Что было в зелёном пакете, или как родилась эта повесть

Почтальон принёс мне большой зеленый пакет со штемпелем «Ленинград». Вскрыв пакет, я обнаружил в нём письмо, написанное крупным чётким почерком, и аккуратно сшитую тетрадь, содержавшую тринадцать листиков с текстом, отпечатанным на машинке. В заголовке стояло: «Нигер. История жизни одной собаки». В письме же говорилось:

«Многоуважаемый Борис Степанович!

Мне давно хотелось сказать Вам то, о чём здесь написано. Так же, как Вы, я очень люблю всевозможных животных: собак, лошадей и т.д. И птиц тоже люблю. Но особенно я люблю собак. Жизнь одной из них – спутника моего детства – я описала.

Я не писательница и не собираюсь ею быть. Но я знаю, что не напрасны те рассказы и истории, которые описывают собачий ум и собачье сердце. Они пробуждают в человеке лучшие чувства.

Собака – самый преданный и бескорыстный друг человека, только надо уметь её воспитать. А наши дети, особенно мальчики, часто бывают жестоки к беспомощным и беззащитным животным.

Надо, чтобы ребята поняли, как нехорошо они поступают, и прониклись чувством если не любви, то хотя бы справедливой жалости к друзьям человека – собакам...

Поскольку мои воспоминания нигде не напечатаны и я ими больше не занимаюсь, то я хочу предложить их Вам в собственность, то есть, если Вы найдёте интересным и нужным, используйте описанные факты (а это всё истинная правда) в Ваших произведениях...

Остаюсь уважающая Вас М. Ремезова»

Но я сделал не так.

Познакомившись с историей Нигера, я тоже полюбил его, как любила четвероногого товарища своих детских игр моя незнакомая читательница, и мне захотелось, чтобы все ребята узнали про Нигера.

Так родилась эта маленькая повесть.

Как Нигер попал в наш дом

Это было давно. Я была тогда маленькой девочкой, мы жили в небольшом городке в Сибири, на реке Иртыше. Железная дорога туда не доходила, и, чтобы добраться до нашего города, нужно было много сотен вёрст (или, по-теперешнему, километров) ехать зимой на лошадях, а летом – на пароходе.

Места вокруг были глухие, и нередко в суровую январскую стужу по ночам на другом берегу Иртыша выли волки.

Однажды голодный волк забежал в город. Его поймали и привязали во дворе у солдатских казарм.

Его держали на толстой железной цепи, а так как продовольствия ему не полагалось, то кормили мясом убитых бродячих собак.

Как-то раз туда забежала дворняжка, у которой недавно родились щенки. И вот жестокие люди тоже обрекли их на съедение волку.

Знакомый солдат, кум нашей соседки-кухарки, знавший, что мой отец любит животных, облюбовал одного щенка и принёс нашим родителям в подарок. Этот щенок и был Нигер.

Мне эту историю рассказала мама. А я запомнила Нигера уже большим, здоровым псом, в расцвете сил.

По внешнему виду это был чёрный сеттер-полукровка, с блестящей, как бы атласной шерстью и с подпалинами коричневого цвета у глаз и ушей. За эту чёрную волнистую шерсть его и прозвали Нигером. Он хорошо усвоил свою кличку и всегда охотно бежал на зов.

Было у него ещё и другое имя. Один знакомый сказал, что есть такое растение «чернушка», по-французски – «нигель». И он всегда кликал нашего пса Нигелем, или Чернышом. Но мы его звали Нигер. Всем нам очень нравилось это звучное и, как сказал папа, мужественное слово, напоминающее грозное рыканье собаки, когда она сердится: «крр...» Папа говорил, что собаки любят клички, в которых есть буква «р». И в моей памяти наш любимый пёс сохранился как Нигер.

Как Нигер ходил за почтой

Нигера в городе знали все от мала до велика. Был он большой да красивый и такой умный, что просто на удивление.

Мама приучила его каждое утро в двенадцать часов ходить к отцу на службу и звать к завтраку. Отец работал через две улицы. Нигер степенно шёл до конторы и там, став напротив окна, около которого обычно сидел мой отец, громко лаял. Отец оставлял работу и, смеясь, говорил:

– Зовёт завтракать, надо идти...

Мы выписывали много газет и журналов, которые читали наши родители. Почтовое отделение находилось довольно далеко, и вот, чтобы не ходить туда самим и не затруднять почтальона, туда стали посылать Нигера.

В те времена в такое захолустье почта приходила один раз в неделю. Мама сшила сумку, которую прикрепляли Нигеру на спину. В первый раз папа сам пошёл с Нигером, надев на него эту сумку. На почте он поговорил с почтовым чиновником, познакомил его с Нигером, как он потом шутя говорил, и с этого времени наш четвероногий письмоносец стал регулярно, раз в неделю, с сумкой на спине, ходить на почту. Он уже знал, что если ему на спину надели сумку, – значит, надо отправляться за журналами.

Раз вышел забавный случай. Журналов почему-то не получили, очевидно, почта запоздала (тогда её везли на лошадях), и служащий не смог выдать их Нигеру. А так как объясняться с собакой довольно затруднительно, то он потрепал его по загривку и сказал:

– Отправляйся, дружок, сегодня для тебя ничего нет...

Наш пёс позволил поласкать себя, дружески повилял хвостом, но не пошёл домой, а сел чинно в сторонке и стал ждать. Затем, решив, что ожидал уже достаточно, принялся лаять, желая обратить на себя внимание. Как ему ни разъясняли, что журналов нет, надо приходить в другой раз, он не трогался с места и всё лаял и лаял, пока одному из присутствующих не пришла в голову удачная мысль. Он предложил в сумку к собаке положить лист бумаги. Другой добавил:

– И напиши, что журналы запоздали, будут завтра. А то ведь и хозяева не будут знать, почему он вернулся пустой.

Так и сделали. И Нигер с горделивым видом оттого, что добился своего, отправился восвояси.

И каждый раз, когда бывали перебои с почтой из-за снежных заносов или по какой другой причине, нашему посыльному клали в сумку кусочек бумаги, и он, вполне удовлетворённый, уходил домой.

Старик служащий вскоре умер, на его место поступил другой, но и он прекрасно поладил с Нигером. И, сколько я помню, Нигер всегда ходил за почтой, ходил до тех пор, пока не состарился сам.

Как Нигер ограбил почтальона

Однажды с почтой вышел нелепый казус, как выразился папа. Я потом спрашивала его, что значит «казус», и он объяснил, что это когда получается совсем не так, как надо или как ждёшь, а очень неожиданно и забавно. Так вот, Нигер ушёл, а потом, смотрим, быстрёхонько бежит обратно, в зубах – сумка. Большущая-преболышущая сумка, с какими тогда ходили да и теперь ходят почтальоны, битком набитая газетами, журналами, письмами.

– Ты что это принёс? – изумлённо сказал папа, рассматривая всю эту обширную корреспонденцию. – Это и не нам вовсе... И почему с сумкой? Где ты всё взял?

А Нигер положил ему свою добычу на колени и разгуливает по квартире довольный, что выполнил работу, ждёт, когда его угостят за это лакомством. Он за каждый поход на почту всегда получал или кусочек сахара или кусочек мясца, конфетку.

Папа уже сам собрался идти на почту, чтобы выяснить, где же всё-таки взял сумку Нигер, как прибежал почтовый служащий, запыхавшийся, взволнованный, вбежал на веранду, даже «здравствуйте» не сказал, а сразу спросил:

– Слушайте, это не ваша собака утащила сумку?

– Очевидно, наша, – ответил папа. – Только почему это вы даже поздороваться не хотите? Мы-то тут во всяком случае не виноваты, а если что-нибудь Нигер натворил, так сейчас разберёмся... – и он, встав, поздоровался со служащим за руку, затем пригласил его сесть. Смущённый служащий сел, и они стали говорить.

Оказалось, что Нигер, направляясь за обычной порцией нашей корреспонденции, встретил по дороге незнакомого почтальона, остановился, обнюхал его всего, потом вообразил почему-то, что тот несёт нашу почту, вцепился в сумку зубами. Почтальон, конечно, страшно испугался, думал, собака кусается. Сначала он стоял ни жив ни мёртв, когда Нигер обнюхивал его, а потом завопил, бросил сумку и убежал.

Сумку мы вернули вместе со всем её содержимым, перед почтальоном извинились. Ну, а Нигер... что с него возьмёшь? Наказывать его было бесполезно. Он ведь никого обидеть не хотел, думал, что делает правильно. Он хотел помочь почтальону.

Но с той поры он не пропускал на улице ни одного почтальона. Если встретит, обязательно остановится, загородит дорогу и носом в сумку: давай, дескать, газеты! Но почтальоны больше его не пугались: от того, «ограбленного», они узнали, что он добрый пёс, никому никакого вреда не сделает, а, наоборот, всем старается услужить, чем только может.

Очень интересно, откуда знал их всех Нигер? Вероятно, он узнавал их по сумке.

Дома у нас долго вспоминали об его проделке с сумкой.

– Ограбил почтальона! Вот разбойник! – смеялся папа и хлопал собаку по спине. А пёс вилял хвостом, будто говоря: «Прикажешь – я ещё не то сделаю!..»

Как Нигер ходил на базар

Очень нравилось Нигеру ходить с мамой на базар. В то время больших магазинов в нашем городе не было, а все продукты покупали на рынке, у частных торговцев, у крестьян. В базарные дни некоторые барышники приезжали издалека и всем нахваливали свой товар.

Иногда мама ходила одна, иногда брала с собой нашу няньку, чтоб нести было легче. А потом стала часто ходить с Нигером. Покупала она всегда много – семья у нас была большая, наберёт покупок полную сумку, даст Нигеру в зубы, и он тащит.

Мама делала покупки обычно у одних и тех же продавцов, и они тоже скоро все стали знать Нигера, встречали его приветственными возгласами, а в мясных рядах обязательно угощали обрезками мяса.

Как-то маме было некогда пойти самой, а надо было что-то купить обязательно. Она подумала-подумала и решила послать Нигера: его же на базаре все знают! Написала записочку, записочку вложила в конверт, туда же положила деньги – беги! Он понял и побежал. Обернулся туда и обратно в полчаса, принёс, что надо. Там записочку прочитали, отвесили что и сколько было указано, рассчитались, даже сдачу дали – всё, как полагается!

И потом мама ещё не раз поступала таким же образом. И не было случая, чтобы Нигер не выполнил её приказ. Принесёт всё, даже сдачу до последней копейки, не растрясёт ни одной монетки.

Только раз у него вышло тоже что-то вроде казуса, говоря по-папиному. Приносит мясо, баранью холку, а она вся в грязи, в мусоре, словно кто-то нарочно вывалял её всю, от обёртки остались одни клочки, и тоже всё перепачкано. А вид у Нигера был довольный, как будто и не произошло ничего! Не могли же ему на рынке подсунуть в таком виде?!

После нашлись очевидцы происшествия и рассказали нам.

Оказалось, по дороге Нигеру встретилась бродячая собака. Она набросилась на Нигера, хотела отнять мясо. Несколько раз покупку хватала то одна собака, то другая. Одна к себе тянет, другая к себе. Нигер отберёт, а она опять на него... Так они и валяли, тискали мясо, пока оно не стало цвета земли и пока их не разогнал какой-то случайный прохожий, пришедший на помощь нашему неподкупному посыльному. Камнями он прогнал чужую собаку.

Мясо было, конечно, упаковано, но во время драки бумага растрепалась и свалилась. А Нигер хотел во что бы то ни стало доставить домой всё полностью: и товар, и упаковку. Мясо поднимет – бумага упадёт. Поднимет бумагу – выронит мясо. Ну, беда какая! А нипочём не хочет попуститься ни тем, ни другим... Наконец, кто-то сжалился над ним, завернул покупку в обрывки бумаги, так, вместе с сором, Нигер и принёс всё домой. Мясо было в таком виде, что его всё равно пришлось скормить Нигеру.

После этого все на рынке стали относиться к Нигеру, как к заправскому покупателю. Там один татарин торговал, так он как увидит Нигера, ещё издали машет и кричит:

– Нигерушка, Нигерушка, бери, дорогой! Какова товара жалаишь! Пажалста...

Как Нигер вытащил меня из кадушки

Постоянной обязанностью Нигера было повсюду сопровождать нас, детей. Эту обязанность он выполнял особенно охотно: ведь все собаки любят играть и шалить с детьми.

Надо сказать, что Нигер был на редкость благовоспитанным псом, никогда ни на кого не кидался, зря никого не облаивал и не обижал. А если при нас дрались две собаки, он всегда становился на сторону слабой. Особенным же вниманием пользовались у него ребятишки.

С ним можно было смело оставлять ребёнка, что частенько и проделывала наша нянюшка – молодая деревенская девушка, которая, оставив нас на попечении Нигера, сама бежала за уголок полузгать семечек со своими кавалерами. Долгие годы Нигер был для нас самой настоящей нянькой и товарищем.

Мне шёл пятый год. Неизменным спутником и участником всех моих похождений и проказ был мой братец, шестилетний бутуз, которого у нас называли Жучком за чёрные вихрастые волосы и смуглую кожу. Третьим в нашей компании был Нигер.

Случалось, мы обижали его: дёргали за хвост, за длинную шерсть. Он никогда не сердился, не огрызался и терпеливо сносил все наши грубости и шалости, хотя мы-таки изрядно ему надоедали.

Нигер не отставал от нас ни на шаг. Очевидно, ему мама сказала, чтоб он присматривал за нами. А уж если ему поручить что-либо, то можно быть уверенным, что он так и сделает.

Мы с братом очень увлекались игрой, в которой я теперь не нахожу ровно ничего забавного.

Все, конечно, знают одуванчики, которые растут на лугах и полях. Они цветут жёлтенькими цветочками, а когда отцветут, то вместо цветочка образуется пушистый шар, который при ветре разлетается в разные стороны, а потом отдельные пушинки с привешанными к ним семечками долго плывут по воздуху.

Итак, мы с братцем гуляли у нас в саду, где росло множество одуванчиков. Мы срывали белые воздушные шарики, сначала усердно на них дули, прыгали на одной ножке и визжали от восторга, когда шар разлетался во все стороны, затем, набрав целую горсть стебельков, отрывали от них головки и бежали мыть в кадушке, которая стояла в саду у стены. Вымытые стебельки мы расщепляли вдоль на четыре части, отчего они закручивались спиралькой. Эти спиральки считались у нас почему-то самым лакомым блюдом.

Была моя очередь мыть стебельки. Я, такая маленькая козявка, подошла к кадушке, и так как она была высока, то подставила скамеечку, а когда влезла на неё, то увидела, что воды в кадушке очень мало, на самом дне. Однако это не устрашило меня, и я перегнулась вдвое...

Тянусь, тянусь руками к воде... И вдруг ноги мои оторвались от скамейки, и я, мелькнув ими в воздухе, упала вниз головой в кадушку, а поскольку она была довольно узкая, то мне никак не удавалось повернуться, и я начала захлёбываться. Барахтаюсь в ней, ногами дрыгаю, а сама уж и воды наглоталась...

Внезапно кто-то рванул меня изо всей силы за ногу. Кадушка упала, я тоже, вода вылилась, и я почувствовала, что кто-то дёргает меня за платье. Но я не видела кто, потому что глаза у меня от страха были закрыты, и вся я была мокрая и грязная. Тут я заревела во всё горло, подняла крик на весь двор, и на этот крик сбежались все мои родные и наша нерадивая нянька, которая по обыкновению сидела на скамье за углом и щёлкала подсолнухи.

Сосед-дворник оказался свидетелем происшедшего. Он потом и рассказал, как всё получилось.

Дворник говорил, что всё вышло так быстро, что он даже метлы не успел бросить. Нигер опередил его. Увидев, в какую я попала беду, пёс в тот же миг бросился ко мне на выручку, свалил кадушку, хотя она была тяжёлая, и оттащил меня от неё. Мне попало за шалости, а Нигера все ласкали и хвалили за сообразительность.

Как Нигер спас моего брата

Иртыш – большая река. Особенно полноводным становился Иртыш весной, когда начинали таять снега и лёд в горах и в него вливалась масса воды. Тогда он выходил из берегов и затоплял город.

А летом, в жаркую пору, и к осени Иртыш мелел. Пароходы садились на мель, а с известного времени совсем не доходили до нашего города, и тогда жители надолго оказывались отрезанными от всего мира, пока река снова не набиралась сил.

Итак, бывали такие дни, когда вода доходила до самого нашего дома и плескалась о ступеньки крыльца. Мы с братцем, разумеется, находили это необычайно интересным и с особенным усердием просились на воздух, на прогулку. Нас пускали на открытую террасу, разрешали посидеть на крыльце, но дальше идти было некуда: всё остальное было залито водой. Город походил на Венецию. Вы, конечно, слышали, что есть такой город в Италии, который расположен на островах, так что там по улицам ездят на лодках.

Правда, у нас было не очень глубоко, и обычно на второй, третий день вода начинала спадать, а к концу недели всё принимало свой прежний вид. Но всё же людям приходилось ездить на лодках.

Вот вышли мы с братцем как-то погулять на крыльцо, кругом вода, люди на лодках плавают, и захотелось нам тоже покататься. Сидим, мечтаем и вздыхаем оттого, что мы такие маленькие, лодки нам не дадут, а самим не достать.

Вдруг Жучок придумал и говорит:

– Знаешь, Маня, возьмём корыто, оно лёгкое, тут близко стоит. Никто не увидит, мы сядем и поедем.

– Поедем! – с восторгом подхватила я.

Сговорились быстро и, не медля, тихонько отправились в конец террасы, где близ цветочных горшков приютилось старое корыто. Мы перенесли его на крыльцо и опустили на воду.

Оно легко и заманчиво заколыхалось на воде, будто настоящая лодка. Брат осторожно поставил на него ногу, но утлое судёнышко моментально ушло вниз, и Жучок, потеряв равновесие, бултыхнулся прямо в воду.

Он не успел даже закричать и на моих глазах начал тонуть. А я была слишком мала, чтобы помочь ему. Я даже не сразу сообразила, что произошло и что мой брат в опасности.

Выручил, как всегда, Нигер. Верный пёс мгновенно бросился в воду и, подплыв к тонущему, схватил зубами за одежду. Из воды показалась голова брата, он изо всех сил вцепился в собаку.

Они барахтались у самого крыльца, но так как ступеньки были довольно высокими и скользкими, то Нигер никак не мог взобраться на них с такой тяжестью. Он только перебирал лапами, стараясь держаться на поверхности, и время от времени визжал и лаял.

Тут и я, придя немного в себя, кинулась в дом, громко крича и плача. Выскочили старшие, и я, судорожно всхлипывая, повторяла:

– Шура! Нигер! Шура! Нигер!

Взрослые бросились к крыльцу и помогли изнемогающей собаке и моему озорному братцу, который едва не поплатился за свою выдумку собственной жизнью, выбраться из воды.

Нам с Жучком, конечно, досталось на орехи, и поделом, братец ещё схватил грипп и пролежал целый месяц в постели, а Нигера опять все очень хвалили и угощали лакомством.

Как Нигер нашёл для меня сестрёнку, а моим родителям – дочку

Зимой у нас в Сибири бывали такие бураны, что сугробы наносило выше человеческого роста, а снег, слежавшись, делался почти таким же крепким, как лёд. После каждого бурана мы с ребятами из соседнего двора прорывали в сугробах туннели, строили снежные дома и играли в жителей севера – эскимосов.

Во всех наших играх, разумеется, непременно участвовал Нигер. Он возил нас на санках. Он был огромным страшным белым медведем, с которым мы боролись, и, что особенно приятно, он давал себя побеждать. С его помощью мы не раз открывали Северный полюс, который тогда ещё не был завоёван человеком.

Мы катались с ледяной горки, а Нигер с задорным лаем бежал следом, и, кажется, ему было весело не меньше, чем нам.

Катаясь на коньках, мы впрягали его в постромки, и он мчал нас по гладкому льду с такой быстротой, что ветер свистел в ушах.

В общем, было необыкновенно весело, и целый околоток завидовал, что у нас есть такой замечательный пёс.

И вот однажды, вернувшись домой в морозный зимний вечер, мы вспомнили, что забыли в наших снежных хижинах папин пояс, который он не велел нам трогать без спроса. Боясь, что утром папа хватится пропажи и нам основательно попадёт, мы с братцем принялись советоваться, как поступить.

В это время поднялся ветер и повалил густой снег. Ну, как тут быть? Самим выйти на улицу нельзя, не пустят. А кому можно доверить такую тайну?..

Решили послать Нигера. Если он почту носит, что ему стоит притащить какой-то пояс! И вьюги он не боится. Я подозвала пса, приподняла его длинное мягкое ухо и долго старательно нашёптывала ему, надеясь, что он поймёт, что от него хотят.

– Принеси, Нигерушка, папину опояску, она лежит в нашем домике. Принеси, пожалуйста, а то нас в угол поставят, – просила я и даже поцеловала его заискивающе в морду. Нигер мотнул недовольно головой и высвободил ухо.

Брат же, как человек более разумный, разыскал папину шапку, дал понюхать Нигеру и тихонько сказал, подталкивая собаку к двери:

– Пиль!

Нигер стал скрести дверь.

– Мама, – сказала я невинным голосом. – Нигер хочет на улицу. Можно ему выйти?

– Ну, конечно. Скажи няне, она выпустят его. А вы не подходите к двери: простудитесь.

Нигера выпустили, и он стремглав бросился во двор. Мы с замиранием сердца ждали, найдёт ли он пояс и принесёт ли его нам.

Нас послали умываться перед сном, и тут все услышали беспокойный лай Нигера и его царапанье в парадную дверь.

– Что это он затеял? – недовольно проворчал отец. – Опять, наверное, собаки вырыли дыру под забором. Как это он попал на улицу? Ну, полает и перестанет, – добавил отец.

Мы с Жучком предполагали, что Нигер несёт папину опояску, и, переглядываясь, соображали, как нам незаметно взять её у него. И что он так лает? Только привлечёт общее внимание...

Лай не умолкал. В нём слышалась тревога. Нигер лаял всё громче и настойчивее, почти без перерыва.

– Что там такое? – недоумевали взрослые, но никому не хотелось выходить из тёплой комнаты на холод.

– Дайте-ка, я схожу, погляжу, – сказала наша старая нянюшка, уже несколько лет жившая у нас вместо прежней молодой и ленивой няньки. Мы очень любили её и даже поверяли ей свои тайны.

Она оделась и вышла на крыльцо. Слышно было, как хлопнула парадная дверь под напором ветра. Лай стих. Через минуту нянька вернулась, охая и вздыхая, неся в руках тряпичный свёрток.

– Ах ты, беда какая, – говорила она. – Никак, дитё нам подкинули. Нигерушка-то, смотрю, лает над каким-то узелком...

Свёрток положили на сундук и начали разматывать, оттуда выглянуло крохотное сморщенное личико. Все столпились кругом, и Нигер тоже просунул нос и старательно обнюхал находку. Ребёночек заплакал.

– Ах ты, горе какое. Что делается на белом свете: бросила свою дитю! – продолжала возмущённо причитать няня.

– Ладно, толковать будем потом, – остановила её мама. – А теперь принесите ванночку с тёплой водой. Мы выкупаем бедняжечку, а затем покормим. Как бы не простыла, погода-то вон какая...

Нянька, ворча, поплелась на кухню. Нас стали отсылать спать, но мы со слезами умоляли показать нам, как будут купать и кормить найдёныша, и мама, сжалившись, разрешила.

В одеяльце лежала записка:

«Простите, добрые люди, мне её некуда девать, самой есть нечего. Зовут Еленой».

В те времена жилось трудно, и, случалось, бедные женщины – одинокие матери, которым не на что было прокормить себя и ребёнка, – подкидывали новорождённых чужим людям.

Счастье, что Нигер быстро зачуял девочку. Пролежи она на крыльце дольше – мороз забрался бы под пелёнки и убил бы её.

Принесли воду, выкупали подкидыша, потом дали соску с подогретым молоком, а когда малютка насосалась досыта, положили её спать вместе с нами в детской.

Назавтра наши родители, посоветовавшись между собой, решили удочерить сиротку. Пригласили нас с Жучком и спросили:

– Хотите, чтоб у вас была ещё сестрёнка?

– Хотим! Хотим! – закричали мы в голос.

Скоро все у нас в семье полюбили девочку, как родную, а её имя Елена переделали в коротенькое – Лёша.

Так с помощью Нигера, у меня появилась сестрёнка Лёша, а у наших родителей – ещё одна дочка.

Как Нигер выучил Лёшу ходить

Лёша быстро росла. Потом она стала ползать, но долго не решалась встать на слабые ножки. Нигер, видевший когда-то и меня и брата Шуру ползающими, часто подолгу наблюдал, как она возится на коврике. Иногда она подползала к нему, а он лежал и не шевелился.

Но вот однажды, когда она больно уцепилась за его загривок, он стал потихоньку подниматься, и она, не выпуская его шерсти из рук, поднялась вместе с ним. Он сделал шаг – она переставила ножки, он переступил ещё – она пошла за ним. И, очевидно, ей это понравилось, так как она что-то залопотала и завизжала от восторга, сверкая всеми шестью зубами и продолжая держаться за шею собаки.

Прибежавшая на визг младшей дочурки мама увидела, как они медленно шествовали через всю комнату. Лёша, колыхаясь, неуверенно переставляла одну ножку, другую, а Нигер, косясь на девочку и соразмеряя свои шаги с её шажками, осторожно двигался рядом.

Всплеснув от радости руками, мама воскликнула:

– Смотрите, Нигер научил Лёшу ходить!

Конечно, это вышло случайно, но они и потом не раз прогуливались так, в обнимку, тесно прижавшись друг к другу, пока крошка не выучилась ходить самостоятельно.

Как воровали Нигера

Я уже говорила, какой сообразительный был Нигер. Он с одного слова понимал, что от него требовали. Стоило сказать только раз – и Нигер уже спешил исполнить приказание.

Папа в свободное время так много занимался с Нигером, что тот изучил много разных фокусов, которыми в часы досуга забавлял нас и наших знакомых. Он прыгал сквозь обруч и через палку, как в цирке, ходил на задних лапах, приносил вещи. Правда, беспрекословно слушался он только одного старшего хозяина.

Отец говорил:

– Принеси мне палку! – Нигер нёс ему трость. Отец приказывал:

– Принести шапку! – и услужливый пёс тащил головной убор хозяина.

Не может сам достать – примется лаять: дескать, помогите, что вы, не видите – мне не дотянуться... А получив, он с торжествующим видом, весь напружиненный, размахивая хвостом, как метлой, возвращался к своему повелителю и клал принесённое ему на колени. Не было случая, чтобы он ошибся и принёс не то, что требовалось, или отказался выполнить приказ.

Все удивлялись уму и понятливости нашего пса.

Когда начинали играть на рояле, он подсаживался и, уморительно запрокинув голову и закатив глаза, издавал резкие горловые звуки, похожие на какой-то плач. Мама не выносила этого, но мы с братцем приходили в восхищение от его пения. И когда родители уезжали из дома, мы с Нигером устраивали такие оглушительные концерты, что няня, заткнув уши, спешила укрыться на кухне.

Может быть, Нигер и, взаправду, научился бы петь, если бы с ним заняться, но мы были малы, а родные не любили этого визга. Во всяком случае брат, у которого был музыкальный слух, беря на инструменте ноту за нотой и прислушиваясь к подвыванию Нигера, уверял, что пёс поёт довольно правильно.

Один богатый самодур, прослышав о нашей собаке, вознамерился её купить и явился за этим к нам. Он думал, что за деньги можно получить всё, что угодно, и представьте его удивление и даже негодование, когда отец наотрез отказался удовлетворить его желание.

– Продать Нигера? Да с чего это?! Даже если бы была острая нужда в деньгах, и тогда не продали бы собаки. Разве друзей продают! – так сказал отец.

Тогда этот бессовестный большебрюхий человек, уходя от нас, напоследок пригрозил, что украдёт Нигера, а своего добьётся.

Эту угрозу слышали и наши соседи, и они также сообщили нам, чтобы и в самом деле не вышло чего худого с Нигером. Отец предупредил богача, что привлечёт его к ответственности через суд, если наша собака пропадёт, так как есть много свидетелей, которые подтвердят, что он собирался её похитить.

Однако это не помогло. Прошло немного времени, и наш Нигер действительно потерялся.

– Вот подлец, свёл-таки собаку со двора, – возмущался папа.

Он сейчас же отправился к этому толстосуму, надеясь, что Нигер там, и ему удастся выручить пса. Но во дворе у купца Нигера не оказалось, а в комнаты папу не пустили.

Тогда папа пошёл в полицию, пожаловался околоточному. Околоточным назывался полицейский, надзиравший за порядком в своём участке или околотке. Тот долго не соглашался пойти с папой к богатею, а когда, наконец, пошёл, то из этого всё равно ничего толкового не вышло. То ли Нигера действительно не было там, то ли его спрятали. А богач смеялся и издевался над папой: