При отступлении за Дон мне было поручено возглавлять группу из четырех дивизий, которые поддерживали правофланговые армии фронта. Наши летчики отважно сражались с врагом в воздухе, несмотря на его численное превосходство. Особенно славился боевыми подвигами 2-й истребительный полк 220-й истребительной дивизии. Как сейчас, стоят перед моими глазами красивые сильные бесстрашные ребята Петр Дзюба, Николай Тарам, Тимофей Лобок, Иван Черныш, Григорий Алексеенко, Иван Леонов. Они первыми шли на самые трудные задания, горя желанием нанести наибольший урон противнику, порой ценой своей собственной жизни. Иван Черныш над селом Радьковка у реки Оскол вступил в схватку с тремя «мессершмиттами», двух уничтожил, но третий фашист успел поджечь его самолет. Иван погиб как герой. Мстя за смерть друга, Иван Леонов и Петр Дзюба день ото дня увеличивали счет сбитых гитлеровских самолетов и за свои подвиги были удостоены звания Героя Советского Союза. 30 июля 2-й истребительный полк был заменен в дивизии 512-м. На смену одним героям пришли другие, не менее славные, — Моторный, Семенюк, Макаров… Об их боевых делах речь впереди.

Командиром 220 над стал подполковник А. В. Утин, выпускник Военно-воздушной академии. Это был человек редкой силы воли и целеустремленности. Имея хорошую теоретическую подготовку и большой опыт, он выработал эффективный метод подготовки летчиков к ведению боевых действий на самолетах, которые пришли на смену старым истребителям «чайка» и И-16. Утин личным примером во фронтовом небе учил подчиненных вести на Як-1 в паре и группе маневренный бой с противником. Простой в обращении, сердечный и заботливый, любящий шутку и острое слово, молодой командир скоро полюбился всему личному составу. Впоследствии Утин, как и Антошкин, отличился в боях над Доном и Волгой и был выдвинут командиром авиакорпуса.

Пока мы находились на правом крыле фронта, штаб 8-й воздушной отходил к Россоши. Поступил приказ и нам двигаться в этот пункт, чтобы соединиться там. Но, прилетев на аэродром, мы увидели, что там осталась лишь эскадрилья управления на нескольких По-2. На одном из этих самолетов я вылетел в Павловск, где находилась 235-я истребительная дивизия, которой командовал майор И. Д. Подгорный, впоследствии заместитель главкома Войск ПВО страны.

Подлетая к Дону, я увидел воздушную карусель: пикировали бомбардировщики, вели бой Истребители. На реку обрушивались бомбы, поднимая столбы воды. Это немцы бомбили переправу, а наши истребители стремились во что бы то ни стало помешать им. Бой с каждой минутой становился ожесточеннее. На своем По-2 я не мог даже отвернуть в сторону. Тогда решил: будь что будет — попробую пролететь за Дон. Внизу — кипящая от разрывов бомб река. Я внимательно наблюдал за боем, за тем, как геройски дрались наши летчики-истребители. Но силы были неравны. Накатывающиеся волны бомбардировщиков со зловещим гулом пикировали на скопление войск и переправу.

Тяжелое чувство вызвала эта картина. Снова под напором превосходящих сил врага мы вынуждены обороняться и отступать. По пути в Павловск, а потом в Калач Воронежский, где расположился штаб воздушной армии, я убедился, что отходили наши войска не так, как в 1941-м. Авиация планомерно перебазировалась на восточные аэродромы, части вывезли все имущество, эвакуировали личный состав, ничего не бросили, не потеряли. Никто не оказался в окружении. Летчики непрерывно вели воздушные бои, разведку, мы знали, где и какие силы противника действуют.

В самые тяжелые дни с 8 по 11 июля 1942 года 8-я воздушная армия имела 138 боевых самолетов разных типов. На этом направлении немецкая авиация превосходила нашу в шесть и более раз. Генерал Хрюкин искусно использовал имевшиеся силы на главных и самых опасных направлениях. Делая по три — пять вылетов в день, летчики воздушной армии разрушали переправы через реки Черная Калитва и Свинуха, уничтожали подходившие к ним мотомехчасти и живую силу противника. Наносили удары и по дорогам, препятствуя продвижению войск врага на юго-восток.

В начале июля стало ясно, что частям 8 ВА придется перебазироваться в район Сталинграда Нужно было выяснить, какие там аэродромы, определить будущую дислокацию авиаполков. Тимофей Тимофеевич дал мне задание вылететь в Сталинград и решить все на месте. Прибыв туда, я увидел дымящие трубы заводов, шумные улицы города, привольно раскинувшегося на берегу могучей реки. В нем не чувствовалось еще дыхания боев, он жил обычной трудовой жизнью.

Штаб Сталинградского военного округа находился в доме напротив универмага, в подвалах которого впоследствии укрывался и был взят в плен фельдмаршал Паулюс со своим штабом. Я зашел в кабинет командующего ВВС округа и неожиданно увидел там своего преподавателя Ивана Панфиловича Антошина. Красвоенлет гражданской войны, он в двадцатые годы командовал первой эскадрильей в Ленинграде, где начинал летный путь Валерий Чкалов. Потом был переведен в академию имени Н. Е. Жуковского, где увлекательно передавал свой боевой опыт слушателям. Особенную известность он получил после выхода на экраны кинокартины «Валерий Чкалов». Зрителям полюбился образ командира «бати». До этого Антошина так в академии никто не называл, а после у него словно бы и не было другого имени.

Во время войны я уже встречался с ним на Западном фронте в 1941 году. Он командовал ВВС 22-й армии, с которой наша 31-я дивизия взаимодействовала. Теперь снова нас свела судьба. Вспомнили былые времена, посетовали, что приходится встречаться в такой обстановке. Антошин принял близко к сердцу мои заботы, вызвался лично ознакомить меня с аэродромной сетью округа. Сначала я изучил расположение площадок по карте в штабе, потом облетел их. Вскоре прибыли офицеры тыла нашей армии. Уточнил с ними места базирования частей и опять вернулся в Калач Воронежский. Мои предложения были рассмотрены, утверждены, и полки начали перелетать в район Сталинграда. Туда же отправился и штаб воздушной армии. А я опять остался с оперативной группой для организации поддержки войск и прикрытия железной дороги Борисоглебск — Сталинград.

Командный пункт располагался на станции Панфилове. Близ нее на аэродроме находились штурмовики, потом к ним присоединились бомбардировщики. В состав группы входили еще две истребительные дивизии.

Что можно сказать о тактике немецко-фашистской авиации? Собственно, она действовала так же, как и в 1941 году. На направлении главного удара или на острие своего танкового клина наносила мощные удары, прикрывала наступающие части и, кроме того, стремилась нарушить наши коммуникации. Крупные группы по 20 — 40 — 60 самолетов бомбили советские войска, железнодорожные станции, строящиеся оборонительные сооружения и сосредоточение резервов. Фашистские истребители действовали группами по 10 — 18 самолетов.

Усилия наших истребителей в этот период были направлены главным образом на то, чтобы прикрыть от ударов с воздуха свои войска. Перед авиационными частями ставилась основная задача — всеми силами и средствами задерживать и останавливать наступающие войска противника, особенно танковые.

Ставка Верховного Главнокомандования принимала экстренные меры по усилению нашей воздушной армии. С 20 июля по 17 августа мы получили 21 авиаполк (447 самолетов). Радовало нас то, что три четверти прибывших на фронт боевых машин составляли новые истребители Як-1, Як-76, грозные штурмовики Ил-2, скоростные пикирующие бомбардировщики Пе-2.

В этот же период Ставка Верховного Главнокомандования направила в войска основополагающие указания: как эффективнее использовать боевые возможности новых самолетов. В июне 1942 года мы получили приказ Народного комиссара обороны «О действиях наших истребителей по уничтожению бомбардировщиков противника». В нем отмечалось, что советские истребители, встречая группы «юнкерсов», вступают в бой с прикрывающими их «мессерами».

В результате противник получает возможность почти безнаказанно наносить удары по нашим войскам. Приказ требовал: «Считать основной задачей наших истребителей при встрече с воздушным противником уничтожение в первую очередь его бомбардировщиков». Это стало одним из принципов применения советской истребительной авиации, ее тактики.

Значительно чаще истребители стали наносить бомбовые удары. «Бомбодержатели (по две балки на каждом самолете), — говорилось в приказе Наркома обороны, — установлены не случайно и не для украшения самолета, а для того, чтобы использовать и эти самолеты для дневного бомбового удара по врагу… Применение истребителей на поле боя для бомбометания днем значительно увеличит ударную силу нашей авиации…»

Мы получили также приказ Народного комиссара обороны об использовании штурмовиков в качестве дневных бомбардировщиков. Сначала летчики на Ил-2 попробовали действовать с бреющего полета, но с малой высоты можно было применять только бомбы с замедлением, что снижало эффективность ударов. Тогда Тимофей Тимофеевич поручил мне отработать в 228-й штурмовой дивизии методы бомбометания с высоты 800 — 1000 м и пикирования с углом до тридцати пяти градусов. Для этого 228 шад, которой командовал полковник В. С. Степичев, была отведена на аэродромный узел Урюпинск, в район Борисоглебска. Первые же полеты на бомбометание с пикирования под углом 30 — 35° насторожили нас. Самолет в таком крутом пике подвергался резким перегрузкам, на которые он не был рассчитан. Тогда мы решили уменьшить угол в два раза, установить его в 10 — 15 градусов. Оказалось, что при таком пикировании и бомбометание эффективнее. Да и после сбрасывания бомб можно еще обстрелять цели из пушек. За неделю интенсивных испытаний мы отработали атаки штурмовиков с круга и написали инструкцию. Она была утверждена командующим, и после этого штурмовики 8-й армии бомбили с большим эффектом.

Но мы еще чувствовали себя в долгу перед наземными войсками. Не могли авиаторы в полной мере помочь им в июле 1942 года, в дни тяжелых боев на Дону. Уже в начале месяца передовые части немецко-фашистских армий нанесли удар во фланг и тыл Юго-Западного фронта и к 10 июля вышли в большую излучину Дона в районе Кантемировка, Боковская, Морозовск, Миллерово. На севере и на юге войска нашего фронта вынуждены были отходить на левый берег реки. А сталинградское направление оказалось слабо прикрытым. В эту брешь нацелились фашистские дивизии. По решению Ставки Верховного Главнокомандования в большую излучину Дона перед Сталинградом выдвигались две армии — 62-я и 64-я.

Чтобы усилить помощь с воздуха этим армиям и улучшить взаимодействие с ними, командующий приказал мне срочно побывать на их командных пунктах. Как туда быстрее добраться? Конечно, на По-2. Правда, фашистские истребители буквально охотились за этими самолетами в воздухе. Потому нужно было глядеть в оба: как появится «мессершмитт», немедленно укрываться в овраг, чтобы не попасть под обстрел. Но не всегда это удавалось. Несколько командиров было убито.

И на этот раз, пережив несколько тревожных минут при встрече с «мессерами», я добрался до Калача Донского. Оттуда на автомашине предстояло ехать дальше. Командный пункт 62-й армии располагался в хуторе Перелазовский. Штаб и средства управления были так искусно замаскированы, что их с трудом удалось найти. Я рассказал командарму генералу В. Я. Колпакчи о своих поисках КП, заметил, что раз его на земле не видно, значит, с воздуха немцы тем более не обнаружат. Он ввел меня в курс дела, ознакомил с обстановкой, объяснил, где авиации необходимо немедленно ударить, чтобы задержать противника. Разведчики полу чили задание выявить расположение вражеских артиллерии, танков, резервов.

Я доложил командарму о возможностях авиачастей, выделенных для поддержки 62-й армии. Мы обо веем договорились. Тут же по радио передал в дивизии первые приказания, доложил генералу Хрюкину о полученных заданиях и начале действий.

«Теперь можно и гостей встречать», — сказал Колпакчи. Дело в том, что к 15 часам к нему должны были прибыть заместитель командующего фронтом и член Военного совета. В такой сложной обстановке приезд начальников не мог не беспокоить командарма. Бой идет близко. Генерал Колпакчи докладывал обстановку и решения прибывшим генералам, когда зашумел репродуктор и послышался голос штурмана, передававшего результаты воздушной разведки. Нужно напрягать слух и внимание, чтобы разобрать слова доклада. Это и вывело из равновесия заместителя командующего фронтом.

— Что за передача, ничего не разберешь! — возмутился он.

Ему доложили, что офицер штаба все записал. Пикирующие бомбардировщики находятся в воздухе и ждут указаний.

— Плохо! Посадить сюда, — указал он на пашню, — командира, пусть доложит и получит задание.

Я объяснил, что здесь площадки нет и средств тоже, летчик произвести посадку не сможет.

— Как это он не сядет? За невыполнение приказа под суд!

Тут вмешался член Военного совета, послал меня на радиостанцию ставить задачу; за время моего отсутствия, очевидно, состоялся разговор, после которого в управление полетами заместитель командующего фронтом больше не вмешивался. Этот факт еще раз показал, что требование не допускать неправильного использования авиации было не лишним.

Окруженные части 62-й армии сражались упорно и стойко, прорвали кольцо и соединились со своими войсками. Армия здесь дралась весь июль и первую пятидневку августа. Потом с боями медленно отходила в направлении Калач Донской.

Левее нее сражались бойцы 64-й армии под командованием генерала М. С. Шумилова. Изматывая и обескровливая врага, наши части на этом участке с боями отходили на нижнее течение Дона в направлении Мышкова.

На стыке этих двух армий у Калача сосредоточивалась 4-я танковая армия. Там она формировалась и там же теперь наносила контрудары. Авиация должна была содействовать их успеху и прикрывать переправы.

Для управления истребителями была поставлена станция наведения в районе переправы Калач Донской. Вверх по течению Дона в трех-четырех километрах от расположения КП фронта действовал крупный узел связи. А я со своей радиостанцией кочевал вокруг переправы и наводил истребителей, вызывал их с аэродромов при появлении «юнкерсов» и «хейнкелей», которые пытались бомбить мосты и сосредоточение 4-й танковой армии. Данные о приближении самолетов противника мы получали от постов ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи). Я имел возможность по радио быстро вызывать с аэродромов своих истребителей. Это была первая такая радиостанция в 8-й воздушной армии. Она обеспечивала наведение, разведку, передачу распоряжений командования. На основе полученного опыта была составлена инструкция.

Наших воздушных бойцов не останавливало численное превосходство врага, они дрались с большим мастерством, проявляя при этом образцы героизма и отваги. Особенно выделялись высокой выучкой, дерзостью и храбростью летчики 434-го истребительного авиационного полка под командованием майора И. И. Клещева. Навсегда сохранится в памяти напряженный маневренный воздушный бой, проведенный ими в конце июля 1942 года. Дело было так.

Заместитель командира эскадрильи капитан И. М. Черкашин вылетел с четверкой самолетов Як-1 на прикрытие своих войск и переправ в районе Калач Донской. Вскоре с запада появилось 40 бомбардировщиков противника Ю-88 и 10 истребителей Ме-109. Мы с пункта управления предупредили об этом Черкашина.

Несмотря на большое превосходство в силах врага, ведущий нашей четверки сумел обойти его истребителей и стремительно атаковать бомбардировщиков. Не успели фашисты опомниться, как четыре Ю-88 вспыхнули и рухнули на землю. Остальные вражеские самолеты сбросили бомбы куда попало и поспешно повернули на запад Истребители противника, ошеломленные дерзостью советских летчиков, не приняли боя и тоже убрались следом за своими бомбардировщиками. Вот что значит внезапность и стремительность удара.

В другой раз Черкашин во главе шестерки атаковал группу в 90 «юнкерсов» и 8 «мессершмиттов». Смелой атакой советские истребители расстроили боевой порядок вражеских бомбардировщиков, вынудили беспорядочно сбросить бомбы и уйти на свою территорию. В этой воздушной схватке наши летчики сбили пять самолетов врага, не потеряв ни одного своего. Черкашин меткими очередями уничтожил два «юнкерса», а его ведомый лейтенант Морозов — один.

«Не теряй времени на подсчет вражеских самолетов, а стремительно атакуй и уничтожай их» — так учил своих боевых друзей Черкашин. «Смелый да умный всегда добьется победы — не числом, так умением», — говорил он.

За боевые заслуги Черкашин уже в то время был награжден двумя орденами Красного Знамени и орденом Отечественной войны I степени.

В 434-м истребительном авиаполку доброй славой пользовалась боевая пара в составе командира звена лейтенанта Кукушкина и его ведомого сержанта Смирнова. Но недолго они воевали вместе. Возвращаясь с боевого задания, летчики встретили на маршруте девять немецких бомбардировщиков и двенадцать истребителей. Несмотря на малый запас горючего, Кукушкин и Смирнов атаковали противника, сбили пять вражеских самолетов и сорвали их удар по нашим войскам. В этом бою смертью героя погиб лейтенант Кукушкин.

Командир полка майор Клещев был мастером огня и маневра, умело руководил подчиненными в бою. За первые 18 дней битвы под Сталинградом он и его летчики провели 144 воздушных поединка с врагом, сбили 36 самолетов.

Жизнь Клещева оборвалась трагически. Любимец летчиков двадцатичетырехлетний командир полка погиб в сентябре 1942 года. Самолет, на котором он летел с фронта в Москву, в отпуск, попал в очень сложные метеоусловия и разбился. Воспитанный им летный состав продолжал храбро сражаться с врагом.

Одновременно с истребителями напряженные боевые действия вели штурмовики и бомбардировщики. Поддерживая 1-ю и 4-ю танковые и 62-ю армии, наносившие контрудар западнее Калач Донской, наши экипажи только за 28 и 31 июля уничтожили свыше 30 танков, 180 автомашин с войсками и грузами, много артиллерийских орудий.

Командующий воздушной армией Т. Т. Хрюкин, горячо радуясь каждому успеху летчиков, лично поздравлял и награждал отличившихся. Он навещал раненых воздушных бойцов в госпиталях, когда внимание и поддержка им были особенно нужны. Вспоминается случай со старшим лейтенантом И. И. Кобылецким.

Девять истребителей Як-1 сопровождали восьмерку штурмовиков, вылетевших на уничтожение переправы противника в районе Калач Донской. При подходе к цели советские летчики были встречены 25 вражескими истребителями Ме-109. Восемь «мессеров» насели на пару «яков», возглавлявшуюся старшим лейтенантом И. И. Кобылецким. В завязавшемся воздушном бою ведущий со своим ведомым сбили два «мессершмитта», но и их самолеты были повреждены. Покидая горящий «як», Кобылецкий получил ожоги третьей степени, а при приземлении с парашютом сломал обе ноги. В тяжелом состоянии его доставили во фронтовой госпиталь, который находился на левом берегу Волги. Узнав об этом, Т. Т. Хрюкин навестил боевого летчика, поблагодарил его за доблестную службу Родине, сообщил о представлении к высокой награде. До этого И. И. Кобылецкий был удостоен орденов Ленина, Красного Знамени и Красной Звезды. Впоследствии ему присвоили звание Героя Советского Союза.

Несколько позже командующий воздушной армией поощрил ведущего наших штурмовиков сразу же после нанесения ими удара. Группу возглавлял один из славных летчиков сталинградского неба командир эскадрильи старший лейтенант Иван Иванович Пстыго, ныне маршал авиации.

Восьмерка «илов» вылетала тогда по срочному вызову командования наземных войск, чтобы атакой с воздуха задержать продвижение противника. Обстановка на фронте была чрезвычайно сложной, и существовала опасность ударить по своим частям. От летчиков требовалась буквально ювелирная точность. Ведущий группы, все штурмовики действовали с величайшей осмотрительностью и мастерством, метко сбросили бомбы на прорвавшиеся вражеские танки. После возвращения на свой аэродром И. И. Пстыго явился к командиру 504 шал майору Ф. Болдырихину:

— Докладывает старший лейтенант…

— Отставить! — прервал его Болдырихин. — Вы — капитан.

Командир рассказал, что Т. Т. Хрюкин лично наблюдал за действиями штурмовиков, остался доволен эффективностью их удара. Как только «илы» легли на обратный курс, он подписал приказ о повышении в воинском звании ведущего группы.

Не забывал командарм Т. Т. Хрюкин и воинов частей обеспечения, проявлявших образцы мужества и трудового героизма.

…Старший сержант Денис Ковтун, ефрейторы Евгений Кузьменко и Дмитрий Шурша, красноармейцы Петр Якобчук, Иван Гура получили задание — оборудовать ложный аэродром и сделали это очень искусно. Фашисты клюнули на «приманку» — значительная группа вражеских машин усердно бомбила макеты самолетов. Находчивые воины для большего эффекта сами поджигали их. То в одном, то в другом месте вспыхивали соломенные машины. Фашистские бомбардировщики, сделав последний заход, развернулись на запад. Их сменила другая группа. Десятки налетов совершили «юнкерсы» на эту площадку. Сбросили 500 бомб.

Тимофей Тимофеевич слетал на У-2 к отважным аэродромщикам. От имени Президиума Верховного Совета СССР он вручил смельчакам правительственные награды. Орден Отечественной войны I степени получил старший сержант Денис Ковтун, ордена Отечественной войны II степени — ефрейторы Евгений Кузьменко и Дмитрий Шурша, красноармейцы Петр Якобчук, Иван Гура.

Все воины-сталинградцы знали имя сержанта Бобищева, летчика-штурмовика 431-го полка. Делая в день по три-четыре боевых вылета, он только в июле уничтожил 15 танков, 30 автомашин, несколько сот гитлеровцев.

Горько было слышать печальную весть о героической смерти военкома эскадрильи 686-го полка батальонного комиссара И. П. Зозулинского. Это случилось в конце июля. Его самолет был подбит над целью. Видя, что спасти машину невозможно, герой не пожелал выброситься с парашютом и попасть в руки врага, он предпочел смерть позорному плену и направил горящий штурмовик на колонну бензоцистерн и танков противника. Даже погибая, военком нанес немалый урон гитлеровцам. После огненного удара наши летчики еще долго наблюдали взрывы и пожары в стане врага.

Для штурмовых действий по войскам противника использовались также истребители. Весть об одном удивительном случае, происшедшем в 268-й истребительной авиадивизии, заинтересовала не только летчиков, но и командование армии. Мне довелось встретиться с «виновниками» этого события и выслушать их рассказ. Говорил главным образом командир звена младший лейтенант Сыромятников.

— Получил я боевую задачу, — немного смущаясь, начал он, — звеном нанести штурмовой удар по колонне мотопехоты на дороге. Сообщил я ее своим боевым друзьям: младшим лейтенантам Макарову, Кирпичникову и Корсакову. Долго им разъяснять не пришлось, мы друг друга с полуслова понимаем.

Немного помолчав, Сыромятников продолжал:

— С солнечной стороны на небольшой высоте незамеченными подошли к дороге. Видим, поднимая столбы пыли, движутся автомашины с солдатами. Подаю команду, как договорились на земле, атаковать передних. С первого захода вспыхнули четыре вражеских автомобиля. Колонна остановилась, а нам только это и надо было. Идем в атаку. Над дорогой все больше клубов дыма от горящих автомашин. А мы боевым разворотом уйдем вверх и опять наносим удар со стороны солнца.

Вначале зенитный огонь был слабый, затем усилился. Опомнились фашисты, начали огрызаться.

Вдруг мой самолет прошила очередь крупнокалиберного пулемета, а через мгновение мотор стал сбавлять обороты. Все попытки «оживить» его окончились неудачей. Самолет быстро терял высоту.

— Страшно, поди, стало? — спросил я Сыромятникова. Он поднял на меня свои ясные голубые глаза и бесхитростно ответил:

— Может, и страшно, да некогда было в этом разбираться. Лихорадочно искал выход. Воспользоваться парашютом — значит попасть в руки врага. Нет, думаю, надо как можно дальше на планировании уйти от вражеской колонны, выиграть время, пока гитлеровцы подоспеют к месту посадки самолета, и подготовиться к бою. Твердо решил — дешево жизнь не отдам.

Сбросил я в воздухе фонарь кабины, выбрал поровнее площадку и сел на фюзеляж. От удара на мгновение потерял сознание. Придя в себя, вскочил на ноги и первое, что увидел, это своих истребителей поочередно пикирующих в сторону колонны врага. Сразу понял: они прикрывают меня, не допускают гитлеровцев к месту посадки.

Заметил и другое. Один из самолетов прошел бреющим надо мною, и летчик покачал машину с крыла на крыло. Затем горкой набрал высоту, развернулся боевым разворотом на 180 градусов и, убрав газ, перешел на планирование.

Стало ясно, что друзья хотят посадить самолет и взять меня на борт. Это до слез тронуло меня. Немного успокоившись, прикинул, где может оказаться истребитель после приземления, чтобы быстрее добежать до него. Но он сел почти рядом со мной. В кабине — младший лейтенант Макаров.

Вдалеке показалась автомашина с гитлеровцами. Мы быстро облили бензином подбитый истребитель, и пламя охватило его.

Втискиваюсь за сиденье летчика. Когда самолет взял разбег, а затем оторвался от земли, сразу отлегло от сердца; вскоре мы были на нашем аэродроме. Выскакиваю из кабины, хочу обнять и расцеловать своего спасителя, а он в недоумении отбивается. Только и сказал: «А здорово мы их, гадов, разделали!»

Когда Сыромятников кончил рассказывать, я горячо поблагодарил его за честную службу Родине.

Подлинным героем в небе Сталинграда показал себя командир звена 183-го истребительного полка старший лейтенант М. Д. Баранов. 6 августа четверка «яков» под его командованием вела бой против 25 «мессершмиттов». Снайперским ударом Баранов сбил одного «мессера», но при выходе из атаки заметил группу из шести «юнкерсов». Он дал команду своим товарищам нанести удар по бомбардировщикам. Баранов подбил один «юнкерс», тот сразу пошел на снижение и приземлился в расположении наших войск. Остальные поспешили повернуть назад. Но истребители врага продолжали бой. В этой схватке Баранов сбил еще один «мессершмитт». Против него дрались четыре истребителя противника. У нашего летчика кончились боеприпасы. Тогда он решил применить оружие отважнейших — таран и правой плоскостью ударил по стабилизатору Ме-109.

Вражеский самолет, потеряв управление, упал на землю. Самолет Баранова тоже поврежден, и летчик вынужден выброситься с парашютом. Под охраной своего ведомого он приземлился на нашей территории.

Политуправление Сталинградского фронта выпустило листовку. «Товарищи летчики! Истребляйте немецких оккупантов! Бейте их так, как Герой Советского Союза Михаил Баранов! Он уничтожил 24 вражеских самолета, разбомбил сотни автомашин, танков, бензоцистерн, паровозов, истребил около тысячи гитлеровских солдат и офицеров. Слава герою Михаилу Баранову! Он защищает Родину умело, с честью и достоинством!»

Трудные задачи выпадали на долю наших летчиков-штурмовиков. Порой они оказывались единственной силой, сдерживавшей наступление танковых частей врага.

Так получилось в начале августа южнее Сталинграда. Гитлеровское командование, встретив упорное сопротивление наших войск в излучине Дона, повернуло 4-ю танковую армию с кавказского направления на сталинградское. Вражеские танки двигались в район Котельниково, Абганерово, где наших войск было очень мало. Вскоре гитлеровцы появились на подступах к станции Котельниково. С аэродрома Абганерово летчики 228-й штурмовой дивизии под командованием полковника В. В. Степичева старались задержать их продвижение. И вдруг как снег на голову сообщение из штаба воздушной армии: Котельниково взято противником. И приказ: нанести штурмовой удар по этой станции.

— Как же так? — недоумевали мы. — Бьем и бьем по наступающим на Котельниково танкам, а они вдруг на станции. Такого не может быть! Авиация порой лучше видит, где именно находятся вражеские войска.

Посоветовавшись с командиром дивизии Степичевым, решаю не посылать пока штурмовиков на Котельниково, а еще раз произвести тщательную разведку того района.

Прилетают разведчики, подтверждают: на станции противника нет. Стоят там наши эшелоны с ранеными. И опять у меня крупный разговор с Тимофеем Тимофеевичем. Он спрашивает:

— Почему не выполняете решение Военного совета?

Докладываю:

— Надо раньше узнать, в чьих руках Котельниково

— Вы опять своевольничаете, — продолжает он. Я отвечаю:

— Летчики видели, что в Котельниково нет противника, по своим бомбить мы не можем.

— Что вы там, — кипятится командующий, — глаза в карман спрятали, что ли? У нас есть совершенно точный доклад, я посылаю бомбить Котельниково.

Убедительно прошу его воздержаться от этого. Кажется, уговорил. А у самого тоже на душе неспокойно. Вдруг разведчики ошибаются и враг достиг Котельниково?

Наступает вечер. Один наш летчик, сбитый в районе Котельниково, добрался до Абганерово на попутных машинах Был на станции Котельниково, говорит:

— Сам видел эшелон с ранеными. Готовятся уезжать сюда, в район Сталинграда. Никаких войск врага поблизости нет.

— Когда вы там были? — спрашиваю.

— В шестнадцать часов, — отвечает летчик.

Я опять на телеграф. Докладываю Хрюкину: пришел летчик из Котельниково и подтверждает, что станция наша.

— Значит, кто-то информировал Военный совет неправильно и продолжает необоснованно упорствовать, что Котельниково у противника, — ответил мне Тимофей Тимофеевич. — Я представляю командованию фронта ваши данные. Правильно, что не бомбили, а то ударили бы по своим. Меня все же тревожит то, что вы слишком близко сидите и аэродром Абганерово на большой дороге, как бы вас ночью танки противника не прихватили…

Я его успокоил и пообещал вести разведку ночью вдоль дорог на автомобилях, а самолеты держать в готовности к немедленному взлету. Немцы не застанут нас врасплох.

— Добро! — согласился Хрюкин. — Действуйте. Я иду докладывать!

На аэродроме Абганерово были подготовлены две разведгруппы на автомобилях, одну пустили вдоль железной дороги на Котельниково, а вторую — через Аксай по грунтовой дороге. Доложил в штаб армии, что послал наземную разведку.

Через некоторое время возвратилась машина из Котельниково. Разведчики доложили, что там наши, станция работает. Я сразу же сообщил об этом в штаб армии, чтобы успокоить Тимофея Тимофеевича, знал, что он будет волноваться, несмотря на наши заверения о принятых мерах.