А разве забудешь подвиг летчика-истребителя старшего лейтенанта С. П. Путякова, в то время адъютанта одной из наших эскадрилий! Всегда бодрый, никогда не унывающий, он поражал друзей хладнокровием и расчетливостью в бою. Вот что рассказал он о своем первом бое:

— Утром командир поставил передо мной задачу: уничтожить зенитные точки противника. Пролетев линию фронта, я заметил, что сзади звена наших самолетов появился истребитель. Подойдя поближе и убедившись, что это самолет противника, я дал пулеметную очередь. Фашист пошел вниз, я догнал его и выпустил еще одну. «Мессершмитт» врезался в землю. Я полетел дальше, на подавление зениток противника.

Конечно, на самом деле все было не так просто: наш летчик проявил высокое боевое мастерство, умело вышел на удобную для атаки позицию, с которой без промаха поразил такую юркую и малоразмерную цель.

На другой день Путяков вместе со своим командиром капитаном А. Привезенцевым решительно атаковал и уничтожил второй фашистский самолет.

Наступил новый боевой день. Чуть светало, а старший лейтенант Путяков после короткого отдыха уже находился у своей машины. Прячась в утреннем тумане, над аэродромом на небольшой высоте пролетел неизвестный самолет. Путяков быстро запустил мотор и вылетел в погоню. Через несколько минут он настиг самолет, на котором рассмотрел советские опознавательные знаки. Но трудно обмануть опытного летчика. Покачиванием с крыла на крыло Путяков подал неизвестному сигнал: «Заходите на посадку!» Но вместо того чтобы выполнить команду, самолет резко увеличил скорость. Путяков дал предупредительную очередь и вынудил экипаж подчиниться своему требованию. При вынужденной посадке вне аэродрома экипаж погиб. По документам удалось установить: под советский самолет был замаскирован гитлеровский воздушный разведчик.

10 августа Путякову пришлось драться с большой группой фашистских истребителей. Он расстрелял весь боекомплект и потом, безоружный, сумел уйти от преследования фашистов. Хотя в этот раз он не сбил ни одного вражеского самолета, командир похвалил его за мужество и мастерство. Механики насчитали в «чайке» 326 пробоин. Весь реглан летчика был иссечен осколками, но сам он оказался невредимым.

Во второй половине августа 1941 года наши воздушные разведчики установили, что гитлеровцы готовятся к наступлению. Об этом говорили, в частности, участившиеся налеты на станции Великополье, Андреаполь, Старая Торопа. Решили организовать засаду. 20 августа лейтенанта Н. Морозова, младших лейтенантов А. Попова и Л. Муравицкого мы направили на полевую площадку у станции Великополье.

Два слова о Луке Муравицком. Когда часть перебазировалась с Дальнего Востока, наиболее подготовленным летчикам мы разрешили перегонять самолеты самостоятельно. Муравицкому же тогда не доверили машину: слишком молод он был! Настоящая летная зрелость пришла к нему в дни боев.

Самолеты в засаде обслуживали младший воентехник Ф. Потапов, механики старшина Н. Елисеев, старшие сержанты И. Азаров и Титов. Прибыв на площадку, они сразу же оборудовали стоянки для боевых машин, замаскировали их, вырыли щели. Напряжение в летной работе было исключительное. За считанные минуты самолеты заправлялись горючим и пополнялись боеприпасами, чтобы снова подняться в воздух,

«Юнкерсы» очень часто налетали на полевую площадку, сильный огонь по ней вела и вражеская артиллерия. Но наши летчики блестяще действовали из засады. Они уничтожали вражеские самолеты в воздухе, расстраивали боевые порядки бомбардировщиков, направлявшихся в расположение советских войск.

21 августа противник произвел три налета на Великополье. Шесть «юнкерсов» бомбили площадку, когда взлетал младший лейтенант Л. Муравицкий. Точными атаками он сбил два из них. Младший лейтенант А. Попов, возвращаясь с задания, сразил еще одного.

После посадки Попов приказал дозаправить машину, почистить пулеметы и пополнить боекомплект. Техники и механики сразу же принялись за дело. При осмотре они обнаружили поломку ударника у одного из пулеметов. Нужно было быстро устранить этот дефект.

Солнце клонилось к горизонту, все больше тускнея в сгущавшейся дымке. Младший лейтенант Попов готовился к вылету. Были приведены в порядок два пулемета из четырех. Вдруг со стороны станции послышалась стрельба, а затем неподалеку появились танкетки с крестами на бортах. Отважный командир принимает решение: во что бы то ни стало выйти из-под удара, спасти самолет и людей. Младший лейтенант Попов быстро занимает свое место в кабине, отдает приказ младшему воентехнику Потапову уничтожить горючее и следовать на автомашинах в Торопец. Младший воентехник Федор Потапов спрашивает, как быть с пулеметами, которые не поставлены на самолет и не заряжены. Попов уточняет:

— Полечу без них. К запуску! — Взлетев прямо со стоянки, он на бреющем пошел над полем.

«Сжечь горючее? Самим отходить?» — эти вопросы волновали младшего воентехника Потапова. И он решил: «Бензин вывезем, все три тонны. И боеприпасы тоже. Они нам еще пригодятся».

А танкетки с черной свастикой продолжали беспорядочную стрельбу. Вот тут-то и выручила маскировка. Помог и туман. Противник не заметил группу наших техников. А двигаться к аэродрому наугад не решался.

После погрузки боеприпасов младший воентехник Потапов скомандовал: «По машинам!», трехтонный ЗИС с бензобаком и автостартер двинулись к ближайшей деревне, находившейся примерно в трехстах метрах. Фашисты усилили огонь, но по-прежнему били наугад. Когда наши машины с техниками подъехали к селу, навстречу им из крайней избы выбежала старушка и закричала: «Ой, сынки мои, не заезжайте сюда, здесь немцы». Поблагодарив ее, Потапов решил объехать деревню. Машины повернули к линии железной дороги. Стартер удачно переехал рельсовый путь, а ЗИС с баком застрял. Кто-то из механиков предложил сжечь горючее. Но Потапов оставался твердым в своем решении. Он вышел из кабины стартера, огляделся, прислушался к стрельбе. Начинало темнеть. Солнце уже давно закатилось, и стало темно. Позади виднелось большое зарево.

— Ребята, давайте поднажмем! — бодро сказал воентехник. — Нас шесть человек, неужели не справимся.

В это время техническую группу догнал вездеход. Он и помог перетащить грузовик через полотно.

Тронулись дальше. Впереди была деревня Литвинове. Остановились. Потапов и старшина Н. Елисеев пошли в разведку. Убедившись, что немцев в селе нет, заехали туда. Здесь оказалось пятнадцать автомашин, стоявших без горючего, а в их кузовах наши раненые бойцы.

Каждый техник и механик неплохо водил автомашину. Остальных шоферов Потапов подобрал из числа раненых.

Заправив все машины, авиаторы двинулись по дороге на Торопец. К утру младший воентехник благополучно привел автоколонну на свой аэродром. Ф. Потапов и его помощники совершили настоящий ратный подвиг.

К тому времени в печати все больше появлялось сообщений о подвигах авиаторов, о наградах отличившимся. А про нас в газетах не было ни строки, да и наградами пока никого не отметили. Стали высказывать жалобы: «Разве мы плохо воюем? Нас не замечают? Уже столько самолетов сбили».

Я не раз беседовал с офицерами по душам, доказывая, что ничьи заслуги в бою Родина не забудет. Но слова оставались словами, и мы с комиссаром Н. П. Бабаком решили принять меры к тому, чтобы поощрить лучших бойцов.

А тут вдруг от прокурора 29-й армии получаем приказание выслать для допроса и суда Н. Н. Морозова за то, что он сбил свой самолет. К тому дню Морозов уничтожил уже пять фашистских стервятников, стал одним из первых асов в полку, а его отдают под суд. За одной неприятностью нагрянула другая: Н. П. Бабак узнал, что началось следствие по поводу незаконного питания личного состава за счет местного населения. Это, мол, пахнет поборами. В общем, прокуратура против нас вела два следствия.

Я доложил члену Военного совета 29-й армии К. А. Гурову о своих неприятностях. Он подробно расспросил про вызов прокурора и трудности с питанием. Тут же пообещал прекратить оба следствия.

— Что касается наград за славные боевые дела и сбитые самолеты, — распорядился он, — напиши представления на Морозова и остальных отличившихся. Поддержу.

Между тем обстановка на фронте снова накалилась до предела. 22 августа противник крупными силами начал наступление. Главный удар он наносил по левому флангу 22-й армии. К вечеру 23 августа вражеские танки прорвались с юга в тыл наших войск, оборонявшихся в районе Великих Лук. Многим наземным частям пришлось вести бой в окружении. Понятно, как важно было, чтобы воздушные разведчики в такой критической ситуации непрерывно следили за противником.

Истребители вылетали на разведку, как правило, парами и вели ее визуально. Воздушным разведчикам приходилось «лезть в самое пекло».. Они пробивались сквозь сплошные завесы зенитного огня и, увертываясь от атак истребителей противника, проникали в районы сосредоточения вражеских войск, добывая нужные командованию сведения.

Старший лейтенант Н. К. Петров на истребителе И-16 поднялся в воздух на рассвете 23 августа 1941 года с летного поля в Старой Торопе. Его ведомым был лейтенант П. Н. Орлов.

Установив, что на станции Новосокольники выгружаются танки, а по дороге Невель — Чеваты движутся автоколонны врага, разведчики взяли курс на аэродром Старая Торопа, северо-западнее озера Жижицкое. Самолеты были обстреляны с земли.

…Выйдя из зоны огня зенитной артиллерии, Петров перевел «ишачка» в набор высоты с тем, чтобы, маскируясь облачностью, незаметно пересечь линию фронта. И когда ему уже казалось, что полет прошел благополучно и важные данные о противнике будут своевременно доложены командованию, под самолетом разорвался вражеский зенитный снаряд. Была изуродована приборная доска, пробит бензобак, сильно повреждено хвостовое оперение. Один из осколков, отскочив рикошетом от бронеспинки, попал старшему лейтенанту Петрову в голову. Теряя сознание, летчик интуитивно взял ручку управления «на себя», и истребитель скрылся в облаках.

Вскоре штопорящий И-16 вывалился из облаков, и казалось, уже ничто не остановит его падения. Но на малой высоте летчик, придя в себя, вывел машину из штопора. «Во что бы то ни стало надо в кратчайший срок доставить командованию важные сведения о противнике» — эта мысль помогла воздушному бойцу собрать все физические и моральные силы. Превозмогая острую боль в голове, временами теряя сознание и зрение, он все-таки довел плохо слушавшийся рулей самолет до своего аэродрома. У границы летного поля он выключил зажигание и, с трудом различая землю, по какому-то, только летчикам присущему чутью сумел посадить машину. Подбежавшие летчики и техники помогли боевому товарищу выбраться из кабины, а потом с нескрываемым удивлением рассматривали фюзеляж, крылья, хвостовое оперение, изрешеченные осколками. Из пробоин в баке неровными струйками стекал на землю бензин.

Старший лейтенант Петров плохо видел: все как в густом тумане. Он попросил немедленно отвести его к командиру.

После доклада его тотчас же отправили в госпиталь. Заботами врачей Николай Константинович вскоре поправился. Как рады были мы встретить его через месяц на аэродроме!

25 августа перед истребителями была поставлена новая, не менее сложная задача: найти места скопления войск противника на участке железной дороги Кунья — Великополье — Назимово. Я подчеркнул, что эти данные ждут в штабе фронта На основе их будут приняты важные решения. Оценив обстановку, дал еще одно указание — наблюдение вести с бреющего полета.

И вот три истребителя в воздухе. Прижимаясь к земле, они проносятся вдоль полотна железной дороги, стремительно пересекают линию фронта. И почти сразу же видят большое скопление войск. Немецкие части движутся по железной дороге, по полям, по проселкам. Снизу бьют зенитки. Снаряд попал в самолет лейтенанта П. Н. Орлова Отважный летчик погиб на глазах у своих друзей. Попов и Мотылев продолжают разведку. Осколок снаряда заклинивает мотор на машине младшего лейтенанта В. И. Мотылева. Летчик ранен в голову, плечо и ногу. При вынужденной посадке на пашню его самолет капотирует и загорается.

Превозмогая невероятную боль, Мотылев выбирается из-под пылающих обломков и, пользуясь наступившей темнотой, скрывается в лесу. Ночью он набрел на ручей, промыл раны, перевязал их разорванной рубашкой и стал пробираться к своим. Прибыв в часть, он с радостью узнал, что их командир звена младший лейтенант Попов благополучно закончил полет на разведку войск и доставил ценнейшие сведения.

Мы с командиром полка решили дать отдохнуть Попову, выполнившему подряд несколько тяжелейших заданий. Но на следующий же день, узнав о том, что восточнее Великих Лук попала в окружение и нуждается в установлении связи с нашим командованием большая группа советских войск, младший лейтенант сам попросил послать его на разведку.

— Вы же ранены, — пытался я отговорить его.

— Рана пустяковая. А я в этом районе рос и каждую тропинку знаю.

Пришлось уступить. Попов полетел. Когда вернулся, доложил:

— Товарищ полковник, ваше приказание выполнил, свои войска нашел, сбросил вымпел, красноармейцы подняли его, я сделал два виража и в этом убедился.

Через два часа связь с окруженными частями была восстановлена, и они 26 августа вышли из окружения.

Всего за полтора месяца боев летчик Попов совершил 150 вылетов, сбил лично и в составе группы 14 вражеских самолетов. Друзья не отставали от него: Муравицкий выполнил 105 вылетов и уничтожил 10 самолетов, Морозов 100 раз вылетал на боевые задания и имел на счету 12 сбитых фашистских самолетов. Высоких боевых показателей добились В А. Хитрин, В. В. Мигунов, Н. М. Дудин. Все они вскоре были удостоены звания Героя Советского Союза.

Противник рвался на восток. Ведя тяжелые бои, наши войска отходили. В августе дивизия переместилась на аэродромный узел Селы, Оленине.

На усиление к нам прибыл 198-й штурмовой полк во главе с подполковником М. И. Горлаченко, ставшим в дальнейшем генералом, командиром штурмового корпуса. Здесь я впервые увидел в деле штурмовики Ил-2, или «горбатых», как их называли на фронте. Внушительно выглядели они на земле и в воздухе.

Броня делала этот самолет похожим на крылатый танк. Имея надежную защиту, летчик-штурмовик разил врага с малой высоты бомбами, пушками, реактивными снарядами. Немцы боялись наших Ил-2 и называли их «черной смертью».

Поразительный эффект давали залпы реактивных установок «илов». В сентябре, когда противник предпринял наступление на город Белый, именно из этого оружия штурмовики наносили врагу наибольшие потери в живой силе и технике. Один наш «ил» так ударил по немецкому танку двумя реактивными снарядами, что тот перевернулся.

Если штурмовики шли эскадрильей и давали залп реактивными снарядами, то все обстреливаемое на земле пространство закрывалось сплошным бушующим облаком огня, дыма и пыли. Казалось, там не оставалось ничего живого.

Всем летчикам понравилось реактивное оружие. Бомбы, пушки, пулеметы — все это давно стало привычным. Эти снаряды поразили не только новизной, но и результативностью. Дело дошло до того, что наши оружейники предложили приспособить их для стрельбы по самолетам с земли. Стали готовить пусковую установку, чтобы при появлении противника над аэродромом прицеливаться и бить по нему этими снарядами. Как мы ни охлаждали пыл, они все же попробовали и убедились: попасть эрэсом в летящий самолет очень трудно.

Штурмовой полк, действовавший слаженно и решительно, вскоре завоевал уважение среди авиаторов нашей дивизии. Его летчики делали ежедневно по два-три вылета, несмотря на то что наступила осень, а с ней и короткие дни и ненастье. Они выработали свои боевые приемы. Своевременной разведкой выявляли скопление живой силы и техники врага, например, у переправ. Туда направлялись группы «илов». В первом заходе они наносили удар по головным машинам, чтобы остановить движение, потом громили остальные.

Именно так был организован боевой вылет двух эскадрилий на штурмовку автоколонн противника западнее города Белый. Водил группу майор Б. И. Кобрин, заместитель командира полка.

Нужно сказать, что штурмовики, как правило, возвращались без потерь, в этот же раз с задания не вернулся летчик Орел. Товарищи уверяли — его видели при выходе из атаки. Что с ним произошло дальше, никто не заметил. Фашисты вели сильный зенитный огонь.

Через некоторое время командир полка Горлаченко сообщил по телефону, что Орел нашелся.

— Где? — спрашиваю.

— Во Ржеве.

А аэродром штурмовиков находился от Ржева в три раза дальше, чем от фронта. Я подумал: летчик оторвался от строя, потерял ориентировку и шел «в общем направлении на восток».

К вечеру Горлаченко сообщил, что летчик доставлен. Я сам решил с ним побеседовать. Уже в темноте прилетел на аэродром штурмовиков. В большой землянке Орел, невысокий худощавый летчик, оживленно беседовал с товарищами.

— Доложите, как все произошло? — спрашиваю я. Летчики, слушая его рассказ, едва удерживались от смеха.

«Мы атаковали, — говорит, — раз, два, три и, перед тем как возвращаться домой, нанесли последний удар. С бреющего, конечно, и когда уже кончили атаку, стали набирать высоту, горкой, чтобы дальше идти над лесом. Когда я переводил самолет в горизонтальный полет, в хвосте разорвался снаряд, машину дернуло. Товарищи стали разворачиваться, и я, значит, ручку отклоняю и ногу даю. А самолет идет прямо, не реагирует. В чем дело? Ручка, педали работают, нигде управление не заклинило. Значит, тросы управления перебиты, соображаю. „Ил“ идет по прямой, устойчиво, направление держит на восток от линии фронта. Думаю, что же делать? Пусть идет. А там буду что-то предпринимать, сяду где-нибудь, все же как-нибудь заставлю его слушаться. Пока же сесть прямо-таки некуда Кругом лес. Подходящей полянки не видно. Стал уже беспокоиться: скоро и горючее кончится. А места для посадки никак не подберу.

Пробовал свернуть «ил» — не хочет. Потом вижу: впереди большое-большое поле — вроде аэродром. Приглядываюсь — знакомый: Ржев.

Но как садиться? Я немного газ приберу — самолет опустит нос, скорость увеличится, газ прибавлю — машина нос задирает, скорость падает. Так, с помощью газа и управлял «илом» при снижении. И посадил его. Отрулил к границе аэродрома. Вылез из кабины, глянул и испугался. Хвоста-то нет совсем! Киль и рули высоты разбиты. И я впервые подумал: на этой машине можно летать и без хвостового оперения».

Рассказывал он весело, хотя говорил об опаснейшей ситуации. Видно, у летчика был такой же большой «запас надежности», как и у его боевого друга «ила».

…Наши войска продолжали вести тяжелые бои в районе Белого. Линия фронта приближалась к аэродромам. Больше того, когда противник вышел на железную дорогу, соединяющую Ржев и Вязьму, мы оказались как бы в тылу его войск. Пришлось из района Селы, Оленине перелетать в Старицу и Луковниково. Мы учли, что фронт неустойчив, близко проходит дорога Ржев — Калинин, по которой могут прорваться танки врага Тем более что ненастье затрудняло наблюдение за противником. Штаб дивизии и один полк оставили на правом берегу Волги, а другие части посадили на аэродромы за рекой.

1 октября летчикам 29-го полка мы поставили задачу: вести разведку над населенными пунктами Свиты, Сафонове, Морзино, Жабоедово. В этом районе противник под прикрытием зенитной артиллерии и истребителей сосредоточил крупные танковые и пехотные силы. Его цель — наступление на Ржев, а в дальнейшем на Москву. Это стало нам известно 2 октября, когда гитлеровцы начали операцию «Тайфун».

По пять — шесть вылетов в день выполняли наши истребители и штурмовики, несмотря на трудные погодные условия. 2 октября удачно вели разведку в районе Свиты, Сафонове, Бор летчики Тормозов и Чмыхун. Возвращаясь с задания, они увидели большую группу фашистских самолетов — шесть «юнкерсов» и восемь «мессершмиттов». Семикратное превосходство не остановило наших бойцов. Они стремительно врезались в строй противника и сбили ведущего «юнкерса». Остальные фашисты, напуганные этой смелой атакой, сбросили бомбы на лес и болото. «Мессеры» не вступили в бой. Наши «ястребки», прикрываясь облачностью, вернулись на свой аэродром.

5 октября в еще более напряженной схватке с врагом погиб славный летчик 29-го истребительного Антон Чмыхун. В тот день четверка в составе Хитрина, Мигунова, Гребнева и Чмыхуна провела два воздушных боя и сбила три самолета врага. Во время второй схватки получил повреждение И-16 Мигунова. Он едва держался в воздухе, и заметившие это «мессершмитты» не уходили, искали удобный момент, чтобы добить его. Антон прикрывал своего боевого друга. Он вступил в бой с тремя «мессершмиттами». В его машину попал снаряд, и она стала разваливаться. Чмыхун сражался до последнего мгновения, и только смерть оборвала его пулеметную очередь. Мигунов же дотянул машину до поляны и пошел на вынужденную. Самолет после приземления скапотировал, летчик был ранен.

Тяжело терять замечательных бойцов. Погиб Попов, не доживший до того дня, когда стал известен указ о присвоении ему звания Героя Советского Союза, не вернулся из воздушного боя над Западной Двиной лейтенант Череда… А вот теперь Чмыхун. Первые наши герои, недолго сражались они, но мы их помним и будем помнить всегда. Они побеждали врага в самый трудный, начальный период войны, вдохновляя своим героизмом и мастерством молодых летчиков.

День ото дня росли потери самолетов. Даже в самом боевом 29-м истребительном полку осталось всего семь исправных машин. Восполнять утраты было нечем — авиазаводы в это время перебазировались на восток и продукции выпускали мало.

Техники и механики, можно сказать, героически трудились над восстановлением поврежденных в боях машин. Делалось это главным образом в ночное время, так как днем авиаспециалисты обслуживали полеты, которые начинались в 4 — 5 часов утра, а кончались иногда ночью. Летчики производили по 6 — 8 боевых вылетов, и техники только успевали дозаправлять машины горючим, пополнять боекомплекты, подвешивать бомбы.

В 29-м истребительном отлично организовали работу по восстановлению боевых машин военинженер 3 ранга Н. Пилипенко, воентехники 1 ранга Л. Быков и Ф. Беляев. Когда, например, истребитель младшего лейтенанта П. Бондарца получил в воздушном бою 240 пробоин (наше звено сражалось с 12 «мессерами»), то первым после возвращения осмотрел его Пилипенко. Тут же определили объем ремонтных работ и выделили специалистов в помощь экипажу воентехника 2 ранга Г. Дайненко. За ночь И-16 был введен в строй.

Восстанавливали не только свои самолеты, но и те, которые наши авиаспециалисты находили в районах боев. Поискам подбитых боевых машин у нас занимался парторг звена управления воентехник 2 ранга А. Филиппов. 6 октября он доложил мне: «Товарищ командир, привез самолет, но разгружать здесь, на аэродроме, не стал, так как я проехал от Ржева и до Старицы и ни одной нашей части не встретил, фронта нет, в таком положении всякое бывает». Я посмотрел на воентехника и подумал: как прекрасно он понимает обстановку и заботится о своей дивизии. Он знает, есть командир, штаб, наблюдающие за противником. Но считает своим долгом доложить: проехал, никого*не видел. Предлагает и самолет здесь не ремонтировать. Я поблагодарил его за службу и сказал: «Отправляйтесь на аэродром Клин. Там и приступайте к ремонту машины».

Из доклада я узнал, что подбитый самолет они нашли на полпути от Ржева до Старицы. Подняли машину, но ехать ночью не решились: темно, а грунтовая дорога сильно размокла. Можно было завязнуть в пути. Решили переночевать в копнах сена, а утром ехать дальше.

Расположились на отдых. Вдруг в полночь услышали шум. Приходит военный, в командирском плаще, без знаков различия, и возбужденно кричит:

— Вы что, к немцам в плен собрались? Впереди никого нет, а вы тут спать устроились.

Филиппов ему докладывает:

— Товарищ командир, вот мои документы. Мы техническая команда, вот наш самолет стоит, но ехать ночью невозможно: грязь, дождь, мы решили дождаться утра.

— А вы знаете, что танки противника сюда идут?

Техник ответил, что связывался со штабом дивизии и что ему сказали: угрозы пока нет. А если опасность возникнет — мы сразу за Волгу. Вот же она, рядом. Военный в плаще пошумел еще и махнул рукой: мол, делайте что хотите. Скомандовал сопровождавшим его людям спустить в Волгу два грузовика и «эмку». Подчиненные выполнили его указание. Еще что-то побросали в воду. Потом все сели в легковую машину и уехали.

Настало утро. Филиппов и его товарищи подошли к реке и увидели затопленные.у самого берега автомобили. Моторист разделся под холодным моросящим дождем и нырнул в воду. Вылез, весь дрожит, его оттирают, а он говорит:

— Машины исправны, хорошие. Жалко оставлять.

Взяли трос, прицепили к своим грузовикам и вытащили. Пригодятся еще машины. И легковую тоже вытащили. Развели костер, обогрелись немножко. А потом вспомнили: отступавшие что-то еще в воду кидали. Моторист снова стал нырять. Говорит:

— Там сейфы.

Авиаспециалисты встревожились: думают, попадут сейфы к немцам, а в них, может быть, документы какие. С помощью троса поочередно вытащили три сейфа. Привезли их и сдали мне.

Я поблагодарил Филиппова и всю его команду. Вызвали специалиста, который открыл сейфы. В них оказались планы наших оборонительных сооружений. Правда, они были под угрозой сдачи противнику, но все равно оказались бы находкой для врага. На планах стоял штамп штаба одной из наших армий. На следующее утро документы были доставлены в штаб Западного фронта, находившийся в Перхушкове. Потом мне сообщили, что нашли тех, кто в панике бросил сейфы и машины, сурово наказали их.

…10 октября 29-й истребительный полк получил приказ перебазироваться. Все самолеты были готовы к перелету, кроме одной «чайки», у которой мотор выработал ресурс. Старший инженер полка Н. Пилипенко распорядился как можно быстрее заменить двигатель. Техники И. Барановский, Г. Яскевич, В. Брежнев и механики немедленно приступили к работе. Руководил ими воентехник 1 ранга Ф. Беляев.

Нового мотора на складе не оказалось. Командир БАО отдал приказ Беляеву сжечь самолет, а техникам и механикам как можно скорее уезжать. Но воентехник 1 ранга Ф. Беляев хорошо знал цену каждой боевой машине. Он решил: самолет ни в коем случае не бросать, постараться доставить его в свою часть.

Аэродром опустел. Беляев организовал оборону стоянки. Техники приготовили винтовки, гранаты, сняли с самолета пулемет ШКАС и установили на козелке.

12 октября вечером в воздухе появился немецкий разведчик, сделал два круга на высоте 100 метров и сбросил светящуюся бомбу. Но техники работу не прекратили. Они знали, как нужно поступать каждому в случае посадки вражеского самолета. Разведчик сделал еще один круг и исчез. Позже на летном поле появились вражеские мотоциклисты. Но поскольку на аэродроме было тихо и темно, они быстро уехали, видимо решив, что здесь никого нет.

В час ночи техники стали грузить части разобранной «чайки» на автомашину ЗИС. Кузова других автомобилей заполнили боеприпасами, в том числе реактивными снарядами. Их было около шести тонн. В два часа ночи двинулись в направлении Торжка.

Подъехав к городу, авиаторы увидели, что он охвачен пламенем. Хотели ехать в Калинин, но узнали, что там уже идут ожесточенные бои. Тогда повернули на Бежицк. Шел дождь, машины буксовали на проселках.

В Бежецк прибыли 16 октября и сразу же стали собирать «чайку». Новый мотор получили в мастерских. В свой полк техники доставили самолет, полностью готовый к полетам. На нем отправился на боевое задание Герой Советского Союза лейтенант В. Мигунов. Спасенная техниками «чайка» дослужила до того дня, когда полк стал перевооружаться на новую технику.

В середине октября войска 22, 29 и 31-й армий Западного фронта отошли на рубеж Осташков, Селижарово, Ельцы, Оленине, Сычевка. Атаки гитлеровцев продолжались. 41-й моторизованный корпус 3-й немецкой танковой группы начал наступление на Калинин.

Учитывая возможность прорыва танков противника, штаб ВВС Западного фронта определил нам запасной аэродром в районе Клина. Соседняя с нами 46-я авиадивизия должна была в случае опасности перебазироваться в предместье Калинина — Мигалово. Перелетать на запасные аэродромы нам разрешалось, если противник подойдет на расстояние до 10 км. Когда соседи сообщили, что их штаб и полки уже отправляются в Мигалово, мы рассудили иначе: немцы Ржев еще не взяли, а от него до нас километров тридцать, если не больше. Значит, уходить рано, можно еще отсюда летать и бить врага.

Конечно, меры предосторожности были приняты. И штаб, и радиостанции мы поставили, как говорится, на колеса, чтобы по первому сигналу перебазироваться на новое место.

Рано утром фашистские самолеты совершили налет на Старицу. А нам было известно, что противник наступление танковых групп почти всегда упреждал ударами с воздуха. Поэтому мы сразу же штаб перевели из Старицы в лес, а разведчикам поставили задачу найти место сосредоточения вражеских танков. Вскоре после вылета они доложили по радио, что на дороге Ржев — Старица неприятельских войск нет. Идут отдельные подводы. Видимо, отходят наши обозы.

Примерно часов в двенадцать ко мне прибежал начальник связи капитан Слухаев и доложил:

— Товарищ командир, немецкие танки идут на Старицу.

Я вышел из КП, прислушался: точно, слышна стрельба. Вот так поворот, думаю. Ведь наша воздушная разведка не обнаружила танков. Позже выяснилось, что они прошли не по большаку, а по проселочной дороге, закрытой лесом, откуда мы их совсем не ждали.

Сразу после доклада начальника связи я передал по радио полкам: перелетайте на запасной аэродром, но радист квитанцию не получил и связь оборвалась. И тут меня охватила тревога, а может, они и приказ не поняли, и не перелетят на запасной аэродром. Отправив штаб в Клин, решил проехать на аэродром и лично убедиться, улетели ли самолеты. Машина у меня была надежная, на ней можно было проехать по любой проселочной дороге. И вот мы втроем — шофер, адъютант и я — помчались по параллельной дороге в обгон вражеских танков. Едем и внимательно наблюдаем за воздухом. Смотрю, появился наш У-2, покружил и сел неподалеку от нас в поле. Вот, думаю, счастье подвернулось. На самолете наверняка долечу до аэродрома раньше, чем придут туда танки.