— Не верю. Не верю, — пропел Ровенский. — Я тоже во многое не хочу верить.

— Во что, например? — Голос Марципало неуловимо изменился. Ровенский знал — такой тон свидетельствует о том, что тема президенту фонда сильно не по нутру.

— Повышенная смертность вокруг нас, Коля.

— Как и во всей стране. Лекарства плохие. Эскалация насилия. Телевизор смотри.

— Думаешь? — Ровенский хмыкнул. — Тебя не смущает, что слишком много людей в последние годы отправились на тот свет? Или просто удалились из науки, позабыв о своих изобретениях?

— Не смущает.

— А меня смущает. Идеи-то у них были революционные.

— Революционеры обычно плохо кончают, — насупился Марципало. — Это люди с определёнными изъянами в психике. Они мрут как мухи, потому что лезут куда не надо. И переоценивают ценность своих идей.

— Хорошо бы… А если идёт выбивание носителей идей?

— Слушай! — раздражённо воскликнул Марципало и нажал сильнее на газ, так что его пассажира вдавило в сиденье.

— Воздушная яма, — хмыкнул Ровенский.

— Нет никакого выбивания. Нет!

— Нет так нет…

— Сема, послушай мой совет. Есть вещи, в которые лучше не лезть. Я тебе настоятельно рекомендую им воспользоваться.

— Обязательно, — согласился Ровенский. — Но с меня-то спроса нет. Я же трепач.

— Слишком длинный у тебя язык…

— Слишком, Коля… Я же не спорю… Молчу…

Ровенский угрюмо посмотрел на вырастающие прямо по курсу, похожие на лайнеры, вспарывающие чёрную морскую гладь, глыбы московских домов, усеянные светляками окон. И произнёс задумчиво:

— А все-таки порой мне страшно.

Часть стены рухнула. В воздухе витал запах бетонной крошки и приглушённые ароматы грузинской кухни. Ведь взорвали грузинский ресторан.

Сама коробка выстояла. Окна все вылетели. Хорошо ещё, что кабак воткнули на место снесённого охраняемого памятника архитектуры восемнадцатого века в старый московский малолюдный переулок. Если бы рвануло где-нибудь на Тверской — весь «Склиф» уже был бы заполнен пострадавшими.

Какая-то невезуха была с этим рестораном «Кутаис». Сначала чуть не убили чиновника из московского Комитета по охране памятников, который решил, что он имеет право защищать памятники культуры — это когда земля в центре столько стоит! Потом пошли разборки. Сперва здесь было задумано казино, но подоспела мафиозная война вокруг игорных заведений. Кому-то сильно помешало здесь казино — ведь такой же центр досуга уже есть через два квартала. Разбор — ещё три трупа. Наконец все сошлись на том, что в здании разместится элитный грузинский ресторан. Добрая получилась харчевня. Почти все грузинские воры в законе почтили её своим присутствием — устраивали сходняки, тёрли друг с другом о нелёгких воровских делах. В прошлом году около «Кутаиса» неизвестные расстреляли пожилого авторитетного вора Гоги Зугдидского вместе с его малолетней любовницей. Голубки выпорхнули из кабака, сытые и пьяные, и на пороге их встретили автоматной очередью.

Нынешний взрыв обошёлся в пять трупов.

— Ну что, бытовой газ? — с надеждой спросил эксперта начальник Московского уголовного розыска.

— Ага, — хмыкнул эксперт в форме майора милиции. — Тротил. Не меньше кило.

— Вот черт, — покачал головой начальник МУРа, предчувствуя, что одним висяком стало больше. — Что скажешь про все это, борец с бандитизмом? — обернулся он к Артемьеву.

— Ну что сказать, устроены так люди, — тот процитировал известный шлягер двадцатилетней давности. — Кутаисская группировка и татары дерутся.

— Дерутся, — согласился Артемьев. — Зураб кинул людей, которые под татарами ходят. Деньги немалые. Для разрешения спора стороны пригласили разводящего. Тот в пользу татар присудил. Разводящего грохнули… Теперь ответ прилетел.

— Что делать будем? Это уже переходит всякие рамки.

— А что тут сделаешь? — развёл руками Артемьев.

— Надо на место ставить.

— Ставь, — хмыкнул боец с бандитизмом. — Тебя в офис к ним не пустят без решения суда. А суд у них на подкормке.

— Кому ты рассказываешь… Все равно будем зачищать. Давить хиву их поганую.

— А ты не знаешь, какие бабки они наверх платят? — усмехнулся Артемьев. — Не в курсе, какой хай поднимется? И с новым законом ты ничего с ними не сделаешь. Даже беспредел ментовский, как в былые времена, не устроишь, потому как прокуратура теперь на их страже. И прокуроры очень не любят превышающих власть ментов. Оборотней позорных, подбрасывающих стволы и наркотики честным ворам в законе. Ты не знаешь этого, Василий Семеныч? Не знаешь, как прокуроры за бабки наших оперов опускают? Не знаешь, что там, где деньги, правосудие бессильно? Так я тебе рассказываю…

— Все равно, — упрямился начальник МУРа. — Давай завтра ко мне. Подумаем, как им жизнь попортить. Куда удары нанести.

— Подумаем, — кивнул Артемьев. — Нанесём… Иголочные уколы… Может, даже убедим их шалить потише, чтобы спать нашему Госсобранию и Администрации Президента не мешать…

— А ты что предлагаешь? — зло посмотрел на своего коллегу начальник МУРа.

— Да ничего я не предлагаю… По совести если, то гнидить их надо. Стрелять, пока они всю страну не скупили и не продали… Скорпионов давят башмаком.

— Помечтай.

— Мечтаю, — криво улыбнулся Артемьев, повернулся и пошёл к ждущему его джипу.

С места происшествия он отправился в Региональное управление по борьбе с бандитизмом. Поднялся в свой кабинет, оформленный по скучному офисному лекалу — белые обои на стенах, мертвенные лампы дневного света, сейф, видеодвойка, длинный стол для оперсовещаний.

— Никита, зайди ко мне, — произнёс Артемьев, нажав на кнопку селектора.

Через минуту в его кабинете появился начальник отдела по борьбе с авторитетами подполковник Никита Денисенко.

— Ну что, Никита, — ласково начал Артемьев. — Посмотрел я, как твои подопечные тротилом друг друга по понятиям жить учат.

— «Кутаис»? Я же предупреждал, этим и должно было закончиться. Гиви после того, как его судья Измайловского суда за сто тысяч баксов отпустил, вообще стал кум королю, сват министру. Решил, что в городе ему никто не указ. Все у него теперь вокруг козлы, петухи и педерасты… Нарвался… Завтра татары Городскую думу взорвут, а грузины в отместку Госсобрание… Что делать будем, Олег?

— О, планов громадье, — заверил Артемьев. — Перво-наперво раздать под подпись задания негласному аппарату на выявление информации о лицах, имеющих отношение к данному взрыву. Провести внеочередные встречи.

— Толку-то?

— Как толку? — удивился Артемьев. — А задницу прикрыть?

— А… Знаешь, Олег, я тут философское умозаключение сделал.

— Интересно, какое.

— Задница в нашей конторе — это всеобъемлющее, философское понятие, — скривился в усмешке подполковник Денисенко. — Это источник всего сущего и итог.

— Объясни.

— Куда ни кинь, везде задница. Одни из кожи вон рвутся, делают карьеру, чтобы пристроить свою задницу в мягкое кресло. Взращивать её, драгоценную, лелеять. Чтобы она ездила на шикарной машине с синими номерами и чтобы не им, а их задницам, сидящим в этих машинах, гаишники честь отдавали… Скажи, не так?

— Близко к истине.

— Другие делают все, чтобы прикрыть задницу, — начальник отдела загибал пальцы. — Третьих хлебом не корми, а дай подчинённых в задницу отыметь. Есть и такие, которые не поднимут лишний раз задницу со стула — им удобнее, чтобы она меньше передвигалась в пространстве. Подавляющему же большинству наших коллег, у которых зарплата, как у дворника, вообще все до задницы…

— Ну да.

— А в целом вся наша правоохранительная система находится в полной заднице.

— Не забудь добавить, что есть ещё народ, который рвёт задницу, чтобы хоть что-то изменить, — добавил Артемьев.

— Есть, — согласился Денисенко.

— А так как мы именно из этого народа, то с нас и спрос особый.

— А ну его в задницу, — как-то устало произнёс Денисенко.

— Ладно. Поговорили, — хлопнул ладонью по столу Артемьев.

— Вон ещё, — начальник отдела протянул ему папку. — Меморандум по оперативной информации. За пять дней. Будешь читать?

— Конечно, — Артемьев взял листы с грифом «секретно». Недавно он завёл такой порядок, что оперинформацию, получаемую от агентурной сети управления, начали загонять в компьютеры и анализировать её, составлять меморандум, искать пересекающиеся моменты. На эту линию посадили несколько толковых ребят, склонных к аналитической работе. Неожиданно они дали две реализации, и тогда руководство въехало, что аналитики не только штаны протирают, но и способны на реальную отдачу.

Артемьев отмечал чёрной ручкой в справке-меморандуме более-менее значимые моменты. Так, прибыла группа домушников-гастролёров из Рустави. Источник утверждает, что они взяли две квартиры в Самаре. Проверить. Может, просто агент решил набить себе цену или подставить недругов. Не исключено, что воровская братва хитрушку устроила, чтобы узнать, не подстукивает ли их кореш. Проверять надо… Так, убийство пятилетней давности. Расклад, кто совершил. Чем доказывать? Вопрос. С поличным когда берут — суды и то отпускают. Но все равно следует отработать… Тут притон. Развращение малолетних, «голубые» дела. Фигуранты интересные — пара депутатов Госсобрания, крупный чиновник Министерства экономики, примелькавшаяся поп-звезда. Это пригодится. Реализовать такую информацию МВД никто не даст, но зато будет лишний козырь в рукаве. И для «Легиона» небезразлично — тут есть простор для шантажа. На таких крючках во многом держится влияние.

Остальное — мусор. Информационные отбросы. Выполнение плана по встречам и по получению информации.

Артемьев уже собрался положить обратно в папку меморандум, и тут взгляд наткнулся на последний абзац.

«…На встрече источник Лолита сообщила, что у её знакомой Анжелы живёт мужчина — лет 30-35, особых примет нет, лысоватый, с бородой, назвался Алексеем, учёный, занимается программированием. Скрывается от своих врагов…»

Сердце загрохотало.

Черт возьми! Это же Гурвич!

— Подойди, — сказала дежурная по этажу.

Лиля и Анжела уже пятый час сидели и пялились в телевизор. Все сплетни переговорены. А заказов нет и нет. День проходил впустую. Звонок дежурной означал вызов.

— Нам обоим? — спросила Анжела.

— Нет. Только ты…

— К хачам не пойду! — как заклинание, каждый раз повторяла Анжела.

— Тебя и не гонят… Не заставляй себя ждать, королева…

Анжела бросила трубку и передразнила:

— Не заставляй себя ждать… И вся важная из себя, блин! Куда нам до неё, блин! Прям дом на Рублёвке и счета в Америке!

— Сучка драная, — поддакнула Лиля. У обоих девчонок накопилось немало обид на диспетчершу. — Тоже подрабатывала в своё время. Теперь кто на неё позарится? Вот и строит из себя…

Так уж складывается, что девочки не любят бандерш, диспетчерш, распорядительниц женских тел. Бывают исключения. Вот года полтора назад была У Анжелы «мама», так в ней души не чаяли, за девчонок, как за себя, горой стояла. Как к дочкам относилась. Жалко, села за героин. Бес попутал переодетым ментам сто грамм герыча впарить. Каждый должен заниматься своим делом. И не лезть в чужие.

— Ну, я пошла, — Анжела поправила причёску.

— Чтобы тебе гринов побольше срубить, подруга… И чтоб тебе замуж предложили, — Лиля хмыкнула.

— Ясный перец. Принц из Индии.

— В Индии нет принцев, подруга…

— Ну и ладно…

Анжела поднялась к дежурной по этажу — сорокапятилетней строгой тётке, похожей на надзирательницу в женской колонии.

— На хату поедешь, — произнесла она хмуро.

— По хатам же не работаем! — возмутилась Анжела.

— Ничего. Я людей этих знаю… Двести американских рублей за ночь тебе помешают?

— Двести гринов? — Сердце Анжелы радостно ёкнуло. — Не помешают… Только чтобы не хачи и не садисты.

— Нормальные люди. Денег немерено. Может, ещё чего подкинут. Ну, согласна? — Дежурная напирала настойчиво.

— Согласна, — без боя сдалась Анжела.

— Тогда спускайся. У южного входа серебряная «Ауди» ждёт. В ней — Стас в очках тёмных, прикид на миллион баксов. Скажешь, что от меня.

— Поняла, — обрадованно воскликнула Анжела. У женщин её профессии, которым дорого даются деньги, отношение к трудовому баксу серьёзное. Никогда своего не упустят. И такой заказ не упускают.

От ждущей на стоянке рядом с туристическим автобусом серебряной, как летающая тарелка, машины исходили волны роскоши. Анжела на таких давно не ездила. Новенькая, с конвейера, сиденья пахли дорогой кожей. И парень в салоне сидел — ничего такой, симпатичный. Костюмчик неброский, но очень дорогой.

— Стас, — представился он. — Садись назад.

— Как скажешь… Далеко едем?

— В Москву, — хмыкнул он.

— Цену говорили?

— Двести за ночь. Не вопрос.

— Тогда я тебя люблю, — выдала довольная Анжела обычную свою присказку, обещавшую в скором времени сказку.

Стас тронул машину с места и выехал на набережную. Через несколько минут, поблуждав по узким московским переулкам, остановился у серого шестиэтажного старинного дома. Рядом возвышалось недавно отремонтированное, празднично яркое здание Третьяковской галереи, в которой Анжелка ни разу не была и бывать не собиралась.

— Друга надо забрать, — поведал Стас.

— Что, двое? — почти искренне возмутилась Анжела. — Так не договаривались, — она помялась и нагло затребовала: — Доплатить тогда надо. За двоих-то…

— Он не будет участвовать, — усмехнулся как-то ехидно Стас.

От подъезда отделился высокий атлет и направился к машине.

— Привет, братцы и сестрицы, — он уселся на заднее сиденье рядом с Анжелой.

В общем-то, она и сама ему бы отдалась, при его виде внутри что-то ёкнуло — в нем ощущалась такая сила и уверенность, что хотелось растаять в его объятиях. И глаза ясные, проницательные. «Черт с ней, с доплатой», — подумала Анжела.

Стас тронул машину с места.

— Анжела, — произнёс атлет спокойно.

— Ну да, — девушку несколько удивило, что он знает её по имени. Впрочем, ему мог отзвонить по мобильнику Стас.

— У тебя живёт человек.

— Какой человек? — Внутри у неё похолодело. — У меня?

— Алексей. Так?

— Никто не живёт, — соврала Анжела и подумала с ужасом: «Вот оно! Начинается!»

— Анжела, ложь не украшает такое невинное создание, как ты. И врать ты не умеешь… Адрес твой мы знаем. Нет проблем зайти в квартиру… Мы не хотим ему зла. Он в нехорошей ситуации. Мы хотим его выручить.

— Я не понимаю, — мысли Анжелы путались от страха.

— Не возражай, — подал голос Стас. — Нас твои возражения не интересуют. И на понт не берём. Живёшь ты в однушке, квартира сорок семь. Адрес…

Она вдруг со всей ясностью осознала — эти люди хотят отнять у неё Алексея. Она так привыкла к нему, что он стал ей родным. Все внутри протестовало против подобной постановки вопроса.

— Нет! — крикнула она и попыталась рвануть дверцу…

— Да тише ты, — атлет оттащил её от двери. Сжал аккуратно в объятиях, не делая больно, но и не позволяя ей двигаться.

Она захотела укусить его — не вышло. Он рассмеялся — беззлобно, без издёвки, как человек, которого хочет цапнуть за палец красивая кошка. Спросил:

— Успокоилась?.. Ну все, все… Анжела, мы тебе не враги…

Он отпустил её. Она вжалась в угол. Истерика прошла. Героизм — тоже…

— Теперь слушай, — твёрдо разъяснил атлет тоном, не терпящим противоречий. — Мы заходим в квартиру. Ты нас представляешь Алексею. Мы разговариваем с ним. Все…

— Вы… вы те, кто его преследует?

— Нет. Мы те, кто спасает его шкуру…

Когда Анжела, пряча глаза, зашла в квартиру, а следом появился уверенный в своих силах и правоте атлет, Гурвич понял — все! Это за ним. Его бег закончен.

Можно, конечно, было, как последний акт отчаяния, попытаться прорваться. Или достойно закатить драку. Только вот прорваться через этого бугая не получится — факт. Это как пробить скалу. Есть ещё один вариант — выброситься из окна. Но и тут ничего не выйдет. Гость занял как раз такую позицию, чтобы исключить случайности.

Странно, но Гурвич даже испытал облегчение. Больше всего его томила неопределённость. Он завис между небом и землёй. Ждал изо дня в день, когда за ним придут. И вот, наконец, это свершилось. Будто груз с плеч. Он не способен прятаться по тёмным пыльным углам всю жизнь. Лучше сразу умереть, чем как крыса всю оставшуюся жизнь хорониться по подвалам.

— Ну что, гадина, стреляй, — выдал совершенно дурацкую фразу, расправив плечи — прямо Орлёнок из одноимённой героической песни.

А Атлет — а это был Глеб — вздохнул:

— Какой пафос… Давайте присядем, Алексей Леонидович. Что в коридоре стоять.

Гурвич послушно прошёл в комнату, сел на диван, руки на коленях, спина выпрямлена.

— Если бы мы хотели вас убить, то убили бы… Сейчас у нас разговор. Ни к чему не обязывающий. Гурвич не отвечал.

— Анжела, красавица, подожди на улице со Стасом, — обернулся к девушке Глеб.

Она послушно вышла из своей квартиры.

— Кто вы? — спросил Гурвич обречённо.

— Мы не те, кто разделались с вашими друзьями, Алексей Леонидович. Мы те, кто пытается им помешать.

— Вы знаете, кто их уничтожил?

— Сейчас не время для ответов. Сейчас время для взаимовыгодных предложений. Вас рано или поздно найдут. Мы обеспечим вам безопасность.

— Почему я должен вам верить?

— Что же… Я могу уйти… И вы останетесь один… Ну, не совсем один. С Анжелой, которая привязалась к вам, как собачка. И которую вы тоже подставляете под удар…

— Что я должен делать?

— Ничего. Просто по собственной воле пойти с нами…

— Пошли, — Гурвич поднялся.

Обманывают его, говорят ли правду — не имело никакого значения. Все равно у него не было выбора. Теперь его судьба ему не принадлежала. Она была в руках этих людей.

В пятикомнатном деревянном доме на отшибе Егорьевского района Подмосковья не было роскоши, строители не стремились порадовать глаз интерьерами, однако имелось все необходимое для жизни. И самое важное для Гурвича — на столе стоял мощный компьютер. Правда, без доступа в мировую паутину учёный ощущал себя будто в инвалидной коляске, но ничего, это можно пережить. Когда жив, многое можно пережить…

Программист с трудом осознал, что здесь ему предстоит провести достаточно длительное время в компании трех охранников. Но это лучше, чем лежать в земле.

— Это телохранители или конвоиры? — перво-наперво спросил Гурвич, когда его ознакомили с тем, где и как ему жить.

— В зависимости от ситуации, — сказал Глеб. — В числе прочего они предостерегут вас от необдуманных импульсивных поступков, к которым у творческих людей имеется определённая склонность.

— Все ясно, я арестованный.

— Вы наш гость. И дополнительно к этому являетесь носителем информации, представляющей серьёзную ценность. Поэтому мы обязаны принять меры предосторожности. Чтобы защитить свои и ваши интересы.

— Я не взбрыкну… Я все понимаю. — Гурвич налил пива из пластмассового бочонка, стоявшего на столе, — эти люди знали его пристрастия и позаботились о том, чтобы потрафить ему. — Все-таки объясните мне, как я попал в такую передрягу.

— Когда стало ясно, что проект «Титан» означает серьёзный технологический рывок, вас просто решили уничтожить, — произнёс Артемьев спокойным тоном.

— Я с самого начала боялся, что кончится именно этим. Они не позволят…

— Кто они?

— Не знаю… Они… Это нечто скрытое от глаз, но присутствующее рядом. Не знаю… Знаю, что они должны быть. Кто-то должен заказывать музыку на этом шарике… Похоронную музыку… Впрочем, вам лучше знать, — программист вздохнул горько, откинулся на сетчатом соломенном кресле, устремил свой взор куда-то вдаль, поверх зелёных крон деревьев. — Эх, Белидзе… Он был больше идеалист, чем прагматик. Он мечтал, что это открытие в области аномального химического синтеза заменит целые отрасли. Химзаводы, изничтожающие все живое, уйдут на свалку цивилизации. Земля очистится.

— Рай, — оценил Артемьев.

— Не рай на земле, но один из небольших шажков к нему сделали… Могли…

— Где документация по программе? — поинтересовался Глеб. — Только не надо лукавить… Мы в одной лодке.

— Она была у Алки.

— Два диска?

— Да. От них не осталось ничего…

— Вы можете восстановить информацию?

— На это понадобится время, — развёл руками Гурвич.

— Много?

— Несколько месяцев. Может, год…

— Ну что ж, время у нас есть, — заключил Артемьев.

— А что потом будет с открытием? — заёрзал в кресле Гурвич.

— Вы хотите попытаться его продать? — усмехнулся Артемьев.

— Не приведи господи! — воскликнул программист.

— Оно понадобится, — заверил Глеб. — В нужное время, в нужном месте. Главное, не поторопиться и не опоздать…

— Я понимаю, — кивнул Гурвич. — Кстати, я по-прежнему ничего не знаю о вас.

— Оно и к лучшему, — заверил Артемьев.

— Что будет потом со мной? — спросил с замиранием сердца Гурвич, понимавший, что находится в полной власти этих людей и от них теперь в его жизни зависит все, в том числе — жить или умереть.

— Посмотрим, — Глеб глянул в осунувшееся лицо Гурвича и подмигнул: — Не бойся, мы людей не убиваем.

— А кого убиваете? — встрепенулся программист. — Сусликов?

— Вампиров глушим. Есть такая профессия…

— Почему я вам верю? — слабо улыбнулся Гурвич.

— Потому что за нами правда, — со спокойной уверенностью произнёс Глеб.

Странно, но от этих слов душой Гурвича овладела какая-то умиротворённость — впервые за последнее время.

— Я не кровожадный, — он замялся. — Но как хотелось бы, чтобы за смерть моих друзей ответили…

— Как получится, Алексей Леонидович, — произнёс Глеб. — Как получится…

Через полчаса он гнал свой «Форд-Фокус» в направлении Москвы. Впереди стелилась полоска дороги, поднимающаяся на холмы и падающая вниз, с редкими коробочками автомобилей и тракторов.

— Только бы программист не выкинул фортель, — задумчиво произнёс сидящий на переднем сиденье Артемьев.

— Ребята будут держать его под контролем, — заверил Глеб. — Шахтёра он не обманет.

— Интересно, он восстановит технологический процесс?

— Думаю, да. Это дело его жизни…

— Ты уверен, что это правильное решение — не использовать его как приманку?

— Правильное, — Глеб наддал газ. — Его голова забита слишком ценной информацией, чтобы ею рисковать. И ещё — при таком психологическом надломе из него помощник — курам на смех. Будет только мешать.

— Ладно. Будем бросать другой крючок, — Артемьев откинулся на сиденье и прикрыл глаза.

Сегодня они предложат Зевсу новую комбинацию. И тот согласится. Наверняка согласится…