Задумавшись, Годимир попытался сглотнуть плохо прожеванный кусок хлеба, поперхнулся, закашлялся, чувствуя, что задыхается.
      Как в колодце, под водой…
      Рыцарь нелепо взмахнул руками. Кажется, зацепил и опрокинул чарку.
      Гулкий хлопок ладонью по спине бросил его вперед, едва ли не лицом в котелок. Сухой комок, застрявший где-то чуть пониже кадыка, выскочил. Живительный воздух ворвался в исцарапанное горло. Годимир вытер рукавом жака выступившие слезы.
      Вокруг смеялись.
      Раскатисто гоготали Будимил и Будигост.
      Вежливо хихикал в кулак, бросая косые взгляды на Годимира, Вукаш.
      Запрокинув голову, заливисто смеялся Сыдор. Шлепал себя ладонями по ляжкам.
      Серебряным колокольчиком звенела Аделия.
      Рыцарь недоуменно огляделся. Кровь прилила к его щекам. Еще немного — вскочит, пошлет всех к лешему и уйдет.
      — Погоди, пан Годимир, не обижайся, — мигом посерьезнел рудознатец. — Сейчас мы тебе все объясним. А лучше всего, пан Сыдор тебе объяснит. Так ведь, пан Сыдор?
      Поначалу лесной молодец только отмахнулся от чародея. Отстань, не до тебя, мол. Но потом глубоко вздохнул, дернул себя за бороду:
      — Ладно. Будет. Прекратили, я сказал! — прикрикнул на продолжавших хохотать соратников. Близнецы повиновались тут же, а королевна попросту зажала рот ладошкой, чтоб не заглушать слова главаря. — Я все тебе расскажу, пан рыцарь. Рано или поздно пришлось бы. И ничего не попишешь, сладкая бузина…
      Он замолчал ненадолго. Сделал знак Будимилу наливать по второй. Годимир хорошо помнил местную присказку: «Между первой и второй — перерывчик небольшой!» Потом продолжил:
      — Я объединю заречанские королевства. И это не хвастовство. Просто так надо. Надо для нашей страны, для рыцарей, горожан, вольных поселян, кметей… Для всех людей, которые обладают разумом и хотят жить лучше. Прав я или нет, сладкая бузина, жизнь рассудит. Ты-то видел и Желеслава из Островца, и Доброжира из Ошмян… И ты меня поймешь и поддержишь — будущее не за ними. Миновало время тех королей, что сами косу в руки берут, помогая собственным кметям. Чтобы противостоять Хоробровскому, Лютовскому королевствам, Полесью, Поморским королевствам… Они, хоть и не слишком большие да могучие, а все же на одну их армию четыре наших нужны. Следишь за мыслью, пан рыцарь?
      — Ну, пока что справляюсь, — тряхнул чубом Годимир.
      — Вот и славно. Тут еще вот какая беда на наши земли прет. Орден Длани Господней за Пологими горами слишком много воли и власти набрал. Они сперва само собой на Поморье обрушатся. Но и до нас черед дойдет не через год, так через пять лет. Так ведь, сладкая бузина?
      Близнецы, Вукаш и даже тяжело дышавшая Аделия закивали. Годимир пожал плечами. Откуда ему знать? Он в Заречье человек новый, пришлый. Может, и так обстоят дела, а может, и нет. Время покажет. Время — лучшая проверка для громких слов и красивых фраз.
      Между тем, Сыдор продолжал:
      — Кто-то же должен был озаботиться судьбой Отчизны? Так или нет? Молчишь? Молчи, пан рыцарь. В душе-то ты со мной согласен. Я уверен, сладкая бузина. Вот я и решил. Начнем с малого. Соединим королевства Кременя и Доброжира. Как соединим, спрашиваешь?
      Годимир кивнул, хотя вопросом таким на самом деле не задавался. Подумаешь! Велика ли разница, как именно начнет к власти пробиваться главарь разбойников? В любом случае закончится задуманное великим кровопролитием, если не остановить его в зародыше.
      — А вот как, сладкая бузина! Наследница ошмянского престола с нами. Это — раз…
      — Ну и что? Король Доброжир-то живой…
      — Это — мелочи, сладкая бузина! Дальше слушай! Знаешь ли ты, пан рыцарь, что Аделия еще и племянница короля Кременя Беспалого?
      — Нет. Откуда мне знать?
      — То-то же! Матушка нашей королевны родная сестра Кременя. А что сынок у него слабоумный, ты слышал?
      — Нет. Я ж недавно в ваших краях. Да и ехал с востока, через Островец.
      — Э-э-э, пан рыцарь, ничего-то ты, выходит, в зареченских заботах и хлопотах не смыслишь?
      — А я и не скрываю…
      — Не беда! Мы тебе все разъясним, сладкая бузина. Так, мэтр Вукаш?
      — Отчего же не объяснить хорошему человеку, — пожал плечами загорец.
      — Вот и я про это! — Сыдор вновь поднял к небу палец. — Понравился ты мне, пан рыцарь, с первой встречи. И шпильман твой ничего человечек тоже, душевный. Где шпильман-то?
      — С Божидаром уехал, — коротко ответил Годимир, решив пока не посвящать новых знакомцев в не до конца понятные обвинения, выставленные Олешеку королевичем Иржи и ошмянским каштеляном.
      — А что, Божидар тут был? — воскликнула Аделия, подаваясь вперед.
      — Был. Я думал, он тебя ищет, а он за мной следил. Думал на драконьи сокровища лапу наложить.
      — И как, получилось? — опасно прищурился Сыдор.
      — Как бы не так! — усмехнулся рыцарь.
      — Не узнаю Божидара… — Личико королевны на миг затуманилось печалью. — Обычно он если решил чем-то завладеть, то не отступает, покамест своего не добьется.
      — Так то когда есть чем завладеть, — пояснил словинец. — Трудно золото утянуть, если его нет и в помине.
      Сыдор заржал не хуже боевого жеребца, запрокинулся, тряхнув над рядном, заменяющим скатерть, сапогами.
      — Несолоно хлебавши Божидар ушел. Так?
      — Ну, так…
      — Эх, не повезло старику! — звучно хлопнул в ладоши разбойник. Потом вдруг произнес заинтересованно: — А где искали-то, сладкая бузина?
      — В пещере. — Годимир вздохнул. Не слишком приятные воспоминания.
      — Это не в той ли… — начал Сыдор.
      — Где дракон высохший? — подхватил Вукаш.
      — Точно. Там.
      — Без толку! — махнул рукой лесной молодец. — Нет там ничего.
      — Да знаю я, — согласился рыцарь. — Сам не искал, но Божидар и псы его, думаю, все перерыли…
      — Так уж и псы, — ухмыльнулся Сыдор. — Ты Божидара сильно не хай. Он нам пригодится.
      — Думаешь?
      — Уверен, сладкая бузина!
      Тут вмешалась Аделия:
      — Противный он, этот Божидар. Вот! — Королевна сжала кулачки и даже взмахнула правой рукой, будто бы ударяя ненавистного каштеляна в лоб.
      — Ничего, звездочка моя. Потерпи. Божидар нам еще пригодится. С ним ссориться пока не следует.
      Мэтр Вукаш откашлялся, привлекая внимание.
      — Ты, пан Сыдор, недоговорил, — тихо, но с нажимом сказал он.
      — Да? А ведь и верно, сладкая бузина! Не беда! Сейчас расскажу. Так вот, пан рыцарь, Ошмяны мы по закону приберем. Так, звездочка моя?
      — Так, так, — небрежно ответила Аделия, озабоченная похоже заусенцем на ногте больше, чем речами разбойника.
      — Вот. Видишь, пан рыцарь. А после и до Кременя доберемся. Погоди, не перебивай! — зачастил он, заметив, что Годимир открыл рот. — Если вдруг… я говорю — вдруг… Так, стало быть, сладкая бузина, если вдруг помрет король в Ломышах…
      — Ломыши — это город у Кременя так зовется, — пояснила королевна.
      — Если помрет Кремень Беспалый, кто трон унаследовать должен? А, пан рыцарь?
      — Думаю, сын его.
      — Так у него же ума, словно у колоды! — воскликнула Аделия.
      — И что с того? — В вопросах наследования Годимир разбирался достаточно хорошо. Или думал, что разбирается…
      — А то с того! — проговорил Сыдор. — Для тамошних благородных панов такой король хуже смерти лютой.
      — Не уверен, — возразил рыцарь. — Насколько я знаю, когда король слабовольный или разумом недужный на престол восходит, панство обычно жиреть начинает. А ты что-то про смерть лютую… От обжорства не иначе?
      — Ишь, как заговорил! — восхитился разбойник. — Ты ж сам из панов! Или нет?
      — Из панов. Но мы в Чечевичах больше не за богатством гонялись, а за славой воинской. Это князья познатнее так и норовят от королевства куски послаще откусить, прожевать и сглотнуть.
      — Вона как! Что ж, сладкая бузина! Не ошибся я в тебе, пан рыцарь. Именно такие люди мне нужны сейчас. Да и в будущем без них не обойтись. Скажу тебе, положа руку на сердце. Честно, как товарищу и побратиму скажу… — Годимир почувствовал, что глаза начинают округляться и вылезать из орбит от неожиданно проникновенных речей разбойника, о жестокости которого он наслушался немало и никакой приязни не испытывал, да и испытывать не мог. — Скажу всю правду, сладкая бузина. Панство в Заречье тоже не привыкло с торговли и ростовщичества богатеть. Тут каждый меч на счету. Ты не сожрешь соседа, так сосед тебя сожрет. А с таким королем, как Сдемил — сынок Кременя, королевство зимы не переживет. Набегут соседушки, разнесут по бревнышкам, как избушку, землицу и кметей поделят. Нельзя юродивого к власти допускать, сладкая бузина. В церковь, в монастырь — пожалуйста. А к короне — никак нельзя. Потому свое же панство не примет Сдемила на троне. А других детей у Кременя нет. Не сподобил Господь. Даже ни с какой кухаркой ублюдка не прижил. Зато есть у короля Кременя, сладкая бузина, племянница, звездочка моя. По праву майората она самая близкая наследница.
      — А королева? — спросил Годимир. — Или Кремень тоже вдовый? Все короли у вас вдовцы, что ли?
      — Не вдовый! — ответила вместо Сыдора Аделия. — Только супруга его пришлая. С севера. Аж из-под Дыбще коряга мореная приехала. Кто с ней считаться будет.
      — Ну… — Словинец развел руками. — У вас уже все продумано. И не скажешь ничего супротив…
      — Это еще что! — снова начал горячо говорить разбойник. — Ломыши и Ошмяны объединим, вдвое сильнее, нежели любой сосед станем. Не мы их бояться будем, а они нас! Да еще с оружием мэтр Вукаш…
      — Пан Сыдор, — решительно воспротивился излишней болтливости лесного молодца загорец. — Пан Сыдор, мы тут никак завтракать собрались?
      — Само собой, сладкая бузина!
      — Так давай еще по одной и за ложки возьмемся. А то кишки сводит. Того и гляди, громче нас кричать начнут.
      Сыдор хэкнул, кивнул. Махнул рукой Будимилу.
      Наливали здесь умело. По самые края, но так, чтоб ни капельки не скатилось по пузатому боку чарки.
      Пили тоже умело. Все. Даже королевна. Годимир подумал, что может не угнаться за остальными, если корчага Будимила изначально была полна хотя бы на две трети.
      Занюхав или зажевав — тут уж кто как предпочитает, — разбойники и примкнувший к ним странствующий рыцарь заработали ложками. Варево в котелке не только отменно пахло, но и вкусом соперничало с лучшими яствами, виденными когда-либо Годимиром. Или сказалось длительное голодание? Не зря же говорят, что сытому полынь, то голодному — слаще меда.
      А когда насытились, словинец задал давно терзающий его вопрос:
      — А зачем ты, Сыдор, мне все это рассказывал? Ну, про Заречье, про наследование, про остальное… Мне зачем это знать? Неужто просто так языком болтал?
      Главарь помолчал. Прочие, присутствующие на трапезе, тоже хранили молчание. Серьезное, солидное, близкое к похоронному.
      — Ладно, пан рыцарь. Скажу, — наконец-то выдавил из себя Сыдор. — Думал, сладкая бузина, ты сам догадаешься… Ан, нет. Придется растолковывать. С собой я тебя зову.
      — Заречьем править, что ли? — не удержался, съязвил Годимир. И тут же пожалел о сказанном, заметив, как дернулась щека разбойника.
      — Править Заречьем у меня есть с кем. — Его пальцы накрыли узкую ладонь Аделии. — Уяснил, сладкая бузина? А тебе хочу предложить сражаться вместе со мной. Не так много у меня людей, воинскому делу с детства обученных, разбирающихся, как войско выстроить, когда атаку скомандовать или там отступление. Потом-то, конечно, их с избытком будет. Паны-рыцари они везде одинаковы — набегут, только свистни, сладкая бузина. Но я тебе предлагаю быть среди первых. Тогда и место займешь в новом королевстве, какое сам захочешь, а не какое останется после дележа.
      Годимир задумался. Заманчиво, нечего сказать. Вряд ли хоть где-нибудь ему предложат большее. Ни сейчас, ни в старости. Мелкопоместный паныч, небогатый, хоть и старого роду, сам себя рыцарем объявивший — к счастью, знают об это немногие, но из песни слова не выкинешь. На роду ему написано всю жизнь сражаться: то с чудищами, то с нежитью, то с людьми-злодеями — и так пока кто-то из них не окажется сильнее, ловчее, хитрее. А тут — почет, уважение и богатство. И слава воинская, само собой. Пока Сыдор Заречье объединит, не одно и даже не десять сражений произойдет.
      Ой, как заманчиво…
      Но, с другой стороны, Сыдор — разбойник и душегуб. Стоит ли ожидать, что, заделавшись правителем, он начнет править мудро и справедливо? Утихомирит жадных и накормит голодных, как Господь завещал всем искренне верующим? Свежо предание, но верится с трудом. Аделия, может, и повелась на заманчивые речи, но он-то, Годимир герба Косой Крест из Чечевичей, жизнью нещадно бит и в чудеса давно не верит. Нужно оно тебе? Поможешь малостью, а потом перед смертью всех грехов не отмолишь.
      — Я, Сыдор, странствующий рыцарь…
      — Так оно и к лучшему, сладкая бузина! Не присягал никому, значит, и нарушать ничего не надо. Самое то, что надо!
      — Не дослушал ты меня. Я — странствующий рыцарь. Я поклялся на клинке защищать справедливость, обиженных, несчастных. Поклялся карать предателей, клятвопреступников, да и простых преступников тоже…
      — Ты это…
      — А что ты мне предложил, Сыдор из Гражды? Мятеж? Захват корон и чужих королевств силой и обманом, а где и предательским делом — убийством исподтишка? Могу ли я на такое пойти? Имею ли право перед людьми и Господом нашим Пресветлым и Всеблагим?
      Главарь насупился. Свел брови, вцепился пальцами в бороду. К счастью, в свою.
      — Обидел ты меня крепко, пан рыцарь… Обидел. Не желает, значит, благородный пан с чернью и деревенщиной, сладкая бузина, дело иметь? Замараться он боится! Душу грехами отягчить опасается! — Лесной молодец едва не сорвался на крик.
      — Пан Сыдор, — тихонько проговорил загорец. Потянулся, чтобы похлопать разбойника по запястью, но передумал. — Тише, пан Сыдор. К чему все?
      — Ладно, сладкая бузина! Довольно ругаться. А то мы и в самом-то деле словно кметки у колодца. Значит, говоришь, что уйти хочешь, пан рыцарь?
      — Ну…
      — Не «нукай»! После «нукать» будешь, когда отпущу. Тебе напомнить наш уговор про Яроша? Или тебе уже все равно, пан рыцарь?
      Годимир содрогнулся. Нет, ну как же он мог забыть? Или все дело в браге? Да нет! Что толку себя оправдывать? Отвлекся на бездонные глаза и картинные брови королевны, на многозначительные ужимки Вукаша, на проникновенные речи Сыдора. Ну, и кто ты после этого есть, пан Годимир? Слизняком назови — улитка обидится. Дерьмом обругай, так его хоть по огороду разбросать можно. А тут!..
      — Нет. Не все равно, — твердо проговорил он. — Договор наш в силе остается, если ты сам его не нарушишь.
      Сыдор довольно ухмыльнулся. Словно кот, обожравшийся сметаной до состояния «не лезет».
      — Хорошо, сладкая бузина. Приятно дело иметь с человеком слова! Но, вижу я, против совести ты идти не можешь, а она тебе подсказывает, что я кровосос, каких поискать. сладкая бузина. Так или нет, а?
      Словинец избежал ответа, пожав плечами. Его телодвижение можно было растолковать по-разному. Больше того, сколько б людей ни истолковывали, каждый получил бы свой ответ. Свой собственный и только ему пригодный.
      — Ладно, сладкая бузина! Не хочешь — не надо! Неволить здесь никто никого не собирается. После поймешь, что прав я был. А даже если и придется для объединения Заречья чуток крови пролить, так этим мы тысячи жизней в будущем сбережем. И рыцарям, и кметям. Прибежишь после, пан рыцарь, да будет поздно. Не приму.
      — Не прибегу я, — глухо проговори Годимир.
      — Гордый, сладкая бузина? Я тоже гордый. Разрешаю тебе присоединиться ко мне, когда захочешь. А покамест помоги мне первый шаг по пути к короне сделать, а после ступай на все четыре стороны.
      — Какой шаг?
      — Да простой! Отвези Аделию в Ошмяны, к батюшке. Ты ж наверняка из тех рыцарей, что на поиск пропавшей королевны выехали? Так или нет?
      — Так.
      — Вот и отвези. Пора нам за Ошмяны и короля Доброжира приниматься.
      — Вот просто отвезти и все? — не поверил словинец.
      — Просто отвезти. И передать Доброжиру с рук на руки. А весточку для Божидара она сама уж доставит. После можешь считать себя свободным от обещаний.
      — А Ярош?
      — Яроша я отпущу, как только узнаю, что Аделия, звездочка моя, у отца в замке.
      — Да что ж тебе за резон, не пойму я, королевну обратно отправлять после того… Я так догадываюсь, что и побег ты ей подстроил? Не зря Олешек тебя видел в Ошмянах.
      — А это уж, пан рыцарь, не твоего ума дело. Так берешься или нет, сладкая бузина?
      — Берусь, — кивнул Годимир. И тут же спросил себя, что подтолкнуло его? Желание спасти Яроша или надежда побыть хоть какое-то время наедине с королевной? Скорее всего и то, и другое. А еще в глубине души он хотел увидеть Олешека и Велину. А еще надежда на рыцарские шпоры, если Аделия расскажет — а она расскажет, что ей стоит? — кто ее от похитителей увез.
      — Берусь! — еще раз сказал он и потянулся ладонью к поясу. Туда, где привык находить рукоять меча.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ИКОНОБОРЦЫ