Звали дальнобойщика Лёней, родом он был из Белоруссии. Приехал в США год назад по программе «Work&Travel». Работал сначала в штате Массачусетс, потом переехал в Чикаго. Там пошел на стройку, а некоторое время спустя сдал на права и стал дальнобойщиком — представителем хоть и не самой престижной, но зато хорошо оплачиваемой в Америке специальности. И все это — за один год пребывания в стране.

За разговорами мы уже к середине дня доехали до штата Иллинойс, где собственно и находится Чикаго.

Подъезжаем к городу. Справа от хайвея на многие мили растянулись пригороды Чикаго. Неплохие места для жизни — чистые, аккуратные дома, зелень, в изобилии растущая всюду, ряды припаркованных у обочины машин. Живут здесь либо в доме на одну семью — как в маленьких американских городах, либо в двух— и трехэтажных кирпичных домах, рассчитанных на несколько семей. Эта территория — одно из крупнейших скоплений пригородов в США.

Лёня сдал груз, оставил грузовик на стоянке, и в Чикаго мы отправились уже на легковой машине. В самом городе пейзаж поменялся. Мы ехали по оживленной улице с магазинами, ресторанами, множеством людей. А слева и справа вдаль уходили тихие, жилые улицы, похожие на чикагские пригороды — снова дома в два-три этажа, широкие тротуары и проезжая часть, по которой изредка проедет автомобиль. Обочина, как и везде, заставлена припаркованными машинами.

Лёня высадил меня у станции метро и я отправился осматривать город. В метро — получаешь в автомате нечто вроде кредитной карты, на которую время от времени можно класть деньги. Одна поездка — 1 доллар 75 центов (на автобусе столько же). В вагоне метро мало народу, почти всегда есть свободное место (большинство горожан все-таки передвигается на машинах).

Выхожу в центре города на Стэйт-Стрит (State Street). Сразу впечатляют уходящие ввысь небоскребы и улица, заполненная людьми. Первые несколько минут осматриваюсь, поражаюсь и удивляюсь, потом просто бреду в неизвестном направлении. Центр большого американского города сильно отличается от центра российского города, и это поразит любого, кто приедет в Америку. Прежде всего, здания здесь гораздо выше. Не все можно назвать небоскребами, но высотное строительство укоренилось практически везде. Десять-двадцать этажей — минимальная высота, редко увидишь что-нибудь ниже. Этот район — сердце города, где сосредоточены культурные и административные здания, бизнес и торговля. Он повсеместно называется «даунтаун» (downtown) — «нижний город» — не знаю почему, опрос американцев на эту тему ничего не дал.

И вот я иду по одной из центральных улиц Чикаго и не могу привыкнуть к мысли, что нахожусь в Америке. Небоскребы разной формы, цвета, покрытия, уносящиеся вверх на десятки и сотни метров. Широкий тротаур — не асфальтовый, как в России, а выложенный большими квадратными плитами. Городские жители и туристы, дети и взрослые, черные, белые, азиаты, латиноамериканцы, одетые получше и похуже, — поток людей движется по улице в обоих направлениях. А в этом потоке — я с огромным рюкзаком за спиной и ошарашенным от всего увиденного взглядом. И, как это часто с новичками в большом городе, я сразу становлюсь мишенью для всякого рода антисоциальных элементов.

Сперва грязный, оборванный негр нагнал меня и начал просить денег: «Hey, boy, I'm homeless, give me some money»[11] и что-то в этом духе. Отвечаю что-то в духе: «Sorry I'm hurry. I need to go»[12] и быстро прохожу мимо. Так же как и на родине, никаких страшных последствий на оживленной улице посреди бела дня произойти не может — негр некоторое время шел за мной, выпрашивая мелочь, но затем отстал.

Чуть позже я случайно забрел на пустынную улицу. Это иногда случается в Америке — прямо в центре города, если в районе расположены исключительно офисные здания, он к вечеру становится совершенно безлюдным. Те же небоскребы, закрытые входы в банки, компании и офисы, — и ни одного человека. Из всего живого можно увидеть только сидящего на тротуаре негра. Прохожу мимо, подхожу к перекрестку, он догоняет меня и спрашивает что-то с таким жутким произношением и с использованием такого сленга, что я даже приблизительно не понимаю, что ему надо. «Sorry, I don»t speak English well, so I don't understand you"[13], ускоряю шаг. Спиной чувствую, что он идет за мной, перехожу на другую сторону улицы и чуть ли не вбегаю в железнодорожный вокзал Чикаго «Union Station».

Снаружи между тем стемнело, стало уже страшновато выходить на улицу. Я вспомнил, что Леня дал мне номер своего телефона на случай, если мне негде будет переночевать. Поэтому я набрался наглости, позвонил своему ему и договорился, что он меня заберет на станции метро «Addison». И вот я опять пошел по улице к метро, опасаясь, как бы опять ко мне с нехорошими намерениями не пристали уличные обитатели.

Это через месяц я уже освоюсь в Америке, буду свободно разгуливать по любому городу днем и ночью, а попрошаек отшивать простым и емким американским выражением «fuck off», но в тот вечер идти по темной улице почему-то стало очень страшно. Я вдруг вспомнил, что нахожусь в незнакомом городе, в чужой стране, что тут живут совершенно другие люди, практически инопланетяне. Два эпизода с неграми тут же превратились в целое приключение, причем далеко не самое приятное, хотя сейчас кажутся просто смешными. Ну да ладно, ничего страшного все равно не случилось. Я дошел до метро, доехал до нужного места и сидел на платформе несколько часов, прежде чем Леонид со своим другом не забрали меня и не отвезли домой.

Леонид и его друг Денис (тоже приехавший этим летом из Белоруссии на заработки) живут в тихом иммигрантском районе, снимают небольшую комнату в трехэтажном доме. В таком здании могла бы жить американская семья с хорошим достатком, но все комнаты в нем сдаются — в основном, иммигрантам. Кухня, ванная, стиральная машина и две комнаты на этаже: в каждой живут по два-три человека. Скромно и без претензий — для тех, кто не гонится за ненужной роскошью, в самый раз. Один спит на кровати, другой на матрасе. Мне тоже предлагают матрас, и я, улегшись на него и накрывшись спальников, сплю все ночь.

На следующий день, оставив большую часть вещей у своих новых знакомых, я гуляю по городу уже налегке, взяв с собой только фотоаппарат и парочку путеводителей.

Чикаго действительно город контрастов, как и любой другой крупный город. Тихие и ухоженные спальные районы чередуются с местами, в которые лучше не заходить в темное время суток (впрочем, и в светлое тоже). Когда утром меня и Дениса в даунтаун подвозил один его знакомый, мы проехали довольно странный, кажется, негритянский район: несколько многоэтажек, напоминающих дома на окраине Москвы, но в гораздо более запущенном состоянии. Стены, обгоревшие в некоторых местах, окна, во многих из которых выбиты стекла.

— Вот, смотри, — сказал Денис. — Где здесь черные живут.

В даунтауне те же контрасты. И хотя здесь, в основном, чисто, и здания из стекла и бетона, уносящиеся в высоту, сверкают как свеженачищенные, городские обитатели представляют собой такую же смесь языков, цветов и благосостояния, как в Москве и других мировых мегаполисах. Достаточно пройтись по Мичиган-Авеню (Michigan Avenue) — главной улице города, которая пересекает Чикаго с севера на юг. Здесь расположены многие городские достопримечательности, подробно и красочно описанные в любом американском путеводителе. «Рогатый» небоскреб «John Hancock Center» (рога напоминают две большие антенны на крыше), городской музей искусств «Art Institute of Chicago», «Water Tower» — старинное здание, одно из немногих уцелевших во время великого пожара 1871 года, магазины, бутики и множество небоскребов с офисами фирм, банков, газет и телекомпаний.

Но чтобы увидеть и понять простую, будничную жизнь города, лучше перестать глазеть на небоскребы, опустить взгляд на бренную землю и посмотреть на простых чикагцев. Они видели эти громадные здания сотни раз и уже давно не поднимают головы, чтобы полюбоваться очередным архитектурным монстром. Все они заняты своими собственными, гораздо более важными делами. Мужчина лет тридцати в белой рубашке и галстуке — видимо, менеджер или банковский служащий — сидит у цветочной клумбы и читает газету «Chicago Tribune». Два студента расположились на скамейке и едят на скорую руку обед, купленный в ближайшей забегаловке. Четыре миловидных девушки — и кто говорит, что в Америке нет красивых женщин! — идут к магазину одежды. Молодая работница «Макдональдса» стоит у перекрестка и раздает рекламные листовки, информирующие, какое новое блюдо предлагает самый известный в мире ресторан. Веселая компания подростков проносится мимо на роликовых коньках. Оборванный бомж методично осматривает содержимое мусорного бака. Негритянка просит милостыню с листком бумаги, на котором большими черными буквами выведена цитата из Библии: «Я был голоден — и вы накормили меня, я хотел пить — вы дали мне воды, я был наг — и вы одели меня» псалом такой-то, стих такой-то, аминь (видимо, у американцев — довольно набожного народа — цитаты из Библии пользуются большим авторитетом).

Немного отойдя от Мичиган-Авеню, я наблюдал такую сцену: парочка негров, стоявших на пересечении двух оживленных улиц, о чем-то яростно спорила. Один из них, одетый в какое-то тряпье, не стесняясь прохожих, кричал во все горло так, что было слышно на другой стороне улицы, несмотря на шум проезжающих машин. Понять причину и ход спора было решительно невозможно, явственно можно было различить только повторявшееся каждые две-три секунды сакраментальное слово «fuck». Я отошел на целый квартал от этого места и вернулся минут через десять — а афроамериканец все еще горячился по какому-то неизвестному поводу и ругался на чем свет стоит, вызывая усмешки или косые взгляды прохожих.

Там же на Мичиган-Авеню произошел характерный случай. Веселый и ушлый чернокожий паренек стал настойчиво предлагать почистить мне обувь. Я не остановился, так что он пошел за мной и продолжил доставать своим предложением. В руках чистильщик как-то умудрялся одновременно нести тряпку, щетку, банку с кремом для обуви и стакан кока-колы. Говорил он быстро, но достаточно понятно — видимо, развод интуристов был для него привычным делом:

—Парень, спокойно, не надо меня боятся, я не бандит. Ты откуда? Из Англии? Франции? Испании? Германии?..

—России.

—России! Окей, давай я тебе почищу обувь. Погоди ты немного, — крикнул он, заметив, что я ускоряю шаг. — Стой, не торопись

Я все время пытался отбиться от него, повторяя: «Нет, спасибо, мне не нужны ваши услуги. Предложите их кому-нибудь другому». Но всякий раз, как я замедлял шаг, чистильщик наклонялся к моим туфлям и норовил выдавить на них крем из своего тюбика. Через некоторое время, решив, что уговоры, не помогут, он решил сменить тактику:

—Эй, русский, постой. Ты знаешь, что со мной будет, если я плохо выполню свою работу. Босс уволит меня. Ты же не хочешь, чтоб меня уволили? Постой, у тебя же грязная обувь, я быстро её почищу.

В конце концов, он умудрился все-таки выдавить немного крема на мои туфли, но я уже почти бегом пересек улицу и скрылся за дверьми книжного магазина. Когда я вышел оттуда, незадачливого чистильщика уже не было — очевидно, он отправился искать другую жертву.

Таким образом, не без приключений я гулял по городу почти весь день. Солнце начало клониться к закату, мелькая изредка в проемах между небоскребами, я уже устал поднимать голову и смотреть наверх, шея немного затекла, и вот, случайно бросив взгляд на надпись у входа в здание, расположенное на другой стороне улицы, я прочитал: «Sears Tower», поднял взгляд и остановился.

Возникло ощущение, что я стою у подножия Эвереста. Передо мною был «Сирс-Тауэр» (Sears Tower) — высочайшее здание в Америке. 110 этажей, 442 метра — почти полкилометра темно-синего стекла уносились вверх, а крышу этого сооружения венчали две огромные антенны, похожие на «рога» «John Hancock Center». Если смотреть на это здание издалека, откуда можно увидеть весь центр Чикаго, оно кажется гигантом, на фоне которого стоящие рядом здания выглядят рядовыми многоэтажками. Но потом приглядишься — нет, это тоже небоскребы. Но «Сирс-Тауэр» — это, говоря простым языком, всем небоскрёбам небоскрёб или, перефразируя афоризм Фоменко о российских поездах, это самый небоскрёбистый небоскрёб в мире. И я, черт возьми, стою рядом с ним, смотрю наверх, рискуя сломать шею, а в голове возникают мысли, как у африканца из фильма «Гладиатор», впервые увидевшего римский Колизей: «Неужели люди способны построить такое»

Придя немного в себя, я зашел в холл небоскреба и поднялся на лифте до этажа, где продавались билеты на смотровую площадку. Здесь все было четко и хорошо организовано. Прежде всего, вам нужно пройти небольшую очередь, стоя в которой можно поболтать с шумными и доброжелательными туристами из других стран и городов Америки, затем уплатить 10 долларов — цену взрослого билета. За эти деньги посетителей вначале собирают в кинозале и показывают короткий фильм, вкратце рассказывающий про Чикаго и сообщающий о «Сирс Тауэр» некоторые интересные факты. Впрочем, их можно прочитать в любом путеводителе: общая площадь офисов — 0,3 миллиона квадратных метров, более ста лифтов, и телефонный кабель, достаточный, чтобы опоясать Землю дважды.

Затем лифт меньше чем за минуту поднимает всех на сто этажей вверх и вы попадаете на смотровую площадку. Хоть она и огорожена стеклом во избежание несчастных случаев, отсюда открывается потрясающий вид на Чикаго. На востоке раскинулось озеро Мичиган, на север и на юг идут кварталы даунтауна, со всеми их небоскребами, а на запад уходят многокилометровые районы так называемого Большого Чикаго — с двух— и трехэтажными домами, небольшими улицами и огромными автострадами, ведущими куда-то на запад — в Денвер, Сан-Франциско, Лос-Анджелес. Говорят, в хорошую погоду отсюда можно увидеть территории четырех штатов. В этот день погода была облачная, и линия горизонта терялась в белой дымке. Но и без этого все, находящиеся на смотровой площадке, чувствовали себя превосходно, смотрели в установленные у каждого окна подзорные трубы и фотографировали Чикаго с высоты птичьего полета. Хотя редкая птица долетит до вершины «Sears Tower».

Как и всякий американский город, Чикаго чрезвычайно богат на музеи. Здесь есть планетарий, аквариум с несколькими сотнями видов животных, «Музей науки и промышленности», уже упомянутый художественный музей «Art Institute», исторический музей «Chicago Historical Society» и множество других. Когда я стоял в очереди за билетами на смотровую площадку «Sears Tower», то разговорился с парнем и девушкой, приехавшими из Техаса. Меня заинтересовало, какие достопримечательности Чикаго они посетили до этого. Выяснилось, что парень с девушкой ходили в «Art Institute of Chicago» смотреть художественные выставки. Молодой техасец так восхищался работами импрессионистов, что мне стало даже немного стыдно: вот, тупые, как у нас принято считать, американцы, приехавшие с родины самого глупого за всю историю США президента, ходили по музеям, смотрели на прекрасное, а я, представитель великой страны с всемирно известной культурой, гулял по городу и фотографировал небоскребы.

Поэтому я дал себе зарок назавтра обязательно посетить какой-либо из чикагских музеев. Так что на следующий день, пройдя весь центр города с севера на юг, я часа в четыре вышел к так называемому «Museum Campus». Это тихое место рядом с парком, где находятся несколько музеев: аквариум, планетарий и «Field Museum of Natural History» — всемирно известный музей естественной истории, обладающий уникальными экспонатами, в числе которых — самый полный из сохранившихся до сегодняшнего дня скелетов тиранозавра.

Я подошел к кассе, продавец билетов обратился ко мне с длинной и быстрой фразой, в которой, видимо, объяснял, какие виды билетов можно приобрести. Я, немного обескураженный, пролепетал, с трудом подбирая слова: «Прошу прощения, повторите, пожалуйста». Кассир снисходительно сказал: «А! Вы не говорите по-английски» и спросил у второй продавщицы, что со мной делать. Та, достав откуда-то десятидолларовую банкноту, показала её мне и жестами и простейшими словами начала объяснять, что для попадания в музей мне нужно дать им точно такую же бумажку. Я тут же перебил её:

— Я вижу. Цена — 10 долларов. У вас есть скидки для студентов?

— Да, вы должны заплатить только 7 долларов.

— Я должен показать мою студенческую карту.

— Нет.

— Окей. Вот семь долларов.

Продавщица подала мне билет, сказала напоследок «ваш английский в порядке» и с укоризной посмотрела на своего коллегу.

Тиранозавра я представлял себе куда большим, насмотревшись «Парка Юрского периода». Да и склеенный из костей неподвижный скелет производил меньшее впечатление, чем живые и страшные спилберговские монстры. Тем не менее, огромный продолговатый череп с пустыми глазницами и острыми зубами вызывал невеселые мысли: кто знает, сколько беззащитных травоядных загрыз древний хищник этими зубами.

До закрытия музея оставался всего час, и я осматривал музей торопливо, даже не читая надписи у экспонатов, и все равно успел посмотреть только два этажа из трех. Самое большее впечатление на неискушенного туриста, конечно, произведет экспозиция животного мира. Птицы, медведи, бизоны, воспроизведенные самым натуральным образом, как живые, только застывшие на короткое мгновение, стоят за стеклами, а из динамиков — для наглядности — раздается рычание, хрип или крики птиц.

Когда я заходил в музей, несколько рабочих начали раскладывать столы и стулья, и пока я осматривал музей, в холле, наряду с тиранозавром и двумя слонами, появились расставленные по рядам стулья и столы с накрытыми скатертями, так что музей стал напоминать какой-то экзотический ресторан.

— А почему они готовят и накрывают столы? — спросил я у работницы музея. — Выглядит так, как будто здесь будет вечеринка.

— Здесь и будет вечеринка после закрытия, — ответила она.

— Как, прямо здесь, в музее? — удивился я.

— Да. Здесь вообще часто, чуть ли не каждый день проходит что-то: свадьбы, званные обеды. Сегодня будет какая-то корпоративная вечеринка.

Вот как, оказывается, иногда могут использовать в Америке музеи. Неплохой вроде бы способ: для музея — дополнительный источник дохода, а для участников вечеринки — хорошее помещение недалеко от центра города. К тому же такая оригинальная обстановка: можно есть свою телячью отбивную, сидя между тиранозавром и двумя огромными слонами.

Напоследок можно рассказать немного об истории города. Чикаго — третий по численности и второй по экономическому значению город США — был основан в начале 19 века и бурно развивался два последующих столетия. Одно из его главных преимуществ — выгодное географическое положение. Он находится прямо у Великих озер — огромной системе торгового судоходства, соединяющей внутренние области США и Канады. Кроме того, здесь сходятся пути с северо-восточных и западных территорий Америки. К середине 19 века Чикаго превратился в центр торговли зерном и производства продуктов питания, миллионы единиц крупного рогатого скота и свиней привозили на здешние скотобойни со всего Среднего Запада (кстати, в Чикаго изготавливалась тушенка, которая поставлялась в СССР по ленд-лизу во время войны). Развитие города не смог остановить даже случившийся в 1871 году страшный пожар, из-за которого треть населения осталась без крова. Чикаго — один из самых быстрорастущих городов мира, уже к концу 19 века (меньше, чем через сто лет после основания) численность населения достигла миллионной отметки. И сейчас, в начале двадцать первого века, когда в Чикаго живет уже более трёх миллионов человек (если не считать пригороды), он по-прежнему остается одним из главных городов Америки с экономической точки зрения. И именно этот город стал центром иммиграции рабочей силы — в том числе и иностранной.

Район, где живут Лёня и Денис, преимущественно заселен восточноевропейскими иммигрантами. Поляки, русские, белорусы, украинцы, словаки и представители других наций оправились от социализма и поспешили окунуться в омут капитализма, при котором за тяжелую и добросовестную работу платят хорошие деньги. И, несмотря на то, что живут здесь иммигранты, район этот чистый и аккуратный, вечером и ночью здесь ходить вполне безопасно. Сказывается, видимо, что люди приехали сюда хоть и из Восточной, но все-таки Европы. Кроме того, живут здесь и мексиканцы, которых можно найти в любой точке Америки.

Вечер моего второго дня в Чикаго. Леня уехал в очередной рейс. Мы с Денисом пьем водку, которую он привез со своей родины, и говорим о жизни в Америке:

— У нас тут живет куча народу из разных стран, много нелегалов, полно латиносов. Вот в этом доме внизу живем мы, там — поляки, а на верхних этажах — мексиканцы.

— И что, национальных конфликтов не возникает?

— Да нет, тут все заняты только одним — зарабатыванием денег. Когда есть возможность получить много бабок, становится уже пофигу, кто ты по национальности,

— А американцы как к иммигрантам относятся? Скинхедов тут нет?

— Да какие тут скнихеды! Американцам наплевать — их тоже работа больше всего волнует. Вообще, здесь все работают — и приезжие и местные. И бедные вкалывают, чтоб заработать на хлеб, и богатые вместе с ними наравне. Вот, например, человек, у которого я сейчас ремонтирую квартиру, — вполне состоятельный. Но он всю работу делает вместе с нами. С одной стороны, денег хоть немного экономит, с другой — надо же ему чем-то заняться. Только вот негры работать не хотят.

— А почему так?

— Да бог его знает. Вроде живут здесь давно, язык знают, все возможности есть. Не знаю — уж такой они народ.

Надо сказать, негры в Чикаго заняли особое положение. На улицах часто можно встретить чернокожих бомжеватого или бандитского вида. Я всегда исповедовал либеральные взгляды и для меня цвет кожи не имеет никакого значения (во всяком случае, я стараюсь себя в этом убедить), но в Чикаго — видимо, после произошедших со мной в первый вечер случаев — у меня любой негр вызывал подозрение. И только когда было видно, что он идет в хорошей одежде, не обкурен и не проявляет никакой агрессии, я успокаивался.

Отнюдь не значит, что все негры в Чикаго — бандиты и бродяги. Далеко не все, и даже далеко не большинство. Они тоже работают в сфере обслуживания, магазинах, банках, органах правопорядка, и вообще — ведут нормальную жизнь законопослушных американцев. Чернокожие полицейские, точно так же, как и все полицейские в Америке, вежливы, предупредительно и доброжелательны к любому человеку — и вообще вызывают больше доверия, чем некоторые белые американцы в штатском.

Но то ли из-за некоторой обособленности от белых, то ли из-за пресловутой политкорректности, то ли из-за сохраняющейся дискриминации, то ли по каким-то другим причинам, среди негров очень много криминальных элементов — гораздо больше, чем среди белого населения. Мне так показалось самому, да и многие американцы говорили о том же.

Иммигранты же, хотя и живут, как негры, в своих районах, и подвергаются зачастую куда большей дискриминации, целиком заняты работой. Основную роль среди них играют поляки — одна из самых многочисленных диаспор Чикаго. Оценить их численность в этом городе трудно, мне называли цифры и в полмиллиона, и в миллион человек. Один американец вообще сказал, что «Чикаго — это польский город». Если ехать по польскому району, который растянулся на много миль в западной части города, везде можно увидеть многочисленные надписи на польском, либо магазины, рестораны, клубы с названиями «Poland» и «Polonia».

Работу здесь найти легко, даже не нужно покупать газету с объявлениями. В польском районе есть место — небольшой пустырь рядом с бензоколонкой, где по утрам собираются люди в поисках работы. Сюда же приезжают работодатели, которым нужны рабочие. Стричь газон, убирать мусор, работать на стройке, ремонтировать квартиры — вот то, чем обычно занимаются иммигранты. Стройка — одна из самых высокооплачиваемых работ. Даже новичек получает там не меньше 8 долларов в час, а уж профессионал (со стажем в несколько недель или месяцев) может получать 10-20 долларов. Цифры для России просто невиданные, и из-за них даже американские цены не кажутся такими высокими. Скажем, та скромная комната в полуподвальном помещении, которую снимают Леня с Денисом, стоит 300 долларов в месяц. Вначале я поразился этой цифре, сопоставимой со стоимостью съемной квартиры в Москве; но Денис сказал:

— Да ты что! Снимать такую комнату на двоих — очень дешево. Чтобы заплатить триста долларов — это всего лишь нужно один день обоим хорошо поработать.

Мне вспомнилось, как на подъезде к Чикаго Лёня заехал к своему боссу и взял зарплату. Вернувшись в машину, он показал мне чек с цифрой 1620 $:

— Вот плата за неделю, — сказал он. — Да, мне тоже нравится. Впрочем, это еще не так много. На следующей неделе получу еще больше — 1700. За полмесяца выходит 3400 долларов — по-моему, неплохо, — заключил он таким тоном, что сразу стало ясно — этот парень знал, зачем оставался в Америке.

Чикаго — город, созданный для того, чтобы зарабатывать деньги. Здесь от этого занятия людей почти ничто не отвлекает. Некоторые так увлекаются этим процессом, что забывают обо всем на свете. Например, Денис, живущий в этом городе уже несколько месяцев, ни разу не удосужился посмотреть центр города и посетить самые известные его достопримечательности. Так что я в итоге рассказывал ему, сколько стоит билет на смотровую площадку «Сирс-Тауэр» и что интересного есть в Музее естественной истории.

Это был первый пункт в целом ряду городов, которые я посетил после этого. И если другие места были занятны своей историей, атмосферой или какой-то необычной архитектурой, то Чикаго интересен тем, что позволяет познакомиться с Америкой работящей и трудолюбивой. Это не город развлечений или отдыха. Это город торговли, транспорта, промышленности и бизнеса. Все здесь служит тому, чтобы работать, зарабатывать деньги и увеличивать в конечном итоге внутренний валовой продукт страны. Небоскребы построены не на радость туристам, а для того, чтобы удобнее и с меньшими издержками разместить многочисленные офисы американских компаний. В Чикаго можно воочию увидеть, кто работает и кто создает Америку. Именно этот большой город на севере — один из главных источников американского богатства и процветания.