ДЛЯ ЧЕГО НУЖНЫ ВЫСТАВКИ

Вероятно, читатель уже давно задает вопрос: а для чего, собственно, нужны выставки? Частично я ответил на этот вопрос в главе «Выставка», рассказав о том, как на выставке проверяется работа собаковода, качество выращенного поголовья собак. И все же вполне уместным будет недоумение: почему нужно обязательно тащиться с собаками в такую даль, расходовать крупные средства на переезд участников, отрывать серьезных людей от их обычных занятий? Разве все это так уж необходимо? Разве непременно надо создавать столько осложнений в таком, казалось бы, простом деле, как разведение собак?

И вообще: как это не лень собаководам сидеть и кропотливо записывать в толстые книги даты рождений и смертей своих породистых псов, клички их отцов и матерей, дедов и прадедов, все их отличия и заслуги? Отбирать щенков, следить за тем, чтобы одна порода ни под каким видом не смешивалась с другой, терпеливо изучать их достоинства и недостатки… В конце концов, кажется, чего бы проще: человек брал бы любую собаку и дрессировал ее, как ему вздумается!

Почему собаководы с такой предубежденностью относятся к беспородной бродячей собаке и столько сил и внимания отдают постоянному совершенствованию чистокровных животных? Неужели только потому, что дворняжка грязна и бездомна, а породистый пес чист, выхолен и лоснится, как смазанный жиром?

Нет, конечно, не потому.

Тогда, может быть, оттого, что дворняжка глупа?

Нет, и не поэтому. Да дворняжка вовсе не так и глупа и даже, напротив, проявляет зачастую удивительную сообразительность. В годы Великой Отечественной войны немало дворняжек успешно использовались в боевых условиях. И все-таки почему-то собаководы с большим пренебрежением относятся к ним. Почему?

Оказывается, все это не так просто, как, быть может, выглядит на первый взгляд.

Вот взяли здоровенного дворового пса и решили сделать из него хорошего сторожа. Принялись дрессировать его, а он смирнехонек, как ягненок, и совсем не имеет желания кого-нибудь кусать, как подобает караульной собаке; а даже наоборот: развалится на солнцепеке и приглашает любого почесать ему живот. С виду-то страшный, а на самом деле добрейшее существо. И сколько его ни стараются разозлить, он только хвостом лениво машет да щурится добродушно.

А вот небольшой песик. И ростом подходящ, и по цвету незаметен, и бегает хорошо. Ни дать ни взять – связист.

Стали его дрессировать, а он на всех бросается. Ну, что посторонних покусал – еще куда ни шло. А вот что вожатому, которому должен был отдать донесение, руки изуродовал, это уже никуда не годится.

Может быть, большого пса сделать связистом, а маленького использовать на караульной службе? Но большого убьют в первом же сражении, уж очень он велик, стрелять в него удобно – заметная мишень, а у маленького в первую же ночь ограбят магазин. Хоть и злой, да что толку? Очень мал. Кто такой моськи испугается!

Наконец подобрали подходящую собаку. Рослая, сильная, хорошо сторожит… Значит, теперь всё в порядке? Нет, не всё.

Появились у нее щенки, выросли, и началась прежняя история. Один свирепый не по росту, другой чрезмерно смирный… Все разные, и ни один для серьезного дела не годится. Почему так? Да по очень простой причине. Мать была хорошая, верно. А отец? А кто его знает – уличный пес какой-то. А дед? А прадед и другие родичи? Неизвестны. И вот тут мы подошли к существу вопроса. Раз неизвестно происхождение собаки, ничего не скажешь заранее и о ее рабочих качествах.

А нам нужны для практического использования такие собаки, на которых можно надеяться, как на самого себя, а в некоторых случаях, может быть, даже больше, чем на самого себя. Сказал: «Сторожи!» – и будет сторожить. Послал с донесением – и будь уверен: принесет. Именно потребность в такой собаке и заставила человека заняться собаководством, создавать различные породы собак.

Подбирая собак с одинаковыми признаками, искусственно соединяя пары, человек постепенно вывел целый ряд разнообразных пород, каждую со своими достоинствами, со своими, только ей одной присущими, особенностями.

Часто приходится слышать: «А какая порода лучше?» Да все хороши, каждая по-своему; нужно только уметь их использовать.

Наша северная лайка незаменима как средство транспорта на Крайнем Севере; восточноевропейская овчарка – лучшая ищейка; кавказская и среднеазиатская овчарки – великолепные пастушьи собаки; рыженький храбрый эрдельтерьер, быстрый на бегу и обладающий развитым ориентировочным инстинктом, – превосходный связист; ласковая, добродушная колли – шотландская овчарка – санитар; чуткий огромный дог—надежный сторож и защитник[13].

И уж будьте уверены, если родятся у эрдельтерьера щенки, то будут все, как один, рыжие, кудлатые, с темной спинкой и бородатой мордочкой, и – если их учить этому – непременно отличные связисты.

Но можно и с хорошей родословной вырастить плохую собаку. Многое зависит от условий, в которых она будет воспитываться.

Нельзя полагаться на одну наследственность; нужно приложить и свою заботу к уходу за животным; иначе можно иметь хорошего щенка, но получить в конечном счете плохую собаку. И виновата в этом будет не собака, а ее хозяин.

Сергей Александрович постоянно напоминал мне, насколько важно уделять Джери как можно больше внимания: подольше гулять, получше кормить. И я действительно не жалел для Джери ничего. И вот мой Джери удостоился чести поехать на Всесоюзную выставку, а его однопометники[14], то есть братья и сестры, которые, видимо, воспитывались не в таких благоприятных условиях, как он, не участвовали даже в областной выставке.

Мы говорили о забитости дворняжки. Ее сделали такой условия ее существования. Вынужденная постоянно попрошайничать, недоедать, она приобрела и соответствующие свойства натуры.

Не таков породистый пес. Его инстинкты не направлены на добывание пищи, и этим объясняется его более независимое поведение и представительный вид, которым он выгодно отличается от беспородной собаки.

Но попробуйте поставить овчарку в обстановку, в какой проходит жизнь дворняжки, и вы убедитесь, как скоро она превратится в такое же забитое и несчастное существо, как и та. Куда девались ее неподкупность и злобность; она будет так же выклянчивать кусок пищи, так же с поджатым хвостом рыться на помойке… И если ее оставить в таких условиях на протяжении нескольких поколений, то постепенно от постоянного недоедания она начнет терять силу и рост и лишится многих своих признаков. Вы замечали, что почти не бывает крупных дворняжек? Крупным бродячим собакам трудней прокормить себя, и они обречены на вымирание.

Человек совершает преступление перед верным другом– собакой, очень часто оставляя на выкорм щенков дворняжки, забавляясь ими, пока они маленькие, а затем, когда надоест с ними возиться, вышвыривает за дверь. Именно так и пополняется непрерывно бродячее племя дворняжек – вечно голодных, бездомных, выродившихся собак.

В дворняжке смешаны признаки многих пород, и неизвестно, какой из них возобновится в потомстве, на кого она будет похожа. Дворняжка так же будет сторожить дом, как любая другая собака, она так же чутка и, уж конечно, не менее предана хозяину, чем овчарка или другой представитель чистопородных.

В начале своей собаководческой деятельности я признавал только служебных собак, потом во мне начал пробуждаться интерес и к охотничьим, и, наконец, я пришел к выводу, что все они, вплоть до самой маленькой комнатной собачки, заслуживают нашей любви.

Однако, если вы хотите серьезно заняться собаководством, все же лучше берите породистого пса (или щенка).

Создавая для животного хорошие условия содержания и отбирая наиболее ценных производителей, мы тем самым поддерживаем породу, развиваем в ней нужные нам качества, а при желании можем даже вывести новую породу.

А что такое условия содержания?

Это питание собаки; это обстановка, в которой она живет; наконец, ваше личное влияние на нее; и вообще все, что собаку окружает, что так или иначе воздействует на нее. Любите ли вы ее, ласкаете или бьете, сидит она взаперти или с пользой служит человеку – все это имеет значение.

Мне вспоминается один разговор с Сергеем Александровичем по поводу содержания и воспитания собаки любителями.

– Главная наша беда, – говорил начальник клуба, – заключается в том, что мы еще не можем добиться такого положения, чтобы каждый любитель по-настоящему понял, какова его роль в собаководстве. Прежде всего это относится к условиям содержания собаки. По-разному кормят, по-разному выгуливают, очень часто не исполняют наши указания, а потом приходят и нам же жалуются, что плоха собака.

– Значит, – быстро спросил я, – в питомниках лучше?

– Не совсем. В питомнике, конечно, все содержание поставлено на научной основе, строго соблюдается режим. Но в питомнике нет другого. Все-таки там собака в клетке. Она не имеет той свободы движений, которой пользуется, находясь в руках хорошего хозяина. Наконец, немаловажное значение имеет и постоянное общение с человеком. Не случайно мы говорим об «интеллигентности» собаки. Отсюда вам должна быть понятна ответственность, которая лежит на каждом любителе-собаководе: ведь каждый из вас в какой-то мере влияет на породу.

Наши собаководы не пожалели усилий, чтобы дать стране хорошее и всесторонне полезное животное. Примером может служить создание советскими кинологами[15] восточноевропейской овчарки. Много лет назад в Советский Союз было завезено несколько экземпляров немецких овчарок. Новую породу создавали не только ведомственные питомники, специалисты-профессионалы, но и тысячи энтузиастов-общественников. Их труд увенчался полным успехом. Восточноевропейская овчарка получила ныне общее признание и стала одной из самых массовых пород. Она имеет свои типичные признаки, отличающие ее от немецкой овчарки (в частности, более крупный рост).

Теперь восточноевропейскую овчарку можно встретить в любом уголке нашей Родины. Она безотказно служит в каких угодно условиях, превосходно чувствует себя даже на Крайнем Севере и используется для любой службы, вплоть до ездовой. Создание такого животного– большая заслуга наших собаководов.

Особую заботу мы должны проявить к таким исконно отечественным породам, имеющим большие географические районы распространения, как кавказская, туркменская и южнорусская овчарки, лайка.

Однако и породистые собаки тоже неодинаковы: одна выше ростом, другая ниже, у одной сильный, развитый костяк, прекрасная мускулатура, а другая хилая. Как же установить: кто лучший в породе? Вот для этого и устраивается выставка.

На выставке судья-эксперт (а экспертами назначаются самые знающие, самые опытные собаководы) или «судейская коллегия осмотрят всех собак, определят достоинства каждой; лучших наградят призами и дипломами и зачислят в разряд производителей.

Выставка – это и показ достижений и одновременно пропаганда дела служебного собаководства. На ней собаководы обмениваются опытом; наиболее заслуженные из них получают поощрение.

Кровное разведение – дело сложное и кропотливое. Мало оценить собаку по физическому развитию, по ее рабочим качествам; в числе недостатков могут встретиться и такие, которые иногда определишь не сразу, – пороки, сводящие на нет все ее достоинства.

Человек идет с собакой по улице. Подошел к дверям магазина, внезапно собака рванулась в сторону, вырвала поводок из рук опешившего хозяина и с воем бросилась на середину улицы.

Хозяин с трудом поймал ее и еле сумел успокоить. Но, только он снова подошел к зданию, повторилась та же история. Животное, поджав хвост, с воем опять бросилось наутек.

Что такое?! Человек недоумевает. Постепенно, с течением времени, он приходит к выводу: собака боится высоких зданий. Здоровый внешне, послушный пес превращается в трусливого, обезумевшего от страха зверя при одном виде высокой стены. Отчего? Причина – психические отклонения. От собак с такими отклонениями потомство иметь.нельзя.

Поэтому на выставке учитывается не только хороший внешний вид собаки – ее экстерьер, но непременно и ее рабочие (или, как говорят собаководы, полевые) качества. Обязательно должна быть полная (то есть не меньше четырех колен) родословная[16].

В советское время были заведены родословные книги на лучших собак страны, стали рассылаться экспедиции для изучения местных пород, налажена научно-исследовательская работа.

Проводятся и ежегодные выставки собак и периодические всесоюзные смотры служебного собаководства. На них выявляются победители породы; самым выдающимся из них присваивается звание чемпиона СССР.

В СТОЛИЦЕ. НОВОЕ ЗНАКОМСТВО

В высоких просторных залах стадиона было собрано более четырехсот собак. Все лучшие представители служебных пород – победители областных, краевых и республиканских выставок – съехались сюда. Мы, уральцы, привезли с собой двенадцать собак.

Привязав своих питомцев на отведенные для них места, мы разбрелись по залам выставки, чтобы познакомиться с ее экспонатами.

Каких-каких только пород тут не было собрано! Что наша выставка! Она совсем померкла рядом с московским смотром.

Даже те породы, которые я хорошо знал, выглядели здесь значительно внушительнее, праздничнее. А сколько было новых, малоизвестных! Тут и изящные ласковые шотландские овчарки – колли, окрашенные в три красиво сочетающихся между собой цвета: белый, черный и шоколадный, с пышным боа вокруг шеи и на груди; тут и невозмутимые, с упругими, налитыми телами, поглядывающие на публику добрыми глазами ротвейлеры; тут и эрдельтерьеры… Но об эрделях будет особый разговор.

Долго любовался я туркменскими собаками. Ростом они с дога, но укрыты надежной густой шубой. Не боятся ни жары, ни холода, не струсят ни перед каким противником. Недаром их так любят наши пограничники, охраняющие советские районы, граничащие с Афганистаном, Ираном, Индией. В отделении «туркменов» публика простаивала часами.

Шум и гам в залах стадиона были оглушительные,. От собачьего лая звенело в ушах. Для того чтобы поговорить с соседом, приходилось кричать на ухо. Постепенно, переходя из одного зала в другой, я дошел до последнего и хотел уже вернуться назад: мне показалось, что я переступил пределы выставки, ибо в этом последнем зале было совсем тихо, как вдруг заметил, что и здесь много собак, но только все они в полном молчании лежат на своих местах. Люди, сидящие около них, негромко, вполголоса, перебрасываются словами.

Это заинтересовало меня. За последний год я успел многое узнать, многому научиться, но впервые видел, чтобы на выставке, где обычно все животные нервничают, собаки вели себя так невозмутимо.

Понравился мне и порядок у них. Около каждой собаки стояла своя чашка с водой, под каждой был заботливо подстелен парусиновый коврик с красной каймой и нашитой в углу красной звездой. Видимо, все эти животные принадлежали питомнику.

Я долго рассматривал собак – это были эрдельтерьеры.

Конечно, я знал их, но только теоретически – из книг. Но живых, в натуре, до этого не видал. У нас в городе их не было.

Эрдели очень заинтересовали меня, я продолжал наблюдать за ними, все более удивляясь их поведению.

В то время как все другие живые экспонаты выставки рвались с привязей, шумели, лаяли, выли, рычали, бесновались, всеми способами протестуя против того, что их привезли сюда и поместили в эту разношерстную незнакомую компанию, ни один из эрделей не издавал ни звука. Они относились ко всему этому шуму совершенно равнодушно: спокойно лежали, выставив вперед бородатые рыжие мордочки. Только умные карие глаза внимательно следили из-под нависших бровей за всем, что происходило вокруг, да упруго подтянутые под себя лапы свидетельствовали о том, что любой из них каждую минуту готов вскочить и в случае необходимости дать отпор всякому, кто вздумает тронуть их.

Во всем остальном они были такие же точно собаки, как и все другие; так же лизали своих хозяев, так же радовались их приходу, виляли коротким рыжим обрубком-хвостом в минуту особого возбуждения, даже лаяли отрывистым приятным контральто… Любопытство взяло верх, и я подошел к одному из военных.

Он оказался очень милым и любезным человеком. Это был начальник одного из питомников эрдельтерьеров; он с большой охотой стал говорить о них. Мое незнание было вполне простительно, так как эрделей в то время в частных руках было немного и разводились они в основном в государственных питомниках. Любители же знали эту собаку очень мало[17].

Осмелившись погладить курчавую черно-рыжую спину, я с удивлением обнаружил, что внешность эрделей весьма обманчива. С виду они походили на мягких плюшевых медвежат; в действительности шерсть их жестка, как щетина. Мой новый знакомый объяснил, что благодаря такой шерсти эрдельтерьер лучше многих пород защищен от невзгод жизни, приближаясь в этом отношении к кавказским и южнорусским овчаркам, шуба которых толста, как войлок.

Он объяснил также, что эрдельтерьер храбр и вынослив, способен хорошо ориентироваться в незнакомой местности, пробегать с поразительной быстротой без отдыха громадные расстояния, переплывать широкие озера и бурные реки, а благодаря своим сравнительно небольшим размерам и скромной окраске шерсти может быть незаметен для врага и, следовательно, мало уязвим. Терьеров на белом свете великое множество, что-то около семидесяти пород; эрдельтерьер среди них самый сильный и крупный.

Если верить моему новому знакомому, то получалось, что лучше эрдельтерьера в мире собаки нет. Но так уж устроены все «собачники»: для каждого «его порода» – самая лучшая. А «эрделисты» – самые фанатичные из всех.

От эрделей меня отвлекли лишь начавшиеся ринги. Однако и во время рингов я еще несколько раз прибегал в крайний павильон, чтобы навестить своего нового знакомого и его питомца, носившего кличку Риппер, или, как уменьшительно звал его хозяин, Рип. Как я узнал позднее, Риппер был одной из знаменитейших собак Советского Союза, но тогда мне это было неизвестно.

Рингов в Москве было несколько, сразу просматривалось несколько пород, и скоро наступила очередь и моего Джери. С трепетным чувством провел я его за веревочное ограждение, встал на указанное место и двинулся по кругу. На сердце у меня было неспокойно. Первые шаги на московской выставке ознаменовались для моего воспитанника серьезными осложнениями.

Началось с того, что Джери долго не допускали на ринг. После приключения в подмосковном питомнике, когда Джери грыз железные прутья и поранил себе губы, у него вокруг пасти образовались коросты; они, естественно, возбудили подозрение врача: не экзема ли, или, быть может, какая другая накожная болезнь? Заболевших собак на ринг не допускают из опасения заразить других, да и сами они считаются «не в форме», даже если болезнь не заразная. Не в форме оказался и мой Джери. Помимо губ, у него был сильно поранен бок; повязку перед рингом сняли, но рану не скроешь: она запеклась, вокруг нее большим неприятным пятном расплылся йод. Но что делать? Ведь не за тем же ехал Джери, чтобы посидеть в питомнике и с тем вернуться домой!

После долгих упрашиваний и доказательств удалось, наконец, уговорить ветеринарного врача, осматривавшего собак перед рингами, пропустить Джери, но едва мы сделали несколько шагов по кругу, как судья остановил на доге свой всевидящий взгляд и, показывая на желтое безобразное пятно на его боку, строго спросил:

– Что это: дрался?

Пришлось объяснить. Судья сердито проворчал:

– В плохом виде вывели собаку. Следовало бы вас удалить с ринга, ну да ладно…

По его тону нельзя было понять, что это «ну да ладно» могло обещать нам: «все равно плохо» или «ну да посмотрим, может, сойдет». Мне оставалось только гадать и волноваться.

Осмотр продолжался недолго (впрочем, догов и здесь было не много), и спустя несколько минут я уже уводил Джери на его место. Перед тем как отпустить меня с собакой с ринга, судья сказал:

– Оценку узнаете позднее.

Оказывается, здесь был другой порядок, чем у нас.

На нашей выставке оценка сообщалась сразу же.

И судьи, как мне казалось, здесь были гораздо строже. Они придирались к самой ничтожной мелочи, находя недостатки даже у самых безупречных, на мой взгляд, животных.

Что значит «Всесоюзная», только теперь я начал понимать это. Тут уж не жди снисхождения. Тут показываются лучшие из лучших, значит, и требования гораздо выше.

Что судья хотел сказать словами «следовало бы вас удалить с ринга»? Во мне росла тревога. Я переживал за Джери, за желтое пятно и вообще за обиду, которую нанес нам с догом судья, пригрозив изгнать с ринга моего питомца, но такое состояние продолжалось у меня недолго. То, что происходило вокруг, поглощало все мое внимание.

Выставка шумела, кричала, бурлила, лаяла; она цвела всеми цветами, призывала плакатами и лозунгами, развевающимися флагами. На стадион валом валили посетители.

И подумать только: давно ли у нас не было ни одного осоавиахимовца-собаковода, находились даже чудаки, смотревшие на собаку только как на роскошь или забаву!

Всего десять лет прошло с того дня, когда, вскоре после окончания гражданской войны и интервенции, первый кружок энтузиастов положил начало организованной работе в этой области.

И вот за столь сравнительно небольшой срок страна покрылась сетью клубов, привлекших к себе тысячи трудящихся, собаководство превратилось в необходимую отрасль хозяйства, к которому советская общественность проявляла горячий интерес.

В выставке участвовали совхозы и другие гражданские организации; и все же общее направление ее было, безусловно, оборонным, военным. Мы жили в гостинице ЦДКА (Центрального Дома Красной Армии) на площади Коммуны, на нас была осоавиахимовская форма, отличавшаяся от армейской лишь знаками различия, – все это говорило само за себя, подчеркивая оборонный характер происходившего события, участником которого был и я, еще недавно ничего не смысливший в собаководстве, не умевший отличить овчарку от лайки, доберман-пинчера – от пойнтера и дога… Я ли это?

Такие мысли приходили мне в голову, когда я бродил по выставке.

ИГОРЬ ОБЕЩАЕТ

Вечерами, когда выставка прекращала свою работу до утра следующего дня, мы подолгу бродили по Москве. Тогда она была еще не такой, какой мы знаем ее сейчас: еще не действовало метро, не было многих зданий, украшающих ее ныне.

Неизгладимое впечатление произвела на нас вечерняя Москва с тысячами огней, и особенно – Красная площадь, торжественная, строгая.

С нами был самый младший член нашей делегации – Игорь Рогов. Он восхищался больше всех, это видно было по блеску его глаз, по выражению лица и возгласам.

С Игорем Роговым, юным другом обороны, как называли у нас всех активистов его возраста, я познакомился при довольно забавных обстоятельствах. Я шел по улице, а он несся на коньках по тротуару, на буксире у собаки. Разлетевшись и не сумев свернуть вовремя, он наехал на меня. Толчок был так силен, что я не удержался на ногах и упал; шлепнулся и мальчуган. Конечно, он оказался проворнее и поднялся первый и, чтобы избежать наказания, умчался, ни слова не говоря, погоняя свою собаку. А назавтра… мы встретились с ним в клубе, как говорится, нос к носу. Игорь очень смутился и готов был, кажется, провалиться сквозь землю, если бы это было возможно.

Оказалось, что он уже давно участвует в работе клуба, выполняя разные поручения Сергея Александровича и регулярно посещая кружок юных собаководов в своей школе. Его отец, Алексей Иванович Рогов, пользовался большой известностью в нашем городе как садовод-мичуринец. Любитель природы, цветов и животных, Алексей Иванович привил эту страсть и своему сыну. У Игоря была молодая овчарка Гера; это с ее помощью он едва не разбил мне нос при нашей первой встрече.

Если поездка в Москву для каждого из нас была радостным событием, то для Игоря – тем более.

– Как красиво! Как красиво! – то и дело восклицал он.

Возвращаясь однажды после прогулки в гостиницу, Игорь вдруг сказал Сергею Александровичу:

– А вы знаете, что я сделаю?

– Что? – спросил Сергей Александрович.

– Выращу собаку и передам ее для Красной Армии!

– А Гера? – спросил я.

– А что Гера! Возьму вторую!

С Герой, любимицей отца и настоящим членом роговской семьи, мальчик, вероятно, не решился бы расстаться; да, кроме того, у нее уже были щенки и, обладая хорошей родословной, она числилась в списках производителей клуба.

– Зачем тебе брать со стороны? – заметил Сергей Александрович. – А щенки Геры? Вот ты и вырасти одного…

– Я так и сделаю! – пообещал мальчик.

Отдать собаку, может быть, и не большой подвиг; но все, что делается от чистого сердца, с благими намерениями, заслуживает уважения.

НЕУДАЧА. СТОИТ ЛИ ОГОРЧАТЬСЯ?

Ринги продолжались два дня. На третий день, наконец, были объявлены оценки и владельцам лучших собак выданы призы.

Как празднично, торжественно выглядит процедура вручения призов на Всесоюзной выставке! Но я не досмотрел ее до конца. Да, признаться, она меня и не касалась вовсе: в Москве мой Джери не удостоился приза. На ринге он получил только «удовлетворительно». И это явилось для меня большой неожиданностью и большим ударом.

«Как же так? Как могло случиться это?» – спрашивал я себя. Столько возгласов одобрения и восхищения слышал я по адресу своего друга! Уже успел привыкнуть к ним и воспринимал их как должное. Его хвалил судья на ринге в нашем городе; им восхищались и в осоавиахимовском лагере под Москвой… И вдруг такое несчастье!

«Удовлетворительно»… Так много собак получило эту оценку!

Я был совершенно уничтожен. После стольких успехов – и полная неудача! Конечно, бывает еще хуже, когда вашу собаку совсем выведут с ринга, но это уже позор, полный провал.

Ругал себя за то, что не уберег Джери и вывел его на ринг не в выставочном виде. Ведь еще судья предупреждал меня, что надо привезти собаку в Москву в полном порядке! А я ухитрился показать его здесь хуже, чем дома. Но главное все же было не в этом. Имелась еще одна причина неудачи, и более важная причина, не носившая временного характера. И она-то угнетала меня больше всего.

Джери был хорош дома, на областной выставке, но он оказался совсем не столь безупречным здесь, в Москве. Почему? Да потому, что в Москве другая мерка, здесь были собраны сильнейшие.

Конечно, большая честь съездить в столицу, даже если ты там и не заслужишь приза, но все же мне было очень грустно. Растерянно бродил я по выставке и даже не заметил, как оказался в отделении эрделей. Вчерашний эрделист сидел на своем месте около собаки. Пес лежал, свесив бородатую морду к полу, и зоркими глазами следил за публикой, а прямо перед ним, на стене, висела табличка с надписью:

Я был уязвлен в самое сердце. Как? Эта рыжая обезьяна (так я в сердцах обозвал собаку) получила первое место на ринге, а мой красавец гигант только «удовлетворительно»?!

Мне показалось это явной несправедливостью. Молча, совершенно подавленный, я отошел в сторону и издали угрюмо наблюдал за эрдельтерьером и его хозяином.

К эрделисту поминутно подходили интересующиеся и просили показать победителя. Хозяин, улыбаясь и похлопывая собаку по курчавой спине, выводил Рипа на середину павильона, с видимым удовольствием принимая и это внимание и успех своего питомца.

Кто-то просит поставить собаку боком, чтобы лучше были видны ее достоинства: как на ринге. Эрделист охотно выполняет просьбу. Одной рукой он берется за ошейник, другой – за короткий хвост и переставляет Риппера, как вещь. Пес воспринимает это совершенно невозмутимо. Публика смеется. Я тоже не могу удержаться от улыбки. Уж очень смешно: взять собаку за хвост, как за ручку, и переставить, будто она не живая! Подошел другой эрделист и привел еще одну отличницу собаку. Завязался разговор, обычный в таких случаях, когда сойдутся два знатока. До меня долетали отрывки фраз: