— А кто же?

— Профессор Мориарти — это я.

Век живи, век учись, дураком помрешь. Это не я сказал, а народ. Я лишь в очередной раз убедился в справедливости такой постановки вопроса. Так всегда и бывает: строишь версии, прорабатываешь варианты, перед глазами стоит целый питомник призраков собак, которых ты съел на подобных делах.

А когда докапываешься окончательно до истины, выясняется, что дом ты строил вверх тормашками. Сейчас тот же случай. Голубоглазая обезьяна на поверку оказалась не только говорящей, но и руководящей — точно со знаменитого плаката сошла, где шимпанзе в смокинге держит телефонную трубку, а внизу подпись «босс всегда прав». Итак, меня можно поздравить с конфузом. Оказывается, профессор Дульсинский в этой компании на посылках. А «всегда правым боссом» служит Марсель. Вот и верь после этого людям.

Марсель устроился поудобнее в кресле, и начался первый этап моей обработки — не самый важный, но без которого не обойтись. Речь голубоглазого текла плавно. Ему лекции студентам читать. Впрочем, не думаю, что у него недостаток в благодарных слушателях.

— Вы наверняка слышали от профессора Дульсинского, что главной своей задачей он считает возвращение душевнобольных в социум.

Я кивнул. Слышал. И не раз. Что с того, спрашивается?

— Я переосмыслил эту идею. А почему нельзя социум приспособить к душевнобольным?

— Недурственно, — хмыкнул я.

— Одна из главных проблем психиатрии — разница между нормой и патологией. Грань, которая отделяет обычную экстравагантность от болезни. Если максимально упростить, то норма — это состояние умов большинства. Патология — меньшинства. То есть фактически столь тонкий вопрос решается референдумом.

— Любопытно, — вставил я с умным видом. Мне действительно было любопытно. А вдруг голубоглазый сейчас расщедрится и выложит смысл шарады, которую мы так до конца и не разгадали ?

— Вам не приходило в голову, что в последнее время это большинство сильно редеет, а меньшинство стремительно растет.

Приходило, подумалось мне. У голубоглазого в голове точно патология. Но излагает хорошо — со вкусом и толком.

— И однажды, — продолжил Марсель, — перевесит Другая чаша весов. Норма станет патологией, а патология нормой.

— Бредятина зеленая! — воскликнул я искренне.

— Узость мышления — не великое достоинство… Ведь фактически нечто подобное уже происходит. Общественное сознание далеко шагнуло за границу нормы.

Он встал, подошел к стеклянному столику, взял с него пульт дистанционного управления и включил телевизор.

— Вот они, иллюстрации моих слов. Миловидная дикторша на первом канале тараторила:

— Вновь депутаты областного собрания подняли вопрос о проведенной недавно приватизации водопровода в городе Гадинске. Малое предприятие «Ватерклозет» якобы использует сооружения сети не по назначению.

— Это норма? — спросил голубоглазый.

— Новости конверсии, — продолжала заливаться соловьем дикторша. — Отныне на несение боевого дежурства эскадренный миноносец «Витязь» будет выходить с иностранными туристами, интересующимися военной техникой и традициями русского военно-морского флота. Это позволит решить вопросы с закупкой топлива и выплатой заработной платы офицерскому составу…

— Это тоже норма? Посмотрите, что творится с обществом. Психические патологии — состояние не только отдельных людей. Ими охвачены целые государственные структуры. И общественные слои. Начните с высших коридоров власти и закончите последним совхозом — и вы найдете любой диагноз.

Он переключил программу. По российскому каналу политический обозреватель что-то уныло вещал о безысходно-мрачном российском прошлом, настоящем и будущем, о необходимости ломки всего и вся, в том числе безнадежно-рабского менталитета, «изначально отмеченного парадигмой несвободы».

— Пожалуйста, брюзжащая депрессия, — взмахнул, как фокусник, рукой Марсель. — И говорит не он. Его устами говорит общество.

По сорок пятому каналу какой-то очень крупный чиновник косноязычно молол какую-то чушь о стабилизации и дестабилизации, о чьих-то подлостях и происках.

Олигофрения в степени легкой дебильности. Типичное лицо с вершины власти, — отметил Марсель.

По Санкт-Ленинграду отлученный от должностей заслуженный приватизатор (в недавнем прошлом главный приватизатор) России вещал что-то о своих не оцененных успехах.

— Клептомания, — выставил Марсель очередной диагноз. — Непереборимая тяга к воровству… По-моему, все ясно. Телевизор какое-никакое, а зеркало. Общественное сознание поражено самыми агрессивными и злокачественными психическими недугами. Вспомните события последних лет. Неужели мало примеров, когда общество билось в эпилептическом припадке, круша все вокруг. Когда оно попадало в плен мании преследования или сверхценных идей. Или находилось в состоянии оглушения. Страдало имбецилией. Погружалось в депрессию. Забывалось в маниакальном раже. А раздвоение сознание — вообще символ времени. Уже не первый десяток лет за один день государственные деятели вполне искренне делают по несколько взаимоисключающих заявлений, а подданные им искренне верят. Это не патология?..

Марсель перевел дыхание, пригладил короткие волосы. — Наше общество — не просто коллективный сумасшедший. Оно — буйный сумасшедший. Кровавый маньяк. Оно пьет человеческую кровь. Оно — групповой Чикатило.

Он снова нажал на кнопку.

— Смотрите, наслаждайтесь.

На экране в Нью-йоркской трущобе волосатый, мускулистый хиппи целился из гранатомета в стандартного штатовского красавчика, прижавшегося к стене. Хиппи лепетал что-то по-английски. Гнусавый, страдающий хроническим насморком переводчик бодро доносил до нас смысл разговора:

— Ты, задница! Я сейчас подпалю твою задницу в задницу!

— Подумай лучше о своей заднице! — патетически воскликнул красавчик и изящно бросил нож, вспоров горло врага…

— Хотите еще?

Двое типов с вампирскими зубами и в смокингах сосредоточенно, культурно держа нож и вилку, разделывали на куски и поедали человека. В углу были небрежно свалены освежеванные трупы.

— Это что, издержки маскультуры? — вопрошал Марсель. — Случайная развлекаловка? Ничего подобного! Это часть информационного пространства, в котором живет больное общественное сознание!

— Все ясно. Развиваете идеи марксизма, — оценил я идею.

— У них было стирание между городом и деревней. У вас — между дурдомами и нормальными домами.

— Улавливаете.

— Могу предложить вам политический лозунг: «Превратим Белый дом в Желтый».

— Уже превращен. Вывод — наше общество сравнимо с психиатрической клиникой. Притом клиника эта отвратительна, больных в ней не лечат, а калечат. В ней все больше буйных. Где выход из тупика?

— Не знаю.

— Окончательно превратить все в клинику и навести в ней порядок. Обратить болезнь каждого не во вред, а во благо другим.

Надоели эти маньяки со своими завиральнми идеями. С виду дубина, а глянь, какие тараканы у него в голове бегают.

— Это невозможно, скажете вы и опрометчиво примите идею за бредовую — кивнул Марсель, догадавшись о моих мыслях. — Действительно, это невозможно… До той поры, пока за дело не возьмется гений…

Пока за дело не возьмусь я.

Сказано торжественно. Уважает голубоглазый свою личность. Если честно, у него для этого есть основания.

— Какие у вас возможности? — спросил я.

— Довольно большие. Главная — я могу управлять душевнобольными. Люди, которые сами не знают, что им придет в голову и что они станут делать в следующую минуту, превращаются мной в самых дисциплинированных и послушных служак на земле.

Голова шла крутом. Я оторопело взглянул на Марселя. «Но черт возьми!» — говаривал в таких случаях небезызвестный доктор Ватсон.

— Скажу больше, — вещал Марсель. — Я рационализирую их бред…

— Батюшки святы, это еще что такое?

— Дульсинский не раз говаривал вам, что в большинстве случаев деятельность душевнобольных непродуктивна. Тот, кто принимает себя за великого хирурга, не сможет удалить даже бородавку. Какому-нибудь «Бетховену» медведь наступил на ухо. Я научился растормаживать их способности. Они есть на самом деле, но существуют в созданном больными иллюзорном мире. Я их перевожу в наш мир.

Я перевел дыхание. Ощущение, будто мне надавали деревянной колотушкой по голове. А ведь не врешь, голубоглазый. Все, что говоришь, связывает головоломку воедино.

— Рационализация бреда, дисциплина, уважение прав личности — три кита, на которых стоит моя организация. Я назвал ее «Пирамида». Результаты? Судите сами. Виктор Чулков, сумасшедший изобретатель, полжизни в бреду сочинявший какие-то невозможные машины и материалы, создает парализующее оружие. Пожалуйста, — Марсель взял со стола серебристый пластмассовый пистолет. — Обычный духовик, стреляет шариками с паралитиками. Сам по себе газ безвреден, но противника обезвреживает моментально. Полиции всего мира много бы дали, чтобы иметь такую штуку… А вот еще один пациент — названный брат Лаки Лучано, великий мафиози, как он себя считает. Разработанные им планы мероприятий были на редкость просты и эффективны, о том, как они сработали, вам, думаю, рассказывать не надо. Шпиономанка Касаткина — потрясающие результаты при проведении самых тонких оперативных комбинаций. Эти люди реализуют гигантский потенциал человеческой психики наиболее рационально. Они-не отвлекаются на мелкие страстишки. Они, как торпеды, устремлены на цель. Они живут этим. И они еще покажут себя.

— Зачем вам столько золота?

— Мы создаем теневое государство. У любого уважающего себя государства должен быть золотой запас.

— А карусель с партиями, выходки Шлагбаума, демонстрации, массовые беспорядки. Зачем вам все это?

— Уверяю вас, все продумано до мельчайших деталей и направлено на цель — перевернуть пирамиду. Изменить все. Создать новое общество.

— Общество не буйных, а тихих сумасшедших?

— Совершенно верно. Но я не обольщаюсь. Эта цель не ближнего прицела. Сегодня она кажется фантастической. Но мир меняется. То, что казалось невозможным вчера, сегодня органично переходит в разряд обыденности.

— Первое в мире государство полных психиатрических свобод?

— Ирония неуместна. Вы думаете, будет хуже, чем сегодня?

Он опять взял пульт, видимо, твердо решив использовать телевизор в качестве главного учебного пособия.

— Жвачка «Орбит» без сахара — истинное счастье, — чавкая сообщил мускулистый загорелый самец, уютно устроившийся на морском берегу.

Его сменил мужчина, стоящий на стуле с петлей на шее. — Без автомашины «Вольво» мне не жизнь.

— Постой, дружок, — послышался радостный голос. — Твоя жизнь спасена. Открыт на улице Оранжевая, 10 новый магазин "Вольво "!

Следующий кадр — счастливый спасенный в экстазе гладит бампер сияющей машины…

Жрущая жвачку скотина на «Вольво» — вот образец для подражания, — кивнул Марсель с мрачным удовлетворением. — Герой. Печорин. Фауст. Пьер Безухов конца двадцатого века. Пошлость. Падение духа!.. Мои же соратники живут идеями, порывами души. Можно спорить о правильности этих идей, но это не так важно. О чем вы сможете спорить с идолопоклонником жвачки «Орбит»?

— Шоколад «Милки вей»… — заворковал телевизор, но Марсель отключил звук.

— Значит, вы выбираете людей с определенным психотипом, которых можно обработать и подчинить себе? Включить в «Пирамиду»?

— Совершенно справедливо.

— Большая часть из них — душевнобольные. Болванки, которые нужно обточить, довести до ума. Вы увозили их куда-то на обработку. Почему же нельзя это было сделать в клинике?

— Иногда делали. В крайних случаях. Как с иностранцами. Пропустить около тысячи человек через клинику, притом когда часть вообще не является ее пациентами — скажите, такое возможно? Сегодня мы по ряду причин вообще отказались от обработки в клинике. У меня несколько хорошо скрытых баз. Там происходит процесс раскрепощения. После этого люди расставляются по местам, где они принесут наибольшую пользу «Пирамиде». Кстати, вы сейчас на одной из таких баз.

— Вы допускали, что рано или поздно кто-то заинтересуется, куда пропадают психбольные. Впрочем, вряд ли предполагали, что это произойдет так быстро. У оперативно-розыскного отдела и так забот полон рот. А что Президент издаст Указ, и для прогиба на линию по психически больным назначат въедливого опера вы даже предположить не могли.

— Конечно, не мог. Такой Указ не вписывается ни в какую логику.

— Какая логика у сумасшедшего общества? — уел его я. — Но все равно вы заранее подготовились к худшему и избрали козла отпущения. Грасского. Не так ли?

— Точно так.

— Он никогда не имел ничего общего с «Пирамидой».

Вы нафаршировали его голову бредовыми фантазиями о «Чистильщиках Христовых», зная, что вся его энергия уйдет в шум. Милиция заинтересуется исчезновением душевнобольных. И тут возникает Грасский — воин против воинства сатанинского. Мы, естественно, цепляемся к нему — ну-ка, иди сюда, театральный деятель. Все подозрения на него. Вся энергия полицейской машины вхолостую. Однажды ему звонят по телефону и надиктовывают бессмысленные цифры. В его больной голове звоночек звенит — цифры включают заложенную программу — зовут бежать, проваливаться в подполье.

— Отрадно видеть такой образец проницательности.

— Для чего было устраивать представление с «Т — Замзином»?

— Не было никакого «Т-Замзина». Профессор пошутил. В инъекторе было обычное успокаивающее. Нам интересно было посмотреть на вашу реакцию. И подтолкнуть к действиям.

— А не легче было просто проигнорировать меня? Полежал бы еще недельки две и вышел, не солоно хлебавши.

— Вы бы не отстали. Вон, накопали про Чулкова. Что-нибудь еще бы нашли… Вы мне нравитесь. Истинный проффи. Способный человек. Ваша хватка, опыт пригодятся нам.

— Вы уверены, что я буду на вас работать? Почему?

— Потому что вы входите в число людей, на которых я могу воздействовать.

— Так-растак, — я довольно грязно выругался, но сумел взять себя в руки и почти спокойно произнес.

— Насильно?

— Ничего не поделаешь.

— А как же заверения о правах личности, о неприятии насилия?

— Иногда приходится идти против воли человека ради его же блага. Кто спрашивает кошку, у которой вырывают занозу. Кошка, конечно, против. Но боль оборачивается на ее же пользу.

— Убедительно, — хмыкнул я.

— Вы что, думаете, мы зомбируем людей? Глупость. Мы раскрепощаем сознание. Переводим на новый уровень.

— Как Миклухо-Маклаевских гоблинов ?

— Не только. Мы раскрепостили много самых разных людей, которые потом помогали нам.

— Техник по радиоаппаратуре аэропорта? Заместитель начальника охраны банка?

— Истинную правду говорите.

— И как высоко вы забрались?

— Достаточно высоко. Даже за рубежом есть наши люди. В клинике лежали иностранцы, многие из которых принадлежат к элитам своих стран. Иные возвратились на родину нашими единомышленниками.

— Вы не боитесь, что мое исчезновение вызовет переполох?

— Вы здесь пробудете недолго. Два-три дня. А потом мы с вами продумаем, как вместе выйти из довольно затруднительного положения, в которое вы нас поставили своим расследованием, — благодушно улыбнулся .Марсель.

— Вы все равно проиграете. Если уже не проиграли. Марсель застыл, потом впился в меня холодными глазами — так Снежная Королева смотрела на Кая.

— Говорите, проиграли, — задумчиво произнес он, было заметно, что он готов прийти к какому-то выводу. — А вы ведь еще до того, как лечь в клинику, знали, что подходите для нас по параметрам.

Ох, язык мой — враг мой. Кто, спрашивается, меня за него тянул? В разговоре я допустил две ошибки, притом ошибки примитивные. Первая — когда сам заговорил о людях, подходящих по психопараметрам. И сейчас, когда начал молоть чушь о том, что игра их проиграна. Это все парализатор. После него мозги тяжело ворочаются.

Марсель подскочил ко мне и схватил за руку. Его пальцы впились в мое кольцо. Он все понял. У меня возникло желание врезать ему так, чтобы искры посыпались из голубых глаз, выключить его, но тут же понял, что это не самый удачный план. Марсель отскочил от меня и вдавил кнопку на стене, В помещение залетели профессор и « Эксгибиционист».

— Уходим. Он переиграл нас, — сказал Марсель и повернулся ко мне. — Вы сделали большую глупость. Он поднял пистолет и нажал на курок.

Сознание из меня вылетело вспугнутой птицей. Поэтому я не мог слышать, как с грохотом в здание ворвалась группа захвата…

Возвращение на грешную землю в этот раз было точным повторением пройденного. Та же прозрачная четкость мыслей, тот же белый потолок у глаз, те же капельницы и провода диагностической аппаратуры. И тот же шеф, расположившийся на стуле рядом с кроватью. Правда, имелись и некоторые отличия.

На сей раз очнулся я не в «склифе», а в госпитале МВД на улице Народного Ополчения. И в пакете у шефа лежали не бананы, а апельсины.

Как человек, верный долгу, перво-наперво слабым голосом я пролепетал:

— Их взяли?

— Взяли, не волнуйся, — успокоительно произнес шеф. Кого и как взяли, конкретно я выяснил, когда очнулся в следующий раз. Оказалось, что если кто-то кого-то и взял, то только не наша группа и не наших фигурантов.

— СОБР штурмовал пустой дом. Единственная живая душа — ты, сидящий на цепи в подвале, — проинформировал шеф. — Точнее, лежавший как бревно.

— И никого не задержали?!

Они ушли по подземному ходу. Опередили нас на считанные минуты. И как сквозь землю провалились.

— Это наша операция провалилась.

— Наполовину, Георгий, всего лишь наполовину. Все-таки логово мы вычислили. Нашли в нем сотню кило золота и с десяток платины — начальство довольно. Довольны даже на самом высоком верху…

Еще неизвестно, кто там пребывает, на этом самом высоком верху. Мне не давали покоя слова Марселя о тысяче его соратников, внедрившихся в общество и государственный аппарат.

Грустно, но операцию провалил я. Притом на самом последнем этапе, когда все наши безумные расчеты оправдались. Все пошло насмарку из-за нескольких по неосторожности оброненных слов. Но шефа об этом информировать я не собирался. В конце концов что-то недосказать — это вовсе не обман, а дипломатия.

Когда Кобзарь установил параметры, по которым преступники выбирают себе жертвы, выяснилось, что Гоша Ступин будто специально создан по ним. Мы предположили, что, скорее всего, похищенным как-то промывают мозги, и бедолаги становятся орудиями в руках нашего противника. Вспомнить хотя бы гоблинов Миклухо-Маклая, которые разгромили базу своего родного шефа. Так же мы выдвинули версию, что промывка мозгов происходит на специальной базе и занимает некоторое время. Возникла дикая идея подставить меня профессору и создать условия, при которых он не сможет удержаться и потащит меня в логово на обработку. И тогда останется только вычислить координаты и ждать бойцов со светошумовыми гранатами и автоматами Калашникова.

Только вот как вычислить эти самые координаты законспирированной базы? Установить за клиникой круглосуточное наружное наблюдение? Глупо и бесполезно, Во-первых, его сразу срисуют. Во-вторых, в машины «скорой помощи», выезжающие с территории, не залезешь. Остается техника. Однако, учитывая уровень противника, нетрудно было предположить, что он учтет и возможность такого хода. Нужна была военная хитрость. Мы думали-думали, и наконец придумали.

Для шифровок мы выбрали не слишком мудреный код. Мы исходили из того, что профессор не удержится и попытается прочитать послания. Так пусть ему это удастся. Завидев сообщение, где я расписываю его преступную деятельность, он может сделать два вывода. Или примет все за чистую монету, решит, что оперативник нарыл вагон компры и потому вполне созрел для промывки мозгов и привлечения к сотрудничеству. Или же посчитает, что милиция специально закинула крючок в виде шифровки, чтобы он его заглотнул и раскрылся. Но это имеет смысл, если у оперативника есть связь с волей. Какая? Техническое устройство. Где оно? В записной книжке, с которой оперативник не расстается ни днем, ни ночью. Она напичкана микроаппаратурой, по западным расценкам тянущей на несколько десятков тысяч долларов. Что делать? Очень просто. Включить глушилку в кабинете, отобрать у опера записную книжку, а потом спокойно тащить на базу и обрабатывать в свое удовольствие… Вот только не учел подлый враг одного момента. На пальце Гоши Ступина пристроился фамильный золотой перстень. Но если очень внимательно присмотреться, то можно было понять, что это не тот перстень, что был две недели назад, а его копия, в которую вмонтирован импульсный пеленгатор — уникальная штуковина, сработанная чекистскими гномами в подземных волшебных пещерах-лабораториях. Как этот пеленгатор работает — ума не приложу, там какие-то направленные волны, спутниковые приемники, компьютерная обработка данных. В общем, в случае активизации он позволяет безошибочно установить координаты. Так и дошел наш СОБР лесами и болотами до избушки на курьих ножках, где черные злыдни творили свои черные дела,

— Теперь ты рассказывай, что узнал, — предложил шеф. Состояние моего здоровья было далеко от эталонного. У наших медиков не было, как у Дульсинского, средств, нейтрализующих парализатор. Но я собрал свои слабые силы и выложил шефу все. Не одному же мне мучаться. Пусть теперь и у него голова поболит.

— Марсель Сидоров у них главный, — шеф был, мягко говоря, оглоушен новостью, что, впрочем, неудивительно. — Кто бы мог подумать. Недоучившийся медик, мастер спорта по дзю-до. На пятом курсе медицинского института заболел душевным расстройством. Попал на излечение к Дульсинскому.

Считалось, что профессор вылечил его и оставил при себе как помощника и телохранителя, дабы уберечь его от рецидива болезни. Выходит, все получилось наоборот — Марсель свел с ума Дульсинского и подчинил его своей воле.

— Скорее всего у Дульсинского еще до встречи с Марселем был большой термометр в голове, — сказал я. — И Марсель использовал это обстоятельство.

— Значит, «Пирамида», — вздохнул шеф. — Прикажешь так и доложить руководству?

— Ничего не попишешь. Как говорят американцы — угроза национальной безопасности.

— А она осталась у нас; национальная безопасность? — махнул рукой шеф.

— Может, Марсель прав и лучше, если они возьмут руль? — усмехнулся я через силу.

— Они тебя точно не успели обработать?

— Точно.

— Здрассьте-мордасти, — послышался знакомый голос. В дверях палаты материализовался шкаф, в котором нетрудно было опознать Донатаса.

Залежи бананов, похоже, в Москве истощились. В руке У Донатаса был кулек с апельсинами.В эфире «Час правды». Андрей Карабасов допрашивает главу администрации одной из областей. Глава с каждой минутой становится все более нервным и бледным,

— Говорят, что у вас в городе процветает рэкет, —

Осуждающе хмурится Карабасов.

— Кто говорит?

— Вот статья. Так и написано «с попустительства областной администрации»…

— Провокация.

— А где денежки на детское питание?

— Дети проели.

— Ах, де-ети… А вот тут еще пишут…

— И это провокация!

— Ах провокация… Скажите честно, вы взяточник?

— Да вы что?

— Вы вор?

— Грязная провокация!

— А, может, вы рэкетир?

Рука главы тянется к дежурному стакану с «Кока-Колой»… Обтекающий Карабасов восклицает:

— А, так вы хулиган!

Рекламная пауза. После паузы диктор радостно сообщает:

— А сейчас передача «Лос-Анджелес-город грез».

Я убавил звук. Уже вечер. За окнами темнота, шум моторов, звяканье трамвая, рев милицейского мегафона: «Граждане, разойдитесь. Розничная торговля здесь запрещена».

Я в печали. Не в тяжелой, тягучей и гнетущей, а в легкой, даже немного приятной. У дивана лежал большой пакет с солеными орешками и стоял ящик пива «Гроссер» — половина банок уже опустели. За сегодняшний день я посмотрел по второй программе «Терминатор-2», по первой — новый фильм о жизни и приключениях героя румынского народа графа Дракулы, передачу Андрея Карабасова. Теперь осваивал «Лос-Аннджелес — город грез».

На дворе уже осень. С момента моего освобождения из лап сумасшедшего профессора и его командира прошло больше двух месяцев. Я отлежал в госпитале, отпечатал на машинке целый том избранных рапортов, объяснительных и докладных записок.

За то время, что я пробыл в желтом доме, мне были положены отгулы, которыми я наконец воспользовался. Клара окончательно куда-то исчезла, так что я имел возможность скучать в полном одиночестве, пить пиво, закусывать солеными орешками и смотреть телеящик, проверяя правдивость утверждения Марселя о злокачественных болезнях общественного сознания.

Неожиданно затренькал дверной звонок — настойчивый, требовательный. Кого это принесла нелегкая на ночь глядя? Я никого не жду. Уж не гонцы ли от «профессора Мориарти»?

Может, он решил все-таки мне доказать справедливость последних слов, сказанных мне, о совершенной мной глупости?

Я вынул из ящика стола пистолет и направился к двери.

— Кто там?

Нет ответа.

Помня заверения Марселя об их гуманности, надеясь, что через дверь стрелять не станут, а заодно рассчитывая на металлическую обшивку и кусок наложенного на дверь пуленепробиваемого стекла (а как же иначе: мой дом — моя крепость) я посмотрел в глазок… Так, знакомые лица. Я поморщился и начал открывать замки.

— Ну? — спросил я выжидательно.

— Ты меня, наверное, ненавидишь.

— Не так чтобы очень.

— Правда? — Клара порывисто и с готовностью бросилась мне на шею, орошая мою жилетку горючими слезами. — Я так виновата перед тобой. Я, видимо, круглая дура.

— Не без этого.

— Дура я. Чистая дура. Я знаю.

Она стянула пиджак, скинула туфли и, пройдя в большую комнату, по-хозяйски плюхнулась на диван.

— Давай, шпионка, выкладывай все как на духу, — я пододвинул кресло и уселся напротив нее.

— Заболтал он меня, — она шмыгнула носом. — Такое хорошее впечатление произвел. Тонкий, умный. Настоящий джентльмен. Гоша, почему так мало настоящих джентльменов ?

— Таких джентльменов поубивали всех. И за дело поубивали.

— Он сказал, что ты и тот прокурор мечтаете закрыть театр «На завалинке», а его самого посадить в каземат.

— Так и сказал — в каземат?

— Ага. По ложному обвинению.

— И ты поверила?

— Ну да. Сколько деятелей искусства сидело. А сколько еще посадят. «Неужели ты хочешь, чтобы снова свершилась несправедливость?» — он меня спросил. Я, конечно же, не хотела. Он уверял, что никакого вреда никому не причинит. Что ему просто надо знать, что вы против него затеваете. Самозащита — и все. И ничего противозаконного делать не надо.

— Совсем ничего. Только наставила мне по всей квартире микрофонов. Да еще закладывала меня ему ежедневно. Ты бы хоть подумала, зачем ему, чтобы выведывать мои планы, микрофоны у меня дома.

— Я же не могла установить микрофон у тебя на работе, — она опять заплакала. — Я не думала. Я хотела…

— Ты хоть знала, что он давал тебе неработающие микрофоны?

— Неработающие ? — недоуменно посмотрела она на меня. — Зачем?

— Затем, что он сумасшедший. И ты все это время подыгрывала его бредовым фантазиям.

— Ой, — она удивленно расширила глаза и захлопала ресницами, потом откупорила банку пива и на чала жадно глотать, смачивая моментом пересохшее горло.

— В следующий раз, когда тебе предложат пошпионить, сперва посоветуйся со мной.

— Конечно, — она допила пиво. — То есть я хотела сказать — никогда!.. Ой, я запуталась. Я имела в виду, что никогда больше не буду шпионить. Я тебя люблю.

Я кивнул и поднялся с кресла. Нужно идти на кухню, готовить ей кофе. Что поделаешь. Человека, который тебя любит, нужно кормить и отпаивать кофе.

Когда я принес кофе, Кларины слезы уже подсохли. Она беззаботно закудахтала:

— Знаешь, дорогой, я недавно была в гостях и там познакомилась с английским продюсером. Он приглашал меня в Англию сниматься в сериале в роли Золушки.

— Кого?!

Ну все, опять Клара изящно вскочила в седло своего любимого конька.

Задурил Грасский голову и ей, и нам. Мы долго не могли распознать в нем обыкновенную подставку. В последнее время его активность резко пошла на убыль. Он еще только раз позвонил Курляндскому с обычным набором угроз и обвинений, после чего замолк. Недавно мы напали на его след, а вскоре найти и его самого. Он осел в Татарстане, вступил там в наиболее оголтелую фундамен-талистскую исламскую секту и теперь, несмотря на еврейское происхождение, не по дням, а по часам набирает у правоверных авторитет.

Миклухо-Маклай все-таки переехал в Колумбию, откуда пытается руководить своей организацией. Поговаривают, что он затеял какой-то серьезный проект с колумбийским наркокартелем «Кали». Ну что ж, большому кораблю большое плавание. Лишь бы плавал он подальше от России. Шлагбаума мы нашли на очередной скандальной политической тусовке. Взяли его с бидоном керосина, он как раз собирался жечь очередное чучело всенародно избранного президента. Он был чинно препровожден в дурдом, где сейчас и вынашивает планы грядущего революционного переустройства общества.

Мне и Донатасудело орденов не принесло. Обошлось все выговорешниками — на всякий пожарный — и поощрениями в виде снятия ранее наложенного взыскания — как признание заслуг перед Отечеством. Хотя, конечно, у нас, особенно у меня, прибавилось авторитета, ну и хихиканий за спиной. « Ступин? Это который из палаты номер шесть?» Правда, хихикали немногие. На дело были наложены все мыслимые виды секретности, нам под страхом смерти запретили болтать о нем с . кем бы то ни было. А чему тут удивляться? Трудно вообразить, что начнется, если в прессу просочится информация о «Пирамиде». Эффект получится, наверное, не меньший, чем от посадки на Красной площади НЛО с дипломатической миссией. Да и чем хвастаться перед общественностью? Ни Марсель, ни Дульсинский, ни их помощники не найдены. Даже нет предположений, где они могут скрываться. И нет идей, как их выловить. Нет зацепок. Эти парни умеют прятать концы в воду.