ДОГИ В УНИВЕРМАГЕ

В жизни моих четвероногих друзей назревали новые значительные события. Клуб продолжал настойчиво разворачивать работу по использованию собак для нужд народного и, в частности, городского хозяйства. Опять не стало хватать собак, хотя теперь их у нас было в несколько раз больше, чем пять лет назад. Вскоре Сергей Александрович предложил мне использовать Джери на охране центрального универмага. Предложение было вполне закономерным. Джери давно закончил учебу на дрессировочной площадке, успешно выдержал испытания и с этого момента считался, выражаясь языком собаководов, «отработанным» псом. В учетном бланке дога, в графе «специальность» было написано: «караульная».

Это было достижение, которым я мог по праву гордиться. Перед испытаниями (а их было несколько) пришлось повторить с «учеником» все пройденные с ним приемы, как и полагается делать накануне серьезного экзамена.

Особенно много хлопот доставила мне отработка последнего, и самого трудного, приема – отказа от корма.

Караульная собака не должна брать корм или лакомство из чужих рук. Не должна она подбирать и пищу, найденную на земле. Иначе ее можно легко отравить. Это качество служебной собаки достигается длительной дрессировкой.

Моему Джери эта наука далась не сразу. Его непомерный аппетит долго мешал ему примириться с тем, что не всякую пищу можно есть. Все же я добился желаемого, и вот каким путем.

Я спокойно иду, придерживая Джери рядом на поводке. Навстречу нам – помощник инструктора. Он ласково окликает Джери и показывает ему лакомство. Пес, облизнувшись и вильнув хвостом, потянулся к соблазнительно пахнущему куску и вдруг неожиданно получил резкий удар. В тот же момент я скомандовал: «Фасс!» Помощник побежал, а Джери, яростно рыча и лая, порывался броситься вслед обидчику.

После нескольких повторений (помощники каждый раз менялись) Джери уже отлично знал, как отвечать на приглашение незнакомых людей отведать чего-либо вкусненького, и переходил к нападению, не дожидаясь моей команды.

Несколько сложнее было отучить его от корма, найденного на земле. Здесь не было человека, и Джери недоумевал, почему он должен быть осторожен. Однако при первой же попытке схватить мясо, валявшееся на аллее парка, где происходила дрессировка, он испуганно отскочил в сторону. Затем, когда испуг прошел, он опять приблизился к куску, обнюхал его и схватил, но, жалобно взвизгнув, тут же выпустил из пасти.

Не удалась и третья попытка. То же самое повторилось и на другой день. И вообще с этого времени все съедобные находки, которые, как нарочно, теперь особенно часто попадались Джери на прогулках, оказывались при ближайшем знакомстве очень неприятными.

В чем тут дело, Джери, конечно, не мог знать. А между тем все обстояло очень просто. Джери не замечал, что к каждому куску, на который я умышленно наводил его, был протянут тонкий электрический провод. В кустах прятался Шестаков с индуктором. Едва пес дотрагивался до находки, Шестаков включал ток. Этого было вполне достаточно, чтобы раз и навсегда отбить желание воспользоваться найденной едой.

В конце концов Джери пришлось примириться с тем, что все его попытки бесполезны и, кроме неприятности, ничего не приносят. Так он на всю жизнь получил отвращение ко всякой пище, за исключением той, которую получал из рук хозяина. Джери стал первоклассным караульным псом. В сочетании с природной злобностью, силой и недоверчивостью это делало его ценной служебной собакой.

Не он один – все его сверстники-щенки, с которыми он когда-то обучался вместе на площадке, превратились в злобных, сильных, отработанных псов. Многие из них были сразу же поставлены на охрану различных объектов.

Убедившись на многочисленных примерах, что охрана с четвероногими сторожами дешева и надежна, а организация ее не представляет особых затруднений, все больше предприятий приносили в клуб заявки на караульных собак. Тогда-то клуб и обратился с призывом к своим активистам, чтобы те, у кого есть отработанные собаки, согласились дать своих питомцев во временное пользование, – разумеется, не безвозмездно.

Предложение Сергея Александровича пришлось мне по душе. Не потому, что я нуждался в Джеркином заработке, а просто было приятно, что мой дог может принести практическую пользу. Договорились: Джери будет караулить большой универмаг – Пассаж.

Нужно было познакомить Джери с другим догом, по кличке Джана, в паре с которым ему придется «работать».

Первая встреча состоялась на улице, близ Пассажа. Улица была выбрана не случайно. Во время прогулки собаки не так драчливы и враждебно настроены ко всему чужому, как дома, – дом они свято оберегают от любого вторжения.

Однако, даже несмотря на эти предосторожности, увидев большую незнакомую собаку, Джери принял воинственный вид. Если к дворняжкам и вообще маленьким собачонкам он был всегда настроен дружелюбно и никогда не позволял себе обидеть их, то в крупных собаках, вероятно, видел соперников и не упустил бы случая задать хорошую трепку, только бы ему это разрешили. Зарычав, он подскочил к Джане с очень недвусмысленным намерением вцепиться в нее. Хозяин Джаны, испугавшись его грозного вида, поспешно потянул собаку за поводок к себе. Я скомандовал: «Фу!»

Но внезапно поведение Джери резко изменилось.

Угрожающий вид сменился на самый дружественный. Дог обмяк, завилял хвостом и вообще старался всячески показать, что очень рад встрече.

В этом не было ничего неожиданного. Ведь Джана была самкой, а в собачьем мире – я надеюсь, читатель уже запомнил это – самец никогда не обижает самку и даже терпеливо сносит ее нападки, если, на беду, у нее окажется сварливый характер. Это обстоятельство входило в наши расчеты, и оно не обмануло нас.

Видя дружелюбие Джери, и Джана перестала сторониться его. Теперь можно было смело запирать их в универмаге, не опасаясь, что собаки перервут друг другу глотки.

Внутренняя охрана – особый вид караульной службы. Мы уже довольно подробно познакомились с обычной наружной охраной, когда привязанная собака всю ночь бегает по тросу вдоль охраняемого объекта. Появилась опасность – собака с лаем бросается на врага, насколько привязь позволяет ей сделать это; лай доносится до караульного помещения, и на помощь четвероногому сторожу приходят вооруженные люди.

Совсем другое дело – внутренняя охрана. Здесь собака на всю ночь предоставлена самой себе и должна рассчитывать только на свои силы.

Вечером, когда универмаг покидали покупатели и служащие и в огромном помещении не оставалось ни души, туда запускали догов, двери захлопывались за ними, и целую ночь они были одни. Две собаки, одна выше, сильнее, другая, несколько уступающая первой, но обе в достаточной степени громадные и свирепые на вид, до утра бродили по торговым залам, переходили с одного этажа на другой, вынюхивая и выслушивая, нет ли где чего-нибудь подозрительного, не забрался ли вор.

Ежедневно под вечер я отводил Джери на дежурство, а рано утром, до службы, заходил за ним, чтобы отвести домой. Каждый раз мы встречались там с Григорием Сергеевичем Шестаковым. Он был уполномоченным клуба и руководил охраной ряда объектов. Я сгорал от нетерпения, ожидая случая, который позволил бы моему Джери в полной мере проявить себя. Я и хотел этого случая и побаивался его.

Постепенно, однако, нетерпение стало проходить, ничего особо «страшного» и чрезвычайного не происходило, и я уже начал привыкать к тому новому, что вошло в жизнь Джери. Впрочем, без чрезвычайных происшествий все же не обошлось.

Раз, поставив Джери на пост, я уже собирался уходить, когда дог вдруг тревожно завыл. Он беспокойно нюхал воздух и тянулся мордой в дальний конец помещения.

– Что-то чует, – сказал Шестаков.

Вскоре мы все уловили запах гари. Где горит? В дальнем углу универмага помещался склад детских игрушек: через закрытые двери его просачивались сизые струйки дыма. Немедленно вызвали пожарных, двери взломали.

Оказалось, мастера ушли, оставив на электрической плитке банку с клеем и не выключив тока. Клей вскипел, разлился, и легко воспламеняющиеся картонные и обтянутые бархатом и плюшем игрушки загорелись.

Благодаря чутью собаки пожар удалось захватить в самом начале и быстро потушить. Это напоминало случай с собакой Хусаинова. Оказывается, и мой Джери был способен на подобные штуки. Я все больше гордился им, не подозревая, что близок час, когда я буду трепетать от страха за его жизнь, повисшую на волоске…

Домой Джери возвращался важный, полный достоинства (или я сам, в пылу своей любви к нему очеловечивая его, приписывал ему это?), жадно съедал полагающуюся чашку корма и укладывался спать. Спал крепко до того часа, когда пора было вновь отправляться «на работу». Видимо, к исполнению своих ночных обязанностей он относился добросовестно, не позволяя себе поспать «на дежурстве».

Так прошел месяц, начался второй… И вот однажды ночью в моей квартире тревожно зазвонил телефон: меня просили немедленно прибыть к универмагу. Предчувствуя; что случилось что-то серьезное, одевшись на скорую руку, я бегом бросился к Пассажу. А случилось действительно серьезное, и очень.

Среди ночи в универмаг проникли воры. Выпилив потолок, они по веревочной лестнице спустились в магазин и забрались в торговое помещение. Прислушались – тишина. Сторожа снаружи не было, это они твердо знали, так как, прежде чем влезть на чердак через слуховое окно, обошли здание со всех сторон. Никто и ничто, казалось, не могло помешать им.

Ступая смело и не ожидая никакой беды для себя, они направились в нижний этаж, к отделу готового платья. Только сошли с последних ступенек лестницы – навстречу из темноты метнулись два громадных зверя. Громоподобное рычание нарушило тишину. Это было так неожиданно и страшно, что в первую минуту грабители забыли о ножах, которыми были вооружены, и в ужасе бросились в разные стороны.

Один кинулся к окну-витрине. Посыпались стекла. Но разве убежишь от собаки? Преследователь настиг и вцепился в одежду. Грабитель рванулся и, оставив клок материи в зубах дога, выскочил за окно. Собака прыгнула за ним.

Второй, спасаясь от Джери, вскочил на прилавок. Но дог одним прыжком сбил его оттуда на пол. Падая, вор дико закричал. Рука, которой он старался ухватиться за что-нибудь, коснулась холодного лезвия. Мгновенно злоумышленник вспомнил, что он вооружен. Блеснула сталь…

В глухую полночь в кабинете дежурного уголовного розыска затрещал телефон. В трубке взволнованный, срывающийся голос торопливо говорил:

– Приезжайте арестовать меня. Я в универмаге, в Пассаже, в отделе готового платья.

Странная просьба! Дежурный вызвал оперативных работников, и они поехали к универмагу.

У разбитой витрины сидел мраморный[28] дог. Это была Джана. Перед нею, скорчившись от холода и страха, полусидел человек. По забрызганному кровью асфальту можно было догадаться, что между животным и преступником произошла отчаянная борьба. На дверях магазина все пломбы были целы, замки на месте. Пока вызывали ответственных за сохранность магазина людей и вскрывали пломбы, прошло немало времени…

В будке телефонного автомата, облокотившись на аппарат, стоял другой неизвестный. А перед будкой, как-то весь покосившись, сидел Джери. Хвост и лапы его были в крови. Кровь подтекла под будку, под ближний прилавок.

Джери все еще противился охватившей его слабости и не сдавал свой пост. Можно было поражаться его упорству, физической выносливости. Даже раненый, истекающий кровью, он внушал грабителю такой ужас, что тот с перепугу сам донес на себя.

И, только когда Джери увидел меня, силы оставили его. Он встрепенулся, чтоб выразить свою радость, но вместо этого осел еще ниже и тихо повалился на пол.

– Джери! Джери! – вырвалось у меня.

Но Джери уже ничем не мог ответить на мой призыв. Не мог ответить на мое появление веселым повиливанием хвоста, негромким радостным повизгиванием, не мог сморщить морду в улыбке.

Бессильно раскинулся длинный толстый хвост. Лапы дрожали, резко обозначались ребра. Кровь все еще сочилась из раны. Мелко-мелко трепетали веки, и слабо шевелились уши, как будто прислушиваясь к уходящей жизни.

ОТДЫХ НА ИРЕНИ

Однако Джери еще продолжал бороться со смертью. Могучий организм его сопротивлялся, и это вселило в меня слабую надежду.

Рана Джери была очень серьезна. Удар ножом был нанесен под левую переднюю лапу. Преступник знал, куда бить, и только молниеносные движения собаки в борьбе с врагом и ее крепкое телосложение спасли дога от неминуемой и скорой гибели. Вторично, как и тогда, когда Джери попал под трамвай, его удивительная ловкость и сила крепко помогли ему.

Тем не менее положение было очень серьезно. Нож пробил грудную клетку совсем недалеко от сердца.

Несколько суток я не отходил от полумертвого друга. Часами просиживала около него и Снукки. Молча переводила она вопросительный взгляд то на меня, то на неподвижного, пропахшего лекарствами Джери. Играть и резвиться она перестала.

Леонид Иванович дневал и ночевал около Джери. Спасибо ему, он много сделал, чтобы вылечить Джери.

Врач все время наказывал нам, чтобы мы как можно лучше питали больную собаку, но это было не так-то просто сделать. Джери потерял много крови, ослабел и с трудом лакал молоко или мясной бульон. За несколько дней он превратился в скелет, обтянутый кожей. Шерсть свалялась и потеряла свою глянцевитость, местами была в темных бурых пятнах от свернувшейся крови. Влажный, холодный когда-то кончик носа был теперь постоянно сухим и горячим. Кожа на нем ссохлась и стала серой.

Широкие бинты туго охватывали крест-накрест туловище Джери. Как мне объяснил Леонид Иванович, эта повязка потребовалась для того, чтобы стянуть края раны – от этого срастание могло пойти быстрее. На этот раз нашему уважаемому хирургу пришлось самому отойти от своего правила – не накладывать повязки.

Джери, наверно, было очень неудобно лежать спеленатым, но он не делал никаких попыток сорвать бинты, а только косился, когда я или Леонид Иванович меняли их. Если я при этом ронял кусочек ваты, Снукки, конечно присутствовавшая тут же, поспешно подбирала его и уносила к себе.

В квартире, как в настоящем лазарете, пахло йодоформом, которым Леонид Иванович смазывал рану, чтобы предохранить ее от заражения. Все мы говорили тихо, передвигались осторожно, только бы чем-нибудь не повредить Джери.

Крепкий организм сумел перебороть смерть. Через некоторое время наступило улучшение. Еще день, другой – кризис миновал, и наш общий друг начал поправляться.

Чем дальше, тем выздоровление шло быстрее. Даже Леонид Иванович, уже немало повидавший разных болезней и ран, поражался живучести дога.

– Ну и здоров! – говорил он, выслушивая своего пациента. – Другой после такого кровопускания и чихнуть бы не успел, мигом на тот свет отправился бы, а этот – ничего, здоровехонек!

Скоро сняли повязку. Теперь она только раздражала рану. Без нее заживление пошло быстрее.

Когда на месте раны образовался продолговатый розовый шрам, я, захватив с собой и Снукки, увез своего ослабевшего после длительной болезни друга в небольшой уральский городок на берегу реки Ирени, где когда-то прошли мои детство и юность. Здесь целыми днями мы проводили время у реки, пол живительными лучами солнца.

Природа – лучший врач. Солнце, воздух, вода и вкусная питательная пища энергично делали свое дело. Сила и здоровье быстро возвращались к Джери. Тело вновь налилось и окрепло, шерсть приобрела, как прежде, серебристый блеск, движения сделались быстрыми и уверенными. Джери снова стал прежним Джери.

С рассвета до потемок носился он вместе со Снукки на свежем воздухе, поражая жителей города своей величиной и красотой.

Приближался конец нашего отпуска. Последние дни мы почти совсем не покидали реки. Погода стояла ясная, теплая, хотя уже был конец августа. Я старался как можно полней насладиться отдыхом, предоставив животным полную свободу. Джери много купался; накупавшись, принимался кататься по траве, переворачиваясь с одного бока на другой. Снукки в это время громко пыхтела где-нибудь в тени ивового куста, спасаясь от полдневного жара.

Обширный заливной луг с высокой сочной травой, где мы обычно проводили время, заканчивался у реки высоким глинистым обрывом. Вниз, к воде, вела скользкая тропинка, у берега на приколе всегда стояла узкая и верткая долбленая лодка. Однажды Джери попробовал сунуться в нее, но вынужден был поспешно выскочить обратно, едва не перевернув это суденышко, плыть в котором отважился бы не всякий.

Начался последний день нашего пребывания на Ирени. Солнце медленно клонилось к западу. Я читал книгу, собаки, набегавшись вволю, лежали около меня. На лугу жители заречной слободы косили траву – второй укос. Двое мужчин взмахивали косами, а третий сгребал скошенную траву граблями, набивая ею рогожные кули, и сносил их к реке, в лодку.

Внезапно я обнаружил, что Джери нет около меня. Он стоял на краю обрыва и с интересом смотрел вниз. Кромка берега медленно обваливалась под тяжестью собаки, сухие комки глины, шурша, скатывались по откосу, а пес, видя, как оседает земля, перебирал лапами, чуть отступал назад, но не уходил, продолжая с любопытством следить то за падением комьев, то за человеком, возившимся у челнока.

Я окликнул его:

– Джери!

Пес помахал хвостом в знак того, что слышит меня, но остался на прежнем месте. Вот любопытное создание: все-то надо знать!

Тем временем человек нагрузил свое утлое суденышко, примостился сам на корме и осторожно отпихнулся веслом, направляясь к противоположному берегу. Перегруженная лодка шла тяжело, медленно, быстрое течение тащило ее за собой. Один куль свесился за борт и кренил лодку. Она едва не черпала воду.

Гребец, балансируя, привстал, чтобы поправить мешок. Верткое суденышко качнулось, человек не сумел сохранить равновесие, взмахнул руками и, вскрикнув, опрокинулся в реку.

На секунду он погрузился в воду с головой, потом всплыл. Беспомощно барахтаясь на одном месте, он выбрасывал над собой то одну, то другую руку и протяжно кричал:

– Тону-у… Спаси-и-те…

Набежавшая волна захлестнула его, и человек пошел ко дну.

Я опрометью бросился вниз по откосу. Косари тоже бежали к берегу.

С реки снова донеслось:

– Спаси-и-те…

Голова утопающего вновь появилась на поверхности реки в нескольких метрах от прежнего места. Он все еще боролся. Опрокинутая вверх дном лодка быстро уплывала по течению.

Я был на половине склона, когда, зацепившись носком ботинка за корень, споткнулся и, не удержавшись на ногах, кубарем покатился вниз. Мне удалось сдержать падение, ухватившись за ивовый куст. Немного оглушенный, я поднялся почти у кромки воды, плохо соображая, зачем я тут оказался.

В этот миг длинное, растянутое в прыжке серое тело пронеслось мимо меня по воздуху. Это прыгнул Джери. Он опередил и меня, и косарей. Мелькнул хвост-прут – с шумным всплеском дог обрушился в реку. Вода сомкнулась над его головой. Я впился глазами в то место, где на воде расходились широкие круги. Еще никогда Джери не прыгал с такой высоты. Не оглушило ли его падение? И потом, старое опасение: ушные раковины дога слишком открыты, чтобы он мог без вреда для себя погрузиться в воду с головой…

Но нет, страхи мои оказались напрасными. Джери вынырнул и, загребая лапами, как лопатами, быстро поплыл к погибающему.

Я облегченно вздохнул. Крестьяне, сбежав по откосу, замерли у воды. Только сейчас я заметил у своих ног Снукки. Она тихонько повизгивала от волнения, бестолково суетилась и не отрываясь следила за Джери.

А Джери? О, Джери был герой! Меня всегда интересовало, что побуждает собаку в подобные моменты. Ведь я никогда не обучал Джери специально службе спасения на воде. Только раз, будучи еще щенком, стоя на берегу у моей ноги, он видел, как другая собака принимала участие в спасении ребят, вывалившихся из опрокинувшейся лодки. Неужели же это могло иметь значение? Не случайно существует метод дрессировки – перенимание у другой собаки. Доплыв до утопающего, Джери закружился около него. Тот продолжал судорожно биться на одном месте, то погружаясь, то вновь выскакивая на поверхность. Сознание, видимо, уже покидало его.

Близость живого существа, так внезапно появившегося около него, вернула тонущему проблеск мысли. Схватив толстый, плавающий на воде хвост дога, он повис на нем всей тяжестью. Этот груз потянул собаку ко дну, заставив и ее хлебнуть воды.

Дог торопливо оглянулся на человека, словно что-то хотел ему сказать, тотчас повернулся в сторону берега и принялся изо всех сил работать лапами.

Как ни быстро все это произошло, течение уже успело дотащить собаку и человека до обрыва, с которого еще так недавно Джери сталкивал комья земли. Под обрывом, в излучине, темнел омут. Здесь ход воды менялся. Она плавно огибала это место сначала медленно, потом быстрей и быстрей, пока не достигала середины его, где, бурля, сразу проваливалась куда-то вниз.

Ирень всегда славилась своим коварством. Я помню, как мы, мальчишки, смертельно боялись ее скрытых глубин и подводных быстрых течений. Стоило отплыть подальше от берега, как сильная струя подхватывала, увлекала за собой – и горе тебе! Вырваться втянутому в водоворот без посторонней помощи было почти немыслимым делом. Щепка, брошенная с обрыва в воду, мгновенно скрывалась в глубине, уходя по вертикальной прямой. Потом она выныривала метрах в десяти ниже по течению, вся облепленная пеной и жирным донным илом.

Человека втянуло в водоворот первым. Руки его внезапно разжались и оказались выброшенными над поверхностью реки, в то время как головы уже не было видно.

В этот миг рядом со мной послышался новый громкий всплеск. Это Снукки, не выдержав, спешила на помощь своему другу. Выставив кверху кончик носа, она плыла, быстро перебирая лапами.

Джери рванулся, до половины корпуса выскочил из реки, погрузился (страшная подводная сила тянула его), вынырнул еще раз, еще погрузился с головой, вновь выбросился на поверхность, сделал отчаянное усилие и… вырвался из водяного плена.

Несколько ударов лапами, и Джери достиг берега. Снукки тоже повернула назад. Но, коснувшись лапами дна, Джери неожиданно обернулся и, стоя по грудь в воде, стал что-то ловить глазами в густой тени омута. Он шумно дышал, бока учащенно вздымались – борьба с водяной стихией была нелегка. Один из косарей, скинув сапоги, тоже всматривался в глубину, готовясь нырнуть.

Под водой мелькнуло человеческое тело. И снова дог опередил нас. Стремительно вбежав в реку, он всплыл, ткнулся мордой в воду, схватил утопающего за одежду и повлек за собой. Мы помогли собаке вытащить его на берег. Пострадавший был еще жив, но так наглотался воды, что потерял сознание. Несколько минут мы откачивали его; наконец грудь его поднялась, изо рта хлынул поток воды, утопший открыл глаза и, громко вздохнув, пришел в себя.

Только тогда мы хватились спасителя. Он сидел на берегу, на самом высоком месте откоса. Дог уже успел отряхнуться, и его влажная чистая шерсть светилась на солнце; с высунутого языка стекали капельки слюны. Наклонив голову набок, Джери внимательно следил за нами. Рядом с ним была Снукки. Суетливая и беспокойная, учащенно дыша, она порывалась лизнуть друга прямо в раскрытую пасть, а тот слегка отворачивался, как бы говоря: «Ну что ты лезешь! Подожди! Дай отдохнуть!»– и продолжал смотреть в нашу сторону…

Вот такими, рядышком друг с другом, я всегда и буду помнить их.

Можно было бы, пожалуй, еще немало интересного рассказать о них, но я кончу на этом простую историю о моих верных друзьях – Джери и Снукки.

1

Глаз собаки – имеет три века (одно внутреннее)

2

Ныне ДОСААФ СССР – Всесоюзное добровольное общество содействия армии, авиации и флоту

3

Позднее я узнал, что без этих документов ни одна собака, как бы хороша она ни была, не получит приза на выставке. В случае гибели животного все документы подлежат в обязательном порядке возврату в клуб

4

Здесь упомянуты лишь наиболее распространенные породы. Вообще же их сотни

5

Каюр – погонщик собачьей упряжки, «собачий кучер», как в шутку говаривали у нас в клубе

6

Экстерьер – внешний вид животного

7

Ринг – площадка, обнесенная веревкой, где происходит экспертиза собак. На выставке под словом «ринги» обычно принято подразумевать весь процесс судейства

8

Абрек был одной из лучших собак Советского Союза. Тайфун – впоследствии чемпион СССР.

9

В то время, к которому относится наш рассказ, на выставках служебных собак не было медалей, а выдавался лишь диплом. Сейчас, помимо дипломов, выдаваемых всем собакам, прошедшим экспертизу, присуждаются также (при наличии полной родословной) медали: золотая (оценка «отлично»), серебряная («очень хорошо»)

10

Топуш в предвоенные годы считался лучшей собакой Грузии

11

На первый взгляд это кажется неправдоподобным. Но вот вам совсем свежий факт. Недавно в клубе рассматривался вопрос по привлечению к суду шофера, который легковой автомашиной переехал лайку. Лайка осталась жива (правда, болела недели две), а лайка, как известно, по мощности и размерам не может идти ни в какое сравнение с кавказской овчаркой.

12

Парфорс – «строгий» ошейник – металлический, изготовляемый обычно из жесткой проволоки ошейник с шипами. Применяется для особо злобных и упрямых собак. Может надеваться и внутрь шипами, и наружу (в зависимости от надобности). Парфорс – обязательная принадлежность инвентаря каждого собаковода

13

Это не значит, что каждая порода используется строго по одному виду службы. Некоторые породы являются универсальными и используются весьма разнообразно. Здесь указаны лишь их основные рабочие признаки

14

От слова «помет» (потомство собаки)

15

Кинолог – собаковод; кинология – наука о собаке

16

Согласно выставочным правилам, утвержденным в 1951 году, только та собака получает право на высокую оценку и на приз, у которой есть жетон, свидетельствующий, что она прошла дрессировку и имеет родословную, где указано четыре ряда предков. Испытания по дрессировке предшествуют выставке и проводятся в присутствии специальной комиссия

17

Теперь это одна из основных служебных пород, получившая широкое распространение среди любителей

18

Портдепешник – сумочка, пристегиваемая к ошейнику, куда вкладывается донесение

19

Выгул – дворик для собак, где они могут побегать, поразмяться

20

Дуровы – семья известных цирковых актеров и дрессировщиков животных

21

Шамберьер – длинный хлыст, применяемый при дрессировке лошадей в цирке. Хлопанье этого хлыста всегда сопровождает представление с участием лошадей. Некоторые неумеренные дрессировщики делают шамберьер орудием настоящего истязания животных

22

Ледоруб – род кирки, употребляемый альпинистами для вырубания ступенек во льду. Он же служит опорой при подъеме

23

Плато – плоская возвышенность в горах

24

Точнее, оставляется пять-шесть позвонков (но ни в коем случае не один, как иногда делают неопытные любители и такие же «знающие» врачи, уродуя эрделей

25

Клички всех щенков были на «А». Первый помет – первая буква алфавита. Так делалось раньше у «настоящих» заводчиков. Это удобно тем, что сразу, по кличке, вы можете определить, из какого помета был щенок. Впрочем, это необязательно, можно начинать и с другой буквы

26

Урман – по-уральски: тайга, глухомань, лесная глушь

27

Хорошим средством против блох является также дуст, порошок от клопов и тараканов. Им нужно посыпать собаку под шерсть, а потом, через несколько часов, вымыть

28

Мраморным называется черно-белый (пегий) окрас догов