Более 30 минут занял взлет групп самолетов, выделенных для разгрома окруженной группировки немецко-фашистских войск. Как и ожидалось, спланированное нами эшелонирование по высоте, «растяжка» по времени, а главное то, что всем командирам было известно количество одновременно действующих частей, позволило избежать опасного скопления самолетов над целью. Все полки выполнили задачу отлично, потерь не было, все самолеты вернулись на свои аэродромы.

Все командиры полков, дивизий и корпусов, участвовавших в налете, были поощрены. Меня маршал Г. К. Жуков также наградил золотыми часами.

Впоследствии в своих воспоминаниях он писал, что видел, как шел разгром немцев юго-восточнее Бобруйска: «Сотни самолетов 16-й армии С. И. Руденко, взаимодействуя с 48-й армией, наносили удар за ударом по группе противника. На поле боя возникли пожары: горели многие десятки машин, танков, горюче-смазочные материалы. Все поле боя было озарено зловещим огнем. Ориентируясь по нему, подходили все новые и новые эшелоны наших бомбардировщиков, сбрасывавших бомбы разных калибров. Немецкие солдаты, как обезумевшие, бросались во все стороны, а те, кто не желал сдаться в плен, туг же гибли. Гибли сотни и тысячи солдат, обманутых Гитлером, обещавшим им молниеносную победу над Советским Союзом».

Высоко оценил действия 16 ВА и командующий ВВС, главный маршал авиации А. А. Новиков. Он прислал нам телеграмму:

«Нашими войсками в результате наступления юго-восточнее Бобруйска была окружена большая группировка противника, состоящая из остатков 7 пехотных и 1 танковой дивизий, которая оказывала упорное сопротивление нашим войскам. Для того чтобы разгромить противника и принудить его к сдаче, 27.6.44г. в период 19.15 — 21.00 16 ВА в количестве 523 самолетов был нанесен массированный бомбово-штурмовой удар по окруженной группировке противника юго-восточнее Бобруйска. В результате успешно проведенного авиационного удара окруженная группировка противника была разбита, а ее остатки в ночь на 28.6.44г. были пленены наземными войсками.

Таким образом, авиационные части свою задачу выполнили отлично, за что всему личному составу, принимавшему участие в массированном ударе — летчикам, штурманам, стрелкам-радистам, — ОБЪЯВЛЯЮ БЛАГОДАРНОСТЬ.

Телеграмму довести до всего личного состава авиачастей 16 ВА. НОВИКОВ».

28 июля войска 48-й армии довершили разгром деморализованной и рассеянной вражеской группировки.

В тот же день наши «ястребки» вылетали на штурмовку автоколонн противника, двигавшихся по шоссе Березине — Червень. Мастерски действовали здесь летчики 55-го гвардейского истребительного полка Они атаковали цели с высот от 1300 до 2000 метров. Особенно отличились ведущие групп Герой Советского Союза гвардии подполковник В. И. Шишкин, дважды водивший группы на штурмовку, и его заместитель гвардии капитан А. Д. Кучерявый. За день пулеметно-пушечным огнем было сожжено 55 автомашин и 3 штабных автобуса, уничтожено до 150 солдат и офицеров.

В конце июня 16 ВА оказывала помощь соседней армии генерала К. А. Вершинина в уничтожении войск противника, отступающих по шоссе Могилев — Минск, в полосе 2-го Белорусского фронта.

Утром 29 июня летчики нашего 3-го бомбардировочного авиакорпуса разрушили мост через Березину. Удар по переправе с пикирования нанесла эскадрилья самолетов Пе-2 во главе с капитаном Р. С. Сулеймановым. Штурманом экипажа был старший лейтенант П. А. Козленке, ставший впоследствии Героем Советского Союза Мост рухнул. Ведомые экипажи атаковали войска и технику противника, скопившиеся на берегу реки. В стане врага началась паника. Непрерывными налетами пикировщики и штурмовики не позволяли гитлеровцам восстанавливать мост и продолжали уничтожать живую силу и технику врага.

Во второй половине дня 29 июня командование 4-й немецкой армии было вынуждено направить колонны отступающих войск по проселочным дорогам, чтобы организовать их переправу севернее и южнее Березино. Темпы отхода противника резко замедлились. А наша авиация продолжала наносить удары по вражеским войскам.

Бывший командующий 4-й немецкой армией генерал Типпельскирх в своих воспоминаниях с горечью писал:

«Командование 4-й армии, собрав все, что можно, попыталось удержать у Березино, а также севернее и южнее города переправы через Березину и обеспечить их с флангов. Три ее корпуса по-прежнему находились восточное реки, с трудом отбиваясь от энергично наседавшего с фронта и флангов противника, от партизан и преодолевая непроходимые болота, исключавшие всякое свободное передвижение. Бесконечный поток тяжелой артиллерийской техники, зенитных батарей и всевозможных машин с огромными усилиями продвигался по давно уже выбитой, но единственно возможной для отступления дороге, пересекавшей у Березино реку Березина. Непрерывные налеты авиации противника причиняли тяжелые потери (в частности, погибли два командира корпуса и один командир дивизии), а также вызывали бесконечные заторы среди отступавших колонн. Русские штурмовики то и дело разрушали мост у Березино, после чего на восточном берегу реки всякий раз образовывались огромные скопления машин»[19] .

За пять дней операции войска нашего фронта прорвали вражескую оборону на участке протяженностью 200 километров, окружили и уничтожили крупную его группировку и продвинулись в глубину до 110 километров. 29 июня, они освободили Бобруйск.

Мы с А. А. Новиковым направились туда Прежде всего заехали в крепость, расположенную у моста через Березину Там увидели множество пленных. Когда я вышел из машины, сидевшие немцы сразу встали и вытянулись по стойке «смирно». Невольно подумалось: крепко же их вымуштровали. Из крепости поехали к реке. Мост оказался разрушенным. Значит, удар бомбардировщиков был точным.

На следующий день мы слетали в район Титовки. Там нам удалось разгромить с воздуха основные силы окруженного противника. Недавно еще грозную боевую технику врага советские летчики превратили в груды металла.

Истребители, конечно, не оставляли на земле таких отметин, как бомбардировщики и штурмовики. Но мы видели и в Бобруйске, и в Титовке немало обломков сбитых немецких самолетов. Воздушные схватки продолжались.

30 июня 1944 года летчики 67-го гвардейского полка старший лейтенант В. П. Алексеев и младший лейтенант В. Д. Березин, прикрывая бомбардировщиков, вступили в бой с «фокке-вульфами».

Меткими очередями первый из них сбил один вражеский самолет, второй — два. В ходе поединка Березин был ранен в голову и руку. Разорвавшийся снаряд нарушил управление самолетом. Фашист бросился преследовать подбитую машину. Березин мгновенно убрал газ и, когда «фоккер» проскочил вперед нажал на гашетки пулеметов и пушек. Вражеский истребитель загорелся и пошел к земле. Осмотревшись, Березин увидел площадку с выложенным «Т» и повел машину на посадку. Приземлился он на бывшем партизанском аэродроме, в районе, уже освобожденном от оккупантов. Местные жители оказали летчику медицинскую помощь, и он, сдав самолет на хранение партизанам, вернулся в свою часть. За отвагу и мужество комсомолец Березин был удостоен правительственной награды.

В одном из боев особенно отличились коммунист старший лейтенант Б. Г. Деев и комсорг эскадрильи лейтенант В. Г. Кармин. Они сбили по два ФВ-190.

Командование наземных войск высоко оценивало боевую помощь авиации. Издавались специальные приказы, в которых отмечались подвиги наших крылатых богатырей и их надежных помощников — инженеров, техников, механиков.

30 июня в приказе по войскам 48-й армии хорошую оценку получили боевые действия 196-й штурмовой авиадивизии, которой командовал подполковник К. К. Грищенко. Она способствовала успешному прорыву обороны противника на западном берегу реки Друть и освобождению городов Жлобин и Бобруйск.

Добрый отзыв о помощи штурмовиков в боях 26 и 27 июня 1944 года восточное Бобруйска прислал нам командир 95-й танковой бригады полковник А. И. Кузнецов: «Штурмовые и бомбовые удары были метки, сильны и своевременны. Урон, нанесенный противнику, значительно ослабил его силы. Он надломил его и морально. Пленные рассказывали, что солдаты и офицеры непрерывно поглядывали в небо, боясь очередного налета „крылатых танков“. Не случайно они прозвали их „черной смертью“.

От генерала Бахарева из 9-го танкового корпуса мы тоже получили благодарственную телеграмму за поддержку и помощь, оказанную летчиками 199 шад.

При прорыве долговременной обороны штурмовики произвели 789 боевых самолето-вылетов. Они уничтожали группировку противника, стремившегося вырваться из окружения в направлении Бобруйск, отметка 382. За время Рогачевско-Бобруйской операции 199 шад уничтожила 46 танков, 1285 автомашин. 170 орудий, 4000 гитлеровцев.

Высокий темп продвижения наших войск, естественно, радовал, но он прибавил много новых забот. Как я уже отмечал, радиус действия штурмовиков и истребителей очень быстро оказывался недостаточным для своевременной и надежной поддержки и прикрытия передовых частей. Нужно было то и дело перебазировать «илы». В период планирования и подготовки операции мы включили в состав подвижных соединений несколько батальонов аэродромного обслуживания, личный состав которых был специально обучен ведению боевых действий в специфических условиях быстрого продвижения по вражеским тылам, захвату и удержанию аэродромов противника. Каждая из колонн БАО имела с собой запас бензина, масла, продовольствия, оборудования — словом, все необходимое для обслуживания авиационного полка С ними шли саперные команды для разминирования захваченных полос. Командиры авиационных соединений получили задание разведывать и осваивать аэродромы на освобожденной территории в соответствии с потребностью в них.

Благодаря принятым мерам мы смогли в июле шесть раз перебазировать соединения штурмовой авиации, по семь-восемь раз — истребителей, по три-четыре раза — дневных бомбардировщиков. Соединения перемещались не одновременно, а последовательно, как бы перекатами. Пока одни осуществляли маневр, другие вели боевые действия, а затем первые приступали к выполнению заданий и прикрывали перебазирование на оперативные аэродромы остальных частей. Такой порядок требовал очень четкой организации и планирования боевых действий, снабжения непрерывно перемещающихся частей всем необходимым для нормальной боевой работы.

Еще 28 июня командир 299-й штурмовой дивизии полковник И. Крупский, находившийся в боевых порядках конно-механизированной группы, сообщил мне, что аэродром Пастовичи как будто покинут фашистской авиацией, что сам он находится в движении с конно-механизированной группой и не может проверить, так ли это. Пастовичи в это время были в 70 — 80 километрах за линией фронта, в тылу противника, и такой аэродром как нельзя более нас устраивал. Он находился вблизи шоссе, соединяющего Бобруйск и Слуцк.

Почему мы избрали Пастовичи, расположенные на большой дороге? Учли психологию отступающего противника: он не будет двигаться по шоссе, по которому только что прошли наши танки, а изберет для отхода глухие дороги. С аэродрома Пастовичи, расположенного в 80 километрах за линией фронта, можно успешно поддерживать и 1-й танковый корпус, и конно-механизированную группу.

Решили прежде всего послать туда разведчиков. Нужно было установить, занят ли аэродром? Вскоре пришло сообщение: в Пастовичах никого нет, противник отошел под ударами танковых частей. Надо было проверить, не заминировано ли летное поле. А как это сделать?

Помогли безотказные По-2. На них мы отправили в тыл врага двух саперов и офицеров аэродромной службы с наказом: сесть в стороне от взлетно-посадочной полосы и установить, заминирована она или нет. В случае необходимости — разминировать.

Я находился в частях 1-й гвардейской истребительной и 2-й гвардейской штурмовой дивизий, которым предстояло перебазироваться в Пастовичи. Полковники Сухорябов и Комаров еще раз проверили готовность к отлету технических команд Прошел час, другой, а от экипажей По-2 никаких сведений не поступало.

Решаем послать туда пару истребителей, посмотреть, что случилось с разведчиками. Они передали по радио: самолеты стоят около деревни, на аэродроме ходят трое, машут нам руками.

Тут же послали еще один По-2, чтобы он немедленно передал предварительные данные разведки. Вскоре получили сообщение: летное поле не заминировано, можно садиться. Саперы обнаружили бомбосклады, из-за них и задержались. Я решил тоже слетать на захваченный аэродром.

Осмотрели мы его, заняли командно-диспетчерский пункт, находившийся на возвышенности недалеко от шоссе. Посоветовавшись, все же решили не оставлять самолеты здесь на ночь — утром прилетать, весь день выполнять боевые задачи, а вечером возвращаться к себе. Так будет надежнее. Оперативные группы штабов дивизий и БАО остаются на месте, в Пастовичах.

Туда немедленно прибыл полк транспортных Ли-2. Они доставили горючее, боеприпасы и другие средства обеспечения боевых действий. Приступили к делу передовые команды и оперативные группы Их возглавил полковник Комаров. В тот же день транспортный полк произвел еще два рейса и завершил переброску всего необходимого. В полете транспортные самолеты надежно прикрывались истребителями.

К исходу суток Комаров сообщил, что все готово к приему боевых машин. Так, с утра 29 июня в тылу врага вступила в строй крупная авиационная база 16-й воздушной армии. Первое время штурмовики и истребители, как и было предусмотрено, использовали ее только в светлое время суток, а на ночь возвращались на свои точки. Работа с выдвинутой вперед полосы приблизила наши части к быстро наступающим танкистам. Этот опыт мы решили использовать и дальше.

Было, правда, опасение, что противник хотя и отступает, но многократно превосходит в людях и технике любое охранение, какое бы мы ни выставили. Однако наши части шли вперед так стремительно, что гитлеровцам было не до аэродрома, хотя они не могли не понимать его значения.

Были выдвинуты вперед и другие авиасоединения. Вскоре на мое имя поступила такая телеграмма от генерала Баха-рева: «За отличное содействие в продвижении 9 тк прошу объявить благодарность командиру 199 шад Виноградову и всему личному составу вверенной ему дивизии. Штурмовики работали прямо перед танками»[20] .

Кроме поддержки передовых частей наши бомбардировщики и штурмовики уничтожали резервы, перебрасываемые противником с других участков фронта и из оккупированных гитлеровцами стран. Совершались систематические налеты на железнодорожные станции и эшелоны на участках железной дороги Минск — Негорелое; Барановичи — Лунинец.

Продолжались совместные удары летчиков 4-й и 16-й воздушных армий по вражеским колоннам, отходящим по шоссе Могилев — Минск. Противник потерял здесь немало людей и техники, в том числе около 3000 автомашин. Сорвав попытку фашистских войск переправиться через Березину, авиация тем самым обеспечила их окружение в лесах восточнее столицы Белоруссии. Таким образом, удары с воздуха по отступающему противнику повлекли за собой самые серьезные последствия, приобрели оперативное значение.

На Минск наступали одновременно войска всех трех Белорусских фронтов. С юга завершали окружение вражеской группировки 1-й и 9-й танковые корпуса, а западнее — конно-механизированная группа генерала И. А. Плиева 1-го Белорусского фронта. Все необходимое ей доставляли экипажи По-2 271 авиационной Сталинградской ордена Суворова дивизии. В ночь на 23 июля полк перебрасывал конникам боеприпасы с аэродрома Чахец на посадочную площадку Ставы. 21 самолет доставил: 76-мм снарядов — 229 штук, винтовочных патронов — 7680, патронов ТТ — 46 240. Общий вес грузов составил 3131 килограмм.

В ночь на 26 июля самолеты той же дивизии транспортировали горючее. Было перевезено: бензина — 10 600 литров, масла — 1400 килограммов. К этим грузам нужно еще прибавить реактивные снаряды.

В один из дней с конниками неожиданно оборвалась связь. Командующий фронтом забеспокоился, потребовал от штаба исправить положение. Генерал М. С. Малинин позвонил П. И. Брайко, чтобы узнать, не поступали ли к нам какие-либо сообщения от командира авиакорпуса генерала И. М. Дзусова, находившегося вместе с Плиевым. И у нас не оказалось никаких сведений.

Малинин обрушился на Брайко с упреками: вы, мол, авиация и должны знать, где этот корпус. Петр Игнатьевич пришел ко мне расстроенный, но я его успокоил, сказал, что сам поговорю с Малининым. У нас еще на Курской дуге был с ним подобный конфликт.

Тогда в один из моментов нашего наступления штаб фронта не знал, какого рубежа достигли войска 60-й армии, которой командовал И. Д. Черняховский. А летчики, поддерживавшие наступление, видели, где наши войска. Малинин и попросил сообщить, куда дошли передовые части. На основе этого сообщения штаб фронта донес в Москву, что наши войска заняли ряд населенных пунктов. А противник к ночи потеснил наступающих. Из Генерального штаба ночью попросили уточнить: где же наши войска в действительности? Командующий фронтом позвонил в свой штаб и упрекнул Малинина: «Почему неправильно докладываете?» А тот оправдывался: «Это сведения из воздушной армии». Рокоссовский немедленно вызвал меня: «Почему неправильно информируете?» Я объяснил, что наши сведения были достоверными в тот момент, когда летчики сообщали их на землю. А позже войска могли уйти вперед или отойти назад. Поскольку мы не летали, то ничего об этом сказать не могли. Такую информацию должны давать наземные части. Наши сведения хороши для ориентировки, а не для донесения.

Рокоссовский согласился со мной и указал Малинину на ошибку. Теперь я напомнил начальнику штаба фронта тот случай, но он все же попросил организовать поиски «пропавшей» группы. Мы немедленно направили днем ночной бомбардировщик в тот район, где предположительно мог находиться Плиев со своим корпусом. На По-2 вместе с летчиком А. Харитошкиным (впоследствии Героем Советского Союза) отправился в опаснейший рейс штурман И. Семенов.

С наступлением темноты По-2 возвратился обратно. Харитошкин доложил:

— Мы прорвались через передний край, хотя были обстреляны. Сели у назначенной точки на опушке леса. Мотор работал на малом газу. Никто из лесу не выходил. Полная тишина. Мы подрулили к деревьям. Поскольку никого нет, решили остановить двигатель. Самолет закрыли ветками. Посоветовались и пошли в село на разведку.

И вдруг выходит из леса высокий парень в гражданской одежде и спрашивает, зачем мы сюда прилетели. Говорит по-русски. Я объяснил ему, что отказал двигатель и — пришлось пойти на вынужденную. А он в ответ:

— Как можно скорей улетайте отсюда!

— Почему это? — удивились мы.

— Вы демаскируете нас, — ответил парень.

— Хорошо, будем ремонтировать поскорее.

Я отошел к самолету, а Семенов продолжил разговор. И как бы между прочим спросил у него: не видел ли он тут нашей конницы? Парень насторожился:

— А зачем она вам?

— Мы доставляли нашим конникам медикаменты именно в эту деревню, а теперь здесь их нет.

— Ну так бы сразу и сказали.

И парень размашисто зашагал в село, мы — за ним.

В хате, куда он нас привел, сидели за столом генералы Плиев и Дзусов. Склонившись над картами, они о чем-то переговаривались. Парень четко, по-военному доложил командиру корпуса, что По-2 прилетел по заданию. Плиев повернулся к нам. Мы рассказали, что отсутствие связи беспокоит командование и нас послали искать их Плиев понимающе кивнул головой и попросил передать, что немцы планируют крупную операцию по уничтожению корпуса. Поэтому он решил на сутки укрыться в деревнях и за ночь совершить марш в большие леса Все люди и лошади размещены в строениях и замаскированы. В деревнях — никакого движения, полнейшая тишина. Молчат и радиостанции, чтобы немцы не засекли их местонахождение.

— Никаких бумаг писать не буду, — предупредил Плиев. — Устно передайте командованию, что мы переходим в лес и будем продолжать движение на Брест.

Связь была восстановлена. Маневр коннице удался блестяще. Гитлеровцы действительно потеряли корпус. Через сутки Дзусов вышел в эфир и сообщил, что его летчики наносят удары с воздуха, поддерживая наступающий корпус Плиева.

Днем фашистская авиация не могла нам противостоять.

Зато ночью фашистские бомбардировщики еще летали. Особенно настойчиво они рвались к Бобруйску.

Видимо, знали, что там находятся оперативные группы фронта и воздушной армии.

Однако серьезного ущерба одиночные самолеты нанести не могли.

При очередном перебазировании в район Слуцка мы решили разместить оперативную группу подальше от города, в деревне Горошки. Подтянули линии связи, оборудовали командный пункт и начали управлять действиями летчиков. Примерно через час после наступления темноты появились «юнкерсы» и всю ночь бомбили поселок Лесное, в котором мы должны были базироваться. Опять немцы как-то узнали, где мы наметили расположить штаб.

Довольные тем, что не попали под бомбежку, мы с генералом Брайко все же решили за день оборудовать КП на новом месте. Начальник связи полковник Игнатов, как говорят, мобилизовал все и вся, чтобы за 12 часов перенести связь в деревню Новая. К вечеру туда перешел и КП армии.

На минском направлении 1-й гвардейский танковый корпус генерала М. Ф. Панова, наступавший на Пуховичи, 29 июня завязал бой у реки Свислочь с двумя пехотными и одной танковой дивизиями, переброшенными сюда из Прибалтики. На помощь ему были высланы штурмовики. При активной поддержке с воздуха танкисты 2 июля преодолели вражескую оборону. И тут генерал Панов забил тревогу: в танках пустые баки. Пришлось нам срочно доставлять для них горючее через линию фронта. Вездесущие По-2 превратились в воздушные танкеры. Обеспечив их истребительным прикрытием, мы выручили танкистов. Корпус снова ожил и двинулся на Минск.

И ему надо было спешить. В его составе находились саперы, перед которыми стояла особая задача: ворвавшись в Минск, перерезать воз провода на зданиях, заминированных фашистами. О том, что в уцелевшие дома заложена взрывчатка, нам стало известно от партизан. Свою задачу танкисты и минеры выполнили успешно. 3 июля танки корпуса генерала Панова вступили на юго-восточную окраину Минска, а танки 3-го Белорусского фронта вошли в него с востока и севера Город был очищен от врага. Здания разминированы, сохранены и до сих пор украшают столицу Белоруссии.

Вспоминаю в связи с освобождением Минска инцидент, происшедший 5 июля на одном из аэродромов 16-й воздушной армии, неподалеку от Гомеля.

Мы с главным маршалом авиации А. А. Новиковым прибыли на этот аэродром, находившийся теперь глубоко в тылу, чтобы на месте решить некоторые вопросы перебазирования авиационных частей. Два наших полка ждали здесь команды на перелет к фронту.

И вот совершенно неожиданно над летным полем появился самолет-истребитель. Он сделан круг и пошел на посадку.

— Чей самолет? Откуда? — удивился Александр Александрович. — Зовите сюда летчика!

Через несколько минут перед нами появился молодой капитан. Увидев большое начальство, он вытянулся и доложил, что вылетел по тревоге с минского аэродрома, на который напали фашисты.

— Где ваши шлемофон и карта?

— Не успел взять, — смущаясь, ответил капитан. — Вот и летел поэтому на юго-восток, до первого попавшегося на глаза аэродрома.

Главный маршал как следует отчитал его за плохую боевую готовность и неверные действия.

— Уж коли поднялись в воздух неподготовленным, надо было хотя бы разобраться в обстановке, прежде чем лететь куда глаза глядят, — сурово закончил Александр Александрович.

После этого разговора он потребовал от генерала Т. Т. Хрюкина подробного доклада о нападении противника на минский аэродром. Оказалось, что действительно утром 5 июля к восточной границе аэродрома вышла большая группа немцев, не знавших, что город уже освобожден советскими войсками. Завязалась перестрелка. На аэродроме была объявлена тревога. Большинство личного состава, правильно поняв свои обязанности, вступили в бой на земле, защищая подступы к стоянкам самолетов. А несколько летчиков впопыхах запустили двигатели и поднялись в воздух. Вскоре, однако, они, уяснив обстановку и получив по радио соответствующие указания с земли, совершили посадку в Минске. Кроме одного, который прилетел к нам в 16-ю воздушную армию.

С выходом передовых отрядов 2-го Белорусского фронта к Минску восточнее города была окружена более чем стотысячная группировка немецко-фашистских войск.

Так закончился первый этап Белорусской операции. Войска четырех фронтов при поддержке авиации за 11 дней прошли до 280 километров, разгромили главные силы группы армий «Центр» и освободили Минск. Был достигнут высокий темп наступления, в среднем 20 — 25 километров в сутки. Наши самолеты ни разу не отстали от событий и обрушивались на врага в самые решающие моменты сражения. Новым для нас было то, что теперь на уничтожение любого объекта мы могли выделить в любое время суток практически неограниченное количество самолетов, но штаб делал точнейшие расчеты и выпускал столько машин, сколько требовалось для гарантированного выполнения задач.