- Оригинально и потрясает воображение.
      - Как и все, что он изрекает. Я так подумала, может, у него табун личный неподалеку на выгоне, и он тревожится, чтобы пары вредные до туда не донеслись?.. Что еще? Милиция была два раза, девятую палату всю вдоль и поперек излазали. Вроде предположили, что маньяк не с улицы пришел, а с вечера в больнице прятался, а наша уборщица давай кричать, что он, наверное, весь день в её шкафчике для ведер и щеток просидел. Ее, дескать, шестого на работе не было, вот маньяк и воспользовался. С чего она так решила - непонятно, но мы все хохотали до упаду.
      - А с чего хохотали то? - изумилась я.
      - Да ты представь себе чудика, который целые сутки прячется за швабрами в коридоре! Тогда бы каждый, кому нужна половая тряпка там или ведро, открывая дверцу, с этим мужиком нос к носу сталкивался. Одни мы с тобой за день раза по три что-нибудь разливали: то компот, то чай, то микстуру. А на всех здешних обитателей сколько раз получается? Да у него бы язык отсох здороваться: "Здравствуйте! Очень приятно. Маньяк... Здравствуйте. Очень приятно. Маньяк".
      - Веселитесь, значит?
      - Ну а что теперь, до скончания дней плакать что ли? Вон народ новый заселился по сниженной стоимости, так те, вообще, чуть ли не на экскурсию в девятый номер рвутся.
      - Алис, а с чего взяли то, что он с вечера в больнице сидел? Какие-то факты новые обнаружили? - мысль о том, что версия с Шайдюком, похоже, подтверждается, не давала мне покоя. - Или это так, на уровне сплетен?
      - А я почем знаю? - она пожала худыми плечами и воткнула, наконец, вилку электрочайника в розетку. - Наверное, на уровне сплетен... Во всяком случае, нам никто официально не докладывался... Ну а ты-то как? Как там Леша твой поживает?
      - Леша? Леша нормально...
      Я смотрела на легкий дымок, начинающий виться над крышкой чайника, слушала бульканье закипающей воды и думала о том, что нужно все-таки переходить непосредственно к цели визита. Однако, следовало решить, раскрывать ли перед Алисой карты или же прояснить для неё ситуацию лишь частично. В любом случае начинать прямо "с начала" и заявлять о том, что убийцей вполне мог оказаться Шайдюк, казалось мне кощунственным.
      - А с бутылкой-то твоей что? - начала я издалека.
      - С бутылкой? - моя бывшая соседка даже замерла с чашками в руке. Напоминание и винограде на этикетке её явно не обрадовало. - Нету больше бутылки. На помойке она - там, где ей и положено быть. Муж мой приехал после работы, завернул её в газету и увез подальше... А с чего ты вдруг спросила?
      - Да так... Просто, понимаешь, мне кажется, есть человек, на которого падает куда больше подозрений, чем на тебя, вот я и подумала...
      - Женька, ну-ка колись! Ты что ли знаешь, кто Галину Александровну "того"?..
      - Ничего точно я не знаю. Просто произошло кое-что странное, да и потом, если милиция подозревает, что убийца уже с вечера был в больнице...
      Алиска торопливо швырнула в обе чашки по одноразовому пакетику заварки, плеснула кипяток так, что он чуть ли не гейзером взвился к потолку, и села, подперев обеими ладонями подбородок:
      - Колись-колись! И без длинных вступлений, ладно? Еще со школы всякие предисловия терпеть не могла... Ну что, ты боишься, что я кому-нибудь разболтаю, да?
      - Не в этом дело. Если все подтвердится, то так и так придется сообщить милиции... Просто мне нужна твоя помощь. Ты только не подумай, что я это требую в качестве взаимной любезности за бутылку. Не хочешь, можешь не помогать. Я абсолютно не обижусь...
      - Да что тебе, в конце концов, нужно то? - не выдержала Алиса. И тогда я, опустив глаза в пол, пробормотала:
      - В кабинете Шайдюка под стеклом на столе лежит листочек. Там записаны телефоны и адреса медперсонала. Я не знаю, конечно, для кого этот листочек предназначается: если для общего пользования - одно дело, а если только для Анатолия Львовича - совсем другое... В общем, мне нужен домашний адрес самого Шайдюка. Я думаю, что Галину Александровну мог убить он.
      Минуты три, не меньше, бывшая соседка смотрела на меня отупевшими от удивления глазами. Вроде бы из раскосых и слегка подтянутых к вискам они даже сделались круглыми. Потом Алиса звонко (на зависть мне!) присвистнула и, переместив указательный палец к виску, сделала несколько недвусмысленных вращательных движений.
      - Ты чего, совсем рехнулась? - поинтересовалась она. - Ты, на самом деле, Шайдюка подозреваешь?
      Моим психическим здоровьем регулярно и заботливо интересовался Митрошкин, поэтому я не обиделась:
      - Алиса, поверь мне на слово: для подозрений есть достаточно веские основания. Анатолий Львович мне и самой нравится, но это не повод для того, чтобы при жизни причислять его к лику святых. Я бы не лезла в эту историю, если б меня в неё усиленно не втягивали, так что не надо меня ни в чем убеждать. Хочешь помочь - помоги, нет - разойдемся тихо и мирно.
      - Да разойтись то мы, конечно, разойдемся. Только вот что ты после этого наколбасишь? У тебя мозги, вообще, есть? Ты бы ещё тетю Таню-повариху заподозрила! Тебе же ясно сказали, что это - маньяк! Что, по-твоему, Шайдюк и всех остальных убил? Тоже мне, нашла Джека-Потрошителя!
      - Или маньяк, или кто-то работающий под маньяка, - я упрямо гнула свою линию. - Я же тебе говорю, у меня есть причины подозревать Анатолия Львовича.
      - Чокнулись просто все! - Алиса всплеснула руками. - Не профилакторий, а сумасшедший дом. Уборщица теперь у каждого нового ОМОНовца документы проверяет - боится, что маньяк переодетый. Лесников, ну этот, псих наш местный, мыться перестал и носки свои стирать. Сосед его говорит, он их в мешок складывает, целую вонючую кучу уже накопил, а все потому, что боится в душе один оставаться. Как только ещё в туалет в индивидуальном порядке ходит?
      - Сосед? Он же вроде один жил?
      - Попросил, чтобы его к новенькому дядьке подселили. А то за ним обязательно маньяк в одноместный номер пришел бы! Ага! Унюхал бы его носки и сразу в обморок хлопнулся.
      Я осторожно улыбнулась. Алиса взглянула на меня исподлобья и отхлебнула остывший чай из чашки. Буря праведного негодования, похоже, немного улеглась.
      - А чего ты так взбесилась то?
      - Да ничего я не взбесилась, - она раскрыла коробку и достала шоколадную зефиринку, похожую на шляпку гриба-подберезовика. - И это не из-за тебя даже... Просто из-за такого количества версий, на самом деле, с ума сойти можно. И, главное, каждый городит кошмарную чушь, и у каждого такие серьезные поводы для подозрений - просто умереть - не встать!
      - Какие ещё версии? - я насторожилась.
      - Ну, первая - то что маньяк - это я! В связи с этой бутылкой, с виноградом нарисованным... Твоя, заметь, версия - правда, вслух не оглашенная!
      - Я, кстати, тоже - маньяк.
      - Да? Как приятно!.. А тебе это кто сказал?
      - Добрый дядя из милиции. Правда, тоже не сказал, а только намекнул.
      - Ну, значит, за нас - маньяков! - Алиса легонько чокнулась краем своей чашки о мою. - А с чего вдруг тебя в маньяки записали?
      - Сейчас это не так важно. Ты не волнуйся: про бутылку я ничего не сказала... Лучше дальше давай: какие ещё версии есть?
      Она отставила чашку в сторону, надкушенную зефиринку положила рядом, задумчиво поводила указательным пальцем по полированной поверхности стола.
      - Ты знаешь, я не уверена, что имею право тебе это рассказывать, - её глаза снова были спокойными, но далеко не простыми. - Все это, конечно, чушь собачья, но, тем не менее, странная чушь...
      - Алиска, ну уж сказала "а", говори и "б"!
      - Да ничего я тебе ещё не сказала! Ты же мне не говоришь, все тайны какие-то, тайны...
      - Но это касается Анатолия Львовича?
      - В том-то и дело, что не касается! И тоже подозрительно и, якобы, убедительно.
      - Знаешь, что, - теперь уже разнервничалась я, - не хочешь говорить не говори! Пусть милиция твои "убедительные" версии выслушивает. Я так понимаю, что помощи мне от тебя не дождаться...
      - Да погоди ты! - Алиса досадливо наморщила нос. - Сядь. Куда ты ломишься? Просто, может быть, твоя версия и то, что мне рассказали - это как-то пересекается... В общем, сначала я хочу знать, почему ты подозреваешь Шайдюка?
      По коридору процокали чьи-то каблучки. Она встала и плотнее прикрыла дверь. В комнате словно вдруг стало темнее.
      - Короче, так, - я перекинула свой куцый "хвостик" через плечо и затеребила кончики волос, - я тебе расскажу, что к чему, но если после этого ты откажешься мне помочь, то будешь просто свиньей!
      - Чтоб мне на мясокомбинате сгинуть! - поклялась Алиса, и я начала рассказывать...
      Когда мое недолгое и какое-то путанное повествование подошло к финалу, она уже обдирала алый лак на четвертом ногте. Лицо у моей бывшей соседки было странно сосредоточенным, глаза пустыми.
      - Ну вот что! - несколькими резкими движениями она стряхнула крошки сухого лака с пальцев и поднялась, запахнув халат. - Я хочу, чтобы все это ты услышала от нее. А то ещё скажешь, что я что-то придумываю.
      - Да от кого, от "нее"-то? - начала было я. - Кого ты ещё хочешь сюда привести?
      Но Алиса уже вышла из комнаты, аккуратно притворив за собою дверь.
      Вернулась она минут через пять в компании Виктории Павловны. Та казалась испуганной и ужасно взволнованной и от этого ещё сильнее чем обычно шаркала ногами в коричневых кожаных шлепках.
      - Здравствуйте, Женечка! Ой, девочки, да что же это? - запричитала она, грузно опускаясь на стул.
      - Вот вы ей расскажите "что же это"! - бывшая соседка ткнула в меня своим тонким указательным пальцем. - Не бойтесь, она тоже с места в карьер в милицию не побежит. Ей невыгодно.
      Виктория Павловна неловко замялась, разглядывая свои полные колени, обтянутые синими трикотажными спортивными брюками. Алиса же соизволила объяснить:
      - Она ко мне вчера пришла. Мучилась-мучилась, потом решила кому-нибудь душу излить... На невинного человека милицию натравить, конечно, страшно, но то, что этот самый человек ночью придет и молотком по голове огреет, ещё страшнее. Правда, Виктория Павловна?
      Бедняжка кивнула.
      - Так вы Женьке-то расскажите. Она у нас чемпион мира по логическому мышлению. Сейчас мне такие версии излагала! Одна, кстати, к вашей истории очень даже подходит.
      Я вздрогнула и вопросительно взглянула на Алису. Но та, вывернув ладонь под прямым углом, как какая-нибудь жрица с египетской фрески, переадресовала меня к нашей гостье.
      - Ох.., - Виктория Павловна тяжко вздохнула. - Вы не представляете, девочки, как мне страшно все это вспоминать. И ножницы эти злосчастные я отнесла, и Галину Александровну, пусть земля ей будет пухом, обнаружила. Да ещё и...
      - Рассказывайте-рассказывайте! - Алиса снова включила чайник в розетку и подвинула к гостье распечатанную упаковку печенья. - Чего так волнуетесь? Вы же не в прокуратуре.
      - Вам не понять еще! - она помотала головой. Заколка, придерживающая её густые волосы над левым ухом, с легким щелчком расстегнулась и оттопырилась, как забавный рог. - Вы молодые еще, мало чего в этой жизни видели... А сколько людей по тюрьмам сидит просто из-за того, что следователь плохой попался? Знать бы, что как положено разберутся, тогда другое дело.
      - Виктория Павловна, вы что - что-то знаете про убийство? - раскрыла, наконец, рот я. - Вы кого-то подозреваете?.. Клянусь, что в тайне от вас я ни в какую милицию не побегу! Мы все втроем обсудим, и если решим, что стоит говорить - тогда скажем, а если нет...
      - Да не может это иметь отношение к убийству! Не может! Ведь маньяк же, маньяк Галину Александровну убил!
      Виктория Павловна заговорила вдруг с такой горячностью, словно из последних сил пыталась убедить сама себя. Яростно рванула расстегнувшуюся заколку, выдернув несколько волосков, прижала ладонь к левой стороне груди, помолчала, считая частоту сердечного ритма.
      - Ладно, расскажу, - проговорила она, наконец. - Только не дай бог вам и мне вместе с вами взять такой грех на душу и засадить невинного человека!.. Слушайте, Женечка. Алиса уже все знает... Помните, мы с вами вечером шестого выпили вино, и я пошла спать? Расправила я постель, легла, уснула даже. А потом просыпаюсь среди ночи и чувствую, что мне как-то нехорошо: сердце колотится, виски ломит, душно...
      Она проснулась среди ночи и почувствовала себя как-то нехорошо: сердце гулко колотилось о ребра, виски разламывались от боли, дышалось с трудом.
      "Опять давление подскочило", - с горечью подумала она, садясь в постели. - "Ну что за жизнь такая под старость лет! Бокал вина выпить нельзя! И вино-то было хорошее".
      Муж тихо сопел и посвистывал носом, отвернувшись к стене. Луна ровным бликом отражалась в его круглой лысине. Виктория Павловна наклонилась к тумбочке, выдвинула ящик, достала коробочку с "Панангином", высыпала на ладонь пару таблеток. Не запивая, проглотила.
      Голова по-прежнему гудела. Она, скрипя пружинами матраца, отодвинулась к стенке и прислонилась затылком к бетону, приятно холодящему даже сквозь слой штукатурки и обоев. Почему-то вспомнилась энергетическая спираль с маленьким синим шариком на вершине.
      "Надо будет поподробнее поговорить с этой женщиной. Может, и в самом деле, помогает? Привезла же она её зачем-то с собой в профилакторий?.. Где-то ведь находят люди всякие народные средства, а тут ешь таблетки горстями, а толку никакого".
      Муж заворочался в постели, глухо застонал, во сне взмахнул рукой и как-то неудобно подвернул её под голову.
      "Тоже ведь больной человек", - подумала Виктория Павловна. - "И почки, и желудок... Сколько нам ещё осталось? Лет десять может быть. А там никакие лечебные ванны не помогут... Кстати, ванну бы сейчас принять неплохо. Или хотя бы душ. Прохладный душ".
      Мысль о прохладном душе показалась неожиданно приятной. Струи воды, льющиеся на затылок, смывающие горячую боль, прогоняющие тошноту... "Интересно, а душ на ночь закрывается?.. Да нет, вряд ли. Там и замка снаружи никакого нет".
      Придерживаясь рукой за спинку кровати, она встала, нашарила ногами шлепанцы. Аккуратно сложенный спортивный костюм лежал на стуле... Нет. Натягивать трико и узкую кофту на длинной "молнии" - слишком муторно, слишком тяжело. Не хочется. А вот на полочке в стенном шкафу хранится зеленый фланелевый халат. Виктория Павловна взяла его так, на всякий случай: она и дома-то предпочитала не носить халатов - или длинные юбки или полуспортивные брюки. Но сейчас халат был как нельзя кстати.
      Стараясь не шуметь, она прошла через комнату, открыла шкаф, нащупала пальцами мягкую, нежную фланель. Накинула халат прямо поверх батистовой ночной сорочки. Взяла полотенце. Муж не проснулся даже тогда, когда довольно громко скрипнула дверь. Виктория Павловна вышла из номера и...
      В коридоре разговаривали мужчина и женщина. Точнее, она слышала только женский голос, но, судя по смыслу произносимых слов, мужчина занимался более важным, чем пустые разговоры, делом.
      - Господи, как мне хорошо! - женский голос срывался на счастливый стон. - Как я люблю тебя! Какие у тебя губы...
      Парочку не было видно. Вероятно, они стояли в стенной нише, напротив одной из палат. В этой самой нише ещё висел отвратительный пейзаж с болотными камышами и убогим подобием уток. В бытность свою охотником муж Виктории Павловны уток добывал, и она прекрасно знала, что те ни в коем случае не выглядят, как бройлерные цыплята.
      - Еще, хороший мой! - продолжала женщина. - Господи, в пустую бы квартиру с тобой и запереться дня на три... Никогда ещё со мной такого не было. Никогда!
      "Боже, неудобно-то как!" - подумала она, прижимаясь к стене. - "Сейчас ведь пойду обратно в комнату, опять дверью скрипну - точно услышат. И поймут, что их подслушали. Вот влипла дура старая... Как-то надо на цыпочках, что ли?".
      В том конце коридора, где стояла Виктория Павловна, лампочка не горела. Увидеть её могли бы вряд ли, а вот услышать!
      - А, знаешь, я даже хочу, чтобы он знал! - как-то яростно и неистово выдыхала женщина. Голос её болезненно прорывался сквозь шелест одежд. - Я хочу, чтобы он знал, что есть настоящие мужчины, что нашелся человек, который смог сделать меня счастливой...
      "Или лучше переждать?" - промелькнуло в голове у Виктории Павловны. "Действительно ж, не отдельная квартира! Ну, сколько они могут там стоять? Минут пять еще, а потом уйдут... В мою сторону не пойдут явно. Куда здесь идти? К мужику этому нервному в номер что ли?.. А может это он и есть? Охальник!"
      От мысли о том, что тщедушный мужичонка с жидкими бакенбардами может заставлять так стонать страстную и молодую, судя по голосу, женщину, ей вдруг сделалось смешно. Она даже, не сдержавшись, хихикнула, торопливо прикрыв ладонью рот. Но её опять не услышали.
      "Нет, в самом деле, лучше переждать! Так хоть никому неудобно не будет... Да скоро они закончат, в конце концов?!"
      И, словно услышав её мысли, женщина в последний раз тихо простонала, а потом благодарно прошептала:
      - Спасибо, хороший мой!
      Снова шелест одежды. "Наверное, юбку поправляет?" Прерывистый вздох. Легкий сухой стук. "Пейзаж с камышами" ударился стенку? Как ещё не своротили его к чертовой матери, любовнички?"
      Виктория Павловна не хотела смотреть. Самой себе клялась, что не хотела. Ну, может быть, только одним глазком? Что там за мужчина? Наверное, черненький и смуглый, как в сериалах показывают?
      Но никакого мужчины не было. Из стенной ниши выглянула женщина в брючном костюме и, держа в руке туфли на каблуках, быстро проскользнула к выходу в тамбур.
      Теперь ей стало ещё интереснее. Она подождала. Мужчина не появлялся. Лампа дневного света тускло сияла под потолком. Освещение, конечно, было не очень, но не настолько плохое, чтобы не заметить человека, идущего по коридору. Можно пропустить таракана или мошку, но не человека же!
      Виктория Павловна почувствовала что-то отдаленно похожее на тревогу. Она уже не думала о головной боли и пульсирующем в висках давлении. Может "Панангин" подействовал, а может просто впечатления оказались слишком сильными? Сделав пару осторожных шагов, потянулась к дверной ручке и нарочито скрипнула дверью, чтобы как-то объяснить свое присутствие в коридоре. И снова ничего - ни шороха, ни звука!
      Тогда она, мелко шаркая ногами, прошла мимо лестницы, спускающейся в холл, и остановилась прямо перед нишей. Там никого не было. Ни мужчины, ни женщины, ни таракана, ни мошки. Только пейзаж все ещё покачивался на гвозде, как бы напоминая о том, что здесь все же что-то происходило. Виктория Павловна недоуменно огляделась: прямо напротив - дверь десятого, нежилого номера, чуть ближе к холлу - девятый, к тамбуру - одиннадцатый.
      "Странно!" - подумала она и пошла в душ. - "Воображение у неё что ли такое богатое? Всякие ведь женщины бывают... Или он все-таки в какой-то номер успел прошмыгнуть? Но как? Как?!"
      В коридоре было пусто и тихо. И только шорох её собственных шагов вкрадчивым эхом отражался от стен...
      - Только я шла, больше ничего! Ни звука! - Виктория Павловна сцепила руки на животе и откинулась на спинку стула. - Я все до сих пор думаю, если мужчина там, действительно, был, как же они меня не услышали? Ну, когда я в первый раз дверью скрипнула?.. Хотя им, конечно, не до того было. И все-таки странно...
      - Но вы-то для себя это как-то объясняете? - я почти машинально залезла рукой в коробку с зефиром и достала залитый шоколадом "грибок". Вы то что по этому поводу думаете?
      - Да я не знаю, - она страдальчески сморщилась. - Правда, девочки, не знаю... Ну, может быть, она там с самого начала одна была?
      Алиска довольно кивнула, словно отмечая, что мы, наконец-то, добрались до самой интересной части повествования.
      - ... Может быть, она как раз услышала, что дверь скрипнула, и специально начала за двоих говорить, чтобы человек засмущался и обратно в палату ушел? Ну, не хотела, чтобы её здесь видели?
      - Интересно, - я оставила зефирку в покое и подалась вперед. - В принципе, логично... Только что же она тогда, в конце концов, вышла, второго скрипа двери не дождавшись? Или, вы думаете, она была уверена, что вы тут же обратно в номер нырнули?
      - О, Господи! - Алиска с выражением крайней досады на лице обхватила голову руками и высунула из волос длинные шевелящиеся пальцы. - Лишаю тебя, Жень, звания чемпиона мира по логическому мышлению. Услышала - не услышала? Подумала - не подумала? Какая разница?! Ты лучше спроси, кто это был!
      - И кто это был? - горло мое перехватило внезапным спазмом.
      - Жена нашего Анатолия Львовича, - горестно и просто выдала Виктория Павловна. - Я её очень хорошо разглядела.
      А мне вдруг подумалось, что в театральном спектакле в этом месте звукорежиссер непременно дал бы мощный, тревожный и медленно тающий в воздухе аккорд...
      Глава пятая,
      в которой я демонстрирую глубокое знание уголовного жаргона на фоне
      постыдного невежества в области собаководства и балета.
      После того как отзвуки воображаемого аккорда растаяли в воздухе, в комнате ещё минуты три висела вязкая, напряженная тишина. И Виктория Павловна, и Алиса ждали моей реакции. Я же тупо смотрела прямо перед собой и пыталась каким-либо образом связать в единое целое потерянную запонку, письмо шантажиста, тот факт, что жена Шайдюка обратилась с претензиями именно ко мне, и то, в конце концов, что она сама, а не Анатолий Львович, оказалась ночью на месте преступления. Логическая цепочка, однако, выстраиваться упорно не желала, а Алисе надоело ждать.
      - Эй! - она несколько раз щелкнула перед моим лицом пальцами. - У тебя такой видок, будто в девятой палате застали твою личную, горячо любимую бабушку... Чего ты по этому поводу думаешь то? А, Жень?
      - Я думаю, где тогда был Шайдюк с половины первого до трех часов ночи?
      - Ну тебе же русским языком сказали, что он реанимировал бабусю!
      - Лично мне никто этого не говорил, - я отхлебнула противный холодный чай, за веревочку вытащила пакетик из чашки и бросила его на крышку картонной коробки из-под зефира. - Точнее, мне это сказал Леша, ему троюродная сестра Марина, ей - ещё кто-то, а этому "кому-то" - может быть, сам Анатолий Львович.
      - Ой да, девочки! В таких историях правды, как у змеи ног - не найдешь! - Виктория Павловна стеснительно потянулась за печенюшкой, посыпанной корицей и сахаром. - А может и не надо искать? Все равно ведь Лиза эта... как ее? Васильевна? Ну да, Елизавета Васильевна... Все равно ведь она не могла Галину Александровну задушить. Это сколько же силищи надо?! Покойница-то не миниатюрной женщиной была.
      Алиса, усмехнувшись, поправила манжет короткого плюшевого халатика:
      - А зачем какая-то особенная силища? Она же ей не голову оторвала и не позвоночник пополам переломила. Подушку на лицо, сверху самой плюхнуться и все! Привет семье! Если б её там вешать надо было или проволоку на шее затягивать, или расчленять...
      Половинка печенюшки с сухим стуком упала на пол, корица бурой пыльцой рассыпалась по ковру. Виктория Павловна сидела, низко опустив голову, и разминала в пальцах остаток печенья. Руки её, голые почти до локтя, были покрыты мелкой "гусиной кожей".
      - Ну, до чего все нервные, а?!
      - Ладно, Алис, - я прокашлялась. - Все это интересно, но мы как-то забываем о запонке, которую потерял Шайдюк. Елизавета Васильевна, конечно, Елизаветой Васильевной...
      - Слушай, ну ты же сама говорила, что может и не было никакого письма! И запонки тоже никакой не было, соответственно. Может она его подставить хочет? Тем более, похоже, ей есть резон это делать, - в Алисином голосе послышалось что-то вроде упрямой детской обиды. Похоже, ей весьма импонировала классически-детективная версия про злую жену, задумавшую погубить доброго, ни в чем не повинного мужа.
      - А если все-таки есть и письмо и запонка? Тогда что?
      - Ничего тогда... Может это, вообще, её запонка? Костюм-то у неё брючный был.
      - Ага. И с запонками. И с галстуком. А под брюками - трусы семейные. В горошек!
      Виктория Павловна придушено и нервно хихикнула, и я вдруг ясно представила, как она прикрывала рот ладошкой, прижимаясь той ночью к холодной темной стене.
      - Зря, кстати, иронизируешь, - моя бывшая соседка разобиделась ещё больше. - Бывают, между прочим, специальные женские запонки! Вон у меня приятельница в бутике работает, они по всякой кожгалантерее и бижутерии специализируются - так там каких только прибамбасов нет: и зажимы специальные для дамских галстуков, и жилетные цепочки, и ремни с пряжками здоровенными.
      - Хорошо. Пусть, - в затылке у меня запульсировала дергающая, нудная боль - первый признак того, что я начинаю злиться и уставать. - Оставим пока эту тему... Алис, ты сделаешь то, о чем я тебя просила?
      Вместо ответа она молча поднялась, как-то очень независимо повела плечами и свободной, раскованной походкой манекенщицы направилась к входной двери. Шея у неё была длинная и красивая, а узкий мысик черных волос, спускающийся почти до воротника халата, казался по-детски трогательным и беззащитным.
      На некоторое время мы с Викторией Павловной остались вдвоем. Она молчала, едва заметно покачивая головой в такт каким-то своим мыслям и разглядывая коротко остриженные ногти, я молчала тоже. Ее, вероятно, тревожили возможные последствия сегодняшнего разговора, меня - то что цепочки, как ни верти, не получалось. Если письма, на самом деле, не было, то цель у Елизаветы Васильевны могла быть только одна - привлечь внимание к отсутствию алиби у Анатолия Львовича. Но как связать это с тем, что она сама находилась ночью неподалеку от места преступления? Был ли мужчина смуглый красавец-любовник - которого, в принципе, могла проворонить Виктория Павловна? Все-таки в коридоре ночью довольно темно, да и потом у неё зашкаливало давление и болела голова... Была ли запонка? Женская запонка... Но почему тогда мадам Шайдюк яростно шипела мне в лицо: "Вы ничего не сможете сделать ни ему, ни мне... Не смейте подходить к Толику ближе, чем на три километра"? При чем тут, вообще, Толик?.. Или срабатывает "вариант первый", при котором Елизавета Васильевна ставила перед собой совершенно конкретную цель - заложить мужа, или же запонка все-таки была мужской... И опять замкнутый круг: когда эту несчастную запонку успел потерять Анатолий Львович, и что делала мадам Шайдюк в коридоре профилактория той страшной ночью?.. Мертвый, синюшный свет люминесцентной лампы, на стенах - пейзажи в легких рамках. Круглые деревянные ручки на темных дверях палат. Женщина, вжимающаяся спиной в стенную нишу и начинающая разыгрывать нелепый спектакль. Зачем? Для чего?.. Для того, чтобы человек, скрипнувший дверью, засмущался и ушел? Чтобы не заметил её и на утро, когда будет обнаружен труп, не сделал опасных выводов? Но этот человек вполне мог узнать голос, особенно, учитывая то, что мадам Шайдюк прошлась вечером по палатам и неосторожно поздравила всех с наступающим Рождеством. Она сильно рисковала. А был ли у неё другой выход?.. Как бы я поступила в такой ситуации? Затаилась? Шмыгнула в первую попавшуюся палату? Рванула в тамбур?.. Ну, я, конечно, не пример для подражания, потому что в критические моменты способность мыслить здраво и хладнокровно у меня атрофируется напрочь. Но она. Она - это далеко не я!.. Приходится признать, что идея с парочкой, занимающейся любовью - очень даже ничего! Единственный выход? Похоже на то... Хотя, нет! Не единственный. Почему бы, например, не сделать светское лицо и не пойти прямо навстречу злосчастному лунатику, которому приспичило разгуливать по ночам? Не спросить вежливо и улыбчиво, не вызывали ли к кому-нибудь из пациентов профилактория её мужа - Анатолия Львовича? Она, дескать, его ищет и никак не может найти?.. Вариант почти беспроигрышный. В тот момент Елизавета Васильевна точно знала, что Шайдюка в актовом зале нет. И ничего подозрительного не было бы в её вопросе... А может быть она просто не хотела привлекать внимание к тому, что Анатолия Львовича нет среди врачей, празднующих Рождество? Может быть она, на самом деле, защищала мужа? И в истории с запонкой, и... тогда?!
      Я больно сжала ладонями виски, пытаясь поймать ускользающую мысль. "Она защищала мужа... Защищала мужа... Защищала... Она ушла из актового зала после того, как на срочный вызов умчался Шайдюк. Мужа рядом не было, и никто, естественно, не спросил, куда она идет. Да никто, наверное, и не заметил её отсутствия... Она надеялась, что он не вернется в ближайшие полчаса. А, может быть, знала, что не вернется? Может быть, знала, что он пошел вовсе не к умирающей старухе?.. Вызов.. Что, если не было никакого вызова?.. Она знала, куда он идет и пошла за ним. Она пошла вместе в ним!!! "Вы ничего не сможете сделать ни ему, ни мне"...
      Словечко "шухер" - полууголовное - полудетсадовское, нелепой каракатицей всплыло в памяти. Я больно прикусила нижнюю губу и, похоже, ахнула вслух, потому что Виктория Павловна как-то тревожно заерзала на стуле. "Шухер", "атас"... Как же ещё это называлось? "Постой на шухере!" сурово говорили мы часовому, когда лезли в детский сад обрывать с деревьев крупные ранетки... Ну, конечно же! Один человек идет убивать, а второй в это время стоит под дверью. Просто так, на всякий случай, чтобы обеспечить безопасность. Вдруг кого-нибудь нелегкая вынесет среди ночи в коридор, и убийца, выходящий из номера будет замечен?.. Все правильно и все до безобразия логично! Она слышит скрип открывающейся двери и убивает двух зайцев сразу: мужу подает сигнал: "Не выходи! Опасность!", а лунатика предупреждает: "Сцена не для посторонних глаз! Вернись обратно!" В эту схему укладывается и желание во что бы то ни стало защитить мужа, и потерянная запонка - все! Все, кроме одного: почему все-таки за шантажиста и вымогателя приняли именно меня?..
      - Что с вами, Женя? - Виктория Павловна склонила голову к плечу и посмотрела на меня с трогательной заботой. В её выпуклых карих глазах читалось беспокойство.
      - Ничего, - я провела пальцем по прокушенной нижней губе. - Ничего, все нормально. Просто думаю.