуживания.

Представляю, что творилось, когда Донатас с костоломами из спецотдела быстрого реагирования наводил тут строгую законность. Понятно, почему персонал такой вежливый.

— Теперь кабаки запретили выставлять, — вздохнул Донатас. — Мешаем, видите ли, бандюгам культурно отдыхать.

— Правильно. Вы как ни выставите, обязательно кому-нибудь из чиновников достанется, кто в этих кабаках с бандитами кучкуется.

— Все сгнило в государстве Российском, — вздохнул Донатас. — Даже кабак не выставишь.

Вскоре бармен принес кофе, пирожные и графинчик с бренди. Я был голоден, как волк, и начал уминать все довольно резво. Донатас тоже.

— Ты чем сейчас занят? — спросил он, пережевывая кусок ветчины.

— На новую линию посадили.

— Какую?

После моего объяснения, естественно, последовал веселый жизнерадостный смех.

— Я бы вместе посмеялся, да не до смеха, — обиделся я.

— А чего, работа не бей лежачего. Отдохнешь, о смысле жизни подумаешь. А через годик на другую линию перейдешь.

— Годик, ха. Меня, может, уже через неделю грохнут. Тут такая чертовщина.

— Рассказывай. И я рассказал.

Донатас выслушал меня с непритворным интересом. Особенно, как члена уфологического клуба, его увлекли всякие потусторонние сферы.

— Борятся с бесами, убивая их носителей? Остроумно. Но вообще-то так от беса не избавишься. Он тут же найдет себе другого человека. Их нужно изгонять обрядом экзорсизма.

— Донатас, ты что, в эту чепуху веришь?

— А то нет… Значит, говоришь, исчезают психи, — он плеснул в кофе бренди и тщательно размешал. — У меня та же ситуация. Только исчезает братва. Из серьезных бригад.

— У них работа такая. Сегодня при деньгах и женщинах. А завтра исчез.

— Нет, тут не обычные разборки. Что я, разборок не видел. Грохот очередей, взорванные многоэтажные дома. Развороченные трупы. В лучшем случае запихнут в машину и закопают в лесу. Здесь же все шито-крыто. Ювелирная работа. И пропадают самые агрессивные отморозки.

— Думаешь, работает одна группа?

— Да. Притом достается от нее всем бригадам. Но больше всего «спартаковцам». У бандитов паника. Они не знают, откуда ветер дует. Вон, Миклухо-Маклай перепуган, со стороны убивцев приглашает, к войне готовится. Змея выписал.

— Это которого мы сегодня в гостинице отделали?

— Его. От хорошей жизни с таким уродом, как Змей, не свяжешься. Паника, Гоша.

— Может, коллеги из безопасности работают? Или пресловутая «Белая стрела»?

— Тоже почерк не тот, чувствую. Тут что-то особенное. Самое интересное, что твои психи исчезают при схожих обстоятельствах.

— Считаешь, версия о «Чистильщиках Христовых»

Заслуживает внимания?

— Заслуживает.

— Я тебе еще не сказал одного. За мной, кажется, следят.

— Кто?

— Не знаю. Постоянного хвоста нет. Но контроль существует.

— Любопытно. Кстати, пропавшие перед тем, как исчезнуть, жаловались своим братьям по разбойному ремеслу примерно на те же ощущения.

— Успокоил.

? Чую, ищем мы одно и то же. Надо держаться вместе. И поосторожней, Гоша. Мы столкнулись с кем-то очень крутым.

? Этот НЕКТО дело свое знает…

Дело они действительно свое знали. Утром, накрученный Донатасом, терзаемый опасениями, я начал исследовать свою квартиру. И нашел то, что искал. В мою трубку НЕКТО присобачил скрытый микрофон. Он настолько сильно интересовался мной, что не оставлял за мной права даже на личную жизнь. И он явно хотел перенести игру на мою часть поля.

«Наши киски любят виски, — улыбаясь, как дефективный, и обнимая двух полуголых девах, орет загорелый плэйбой. — Виски „Джин Брин“ — настоящая Америка!»

"Когда все только обещают, мы обещаем вдвойне и втройне! Наши обещания тверды. Фонд «Атлантида!»

Рекламная пауза закончена. На экране появляется скорбно-озабоченное лицо ведущего «Часа правды» Андрюши Карабасова.

— Наш сегодняшний гость, — уведомляет он, — один из лидеров новой партии, стремительно завоевывающей плацдармы в политической и общественной жизни. «Партия обманутых». Знакомьтесь — Сидор Николаевич Сидоров.

На экране возникает лысый бородатый тип в очках «Хамелеон».

— Харизма руководителей «Партии обманутых» в последнее время притягивает электорат других движений, — начинает журчать Карабасов.

— Что за слово — электорат? — взрывается Сидоров. — Я знаю слово электричество. Электростанция. Электромясорубка… У нас говорят — сторонники…

— Ну да. Чистота русского языка. Филологический террор безродных космополитов, — нахально ухмыляется Андрюша Карабасов.

— Это не я сказал. Это вы сказали. Ваше частное мнение.

— Не будем спорить. Лучше скажите-ка, вот были партии обманутых вкладчиков, «Союз трудящихся». Вы что, их духовные и юридические наследники?

— Мы? Их?! Вы называете этих ничтожных политических уродцев нашими предшественниками? Господи, вы же ни в чем не разбираетесь.

— Вот и просветите нас, серых и непонятливых.

— Обманутых вкладчиков были миллионы. Они хотели вернуть свои сбережения. Им больше не надо было. Их ничего не интересовало. Сегодня их вклады в банках Израиля, США. Те, кто брал их деньги, греют спины на Сейшелах. Верно?

Карабасов криво усмехается — эту усмешку можно при желании трактовать и как знак согласия, и как снисходительное отрицание.

— Узость мышления. Узость интересов. Брюхо —

Мерило ценностей. Вот основа тех партий. Мы берем много шире. Не конкретный обман с акциями «Памира», не кража у старушки ста рублей, которые она припасла на похороны. Зри в корень, как говаривал Козьма Прутков. Любой социум состоит из двух основных групп. Наглые обманщики. И наивные бедняги-обманутые. Социологи пришли к выводу, что постоянно обманываемых, облапошиваемых, надуваемых в любом обществе насчитывается не менее восьмидесяти процентов. Колеблющихся — десять. А еще десять — обманщики. Они и пьют, как говаривал классик, кровя из трудового народа…. Нас восемьдесят процентов. Огромная сила.

Язык у Сидорова вился, как флаг на ветру, болтался без всяких усилий. Речь была напориста. Эдакий духовный последователь известнейшего властителя политических дум Вольфа Ширшиновского.

? Обманутые строгают детали на заводах. Обманутые ходят за плугом. Обманщики греют брюхо на Сейшелах.

— Вы говорили — спины, — снисходительно усмехается Карабасов.

— Я могу еще круче сказать, что они греют.

— А вы скажите, — ехидно подстрекает Карабасов, закатывая глаза.

— То, на что похожа физиономия нашего недавнего премьера.

— Ладно, замнем… Мне непонятно. Ведь любой из нас хоть раз в жизни находился в роли обманутого. И в роли обманщика.

— Важен не сам факт обмана. Важно состояние души человека… Вот вы, телевизионщики, прирожденные обманщики.

— А вы… — начал Карабасов, но вовремя сдержался.

— Мы — дремлющая сила. Настоящей же силой мы способны стать, только когда будем иметь коллективного организатора. Партию. Эта будет партия большинства. Восемь из десяти!

— Но ваша деятельность вызывает далеко не однозначные суждения, — Карабасов выуживает свою любимую папку с бумагами. — Посмотрите, что про вас пишут. Пишут, Сидор Николаевич, что вы партия маргиналов и лохов.

— Кто это пишет? Дайте мне его!

— Пишут похлеще. «Партия дураков». Вот, пожалуйста, у меня все на месте.

— Та-ак.

— И еще шепчутся, что в вашей партии верховодят всем сумасшедшие.

— Так, так.

— Сидор Николаевич, ответьте честно, с глазу на глаз — вы лох и сумасшедший?

Сидоров берет стакан, наливает в него «Пепси», делает пару глотков. Остатки выплескиваются в лицо Карабасову.

Рекламная пауза.

"Познакомьтесь с собаководом Семеном Будановичем.

— Моя собака жрала раньше незнамо что и была похожа на дворнягу. Теперь она ест «Пэдди-гри», похожа на буль-мастино и перегрызет за меня глотку кому угодно"…

"Как куплю я кофе «фрут» "

Прячу, а не то сопрут..

Кофе «Фрут» — истинное наслаждение!.."

Пока я взирал на телеэкран, Клара накладывала на мою тарелку картошку, густо приправленную киндзой, луком и киви.

— Милый, ты меня совсем не слушаешь.

— А? что?

— Как тебе дичь, которую я приготовила?

— Изумительно!

Я не стал говорить, что ножки Буша — это дичь, на которую охотятся в инкубаторе. Клара вряд ли сможет отличить страуса от цыпленка.

Я механически тыкал вилкой в тарелку. «Партия обманутых». Это в ее офис мы ворвались позавчера. Там нас встретила странная дама, назвавшая меня капитаном, которую, как мне показалось, я ранее встречал. И Сидорова, по-моему, я тоже где-то видел… Я вот-вот готов был уцепиться за что-то важное. Кого же напоминает мне этот Сидоров? А может быть… Нет, не бывает так….Хотя, собственно, почему?

Надо будет проверить эту партию. На досуге займусь.

Вот только допишу все планы…

На работе в кабинете ребята проверяли рации, заряжали «Макаровы», тащили из оружейной комнаты — АКМы. Они собирались «бомбить» воровской сход. Под Москвой сегодня собираются самые достойные представители воровской элиты. Они будут обсуждать вопрос о выдвижении своего кандидата на место утонувшего на даче в сауне зампредседателя московского комитета Госкомимущества. Воры, учитывая размеры имеющегося у них этого самого имущества, вполне могли претендовать на то, чтобы в данном кресле восседал их человек. Я в таких играх не участвую. Я собирался перелопатить бумаги и думать, думать, думать. Кстати, думать занятие приятное лишь тогда, когда умные идеи в очередь выстраиваются у твоей головы. Но когда в нее не приходит ничего путного, то становишься злым и раздражительным.

Кабинет опустел. На него обрушилась непривычная тишина.

Даже телефоны замолкли. Наконец, тишину разбил телефонный звонок. В трубке звучал голос моего начальника.

— Георгий? Зайди ко мне.

Шеф хочет меня видеть. Шеф наконец заинтересовался, чем я занимаюсь. Польщен.

Он сидел в своем кабинете и сосредоточенно изучал какую-то книгу, делая пометки разноцветными карандашами на полях. Он захлопнул книжку. Я прочитал название на обложке — «Незнайка на луне» и улыбнулся.

— Чего смеешься? Произведение потрясающей прогностической силы, — сказал шеф. — Написано в шестидесятые годы. Незнайка прилетает на Луну и застает там наш современный бардак. Неугомонная реклама. По телевизору вечные боевики: «Легенда о пяти задушенных и одном, утопленном в мазуте». Акционерные общества, хозяева которых убегают с деньгами. Граждане, тупеющие от такой жизни до того, что начинают обрастать шерстью, и их стригут все кому не лень.

— Это члены «Партии обманутых», — кивнул я.

— Какой еще партии?

— Так. К слову пришлось.

— Ладно, — шеф отодвинул «Незнайку». — Что за история с микрофоном? — он постучал пальцем по моему рапорту.

Я рассказал.

— Что делать будем? — видно было, что шеф сильно обеспокоен, — Я не могу приставить к тебе охрану или прилепить наружку.

— Никто и не просит.

— Есть соображения, кто тебе преподнес этот подарок?

— Есть. Но настолько деликатные, что пока не хотелось бы ими делиться.

— Ну, смотри, — шеф порой мог быть ненавязчивым. — Разбирайся сам. Но при первом обострении ситуации сразу ко мне… Что по побегам из спецбольниц?

— Ничего.

— Нам хоть одно бы задержание. Побеги на контроле в Министерстве. Драть за них теперь будут не оперативно-розыскной отдел, а нас. Психи — твоя линия.

— Я делаю все возможное.

— По-моему, ты увлекся какой-то ерундой.

— По-моему, не совсем…

С этим микрофоном получалась какая-то чепуховина. Положение не очень приятное. Хуже всего, если игра действительно переместилась на мое поле. Таинственный противник, о котором мне ничего неизвестно, но которому, похоже, достаточно известно обо мне. Вдруг я действительно наткнулся на какую-нибудь секту? Стоит тогда чуток прижать ее" и стоимость моей жизни упадет резче, чем акции «Памира».

Сектанты обычно люди милые, приятные, очень искренние и открытые, но им ничего не стоит из соображений высшей гуманности или по рекомендации Вселенского разума рвануть ядерную станцию или распылить над миллионным городом пару самолетов боевых отравляющих веществ. Не думаю, что они с достаточным пиететом отнесутся к гарантированному Конституцией праву капитана Ступина на жизнь.

Если есть радиомикрофон, то должен быть и приемник на расстоянии не более сотни метров. Это означает, что стоит под окнами машина с антенной или в соседней квартире окопались слухачи. Я проверил. Ничего подозрительного не обнаружил. Смех начался, когда я пригласил ребят из техотдела. Аппаратура в МУРе примитивная, дешевая, но технари высококвалифицированные, создавшие много уникальных самоделок. Я хотел, чтобы они осмотрели микрофон, и чтобы это не заметили на том конце провода. Они с задачей своей справились.

— Все в порядке, — закончив исследование сказал технарь.

— Да тише ты.

— Чего боишься ? Микрофон не работает. Скажу больше — он не работал и тогда, когда его прилепили в трубку. Возьми его как сувенир.

— Оставь на месте…

Вот такая получалась чепуховина. Зачем, спрашивается, устанавливать в трубке неработающий микрофон? Первое, что приходило в голову, — это чья-то шутка. Могли меня разыграть те же ребята из моего отдела, которые время от времени пьянствуют у меня? Могли. Или мои многочисленные приятели.

Но зачем шутить, когда неизвестно, через сколько времени найдут твой сюрприз и если ты наверняка не будешь присутствовать при этом. А может, мои противники приобрели бракованный экземпляр ? Глупо. Да и как они проникли в мою квартиру? Я вообще-то забочусь о ее безопасности. Просто так ко мне не проберешься. Впрочем, есть одна идея. И вскоре я намеревался ее проверить.

До вечера, сидя в кабинете, я занимался строительством версий. Ни одна из них не нравилась мне настолько, чтобы я мог бросить на прорыв свои скромные силы. Хронически не хватало информации. Не за что было зацепиться. Кроме того, дабы что-то накопать, нужны люди и средства. Время частных сыщиков-одиночек кануло в Лету. А кто мне даст людей ?

"Требую создать бригаду по борьбе с злобными «Чистильщиками Христовыми». «Бригаду? — спросят меня. — Лучше сразу отдел. Или управление». И еще спросят, с чего я взял, что существуют они на белом свете и мешают жить скромным психам. А действительно, с чего? Интуицию свою скрепками к рапорту не приложишь. Да, существование организованной силы объясняет все факты. Но возможны и другие объяснения. Например, что у старшего опера бред интерпретации (поведешься с психами — терминологии психиатрической наберешься), то есть он трактует несущественные и плевые фактики в пользу своей сверхценной идеи. Тоже версия!..

К вечеру в отдел наши ребята привезли толпу воров. Сходняк открылся в обстановке дружбы и взаимопонимания и был неожиданно закрыт МУРом. Среди доставленных половина была сильно помята. Это непонятливые, или хранители анаши и оружия. ОМСН (отряд милиции специального назначения) обожает воров с оружием и наркотой. Настолько, что бойцы привлекают их к участию в своих спортивных играх, любимая из которых пинание уголовника десантным ботинком или вождение мордой о пол. И правильно. Когда появляется муровская бригада, нужно поднимать руки вверх, а не строить из себя ковбоя вольных прерий.

Меня припахали на общее дело. До десяти часов я помогал составлять протоколы выемки, проводил первоначальные действия. Домой я приехал усталый и голодный. В подъезде опять вывернули лампочку, и я едва не расшибся, споткнувшись о дремлющего на ступеньках бродягу. Клары не было. Без нее в квартире что-то недоставало и поселялась скука. Пользы, правда, от моей любимой в быту никакой, но это как держать дома красивую кошку — среднерусскую или хорошую ангорку. Кошка украшает интерьер и доставляет положительные эмоции, несмотря на то, что кусается и клянчит вареную рыбу.

Я побродил по комнатам, плюхнулся на продавленный диван, включил телевизор. По первой программе с каратистским криком кого-то били палкой по ребрам. По второй — насиловали. По третьей — расстреливали из крупнокалиберного пулемета..

В двенадцать мне позвонил Донатас. Озабоченный и даже растерянный.

— Гоша, у нас тут какая-то ерунда. Ты нужен. Я за тобой сейчас заеду.

— Куда поедем?

— В кабак, куда же еще?

Пахан «спартаковцев» Миклухо-Маклай в свое время закончил инженерно-строительный институт. Учился он там неважно, точнее не учился вообще, отметки получал за спортивные успехи. Но все равно какие-то обрывки знаний из различных наук и лженаук по сегодняшний день всплывали в его памяти. Например, формула «товар-деньги-товар». Просто и гениально. Или вот — «нет такого преступления, на которое не пошел бы капиталист, если ему пообещать триста (или сколько там) процентов прибыли». Правда, Миклухо-Маклай был готов на любое преступление и за куда меньший процент. Ведь преступление было его работой, и ничего другого он делать просто неумел, если не считать навыки буханья бутцем о мяч.

Последняя операция обещала куда больше эталонных трехсот процентов прибыли. А надо-то всего ничего. Взять из тайника доставшиеся по случаю наркотические таблетки из Голландии. Обменять их у прибалтов на золото, которое они вместе с ингушами стянули с приисков в Магадане. Часть золота — к счастью, меньшую — обменять на партию из восьмисот пистолетов «Макарова» из Таджикистана и загнать их на Украину. На остальное закупить узбекский опий. Так сам собой укрепляется экономический союз независимых государств.

Первая часть прошла как по маслу. Прибалты отдали русское золото, получили голландские таблетки и укатили с ними — «лечить» свое подрастающее поколение. Особо ценный золотой груз ребята Миклухо переправили на блат-хату, числившуюся квартирой хорошего друга «спартаковцев», модного писателя и завсегдатая кремлевских тусовок Брызгана. Пахан и писатель были сопредседателями благотворительного некоммерческого фонда «инвалидов-футболистов».

Охраняли золото прилежно и крепко. В принципе, бояться особенно нечего. Чужие бандиты о золоте не знали, большинство своих — тоже. Милиция в дом к кремлевскому писателю не сунется, А вдруг премьеру при встрече накляузничает? Это политика. Но все равно береженого Бог бережет. Из секретных арсеналов были извлечены стволы, рации, сканеры, фиксирующие посторонние радиопереговоры.

Свора миклухиных бультерьеров готова была изрешитить из всех видов оружия любого, кто вздумает покуситься на общаковское добро. Охранять добро предстояло недолго. Таджики приедут через два дня. А хохлы — через три. С узбеками же договор будет исполнен позже.

Все было бы хорошо. Все были бы довольны, и общаки бы пополнялись звонкой монетой, грея сердца братве. Да вот только теплым и темным летним вечерком охрану сняли. И золото сменило хозяина. При этом вместе с золотом похитители увели двух миклухо-маклаевских дикарей…

Наверное, за последние несколько лет большинству жителей длинного серого дома тридцатых годов недалеко от центра Москвы опротивели детективы, гангстерские драмы и полицейские боевики. Драки, взрывы гранат, автоматные онереди, бандитские морды, налеты омоновцев, вой милицейских сирен в три часа ночи — всем этим они могли полюбоваться в натуре. Для этого им и ходить не надо далеко, ведь на первом этаже их дома расположился «Апельсин». Некогда, в другой исторической эпохе, до победоносной криминальной революции, это был заштатный московский ресторан. Потом его облюбовали воры, и он стал их элитным клубом.

Впрочем, стреляли там далеко не каждый день. Уставшему от лихой работы преступному элементу тоже хочется отдохнуть, перекинуться в картишки на десятку-другую тысяч долларов, отведать фужер «Мартини» или кружку чефира, повспоминать времена, когда «срока огромные брели в этапы длинные».

Поэтому дрались, стреляли и душили друг друга здесь исключительно по необходимости, в тех случаях, когда не драться, не стрелять и не душить выглядело бы крайне неприличным. Ну а уж коли пошла стрельба — тут надо не уронить лицо и стрелять до последнего патрона.

Пару раз после очередного выяснения отношений «Апельсин» вполне бы сошел за декорацию для съемок художественного фильма о взятии президентского дворца в Грозном. Несколько раз отсюда вывозили трупы. Но воры продолжали здесь культурно отдыхать, предпочитая не обращать внимания на подобные мелочи.

Патриархальная колымская атмосфера «Апельсина», нарушаемая редкими разборками, канула в прошлое, когда ресторан облюбовали «спартаковцы», пользующиеся заслуженной славой главных «отморозков» (то есть чокнутых, без тормозов) столицы и пригородов. Нельзя сказать, что они всех запугали и гоняли по углам — бывала в «Апельсине» братва и покруче их, — но кому охота заслуженный выходной проводить в комнате, где ползают пьяные ядовитые змеюки. Пускай и не укусят, но все равно приятного мало. К чему лишние проблемы?

Сиди и думай, какой шум-гам устроят отморозки, и когда закоротит в голове у их пахана Миклухо-Маклая. Так что вскоре порядочные бандиты нашли место для клубного отдыха поспокойнее. А «Апельсин» полностью прибрали к рукам «спартаковцы».После этого стрелять стали меньше. Теперь здесь ломали кости и душили галстуками преимущественно своих же, «спартаковцев», в тихой, домашней обстановке. Что происходило внутри ресторана, знать окружающим было необязательно. Милицейские сирены стали завывать реже, а взрывов не было слышно аж полтора года. Вот только семь месяцев назад долго-прудненцы расхлопали у дверей ресторана двух подручных Миклухо-Маклая и укатили. Да еще с месяц как ОМСН разгромил кабак и чуть-чуть пострелял, освобождая заложников, хранящихся в холодильной камере. Но в целом стало гораздо тише. И жители дома снова стали брать в видеопрокатах полицейские боевики, которые смотрели теперь с каким-то щемящим ностальгическим чувством.

Ресторан выглядел закрытым — бронированные ставни не пропускали свет ламп, тяжелые двери были наглухо заперты.

Однако ряды иномарок на стоянке указывали на то, что внутри теплится своя, занятная, уродливая жизнь.

Когда мы с Донатасом вылезали из машины, я заметил движение в «Ниссане», стоявшем на другой стороне проспекта.