Ты дала мне Кристофера Робина, а потом Ты вдохнула новую жизнь в Пуха. Кто бы ни вышел из-под моего пера, Он все равно возвратится домой к тебе. Моя книга готова, она идет навстречу Своей матери, которую давно не видала – Это было бы моим подарком тебе, моя радость, Если бы ты сама не была подарком для меня.
       Контрадикция
      Интродукция знакомит людей друг с другом, но Кристофер Робин и его друзья уже знакомы с вами и уже скоро собираются сказать до-свиданья. Так что тут все получается наоборот. Когда мы спросили Пуха, что противоположно интродукции, он говорит:
      «Чего? Чему?», и это нам не особенно помогло, на что мы надеялись, но тут, к счастью, Сыч пораскинул мозгами и сказал нам, что противоположностью Интродукции, дорогой мой Пух, является Контрадикция . А поскольку Сыч незаменим в том, что касается длинных слов, то я уверен, что как он сказал, так оно и есть.
      Почему мы затеяли эту Контрадикцию? Да потому, что неделю назад, когда Кристофер Робин мне говорит: «Как насчет истории, которую ты мне собирался рассказать о том, что произошло с Пухом, когда…», я ему в ответ возьми и скажи: «А как насчет девятью сто семь?» А когда мы это решили, у нас еще осталось насчет коров, проходящих в ворота за две минуты, а их всего триста коров, так вот, сколько останется коров в поле через полтора часа? Мы все страшно разволновались по этому поводу, и когда мы уже совсем наволновались, то нас хорошенько сморило, и мы пошли спать… в то время как Пух, бодрствующий на своем стуле возле нашей подушки , думал Великие Мысли о себе и о Ниочем, пока его тоже не сморило, и он закрыл глаза, склонил голову набок и на цыпочках последовал за нами в Лес. Там у нас были таинственные приключения, еще более замечательные, чем те, о которых я уже рассказывал; но сейчас, когда мы просыпаемся поутру, они все разбегаются, покуда мы их не поймаем. Как там начиналось последнее? «Однажды, когда Пух гулял по Лесу, сто семь коров застряло в воротах…»
      Нет, видите, мы забыли, все растеряли. А это было самое лучшее, по-моему. Ладно, вот вам несколько других, все, что нам удалось запомнить. Но, конечно, это не настоящее до-свиданье, потому что Лес всегда на месте… и все, кто Дружен с Медведями, всегда имеют шанс его найти.
       А.А.М.

      Однажды, когда Медведю Пуху больше нечего было делать, он подумал, что бы такое сделать; тогда он пошел заглянуть к Поросенку, посмотреть, что делает Поросенок. Еще вовсю шел снег, когда он ковылял по белой лесной тропинке, ожидая найти Поросенка греющим копытца перед камином, но, к своему удивлению, он увидел, что дверь открыта, и чем больше он смотрел внутрь, тем больше Поросенка там не было.
      «Ушел», печально сказал он. «Так-то вот. Нету его. Мне придется предпринимать беглую Мыслительную прогулку в одиночестве. Зараза!»
      Но сначала он решил все-таки еще раз громко постучать, чтобы быть совершенно уверенным… и когда он подождал и Поросенок не ответил, он стал подпрыгивать вверх-вниз, чтобы согреться, и тут ему в голову неожиданно пришел хмык, который показался Неплохим Хмыком, таким Хмыком, который не стыдно Схмыкать Остальным.
 
Чем больше снегу
(Тром-пом-пом),
Тем больше бегу
(Тром-пом-пам),
Тем больше бегу
(Трам-пам-пам),
И все по снегу.
 
 
И кто поверит
(Трам-пам-пам),
Что лапы мерзнут
(Трам-пам-пам),
Так лапы мерзнут
(Трам-пам-пам),
Что только бегай!
 
      «Поэтому что я сделаю», сказал Пух, «так это вот что я сделаю. Я просто пойду домой и посмотрю, сколько времени, и, возможно, обмотаю шею шарфом, а потом пойду повидаться с И-Ё и спою ему это».
      Он поспешил назад к собственному дому, и его голова по пути была так занята этим самым хмыком, что он уже достаточно подготовил себя к выступлению перед И-Ё, как вдруг он увидел Поросенка, сидевшего в его лучшем кресле, и Пуху поэтому оставалось только стоять, хлопая глазами и размышляя, чей это вообще дом.
      «Хэлло», сказал он, «я думал, ты ушел».
      «Нет, Пух», говорит Поросенок, «это ты ушел» .
      «Так и есть», говорит Пух, «наверняка один из нас ушел».
      Он посмотрел на свои часы, которые несколько недель назад остановились на без пяти одиннадцать.
      «Около одиннадцати», радостно сказал Пух. «Как раз время для небольшого закусончика». И он запустил голову в буфет. «А потом мы пойдем гулять, Поросенок, и я спою И-Ё свою песню».
      «Какую песню, Пух?»
      «Ту, которую мы собираемся спеть И-Ё», объяснил Пух.
      Часы все еще показывали без пяти одиннадцать, когда Пух и Поросенок спустя полтора часа двинулись в путь. Дул ветер, и валил снег; устав мчаться по кругу и пытаясь поймать самого себя, он порхал мягко, нежно и спокойно, пока не нашел местечка, где отдохнуть, а иногда этим местечком был нос Пуха, а иногда нет, а Поросенок, хотя и носил белый шарф вокруг шеи, все-таки слегка чувствовал, что за ушами у него более снежно, чем где бы то ни было.
      «Пух», говорит он наконец несколько робко, потому что ему не хотелось, чтобы Пух подумал, что он Сдается. «Просто удивительно. Что бы ты сказал, если бы мы теперь пошли домой и отрепетировали твою песню, а потом спели бы ее И-Ё завтра – или – или на следующей неделе, когда нам случится его увидеть?»
      «Это очень хорошая мысль, Поросенок», говорит Пух. «Мы отрепетируем ее прямо сейчас, пока мы идем одни. Но идти репетировать домой я бы не назвал хорошей мыслью, потому что это специальная Уличная (Outdoor) Песня, которую Надо Петь, Когда Идет Снег» .
      «Ты уверен?», с тревогой спросил Поросенок.
      «Ладно, ты сам поймешь, Поросенок, когда послушаешь. Потому что она ведь вот как начинается. Чем больше снегу, трам-пам-пам…»
      «Трам-пам-что?»
      «Пам», говорит Пух. «Я это вставил, чтобы сделать ее более хмычной. Тем больше бегу, трам-пам-пам…»
      «Разве ты не сказал „снегу“, а не „бегу“?»
      «Да, но это было до».
      «До трам-пам-пам?»
      «Это было другое трам-пам-пам», сказал Пух, чувствуя, что слегка запутался. «Я тебе ее спою целиком, тогда ты поймешь».
      Итак, он спел ее снова.
 
Чем больше
СНЕГУ-трам-пам-пам
Тем больше
БЕГУ-трам-пам-пам
Тем больше
БЕГУ-трам-пам-пам
И все
По снегу.
 
 
И кто
ПОВЕРИТ-трам-пам-пам
Да, кто ПОВЕРИТ-трам-пам-пам
Так лапы
МЕРЗНУТ-трам-пам-пам
Что только
Бегать!
 
      Вот он ее так и спел, что, несомненно, является наилучшим способом ее исполнения. И когда он закончил, то стал ждать, что скажет Поросенок, что-нибудь в том роде, что, мол, из Всех Уличных Хмыков для Снежной Погоды, какие он когда-либо слышал, это самый лучший. И Поросенок, тщательно обдумав услышанное, говорит торжественно: «Пух, лапы-то ладно, а вот уши!»
      Тем временем они уже добрались до мрачного места, в котором жил И-Ё, а так как в ушах Поросенка было еще очень снежно и он начинал от этого уставать, они свернули к Маленькой Сосновой Роще и сели на загородку, огораживающую ее. Теперь они были защищены от снега. Но все равно было очень холодно, и, чтобы согреться, они спели Пухову песню практически шесть раз: Поросенок исполнял трам-пам-пам, а Пух – остальное. И оба они постукивали по загородке палками, которые они тут же и подобрали. Немного погодя они почувствовали, что согрелись и вновь в состоянии продолжать беседу.
      «Я думал», говорит Пух, «вот то, о чем я думал. Я думал об И-Ё».
      «Что об И-Ё?»
      «Ну, что бедный И-Ё, ему негде жить».
      «Да уж», сказал Поросенок.
      «У тебя есть дом, Поросенок, и у меня есть дом, и это все хорошие дома. И у Кристофера Робина есть дом, и у Сыча, и у Канги, и у Кролика – у всех у них есть дома, – и даже у друзей-и-родственников Кролика есть дома или что-то в таком роде, а у бедного И-Ё нет ничего. И вот о чем я подумал: давай построим ему дом».
      «Это Великая Мысль», говорит Поросенок. «Где будем строить?»
      «Мы построим его здесь», говорит Пух, «вот как раз из этих деревяшек, с подветренной стороны, потому что здесь я подумал об этом. И мы назовем это место Медвежьим Углом, и мы построим для И-Ё И-Ё-Хауз в Медвежьем Углу».
      «Там вон этих деревяшек целая куча, на другой стороне рощи», говорит Поросенок. «Я их видел. Просто уйма. Все нагромождены друг на друга».
      «Благодарю тебя, Поросенок», говорит Пух. «То, что ты только что сказал, будет Великой Лептой в деле построения И-Ё-Хауза, и вследствие этого я мог бы даже назвать это место Медвежье-Поросячьим Углом, если бы Медвежий Угол не звучало бы лучше и больше соответствовало истине, так как оно и короче, и больше похоже на угол . Пойдем».
      Итак, они слезли с загородки и побрели на другой конец рощи, чтобы принести оттуда деревяшки.
      Кристофер Робин проводил утро дома, пропутешествовав в Африку и обратно, и он как раз пришвартовал свой корабль к берегу и раздумывал о том, как он выглядит снаружи, когда в дверь постучал – кто бы вы думали? – И-Ё собственной персоной.
      «Хэлло, И-Ё», сказал Кристофер Робин, открывая дверь и выходя. «Ну как ты?»
      «Все еще идет снег», сказал И-Ё мрачно.
      «Да уж».
      «И довольно морозно».
      «В самом деле».
      «Да», говорит И-Ё. «Тем не менее», сказал он, слегка вздохнув, «землетрясений, слава Богу, уже давно не было».
      «В чем дело, И-Ё?»
      «Ничего, Кристофер Робин. Ничего особенного. Я полагаю, ты где-нибудь здесь не видел дома или чего-нибудь в таком духе?»
      «В каком смысле дома?»
      «Просто дома».
      «Кто в нем живет?»
      «Я живу. По крайней мере, я так думал, что я там живу. В конце концов, не всем же иметь дома».
      «Но, И-Ё, я не знал – я всегда думал…»
      «Я не знаю, как это выходит, Кристофер Робин, но со всем этим снегом, то-да-се, не говоря уже о сосульках и тому подобном, в общем, у меня в поле в три часа поутру не так жарко, как думают некоторые. Оно ведь ничем не Закрыто, если ты понимаешь, что я имею в виду, – не то чтобы совсем там было неудобно. Нет. Вовсе не Тесно, есть где развернуться. И от Духоты страдать не приходится. И фактически, Кристофер Робин», он перешел на громкий шепот, «строго-между-нами-только-не-говори-никому, там Холодно».
      «О, И-Ё!»
      «И я говорю себе: Другим будет жаль, если в одну прекрасную ночь я окочурюсь от холода. У них ведь Мозгов нет, только серый хлам, который напихали им в головы по ошибке, и они не привыкли Думать, но, если снег будет продолжать идти последующие шесть недель или около того, один из них начнет говорить себе: „Не может быть, чтоб И-Ё было бы уж так жарко часа в три поутру“. И тогда они придут посмотреть. И им будет Жаль».
      «О, И-Ё!», говорит Кристофер Робин, чувствуя, что ему уже очень жаль.
      «Тебя я не имею в виду. Ты другой. Но поскольку так все складывалось, я построил себе дом возле моей маленькой рощицы».
      «Ты что, правда, что ли? Ну и дела!»
      «Наиболее волнующая часть истории», в высшей степени меланхолически говорит И-Ё, «заключается в том, что, когда я вышел сегодня утром, он там был, а когда я вернулся обратно, его там не было. Ничего особенного, конечно. Даже вполне естественно. Это был всего лишь дом И-Ё. Но я все же несколько удивлен».
      Кристофер Робин, не тратя времени на удивления, уже вошел в дом, надел свой водозащитный шлем, свои водонепроницаемые бутсы и свой водо-неприкосновенный макинтош так быстро, как только мог.
      «Мы пойдем и отыщем его», сказал он И-Ё.
      «Иногда», говорит И-Ё, «когда люди уже покончили с чьим-то домом, там остается один-два кусочка, которые они не захотели взять с собой и, может, даже рады отдать владельцу, если ты понимаешь, что я имею в виду. Итак, я думаю, что если бы мы просто пошли…»
      «Пошли», говорит Кристофер Робин, и они поспешили вперед. Очень скоро они достигли угла поля со стороны сосновой рощи, где больше не было дома И-Ё.
      «Вот тут!», говорит И-Ё. «Ни бревна, ни доски не оставлено. Конечно, у меня еще остается весь этот снег, и я могу с ним делать все, что угодно. Жаловаться не приходится».
      Но Кристофер Робин не слушал И-Ё, он слушал что-то другое.
      «Ты слышишь?», спросил он.
      «Что это? Кто-нибудь смеется?»
      «Слушай».
      Они оба прислушались и услышали низкий сиплый голос, говорящий, напевая, что чем больше снегу, тем больше бегу, и тоненький визгливый голосок, который то и дело вставлял трам-пам-пам.
      «Это Пух», взволнованно говорит Кристофер Робин.
      «Возможно», говорит И-Ё.
      «И Поросенок!», взволнованно говорит Кристофер Робин.
      «Вероятно», говорит И-Ё. «В чем мы нуждаемся, так это в тренированной Ищейке».
      Неожиданно слова песни переменились.
      «Мы построили наш ДОМ!», пел сиплый.
      «Трам-пам-пам!», пел писклявый.
      «Это отличнейший ДОМ…»
      «Трам-пам-пам…»
      «Хотел бы я иметь ТАКОЙ…»
      «Трам-пам-пам…»
      «Пух!», закричал Кристофер Робин.
      Певцы за загородкой неожиданно смолкли.
      «Это Кристофер Робин!», нетерпеливо сказал Пух.
      «Он как раз в том месте, где мы брали деревяшки!», сказал Поросенок.
      Они слезли с загородки и поспешили вокруг рощи. Пух всю дорогу издавал приветственные звуки.
      «Вот это да! Здесь И-Ё!», сказал Пух, когда они закончили обниматься с Кристофером Робином, и он подтолкнул Поросенка, а Поросенок подтолкнул его, и он подумал про себя, какой славный сюрприз они приготовили. «Хэлло, И-Ё».
      «Того же и тебе, Маленький Поросенок, а по Четвергам дважды», мрачно сказал И-Ё.
      Прежде чем Пуху удалось сказать: «Почему по Четвергам?», Кристофер Робин начал объяснять печальную историю Пропажи Дома И-Ё. А Пух и Поросенок слушали, и их глаза становились все больше и больше.
      «Где, ты говоришь, он был?», говорит Пух.
      «Прямо здесь».
      «Сделан из деревяшек?»
      «Да».
      «О!», сказал Поросенок.
      «Что?», говорит И-Ё.
      «Я просто сказал „О“», нервно говорит Поросенок. Чтобы казаться беззаботным, он пару раз хмыкнул трам-пам-пам втом смысле, что что-мы-теперь-будем-делать.
      «Ты уверен, что это был дом?», говорит Пух. «Я имею в виду, ты уверен, что этот дом был здесь?»
      «Конечно», сказал И-Ё и про себя добавил: «Ну и бестолочь».
      «Пух, в чем дело?», спросил Кристофер Робин.
      «Ну», говорит Пух… «Собственно говоря», сказал Пух… «Видишь ли», говорит… «Это как если бы», говорит, но что-то сказало ему, что он не сможет объяснить это достаточно ясно, и он опять подтолкнул Поросенка.
      «Это как если бы», быстро сказал Поросенок. «Только еще теплее», добавил он после долгого обдумывания.
      «Что теплее?»
      «На другой стороне Леса, где стоит дом И-Ё».
      «Мой дом?», говорит И-Ё. «Мой дом был здесь».
      «Потому что там теплее», говорит Пух.
      «Но я-то знаю…»
      «Пойдем и посмотрим», просто говорит Пух. И он повел их, показывая дорогу.
      «Не может быть двух домов», сказал Пух, «чтобы они были расположены так близко».
      Они обошли Угол и обнаружили там И-Ё-Хауз, такой же уютный, как и все вокруг.
      «Вот он», говорит Пух.
      «Снаружи и внутри», говорит Поросенок.
      И-Ё вошел внутрь и вышел.
      «Замечательно», говорит. «Это действительно мой дом, и я построил его там, где сказал. Итак, должно быть, ветром его перенесло сюда через рощу, и вот он здесь в целости и сохранности. Действительно, место даже лучше».
      «Гораздо лучше», говорят Пух и Поросенок в один голос.
      «Это только показывает, сколько можно сделать, если немного повозиться», сказал И-Ё. «Ты понимаешь, Поросенок? Сначала Мозги, а затем Усердный Труд. Посмотрите на него. Вот как надо строить дома», сказал гордо И-Ё.
      Итак, они его оставили там, и Кристофер Робин вернулся как раз к ланчу вместе со своими друзьями Пухом и Поросенком, и по дороге они рассказали ему о той Ужасной Ошибке, которую они совершили. И когда он кончил смеяться, они все спели Уличную Песню о Снежной Погоде и пели ее всю оставшуюся часть дороги домой. Поросенок, который был все еще не в голосе, вновь аккомпанировал при помощи трам-пам-пам-канья.
      «И я понимаю, что это кажется легко», говорил себе Поросенок, «но не каждый способен и на это».

      Пух неожиданно проснулся среди ночи и прислушался. Затем он встал с кровати, зажег свечу и затопал через всю комнату посмотреть, не пытается ли Кто-бы-то-ни-было залезть в его медовый буфет; но никто не пытался, поэтому он зашлепал назад, погасил свечу и лег в постель. Тогда он опять услышал шум.
      «Это ты, что ли, Поросенок?», спросил Пух.
      Но это был не он.
      «Входи, Кристофер Робин».
      Но это был не Кристофер Робин.
      «Ты мне завтра расскажешь, И-Ё» сонно сказал Пух.
      Но шум не прекращался.
      «Worraworraworraworraworraaworra», говорил Кто-бы-то-ни-был, и тогда Пух окончательно понял, что заснуть ему не удастся.
      «Что это может быть?», думал он. «Много шумов в Лесу, но это другой шум. Это не рычанье, не мурлыканье. Это не лай и не тот звук, который вы издаете, прежде-чем-сочинить-кусочек-поэзии, это особого рода звук, издаваемый странным животным! И он издает его у меня под дверью. Итак, я должен встать и попросить его, чтобы он этого не делал».
      Он встал с кровати и открыл парадную дверь.
      «Хэлло!», сказал Пух на тот случай, если там кто-то был за дверью.
      «Хэлло», говорит Кто-бы-то-ни-был.
      «О!», говорит Пух. «Хэлло!»
      «Хэлло!»
      «О! Так вы тут!», говорит Пух. «Хэлло!»
      «Хэлло!», сказало Странное Животное, недоумевая, сколько же это может продолжаться.
      Пух как раз хотел сказать в четвертый раз «Хэлло!», но подумал, что лучше он этого делать не будет.
      «Вы кто?», спросил он вместо этого.
      «Я», сказал голос.
      «О», говорит Пух. «Ладно, входи» .
      Итак, Кто-бы-он-ни-был вошел, и при свете свечи они с Пухом разглядывали друг друга.
      «Я Пух», сказал Пух.
      «Я Тиггер», сказал Тиггер.
      «О!», сказал Пух, ибо он никогда не видел животных, подобных этому.
      «Кристофер Робин знает насчет тебя?»
      «Конечно, знает», сказал Тиггер.
      «Ладно», говорит Пух, «сейчас середина ночи, а это подходящее время для того, чтобы лечь спать. Завтра поутру мы будем завтракать, мед есть. Тиггерам нравится мед?»
      «Им все нравится», весело говорит Тиггер.
      «Тогда, если им нравится ложиться спать на полу , то я лягу обратно в кровать», говорит Пух, «а утром мы займемся делами». И он лег в кровать и крепко заснул.
      Когда он утром проснулся, первое, что он увидел, был Тиггер, сидящий напротив зеркала.
      «Хэлло!», сказал Пух.
      «Хэлло!», сказал Тиггер. «Я обнаружил еще одного, в точности как я. Я думал, я у них один такой».
      Пух встал с кровати и начал объяснять, что такое зеркало. Как только он дошел до самого интересного места, Тиггер говорит: «Извини меня, я тебя прерву на минутку, там что-то взобралось на твой стол». И с криком «Worraworraworraworraworra» он бросился на скатерть, стащил ее на пол, завернулся в нее три раза, перекатился с одного конца комнаты на другой и после ужасной борьбы вынул голову на свет божий и весело говорит: «Правда, я победил?»
      «Это моя скатерть», сказал Пух, разворачивая Тиггера.
      «Да? Мне бы такое и в голову не пришло».
      «Ее стелют на стол и кладут на нее вещи».
      «Тогда почему она пыталась меня поддеть, когда я не смотрел?»
      «Не думаю, чтобы она пыталась», говорит Пух.
      «Нет, она пыталась», сказал Тиггер, «просто я ее опередил».
      Пух постелил скатерть обратно на стол, поставил на нее большую банку с медом, и они сели завтракать. Как только они сели, Тиггер набрал полный рот меду… и посмотрел на потолок одним глазом, и издал языком исследующий звук, – что-это-там-такое-дали-звук. И затем он сказал весьма решительным тоном:
      «Тиггерам не нравится мед».
      «О!», сказал Пух, пытаясь придать этому звукоизвлечению оттенок Печали и Сожаления. «Я думал, им все нравится».
      «Все, кроме меду», отрезал Тиггер.
      Пуху это было скорее приятно, и тогда он говорит, что поскольку он свой завтрак закончил, то он возьмет Тиггера в гости к Поросенку и Тиггер сможет попробовать немного желудей.
      «Спасибо, Пух», говорит Тиггер, «потому что желуди – это действительно то, что Тиггерам нравится больше всего».
      Итак, после завтрака они пошли повидать Поросенка, и Пух, пока они шли, по дороге объяснил, что Поросенок – это Очень Маленькое Животное, которого испугают внезапные наскоки, и попросил Тиггера не быть таким Прытким хотя бы поначалу. А Тиггер, который всю дорогу прятался в деревьях и напрыгивал оттуда на Пухову тень, когда она не смотрела, сказал, что Тиггеры бывают Прыткими только до завтрака, а как только они поедят чуть-чуть желудей, то они сразу становятся Уравновешенными и Утонченными. Итак, мало-помалу они пришли и вскоре уже звонили в дверь дома Поросенка.
      «Хэлло, Пух», сказал Поросенок.
      «Хэлло, Поросенок. Это Тиггер».
      «О! Серьезно?», говорит Поросенок и отодвигается к другому концу стола. «Я думал, что Тиггеры бывают меньше, чем этот».
      «Еще не такие большие бывают», сказал Тиггер.
      «Им нравятся желуди», сказал Пух. «Вот потому-то мы и пришли. Потому что бедный Тиггер еще не завтракал».
      Поросенок подвинул Тиггеру вазу с желудями и сказал «Угощайтесь», а потом придвинулся потеснее к Пуху и, почувствовав себя немного храбрее, говорит: «Значит, вы Тиггер? Понятно-понятно» – вполне беззаботным голосом. Но Тиггер на это ничего не сказал, потому что его рот был полон желудями…
      После продолжительного чавканья он говорит:
      «И ые у а т о у ей».
      А когда Пух и Поросенок сказали «Что?», он сказал «А о ть а ая!» и вышел на минутку.
      Вернувшись, он твердо сказал:
      «Тиггерам не нравятся желуди».
      «Но ты говорил, что им все нравится, кроме меду», говорит Пух.
      «Кроме меду и желудей», объяснил Тиггер.
      Услышав это, Пух сказал: «О, понимаю», а Поросенок, который был скорее доволен, что Тиггерам не нравятся желуди, говорит: «А как насчет чертополоха?»
      «Чертополох», говорит Тиггер, «это то, что нравится Тиггерам больше всего».
      «Тогда пошли к И-Ё», говорит Пух.
      Итак, они все втроем пошли к И-Ё, и, после того как они шли, и шли, и шли, они наконец пришли в ту часть леса, где жил И-Ё.
      «Хэлло, И-Ё!», сказал Пух. «Это Тиггер».
      «Что это?», говорит И-Ё.
      «Вот это», объяснили одновременно Пух и Поросенок, а Тиггер улыбнулся самым наиприятнейшим образом и ничего не сказал.
      «Что вы, сказали, это было?», спросил И-Ё.
      «Тиггер».
      «А!», сказал И-Ё.
      «Он только что пришел», объяснил Пух.
      «А!», снова говорит И-Ё.
      Он долго думал, а потом сказал: «И когда же он уйдет?»
      Пух объяснил И-Ё, что Тиггер – большой друг Кристофера Робина и что он останется жить в Лесу, а Поросенок объяснил Тиггеру, что он не должен обращать внимания на то, что сказал И-Ё, потому что он всегда мрачный, и И-Ё объяснил Поросенку, что, напротив, он чувствует себя этим утром особенно бодро, а Тиггер объяснял всем, кто хотел его слушать, что он еще не завтракал.
      «Я понял, в чем тут дело», сказал Пух. «Тиггеры всегда едят чертополох. Вот поэтому мы и пришли к тебе, И-Ё».
      «Не бери в голову, Пух».
      «Да нет, И-Ё, я не имел в виду, что мы не хотели тебя видеть».
      «Понятно-понятно. Но ваш новый цветной приятель действительно хочет завтракать. Как, ты сказал, его зовут?»
      «Тиггер».
      «Ну вот, Тиггер, пойдем сюда». И-Ё повел его по дороге, ведущей к зарослям чертополоха, и махнул на них копытом.
      «Этот маленький участок я оставил себе на день рожденья», сказал он, «но в конце концов, что дни рожденья? Приходят сегодня и уходят завтра. Угощайся, Тиггер».
      Тиггер поблагодарил и несколько тревожно посмотрел на Пуха.
      «Это в самом деле чертополох?», шепнул он.
      «Да», говорит Пух.
      «Тот самый, что нравится Тиггерам больше всего?»
      «Совершенно верно», сказал Пух.
      «Понимаю», говорит Тиггер.
      Итак, он набил себе полную пасть и громко захрустел.
      «Оу!», сказал Тиггер.
      Он сел и сунул лапу в рот.
      «В чем дело?», спросил Пух.
      «Горит!», пробормотал Тиггер.
      «Твой друг», говорит И-Ё, «похоже, проглотил пчелу».
      Друг Пуха перестал мотать головой, пытаясь избавиться от колючек, и объяснил, что Тиггерам не нравится чертополох.
      «Зачем тогда было уродовать такой прекрасный куст?», спросил И-Ё.
      «Но ты сказал», начал Пух, «что Тиггерам нравится все, за исключением меда и зжолудей».
      «И чертополоха», говорит Тиггер, бегая кругами с высунутым языком.
      Пух посмотрел на него с грустью.
      «Что будем делать?», спросил он Поросенка.
      Поросенок знал ответ на этот вопрос и сразу сказал, – пойти сказать Кристоферу Робину.
      «Вы найдете его у Канги», говорит И-Ё. Он подошел поближе к Пуху и сказал громким шепотом:
      «Не мог бы ты попросить своего друга перенести эти упражнения в другое место? У меня вскоре ланч, и я не хотел бы, чтобы его затоптали, прежде чем я начну есть. Пустяковое дело, прихоть, но все мы имеем свои маленькие слабости».
      Пух торжественно кивнул и позвал Тиггера.
      «Пошли, зайдем к Канге. Она наверняка много чего найдет тебе позавтракать».
      Тиггер завершил последний круг и подошел к Пуху и Поросенку.
      «Горит!», объяснил он, широко и дружелюбно улыбаясь. «Пошли». И он умчался вперед.
      Пух и Поросенок медленно поплелись за ним. Пока они шли, Поросенок ничего не говорил, потому что ни о чем не мог думать, а Пух ничего не говорил, потому что придумывал стихотворение. И когда он придумал его, он начал так:
      С бедным малюткой Тиггером что нам прикажете делать? Если так дальше пойдет, никогда он не вырастет больше. Мед не по вкусу ему, зжолудей – и тех не желает. Дали чертополох и от него отказался. Много колючек, шипов, а это ему не по нраву. Все, что Другие Животные смачно жуют и глотают, Глотке его не под стать подыхает, бедняк, с голодухи!