Девушка охнула и уселась прямо в лужу. Ойкнула.

– Прощения прошу, твое высочество… – проговорил рыцарь, переворачиваясь на бок. Отдохнуть бы еще чуток, собраться с силами.

– Что ж ты дерешься, пан… – обиженно протянула королевна и вдруг сообразила, что к чему, просияла лицом. – Тебе лучше?

«Лучше ли мне? Это ж надо такую глупость сморозить! Стоит ответить, что ради лишнего поцелуя ее высочества я готов заколдовываться по десять раз на дню? Или это звучит, как у провинциального шпильмана?» – подумал Годимир и вдруг понял: никогда он такого не ляпнет. Ну, хотя бы потому, что это самая правдивая правда.

– Где меч? – Рыцарь встал на четвереньки, зачерпнул ладонью из лужи, плеснул в лицо. Штаны все-таки промокли не только сверху, но и до неприличия. Хорошенький вид у него теперь будет – с мечом наголо и в мокрых портках. Навевает смутные подозрения…

– Ой! Где-то был… – Аделия вскочила. – А! Вот он! Целехонек!

– Повезло… – пробормотал словинец и, как оказалось, сглазил.

Скрипнула дощатая дверь. Из сеней донесся голос, в котором мед и елей, присутствовавшие еще недавно с избытком, выветрились начисто:

– Долго возишься, старая! Иди мне помогать!

Годимир оттолкнулся от пола руками, опираясь локтем на край лавки, поднялся на одно колено…

– Нет, старая, я сам, что ли, туши свеже…

На ввалившемся в горенку Якиме был длинный – такие обычно используют ковали – фартук, забрызганный кровью. Капли крови пятнали седенькую бороду, щеки и нос, ухитрились даже забраться на голую, как колено макушку. В правой руке – свежевальный нож острием книзу.

– Ах, вот вы как!

Не избалованный с детства балами и охотами, Годимир знал лишь понаслышке, как бросается на свору подраненный кабан. Так вот, судя по рассказам бывалых ловчих, Яким от вепря отличался мало. Разве что не был столь быстр.

От первой атаки Годимиру удалось уклониться.

Дедок ударился коленками о лавку, потерял равновесие, упал животом на стол. Рыцарь от всей души пожелал ему отбить нутро, да не тут-то было! Старик живо вскочил и, вращая красным от бешенства глазами, махнул ножом наискось. Словинец шагнул назад со всей прыти, не то оказался бы распластан, как лещ перед копчением.

– Ах, вот вы как!

Новый удар.

Еще один!

Яким не баловал противника разнообразием атакующих приемов, зато поражал завидной в его возрасте силой и напором.

– И я так! И я так!

Хрипло выдыхая на слове «так», он вновь попытался разрубить рыцаря, который не успел подхватить с пола меч и теперь метался по избе, стараясь хоть как-то уцелеть. Ну, спрашивается, должен этот старый пенек умаяться? Или они до бесконечности будут играть в «кошки-мышки»? А тут еще лужа на полу, два тела, опрокинутая лавка… Хвала Господу, что Аделия с появлением Якима поступала единственно правильно – не помогала, но и не мешала. Забилась за печку и сидела там, испуганно выглядывая.

Вот зря он отвлекся на королевну!

Стоило только скосить глаза в сторону от дедка-убийцы, как тот ловко сократил расстояние и зацепил Годимира по плечу. Вскользь, самым кончиком лезвия, но очень чувствительно.

Зашипев от боли, рыцарь попытался поднырнуть под вооруженную руку, но Яким легко разгадал его маневр, полоснул на уровне живота – своего живота, само собой, – и едва не обрезал усы. Вместе с носом.

– Старый ты козел! – позабыв о приличиях и чести странствующего рыцаря, ругнулся Годимир, обходя стол. Хоть мебелью отгородиться на время и перевести дыхание.

– Все сдохнете! – Яким, не раздумывая, саданул ногой по столешнице снизу. Нет, ну разве так должен драться пожилой человек, пусть даже и самой разбойничьей натуры? И силища-то, силища… Молодым был, небось, медведей ломал голыми руками.

Стол подскочил, как живой, ударил рыцаря в живот, отбросил к стене и подмял упавшего, придавив немалым весом. Тоже ладили на совесть – из дуба или бука.

Под торжествующий рев старика, Годимир попытался выползти из-под стола. Крутился ужом или, по меткому выражению кметей из Чечевичей, как гадюка на вилах.

– Врешь, не уйдешь! – орал Яким, норовя пнуть сапогом по судорожно дергающимся ногам рыцаря. К счастью, не попал ни разу. Схватился свободной рукой за ножку. Крякнул, дернул!

Пальцы Годимира вдруг поймали что-то продолговато-округлое, до боли похожее на рукоять меча.

– Ага!

Словинец коротким тычком снизу-вверх встретил прыжок размахнувшегося ножом деда…

Яким ухнул филином и застыл. Его туловище с двух сторон под мышками обхватили рога здоровущего ухвата. Не иначе, Якуня из печи те казаны тягала, что сейчас на кольях во дворе сушатся – десяток воинов накормить, не меньше. Зачем двум старикам такие в хозяйстве? Рукоятка ухвата упиралась в опечек – чем больше дед давил, тем надежнее его держало.

Несколько ударов сердца потребовались Годимиру, чтобы сообразить – вместо меча ему под руку попался вот этот самый король кухонной утвари. Яким это же время потратил с меньшей пользой – хрипел и вращал налитыми кровью глазами. Потом вдруг зарычал (и в голосе его уже не было ничего человеческого – одна лишь слепая ярость) и взмахнул секачом.

– Ручки коротки! – язвительно бросил рыцарь, не отпуская тем не менее держака. На Господа надейся, а коня привязывай сам.

Яким рыкнул оголодавшим медведем и попытался пнуть словинца ногой.

– Ну-ну… – Годимир легко избежал встречи с вражьим чоботом. Просто согнул ноги. А потом с наслаждением саданул деду под колено. Раз! А чтоб доходчивей – повторил. Повторение, как говорится, мать учения.

Старик-разбойник головы не потерял, несмотря на показное буйство. Быстренько отодвинул ноги за пределы досягаемости пяток рыцаря. Стоять ему, правда, в такой позиции оказалось неудобно. Раскоряка раскорякой. А потому Яким замер, опасаясь пошевелиться.

– Влип, старый боров? – Годимир, не выпуская из виду опасного старичка, тихонько сел на корточки, потом, взявшись за самый кончик ухватной рукояти, осторожно выпрямился. Яким заворочался, почувствовав, что опора уже не столь крепка, но рыцарь с силой налег на ухват, выталкивая врага в сени. – Пошли, что ли, пенек трухлявый?

Вот так они и выбрались на подворье – держась за противоположные концы ухвата.

Тени удлинились, но до сумерек было еще далеко.

На окровавленной траве валялись мертвые кони. Вспоротые животы глядят в небо. Копыта отрублены. Длинные желтые зубы скалятся в последней усмешке.

– Ты… – задохнулся Годимир. – Козел душной! Что ж ты наделал?

Вместо ответа Яким налег на ухват так, что держак согнулся дугой.

– Сдохнешь!

Старик широко размахнулся ножом, но по Годимиру не попал – оставил глубокую зарубку на рукоятке ухвата.

– Сам сдохнешь! – Рыцарь уперся изо всех сил, намереваясь с разгона ударить деда спиной о бревенчатую стену.

Да не тут-то было! Яким сопротивлялся изо всех сил и, следует признаться, весьма успешно. Крякнул, расставил пошире слегка косолапые ступни и попер навстречу.

Так они и крутились, вытаптывая траву, валяя колья с казанами и непонятно для чего расставленные там и сям буковые чурки. При этом дед, брызжа слюной, рубил изо всех сил черенок ухвата. Крепкая, отполированная ладонями за долгие годы использования, деревяшка поддавалась с трудом, но вода камень точит – щепки летели все чаще.

Вот сейчас хрустнет!

Годимир еще раз попытался опрокинуть упрямого деда, толкнув его на неприметную в зарослях белоуса жердь, но держак вдруг сломался с сухим, мерзким звуком.

– Ага!!! – заорал Яким, бросаясь вперед.

Даже не задумываясь, что он делает, рыцарь ударил его слева по ребрам сломанной рукояткой ухвата. По всем правилам боя с длинным мечом. Ни один учитель-мечник не придерется.

Старик ойкнул и скособочился.

А Годимир без всякой жалости саданул его по уху, потом по плечу.

Потом, когда седой разбойник согнулся крючком, по загривку.

Яким рухнул на колени, но ножа не бросил, а потому рыцарь отступил на два шага, удерживая палку, словно меч, в «Быке», и внимательно следил за каждым его движением.

Не спускал глаз, а все же чуть не прозевал.

Яким прыгнул с четырех ног, как кот, стараясь ошеломить и опередить противника. Острие ноже он нацелил снизу вверх, под пряжку ремня. Если бы получилось, внутренности рыцаря вывалились бы на траву в один миг.

Годимир ударил без какой бы то ни было жалости. Можно сказать, с наслаждением ударил.

Яким крякнул, застонал.

Упал под ноги тесак. Перебитое запястье безвольно повисло.

Злобно задрожал, взвыл расколотый вдоль держак. Крепкий, крепкий, а не выдержал.

Годимир тяжело дышал и с трудом сдерживался, чтобы не добить мерзкого старикашку, поправшего законы гостеприимства. А что? Даже палкой можно. Три-четыре раза хорошенько по голове… А если не получится, то и за мечом сбегать не грех. Но дед скулил, стоя на коленях и баюкал сломанную руку, жалкий и отталкивающий одновременно. Ярость и ненависть в душе постепенно уступали место презрительному омерзению.

– Ты мне одно скажи – зачем? – сухим горлом прохрипел Годимир.

– А-а-а!!!

Крик старика не содержал более ничего человеческого. Раненый зверь, и все тут…

Яким покатился словинцу под ноги взъерошенным, окровавленным колобком. В левой руке блеснул подхваченный на лету нож.

Годимир подпрыгнул, отмахнулся остатками ухвата. Расщепленный конец прочертил через морщинистое, перекошенное лицо длинную багровую полосу.

Рыцарь приземлился, ударил хлестко, с оттягом, опять-таки поперек ощеренного в крике Якимового рта. Осколками брызнули остатки зубов.

Еще удар! Кажется, нос сломал… А поделом!

И несмотря ни на что старик продолжал тыкать клинком – хоть ногу, а зацеплю!

Получи!

Заостренная деревяшка – не сталь, но в руках разъяренного бойца разит не хуже. Тычок сверху пришелся Якиму чуть пониже грудины, пробил и фартук, и мышцы, но завяз в требухе. Почувствовав смерть, старик-разбойник взвыл, но успел все же достать голень рыцаря ножом. А Годимир, навалившись всем весом, медленно вдавил ухватный черен, пока он не заскрипел, входя в землю.

Яким корчился, скреб землю толстыми пальцами с широкими желтыми ногтями, вырывал пучки травы, пускал кровавую слюну на бороду.

– Похоже, мне наконец-то весело, рыцарь Годимир… – промурлыкал знакомый голос.

Словинец от неожиданности дернулся. Вскинул голову.

На поленнице, потягиваясь, словно ухоженная кошечка, восседала навья. Из одежды по-прежнему одни лишь волосы. Но лицо довольное, сытое.

Сытое? Ну, еще бы! Как там она говорила – «ненависть это мясо, страх – хлеб», а тут и того, и другого изрядно намешано. Годимир сам до конца не понял, он больше боялся опасного старика или все-таки ненавидел?

– Что ж тут веселого? – пожав плечами, довольно грубо спросил рыцарь.

– А ты жестокий человек, рыцарь Годимир. – Навья решила, что отвечать на вопросы ниже ее достоинства.

– Я?! Жестокий?

– Еще бы… Убивать черенком от ухвата… Почему ты не взял меч?

– Не успел.

– А ухват успел?

Годимир вздохнул:

– Долго объяснять. – Просто, чтобы перехватить инициативу в разговоре, снова спросил: – Что-то давно тебя не видел. Хорошо развлекалась?

Она улыбнулась, оскалив зубки:

– Рыцарь Годимир скучал?

Молодой человек обвел рукой залитый кровью двор:

– Сама видишь, иногда я нуждаюсь в твоей помощи…

– Плохое место, – принюхалась зеленокожая. – Слишком много крови. Свежей. – Она еще потянула воздух ноздрями, передернулась. – И старой… Тут везде смерть…

– Я думал, ты равнодушна к смертям, раз уж…

– Раз уж неживая?

– Ну да.

– Я не люблю смерть, рыцарь Годимир. Я не люблю свою жизнь – не жизнь. Я не люблю убивать. Без особой нужды. – Последняя фраза прозвучала как скрытая угроза.

Их разговор прервало появление на крыльце испуганной и взъерошенной, словно воробей после грозы, королевны.

– Пан Годимир! Они никак! – Взгляд ее зацепился за непринужденно помахивающую ногой навью, остановился. Рыцарь подумал, что Аделия сейчас лишится чувств в лучших традициях придворных панночек, но королевна оказалась крепче, чем он предполагал. Только ойкнула и застыла.

– Там мои друзья, – пояснил словинец. – Похоже, зачарованные.

– А это кто? – прошипела зеленокожая, напрягаясь, словно для прыжка.

– Эй, полегче! – предупредил ее рыцарь.

– Скучал, говоришь? А девку завел…

– Это не девка! – твердо проговорил Годимир. – Это королевна!

– Да ну?

– Святым Хоробром клянусь! Мы ее к отцу-королю, в Ошмяны, везем.

– В Ош-ш-шмяны… – Вот только что навья была на поленнице, а уже напряженно застыла рядом с Годимиром.

Аделия, сообразив, что дело неладно, юркнула в избу, захлопнув дверь.

– Иш-ш-шь ты… – прошипела неживая. – Прячетс-с-ся.

Она не побежала, как можно было бы предположить, а пошла к избушке легким и, на первый взгляд, неспешным шагом, но Годимиру потребовалось немало прыти, чтобы сравняться с нею.

– Погоди!

Зеленокожая обратила внимания на человека не больше, чем на докучливую муху.

– Постой! – Рыцарь без грубости, но настойчиво попытался схватить ее за плечо.

Небрежным, незаметным движением навья выскользнула из его ладони.

– Девчонка лиш-ш-шняя… – высказалась она, не поворачивая головы. – Королевна не нужна!

– Ты погоди! Погоди! Как не нужна? Кто обещал мне помогать? – Годимир забежал вперед и, раскинув руки, перегородил неживой дорогу. – Постой. Послушай… Да послушай же!

– Что ещ-щ-ще? – Зеленокожая застыла с протянутой рукой. Острые ногти-коготки подрагивали в вершке от горла рыцаря.

– Ты обещала мне помочь?

Молчание. Сопение.

– Я обещал привезти королевну в Ошмяны. Живой и невредимой. Мне это нужно.

Навья прищурилась:

– Зачем?

– Меня посвятят в рыцари.

Острый коготок коснулся кадыка словинца. Осторожно прошел вниз, до ключицы, вонзился. Задержался так.

– Посвятят в рыцари благодаря этой взъерошенной утке?

– Это – королевна Аделия.

– Это. Взъерошенная. Утка.

– Это – королевна. Поверь, ей многое довелось пережить. И совсем недавно она спасла мне жизнь.

– Она?! – Навья едва не подпрыгнула.

– Да. Она, – твердо отвечал Годимир.

– А я?

– Ты тоже, – кивнул рыцарь и про себя добавил: «Ну как маленькая, а утверждает, что несколько сот лет…»

– Послушай, рыцарь Годимир. – Навья холодно прищурилась и оскалила клыки. – Послушай и запомни, кто тебе больше нужен. Сюда идут горные людоеды…

– Откуда…

– Не перебивай! Мохнопятик сказал. Мы с ним общаемся мысленно.

– Помоги разбудить Яроша! – воскликнул Годимир. – Мы будем сражаться!

– Не перебивай! Против дюжины? Вы умрете!

Теперь настал черед словинца рычать. Рычать от бессилия и безысходности. Горные людоеды (они же – горные великаны) – твари еще те. Каждый на две головы выше самого высокого человека, в плечах – аршина по два, руки с легкостью выкорчевывают молодые дубы. Правда, не слишком сообразительны и не отличаются разнообразием боевых навыков. Главное, к чему стремится горный великан в схватке, – сграбастать врага огромными лапищами и раздавить в лепешку. Ну, или расплющить дубиной. Или запустить камешком размером эдак в полскалы. В общем, враг опасный и победа над ним почетна. Один на один Годимир, может быть, и попробовал бы потягаться с людоедом. А так… Против дюжины и вправду никакой надежды выжить, не то что победить. Ярош – еще помощник, куда ни шло. Навья и без оружия стоит троих вооруженных мужчин. Но Олешек и королевна только обуза. Не совладать…

– Ты расстроен, рыцарь Годимир? – ядовито осведомилась зеленокожая. Ах, да! Она же чувствует страх. Страх, растерянность, сожаление…

– Я расстроен, – согласился рыцарь. – Их слишком много, и сражаться я не смогу.

– Я могла бы тебя спрятать.

– Спрятать? Где? То есть… Я хотел сказать: ты спрячешь нас всех? – Годимир подумал немного и добавил: – Пожалуйста.

– Всех? И облезлую курицу?

– Ну, во имя Господа! Почему курицу?

– Потому что мне так хочется.

– Так ты спрячешь нас? Где?

– Тут пещера неподалеку. Если двигаться быстро… – Она мельком взглянула на солнце. – Если двигаться быстро, заполночь будем там.

– Пещера? Не в ней ли живет дракон?

– Дракон? – Навья сморщила носик, свела брови к переносице. – Это такой, с хвостом и крыльями? – И, видя замешательство Годимира, звонко рассмеялась. – Я знаю, кто такой дракон… Сам увидишь.

А пока рыцарь обдумывал ее последнюю фразу, дернула его за рынграф:

– Показывай, где твои музыкант и разбойник.